Текст книги "Честь Афродиты"

Автор книги: Владислав Вишневский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Кстати, командир, а это не в связи с убийством в гостинице и взрывом там же?

– Да, связано. И аварией на дороге с тремя трупами, и киллерами в придачу…

– Не слабо.

– Интересное кино!

– И что, это всё наш товарищ полковник организовал?

– Нет, Олег, это кто-то другой организовал. А полковник с его парнем свидетели. Случайные или не случайные – это дело второе. Главное, их теперь убрать хотят. Объявили на них охоту. Заказ прошёл из Москвы. Это точно. Фигурант не наш, не местный, москвич. Оттуда и ноги растут. Пока полковнику чудом удалось уйти, но их возьмут, обязательно возьмут.

– Если заказ из Москвы, это конечно, наши расстараются.

– Олег, кончай хохмить, – одёрнул Николай. – Как я понимаю, командир предлагает клизму кому-то вставить. Кому, командир, говори.

– Может, не клизму, но планы попортить надо. Сколько ж можно…

– И правильно! Наконец-то!

– Ну, командир, так бы сразу и сказал. А то всё намёками, да намёками. Я готов. Я с вами, – воскликнул Олег, придвигаясь ближе. – Чего нужно делать, говори?

– Я точно не знаю, у меня есть дискета… Короче, я думаю пошевелить кое-кого на вшивость, чтобы отследить реакцию.

– Командир, это не наша специальность. Это медицинская. Рефлексотерапией называется. Иголками нервные узлы ковыряют, чтоб вылечить, обезболить…

– Это как посмотреть, Олег, важно чтобы появился энергообмен в узле.

– А, ну если так только, чтобы задёргался? Тогда конечно. Наш профиль.

– Да, что-то подобное этому, – согласился Михаил. – Кто задёргается, тот наш.

– Мочить будем?

Николай с Михаилом внимательно посмотрели на Олега, как на больного…

17

Утром всё тело у меня жутко болело. Жутчайше. И руки, и спина, и ноги… Даже ложка в руках за завтраком как живая прыгала. Дядя Гриша не упустил это: «Есть хороший рецепт для тебя, Волька, – с усмешкой в глазах заметил он, – взятый накануне ударный темп землеустроительных работ обязательно сегодня нужно продолжить… Только с постепенным снижением нагрузки до нуля, да. Говорят, помогает». Иронию в подтексте я уловил, к тому же Борис Всеволодович с жаром запротестовал. «Нет, нет, спасибо, никаких больше нагрузок. Я итак вам очень благодарен… эээ… Вольке особенно. Лучше, пожалуйста, отдыхайте. Ягодки поешьте». На ягодке я и сломался. Витамины как-никак, не лопата. Восстанавливать организм мне особенно необходимо. Во-первых, молодой! Во-вторых, излишне перетрудился вчера с непривычки. В армии, да и раньше бывало, как возьмёшься за… за… неважно за что. Возьмёшься и всё, пока не выполнишь, вот. На самом деле – если честно! – всё не так.

Лопатой я работал только от того, чтобы беспокойство, и не побоюсь этого слова – страх заглушить. А что, страх нормальное человеческое чувство, естественное. Только, говорят, дураки ничего не боятся, да пограничники. Так нам внушал наш «замок» – заместитель командира заставы. Я помню. Но я сейчас не в армии, и, получается, не дурак, если страх испытываю. Испытываю, но вида не подаю. Уже учёный, чтоб перед Марго не… это… понятно что. Мне страшно! Да, страшно! Да, да, да, да… Я в армии так на посту или где-нибудь в ночном дозоре не боялся, как сейчас. И если я молчу или в огороде лопатой ковыряюсь, совсем не значит, что не понимаю в какое «гэ» втянул дядю Гришу и его друга, вместе с Марго, естественно. И самое поганое, для меня, например, это то, что все мы без оружия, да. Отстреливаться нечем. Одна надежда, если кого в плен возьмём. Ручка-шприц, кстати, уже есть. Но она только в рукопашном бою может сгодиться или в засаде, а в ближнем или на дистанции… Нет, конечно. В общем, плохо дело. Я лично, хорошо себя чувствую – чувствовал, помню! – с автоматом, в армии… Потому и за лопату вчера взялся. Чтобы отвлечься. А они говорят, что я много перепахал. Ха! Да если б мне только в одно удовольствие, я бы здесь… ого-ого бы… Хоть тоннель, хоть фортификационное сооружение, как у этих, у китайцев, стену, например… Гены что ли у меня такие проснулись, от физической встряски, я не понял. Это беспокоит. Всё беспокоит.

