Текст книги "Правила хорошего тона"

Автор книги: Владислава Черкашина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Смирнова едва ли могла сдержать досаду, когда действо началось, и мы предстали в таком виде. Сама она была в василькового цвета атласном платьице и синих босоножках на двенадцатисантиметровых шпильках. Жираф. Что ж, дорогуша, решила, что безнаказанно можешь гадить? Нутром чую, отличным материалом попахивает.

Одним из конкурсов в общей программе был заявлен танец. Маша со своим партнером-статистом станцевали румбу или ча-ча-ча – не разбираюсь, но было зажигательно. Другие наперебой хвастались танго, вальсом или твистом. Смирнова должна была станцевать перед Ковалевым (да, именно этот хмырь был ее партнером, не удивляйтесь) восточный танец. Жаль, что не с кинжалом, а то я бы нашла ему применение. Свой танец «королевна» заканчивала тем, что усаживалась на стул и эффектно откидывалась на спинку, соблазнительно закинув нога на ногу – не очень-то по-восточному, но кому какое дело?

Стул появлялся на сцене ближе к концу номера. Вика отплясала, и вот он – завершающий аккорд – ее страстное падение на злосчастный стул. Шквал подкупленных аплодисментов. Звезда встает, дабы раскланяться перед обожающей ее публикой, и тут все звуки прорывает, как бы каламбурно не прозвучало, треск ткани – не желал стульчик так просто расставаться с пятой точкой «королевны». Разумеется, пришлось немного помочь, но кто заметит на дне мусорного ведра пустой тюбик клея «Момент»?

Позор. Неловкость, неуверенность, страшный стыд и дикое замешательство – палитра лица Виктории Смирной, мисс «Голый зад тысячелетия». Кто ж знал, что моментальный клей не только моментальный, но и цепкий, как цемент?

Злорадствовала ли я? Да, черт побери! И была бы круглой лгуньей, если бы ответом было «нет». Безусловно, вместе с остальными я участливо предложила свою помощь, но тут перед вами я ведь могу быть и откровенной, не так ли? Вам ведь можно доверять?

День, надо заметить, удался. Два испорченных платья, одна «подпаленная» пятая точка и три ручья слез – зависти, горести и позора – я в это число не вхожу, так как и не плакала вовсе.

Говорят, месть – блюдо холодное и несъедобное. Опровергаю оба суждения. Во-первых, горячая кровь бурлит в венах от адреналина и все от понимания факта вендетты. Во-вторых, а кто вас просит ее есть?

Мама Сверстниковых присутствовала на школьном мероприятии и никак не могла нарадоваться победе Маши и ее кавалера. А еще она была счастлива видеть нас вместе с Димой. И она не преминула снова позвать меня на ужин. Разве я могла ей отказать? Да.

По правде говоря (для начала, никогда не верьте человеку, если он говорит что-то наподобие «честно говоря» или «по правде сказать» – что бы он ни сказал, все будет выдумкой), я несколько устала от наших недоотношений со Сверстниковым. Его маман мне нравилась, с его сестрой я дружила, но вот он сам меня пугал и настораживал. Законченный донжуан – чего от него ждать?

Хуже всего, что роль «счастливой парочки» нам приходилось играть не только в школе, но и за ее пределами. Бедняга регулярно провожал меня до дома после уроков и до школы по утрам. Иногда нас можно было случайно встретить в каком-нибудь магазинчике, гуляющих за ручки и смеющихся. В прошлом у нас осталось много точек пересечения. И именно из-за этих точек мы и смеялись, предаваясь воспоминаниям давно ушедших дней.

Неделя давно прошла, и меня волновал тот факт, что дольше этого срока он еще ни с кем не встречался. Не то что бы я горела желанием стать исключением, но, знаете ли, девять дней – тоже еще тот рекорд. Потому настало время раскрывать карты.

– Серьезно, пари все еще в силе? – мы шли из школы, уставшие от суматохи, произошедшей из-за платья, приклеенного кем-то к стулу.

– Какое пари?

– Я серьезно.

– Я тоже. Какое пари?

– Пари между тобой и Ковалевым, – вздохнув, пояснила я.

