Текст книги "Ватажники атамана Галани"

Автор книги: Владислав Хапров

Глава XIX

Я зарываю клад на острове. Мы снова отправляемся в город. Я выслеживаю Галаню и встречаюсь с Матвеем Ласточкиным. В казармах астраханского гарнизона. Начало ночи длинных ножей. Смерть Мишки Баламута. Неудачный штурм трактира «Пушкарский двор». Сражение на острове.

Следующий день я провёл на острове. Мы с Мишкой распродали остатки хабара, избавившись от последних тюков тканей и массивной посуды. Доставшиеся мне драгоценные камни я продавать не стал. Вместо этого в тайне от всех сложил их вместе с деньгами и книгами в железный ларчик, решив спрятать всё это в укромном местечке.

Как только стемнело, я пробрался на другой остров и зарыл свой клад, словно сказочный злодей-разбойник из тысячи и одной ночи.

Днём наша «гулящая сотня» снова отправилась куролесить в город. Из подслушанных разговоров я узнал что Галаня и его старые товарищи, те с которыми он начинал разбойничать под Василём, облюбовали трактир «Пушкарский двор». Сойдя на берег, я украдкой проследил за атаманом до самых ворот сего трактира. Тот находился в Белом городе рядом с Пушкарской слободой. Его содержал бывший гарнизонный артиллерист, которому сорвавшейся с лафета пушкой раздавило руку, да так, что её пришлось ампутировать. Трактир был обнесён невысоким тыном. У всегда распахнутых настежь ворот стояла маленькая медная пушечка, из которой однорукий трактирщик палил холостыми зарядами утром и вечером.

Из поварни столбом валил дым. Там суетились бабы, готовившие казакам угощение. Бегали мальчишки в длинных кожаных фартуках. За поварней голый по пояс мужик колол дрова. В нём я тут же признал Матвея Ласточкина. Как он, хитрая бестия, пронюхал где Галаня со товарищи будет сегодня выгонять чертей из бутылок, так и осталось для меня загадкой.

Я приблизился к тыну с другой стороны трактира, огляделся, нет ли поблизости глаз и ушей и запустил камешком в кучу дров, нарубленных Матвеем Ласточкиным. Тот поднял глаза и свирепо шикнул на меня, чтобы я спрятался за тыном. Я тут же присел на землю. Матвей Ласточкин отложил топор подошёл к тыну с другой стороны, якобы для того чтобы справить малую нужду, а сам тихо сказал мне.

– Иди по переулку к Кабацким воротам. Увидишь чайную. Хмельного питья там не подают, потому ваших в ней не встретишь. Чаёвничают в основном местные ремесленные люди. Сиди и жди меня.

Я так и поступил. Сидел до полудня, пил вкуснейший чай с бубликами, пока, наконец, не появился Матвей Ласточкин.

– С воеводой сговорился? – сразу же поинтересовался он.

– Сговорился. Имать Галаню будем сегодня ночью, – едва слышным шёпотом ответил я. – Сейчас прикинусь пьяным, пошатаюсь кругами по городу. И каждый из этих кругов будет всё ближе и ближе к кремлю. Вечером тайком проберусь в казармы. Там меня будет ждать Волынский.

– Без меня управишься?

– Управлюсь Матвей Иванович. Чай, кое-чему научился.

– Тогда я пожалуй махну на другой берег, отсижусь у калмыков, пока ты всех разбойничков не переловишь.

Когда, расставшись со своим наставником в сыскных делах, я снова оказался возле трактира «Пушкарский двор» там веселье уже бурлило через край. Радостно заливалась балалайка и голос Еремейки пел:

 
В Ярославле городке, где кабак на кабаке,
В трактире безымянном на волжском бережке
В день праздника святого, по лету как-то раз,
Сошлись мастеровые поддать не в бровь, а в глаз.
Сапожник, малый ушлый, огурчик занюхнув,
Напился сразу в стельку, и морду в стол уткнув,
Поведал, что в бутылке зелёный чёрт сидит.
Бутылку выпил плотник и в страхе чёрт бежит.
Ещё две чарки водки и плотник в доску пьян…
 

До самого заката я ходил из кабака в кабак, постепенно приближаясь к воротам кремля. По ходу дела запоминал, какие из кружал посада и Белого города служат пристанищем кампаниям казаков.

У ворот кремля я сказал караульному солдату пароль, о котором мы с воеводой сговорились позавчера и меня тут же отвели в казармы драгунского полка. Там шла неторопливая и по-солдатски деятельная подготовка к выступлению. Служивые чистили ружья, точили палаши, чинили основательно поношенную амуницию.