И три тысячи долларов – я не забыл! – это мой долг. Это за мной. Правда, не знаю, как их отдавать. Вернее, как отдавать знаю, где их брать не знаю… если живым останусь. Это проблема. Надеюсь, пока проблема… Я ещё после взрыва и удара дверью не могу придти в себя… переживаю. Могло ведь и насмерть прибить. А эти… два киллера по мою душу… О! Это вообще «верёвка»! Я так перетрясся… Мы их взяли, а их потом повесили, оказывается. Обоих. Кошмар! А белые женские ноги, там, в номере за стеной… Ужас! Не дай Бог такое приснится… Всё, меня снова тянет к лопате. Мне нужно отвлечься. И отвлёкся бы, если бы случайно не подслушал короткий разговор по телефону. Дядя Гриша с кем-то разговаривал: «Когда? Где? А они… Хорошо. Я готов. А вы? Я надеюсь… Хорошо, до встречи». И всё. Про лопату и прочие проблемы я тут же забыл.

– Дядь Гриша, а с кем это ты сейчас говорил, с КолаНиколей?

– Нет, Волька, тут понимаешь, я вчера… – дядя Гриша подозрительно замялся. – Марго меня вчера познакомила с очень хорошим молодым человеком…

Как это? Когда это? Мы же вчера вроде вместе… Ааа, понятно, они специально всё организовали, как только я уснул, точно… Это Марго всё, она. Воспользовались тем, что я отключился и, вот вам, пожалуйста… Я опять не в курсе! Ничего не знаю. Что-то важное пропустил. Как это? Почему?

Уткнувшись головами, а взглядами на экран компьютера, оперативники, молча и без восклицаний, в кабинете своего начальника, просмотрели дискету, понимающе переглянулись, и тупо замерли в размышлениях. Не дети, и раньше понимали и догадывались о двойной жизни начальства и депутатов с мэрами и губернаторами, но увиденная информация их сразила. Если это правда, а в том, что это именно она, можно было не сомневаться. «Почерк» исполнителя говорил за себя. Только «контора». Такое не создашь на «коленках», двумя тремя агентами не соберёшь. Нужна мощнейшая база и техническая и интеллектуальная, и время, и административный ресурс нужен особый, не просителя, а только указывающий, только «сверху». Но как всё «отчаянно красиво», как объёмно, как безоглядно, как нагло, цинично…

– Даа… – озадаченно протянул Михаил. – Интересное кино получается.

– Тут не кино, командир, тут, бабушка, Юрьев день!

– Ага! Сериал «Изабель-Изаура», – усмехнулся Николай.

– Мочить их всех надо, мочить!

– Чшь… – Михаил выразительно прижал палец к своим губам, доставая дискету из компьютера и пряча её в карман.

Олег понял, кивнул головой, с расчётом на «чужие уши», с напором громко продолжил:

– Надо было, конечно! Но я поздно узнал. Влетаю, а там уже никого. Кто-то стуканул. «Цветной» и «Кабан» смылись. А то бы я…

Михаил, включаясь в игру, так же выразительно глядя, строго заметил Олегу.

– Только без блатного жаргона здесь, пожалуйста, товарищ старший лейтенант. Перед тобой офицеры.

– Виноват, товарищ… эээ… капитан.

– То-то! А теперь прошу всех за мной.

– Куда?

– В СИЗО.

Олег с Николаем удивлённо переглянулись, но дружно ответили.

– Есть, всем в СИЗО.

Ни в какое СИЗО они, конечно, не поехали, у них машина по дороге сломалась… Да не по-настоящему, понарошку. Как будто! Для отвода глаз. «МаркII» не мог сломаться. И не потому, что японский и б/у, и товарища капитана собственность, а потому что он «МаркII» и вообще, он не ломается, говорят. Японский потому что. Оперативники оставили машину у побережья, спустились к морю.

– Тц… Сильную информацию мы получили, – заметил Михаил, машинально оглядываясь куда бы присесть.