Брови Димана сосредоточено сошлись на переносице. В таком глубоко задумчивом состоянии мы дошли до моего подъезда.

– Нет, я все-таки не могу вспомнить, чтобы спорил с Саней в последнее время.

– Ну, а не в последнее? Как на счет того, когда он только появился в нашем классе? – легко не сдается наш добрый…

Задумавшись на долю секунды, Сверстников отрицательно замотал головой из стороны в сторону.

– Нет, не помню, – решительно выдал он и пропустил меня в кабину лифта.

– Ну-у, – протянула я, – ладно.

Две недели – срок не маленький. Ужасающий. Смирнова с каждым днем злилась все сильнее и сильнее. Сверстников рядом со мной на каждом уроке, не покидает меня даже во время переменок. Удивительно просто, сколько тем у нас нашлось для разговоров. Да, не скрою, с ним всегда было весело, но тень его мамы преследует меня повсюду.

Пожалуй, настало время посмотреть правде в глаза. Если бы я не заварила что-то неприятное, то мне бы и не пришлось это разваривать в глазах мамы Сверстникова. И она бы тогда не решила, что «Боже, как это мило! Какая у тебя прекрасная девушка!», и нам бы не пришлось притворяться. А вот теперь, правда-матка, держись! Я по ходу влюбляюсь в ловеласа… Что со мной станет, когда в один момент, решив, что с мамы хватит положительных эмоций, он бросит меня и вернется к обычному ритму жизни?

Мы никогда не говорили с ним о любви. Наши отношения чистой воды фарс. Однако я все чаще ловлю себя на мысли, что начинаю верить в этот фарс. Сверстников знал, когда нужно быть любезным и незаменимым…

– Ау, ты где? – помахав рукой у меня перед носом, спросил объект моих дум.

– Я здесь.

Наша любимая химичка, как всегда, опаздывала. Одноклассники занимались кто чем, а внимание Димана было приковано ко мне, что напрягало. Я почувствовала, будто стою на краю Ниагарского водопада в минус пятьдесят градусов по Цельсию, еще чуть-чуть и сорвусь вниз. Да, четкая картинка, яркое воображение.

– Думаю, нам надо поговорить.

– Ладно, только сначала пообещай, что сегодня поужинаешь у нас, – перебив меня, затараторил он, – мама специально для тебя решила сделать «Тирамису», который не делала уже лет пять. Поверь, тебе стоит его попробовать. Он у нее изумителен, – поцеловав кончики пальцев, поделился парень, – Машка с Мишкой тоже будут… – и, подумав, сконфуженно добавил, – у них вроде как юбилей.

– Конечно, я буду.

– А о чем ты хотела поговорить? – спустя мгновение вспомнил он.

– Ни о чем, – мгновенно солгала я, и он это понял каким-то своим способом.

– Ну, а если честно?

Сверстников не соврал. Ужин был великолепный. Его мама решила соединить две даты – юбилей у Миши с Машей и две недели у нас с Диманом. Для последнего это был рекорд, так что ему смело можно вручать премию «С одной девушкой дольше недели!».

Я представляю: огромный концертный зал, наполненный тысячами зевак, с нетерпением ожидающих появления того самого парня, который дольше недели находится в официальных отношениях с одной и той же девушкой. По обе стороны кулис в эффектных позах застывают высокие модели в бикини – с букетами цветов в руках и поцелуйчиками на устах. Сверстников величественно поднимается по ступенькам на авансцену. На нем смокинг, делающий его совсем взрослым. Парень дарит всем направо и налево свою лучезарную улыбку и приветственно машет рукой… Через месяц он выпустит книгу под названием – «Отношения дольше семи дней – как этого добиться?» – которая будет пользоваться невероятным успехом и продаваться бешенным тиражом…

– Думаю, мы пойдем, – кашлянув, произнес Миша.

Черт. В последнее время я слишком часто витаю в облаках. А между тем, у меня, похоже, назрел небольшой творческий кризис: за время наших со Сверстниковым «отношений» я написала в газету только один раз – тот самый случай со Смирновой и ее «подпаленной» пятой точкой и этого было крайне мало… по крайней мере, для меня.

