Текст книги "Русская комедия"

Автор книги: Владислав Князев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Он торжественно замолк.

– А вы? – пискнула Рогнеда. – Разве вы не погибнете?

– О нет! – вздохнул кровожадный супер. – Я лишен радости сложить голову вместе со своими соратниками. Я останусь в живых. Чтобы принять на себя бремя славы и зреть торжество Колдыбанской Истины.

Молодец, супер! Даже мы одурели. Что уж говорить о жен-совете, который, если верить признаниям его собственных членов, состоял сплошь из дур. У террария, в смысле у жен-совета, начали сдавать нервы.

– У тебя же колит! – забеспокоилась Самосудова, обращаясь к своему Мегрэ. – Тебе не на утес надо, а к врачу.

– Какая тебе еще буря! Про радикулит забыл? В процедурный кабинет пора, – призвала своего Макаренко Молекулова.

– Куда тебе с твоей аллергией в шторм? Марш в теп лую постель! – потребовала Безмочалкина от своего Мойдодыра.

– На верную смерть, видишь ли, собрался. Ты здоров как бык. Заболей сначала чем-нибудь для приличия! – приказала своему Дидро Профанова.

Ага! Мы ломим…

– Сотоварищи по подвигу! – игнорируя малосодержательные призывы женсовета, сурово и скорбно воззвал капитанский столик. – Простимся перед смертью. Обнимем в последний раз своего атамана.

Первым обнимал врио мент Самосудов. Он сделал это по-военному сдержанно. Лишь кобура слегка съехала набок, а погоны стали на попа. Молекулов обнял Самарыча так крепко, что у самого у него вступило в поясницу, и он слегка согнулся, будто после генеральной уборки в своем шестом «А». Безмочалкин старался держаться подальше от брезентовой плащ-палатки, но все же среагировал на этот аллерген и слегка чихнул. Профанов никак не пострадал от процедуры прощания и даже успел незаметно подтянуть штаны на предводителе. Ухажеров, понятно, расчувствовался, всхлипнул, но взял себя в руки и сумел не разрыдаться и не упасть в обморок.

Так же трогательно и достойно простились с вожаком все остальные удальцы.

Удивительная колдыбанская быль шла как по маслу. На всех парах. Как под горку. Мы уже верили себе на слово.

– Вам будет что порассказать, – пообещал женсовету Самосудов.

– И внукам, и правнукам, – добавил Безмочалкин.

– И составителям энциклопедий, – усилил Профанов.

– И даже кумушкам-сплетницам, – поставил точку Молекулов. – Я имею в виду очных и заочных участниц телешоу «Мадамский клуб».

– Как пить дать! – воскликнул зал.

«И вот вы уже на берегу Волги!» – восхищается читатель.

Нет, читатель, на сей раз ты абсолютно не прав. Ну при чем тут берег Волги? Мы решительно двинули совсем в другую сторону. Прямо к барной стойке. Как и подобает колдыбанским удальцам. Чтобы перед смертью в последний раз прильнуть к источнику истины. Ну?

Едва мы приблизились к барной стойке, как Юрий Цезаревич профессионально взмахнул рукой, и полотенце, покрывавшее стаканы, словно взмыло над ними. Стаканы были… уже наполнены!

– Юрий Цезаревич, – сказали мы. – Извините, что не смогли расплатиться с вами при жизни.

– О чем речь! – отмахнулся благородный бармен.

– Но ручаемся, что за нас расплатятся наши внуки и правнуки, которые, несомненно, будут постоянными клиентами «Утеса».

– Как пить дать! – воскликнул Подстаканников, будто уже видел перед барной стойкой наших наследников.

– Пить дать – хорошо, – согласились мы, – а дать пить – лучше. Тем более в последний раз. Перед смертью.

– Да, перед смертью – это особое событие, – запричитал Юрий Цезаревич. – Дать. Пить. В кредит. Хоть до премии. Хоть до похоронных.

