Текст книги "Звезды под дождем (сборник)"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Не положено, – с усмешкой проговорил мальчик.

Неудача его не испугала. Радость открытия, приглушенная раньше обидой, снова пробивалась в нем, как теплый ключик. Мальчик ждал: вдруг встретится человек, которому нужны будут звезды.

Двое поднялись в вагон и остались на задней площадке, хотя почти все скамейки были пустыми.

Один был молодой и высокий, в коротком светлом плаще. Лицо его словно состояло из больших очков с толстыми стеклами и крутого лба, над которыми копной курчавились темные волосы, пересыпанные дождевыми брызгами. Второй выглядел гораздо старше и обыкновеннее: лицо пожилого и уставшего за день человека, черная сатиновая спецовка, серая кепка. И зонт, который он сунул под мышку.

Если мальчик не знал чьих-нибудь настоящих имен, он придумывал свои. Придумывал сразу. Это получалось само собой.

«Шахматист», – подумал мальчик про первого. А второму – так показалось мальчику – очень подходило имя Мастер.

Они разговаривали. Вернее, говорил Мастер, а Шахматист только слушал – вежливо, но, кажется, без особого интереса.

– Я ему как человеку практически говорю: «Ты что же это, Архимед разнесчастный, где глаза у тебя, на каком месте? Тут какой допуск разрешается? Ноль-ноль три! А у тебя ноль один». А он мне: «Идите, – говорит, – и жалуйтесь начальнику цеха. И придираться понапрасну, – говорит, – я не позволю…»

– Понапрасну, значит? – усмехнулся очкастый.

– Понапрасну, говорит… Ну, тут уж я дипломатию отбросил. «К начальнику, – говорю, – я не пойду, я и сам для тебя начальник, а чтоб ты это практически усвоил, я сейчас возьму вот этот шланг, пополам сложу и тебе пониже поясницы ка-ак…»

Он слегка развернул руку с зонтом, чтобы показать, как собирался проучить зловредного спорщика, но показать не смог: зонт обо что-то ударился, и сзади послышался короткий вдох, вернее, не вдох, а звук, с которым при неожиданной боли втягивают сквозь зубы воздух.

– Виноват!.. – Он сказал это очень торопливо, раньше, чем успел обернуться. А обернувшись, увидел мальчика.

Мальчик прижимал к ушибленному колену ладонь.

Целую секунду лицо Мастера было растерянным и добрым. Потом Мастер нахмурился:

– Ну вот… Вроде не тесно, мог бы и подальше стать. Зашиб?.. Экий же ты мокрый!

Под сердитостью он хотел скрыть испуг за мальчика и, может быть, смущение от того, что так поспешно бросил свое «виноват». Ведь перед мальчишками не принято извиняться.

– Не тому, кому надо, попало, – излишне весело проговорил Шахматист. – Не разглядели, Виктор Семенович.

Мальчик разогнулся.

– Я сам виноват… Стою тут… – сказал он, глядя в лицо Мастеру. И в этом взгляде уже была невысказанная просьба.

– Ладно… Сам…

– Правда сам… – почти жалобно повторил мальчик. – Я задумался.

– Задумчивость в трамвае – свойство натуры глубокой и поэтической, – произнес Шахматист уже без улыбки. Наоборот, подчеркнуто серьезно. – А нога заживет… Ну, и как дальше развивались события, Виктор Семенович? Вы остановились на шланге…

– Дяденька, послушайте, – негромко и быстро сказал мальчик, – давайте я вам на зонте нарисую созвездия. Как в планетарии. Развернете зонт – и сразу видно, где какое созвездие, если даже на небе тучи. Или днем. Только надо направить ручку зонта на то место в небе, где Полярная звезда, а потом повернуть… – Он говорил теперь все сразу, не дожидаясь вопросов, чувствуя, что надо первыми же словами объяснить свое желание.

Ведь он дарит людям созвездия!

Мальчик нарочно говорил теперь не «звезды», а созвездия». Это избавляло его от лишних объяснений. Сразу было ясно, что речь идет о небе. И, боясь, что не дослушают, он торопился, глотая слова, повторял их и снова торопился объяснить все скорее и понятнее.

И вдруг умолк. Он внезапно понял, что сказал все. И его не перебили. Он молчал и растерянно ждал ответа.

– Дела-а, – сказал Мастер. – Ты это сам, что ли, изобрел?

