Текст книги "Прыгалка"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

ПРЫГАЛКА

Пек был не один. На дворе у Тарасенковых «паслись» Топка, Пиксель и Матвейка Кудряш. Пек, устроившись на крыльце, что-то показывал ребятам на экране ноутбука. Оглянулся.

– Марко, посмотри, что у меня получилось…

Марко шагнул, но посмотреть не успел. От калитки донеслись неласковые голоса и бряканье. Брякало оружие и амуниция. Голоса принадлежали трём парням в морской форме НЮШа (ясное дело – патруль):

– Всем быть на мисте, не ховаться, бо лягете и не встанете живые! Отвечать: хто такие?

Бабка Тарасенкова, что хлопотала неподалёку, у курятника, засуетилась:

– Да то ж дитки соседские та квартирант наш, учёный человек…

Растрёпанный небритый Пек в обрезанных джинсах, шлёпанцах и рубахе навыпуск не похож был на учёного человека.

Старший из трёх – широкий, как игральный автомат, с шевронами марин-сержанта и унтер-офицерским малиновым шариком на берете, сплюнул:

– Бачили таких учёных… Документ!

– Не понял вас, мини-офицер, – сказал Пек. Он стоял очень прямо. Несмотря на обтрёпанный вид, он вдруг сделался такой… изящный даже.

– Ча не понял? – тонко и обиженно возмутился патрульный, похожий на ловца пиявок из фильма «Буратино» (только помоложе). – Мамка в дитстве с пидокошка уронила?

– Не понял, потому что изъясняетесь на каком-то опереточном жаргоне. Он не имеет ничего общего ни с южным, ни с северным нормальными языками. Это нынче державная мова «НЮШа»? Что такое «ча» и «документ»?

«Он издевается над ними!» – с весёлым испугом подумал Марко.

– Пане старшина, можно я его ща хлопну? – лениво спросил третий патрульный (унылый и хлипкий). – Бо сам того просит… – И передёрнул рычажок автомата Б-2 с подствольником.

– Годи… – тормознул его марин-сержант (а не старшина). – Ты, храмотный, кажи ксиву, не то поимеешь дирку в макитре…

– «Ксива» – это уже понятнее, – кивнул Пек. И вытащил из кармана джинсов синие коленкоровые корочки. – Побачь, служивый… Грамоту розумиешь? Тут на трёх языках, в том числе на английском… – И развернул книжицу.

«Служивые» одинаково вытянули шеи. Их снаряжение – автоматы, тесаки, плоские рации, фляжки и даже наручники – опять позвякало.

– Это ча? – сказал марин-сержант.

– Это не «ча», командир, а удостоверение корреспондента Международного информационного сообщества. Персоны с таким званием имеют статус «но комбатант» и право находиться в сфере любой из воюющих сторон. И обладают полной неприкосновенностью… Ферштейн?

– Га? – спросил похожий на Дуремара матрос и повернулся к марин-сержанту.

Тот покивал:

– Шпигун. Шпиён то есть…

– Давай к стенке… – предложил хлипкий патрульный и опять потрогал рычажок Б-2.

Ребята обмерли.

– К стенке – это проще всего, – невозмутимо разъяснил Пек. – А последствия? Видишь? – Из корочек он вынул черно-красную пластиковую карточку. В уголке на ней мерцал круглый зелёный огонёк. Пек разъяснил патрульным, как школьникам: – Эта штучка называется «информационный чип». Она посылает через спутник сигналы, что с владельцем карточки всё в порядке. А когда делается «не в порядке», система включает программу под кодом Эн Цэ. Спутник в момент считывает информацию-ситуацию. А потом лишь одна проблема.

– Шо за проблема? – угрюмо сказал марин-сержант. На казарменном лице проступило нечто осмысленное.

– Даже не политическая, – вздохнул Пек. – Экологическая.

– Это… як же? – угрюмо выговорил командир патруля.

– То есть по линии охраны природы. Встанет вопрос: как очистить дно залива от груды железа, в которую превратят ваш крейсер беспилотники Международных сил наблюдения с ближней базы «Касатка».

– Ты полегше… – неуверенно выговорил «Дуремар».

– А я при чем? Это не я, а они. Программа там задана заранее: сигнал бедствия, выяснение координат, обнаружение источника агрессии, старт. Всё за десять минут. Это вам не имперская авиация и не «сокилы доблестного «НЮШа»…

– Пане старшина, може, его узяты на пароход? Командиры с него выймут правду… – предложил «Дуремар».