– Убойную! – согласился Олег. – Гниды! Гадёныши!

– Она что, секретная что ли, только мы о ней знаем? – возмутился Николай, глядя на накатывающиеся на песок волны, – если её на рынке кому хочешь продают.

– Я думаю, кому надо – знают, – возразил Михаил. – Сейчас о другом, – остановил он. – Без эмоций. Она нам не по зубам. Как думаете?

Олег с Николаем одновременно пожали плечами, наверное.

– Тут не зубы надо, клещи сломаются, – заметил Николай, подбирая выползшего на песок маленького краба. Краб растерянно сучил миниатюрными конечностями.

– Дяденька, отпусти животное, не мучь маленьких.

– А сам-то, сам-то, тётенька!..

– Ну, хватит вам, детский сад, – оборвал Михаил, – давайте о деле. Как мы понимаем, из Москвы приказы идут только через начальника Управления…

– Да!

– Он на дискете есть, – заметил Олег, – в призовой «сотне».

– Но он в отпуске, – уточнил Николай.

– Верно, – согласился Михаил. – За него сейчас его зам, полковник Гришанков Григорий Евсеевич…

– Та ещё штучка! – Воскликнул Олег. – Тоже «на картинке» присутствует, в середине «пелатона», гад, катится.

Михаил усмехнулся сравнению, Олег, бывший чемпион края по велогонкам, знал толк в определениях, точно подметил, и в том, и в другом случае люди спешили к финишу, только к какому? Кивнул головой Олегу.

– Он, значит, получается, и отдал приказ мочить москвичей. Другие только исполнители.

– Это как пять копеек, командир. Оп! – Олег с Николаем неожиданно одобрительно шлёпнули ладонями. – Хава-нагилла… Хава… – и закружились на месте, пародируя еврейские танцевальные движения. Но тут же прекратили, наткнувшись на суровый взгляд своего начальника…

– Мы говорим, отменить приказ может только он, – как ни в чём не бывало отрапортовал Николай.

– У нас нюх, как у соба-аки, а глаз, как у орла, командир. О, йе! – с серьёзным лицом подтвердил Олег. – Зуб даю!

И оба, театрально преданно уставились на своего начальника, ну как, мол, хороши мы у тебя, красавцы-молодцы, понравились?!

Михаил с каменным выражением лица замер, соображая как ему поступить, ничего не нашёл, как ему показалось, достойного, он помолчал, испытующе глядя то на одного, то на другого. Под взглядом командира на лицах его сотрудников ни один мускул не дрогнул, ничего в них не говорило о минутной шалости. Ох, уж мне эти оптимисты-артисты, машинально отметил капитан, ох уж… Он уже привык к подобным эскападам то Олега, то Николая, а часто и вместе. С юмором ребята, с шутками. Это хорошо, не скучно. На проблемы смотрят спокойно, без полутонов и особых переживаний, свободное новое поколение, хоть и офицеры. Да нет, просто молодые ещё. Он и сам часто ловит себя на мысли, что ему это нравится, и сам готов с ними выкинуть что-нибудь такое эдакое, но не успевает… разве в мыслях только… Жалел потом. Или старею, думал, или должность заедает… Как и сейчас, в душе ребятами доволен был, но лицо держал, держал, но на этот раз не выдержал, разулыбался… И они тоже… Даже расхохотались вместе, довольные друг другом.

– Ну, понимаешь, не уголовка, а антреприза, какая-то у нас получается, – продолжая ещё смеяться, заметил Михаил.

– Ага, табакерка, командир, – не отстал Олег.

– Или балетное па-де-де или придорожное ДПС из кустов, – подлил «масла в огонь» Николай.

– Ага, всё вместе.

И они расхохотались ещё громче…

– Короче, – Михаил наконец перевёл разговор в нужное русло, – отмены приказа нам и нужно добиться. Иначе их никаким транспортом из края нам не отправить. Любой милиционер их арестует или дежурный наряд вызовет.

– Может в службу собственной безопасности дискету подбросить, а? – предложил Олег.

Капитан укоризненно взглянул на Олега, тот кисло пробурчал, исправился.