Вы слышали? Кредит до похоронных! Нет, вы такого еще не слышали. Мы – тоже. Если честно, то и не мечтали. Неудивительно поэтому, что не только женсовет, но даже мы сами не успели моргнуть глазом, как полные стаканы оказались в наших удалых дланях.

И все сразу стало на свои места.

– Я боюсь, – заш-ш-шептала вдруг Самосудова.

– Мне страш-ш-шно, – призналась Безмочалкина.

– Это просто уж-ж-жас, – задрож-ж-жала Молекулова.

– Кош-ш-шмар, – заш-ш-шепелявила Профанова.

– Ой! – схватилась за сердце и юная невеста Рогнеда. – А с каким же бантом ходят на похороны героев?

Даже главкобра, она же люкс-гюрза, почувствовала, что дело принимает какой-то уж очень особый оборот. И что ответственность за чужих мужей ляжет на нее. Она закатила к небу свои импортные очки:

– Му-му-мужчины! Может, не будем так сразу коллективно гибнуть? Может, сначала коллективно разведемся?

Ценное предложение. Но где же ты раньше с ним была, хитромудрая? А теперь поздно.

– Извините, дорогие современницы, – сухо и строго сказал за всех флагманский столик, – но времени на сомнения и разговоры больше нет. Нам пора.

Все взоры обращены к потомственному буфетчику-бармену. Говори традиционный тост, Подстаканников! Впрочем, какой же он традиционный? Тебе, бармен в седьмом поколении, выпало произнести такой тост, за который его виновникам, то есть нам, твои предки простили бы все долги.

– За колдыбанских жен, они же – без пяти минут вдовы! – с молодым и молодецким задором провозглашает счастливый бармен.

– За наших безутешных, но счастливых вдов! – подхватили колдыбанцы. – За Особую Колдыбанскую Истину!

Стаканы взметнулись чуть ли не к небу. Юрий Цезаревич наводит на нас прадедовский фотоаппарат.

– Внимание, съемка! Делаю исторический кадр: «Истинные колдыбанцы-удальцы идут на смерть во славу эпохи».

Допотопная техника издает звук, который не отличишь от салюта. Есть! Вот она, удивительная колдыбанская быль, о которой восхищенные современники и потомки будут слагать легенды и былины.

Ульк?

Нет, подожди, читатель, не гони. Ну что ты так торопишься похоронить нас? Ведь тогда уже совсем точка и читать тебе больше нечего.

Специально для того, чтобы ты, читатель, мог еще и еще раз продемонстрировать свою любовь к чтению, а равно для того, чтобы истинные колдыбанцы еще и еще раз прославили свою эпоху, судьба в последний момент сделала крутой и совершенно удивительный поворот. Тот самый, который мы так старательно и искусно готовили…

Как вы помните, на Самарской Луке верят на слово. Особенно если хорошо сказано.

– За наших безутешных вдов! – сказали мы. С таким восторгом и ликованием, что змеи не могли не поверить нам. Змеи поняли, что зря они вселялись в колдыбанок и морочили им голову сладкими грезами.

Или жена без особых утех. Или особо безутешная вдова. Ну! Умрите, кобры всех народов и всех времен, но точнее колдыбанской истины о женщине вам ничего не придумать.

Змеи поняли также, что с удальцами нового типа лучше не связываться. Да, они не сплавают в бурю на челнах. Не возьмут штурмом неприступный утес. Они неспособны даже на такой подвиг, как вбить гвоздь в стену. Но… у них есть особое, прямо-таки волшебное оружие. Это прадедовский третий стакан. Только смерть может вырвать его из рук потомков лихих волжских атаманов. Нет, не так: даже смерть неспособна отнять его у них.