– Ну да… А что? Это легко… Зато будут звезды. – Последние слова мальчик произнес упавшим голосом. Он подумал, что Мастер сейчас тоже спросит: «А зачем?» И, опустив глаза, стал смотреть на его забрызганные тупоносые сапоги.

– Любопытно, – проговорил Шахматист.

Мастер подумал и спросил:

– Это практически выходит что-то вроде небесной схемы?

– Ну да, вроде карты! – обрадовался мальчик. – Только лучше. Как походный планетарий. И можно узнать, где какое созвездие в небе, будто увидеть его сквозь тучи…

– Постой, постой. – Мастер сильно потер подбородок желтым от курева пальцем. – Что-то не совсем понятно. Вообще-то понятно, да не совсем… Про Полярную звезду, например. Это как тут разобраться?

– Виктор Семенович, я так понимаю, – вмешался Шахматист, и очки его оживленно заблестели. – Оригинально придумано, хотя принцип довольно простой: небесный свод мысленно делится на двадцать четыре части. В сутках, как известно, двадцать четыре часа…

– Это-то известно… – усмехнулся Мастер.

– Значит, – продолжал Шахматист, – за это время небо над нами делает полный оборот. Так?

– Так! – радостно откликнулся мальчик. – Я это и хотел…

– Подожди. Значит, и зонт с созвездиями надо поворачивать над головой в зависимости от времени. Только надо заранее рассчитать…

– Я рассчитал, честное слово! – Мальчик теперь с надеждой глядел на оживленного Шахматиста. – Я проверял. И по карте, и по небу… Все будет правильно. Я же все объясню. И как Полярную звезду находить для начала…

– Нет, это действительно любопытно, – снова сказал Шахматист.

– Да… А не любопытно тебе, что моя Марья Павловна скажет, когда увидит такое дело?

– А, ну что вы, Виктор Семенович! Что она скажет… Ей понравится. – И Шахматист, потеряв на секунду солидность, подмигнул мальчику.

Мастер этого не видел. Он держал перед собой на ладонях зонт, поворачивал его, разглядывал и все еще не решался. Словно этот зонтик был живой и хозяин боялся, что мальчик его обидит.

– Чем рисовать-то будешь?

– Мелом. Не бойтесь, я осторожно.

– Ну и как ты это планируешь? – спросил Мастер. – Все звезды до единой отмечать?

– Ну что вы! Все разве запомнишь! Я только самые крупные, чтобы отметить созвездия.

– Тогда уж и названия пиши, – вздохнул Мастер. – А то какой прок? Я, кроме Большой Медведицы, отродясь ни одного созвездия не знал. Даже Малую Медведицу… Напишешь?

– Есть написать названия! – весело отчеканил мальчик.

Он уже шарил в намокшем кармане, нащупывая мел.

– Дела-а, – снова протянул Мастер и неожиданно улыбнулся, приоткрыв крупные желтые зубы. – Пойдет Марья Павловна на рынок, заглядится на какого-нибудь там Сириуса – и практически в лужу носом. Будет история. Ну, ладно, рисуй. Ехать нам далеко. – И он открыл зонт.

Зонт был не черный.

Он казался черным при неярком свете лампочки, свернутый и намокший. А теперь все увидели, что он коричневый, с серыми зубцами.

Разве бывает коричневое небо с серыми зубцами?

Мальчик молча сунул в карман мелок.

– Тьфу ты, будь она неладна! – Мастер стукнул открытым зонтом о затоптанный мокрыми подошвами пол. – Ручки, понимаешь, одинаковые, – объяснил он Шахматисту. – Который раз путаем. Это Клавдии зонт, нашей нормировщицы.

– Жаль, – сказал Шахматист…

Устало дребезжал трамвай. Сонно мигала на площадке желтая лампочка.

Дремали в вагоне редкие пассажиры. И только дождь за окнами плескался весело и неутомимо.

Трамвай номер семь шел от Городка Металлургов к центру. Долгое время никто не входил в вагон, ехали только те, кто сел на первой остановке.

Потом появился малыш. В коротеньком пальтишке, в резиновых сапогах. Широкие голенища хлопали малыша по ногам: сапоги были слишком большие.

«Мамкины», – подумал мальчик.

Малыш забрался на переднюю площадку. В одной руке он держал бидон для молока, другой тащил за собою открытый зонт.