– Ну, передать…

– Нет, я думаю даже представителю президента будет недостаточно. – Возразил Николай. – Могут замылить. И вообще, интересы у них общие – я знаю – государственные… рыбалка, охота…

– Ага, дичь, да рыба…

– Олег! – прикрикнул Михаил.

– А что, командир? – намеренно возмущённо таращил глаза Олег. – Это не я сказал, это… Филатов. Ещё когда?! «Про Федота-стрельца»… сказка.

– Сам ты сказка… детский сад! – Михаил в сердцах крутанул головой, но в голосе звучали уже не строгие нотки. Помолчав, он заметил:

– Ладно, с представителем президента я согласен: промахнёмся, обозначимся и время потеряем. Сами может и отмажемся, а москвичей под удар точно подставим. Значит так, ребята, москвичей с природы нужно срочно забирать – пока на них не вышли – быстро и незамедлительно. Олег, устрой их на нашу квартиру, на Первомайской…

– Что, прямо под окнами 12-го отдела?

– А почему нет? И хорошо! Кто их там искать будет – никто. Их сейчас в пригороде ищут, на станциях, в аэропорту, на трассе… Только аккуратно сделай и тихо, чтоб ни одна…

– Это понятно, командир. Будет сделано. Только мне координаты нужны, где они сейчас загасились.

– Я договорюсь, Марго покажет.

– Маргоша с нами? – обрадовался вдруг Николай.

– Да, она в курсе.

– Тогда почему Олег? Я лучше сделаю! – заплясал на месте Николай. – Товарищ капитан, начальник, Маргошу только мне можно доверить. Олег в чёрных списках ловеласов у неё ходит. Я знаю… Она с ним не пойдёт.

– Как это не пойдёт? В каких таких списках, где? – изумился Олег.

– Где-где, в Интернете, вот где! – быстро сообщил Николай, и прозвучало это как пресловутое «в Караганде», и пока Олег приходил в себя, заявил капитану. – И никаких координат мне не надо, у меня телефон Маргошин есть. – Повернулся к Олегу. – К защите государственной границы готов. Рапорт сдан. Рапорт принят. Спасибо, Олег! Вопросы есть? Вопросов нет! Свободен!

– Да иди ты… – расстроено отмахнулся Олег, ещё и передразнил, – рапорт сдан у него, свободен… Привет ей передай.

– Ага, сейчас, разбежался. Это заслужить надо. И не таким как ты…

– Чего, чего… – Олег весь подобрался, уже шёл на него в борцовской стойке.

– Эй-эй, стоп, стоп! – заплясал не месте капитан. – Вымажетесь сейчас, черти… В машину не пущу. Пешком у меня пойдёте.

Последнее «бойцов» мгновенно успокоило – далеко же, если пешком.

18

Полковник Гришанков Григорий Евсеевич действительно исполнял обязанности начальника Приморского Управления МВД уже почти две недели. Работал с удовольствием, со вкусом. Натягивая на себя авторитет генерала, довольно похоже копировал его повадки: так же фуражку на затылок лихо сдвигал, размашисто проходил по коридору, без стука открывал двери кабинетов – ну, как вы тут, нормально? Привет. Работайте, работайте… Петров-Сидоров, ну-ка, зайди-ка ко мне! Когда сурово хмурил брови, вальяжно развалясь в мягком кресле генерала, когда широко улыбался, одобрительно хлопая рукой по столу… Место копировал, на самом деле репетировал, тренировался. Проводил совещания, подписывал документы, изучал сводки, распекал подчинённых, награждал грамотами и именными часами отличившихся сотрудников районных отделов, читал лекции в Высшей краевой школе МВД… Выполнял напряжённый график… И боялся. Всё сильнее и сильнее. Рушилась мечта о его переводе в Москву. Сергей Бадаевич точно теперь задробит. А всё почему? Потому что какого-то преступника, понимаешь, его пинкертоны поймать не могут. А отчётный день, перед Сергеем Бадаевичем, уже наступил. Правда в запасе ещё где-то часов двенадцать– пятнадцать есть. В Москве ещё поздний вечер, а во Владике только утро… На улице, конечно, сумрачно, конечно, дождь, естественно нудный, безусловно тоскливый. Но, картина привычная, для всех приморцев обычная… Почти каждый день так.