Змеи поняли, что проиграли. Наш особый героизм сразил их наповал. И в тот самый момент, когда Подстаканников направил на активисток Приволжского женсовета свой старый сапог, то бишь фотоаппарат и весело приказал:

– Ваш черед, счастливые вдовы! Прошу смотреть прямо в объектив! Для внуков и правнуков, для истории, для телешоу «Мадамский клуб»! И-раз…

…в этот самый момент перед нами вдруг оказались совершенно иные колдыбанки. Пусть дуры, пусть даже самые последние дуры. Зато наши, то есть с колдыбанским поворотом. Глаза наших жен вдруг разом вспыхнули. Пожалуй, даже и загорелись. Причем совершенно особенно. Не совсем так, как очи эллинских жен-овечек, когда мужья привозили им из-за семи морей руно золотого барана. И совсем не так, как глазки московских львиц, когда щедрые покровители достают из семи кошельков украшения. Бриллиантовые – для них. Золотые – для их собачек. Говорят, что очи древних красавиц при получении дорогих подарков вспыхивали и загорались, как звезды и солнце. У современных – как фары «Мерседеса», а то и как прожекторы Олимпийского спорткомплекса. Глаза колдыбанок можно было уподобить только волжскому бакену. Разумеется, неисправному, но почему-то веселому и бесшабашному.

Вот ожил и часто-часто замигал волжским бакеном левый глаз Самосудовой. Ну точно так же, как у ее мужа, когда он начинает маневры по выходу из тупика Подстаканникова. Запрыгали сигналы-огоньки и в глазах других Колдыбанок. У Безмочалкиной – шаловливые, у Молекуловой – озорные, у Профановой – с эдаким баламутным оттенком. Подмигнула и юная Рогнеда, да так по-разбойничьи, будто вознамерилась обрить кудлатого Ухажерова наголо.

– Стоп, дорогие наши мужья! – воскликнула одна из современниц-колдыбанок. – Слушайте нас, затаив дыхание!

– Мы поняли, что здесь и сейчас нет пустых бездельников, – заявила другая. – Здесь и сейчас – совершенно особые спасатели родной эпохи. Мы объявляем себя вашими сподвижницами.

– Мы признаем, что такой миссии, как ваша, – подхватила третья, – не знали никакие народы ни в какие времена.

– Мы присягаем Особой Колдыбанской Истине, – заверила четвертая. – Присягаем на все три буквы. Хотя все-таки они удивительно большие.

Мы слушали. Не веря своим ушам. Но веря нашим женам на слово. Потому что теперь они говорили хорошо. К тому же заходили на второй круг.

– Спасибо за сказочные цветы, – поклонилась одна из прозревших. – Но мы вполне обойдемся без них.

– Можно сплавать за ними и в другой раз, – совершенно справедливо заметила вторая. – Когда утихнет шторм, установится погода, а вы узнаете, в какой стороне находится знаменитый волжский утес.

– А сейчас пофилософствуйте на какой-нибудь интересный предмет, – разумно решила третья. – Постарайтесь, пожалуйста, а то в энциклопедиях абсолютно нечего читать.

– Мы же не будем вам мешать и пойдем домой, – проявила поистине сократовскую мудрость четвертая. – Постираем, погладим, приготовим ужин. А заодно будем старательно размышлять о том, как бы и нам, следуя вашему вдохновляющему примеру, внести свой удивительный вклад в дело спасения родной эпохи.

– Ну? – буквально заглядывая нам в глаза, вопросил хором женсовет: дескать, всё ли по-вашему, по-колдыбански?

– Теперь, пожалуйста, выпейте, – пожелал нам женсоветский хор. – Вы ведь умрете, но выпьете. Только зачем «перед смертью»? Выпейте… на здоровье.

Мы не знали, что и сказать.

– Стоп! – очнулся Подстаканников. Оно и понятно: ведь пить приказано не ему, а нам. А ему правильных указаний пока не последовало.

– Стоп! – заволновался потомственный скупердяй. – Что значит «на здоровье»? Нет такого кредита. Первый раз слышу. В кредит – только перед смертью.

– Ах, извините, – спохватились колдыбанки. Они пошушукались и заявили бармену:

– Герои не пьют в кредит.