– Та ну его видьме под юбу, – решил марин-сержант, поглядывая на карточку с огоньком. – Нам треба дезертира шукаты, а не всяких этих. Побегайлы, хлопцы, бо часу нема…

– Не «побегайлы», а «побигли», – хмыкнул вслед патрулю Пек. – Лингвисты…

Патруль, позвякивая, удалился. А Марко увидел, что во дворе появился Икира. Стоит рядом, удивлённо моргает. Марко оттянул его в сторонку, шепнул:

– Икира, давай бегом в школу. Скажи тёте Зоре или директору: крейсерцы ищут Володю.

Тут же оказался рядышком и Пек. Сказал тоже шёпотом.

– Не надо, братцы. Я уже просигналил Юр-Юрьичу.

– Ты всё знаешь? – тихонько удивился Икира.

– А то как же. Директор ещё до света мне изложил события. Без доцента и корреспондента Кротова-Забуданского вы – куда? Кто через все заслоны переправит домой беглого матроса, у которого никаких «ксив»?

– Когда ты успел просигналить-то? – изумился Марко.

– Ха! – сказал Пек.

Остальные ребята, кажется, не прислушивались. Глядели то на калитку, то на экран ноутбука. Бабка Тарасенкова что-то жалобно бормотала.

Матвейка Кудряш спросил издалека:

– Пек, а у тебя правда такая карточка?

– Ну… почти. Это кредитная плашка северного банка «Алмаз». Сигналит о том, что на счету остался один доллар. Напоминает… Видите, пригодилась.

Все развеселились. Марко враз поверил, что нет причин для страха. Икира, видимо, тоже. А остальные ничего пока и не знали про Володю…

– Ты зачем позвал-то – напомнил Марко Пеку.

– Я же сказал: насчёт девочки… Пока мои коллеги в северном мегаполисе колдуют над полученными снимками, я здесь поколдовал тоже. С помощью программы «Глаз и карандаш». Глянь…

Марко глянул. Икира тоже…

Ноутбук лежал на верхней ступеньке крыльца. Экран был размером с тетрадку, девочка на нем виделась в полный свой рост. Как и прежде красновато-коричневая, «терракотовая», но без царапинок и выбоин. И без увечий!

Все недавние события отодвинулись в памяти Марко. Теперь впереди всего была девочка. Она стояла в сероватой глубине экрана, как настоящая. Словно можно взять на ладонь.

Пальчиками правой ноги (той, которой на самом деле не было) она упиралась в бугристый холмик, словно замерла в прыжке или танце. Обе руки были согнуты в локтях и разведены. Пальцы левой (которая есть) сжаты в кулачок. Пальцы правой (которой не было) расправлены крылышком. Была и головка. Только без лица.

Его заслоняли прижатые ветром длинные пряди – как иногда это бывает у Славки Тотойко, но гуще…

Кстати, Славка тоже оказалась здесь, подошла и смотрела на экран через плечи других. А рядом с ней – Галка Череда и Кранец.

Пек оглянулся.

– Почти вся компания. Только Слона нет.

– Он отцу помогает, вечером собираются в лиманы, – сказал Икира.

– А я думала, отсыпается после дискотеки… – вставила Славка.

Икира глянул укоризненно:

– Он там почти и не был. Настроил музыку и ушёл…

– Люди, а что про девочку-то скажете? – спросил Пек. – Я, что ли, зря старался?

Все смутились. Наконец Пиксель объяснил:

– Мы молчим, потому что нечего сказать… Пек, она такая, как есть. То есть такая, какой была на самом деле. Точно…

– Пек, ты художник, – выговорил Топка.

– Даже лучше, чем вы с Пикселем, – добавила Славка.

– Славка, ты вредина, – сказал Пек.

– Ага! – обрадовалась она.

Любопытный Кудряш сделал замечание:

– Только непонятно всё-таки, что у неё было в кулаке.

– Может быть, ничего не было… – заметил Кранец. – Сжала, вот и всё. – Наверно, он помнил прежнюю Славкину догадку о хворостине. – А ещё жалко, что лица нет…

– С волосами тоже хорошо выглядит, – сказала круглая Галка Череда. – Выразительно… – И глянула на Славку.