Из окна своей квартиры, за мутным от дождя стеклом, увидев у подъезда мутные очертания остановившегося «Мерседеса» начальника УВД – это за ним! – Григорий Евсеевич поставил чашку с недопитым кофе на стол, вытер губы, прошагал в прихожую, глянул на себя в зеркало, прыснул на отдельные части лица и кителя мужским парфюмом, пару раз с удовольствием втянул носом возбуждающе-элегантный запах, остался доволен, взял с вешалки фуражку, надвинул на глаза, сунул ноги в полуботинки – проделал это как обычно, как всегда… И кейс, как теперь говорят, прихватил. Тоже по привычке, когда газеты с журналами в него положить, когда коньячок, не более. Документы из управления он никогда не выносил, нет. Спасибо, научен. Раз, по-молодости, прокололся, когда в трамвае ночью, от усталости, возвращаясь домой, заснул, потом спохватился, выскочил, на своей остановке, а документы с портфелем забыл. Да какие там были документы, так себе. Какие у младшего лейтенанта тогда были документы, смех один. А шуму было, прямо до ГлавПУ МВД СССР. На всю жизнь урок. В ту ночь он все трамваи на изнанку вывернул, а портфеля с документами так и не нашёл… Ни в ту ночь, ни позже. Как сквозь землю… Было дело. Григорий Евсеевич теперь только для вида носил плоский портфель. Потому что привычка, потому что полковник. Кстати, дипломат именной, на сорока пятилетний юбилей, между прочим, подарен.

Выйдя из квартиры, полковник вызвал лифт, размышляя как день начать, чтобы в конце доложить о безусловном выполнении просьбы Сергею Бадаевичу. Да какая это просьба, мгновенно расстроился полковник Гришанков, когда это и приказ и приговор в одном… Григорий Евсеевич тяжело вздохнул… Словно услышав его грусть, двери лифта перед ним тихо растворились, и… О!.. Мелькнуло перед глазами полковника что-то неясное, и свет померк…

Минут пятнадцать– двадцать, водитель мерседеса, ожидая начальника, слушал лёгкую музыку, точнее говоря – дремал. Салон, как известно, располагает, да и время раннее – около 10. Точнее без 20 минут 10. Во дворе и у подъезда естественно никого. Дождь! Ни мамаш с детишками, ни собачников. Ничего отвлекающего. Одни густо припаркованные иномарки. На «новостях» водитель проснулся, диктор информировал радиослушателей о спокойном и планомерном отводе российских войск из района Грузино-Юго-Осетинского конфликта, и возможных кознях режима Саакашвили. В этом месте водитель от души матюгнулся в адрес Совета безопасности ООН, что не поддержали действия России по защите своих осетинских граждан, и если б мог, в нос бы дал этому… или кому там… Он даже пальцы правой руки в кулак перед своим носом сжал, прибрасывая размер и вес, увиденное его вроде устроило, одно отметил, ещё монтировку бы в другую руку, тогда всё, хана тому Совету вместе с Европой и Америкой. Эта здоровая мысль его и успокоила. Вместе с тем, глядя на щедро покрытое дождевыми каплями ветровое стекло машины, безоговорочно согласился с правдивостью местного прогноза погоды (не зря бездельники хлеб едят), а вот на песне по заявкам радиослушателей «Погода в доме», водитель впервые забеспокоился. Даже на пару секунд высунулся в окно, пытаясь разглядеть четвёртый этаж, но бесполезно, не разглядел причину задержки начальника, только лицо вымочил и шею заломил… Разминая её, несколько секунд размышлял над вопросом: по телефону сначала позвонить или сразу в квартиру подняться. Это вопрос. Не простой. Серьёзный. Случалось, полковник когда и задерживался, но беспокоить… Себе дороже. Нет, позвонил на его сотовый, сотовый не ответил, тогда… домашний телефон тоже почему-то не отвечал. Услужливо прихватив зонт для начальника, только для личной отмазки, водитель выскочил из машины, не раскрывая зонта – это для Григория Евсеевича, для полковника – съёжившись под дождём, вбежал по ступенькам.