Маленький зеленый бидон вел себя спокойно. Только один раз он зацепился дном за ступеньку и недовольно звякнул крышкой, но это было не страшно: крышка держалась на тесемке и нигде никогда не могла потеряться отдельно от своей посудины.

А тяжелый зонт сопротивлялся. Он широко растопырил прутья с натянутым черным полотном и не хотел пролезать в дверь. И разве мог малыш справиться с ним – таким большим и упрямым – одной рукой?

Трамвай тронулся. Малыш вздрогнул от толчка. Потом рассердился и дернул зонт изо всех сил.

– Сломаешь, – сказал мальчик. – Ну что ты делаешь, в самом деле…

Он шагнул на площадку и перехватил ручку зонта.

– Закрыть же надо. – И закрыл. Зонт съежился и стал послушным.

Малыш глянул из-под сломанного козырька старой школьной фуражки, виновато моргнул и объяснил:

– Он туго закрывается.

– «Туго»… Посылают таких козявок на ночь глядя куда-то!.. Зачем едешь? – строго спросил мальчик. Рядом с этим первоклассником, а может быть, даже дошколенком он был сейчас большим и сильным.

– За сметаной, – робко сказал малыш и снова поднял глаза.

Испуганные и широко открытые, они казались в тени козырька очень темными и большими. Малыш не знал: может быть, нельзя ему вечером, да еще под дождем, ездить в дежурный магазин за сметаной, и, может быть, этот большой хмурый мальчишка имеет полное право его допрашивать. Вот возьмет и скажет сейчас: «А ну пойдем, разберемся в милиции!» Или еще что-нибудь страшное скажет…

– Хочешь, я нарисую на твоем зонте ночные звезды? – сказал мальчик.

Он и сам не понимал, зачем это надо. Ведь малыш не знает, как движутся звезды. Но слова сорвались сами по себе, неожиданно. Наверно, они сидели на кончике языка и готовы были спрыгнуть при виде любого подходящего зонтика.

Глаза малыша стали еще темнее и шире.

– Ночные звезды? – переспросил малыш и сдвинул коротенькие брови.

– Ну да, звезды, – повторил мальчик и подумал, что сейчас нарисует созвездия малышу. Может быть, хоть здесь повезет.

– Зонт будет как маленькое небо, понимаешь? – объяснил он. – Кругом тучи, а над тобой звезды. Как на настоящем небе. Хочешь?

– Маленькое небо? – чуть нараспев повторил малыш.

– Ну конечно! Давай…

Не надо было спешить. Поспешность испугала малыша.

– Нет! – громко сказал он и прижал зонт к себе. – Не надо. Не трогай!

Две женщины, сидевшие неподалеку, услыхали, наверно, испуганный голос малыша – разом обернулись. Кто обижает ребенка?

– Ты совсем глупый, – устало проговорил мальчик. – Будто я тебя граблю… Я хотел, чтобы у тебя был зонт, каких ни у кого нет. Да ну тебя…

Он ушел с площадки и сел на пустую скамью.

Трамвай дребезжал и катил вдоль темного парка. За окном не было фонарей, и оно казалось непрозрачным. В стекле, как в черном зеркале, мальчик разглядел себя.

А за собой он увидел малыша.

Малыш подошел незаметно. За железным стуком колес не было слышно хлопанья резиновых голенищ. Он подошел и теперь стоял у скамейки, маленький и какой-то виноватый.

– А ты… много звезд нарисуешь?

– Много, – обрадованно сказал мальчик и обернулся. – Садись. Я тебе все объясню.

И малыш сел рядом.

Мальчик открыл зонт, уткнул его острый конец в спинку переднего сиденья, а ручку положил себе на плечо. Теперь перед ним была черная внутренность маленького купола.

– Смотри. – Мальчик ткнул мелом в тугое полотно. – Вот здесь, где палка, в самой середине неба, всегда на одном месте стоит Полярная звезда.

– Всегда? – переспросил малыш и снова сдвинул коротенькие светлые брови.

– Всегда.

– А днем? – хитро улыбнулся малыш.

– И днем. Только при солнце звезд не видать.

Малыш замигал.

– Смотри, – продолжал мальчик. – Вот здесь семь звезд. Будто ковшик. Это Большая Медведица…

– Медведица?

– Да. – Мальчик нетерпеливо поморщился. – Ты что, никогда не слыхал?

Малыш склонил к плечу голову.