Губернатор Волынский тоже был здесь; возле казарм стояла его карета. Он встретил меня в дверях и заговорщицки зашептал.

– Как вы и сказали, Артемий Сергеевич, я привёл гарнизон в боевую готовность, но для чего сиё надобно, офицерам не объяснил. – Тут парсуна воеводы приняла весьма удручённый вид и он жалобно простонал, – Ох, не простит мне жигулёвская братва этой ночи длинных ножей. Атаманы, приятели Галани, того и гляди убийц подошлют.

Я подумал:

«Вот порадуется купец Федулка, коли жигулёвцы и вправду воеводу зарежут».

В слух же сурово произнёс:

– Не гоже государеву мужу боятся всякого отребья.

– И то верно, негоже, – спохватился губернатор.

Волынский представил меня офицерам гарнизона и сказал, что отныне они и их солдаты по-ступают в моё полное распоряжение. Сам же ретировался, вооружил челядь и превратил свой дом в неприступную крепость.

Так, невольно, я стал командующим целым корпусом, словно самый настоящий фельдмаршал.

Город погрузился во тьму. Улицы опустели. Воровские казаки гуляли в кружалах так, что соседние дома ходили ходуном, словно при землетрясении. Упившись, они отплясывали под звуки кабацких балалаек. Хозяева питейных заведений, богатевшие на глазах, радостно потирали руки и, пряча в сундуки серебро, возносили молитвы Господу, за то, что он послал им эту оголтелую толпу гулящих людишек, швырявшихся деньгами направо и налево, ни чуть не беспокоясь о будущем.

Ровно в полночь на колокольне Пречистинских ворот ударил колокол. По этому сигналу солдаты астраханского гарнизона, стараясь не производить шума, заняли позиции у всех ворот Белого города, с приказом никого ни впускать и не выпускать. Ворота закрыли. С грохотом упали решётки. Из казарм, бряцая оружием, вышли два гарнизонных полка и многочисленными ручейками растеклись по близлежащим улицам. Офицерам было поручено ворваться в указанные мной питейные заведения и схватить всех кто там окажется. А уж следствие потом разберётся, кто есть кто.

Сам я шёл вместе с ротой, которой командовал поручик Терского полка Вениамин Зябликов. Этой роте была отведена главная роль в предстоящем спектакле. Она должна была захватить атамана Галаню. Губернатор Волынский сказал мне, что сей поручик отличается отменной храбростью и, несмотря на молодость, показал себя очень способным командиром.

Тёмной грозной массой колонна продвигалась по улицам города. Во дворах заливались лаем собаки. Спавшие в подворотнях бродяги просыпались и испуганно шарахались в стороны. Вдруг где то вдалеке, наверное в посаде, грохнул выстрел. И сразу же на соседней улице раздались крики. Выстрелы теперь слышались то тут то там. Совсем рядом от нас загорелось какое то здание. Небо осветилось красным заревом. Люди просыпались, выскакивали в одном исподнем на улицу. Увидев пожар, хватали топоры и вёдра и спешили тушить огонь, пока он не перекинулся на соседние дома.

Среди прочих я увидел невесть откуда взявшегося Мишку Баламута, а с ним раскрасневшуюся бабу в одной рубахе и накинутой поверх неё шалью.

Я подскочил к нему и торопливо зашептал.

– Возвращайся к своей купчихе, спрячься у неё и не высовывайся. Я тебя не выдам.

Мишка удивлённо посмотрел на меня, окинул взглядом колонну солдат за моей спиной. Поняв всё, он размахнулся и двинул мне кулаком в зубы, прокричав с ненавистью:

– Предатель! Иуда! – и бросился бежать.

Я, выплёвывая на ходу, осколки выбитого зуба устремился за ним. А солдаты за мной.

Мишка бежал и кричал:

– Братки! Измена! Нас предали! Спасайтесь!

Впереди показались распахнутые настежь ворота трактира «Пушкарский двор». Поняв, что за Мишкой мне не угнаться, я остановился, переводя дыхание, и сказал поручику Зябликову:

– Он не должен уйти.

Офицер тут же кивнул первой шеренге солдат. Те вскинули фузеи и дали залп. Мишка, не добежав до трактира полсотни саженей, захлебнулся криком и ткнулся лицом в деревянную мостовую.