Громко топая и отряхиваясь, вошёл в подъезд… Вестибюльчик блестел. Вахтёрша выглянула на стук двери и каблуков водителя из своей «лифтёрской», ответила, что Григорий Евсеевич «ещё не выходили». «Проспал, наверное, ОДНИ же дома. Марина Викторовна, известно где, с детьми на даче, вот ОНИ и… Да вы поднимитесь. Ноги только вытрите, вон там, об тряпку, и идите. Служба же. Я потом подотру». Он так и сделал. И ноги вытер, и на лифте проехал – четвёртый этаж – но дверь на звонок ему никто не открыл… Водитель, человек пожилой, хоть и сержантский состав, но милиционер опытный, именно теперь только всерьёз забеспокоился, по рации запросил дежурного по управлению, тот тоже удивился, но «тревогу» объявил…

Гришанков от тряски пришёл в сознание довольно быстро. Болела шея, по лицу тёк пот, в глазах было темно и щипало, рот был забит кляпом, носом дышать было трудно и практически невыносимо, воняло человеческим потом, плесенью и мукой… К тому же, грубая ткань тряпки на голове жёстко царапала лицо. И он был связан. Более того, его, как мешок с картошкой несли видимо на плече, вниз головой, ноги на другой стороне, больно сдавливая живот при каждом торопливом шаге. Особенно вниз, как он догадался, по ступенькам. Несли недолго, вскоре он оказался в багажнике какого-то автомобиля, именно как мешок его сбросили с плеча, но без повреждений, только голова и туфли звучно брякнули, затем, сжавшись, ожидая физической боли, полковник ждал, ждал, но не дождался. Зато неожиданно почувствовал, как его – за ноги и под голову – подняли и уложили на что-то жёсткое, ограниченное в плечах, чтоб не упал, наверное, потом все звуки вообще исчезли. Он не слышал, как одна за другой закрывались двери, как запускался двигатель, как машина плавно тронулась с места. «Всё! Это конец! Это похищение! Меня убьют! Убьют! Убьют!!» – трассерными пулями проносились в голове страшные мысли, пока не слились в один, мощный залп в его голову, и теперь уже самостоятельно, он вновь потерял сознание. Но снова ненадолго. Его же не били…

Кто они, кто? Придя в себя, полковник судорожно дёргался, пытаясь освободиться, но это не получалось, пот по лицу и по всему телу катился градом, дышать совсем становилось нечем, кружилась голова, в глазах и перед ними было темно, тошнило… Последний свой шаг в кабину лифта вспомнить совсем не мог – что же произошло?! – кроме взметнувшейся перед глазами тени, как взмах крыльев, и… провал. А они знают кто я, знают? Я же – милиция! Я же – полковник! Я же… Но тут же горько себя одёргивал, потому и везут куда-то… Значит, всё, конец тебе, полковник. Крышка! Ууу… Ууу… И не отвертишься, я в мундире. А может это ошибка, перепутали? И снова горько усмехался – нет, случайностью здесь не пахнет… Я же начальник милиции края. Исполняющий обязанности. Полковник! Они разве не знают? Нет, они не посмеют, они не могут! Должны боятся! Они не боятся? Нет, судя по тому, как полковник «славно» упакован, они его не боялись. Даже наоборот! Они его… Они его… О! Для них же это пахнет уголовной статьёй, да какой статьёй, что о них думать – их сразу нужно расстрелять, сразу к стенке, без суда и следствия, о себе нужно думать, о себе. Они его убьют! Да, его! Лишат жизни! Жи-изни!! Сначала пытать будут – ма-ама! – потом на мелкие кусочки или сожгут, или… Ааа – заблажил бы полковник, если бы не кляп во рту. У него это получилось, но мысленно. Громко, страшно, призывно, как милицейская сирена в ночи из-за поворота. Но совершенно беззвучно. Только в мозгу. Ему вновь стало плохо. К тому же, от туго засунутого кляпа, начали болеть лицевые мышцы, немел язык и нёбо во рту. Подташнивало. Похоже, затычка была не свежей, случайной.