Правило восьмое: Помните! У каждой медали две стороны, но одна может ударить сильнее.

С утра нигде вблизи верного принца не наблюдалось. Что ж, я изначально готовила себя к этому дню. Иллюзии имеют привычку рассыпаться на мириады частиц. Однако я была самОй наивностью… по-настоящему мои иллюзии разбились, когда я вошла в школу, а этот кобель, смеясь, обменивался поцелуйчиками со Смирновой. Измена равна предательству. А что я говорю о предателях? На виселицу изменника! И дело обжалованию не подлежит!

Я спокойно, будто бы даже и не заметила, прошла к лестнице, поднялась на второй этаж, чьи стены пестрели оранжевыми полосками, и вошла в кабинет математики. Класс был наполовину пуст, многие еще торчали внизу, в фойе, и наверняка созерцали, как «мой молодой человек» милуется с другой. Я спокойно села за парту, за которой сидела уже несколько лет, пока в нашей жизни не появился Ковалев. Парень удивился моему повторному соседству.

– Привет, – неуверенно поздоровался он, – к чему такая честь?

– Ты, кажется, мне задолжал.

– А ты ничего не забываешь, – безнадежно хмыкнул он.

– Верно, – подарила ему одну из самых дружелюбных (по котировке три из пяти) улыбок и выложила все необходимое для урока на стол.

Совместно с «квартетом соблазняшек» в кабинет за минуту до звонка ввалил и Сверстников. Он быстро уловил изменения.

– Не объяснишь? – тихо спросил Ковалев, не сводя глаз с посуровевшего в мгновение ока Димана.

– Нет, – бесстрастно ответила я.

– Так я и думал.

Сверстников прошел к парте и остановился слева от меня. Медленно положил сумку на стол, за которым мы вместе сидели некоторое время назад, и развернулся к нам. Я упрямо смотрела в пространство перед собой.

– Тань, ты парты не перепутала?

Ноль реакции. Для меня его больше нет. Маска глухоты и немоты… И слепоты. Что за манера – перед носом руками махать? Отвратительно.

Диман молча сгреб в охапку мои школьные принадлежности – учебник, тетрадь, ручку, карандаш и линейку – и переместил все это на свой стол.

– Смотри, мои вещи по воздуху перемещаются! – театрально восхитилась я, толкнув Ковалева в бок.

Затем встала и с тем же безжизненным лицом вернула все на место.

– Таня! – настойчиво обратился Сверстников, не отдавая мне учебник.

Он реально хочет пробуравить меня взглядом или мне только кажется? Что ж, не из того металла я сделана, дорогуша, так что можешь бросить попытки просверлить меня насквозь.

– Я с предателями не вожусь, – презрительно прошипела я.

Как по мановению волшебной палочки, руки парня ослабли, и я заполучила свой учебник обратно.

Поражаюсь его выдержке – целый урок он сидел смирно. Но едва прозвенел звонок, как подлетел ко мне, цепко схватив за запястья.

– Эй! – возмутилась я.

– Сегодня ужин, если помнишь, у нас юбилей – месяц, – яростно зашипел Сверстников, чем меня удивил.

Нет, не тон был его удивителен, а память. Месяц… Бог мой, а как все начиналось.

– Что ж, у тебя появился реальный повод сообщить маме о фарсе, который был перед нею разыгран.

– Если помнишь, я не один играл.

– Да, но мне-то плевать на ее реакцию.

– Пожалуйста, – поджав хвост, взмолился Сверстников, – еще не время. Я вообще не понимаю, чего ты взъелась?

– Ты сегодня со Смирновой целовался.

– И что? У нас с тобой отношения фиктивные, кажется.

– Вот и скажи об этом своей мамочке сегодня за ужином, когда меня не будет.

Было жестоко обидно. Да – фиктивные отношения, да – чистая показуха. Но, черт подери, иногда все казалось таким реальным. Нет, доверять нельзя никому. Возьмите, к примеру, меня. Для достижения цели я готова пойти по головам, как бы печально это ни было. Но у меня нет связей, богатых родителей или содержателей. Следовательно, нужно самой все добывать. Способы получения желательно легальные, но можно и не совсем законные, лишь бы не просочилось раньше времени. Жизнь – жестокая вещь, нужно уметь барахтаться, а то получите масло с лягушкой.

– Есть одно условие, – плюхнувшись рядом со Сверстниковым, с ходу заговорила я.

– Какое?

– Сегодня за ужином ты – сама тишь и гладь.

– Хорошо.

Урок биологии начался. Отлично. Меры приняты. На перемене я поймала Машку и попросила у нее все досье на старшего брата. На другого старшего брата. Теперь я знаю все – от первого прорезавшегося зуба до имени последней подружки. Хорошо еще, что старшенький не такой ловелас, как мой фиктивный дружок.

А еще попросила Машу пригласить Андрея на сегодняшний ужин у ее мамы.

Смешнее всего было наблюдать за притихшим Ковалевым, ведь он не знал, чего я потребую. Странно. Он, должно быть, думал, что это я заставила Сверстникова играть роль влюбленного молодого человека. Очень часто корова бьет льва по лбу сильнее, чем он может ее укусить. Таким образом, делаем вывод – любой хищник может стать жертвой.

Ох, как это невоспитанно. Мама Сверстниковых просто с ума сходила от беспокойства. Я сидела за столом напротив Андрея, а Димочки все еще не было. Зато у меня был целый час, чтобы пообщаться со старшеньким. Он – душка, просто прелесть. А я – сама невинность и простота – этот образ всегда подкупает и склоняет людей на нужную вам сторону, поверьте.

Сверстников опоздал. Подозреваю, что несчастный полчаса ожидал моего появления, наконец, поднялся, позвонил, и его послали к чертям. Тогда он, понурив голову, вернулся домой и обнаружил меня, смеющуюся над историями его старшего брата. Был всего один момент, когда я показала свое истинное отношение к Диману. Он обходил стол, чтобы сесть рядом со мной. На долю секунды я обратила свой взор к нему. Взгляд, полный презрения, но вот я моргнула, и снова беззаботная улыбка засияла искренностью.

– Ты – молодец, – уходя, проговорил Андрей.

Мы стояли с ним у выхода. Их мама и Маша занимались грязной посудой. Я тоже собиралась им помочь, но сперва должна была проводить гостя. Где был в это время Диман, понятия не имею.

– Спасибо.

– Нет, я серьезно. То, через что пришлось пройти тебе, не каждый выдержит, да еще в таком раннем возрасте, – не унимался Андрей, – конечно, у тебя полно друзей, – я невольно улыбнулась такому наблюдению, – но вот моя визитка – звони в любое время и по любому поводу.

Я ошеломленно приняла карточку. Черт, а я и не ожидала, что все случится так быстро.

– Спасибо большое, – приходя в себя, поблагодарила я, – совершенно по любому?

– Да, – просто ответил молодой человек, – ну, звони, увидимся…

– А что если повод уже появился?

Андрей замер на пороге и изумленно обернулся ко мне лицом.

– Оперативно, – по-доброму усмехнулся он, – какая проблема?

– Я бы не хотела говорить о ней сейчас, – замялась я, бросив взгляд в сторону кухни.

– А, понимаю, – кивнул старшенький, – может, тогда встретимся завтра?

– Отличная идея.

Мы чмокнулись в щечки на прощание, и он ушел. Дверь слева, что вела в объединенный санузел, отворилась, на пороге стоял багровый от злости Диман. Пожалуй, его взгляд а-ля разъяренный буйвол должен был смутить меня или, на худой конец, испугать. Но даже если и случилось что-нибудь из двух вариантов, внешне я и глазом не моргнула. Одарила его своей загадочной ухмылкой и проплыла в гостиную, где помогла Маше с последними бокалами. И заодно шепотом попросила задержать братца, чтобы я смогла спокойно улизнуть. Объяснила все просто – в каждой паре бывают конфликтные моменты. А еще с тяжким вздохом пожалела, что Димка не обладает и миллионной долей очарования Андрея. Разумеется, я слукавила – Диман умел очаровывать не меньше брата.