Музыка в трактире оборвалась. Казаки высыпали на улицу, уставившись на мёртвое тело Мишки Баламута и неожиданно возникший из темноты сомкнутый строй солдат. Последовало короткое замешательство, затем яростный взрыв самых ужасных богохульств, который перекрыл громовой голос Галани:

– Эта измена! Назад! Закрывай ворота!

Толпа казаков отхлынула во двор трактира. Массивные створки ворот захлопнулись, превратив «Пушкарский двор» в осаждённую крепость. Несколько ушкуйников попытались спастись перемахнув сзади трактира через тын но тут же попали в руки солдат, в считанные минуты обложивших трактир со всех сторон.

Галаня, и с ним ещё человек двадцать, закрылись внутри трактира, высадили слюдяные окна и стреляли из пистолетов во всякого, кто в горячке пытался перелезть через тын. Поручику Зябликову пришлось остужать воинственный пыл своих бойцов пинками начищенного до блеска ботфорта, чтобы те по дурному не лезли на пулю.

– Ломайте ворота! – рявкнул он.

Солдаты бросились по близлежащим дворам, переполошив жителей, и вскоре вернулись с тяжёлым бревном.

– Давай, братцы, разбежались! – командовал он.

Солдаты ударили тараном в ворота. Но те только недовольно заскрипели. Ударили ещё раз и ещё раз. Ворота были сработаны на совесть, дубовые засовы, массивные кованые петли. Вышибить такие с налёту невозможно.

В это время мимо меня провели схваченных ушкуйников. Я попытался отвернуться, чтобы не быть узнанным, но поздно. Один из разбойников, сообразив, что к чему, с диким воплем бросился на меня, повалил на землю и вцепился пальцами в горло. Хватка его была так сильна, что промедли солдаты одно мгновение, он непременно раздавил бы мне горло. Слава богу, один из бывалых вояк тут же вогнал ему в спину багинет. Остальных казаков, тоже порывавшихся буянить, быстро успокоили прикладами.

– Вы бы их хоть связали, – просипел я, поднимаясь на ноги.

Створки ворот, наконец, поддались настойчивым попыткам тарана вышибить их. Поручик Зябликов велел части солдат рассыпаться и палить через тын, чтобы прикрыть атакующих.

Когда пули хлестнули по окнам мы, с бревном наперевес, ворвались во двор. Какой то частью сознания, которая опережает мысли, я подивился, что в нас никто не стреляет.

Таран ударил в дверь трактира, сорвав её с петель. Первым внутрь ворвался поручик Зябликов со шпагой в одной руке и пистолетом в другой, затем, выставив вперёд примкнутые к фузеям багинеты, трое солдат, а следом за солдатами я.

Внутри, к общему удивлению, оказалось пусто. Ни Галани ни его товарищей. Только среди перевёрнутых столов и лавок, а так же мёртвых тел гулящих девиц, сидел привязанный к двум бочонкам с порохом однорукий трактирщик. Лицо его застыло в маске невыразимого ужаса. А по фитилю к одному из бочонков уже подбегал огонёк.

Поручик отшатнулся назад, издав нечленораздельный звук. И в это время огненный вихрь прыгнул на нас словно огромный яростный зверь. Яркая вспышка ослепила меня, непреодолимая сила подняла в воздух и выбросила через дверь обратно на крыльцо. На меня тут же обрушились горящие обломки, погребя под собой. Огонь жёг меня со всех сторон. Я, как мог, отбивался от него, крича от ужаса и боли, и не слышал своего голоса. Валивший отовсюду дым душил меня, и я вскоре потерял сознание.

Тем временем в городе царил хаос. Десятки казаков были схвачены и отправлены в острог. Но многим с помощью ножей и пистолетов удалось вырваться из ловушки, и они переулками и дворами пробирались к пристаням, где можно было захватить лодки и бежать из Астрахани.

Те ушкуйники, что в эту ночь гуляли в посаде, первыми оказались на берегу Волги. Стащив в воду две лодки, на большее не набралось людей, они отплыли в сторону Заячьего острова.

Однако большинство казаков были заперты за стенами Белого города. Они, собравшись в кучки, подкарауливали в темноте небольшие отряды солдат, конвоировавших схваченных казаков, нападали на них, забирали оружие и освобождали своих. Затем несколько таких кучек объединялись и пытались с боем пробиться через какие-нибудь ворота. Солдаты, как правило, успешно отбивали атаки разбойников. Уцелевшие рассеивались по дворам, в ярости убивая всех, кто подворачивался под руку. Город, за какой то час, превратился в настоящее адское пекло.