Тёмный катафалк, легковой импортный лимузин иностранного производства тем временем беспрепятственно и неторопливо проехал мимо всполошенных милицейских постов, включая и посты ГИБДД, словно жуткий символ смерти. На постах, выпрямляясь на катафалк, понимающе косились. «Чур-чур!». Сопровождающий эскорт «крутых» мотоциклистов, несколько – всего лишь четверо, говорили о многом: кто-то из байкерской мотоциклетной мафии ласты похоже склеил. «Чур-чур! Царствие ему небесное! Ага! Меньше «летать» будут по дорогам, козлы! Этот «отлетался». Постовые всего лишь на пару– тройку секунд тревожно замирали, провожая глазами мрачный кортеж, затем поочерёдно, как лягушки в дождь, он так и не прекращался, выскакивали на дорогу, выдёргивая одного за другим разные – подозрительные! – машины. Впервые в ориентировке, ни вид транспорта, ни приметы преступников обозначены не были. «План-перехват» и всё. Да, и фамилия вдруг непонятно куда в городе исчезнувшего какого-то Гришанкова Григория Евсеевича, 1950 года рождения, русского, женатого и пр… воровского авторитета наверное, как поняли постовые, не особо и напрягала. И хрен с ним! Такое и раньше случалось, и что?

Лимузин плавно затормозил и остановился. Гришанков ничего не видел, но почувствовал это, машина вовремя встала, он уже задыхался: от жары и удушья… от страха и униженности. Похитители или догадались, или время тому пришло, достали его из ящика. Вялого, как куклу. Поставили на ноги, но он не устоял, мешком осел на землю. Когда с головы сорвали мешок, явно не русские, потому что сорвали резко и грубо, но молча, он не ослеп от света, потому что света в помещении было очень мало, казалось, чёрные стены и такой же потолок были близко. Давили на психику. Григорий Евсеевич в испуге оглянулся на злобные человеческие тени, на машину, узнал форму катафалка и гроб, в котором его привезли, для него значит уже и приготовленный. Ууу!.. Вот и всё, с леденящим кровь ужасом, подумал он! Вот она смерть твоя пришла! Это конец!.. Выпучив глаза, Григорий Евсеевич вновь потерял сознание.

Пришёл в себя почти тотчас, от жуткого грохота… Словно над его головой или скорее всего в ней самой, уже разверзлись Небеса. Множеством палок били по кастрюле надетой на его голову. Больше по ушам. Полковник в испуге сжался. Понял… Вокруг шёл настоящий бой. Да, бой! И он был в центре его. В середине непрерывного и яростного. С грохотом и пороховыми вспышками. Ослепляя и оглушая, темноту разрывали яркие вспышки и оглушительный грохот выстрелов. Казалось, все пули в его сторону. Лёжа на боку, ещё связанный по рукам и ногам, полковник ошалевшей от страха, гусеницей извиваясь, заполз под машину. Стреляли и слева и справа. И очередями, из автоматического оружия, и одиночными, из пистолетов. Не меньше взвода, как показалось полковнику. Он сучил ногами, рыдал и истерично кричал: «Ой, ой, не стреляйте, не убивайте, я здесь, я свой, помогите, ой, ой…», что-то подобное в разной последовательности, но в пронзительно высокой октаве, в конце даже охрип, только хрипел. Даже от боли вскрикнуть не смог или себя не расслышал, когда отлетевшая стреляная гильза огнём обожгла щёку. Григорий Евсеевич дёрнул головой, но тут же ударился затылком обо что-то тупо-железное под машиной… От нервов ещё сильнее разрыдался… Бой тем временем разгорелся похоже не шуточный.

Обе стороны патронов не жалели. Даже подзадоривали себя криками: «Сдавайтесь, вы окружены, вам не уйти». С другой стороны доносилось: «Ага, хрен вам, менты поганые. Аллах Акбар! У вас патронов не хватит. Всех перебьём». Сквозь грохот и выкрики Гришанков расслышал, да-да, уловил спасительную для себя фразу про поганых ментов, мгновенно взбодрился, ожил, потому что понял, это ему на выручку пришли, это его люди, «наши», с бандитами бьются. За него!! Ой, молодцы, ой молодцы, голубчики! Родные! «Я здесь, помогите!», взвыл он, моля бога, чтобы кто-нибудь не бросил в его сторону гранату или вообще не пустил их в ход… Он понимал, у бандитов запросто могли оказаться в руках и гранатомёты и огнемёты, упаси Бог! Грохот ручного пулемёта, например он, кажется, слышал, даже два, нет три пулемёта… Но… Что это? Бой, который проходил гораздо выше носа полковника, даже выше клиренса катафалка, вдруг стал быстро куда-то удаляться. «Стой, не уйдёшь. Стоять! Вы арестованы!» Сквозь звуки стрельбы послышались истошные приказы-выкрики, и стрельба неожиданно быстро покатилась куда-то вглубь тёмного помещения… «Ура! Бей их, сволочей, бей! Не уйдёшь! Стой! Ур-ра!», поддерживая своих защитников, орал из-под машины Григорий Евсеевич, угадывая, что бандиты не выдержали, и бросились спасаться. Переполняемый радостными и прочими нервными чувствами, Григорий Евсеевич попытался было выбраться из-под машины, но не смог. Размер превосходил ожидание…