– Это звезды? – он показал пальцем на меловые точки.

– Ну… да, – осторожно сказал мальчик.

– Нет. – Малыш энергично замотал головой. – Такие не надо. Нарисуй с лучиками.

– С какими лучиками?

– Вот с такими! – И малыш нарисовал в воздухе пятиконечную звезду. – Большие.

Мальчик опустил руку с мелом и отвернулся к окну.

– Такие не бывают.

– Нарисуй, – тихо попросил малыш.

– Большие, все не влезут, – не оборачиваясь, ответил мальчик.

– Ну все равно. Немного влезут.

– Они будут ненастоящие.

– Сам обещал… – с трудом проговорил малыш.

Мальчик наконец взглянул на него. Тень козырька теперь не падала на лицо малыша, и в темных влажных глазах плавали отражения трамвайных лампочек.

Словно искорки обиды.

Мальчик вздохнул. Он знал, что такое обида.

– Ладно, – сказал он.

Погромыхивал, дребезжал, звенел полупустой вечерний трамвай. Останавливался и бежал дальше. Входили и выходили пассажиры. А на скамейке, где сидели двое мальчишек – маленький и постарше, – тихо совершалось чудо: черный зонт превращался в сказочное небо.

Мальчик рисовал большие белые звезды: пятиконечные, восьмиконечные, десятиконечные. Они складывались в созвездия, каких не знал ни один астроном. Малыш сидел, приткнувшись к плечу мальчика, и не шевелился. Рот у него был приоткрыт, и нижняя губа повисла маленьким розовым полумесяцем. Не отрывая взгляда от звезд, малыш вынул из сапог ноги в коричневых чулках, поставил пятки на скамейку и обнял колени. Так было удобнее. А покинутые сапоги качались, толкали друг друга. И широкие голенища с красной подкладкой были похожи на большие, удивленно открытые рты. Сапоги не могли понять, что там происходит.

На самом краю сиденья нетерпеливо звякал забытый бидон. Вагон потряхивало, и казалось, что кто-то маленький и любопытный прыгает в бидоне, подбивает головой крышку и хочет выглянуть: в чем там дело?

Мальчик рисовал быстро и умело. Сначала это было нелегко: мел плохо приставал к влажному полотну. Но мальчик приспособился. Рисовал контуры, а потом легкими частыми штрихами плотно закрашивал звезду.

– Слушай, – вдруг спохватился он. Только сейчас спохватился. – А дома тебе не влетит?

– Нет! Не влетит.

Глаза малыша сияли. Разве могло влететь за такую красоту!

– А ты можешь еще луну? – радостным шепотом спросил он. – Вот здесь…

– Круглую или месяц?

– Круглую… и месяц. Можно?

– Ну нет, – отрубил мальчик. – Так уж совсем не бывает.

– Ну, тогда круглую.

Мальчик нарисовал большое белое полнолуние, и матерчатое небо стало еще удивительнее.

– И ракету, – попросил малыш.

Ракета получилась похожей на морковь, с пушистым хвостиком ботвы, но малыш был доволен. Он поднял над собой зонт и завертел ручку. Ракета помчалась по краю маленького неба, а звезды и луна закружились в сказочном хороводе…

– Ой! – сказал мальчик. – Эх ты! – и схватил за руку малыша. Небо остановилось, – Ты знаешь, где мы едем? Где твой магазин?

Небо качнулось.

Малыш прыгнул в сапоги. Глаза его были теперь совсем круглые, и рот сделался похожим на букву «о».

– Не вздумай реветь, – сказал мальчик.

Ну что с ним было делать, с этим малышом? Нельзя же так – подарить человеку звезды, а потом его бросить.

– Ладно, никуда не денется твоя сметана.

И они поехали назад, отыскали магазин, купили сметану и снова пошли на остановку – ждать трамвая. Ждали долго, стояли под одним зонтом. Капли дождя стали реже и крупнее. Они дробно колотили по зонту.

Лучи фонарей отражались от мокрого асфальта и высвечивали под зонтом колючие белые звезды и луну.

Мальчик сошел с тротуара, чтобы взглянуть, не показались ли за деревьями огоньки трамвая.

– Куда ты? Стой под нашим небом, – обеспокоенно сказал малыш.

А когда уже подходил трамвай, он спохватился:

– Я забыл бросить три копейки!

Он забыл опустить в кассу три копейки и оторвать билет, когда ехал в трамвае. И никто не напомнил – трамвай был без кондуктора.

– Ерунда, – успокоил мальчик. – Сейчас поедешь и бросишь два раза. Это ведь все равно.

– Это ведь все равно, конечно, – повторил малыш.

Мальчик помог ему взобраться на площадку вагона. Помог и пошел с остановки.

Малыш хотел махнуть ему рукой. Но как? В одной руке был зонт, в другой – посудина со сметаной. И он просто смотрел вслед большому доброму мальчишке, который подарил ему такое удивительное небо.

Проводив малыша, мальчик вернулся в магазин. Когда мальчик первый раз уходил отсюда, ему показалось, что у порога блеснула трехкопеечная монета. Он почему-то постеснялся поднять ее при малыше. А три копейки были нужны: ехать зайцем больше не хотелось, противно. И мальчик вернулся.

Монетки у порога не было. Мальчик хотел выйти на улицу, но там в это время рванул ветер и дождь приударил так, что асфальт будто закипел.

Это было слишком даже для промокшего насквозь мальчишки. Он остановился в тамбуре – в проходе, решил переждать неожиданный дождевой шквал. Прислонился к узкой стенке, чтобы не мешать людям, которые торопливо забегали в магазин, спасаясь от потоков.

Лишь один человек не спешил. Это была довольно грузная тетя в прозрачном плаще с капюшоном. Она вошла, заполнив собой тамбур, и остановилась, шумно дыша. В руке у нее была тугая кошелка, сплетенная из цветных пластмассовых полосок. Они весело блестели в свете тамбурного плафона. Сверху из кошелки торчали, как зеленые фазаньи хвосты, пучки лука.

Спешили мимо люди, задевали эти хвосты, кошелка дернулась, и мокрые перья лука мазнули мальчика по штанам.

Владелица кошелки повернула к мальчику большое набрякшее лицо. У нее были красные, как у гусыни, глазки.

– Это еще зачем? – Она выбросила слова такой скороговоркой, что получилось непонятно: «Эт-ще-зчем?» – Эт-ще-зчем? – повторила она и машинально сжала в круглом кулаке плетеные ручки кошелки. – Чево тут надо? Чево стоишь-то?

– Какое ваше дело? – сказал мальчик.

– Знаем мы вас таких! – задохнулась хозяйка пестрой кошелки. – Стрельцов по чужим карманам!

Злость, захлестнувшая мальчика, была холодной и прозрачной, как снеговая вода. Он не крикнул и не ощетинил глаза.

Он помолчал секунду и отчетливо сказал, глядя прямо в гусиные глаза:

– Слониха. Мешочница.

Сорвался и выскочил из магазина. Он услышал за собой захлебывающийся крик, оборванный хлопком двери. И побежал, не оглядываясь и отчаянно размахивая руками. Бежал он не потому, что боялся, а потому, что в горле закипали слезы. Однако и сейчас дождю удалось успокоить мальчика. А потом дождь и сам успокоился, стал опять несильным и ровным.

Мальчик бежал все тише и наконец остановился на углу улиц Чехова и Павлика Морозова. Здесь была остановка трамвая. Мальчик решил поехать домой. Без билета так без билета. Он знал, что дома беспокоятся и ждут и будет сегодня еще много неприятностей, но думал об этом устало и равнодушно.

Он стоял и ждал.

Проходили разные трамваи: старые, расхлябанные, и новые, с автоматическими дверцами и серебристыми звонками. Но нужного номера все не было.

Сыпались, сыпались крупные круглые капли…

И вдруг они перестали сыпаться. Плясали на асфальте, щелкали по листьям, но не падали на мальчика.

Он поднял голову. Два темных зубчатых круга сошлись над ним и закрыли от дождя.

Вот еще! Он хотел уйти из-под зонтов и уже сердито качнулся вперед, но его остановил голос:

– Ты же промок до костей.

Это был голос девушки. И мальчику показалось, что в словах ее скользнула усмешка. Он сунул в сырые карманы кулаки и резко повернулся.

Сзади стояли двое. Это они держали зонты. Мужчина и девушка. Лица их были почти неразличимы. Свет фонаря только чуть касался волос девушки, выбивавшихся из-под косынки. А мужчина весь был в тени. Высокий, в темном костюме, молчаливый.

– Ты же промок до нитки, – повторила девушка.

– В самом деле? – ядовито сказал мальчик. – А я думал, что я абсолютно сухой.

Она усмехнулась:

– Тебе показалось. А на самом деле ты абсолютно мокрый. Как цыпленок, упавший в лужу.

Надо было сразу бросить в ответ что-нибудь едкое и злое. Но мальчика опередил мужчина.

– Леночка, перестань, – сказал он хрипловатым низким голосом.

И мальчик подумал, что у этого человека, наверно, твердое, но немного усталое лицо с резкими прямыми морщинами.

– Перестань, пожалуйста, – сказал мужчина. – Если ты и с кавалерами своими так разговариваешь, я им, честное слово, сочувствую.

– Кавалер! – фыркнула она.

Мальчик медленным, но решительным шагом ушел из-под зонтов.

– Зря ты ходишь под дождем, – сказал ему в спину незнакомец.

– Я не виноват, что идет дождь, – ответил мальчик.

– Пожалуй… Но сейчас ты мокнешь зря. Или кому-ни-будь назло?

– А хотя бы! – сказал мальчик.

– Дело хозяйское, – вздохнул мужчина.

– Конечно, – сказал мальчик.

– Папа, не тронь его, – вмешалась девушка. – Он укусит.

Очевидно, у нее был нетерпимый характер.

А трамвай все не показывался…

Промокшая насквозь куртка мальчика стала плотной и блестящей, как клеенка. Дождь часто и звонко щелкал по ней водяной картечью.

– Я долго не был в родных краях и отвык от дождей, – заговорил отец девушки. – Возможно, я ошибаюсь, но, по-моему, стоять так и мокнуть – неприятное занятие.

«Долго нет трамвая, – подумал мальчик. – Придется идти домой пешком».

И он пошел.

– Подожди, – услышал он все такой же спокойный и глуховатый голос. – Возьми зонт. В самом деле. Нам хватит одного. Можешь даже не возвращать.

«Хочет показать, какой он добрый», – подумал мальчик. И сказал:

– Мне не нужен зонт. По крайней мере для того, чтобы прятаться под ним.

Последние слова сами слетели с языка. Но жалеть мальчик не стал. Сказав это, он ждал ответа. Но мужчина и девушка молчали. Может быть, они удивились?

Тогда он спросил в упор:

– Думаете, зонты нужны, только чтобы прятаться под ними от дождя?

– Нет, почему, – сказал мужчина вполне серьезно, – мы так не думаем. С зонтом, например, очень удобно прыгать с крыши… Или выдергивать из него спицы…

– А если ручка выгнутая, можно кого-нибудь цеплять за ноги, – так же серьезно добавила девушка. – Это очень удобно.

И оба засмеялись негромко и как-то очень необидно. Мальчик почувствовал, что необидно. Однако ему хватало и старых обид и неудач.

– Вы смеетесь, – бросил он. – Вам даже не жалко зонта. Для того чтобы меня не мочило, вам не жалко…

– Вот нисколечко, – поддакнула Лена.

– А для другого все равно бы пожалели…

– Чем ты лучше других? – удивился отец девушки.

– Я не о том, – хмуро сказал мальчик. – я о деле другом, а не о человеке… Ну, давайте я вам нарисую звезды! Хотите?

Он совершенно этого не ожидал. Они хотели. Они сразу поняли, в чем дело.

Сначала мальчик решил, что его просто жалеют.

– Вон идет ваш трамвай, – сказал он. Мальчик испытывал судьбу. Он был уверен, что сейчас девушка с отцом поспешат в вагон, где сухо и где светят яркие лампы.

– Не последний, – ответил мужчина.

– Пойдем к киоску, – предложила девушка. – Там светло… А ты правда знаешь все созвездия?

«Девчонка!» – подумал мальчик. Или нет, не подумал, а, кажется, шепотом сказал, потому что ее отец возразил:

– Ну что ты. Она уже почти невеста.

– Папа!

– Ну что «папа»? Я же сказал «почти».

В пустом закрытом киоске сияла яркая лампочка, и сквозь стеклянные стенки глупо таращились на прохожих пластмассовые куклы-голыши.

Здесь мальчик разглядел своих новых знакомых. У мужчины действительно было твердое лицо с резкими морщинами и крупными складками у рта. Немного, чуть-чуть знакомое лицо. А девушка была похожа на их отрядную вожатую Люсю, которая уехала во Владивосток.

Мальчик прислонил зонт к стенке. Девушка и ее отец стали за спиной и держали другой зонтик так, чтобы дождь не падал на мальчика.

Мальчик вынул мел.

– Не надо, – остановил его мужчина и протянул складной нож. – Мел сотрется. И не видно на просвет. Здесь есть шило, делай проколы…

Наплывали с железным гулом, уходили и стихали в темноте улиц яркие трамваи. Шуршал, звенел, плескался вокруг дождь. И эти звоны и шорохи были веселыми, как неумелая, но радостная песенка.

Мальчик острым шилом, сверкающим, как тонкий луч, прокалывал в черном небе звезды.

Иногда рядом останавливались прохожие, чтобы подивиться на трех сумасшедших, дырявящих почти новый зонт.

Иногда за спиной отец девушки шепотом называл созвездия:

– Орион… ага… так… Кассиопея…

– Теперь ты возьмешь этот зонт с собой? – тоже шепотом спросила девушка.

– Да, – сказал мужчина.

Их слова были непонятны, но спрашивать мальчик не решился. Он только сказал, продолжая работать шилом:

– Мел все-таки лучше. А так, видите, зонт дырявый.

– Не беда, – ответил мужчина. – Там, куда я еду, не бывает дождей.

«Наверно, это в пустыне», – решил мальчик. И, чтобы проверить догадку, спросил:

– Это на юге?

– Что верно, то верно. Южнее некуда.

«Там нет дождей, – радостно подумал мальчик. – Значит, он берет зонт только ради моих звезд». И ему стало весело. И вспомнилось все хорошее, что было в этот вечер. Оказывается, было и хорошее: немного знакомая девчонка, смешной малыш в сапогах… И эти двое…

Но тут снова появилась беспокойная мысль.

– Ведь на юге очень темные ночи. Вы же не увидите проколы. Небо не будет сквозь них просвечивать!

– Будет, – ответил мужчина. – Там, куда я собираюсь, будут очень светлые ночи.

«Странно», – подумал мальчик, но дальше спрашивать постеснялся. И не хотелось казаться любопытным при насмешливой, острой на язык Лене.

– Я объясню сейчас, – сказал он, потому что кончил уже свою работу. – Все это просто. Надо палку зонта направить на Полярную звезду…

– Ладно уж, – тихо сказал отец девушки. – Объяснять не надо. Я и сам разбираюсь в этой механике.

Мальчик смущенно замолчал. Он не поверил и решил, что этот человек просто ничего не понял.

– Это легко, – нерешительно сказал мальчик. – Главное – запомнить, где Полярная звезда…

– Я знаю, – повторил этот странный человек. – Я знаю, малыш. Не в этом дело. Ты, кстати, многого не учел.

– Что не учел? – встревоженно спросил мальчик. Он даже забыл обидеться на «малыша».

– Небо – штука сложная. Видишь ли, положение звезд меняется и в зависимости от времени года, а не только от времени суток. И соотношения у тебя не очень точны. Да и запомнишь ли ты с точностью, где должна быть в небе Полярная звезда?.. Мало знать карту, надо знать небо.

– Значит, все зря… – упавшим голосом сказал мальчик. – Зачем вы тогда…

– Не зря, – ответил незнакомец. – Ты молодец все-та-ки. И ошибки твои для меня не беда… К тому же там все равно не будет Полярной звезды.

– Где это «там»? – удивленно произнес мальчик.

И человек сказал:

– В Антарктиде.

Мальчик молчал. Это ведь не просто – сказать что-нибудь, когда встретишь такого человека. Уплывающего в Антарктиду. На другой край земли. Где другие звезды. Где Южный крест. И люди не могут увидеть Полярную звезду.

– Вы… не смеетесь? – прошептал мальчик.

– Нет, – сказал человек, уплывающий в Антарктиду. – Конечно, может быть, это смешно: везти с собой дырявый зонт. Но там… понимаешь, это будет приятно – вдруг развернуть его и увидеть наши северные созвездия. Честное слово. Они все-таки очень похожи на настоящие.

– У тебя точная рука, – заметила девушка.

Мальчик не сразу решился спросить о главном.

– Вы только не сердитесь, – попросил он. – Ладно? Знаете что… Вы можете сказать вашу фамилию?

– Допрос с пристрастием, – чуточку улыбнулся мужчина. – Ну что ж…

И ответил.

– Ой… – прошептал мальчик. И, конечно, в этом «ой» не было теперь ни насмешки, ни обиды. Было только удивление и растерянная улыбка. Мальчик помнил эту фамилию.

Нет, он не знал точно, где и когда ее слышал. И все-таки помнил. В памяти мальчика имя этого человека сливалось с тем, что он очень любил: с книгами о дальних архипелагах, с непонятными и звучными названиями морских ветров, с загадками звезд и Земли. Оно, как слово из полузабытой, но хорошей песни, заставило вспомнить многое. Ведь можно вспомнить и ярко представить даже то, что никогда не видел. Можно, если только очень хочешь, увидеть: серебристые эскадрильи летучих рыб над пологими волнами экватора; туманные ущелья фиордов, где эхо многократно повторяет беспокойные выкрики сирен; и мерцающий сумрак глубин, прорезанный широким лучом батисферы; и заиндевелый такелаж ледоколов и теплоходов, идущих к той земле, где ледяные утесы медленно отделяются от берега и с нарастающим грохотом сползают в зеленый океан…

– Я понимаю… Вы капитан, – тихонько сказал мальчик. Он не хотел говорить громко, словно боялся расплескать радость этой удивительной и немного таинственной встречи. – Вы капитан…

– Ну что ж, – спокойно ответил незнакомец. – Да, пожалуй. В своем деле капитан.

– Вы видели пингвинов? – спросил мальчик и тут же отчаянно смутился: это был совершенно детский вопрос, достойный не шестиклассника, а малыша, которому он рисовал сказочные звезды.

Капитан улыбнулся:

– Я передам им от тебя привет. Они будут довольны. Или вот что: лучше я привезу тебе пару пингвинят. Идет?

Мальчик не обиделся на шутку. Он представил двухсмешных пингвиньих детенышей, важно ковыляющих на красных лапах, и засмеялся. Засмеялся и Капитан. И девушка…

За квартал от остановки, у темного поворота, забренчал, засветился окнами и рассыпал зеленые обрывки пламени трамвай. Тот самый, пятнадцатый, с зеленым и красным огоньками. Его и ждал Капитан.

«Еще минута, – подумал мальчик. – Ну, может быть, две, если трамвай задержится у светофора».

Трамвай не задержался.

Радость мальчика не погасла. Она стала чуть глуше, с легкой тенью печали. Таким делается свет, когда в комнате на яркую лампу надевают зеленый абажур.

– Вот и все, – глядя на Капитана, шепотом сказал мальчик. Он хотел сказать: «Вот и ваш трамвай», но это было слишком длинно.

– Да, – ответил Капитан, и мальчик почувствовал, что на левом плече куртка на секунду стала тяжелее: Капитан коснулся его плеча ладонью.

– Хочешь, я привезу тебе… ну, скажем, черный камень с того берега? Настоящий антарктический камень. Край там сувенирами не богат.

Это уже не было шуткой.

– Конечно! – звонко сказал мальчик.

– А не забудешь? Я вернусь через полгода.

– Я? – сказал мальчик. – Забуду?!

– Тогда слушай адрес…

– Не надо! – почти испугался мальчик.

Он не хотел так просто узнать адрес. Через полгода он сам найдет Капитана. Так будет лучше. А найти он сумеет. Разве можно не отыскать такого человека?!

Подошел трамвай, и, зашипев, разъехались двери.

– Вот увидите, я найду вас, – торопливо сказал мальчик.

– Я знаю. Спасибо за звезды.

Капитан пропустил вперед девушку и сам поднялся на подножку.

– Слушай, возьми! – вдруг закричала девушка и протянула через плечо отца зонт, который был без созвездий. – Возьми! Мы все равно живем рядом с остановкой.

– Возьми, – кивнул Капитан.

– Зачем? Все равно я уже как мокрый цыпленок. – Мальчик сказал это и вдруг испугался, что девушка подумает, будто он до сих пор не забыл ее насмешку. – Дождь совсем теплый, – объяснил он поскорее. – Пустяки.

Дверь угрожающе зашипела, готовая сдвинуть створки.

– Как тебя зовут? – крикнул Капитан.

– Славка, – сказал мальчик и зашагал домой по блестящему асфальту.

А дождь сыпал на него крупные капли, и каждая капля несла в себе искорку света. Словно оттуда, сверху, они захватили с собой по крошечной звезде, которыми в безоблачную ночь, как пылью, усеяно небо.