Солдаты быстро извлекли меня из-под обломков. Из пяти человек, ворвавшихся в трактир, я единственный уцелел после взрыва. Ожоги и ушибы покрывали всё моё тело. Было очень трудно дышать. Я всё время кашлял, пытаясь изгнать из лёгких обжигающий дым.

Командование ротой после гибели поручика Зябликова, принял один из унтер-офицеров. Он отдал приказ пожилому солдату отвести меня в дом воеводы.

На улицах было много людей. Мужики вооружились вилами и топорами, детишки жались к бабам, протяжно выли какие то старухи. Все спрашивали друг у друга, что за чертовщина твориться в городе. Только ответа на этот вопрос ни у кого не было. Одни говорили, что на Астрахань напал какой то неведомый супостат, другие утверждали, что на дом проклятого кровопийцы Волынского свалилось небесное тело, именуемое метеорит, а батюшка, стоявший в одном исподнем на паперти небольшой деревянной церквушки, и вовсе проповедовал, что пробил час божьего суда и начинается Армагеддон.

Широкие людные улицы вскоре кончились. Мимо потянулись глухие заборы по обеим сторонам узких переулков. Злобно брехали цепные псы.

Вдруг солдат насторожился. Невдалеке мелькнули быстрые почти бесшумные тени. Он усадил меня на завалинку, пробурчал что-то, и, сняв фузею с плеча, скрылся в темноте. Через некоторое время, словно из другого мира, до меня долетел звук выстрела и мучительный крик умирающего человека. Ещё через бесконечно долгое время надо мной наклонился коренастый мужик державший в руке топор, и имевший явное намерение зарубить меня. Но его остановил голос Дуньки Казанской:

– Обожди Осип. Это ж наш Васька Дьяк.

– И верно, – произнёс Осип, убрав занесённый топор. – Эка его разукрасили. Значит, знатно бился. Эй, Васька, ты меня слышишь? – Он помахал перед моим лицом рукой.

Я его слышал, но словно во сне, с трудом осознавая происходящее.

– Похоже по голове стукнули, – заключил казак. – Бросим его. Самим бы ноги унести.

– Нет, – отрезала атаманша. – Дунька Казанская своих в беде не бросает. Берите его под руки.

Я застонал, мысленно проклиная разбойницу за дурацкое благородство.

Двое ушкуйников подхватили меня и потащили к освещённым пламенем пожаров стенам Белого города. По дороге мне удалось незаметно выкинуть царскую бумагу, свидетельствующую о том, что я никакой ни разбойник Васька Дьяк, а тайный подсыл.

Очень скоро мы были у Кабацких ворот, где Галаня и ещё полсотни казаков, с ног до головы покрытые пылью и кровью, яростно бились с преградившими им путь к спасению драгунами.

Драгуны храбро отбивали атаки. Но из тёмных переулков появлялись всё новые и новые разбойники и тут же вступали в бой.

Наконец Галаня прорвался к офицеру и зарубил его своим ятаганом. Бой сразу утих, стороны разошлись, готовые, однако, в любой момент вновь броситься друг на друга.

– Уходите! – закричал атаман драгунам. – Вам незачем здесь умирать! Вот! Берите! Подели-те меж собой!

Галаня кинул драгунам туго набитый кошелёк. Те переглянулись, кивнули головами и отступили. Ушкуйники с радостным воплем распахнули створки ворот и подняли решётки. Путь к спасению был открыт.

Пока в Астрахани шли уличные бои, два шкоута, направлялись со своей стоянки в Ярковской гавани к Заячьему острову. Огней не зажигали, и один из них в темноте перевернул посреди реки какую то лодку. Когда вытащили из воды людей, оказалось, что это галанинские братки, те, что сумели ускользнуть из ловушки в посаде. Их тут же побросали в трюм и заковали в цепи.

Тем временем разбуженные казаки столпились на песчаном берегу острова, глядя на зарево пожаров. Никто не знал что происходит, но все понимали, что случилось что-то ужасное. Они в заворожённом оцепенении глазели на взметавшиеся над стенами города языки пламени, пока из темноты не возникла лодка, а в ней человек десять из тех, что утром уехали в город.

На берег выскочил десятник Иван Бобров.

– Что там за чертовщина? – бросился к нему Лёшка Кортнев.

– Волынский предал нас, – ответил тот. – Солдаты хватают всех подряд. Галаня наверняка уже в кандалах в остроге. Мы едва унесли в ноги. Скоро они и сюда доберутся!

– Смотрите! – испуганным голосом воскликнул один из казаков, указывая на реку.

Там из темноты выплыли угрожающие силуэты военных кораблей и принялись разворачиваться, чтобы дать бортовой залп. Казаки, сообразив, что сейчас по ним начнут стрелять из пушек, бросились врассыпную. Многие побежали на другую сторону острова, чтобы попытаться спастись вплавь.

На месте остались только Лёшка Кортнев и Иван Бобров. Есаул, размахивал пистолетом и бешено матерился, пытаясь остановить панику. Громыхнул первый залп. Зарево освятило корабли. Двенадцатифунтовые ядра с протяжным воем понеслись над водой. Одно из них угодило прямо в Ивана Боброва, тело которого в мгновение ока разлетелось на куски. Остальные обрушились на струги, пробивая их борта и снося мачты.

Пушки шлюпов утюжили остров целый час. Все струги были разбиты ещё первыми залпами. Человек двадцать разбойников погибло. Но за это время Лёшке Кортневу с помощью убеждений и угроз, которые он без раздумья приводил в исполнение, удалось организовать казаков для встречи десанта.

Гришка Осипов, командуя полусотней человек, под ураганным огнём, вытащил из-под обломков атаманского струга «Толстуху» и поставил её на лафет. Так же смогли наладить чудом уцелевшую мортирную батарею.

Небо на востоке начало сереть. От военных судов отделились шесть шлюпок наполненных солдатами. Гришка принялся тщательно наводить пушку, бормоча что-то невнятное себе под нос.

– Только бы не промазать, – сказал он и поднёс фитиль к запалу.

Огненный столб вырвался вперёд саженей на двадцать. Ядро «толстухи» попало в одну из лодок, превратив в кровавое месиво почти всех сидевших в ней солдат.

На шкоутах были так потрясены этим выстрелом, что канонада на некоторое время стихла. Однако, очухавшись, капитаны закричали своим канонирам, чтобы те немедленно уничтожили чудовищную пушку. Канониры были полностью единодушны со своим начальством в этом желании, поэтому проявили максимум усердия, наводя орудия.

– Ты бы Гриша по кораблям лучше стрелял, – сказал Лёшка Кортнев.

– Корабли я парой выстрелов на дно не пущу, а вот десант…, – ответил бывший канонир Новгородского полка.

Договорить он не успел. Прямое попадание разбило лафет «Толстухи». Ствол гигантской пушки резко развернулся и размозжил голову ему, Лёшке Котрневу и ещё двум казакам.

На приближавшихся шлюпках грянуло громогласное «ура». Солдаты начали выпрыгивать в воду, подняв ружья казённой частью вверх, чтобы не замочить порох.

Капитаны шкоутов увидели в свои подзорные трубы, как берег окутался плотным пороховым дымом, и огонь мортирной батареи выкосил часть наступавших. Правда многие гранаты попали в воду и не взорвались. Выбравшись на песок, солдаты сомкнули ряды и дали залп в нестройную толпу бросившихся в атаку казаков.

Бой продолжался долго. Разбойники поняв, что с острова им не уйти, рубились с яростью смертников. Солдаты один за другим валились на покрасневший от крови прибрежный песок. Шаг за шагом ушкуйники теснили десант обратно в воду. Поражение его, казалось, было неизбежно.

Галанинцы, видя это, воспрянули духом. Однако всё переменилось в одно мгновение. Из города подошла подмога. Десять лодок с драгунами переправились на остров и ударили по казакам с тыла. Теперь сражение шло за то, чтобы умереть быстро в бою, избежав ужасных пыток в застенках острога. Сдаваться на милость победителя никто не собирался. Тела ушкуйников густо усеяли берег острова вперемежку с трупами морских пехотинцев и драгун.

Так закончилась астраханская ночь больших ножей. Ватага Галани была частью перебита, частью попала в плен, чтобы украсить собой городские виселицы. Но сам атаман с несколькими десятками человек к рассвету был уже далеко от города. Захватив рыбачьи лодки, он велел своим людям грести вверх по течению, спасаться, бросив на острове товарищей и всё награбленное добро. Я лежал на дне одной из этих лодок, страдая от боли, а ещё больше от стыда. Я бездарно провалил свою миссию, а в придачу к этому снова оказался среди разбойников, окунувшись в пучину новых несчастий и опасностей.