Стрельба неожиданно смолкла, как и началась. Также неожиданно вспыхнул верхний свет, высветив всё помещение. Густой пороховой туман медленно, рассеиваясь, поднимался к высокому потолку. Помещение напоминало ангар, только почти пустой, с несколькими стеллажами из пустых ящиков, каких-то бочек, всё явно запущено и неухожено. Заброшенный склад, нежели какое-то производство. И почти посредине катафалк. Скорбно-блестящий, настоящий. Задняя дверь открыта, к машине прислонена крышка лаком блестящая, как и сам гроб… и тишина. Мёртвая! Только хруст стекла под чьими-то приближающимися шагами, и звон гильз из-под ног. Полковник затаился, а вдруг наоборот…

Несколько пар ног, расшвыривая ботинками вёрткие гильзы, приблизились к машине, обошли её…

– Товарищ капитан, здесь нет никого, – через паузу послышался молодой голос.

– Как нет? Куда он мог деться? Не может быть. Где-то здесь… Эй, товарищ полковник, вы где?

– Я здесь, здесь! Помогите! – тотчас хрипло вскричал из-под машины Григорий Евсеевич, вновь больно ударившись затылком обо что-то железное, понимая, угадывая, бояться ему уже нечего, это его спасители-освободители пришли. – Здесь я! Зде-есь!

На голос под машину немедленно заглянула чья-то голова с тёмной короткой стрижкой.

– О, точно здесь! Вылезайте, товарищ полковник. Вы спасены.

– Я не могу. Застрял.

Его с трудом вытащили, развязали… Он узнал своих спасителей, их было трое, фамилии правда не вспомнил, но точно это были свои, оперативники из РУБОПа, встречались на совещаниях… Все трое были в гражданской одежде, вооружены автоматами Калашникова, с несколькими спаренными пустыми рожками магазинов, у каждого из-за пояса выглядывали рукоятки пистолетов Макарова.

Полковник, наполовину оглохший, ещё грязный, весь в поту, грязи, соплях и слезах, косясь на катафалк, бросился обнимать своих спасителей:

– Ой, как я рад вам, ребята! Как я вам благодарен! Как вы вовремя… Как вы узнали? Я же вас всех к наградам, к званиям, что хотите… Вы жизнь мне спасли! Жизнь, понимаете? Я так испугался сначала… Вы старший да, как фамилия, ваше звание? – От счастья почти рыдая, кричал полковник.

– Ничего особенного, товарищ полковник, оперативная работа, – так же громко ответил один из них, тоже видимо оглушён стрельбой был. – Я капитан, начальник отдела, а это сотрудники… – И замялся, вертя в руках смятые – в бою видимо – листки бумаги. – Тут, понимаете, материал на вас есть. Мы отбили.

– Что? Не понял. Какой материал, что за материал? – Гришанков ещё улыбался, разевая рот, тряс головой, рукавом кителя стирая грязь с лица, смотрел то на бумаги, то на своих спасителей, это шутка, да, что там?

– Там ваши счета в оффшорных банках, фирмы в которых вы учредителем и ваши родственники, много ещё чего… Компромат.

– У меня счета? Компромат? На меня?! Вы с ума… Мои родственники? – залепетал полковник, в страхе повышая голос. – Вы что? Не верьте. Это липа. Это провокация. Где вы это взяли?

– Оперативная работа, товарищ полковник. – Не испугавшись, уклончиво ответил капитан. Видно было, как оперативникам неудобно было за товарища полковника. Гришанков это понял.

– Ну-ка дайте… – грозно потребовал.

Капитан Трубач протянул полковнику бумаги. Тот выхватил их, впился глазами. Через секунду спросил: