Текст книги "Между мной и тобой (СИ)"

Автор книги: Владислава Кадочникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Радовало лишь то, что Виктор даже сомнений не имел о том, что ребенок может быть и не от него. Он доверял Юри, был уверен в его верности – и тем ужаснее было терять такого человека.

Не дождавшись ответа, Виктор вздохнул и вновь посмотрел на черно-белое изображение, сдвинув вбок прикрепленный к нему листок.

– Это мальчик или девочка?

– Я не знаю еще, – с трудом выдавил Юри, рассматривая ножки дивана.

– Сколько недель?

– Девять.

– Сколько времени ты знаешь об этом? О том, что… – он не договорил, но Юри понял.

– Где-то недель пять… наверное?

– Пять, с ума сойти! Пять недель… И ни словом, ни взглядом – что ты планировал делать дальше? Ты собирался когда-нибудь мне рассказать?

Юри понял, что говорить правду о его планах – про Юру и Отабека – не стоит, поэтому лишь покачал головой.

– Да почему, Юри, почему? – взорвался, наконец, Виктор, вскакивая с дивана и глядя на него так, словно тот его страшно предал. – Почему, по-твоему, я не заслужил быть отцом? Я что, ужасный человек, бью тебя? Не зарабатываю? Не имею квартиры? Ненавижу детей?

Юри глядел на него расширенными глазами, отступив назад на пару шагов – он не ожидал такого. Впрочем, последнее предположение царапнуло слух.

– Но ведь ты… – начал он, перебивая мужа. – Ты ведь действительно их ненавидишь!

– Кого ненавижу?

– Детей! Ты ведь не любишь их, поэтому я и не говорил тебе – я думал, что тогда ты захочешь развестись со мной. Потребуешь аборт. Уйдешь.

Виктор открыл рот. Закрыл. Глянул на Юри так, что тот почувствовал, что где-то явно прокололся. Растрепал волосы и звонко шлепнул ладонью по лицу.

– Блять! – емко выразился он и вновь посмотрел на мужа, жмущегося у входа. – Кто тебе сказал такой бред? Нет, подожди, меня больше другое интересует – почему ты поверил в это, сделал свои дурацкие выводы и даже не спросил меня? Может быть, мне лучше знать, ненавижу ли я детей, чем какому-то левому человеку, ты так не думаешь?

Юри действительно почувствовал себя крайне глупо. Неужели все это было… просто идиотской ошибкой? Все эти его страхи, волнения, слезы – все это не имело под собой совершенно никакого основания?

– Значит, это неправда? – уточнил он с надеждой.

– Разумеется, это неправда, – сердито подтвердил Виктор. – Все это время я то и дело мечтал о том, что мог бы иметь с тобой общего ребенка, а то и не одного – а в итоге оказывается, что я не заслужил даже знать об этом. Обидно, Юри, очень обидно.

Юри прижал руку ко рту и всхлипнул, опускаясь на колени и упираясь второй рукой в пол. Он мог убить того, кого так ждал его любимый человек. Он собирался отдать его в чужие руки сразу после рождения. Он пытался ненавидеть его, считая причиной разлада между ними с Виктором. А все это время Виктор мечтал о нем.

И все это произошло из-за того, что он решил послушать чужих людей, а не своего законного супруга.

Такой идиот – даже думать страшно.

Он разрыдался, чувствуя себя почти предателем – но, в то же время, с души словно камень свалился, – и сам не знал, от чего плачет, от горя или от радости.

– Юри, ты чего? Ну, не надо, успокойся… – он не заметил, когда Виктор оказался рядом. Ласковые руки оплели его, и он уткнулся в родное плечо, вдыхая запах дорогого парфюма, им же и подаренного когда-то, прижимаясь ближе и комкая в кулаке ткань чужой рубашки. – Прости, прости, не плачь, тебе нельзя волноваться… Ну же, родной, не обижайся на меня, я просто очень испугался…

– Чего? – невнятно пробормотал Юри, шмыгая носом.

– Что ты не хочешь иметь от меня детей и можешь уйти с ним. Что думаешь, будто я недостоин быть отцом, что я слишком легкомысленный для этого – мне так часто говорили. Но, Юри, я сделаю все для тебя и для него, вы никогда ни в чем не будете нуждаться, я люблю вас и буду стараться, честно. Веришь?