Пек слегка насупился и объяснил:

– Про лицо я думал. И выбирал… Только не знаю, какое подойдёт. Потому и позвал Марко, пусть решает.

– Почему я-то?..

– Ну, ты же нашёл девочку.

– Но не я же её лепил… – пробормотал Марко.

– Кто лепил, мы не знаем. А девочка теперь твоя… А впрочем, смотрите все! Я тут много портретов разыскал в Интернете…

На экране выстроились в два ряда шесть цветных фотографий. Симпатичные такие лица. Ну, просто красавицы!

Две блондинки, две смуглые и темноволосые, одна русая, одна каштановая и с удивительно голубыми глазищами.

– Ну, тут сразу и не скажешь, – деловито заметил Кранец. – Смотреть и смотреть…

– По-моему, вот эта… – показал на смуглую девочку Пиксель. – В древней Греции все, наверно, были такие… тёмные. И нос прямой… И смотрит хорошо…

Пек повернулся к Марко:

– А ты что скажешь?

– Не знаю…

– Ладно. У меня ведь их много, полистаем ещё…

И снова замелькали снимки. Некоторые – мелкие, некоторые – во весь экран. Все оживились. Стало похоже на телеигру «Выбери подружку». Игра – дурацкая, но теперь сделалось интересно.

– Вот!..

– Нет, вот эта…

– Да у неё уши, как у Померанца!

– Пек, чего она дразнится!

– Славка, что с тобой сегодня?

– Ничего, я выбираю… Вот, какая симпатичная…

– Уродина, как ты, – мстительно сказал Кранец. – Ай!..

Славка, однако, не дотянулась до него и замолчала.

Марко тоже ничего не говорил (и, глядя на него, молчал Икира).

Марко пытался вспомнить лицо Юнки. Не вспоминалось. Апельсиновые волосы, бирюзовые глаза, острый подбородок, уши с янтарными серёжками-капельками… Но это всё по отдельности. Даже голос помнился, а лица не было…

Марко старался представить Юнку так и так, и так. По-всякому. То близко, то в отдалении. То в лицейской форме, то в праздничном платьице, то в костюме пажа. И в чёрном тренировочном костюме, как тогда, в спортзале…

…Он тронул её плечо:

«Больше не болит?»

«Нет. Я же тренируюсь…»

Она сделала шаг назад и оказалась уже не в зале, а почему-то на галечном пляже. Развела руки, в них появился жёлтый шнур. Юнка взмахнула шнуром, перескочила через него. Взглянула на Марко:

«Получается?»

«Да…» – одними губами произнёс он. Фигурка Юнки замерла, уменьшилась и… наложилась на снимок девочки – тот как раз опять возник в ноутбуке.

Словно тень слилась с терракотовой статуэткой.

Марко не успел ничего сказать. Успела Славка:

– Прыгалка… – выговорила она за спиной у Марко.

– Что? – дёрнулся Пек.

– У девочки прыгалка в руках. То есть скакалка… Надо только, чтобы правые пальцы были в кулаке…

Больше никто ничего не сказал. Все сдвинулись головами к экрану.

– Подождите, братцы… – Пек взял ноутбук на колени, сел боком, чтобы экран видели все. Стал нажимать кнопки. Вокруг девочки обозначилась пунктирная рамка. Потом ещё одна, маленькая, вокруг ладошки-крылышка. Пальцы шевельнулись, как живые, и сжались в кулачок. Круглая Галка ойкнула… Из кулачков протянулись вниз жёлтые линии, соединились, легли широкой петлёй на бугорок под ногой, на которой стояла девочка. Она легко так стояла, готовилась прыгнуть через шнур, взметнуть его, прыгнуть снова…

– Ух ты, – тихонько сказал Икира и сбоку взглянул на Марко.

Марко кивнул.

Он ничуть не досадовал на Славку за то, что она опередила его. Ведь он-то, внутри себя, все равно догадался сам. А то, что не сказал первый, даже лучше. Прыгалки – игра для девочек, пусть и разгадка будет от них. Главное, что есть ответ. Никто даже не заспорил, настолько все стало ясно.

– Мирослава, как ты догадалась? – уважительно спросила Галка.

– Чего такого… – сказала та. – Ох, мне же надо к бабке Лександре, помочь обещала. Она купила тёлочку у соседей Копылкиных, махонькую. Теперь хлопот на старости лет… Померанец!