Вечер провожал меня теплым почти весенним ветром, шуршанием машин, подмигиванием окон разномастных многоэтажек. Знаете, бывают такие эпизоды в жизни, когда чувствуешь, словно все впереди будет хорошо. Просто так. Ничего не делайте, все будет отлично. Вот вы оступились и, подняв голову, видите перед собой чародея с волшебной палочкой. Сказка становится реальностью без вашего настойчивого вмешательства…

Но вот вы входите в ненавистную квартиру. Прокрадываетесь в свою комнату, будучи замеченной, и понимаете, что волшебство возможно только в вашем воспаленном мозгу. Ничего просто так не приходит. Все нужно подталкивать, само не поплывет. А иногда нужно и кого-то толкнуть…

– Долго собираешься от меня бегать? – Сверстников грубо схватил меня за руку и дернул в свою сторону.

Черт, а ведь и вправду, как только я вошла в спортзал и заметила его, дала деру в другую сторону.

– Не понимаю, о чем ты.

– Что такое ты вчера устроила с моим братом? При всех – там же мама моя была! – негодовал он, – а ты так откровенно с ним флиртовала…

– Что?! – возмутилась я, – флиртовала? Ты нормальный?

– Ой, будто бы не так все было.

– А ты ревнуешь.

– Не спрашивай ерунды.

Бедняга, он не знает, что такое ревность. Ведь обычно из-за него девочки «кошачьи бои» устраивают, а не наоборот.

– Я не спрашиваю, а констатирую факт.

– Ерунда.

– Позволь мне тебе кое-что напомнить, – встав в боевую позу «руки в боки», решительно заговорила я, – у нас с тобой фиктивные отношения, значит, вне поля зрения твоей мамы я могу быть с кем угодно, где угодно и когда угодно. Думаю, вчера утром ты был со мной солидарен.

– О чем ты?

– О поцелуйчиках со Смирновой.

– Я всего лишь доказывал ей, что не нахожусь у тебя под каблуком.

– Как мило.

Тут-то парниша и понял, что сказал правду.

– Только зачем ей что-то доказывать? – не унималась я. – Разве у нас не фиктивные отношения?

Секунда и мое лицо в его ладонях. Другая, и я уже ни черта не понимаю. Тепло, мокро. Он настойчив, но я, как камень, замерла и не отвечаю. Однако отчетливо слышу, как тишина повесилась в шумном спортзале. О, ну, конечно, все уставились на нас. Наверняка впервые видят, как меня кто-то целует… Впрочем, я тоже «вижу» такое впервые.

– Что ты делаешь? – сквозь зубы спросила я.

– Делаю наши отношения настоящими.

Учительница, наконец, не выдержав, деликатно кашлянула так, что стены затряслись, и напомнила – выяснять отношения мы можем где угодно, но только после ее урока. Парень отпустил шокированную меня. Что я должна была испытывать и правильно ли чувствовала то, что чувствовала? Все еще не веря в произошедшее, я прикоснулась к губам и подбородку всеми пятью пальцами левой руки.

Тем не менее, Сверстников оставался злющим хуже некуда и весь урок метал молнии и срывался на ничего не понимающих товарищах.

– Ты согласна? – подкараулив меня на выходе из раздевалки, потребовал он.

– Зачем?

– Ну, ты первая девушка, с которой я встречаюсь месяц.

– И это повод? – не унималась я, мечты о тайной многолетней любви таяли на глазах.

– Это повод задуматься.

Он стоял, небрежно прислонившись к стене, скрестив руки на груди, рюкзак на левом плече. Брови на переносице, все лицо – суровый камень, слепо несущийся навстречу опасностям. Но могу ли я быть опасностью? Могу ли я быть проблемой? Занозой в одном месте так точно… Можно ли меня всерьез полюбить или все это только спор? В своей жизни я сделала столько всего, что рамки черного и белого давно размылись. Я почти не вижу разницы между плохим и хорошим. Или вижу, но предпочитаю не обращать внимания. Почему? Черт его знает.

– Ладно, – наконец, согласилась я и прошла мимо него.

Правило девятое: Если вам кажется, что вы ничего не видите, откройте глаза.