Юри, только успокоившийся и размякший в уютных обнимашках, расплакался снова.

– Я никогда не думал так! Я тоже так хотел… от тебя… Это ты прости! Ребята сказали мне, что ты не любишь детей и разговоры про них, морщишься, когда их видишь, и когда-то расстался с девушкой, когда та сказала, что беременна, и я подумал, что ты можешь уйти от меня, если узнаешь… Я должен был спросить тебя, Виктор. Мне так жаль!

Виктор поцеловал его в макушку и висок, после чего отстранил от себя и вытер его слезы.

– Давай, успокойся, все хорошо. Ты же не хочешь, чтобы с малышом что-то случилось? Я не сержусь на тебя, ты не сердишься на меня и мы друг друга любим – все ведь прекрасно. Вот так, дыши глубже. Я всегда хорошо относился к детям, просто… Когда я был маленьким, то узнал, что мама беременна, и я очень ждал брата – разговаривал с ним, игрушки собирал и все такое. А потом… В общем, был выкидыш, и я его так и не дождался. Теперь иногда это вспоминается – я смотрю на чужих детей и думаю, что это так несправедливо – то, что они живы, а я своего брата так и не увидел. А уж эти идиоты там чего-то себе надумали и тебя еще этим загрузили!

Юри замер, внимательно слушая и ласково поглаживая мужа по руке, словно пытаясь таким образом подбодрить.

– А девушка?

– А девушку я застал с другим человеком – и дело там вовсе не в беременности, которой, кстати, не было. Как видишь, все крайне просто объяснилось, – Виктор ласково поцеловал его в лоб и, легко вскочив на ноги, помог встать и мужу. – Ну что, мистер агент, расскажешь мне обо всем поподробней?

Юри вспомнил о втором результате УЗИ и кивнул.

– Даже покажу.

Пожалуй, он еще никогда не чувствовал себя таким умиротворенным.

========== Три ==========

Юри сжимал корпус мобильника и гипнотизировал экран вот уже минут десять, никак не решаясь выполнить наипростейшее действие – нажать на кнопку вызова.

Так как все недоразумения, касающиеся Виктора и ребенка, были разрешены – к счастью Юри, разрешены вполне-таки удачно, – то теперь перед ним встала другая задача. Обещание, данное Юре и Отабеку, находилось под угрозой нарушения. Теперь Юри было страшно даже думать о том, чтобы отдать долгожданного малыша кому бы то ни было, да и Виктор, до сих пор ни о чем не подозревающий, явно от таких сюрпризов муженька в восторге скакать не станет. С другой стороны, так некрасиво подводить доверившуюся ему пару Юри было невероятно стыдно – те, ставшие ему друзьями, заботились о нем, тратили на него деньги и время, а так же, как недавно сообщил ему Юра, уже покупали вещи для будущего малыша и потихоньку перебирали имена. И это несмотря на то, что до родов оставалась целая прорва времени!

Однако делать было нечего – и вот теперь Юри сверлил взглядом знакомый номер, тянулся к экрану, одергивал руку, смотрел, затем снова тянулся, снова одергивал – и так до бесконечности, образуя этакий замкнутый цикл, не имеющий конца.

– Соберись, – приказал себе он, глубоко вздохнул и, задержав дыхание, совершил вызов.

Чтобы тут же его сбросить.

– Да что за черт!

И тут, словно почувствовав его муки, телефон завибрировал, высвечивая, словно издеваясь, тот самый номер. Юри протянул руку и замер, панически прокручивая в голове варианты своей речи, после чего, еще раз вдохнув и выдохнув, взял телефон в руку и принял звонок.

– Да?…

– Слушай, – не размениваясь, как и всегда, на штуки вроде приветствий, начал Юра. – А ты сам-то думал об имени?

– Чьем? – тупо спросил Юри, считая завитушки на спине лежащего возле дивана Маккачина.

На том конце связи вздохнули.

– Я надеюсь, ребенок не станет перенимать твою тормознутость.

– А, – дошло до «тормознутого родителя». – Имя ребенка, ты имеешь в виду? Нет, я просто не успел… Сначала думал об аборте, там не до имен, а потом встретил вас – и это стало уже вашей задачей.

– Ну, может, у тебя есть какие-то пожелания в этом плане. В конце концов, ты родитель…

Юри зажмурился. Он очень хотел бы продлить эту иллюзию хороших отношений, но нужно было закончить все раньше, чем дело зайдет слишком далеко – хотя куда дальше, если они уже имя придумывают.

– Юра, послушай… – начал он тихо. На самом деле, то, что говорил с ним именно Юра, как раз и был предвестником большей части проблем, ибо реакцию этого человека Юри не то что не мог – он попросту боялся представить. Будь на связи вместо него сейчас, например, Отабек – пожалуй, было бы легче, тот вряд ли стал бы устраивать откровенный скандал. Хотя кто его знает, в тихом омуте черти водятся – скандал бы не устроил, а вырезал по-тихому всю семью Юри в знак мести, например. Вдруг он мафиози какой, откуда-то имеет же такие деньги в молодом возрасте.

– Ну? – нетерпеливо поторопили его. Послышалось какое-то хрумканье – кажется, Плисецкий умудрялся совмещать еду и разговор.

Хоть бы не подавился в итоге.

– Виктор узнал о ребенке. И…

– Ого! – что-то упало, послышались тихие ругательства. – Блин, стул пнул, а тот грохнулся. Так, погоди, он узнал? Тебя вообще в шпионы не возьмут, под жопу выпнут, ты в курсе?

– Я знаю, – терпеливо согласился Юри. – Оказалось, он совсем не против иметь детей, а очень даже за. Ну, в смысле, он не ненавидит их, как я думал.

На том конце молчали. Юри мысленно перекрестился, как это иногда делал Виктор, и продолжил.

– Так что… ну… Может быть, мы как-нибудь…

– Ты нас за лохов держишь? – перебили его холодно.

Кажется, не прокатило.

– То есть теперь, спустя хуеву тучу времени, накатавшись и нажравшись за наш счет, ты вот так просто говоришь нам «идите-ка вы, ребята, нахуй, а не ребенок»?

– Я не…

– Да мне посрать, что там ты не! Ну и вали, ублюдок, понял! Вали со своим ребенком, и без тебя справимся! – Юра там, кажется, разошелся не на шутку, Юри даже пришлось отодвинуть телефон подальше от уха. В глазах защипало – все же он успел привязаться к этому человеку, и слышать такое было крайне неприятно. Хоть и сам был виноват, тут спора нет.

– Юра…

– Но ты выплатишь нам все те деньги, что мы на тебя потратили – иначе пожалеешь, понял? Все до последней копеечки. У меня все записано, я же не тупой – вышлю смс, а то слышать тебя не могу больше.

– Прости, – когда Юри четко услышал в голосе Плисецкого обиду, его просто прорвало. Слезы хлынули водопадом. – Юра, прости… прости… Я так виноват, прости… я все верну… Извинись за меня перед Отабеком, пожалуйста, прошу тебя. Мне очень жаль.

В ответ лишь хмыкнули, затем послышались быстрые гудки и вызов завершился. Юри обессилено опустил руку, выронив телефон, и рухнул на диван, содрогаясь от плача и чувствуя себя последним подонком на Земле.

Смс с суммой Юра так и не выслал, а звонить и уточнять Юри не стал, чтобы не бередить незажившие раны ни со своей, ни с чужой стороны. Может, забыл или некогда – потом вспомнит и вышлет. А если не вышлет, то Юри возьмет себя в руки и все же позвонит – потом, когда это будет не так больно.

Виктору, вернувшемуся вскоре после разговора, он, разумеется, ничего не сказал, а на заботливый вопрос о том, почему глаза красные, вновь соврал про фильм. Поверил или нет – непонятно, но свою дозу обнимашек и успокаивающих поцелуев Юри получил сполна.

В принципе, все шло спокойно, дни текли своим чередом, и Юри уже было расслабился, но не тут-то было – внезапно произошло то, что Юри после будет с ужасом вспоминать всю жизнь, пытаясь понять, что же пошло не так и как он мог такое допустить.

Проснувшись однажды утром, он не обратил особого внимания на боль внизу живота – до тех пор, пока, через несколько часов, когда он стоял на кухне и хотел приготовить ужин, эта схваткообразная боль не стала вполне-таки заметной. Юри от неожиданности выронил миску из рук и схватился за живот – в мыслях у него была полнейшая неразбериха, среди которой настойчиво металась полная ужаса мысль «только бы с ребенком все в порядке». Но он прекрасно понимал – нет, тут явно ни о каком порядке и речи быть не может, поэтому бросился к оставленному на столе мобильнику, не зная, кому звонить. В скорую? Гинекологу? Виктору? Но если он позвонит в скорую и та увезет его в другую, государственную больницу, где он на учете не стоит? Не легче ли просто поехать на такси в «свою» частную клинику, где он и наблюдался?

Живот продолжал болеть, а Юри продолжал трястись от ужаса, пытаясь набрать непослушными пальцами номер такси.

Последующий остаток дня прошел как в тумане – его везли в потрясывающейся время от времени машине, пока он в полуотключке пытался написать Виктору адрес больницы, затем, уже в клинике, провели все необходимые исследования, и после он, как на расстрел, пошел к своему гинекологу.

Женщина смерила его внимательным взглядом, после чего опустила взгляд на его результаты УЗИ. Юри замер, боясь пошевелиться.

– Он умер, да? – еле слышно спросил он, молясь о том, чтобы ему ответили что-то вроде «конечно же нет, с чего вы взяли». Однако женщина поправила очки и вздохнула, доставая свой акушерский стетоскоп.

– Лягте на кушетку, пожалуйста, – после чего, приложив трубку к его животу, замерла на несколько мгновений, для Юри словно растянутых на столетия. – Садитесь обратно, Юри. К сожалению, у вас замершая беременность, плод погиб.

Она спрашивала что-то о том, когда он почувствовал первые симптомы, принимал ли что-то, испытывал ли физическую или психоэмоциональную нагрузку, были ли какие-то иные причины данного явления – но до Юри, словно оглушенного свалившейся на него правдой, звуки доносились как сквозь вакуум. Он был полностью разбит, ему казалось, что вместе со своим погибшим ребенком он умер сам. Относительно пришел в себя он только тогда, когда женщина потрясла его за плечо, и вдруг понял, что беззвучно плачет – щеки были мокрыми, а на ткани брюк от упавших туда слез растеклись неровные пятна.

– Я отправлю вас на чистку, но только завтра. Вы согласны? После вам нужно будет немного полежать в отделении, чтобы была возможность проконтролировать ваше состояние. Вы несколько дней носили мертвый плод, это может привести к неприятным последствиям.

Юри был согласен уже на что угодно – какая теперь уже разница? Он боялся думать о том, что скажет Виктору, когда тот приедет. «Извини, дорогой, но наш обожаемый ребенок умер, даже не родившись» – что бы он ответил на такое?

Если это была месть – то жизнь отомстила ему сполна.

Из больницы Юри выходил никаким. Шатаясь, словно пьяный, он добрался до лавочки, присел, спрятал лицо в ладони и завыл в голос.

Комментарий к Три

Пишу я такая, значит, про выкидыш, кровавые выделения и иже с ними, а затем понимаю, что тут, вообще-то, мужик, какие еще выделения, откуда? Профейспалмила, удалила все нафиг и начала писать заново.

В общем, ребят, тут анатомия, физиология и прочее плачут кровавыми слезами, но уж простите, жанр такой, всякую херню стерпит. Так как влагалища нет – нет кровотечения и выделений, только боль.

Предположим, что оставшийся мертвый плод у мужчин удаляют только операционным путем, этакая специальная чистка для мужчин.

И да, потеря ребенка – это просто ужасно. Мне очень жаль, Юри.

========== Четыре ==========

С того момента, как Юри вышел из больницы, где лежал после чистки, его никак не могли оставить в покое.

Виктор, почти постоянно находящийся рядом с ним в палате, дома получил еще больший размах для заботы. Временами Юри, чувствующему невероятную потребность побыть в одиночестве, поплакать, позлиться на мир и пожалеть себя, даже приходилось выгонять его из собственной спальни. Виктор не обижался – для него случившееся тоже было ударом в сердце. Юри понимал это, но все равно вместо того, чтобы подпустить его ближе и разделить это тяжкое и болезненное бремя на двоих, он закрывался в себе, отгораживался, тонул под своей полной отчаяния и печали толщей эмоций и отталкивал руку помощи. Таким образом, они словно распались на две половины, каждая из которых винила себя в случившемся и не могла найти себе места.

Потом пришло время родителей. Юри тянул до последнего, стараясь, чтобы они ни о чем не узнали, однако информация все же просочилась каким-то образом, и ему пришлось прилагать огромные усилия, чтобы отговорить их срываться с места и лететь к нему в Россию под предлогом, что так ему будет спокойнее. С трудом, но те согласились и остались дома, однако беспокоиться о нем не прекратили, более того – пытались звонить едва ли не через каждый час, расспрашивая о самочувствии. Теперь он пытался отговорить их еще и звонить так часто, ведь он не при смерти и роуминг не дремлет – но это выходило тяжелее, чем первый этап.

Одновременно со звонками родителей ему начали названивать друзья-приятели. Спрашивать, откуда узнали эти, он даже не стал. И ладно бы просто звонили – некоторые особо близкие, в основном русские фигуристы, стали еще и в гости наведываться да его к себе звать, пытаясь растормошить, развеять и повеселить. Вся эта чехарда звонков и гостей ему надоела настолько, что он в итоге попросту отключил звук на телефоне, заперся в спальне и заявил, что хочет побыть наедине с собой как минимум ближайшие полвека.

Это утро не особо отличалось от остальных – с полуночи у него накопилось около двадцати пропущенных, причем пятнадцать из них – от мамы, и несколько смс с примерно одинаковым содержанием – что-то вроде «Не хочешь сходить проветриться туда-то туда-то?» или «Давай мы привезем тебе что-нибудь? Что ты хочешь?». В любое другое время Юри было бы крайне приятно видеть такую внезапную всеобщую любовь и заботу, но сейчас эта забота застряла костью в горле.

Он быстро настрочил маме «Все в порядке», удалил журнал звонков и новые сообщения и перевернулся на бок, сворачиваясь в клубочек. Виктор, судя по звукам, был где-то на кухне, и Юри, прикрыв глаза, попытался вновь погрузиться в сон, но тот слетел, стоило только услышать звонок в дверь.

В прихожей послышалось какое-то копошение. Юри перевернулся на спину, поджимая губы – ну что за люди, сказал же, что ничего не надо, почему они просто не могут оставить его в покое? Он пережил один из самых страшных моментов в своей не слишком длинной жизни – и теперь не может даже толком прийти в себя после этого! Разумеется, он знал, что иногда именно активное тормошение помогало справиться с душевной болью, но только не с ним, только не сейчас. Ему просто хотелось лечь и умереть, пойти следом за своим ребенком, только Виктор и родители останавливали его от этого крайне отчаянного шага, сами о том не подозревая.

Ох, как бы Виктор отреагировал, узнай он его мысли? В последние дни Юри только и делает, что его расстраивает и шокирует.

Суета за дверью не прекращалась. Наконец, когда Юри уже готов был крикнуть что-нибудь вроде «Оставьте меня в покое!», дверь приоткрылась.

– К тебе пришли… пускать? – уточнил Виктор, зависнув в нейтральной позе – половиной тела в коридоре, а другой половиной внутри комнаты. – Или ты отдохнуть хочешь?

– Хочу, – согласился Юри уныло, в глубине души понимая, что теперь хочется узнать, кто же это к нему пожаловал. Родители были в Японии. Пхичит и остальные друзья-иностранцы далеко, да и предупредили бы хотя бы смской. Ребята из русской команды? Их бы он точно услышал издалека. Кто еще?

Внезапно вспомнилось, как в больнице, когда он лежал после чистки, Виктор врывался только так, о нем предупредили лишь в самое первое посещение, а после он каким-то образом выбил себе возможность гулять по отделению как по своему собственному дому – ну, или его просто не успевали остановить.

– Пускай зайдут, – решил он.

– Точно? – уточнил Виктор и, не дожидаясь ответа – зачем тогда спрашивал? – рывком скрылся за дверью. Юри погрузился в ожидание.

Спустя несколько мгновений он различил четкие звуки шагов, остановившиеся прямо возле спальни, и на секунду пожалел, что на двери нет стекла, чтобы попробовать угадать визитера по причесону.

– Хватит интриговать, входи уже, – громко заявил он, комкая ногами одеяло. Дверь скрипнула, и внутрь зашел человек, которого он уже не ожидал более увидеть в своей жизни.

– Я и не собирался, нафиг надо, – фыркнул Юрий Плисецкий и, словно у себя дома, уселся на край постели. – Привет.

– Привет, – пробормотал Юри в ответ, глядя на него во все глаза. Что все это значит, спрашивал он себя мысленно, разве они с Отабеком не злы на него до конца дней своих? Не удержавшись, он повторил вопрос, только уже вслух.

Юра задумчиво почесал шею и опустил взгляд.

– Ну, я на тебя разозлился, правда. Но потом понял, что, в принципе, раз ты изначально хотел ребенка именно со своим мужем и пошел на все это из отчаяния… Своя рубашка ближе к телу и все такое, своя семья дороже чужой, и раз у тебя все так удачно сложилось – так уж и быть, я не стану мешать. А когда узнал, что случилось… Ну, тут уж вовсе тупо на что-то там злиться.

– Ты хороший человек, Юра, – проникновенно заявил ему растроганный Юри. – Извини, мне правда жаль, что так вышло.

– Да понял я уже, хватит извиняться.

Они помолчали. Юра разглядывал свои сложенные на коленях руки, Юри – узоры на пододеяльнике.

– Не хочешь спросить, как у меня дела? – уточнил Юри, кусая нижнюю губу и с каким-то мазохистским удовольствием чувствуя легкий вкус крови на языке.

Плисецкий бросил на него косой взгляд и пожал плечами.

– А смысл? Я же вижу, что хреново.

Юри лишь кивнул – не поспоришь.

– Хуже.

– Знаю.

Они вновь замолчали.

– Это странно… – начал Юри неуверенно. – Мне тут в голову пришло, пока лежал – словно этот ребенок действительно был предназначен именно вам. Вам, а не нам. А когда все сорвалось – вышло то, что вышло.

– Ты идиот?

– Почему он умер, Юра? Он был здоров, судя по УЗИ и тестам, я тоже. Я не принимал лекарств, которые могли бы повлиять на него, не болел, не травмировал живот… Что с ним случилось? Словно кто-то свыше решил наказать меня за то, что я обманул сначала Виктора, а затем вас, – Юри сморгнул слезы и покачал головой. – Я не знаю.

– Пиздец у тебя крыша поехала, – резюмировал Плисецкий, после чего, вздохнув, протянул руку и со странным выражением на лице просто взял и погладил Юри по волосам. Тот замер, удивленный. – Никаких тут нет сверхъестественных сил, это был ваш ребенок – и именно вам он должен был достаться, не неси ерунды. Просто… так вышло. Организм – это вообще та еще странная и сложная хрень.

– Это точно, – признал Юри, шмыгая носом.

– А у вас жизнь на этом не кончилась, вы можете попытаться еще. Если получилось один раз – то, вполне вероятно, получится и второй. И третий.

– Да куда нам столько!

– Не перебивай, когда я тут умные вещи говорю!

Они переглянулись и рассмеялись. На кухне тут же прекратилось шебуршание – кажется, Виктор прислушивался.

– В общем, не вешай нос, – заявил, наконец, Плисецкий и встал с кровати, потягиваясь. Волосы его красиво золотились на свету, Юри на автомате даже свои пригладил. – И вылезай уже из этой норы, пока корни не пустил, а я пошел. От Отабека привет, кстати. Не смог прийти, занят сильно, но передает примерно то же, что и я.

– Спасибо, – улыбнулся Юри. – Я надеюсь, мы еще увидимся?

– Куда денемся, – отмахнулся его собеседник и вышел за дверь, прикрывая ее за собой.

Случайно кинув взгляд на мобильный, Юри заметил входящий звонок от мамы. И принял его.

Мама, обрадованная возможностью вновь нормально с ним поговорить, закидала его привычными уже вопросами о самочувствии и предложила съездить домой и немного развеяться в атмосфере детства. Юри задумался – идея была неплохая, но что, интересно, на нее скажет Виктор. И… Брать его с собой или не брать? Юри до сих пор не был способен спокойно смотреть ему в глаза, ощущая вину за все и сразу, а одно его присутствие словно напоминало о том, что между ними когда-нибудь мог идти ребенок, что явно не помогало психическому состоянию Юри. При этом Виктор был везде и всюду со своей заботой и грустными взглядами – и Юри хотелось немного отдохнуть в том числе и от него. Это пугало, раньше ему и в голову такая мысль прийти не могла, он начинал ужасно скучать уже через час разлуки.

«Неужели мы так сильно отдалились?» – с ужасом подумал Юри и глянул на дверь комнаты. Нет, не они. Он и только он один отстранил от себя всех вокруг, даже собственных родителей и собственного мужа.

Словно почувствовав его взгляд, Виктор заглянул в комнату.

– Все в порядке?

– Да, – Юри поерзал в постели, вдохнул поглубже и медленно выдохнул, успокаиваясь. – Мама звонила, приглашала съездить домой…

– И ты поедешь один, – догадался Виктор. Его никогда нельзя было назвать глупым, и сейчас он сильно облегчил Юри дальнейший разговор.

– Да, – признал тот виновато. – Прости, я не пытаюсь убежать от тебя, просто…

– Просто ты это и делаешь, – закончил его муж хмуро, стуча кончиками пальцев по дверному косяку. – Впрочем, если тебе от этого станет легче, я никогда не буду против. Все, чего я хочу – чтобы с тобой все было в порядке. У меня лишь одна просьба.

– Какая? – почти прошептал Юри, чувствуя себя предателем.

– Возвращайся, ладно? Я буду ждать столько, сколько нужно. Ты только вернись.

Уже в Японии, прогуливаясь с Мари по набережной, он заметил еще одну свою новообретенную слабость – он не мог спокойно смотреть на чужих детей. В первый раз вид беззаботно резвящихся малышей заставил его остановиться, отстав от сестры, и пялиться на них, представляя себя и Виктора на месте их родителей, пытающихся увести непосед домой. Мари, заметив его отсутствие, подошла и, протянув бумажную салфетку, вынутую из сумки, сказала ему перестать рыдать из-за того, что нельзя изменить, но можно восполнить. Только тогда он заметил, что щеки у него действительно мокрые.

В последующем он уже не плакал, но расстраивался каждый раз – видения несбывшейся идиллии грызли сердце.

Как-то незаметно в домашних заботах и хлопотах пролетел месяц. Он скучал по Виктору, действительно скучал, но никак не мог заставить себя вернуться обратно, словно что-то держало его.

– Почему ты не хочешь вернуться? – спросила однажды ночью Хироко, когда застала его с кружкой чая на кухне, и присела напротив. – Он ведь ждет тебя. Все когда-нибудь проходит, и боль пройдет, но вы молодые, можете попробовать еще раз.

– Выгоняешь меня? – улыбнулся Юри мягко, пытаясь перевести тему.

– Я бы тебя вообще никуда не отпустила, если бы не Виктор, – отмахнулась его мама. – Ответь лучше на вопрос. Смотреть не могу, как вы друг над другом и сами над собой издеваетесь.

– Я не издеваюсь над ним, я просто…

Юри замолк, пытаясь сформулировать свои чувства, но мама решила пойти прямым путем.

– Ты больше не хочешь его видеть?

– Хочу! Как я могу этого не хотеть… Просто это больно. И я… виноват перед ним.

– Но ведь сейчас легче, чем тогда, когда ты только приехал?

– Ну… Да, но…

– Я же сказала тебе, дорогой, со временем станет лучше. И почему же ты винишь себя? Разве ты виноват в том, что случилось?

Юри вспомнил тот разговор с Плисецким в спальне и вздохнул.

– Ты хочешь сказать, что так просто получилось, и я тут не при чем, я понимаю. Я…

– Ты ни в чем не виноват, и Виктор, я уверена, думает так же. Ты ведь наверняка по нему скучаешь?

– Скучаю, – снова вздохнул Юри, постепенно понимая, что и мама, и Юра ранее, были совершенно правы, а лишь он, как идиот, закрылся в своем коконе из печали и продолжал жалеть себя, делая больно любимому человеку и совершенно лишив его поддержки. Сам он потерял лишь ребенка, а Виктор – и ребенка, и самого Юри в каком-то смысле. И кому тут тяжелее?

– Утром позвони Виктору, скажи, что любишь его и что возвращаешься. И обязательно попробуйте еще раз, нельзя опускать руки. А я закажу билеты. – Хироко, заметив, как прояснился взгляд сына, встала и ласково поцеловала его в макушку, словно ребенка. – Спокойной ночи, Юри.

Юри, полный нежности, схватил ее за руку и погладил.

– Спокойной ночи, мама. Спасибо.

– Мы все хотим, чтобы ты был самым счастливым. А ты сам должен желать этого больше всех.

***

После черной полосы идет белая, после белой – черная, но черная полоса Юри как-то слишком уж затянулась, а теперь он не успел даже толком насладиться тоненьким белым проблеском, когда рано утром его, сладко спящего, разбудил телефонный звонок.

– Алло, – невнятно пробормотал он, поняв, что даже не посмотрел на номер звонящего. Однако в том, что время было ранее, сомнений не было никаких – будильник, поставленный на шесть, еще не подавал признаков жизни.

– Юри! – крикнул прямо в ухо громкий и крайне знакомый женский голос. – Мы не знаем, что делать, ты должен приехать! Он не хотел бы тебя тревожить, но тут реально стремная ситуация! – на фоне послышались какие-то крики и маты. – Заткнитесь, я Юри звоню!.. Юри, зайка, тут пиздец какой-то, хватит отдыхать, мы тут с ума все сходим! Все здание фанатами и журналюгами облеплено!

– Мила? – уточнил тот, хотя, в принципе, можно было и не уточнять. В душе нарастало волнение. – Что случилось?

– Пиздец случился! – рявкнули ему на ухо. – У Вити что-то там с кем-то из родни, он погнал, а машина херак – и все! Ты еще спишь, что ли? Вставай, заказывай билеты и гони сюда!

– Что значит все? – он услышал только «Витя», «машина херак» и «все», но ему этого вполне хватило, чтобы составить в своей голове ужасный исход. Сон слетел, словно его и не было. Юри слетел тоже, с кровати, и начал метаться по комнате, собирая вещи и одеваясь одновременно. Мила вдохновленно ругалась с кем-то на фоне. – Мила, что значит все?! Что с Виктором! Он жив? Мила, господи, ну не молчи!

– Да жив он, но переломов куча, ноги, говорят, совсем плохие, протезы устанавливать надо все такое. Юри, правда, мы сами в шоке, прилетай давай скорее, все, пока!

Юри запихнул в чемодан последнюю вещь и обессиленно присел на кровать, откинув телефон и пряча лицо в ладонях.

Его черная полоса была слишком широкой, а теперь она перекинулась и на дорогого ему человека.

***

Вылететь Юри смог только через два часа, а впереди ждали еще часов одиннадцать полета и неизвестность по поводу состояния Виктора. В аэропорту он вновь позвонил Миле, которая сообщила, что важных новостей пока нет, попросил ее поставить звонок на громкую связь и не отключаться, пока он не взлетит, и все оставшееся до посадки на самолет время просидел с телефоном у уха, вслушиваясь в шум и одновременно страшась и надеясь узнать хоть что-нибудь о том, что там происходит с его мужем.

В полете он не смог уснуть, постоянно ерзая на месте и игнорируя недовольные взгляды соседей, а во время раздачи обеда понял, что кусок в горло не лезет, и отдал свою нетронутую порцию явно очень голодному мальчику, сидящему через проход. Время текло медленно.

Сердце болело.

Неизвестность убивала.

Комментарий к Четыре

Я сама не понимаю, почему опять у меня Виктор страдает, гспд, бедняга :D

Но так надо, так что потерпи немного, дорогой.

Небольшой, как бы это назвать…творческий кризис. Но я пытаюсь справиться, честно :з

========== Пять ==========