– Чево-о?

– Не «чево», а «что». Где банки, которые ты должен был собрать для Лександры Панасьевны?

– Пиксель с Топкой разрисуют посудину, тогда все вместе и отнесём.

– Вы когда разрисуете? – повернулась к «художникам» посуровевшая Мирослава Тотойко.

– Да все уже готово! Только лак сохнет! – вдвоём ответили Топка и Пиксель.

– То-то же… – Славка поднялась и независимо пошла со двора. У плеч вздёргивались пышные пристежные рукавчики жёлто-белого платьица. Марко смотрел вслед.

«Как она догадалась? Прочитала в Юнкином письме? Наверно так…» Потому что Марко ни разу не видел Славку со скакалкой. Если девчонки на улице вертели верёвки и прыгали через них, Славки там никогда не было. Впрочем, он мог просто не замечать-

Выбирать лицо для девочки больше не было настроения. Пек спросил:

– Марко, ты как-то говорил, что у вас есть компьютер. Да?

Компьютер был. Ещё отцовский, «музейного образца». Игрушки открывал через пень-колоду, мигал, гудел, «зашкаливал». Обычно за ним сидела Евгения, когда готовила рефераты по биологии. Но это, пока был выход в сеть. А сейчас.

– Он же старый, как деревенский умывальник. И связи с Интернетом нет. Даже модем потерялся…

– Не надо связи. Гнездо для приставок есть?.. Я дам флешку с девичьими портретами. Посиди, повыбирай на досуге. Надо все-таки довести произведение античного искусства до кондиции…

Марко не спорил.

Когда они с Икирой шагали к дому, их догнали Пиксель и Топка. Вёрткий Пиксель (было в нем что-то обезьянье) пританцовывал. Обстоятельный Топка вёл себя сдержанно. Однако обоих волновал один вопрос:

– Марко, можно ещё посмотреть на Прыгалку?

Все и не заметили, как имя Прыгалка приклеилось к терракотовой девочке.

– Да на здоровье… А что, на экране разве не насмотрелись?

– Надо «живьём»… Есть идея…

Марко не стал допытываться, что за идея. Привёл художников к себе в «хижину».

– Вот…

Прыгалка привычно покачалась на резиновой трубке.

– Она, вот такая, пожалуй, не хуже, чем у Пека… – вполголоса заметил Топка. – Есть в ней эта… завершённость.

И Марко подумал, что в Топкиных словах правда.

То, что сделал Пек на экране, оказалось замечательно. Здорово! Но… все-таки это походило на искусственное прихорашивание. Можно смастерить совершенно натуральные с виду протезы, только они все равно не будут живыми. И Марко стало жаль Прыгалку. Захотелось даже погладить мизинцем по локотку, но при ребятах не стал.

Икира постоял перед Прыгалкой, потрогал своё ожерелье-джольчик и согласился с Топкой:

– Да, она как совсем целая… Только…

– Только что? – быстро спросил Пиксель (чуткая творческая натура).

Икира оглядел всех.

– По-моему, надо сделать ей скакалку.

Все разом поняли, как Икира прав. Конечно же! Ведь скакалка – не протез, не замена живых рук и ног. Она – сама по себе! И в то же время она с девочкой. Чтобы та не забывала, как прыгала с подружками две тысячи лет назад!..

Топка был в грубой, похожей на мешковину, безрукавке. Он выдернул из растрёпанного подола суровую нитку. Продёрнул сквозь кулачок Прыгалки. Завязал узелок, чтобы нитка не выскользнула. Сделал широкий изгиб, другой конец привязал к руке с отбитой кистью, пониже локтя. Марко схватил с гвоздя ножницы, обрезал у нитки лишние концы.

Теперь нитка-скакалка спускалась от рук девочки на пластмассовую подставку плавным полукругом. А в фигурке Прыгалки ощущалось желание взлететь.

Икира смотрел без улыбки. Наклонил голову к одному плечу, к другому. И наконец, решил:

– Вот сейчас все-все как надо.

У Марко, Пикселя и Топки стало хорошо на душе. Потому что в самом деле – все как надо. Икира никогда не врал…

ПИГМАЛИОН

Пиксель и Топка в самом деле пришли к Марко с идеей. Ещё немного полюбовались Прыгалкой и заговорили:

– Ей нужна другая подставка. Ну что это за подпорка из пластмассы, смотреть даже тошно, будто Аполлона поставили на ящик из-под мыла, так не бывает нигде на свете… – это Пиксель.