Как бы то ни было, а вечером я сходила с Андреем в кино. После чего мы посидели в кафешке. Я наболтала ему о непримиримых проблемах между Диманом и мною. Честно рассказала о том, что отношения наши фиктивные, совсем забыв упомянуть о желании младшенького братца сделать все настоящим. Андрей сидел в шоке. Я убедительно его попросила ничего никому не говорить и даже заставила поклясться на кружке каппуччино.

Не удержавшись, я рассказала ему и про злосчастное пари. И тут же, не в силах больше сдерживаться, разрыдалась. Чертовски приятно иногда открыться человеку и все-все ему рассказать… С души словно несколько Килиманджаро рухнуло.

И вот с таким чувством легкости и спокойствия я проснулась утром в воскресенье. Я не звонила Андрею вчера, и мы не встречались. Однако после такого сна я задумалась – а надо ли мне пока это? И, во-вторых, мне просто было неоткуда да и не с чего ему звонить.

Так. Нужно настроиться. Во-первых, что случилось вечером? Моя голова готова превратиться в гранату без чеки. Так, так. Сверстников уговорил меня пойти с ним на день рождения его друга. На квартире не было взрослых, и старшеклассники отрывались по полной программе. Дальше… Дальше в меня вливалось бесчисленное количество литров алкоголя, смешивались градусы и дозировки. Какой ужас… Утреннее похмелье – просто ад! Особенно, если просыпаешься не в привычной жесткой кровати.

Рядом со мной храпела деваха с ярко-розовыми волосами, и какой-то чудик с зелеными лохмами обнимал ее, прижимаясь к стенке. Теперь хотя бы понятно, от чьего храпа я проснулась.

Смотрим дальше. Комната – скорей всего, спальня именинника, а то не было бы здесь того, что есть – кишела странными людьми в невероятной одежде – смесь кожи и кружев, цвета самые невероятные – от кислотно-желтого до классического черного. На мне самой – мужская рубашка, застегнутая почти по горло, а ниже – мои же черные леггинсы. Так, а где же моя серая водолазка, в которой я сюда пришла? А-а-а, точно. Кого-то на нее стошнило и… кто-то одолжил мне свою рубашку.

Боже, ну и хаос же здесь!

– Привет, – Диман широко мне улыбнулся, когда я вошла на кухню.

Я все еще пыталась восстановить в уме события прошлого вечера, но в некоторых местах зияли огроменные дыры.

– Смотри, – Сверстников все понял по моему откровенно непонимающему выражению лица, – чел в углу – Никита, это его хата, вчера был его день рождения.

– А я спала в объятиях неоновой девки и ее парня, – проворчала я, с радостью принимая кружку горячего кофе с молоком.

– Погоди, выпей сначала это, – выхватил напиток из рук и вручил кувшин с сомнительной жидкостью.

– Это что – утренний ритуал?

– В похмельное утро – да.

– Что-то я не вижу у тебя похмелья.

– А у меня иммунитет.

Странно, мне вдруг подумалось, я так давно и долго хотела чего-то серьезного, но в настоящий момент поведение Сверстникова меня смешило и забавляло. Он проявлял заботу, мило улыбался и подбадривал, успокаивал, чтобы я не волновалась. Но вдруг он просто притворяется? Уверенности нет и никогда не будет… Доверия нет.

Отрывки вчерашних музыкальных дорожек вспыхивали в памяти и смешивались с дружным гвалтом окружающей безымянной массовки. Дымящиеся сигареты, бутылочки с пивом и прочей градусной фигней, звяканье бокалов, стаканов и другого стекла. Смесь запахов и цветов.

– А где ты спал?

– Рядом, встал незадолго до тебя.

– А чья на мне рубашка?

– Кажется… – Диман задумался, пристально разглядывая меня с ног до головы, – моя… и тебе придется ею воспользоваться, потому что твою водолазку убили в прах.

– Как это мило, – с полным отсутствием энтузиазма откликнулась я.

Я вернулась домой в надежде не быть замеченной. Эх, жизнь меня так ничему и не научила. Мимо бабки даже микробы бесшумно не пройдут – все услышит.

– Где шарилась? – раздался грубый прокуренный голос из зала.

– Нигде.

– Не ври! – рявкнул тот же голос, – по мужикам шаталась? Такая же, как мать.

Я стояла посреди коридора в зареве утреннего солнца, попадающего сюда через окна кухни. Глаза закрыла, дышать старалась ровно, нужно оставаться спокойной и не поддаваться на провокацию.

– Предупреждала я сыночка, но нет, она – шалава – околдовала его, еще и тебя черт знает от кого родила, – ворчала старуха, – если бы не она – падла – он бы и не запил… Сгубила его, тварь, – чертыхалась бабка.

Знаю, дед был там, рядом с ней, и либо спал, либо тупо молчал. Несколько слезинок скатились из-под моих зажмуренных глаз. Чтобы не наделать глупостей, я сжала руки в кулаки с такой силой, что ногти до крови врезались в кожу. Я многое помню – унижения, угрозы, иногда и побои… Я помню, что было до этого… Счастливое раннее детство, волнительное начало школьного возраста и беспробудное пьянство отца. И виной тому была вовсе не моя мама, а его собственные родители – законченные алкоголики. Пьяным он всегда приходил в бешенство от любого звука. Мама считала позорным постоянно скрываться от него в больницах и не могла оставлять меня один на один с таким чудовищем.

– А каким он был хорошим мальчиком, ты помнишь?

А я помню, каким он был ревнивцем и бездельником. Как мама тянула на себе нас троих.

– Это шалава его погубила.

Мое горло сжал спазм. Тысячи гитарных струн лопнули одновременно. Любому терпению приходит конец. Даже удав не всю жизнь будет поджидать кролика.

– Это он ее убил! Он! Он! Он! – прокричала я в зал, и, схватив швабру, что стояла тут же в коридоре, запихнула ее в ручки дверей, тем самым заблокировав их.

– Что ты сказала?! – голос, полный презрения и негодования, взвился чуть ли не до фальцета.

Бабка по возможной скорости вскочила с дивана, который не преминул оповестить об этом весь дом своим жалобным скрипом, и принялась ломиться в двери. Зная ее силу, я не могла тупо стоять и смотреть, чем все закончится.

Быстро вбежала в свою комнату. Да, я помню, как в детстве пряталась под одеяло, наивно полагая, что так меня не найдут. И помню, как в тот страшный вечер мама затолкала меня сюда, бросила на кровать, выдохнув свое главное правило, скорее для себя, чем для меня – «сцепи зубы и улыбайся» (вообще-то, некоторых улыбка бесит сильнее, чем ее отсутствие) – и выскочила в коридор, прикрыв собою дверь моей спальни. В тот день я случайно сломала его часы, а он за это сломал мне руку, угрожая прибить насмерть. Мама услышала крики, но, кажется, не увидела моего перелома, просто решила, что он меня ударил. Она меня защищала… Она меня любила… А он лишил меня ее, получил за убийство срок, и его самого потом зарезали в тюремной потасовке – это было божье возмездие, о котором я так молилась.

Черт, у меня нет чемодана. Что же делать? Куда сложить вещи? Так, так, успокойся, забудь обо всем, абстрагируйся… Есть пакеты. Отлично. Сложу все туда. А что, собственно, «все»? Шмоток у меня не так уж и много. Пара старых, как мир, футболок, спортивная форма, брюки, парочка стиранных-перестиранных платьев, тетради да учебники. Вот и весь, так сказать, гардероб – остальное из одежды и так на мне… А как же быть с коробкой, где хранятся мои газетные вырезки и «милые сердцу вещички»? Забрать или… оставить?

Швабра храбро держала оборону. Секунду я прощалась с этой квартирой, оставляя всех скелетов в ней на веки вечные, и стремительно выбежала на улицу. Замечательно, но как быть теперь? Отличное воскресенье, нечего сказать. Погода превосходная, солнышко припекает. И я, как полная идиотка, с несчастным видом и манатками в помятых пакетах.

Ничего не оставалось, кроме как позвонить Андрею. Настала очередь для более интересного вопроса – как это сделать?

Идти к Сверстниковым я не могла. Не знаю почему, но желанием не горела. Не чувствовала безопасность. К тому же, мне ближе дойти до Полины Поповой. Да, я ее разбудила, плохой я человек. Тем не менее, позвонить смогла без лишних угрызений совести.

Самый старший брат Маши прикатил куда надо спустя пятнадцать минут. Удивленно окинул меня взглядом и помог устроиться на заднем пассажирском сидении. Стекла окон задних дверей его «Вольво» затонированы, а передние и лобовое стекло – нет. Потому лишней еще одну меру предосторожности я не посчитала.

– Что случилось? – едва заведя автомобиль, поинтересовался Андрей.

Ну, дорогой, ты сам спросил… Я выложила решительно все: последние адские недели, месяцы, годы, жуткое обращение со мной, смерть родителей, алкоголизм и жестокость деда и бабки. Да, безусловно, его восхитила моя выдержка. А кого б не восхитила? Я же безумно обрадовалась его поддержке и помощи.

По правде сказать, я бы никогда не решилась уйти из дома, не появись в моей «тихой» жизни старшенький Сверстников и не предложи свои услуги по любому поводу. Заметьте, сама я его ни к чему не склоняла. Я лишь направляла его предложения в нужное русло.

Правило десятое: Честь и долг – все слова из звуков.

Как вы думаете, сколько живет любовь? Один французский писатель прямо в заголовке своей книги заявил – «три года!». Большеватый будет срок, вам так не кажется? Или же, наоборот, слишком короткий…

Я как раз размышляла о превратностях любви и ее продолжительности, когда в нескольких метрах от авто, за которым я моментально спряталась, остановилась машина, и на свет Божий не без чьей-то помощи вывалилась Вика Смирнова. Деваха сладко прощебетала своему водителю слова вечной любви и пожелание совместных ближайших выходных, отправила пару жеманных воздушных «чмоки-чмоки» и попорхала в сторону нашего учебного заведения. Интересно. По ее тону и словечкам – уменьшительным «усипулечкам» можно на полном основании утверждать, что говорила она со своим возлюбленным или, по крайней мере, покровителем. Однако, когда иномарка проехала мимо меня, за рулем отчетливо проглядывался мужчина лет тридцати пяти – не меньше! Шок! Да, именно шок я и испытала… Но, знаете ли, я была бы не я, если бы не зафиксировала сию любопытную картинку в своем мозгу с возможностью ее дальнейшей эксплуатации…

Как жаль, что долго ждать не пришлось. Смирнова в своем стиле. У ее сестры Оксаны язык без костного мозга – это стопроцентно. Как только Маша узнала, что я временно перекантовываюсь у ее старшего брата, она тут же пропела пикантную информацию всем своим дражайшим подружкам… Катастрофа. Хорошо, хоть Диман пока ничего не знает. Да и Машка бы не знала, не зайди она в неурочный час к старшенькому и не обнаружь меня там у плиты… в домашнем халате! Конфузная ситуация, где выходом могла быть только истина… которую я лично просто ненавижу. Забавно, правда? Это я-то! Ярая защитница правды и справедливости – ненавижу то, за что борюсь. Думаю, здесь конфликт в моей эгоистичности – я считаю, что обязана все про всех знать, но не обязываю себя говорить людям правду, правду и ничего, кроме правды. Это идиотизм. Идиотизм, на который я иду осознанно и, как видите, признаю это. И, знаете, что еще я могу добавить? Если чувствуете странный зуд внутри – не обманывайтесь! Это не совесть, а просто несварение.

Смирнова старшая, то бишь сама «Ее Высочество», подкарауливала меня у входа в школу. И едва нога моя ступила в священное место, как цепкие пальчики с наманикюренными коготками ухватили меня за локоть и оттащили в сторону.

– Ну, ты экстрималка! – с ходу объявила Вика.

– Благодарю, – иронично откликнулась я, ничуть не испугавшись ее переспевших щек и дешевых искр из глазниц.

– Я всегда предполагала, что ты панелью закончишь, но даже представить не могла, что так рано!

– Заинтриговала, – театрально вздохнув, я приняла смиренный вид, – я вся внимание.

– А как Диман относится к тому, что ты живешь у его братца?

Ну, дамы и господа присяжные, я никогда не сомневалась, что когда человек рождается, Бог может его пропустить и забыть дать мозги… или хотя бы ниточку, чтоб глаза с ушами держала.