– Негармонично, – поддержал друга Топка.

– Что предлагаете? – весело спросил Марко.

– Мы предлагаем, чтобы скульптура вписалась в естественную окружающую среду, которая была вокруг неё, когда она была у себя в обстановке, характерной для эллинской культуры, и… – зачастил опять Пиксель.

– Надо поставить девочку на площадь, – сказал Топка. И затем изложил творческие планы коротко.

Весной, когда они с Марко ходили в «планетарий», то есть в комнатку с телескопом, чтобы полюбоваться на светила, вездесущий Пиксель сделал находку. На одной из полок он увидел дюжину коробок с пластилином для занятий в младших классах. Лежали коробки здесь, наверно, лет десять. Потому что пластилин окаменел. Однако Топка и Пиксель рассудили, что бруски нетрудно будет разогреть и размять.

Можно было просто-напросто спереть коробки, никто бы не заметил. Но воспитанные в благородных традициях искусства, Пиксель и Топка не пошли на это. А пошли к директору.

– Зачем вам такое задубелое сырье? – удивился Юрий Юрьевич.

– Мы слепим каких-нибудь рыцарей или динозавров, или космических пришельцев, – зачастил Пиксель, – и можно будет устроить выставку, и…

– Для скульптурного творчества, – разъяснил Топка.

– Берите и творите, – решил директор.

Сразу творить они не стали. Как-то руки не доходили и не было чёткой мысли: что же такое вылепить. А вот сейчас…

– Мы выложим из пластилина площадь, узорчатую, – объяснил Пиксель. – Получится, будто в древнем городе. И Прыгалка будет стоять на ней. Будто большая скульптура, которая сохранилась там с древних времён. Ну, не совсем сохранилась, но все равно она для всех любимая и…

– Пусть это все будет у тебя на столе, – сказал Топка. – А все, кто хочет, пусть приходят и смотрят…

Что и говорить, идея была достойная настоящих мастеров.

– Ребята, вы гении…

Марко сразу прочувствовал, что на такой площади разбитость скульптуры не станет казаться недостатком. Не будет в ней никакой ущербности! Мол, время и всякие стихии прокатились по городу, оставили свои следы, но красота все равно оказалась сильнее.

Обрадованные похвалой Топка и Пиксель отправились к себе, разминать пластилин. А Марко притащил к себе в хижину дребезжащий компьютер – под негодующие вопли сестрицы («Таскаешь туда-сюда, он совсем рассыплется, а мне надо готовить ответы но биологическому практикуму!») Конечно, можно было разглядывать записанные на флешку девчоночьи портреты прямо в комнате. Но ведь Женька тут же полезет с комментариями. И решит, чего доброго, что брата интересуют не просто девицы, а «девицы без лишней одежды». А ему нужны были только лица…

Подходящих лиц он так и не нашёл. То есть было много вполне симпатичных, но – не для Прыгалки. Или «не совсем для Прыгалки». В конце концов, Марко решил, что самое подходящее – лицо той смуглой девочки, которое они с ребятами увидели в числе первых шести. Жительница древнего Юга. Глаза распахнуты, на губах полуулыбка, волосы откинуты ветром… Да, не похожа на Юнку, но что поделаешь? Все-таки Юнка и Прыгалка – разные девчонки, хотя у обеих скакалки…

Икире понравился выбор Марко.

Икира сначала был рядом, а потом сказал, что пойдёт на Фонарный холм. Там ребята с Артельной улицы собирались запускать новый змей – сделанный в форме старинного самолёта. Икиру в посёлке все знали, и каждая ребячья компания готова была принять его к себе. А Икира, конечно, не считал, что, сделавшись Маркиным кровкой, должен постоянно быть рядом. Он же не рыба-прилипала!

– Давай, – одобрил его решение Марко. – Вибрация нити добавит тебе жизненной энергии.

– Да!.. А ты не хочешь со мной?

– Нет. Мне ещё надо… подумать.

Мысли опять вернулись к Юнке.

Может быть, она специально не указала в письме номер телефона? Может быть, решила: «Я догадалась послать Коньку письмо на адрес школы, пусть и он пошлёт на адрес театра…»

«Но ведь она говорила: кто же сейчас пишет письма!»

«Но ведь написала же!»

«Наверно, так… из вежливости».

«Ну, и ты должен… тоже из вежливости…»

Он завалился на постель и начал сочинять послание.

«Здравствуй, Юнка! Я получил твоё письмо. Хорошо, что ты догадалась отправить его. У нас по-прежнему блокада, какое-то дурацкое положение. Я рад, что плечо твоё почти не болит, и что ты тренируешься с прыгалкой…»

А дальше что?

Не писать же про случай с матросом Володей – вдруг прочитают те, кому это не надо знать!.. Рассказать, что появился у Марко девятилетний друг-кровка? Но это… не то, чтобы тайна, но и не тема для досужего обмена новостями… Поведать историю с Прыгалкой?

Марко понял, что писать об этом не сможет. Будто пришлось бы выложить что-то слишком сокровенное и непонятное самому себе… И будто у Юнки сможет шевельнуться ревность. (К кому? К маленькой глиняной статуэтке? «Ты совсем спятил…») Хотя при чем здесь ревность? Зачем Юнке Конёк? Они, скорее всего, больше никогда не увидятся. Или увидятся потом, когда станут другими. Он поступит (если получится!) в Академию корабелов, она в какой-нибудь театральный институт, и едва ли часто будут пересекаться их дороги…

«Что было – то было, а теперь прошло», – сказал себе Марко словами старой песенки. – К тому же, там есть мальчик в зелёном берете…»

С этой мыслью Марко заснул.

Женька на цыпочках уволокла компьютер к себе. Марко не проснулся…

Директор Гнездо сдержал слово. Он подарил Иванко Месяцу могучую рогатку, а Марко Солончуку тёмную от ржавчины рапиру с шишечкой на конце. Марко почистил клинок и повесил оружие над топчаном с постелью. А что ещё с этой штукой делать? Второй рапиры не было, ни с кем не пофехтуешь. Да и никогда не увлекался Марко мушкетёрскими приключениями. Другое дело – тайны пришельцев и парусные плавания. Слон обещал снова взять его (и, конечно, Икиру), на парусную шлюпку, когда пойдёт в лиманы…

Икира несколько дней ходил с рогаткой, засунутой под резиновый поясок на шортиках. Она была такая большая, что конец рукоятки торчал внизу из коротенькой штанины. Икира иногда доставал рогатку и лупил сухими глиняными шариками по какой-нибудь подходящей цели: по блестевшей среди бурьяна жестянке, по шляпе пугала на огороде, по застрявшему в развилке ясеня мячику (тот радостно выскакивал), по взлетевшей над головами чьей-нибудь бейсболке. И всегда попадал! Бывало, что просили пострелять другие ребята. Икира давал, но со словами:

– Только не по живому!

Его всегда одинаково успокаивали:

– Икира, да ты что!..

Однажды захотел стрельнуть Кранец…

Если человек неудачник, то неудачник он во всем.

Дело было на дворе у Топки.

Кранцу вздумалось разбить пол-литровую треснувшую банку, которая стояла на выступе каменного забора, невысоко от земли. Ну, казалось бы, младенец не промахнётся. Кранец-Померанец промахнулся. Да ещё как! Глиняная пуля врезалась в набитый мешок, лежавший в метре от цели, раздался стеклянный звон. Кранец сел на землю, ладонями прижал заполыхавшие уши-лоскутья и стал безнадёжно смотреть в пространство…

Дело в том, что в мешке были собранные им же, Кранцем-Померанцем, банки, которые он собирался отнести бабке Лександре для примирения. Целых двенадцать посудин разного размера.

Один-единственный шарик ухитрился сквозь мешковину раздолбать четыре банки, в том числе и самую большую, трёхлитровую.

– Нельзя давать гамадрилам огнестрельное оружие, – холодно сказала Славка. – Это опасно для окружающих.

Кранец даже не возразил, что рогатка – не огнестрельная. Горе его было неподдельно. Поэтому никто больше не сказал Кранцу укоризненных и насмешливых слов, наоборот, утешили, как могли. Топка принёс из кладовки другую трёхлитровую банку.

– А макитра наконец высохла? – придирчиво спросила Славка.

Лак на макитре высох. Бока громадной посудины отбрасывали солнечные зайчики и поражали воображение радужными рисунками: там были неземные цветы и земные подсолнухи, разноцветные петухи и невиданные звери. Расписную посудину и мешок с банками понесли толпой бабке Лександре. Та, увидев небывалую красоту, расцвела, как самый пышный подсолнух на макитре. Долго охала и приседала перед сокровищем. Банкам тоже порадовалась, худого вспоминать не стала, угостила всех пряниками, которые только что испекла в летней духовке. Пряники были мягкие, замечательно пахли ванилью, и гости умяли их в немалом количестве. Бабка не огорчилась. Позвала всех поглядеть на тёлочку-малышку по имени Земфира (в честь известной киногероини).

Рыжая Земфира оказалась очень симпатичной. Ей гладили бока, чесали уши, круглая Галка даже поцеловала её в белую звёздочку на лбу.

Когда вышли на улицу, приободрившийся Кранец предложил:

– Пошли до Кривой бухты, искупнёмся…

Кривая бухта располагалась не близко. Обычно туда ездили на велосипедах. Не у каждого они имелись, но хозяева великов сажали «безлошадных» приятелей на багажники. Для купания были места и поближе, но все они просматривались с крейсера, а кому охота плавать и нырять под прицелом «кукурузников»! Можно было уходить на другой берег косы, к лиману, только зелёная вода там – слишком тёплая и мутная… Вот потому и предпочитали Кривую бухту, её высокие берега заслоняли купальщиков от дальномеров «Полковника Думы».

Сейчас бежать за велосипедами не хотелось. Чего доброго услышишь дома: «Куда опять навострился? А кто будет помогать в огороде!» Зашагали пешком. Времени-то навалом – каникулы…

Поплавали от берега до берега, поныряли с камней, пожарились на солнце. Оголодали. Побрели обратно. Кто куда.

Топка и Пиксель сказали, что займутся «пластилиновыми делами». Матвейка Кудряш пошёл им помогать. Марко с Икирой решили побывать у Пека.

Пек несколько дней назад поставил на снимок Прыгалки лицо. То, которое выбрал Марко. Получилось «очень даже ничего». А, в общем-то, лицо здесь не было главной деталью. Пек наполовину прикрыл его летучими волосами, это придавало девочке лёгкость и даже загадочность. А главное – в движении. В «динамике и пластике», как по-научному изъяснился Пек.

А теперь оказалось, что через спутниковую сеть Пек получил снимки от друзей. На них Прыгалка была «во всех ракурсах» – и спереди, и с боков, и со спины.

– Почти такая же, как у тебя! – удивился Марко.

– Да. Только про скакалку они не догадались.

– Все равно скакалка… она тут как будто есть, – заметил Икира.

– И сделано всё не в пример профессиональнее, чем у меня, – сказал Пек, меня кадр за кадром. – Постарались ребята. А?

– Да… – помедлив, кивнул Марко.

Пек внимательно посмотрел на него.

– Чую в тебе… некоторое сомнение. Не так ли?

– Нет, не так… только…

– Что?

Марко переглянулся с Икирой. Тот смотрел понимающе.

– Пек, снимки очень хорошие. И по ним, наверно, можно будет сделать статуэтки без этих… без изъянов… Только…

– Что?

– Только они будут… просто статуэтки. А та Прыгалка, глиняная, она… будто живая… Икира, правда?

– Правда, – кивнул Икира. – Я так же думал, только не знал, как сказать.

– Постараюсь обобщить ваши мысли, коллеги, – заявил доцент и референт Кротов-Забуданский, почёсывая небритый подбородок. – Вы хотите убедить меня, что самая талантливая реконструкция не заменит подлинник. А я и не спорю, вы правы. В оригинал автор вкладывает живую душу, а копия всегда остаётся копией… Тонкие натуры это чувствуют. А вы ведь тонкие натуры, не так ли?

– Никогда не поймёшь, зубоскалишь ты или всерьёз, – насупился Марко.

– Пек всерьёз, – сказал Икира.

– Да, я всерьёз… Но я не знаю, где решение вопроса…

– А не надо решения! Пусть будет всё, как есть! – Марко не стал скрывать свои тайные мысли. – Будут копии, и будет настоящая Прыгалка! Пускай такая, как нашлась… А потом учёные, может быть, придумают способ…

– Какой? – очень серьёзно спросил Пек.

– Ну, помнишь, мы говорили про память вещества. Как оно стремится сохранять формы предмета. Может быть, люди научатся пробуждать эту память… И восстанавливать…

– А! Мы говорили о руках Венеры Милосской…

– Да. Только для неё хотели сделать искусственные руки, а здесь – чтобы настоящее. Называется «регенерация»…

– Ну да! – оживился Пек (вроде бы опять слегка насмешливо). – Делают прибор в виде этакого волшебного ларца. Кладут в неё Прыгалку. Нажимают кнопки, запускают программу… Через пять минут откидывают крышку и достают целёхонькую девочку. Да?

– Да! – сказал Марко с вызовом. – А что такого?

Вообще-то он думал о другом способе. Что неплохо бы научиться пробуждать в ладонях тёплые струны с волшебными свойствами. Возьмёшь в руки фигурку с отбитым плечом, подержишь, согреешь, и плечо – вот оно… Спрячешь в кулаке ножку с отбитой ступней, зажмуришься, вздохнёшь, и ножка – целёхонька…

О таком способе Марко сказать не посмел. Но ларец – тоже неплохо.

– Да! А что такого? Может быть, люди сумеют… когда-нибудь…

Нет, насмешки у Пека не было. Он отозвался вполне серьёзно:

– Да. Может быть… Но мне кажется, что ты думаешь гораздо дальше…

– Что… дальше? – почти испугался Марко.

Пек чуть улыбнулся:

– О волшебном сундуке, из которого выйдет живая девочка… Икира, я правду говорю?

Икира молчал. Достал рогатку и целился из неё в пустое небо. Икира никогда не врал, но и друзей не подводил.

– Ну вас… – пробормотал Марко.

– Значит, я угадал… Ты слышал про Пигмалиона?

– Кто такой? – надуто сказал Марко.

– Не слышал… Эх, современная молодёжь… Есть легенда о древнем скульпторе, который силою любви оживил прекрасную статую девушки, которую изваял из мрамора…

– Никого я не ваял! – тихонько взвыл Марко. – Я просто нашёл!.. Ещё и любовь какая-то… Ты пережарился на солнце.

Пек не обратил внимания. Продолжал.

– На этот сюжет написано немало произведений: романов, драм, комедий. У старого забытого поэта есть стихотворение «Пигмалион»…

– Ты набит стихами, как подушка куриными перьями! – Марко своим нахальством хотел отвлечь Пека от рассуждений о любви (пришло же доценту-корреспонденту такое в голову!)

Пек, вроде бы, отвлёкся.

– Я не набит, а лишь слегка начинён. Стихи запомнились, потому что там замечательные рифмы:

 
Феб златокудрый
Закинул свой щит златокованый за море.
И растекалась на мраморе
Вешним румянцем заря…
 

Это когда Пигмалион увидел мраморную глыбу, подходящую для статуи… Феб, как известно, бог солнца, щит его – солнечный диск… «Щит златокованый за море… и растекалась на мраморе»… Прекрасно, да? Нынешние стихоплёты должны лопнуть от зависти!

– По-моему, ты это сам сочинил, – заявил Марко, чтобы ещё дальше отвлечь Пека.

– Нет, Пек не сам, – сказал Икира.

– Это написал поэт по фамилии Мей, – объяснил Пек. – Если бы мне обладать подобным даром… Но я не поэт, я прозаик. Вот закончу свою повесть, и вы убедитесь в моем недюжинном таланте.

– А когда закончишь? – поспешно спросил Марко.

– Как только закончится в этих краях волынка с блокадой…

– Ты напишешь всё, как было? – простодушно спросил Икира.

– Да! Там будет и коричневый мальчик, не терпящий всякую неправду, и похожий на морского конька шестиклассник, который очень боится, что кто-то догадается о разных его тайных чувствах…

– Во-первых, уже семиклассник, – сказал Марко. – А во-вторых, попробуй только написать. Про конька и про чувства… Я отправлю жалобу в Нобелевский комитет, и фиг ты получишь, а не премию…

– Тогда я не дам тебе больше кататься на своём мопеде.

– А тогда… тогда… Ладно, не буду отправлять жалобу. Дай мопед. Мы съездим в школу, навестим Володю…

Когда на плюющемся синим дымом драндулете они выкатили на улицу, Икира хлопнул Марко по плечу.

– Отвези меня, пожалуйста, к холму. Там опять запускают змей. А с Володей я виделся вчера.

– Поехали… Щит златой придумал Мей… а Икире нужен змей… Почему я не пишу стихи?