В следующее мгновение – Гомер сказал бы «прекрасное», а Гюго воскликнул бы «божественное!» – на барную стойку легло несколько новеньких, по-женски чистеньких, а главное, достаточно крупных купюр.

– Выпейте, пожалуйста, за наш счет, – учтиво попросили жены. – Сделайте одолжение.

Мы ошалели. Вот это быль! А женсовет меж тем был уже на пороге. Еще минута – и след его простыл.

Уф… Неужели остались живы? Да еще и выпьем за счет жен? Ну что тут скажешь? Такая игра пойдет. Натерпелись, конечно, страху, но зато…

– Мои верные соратники и сподвижники! – прервал наши блаженные мысли голос партийного трибуна с нотками короля губернского колхозного рынка. – Знаю, знаю: вы огорчены тем, что сегодня вам не удалось совершить подвиг и сложить голову за Особую Колдыбанскую Истину. Но зато вы убедились, сколь удивительна сила ее правды. Она одерживает блистательную победу уже за пять минут до подвига. Мы с вами победили змей женской гордыни и себялюбия. Сегодня их больше нет на Самарской Луке. Завтра они исчезнут на Средней Волге, послезавтра – во всей нашей державе, а там, глядишь, и на всей планете! Что же будет, когда судьба подарит вам счастье пролить кровь во славу эпохи?

Взгляд его поплыл в небо. Мы не стали дожидаться, когда главарь насладится картинами пролития нашей крови.

Ульк!

Вполне возможно, что седые Жигули уронили от изумления свою шапку в волжские воды. Но быль все это, быль…

* * *

А теперь умерим несколько свои восторги. Вдруг у читателя возникнет непреодолимое желание помчать в Колдыбан немедленно, сию минуту? Чтобы послушать своими ушами удивительные былины и были. Похвальное желание, но… В Колдыбане вас могут встретить не былинами, а… небылицами. Спешим опровергнуть их.

Еще не родилась самая первая легенда и былина про удивительную удаль истинных колдыбанцев из «Утеса», а небылица про быль, которую вы только что услышали, уже пошла гулять по Колдыбану. Буквально на следующий же день, буквально с утра. Точнее, сразу же, как колдыбанцы начали рабочий день. В смысле оказались на своих рабочих местах и начали судачить о том о сем.

Возможно, инициатором распространения небылицы стал злейший соперник Приволжского женсовета – жен-совет Поволжского микрорайона. А может, злейший недоброжелатель завсегдатаев ПОПа № 13 – колдыбанское отделение Общества трезвости. Вполне вероятно, что они действовали в сговоре, а равно вкупе со злейшим недругом «Утеса» – плавучим рестораном-казино «Парус».

Согласно небылице, наши жены, распрощавшись с нами, отправились якобы вовсе не домой исполнять свои обязанности хранительниц семейного очага, без пяти минут легендарного. Нет. Едва дверь «Утеса» успела пропеть им вдогонку знаменитую песню «Жена найдет себе другого, а мать сыночка – никогда», как они прямиком двинули… в «Парус».

Через минуту они уже сидели там за банкетным столом. Еще через минуту их уже вовсю обслуживали. Это, конечно, похоже на небылицу. Обычно в «Парусе» приходится сидеть за пустым столом не меньше часа. Но на сей раз персонал ресторана был так удивлен появлением активисток Приволжского женсовета, что к ним прибежал сам исполнительный директор.

– Что случилось? – тревожно спросил он. – В честь какого особого события мы имеем честь видеть вас здесь?

– Хотим постичь истину, – объяснила одна.

– И не какую-нибудь, – уточнила другая. – Особую Колдыбанскую Истину.

– Все три слова – с большой буквы, – продолжила третья.

– А главное, – заключила четвертая, – с поворотом.

– Поворачивайтесь, да поживее! – приказала скромница Рогнеда.

– Что будем заказывать? – услужливо поинтересовался директор.

– Наверное, сок, – неуверенно молвила Самосудова и вдруг как-то само собой брякнула: – В смысле шампанское.

– И портвейн, – добавила Безмочалкина.

– И ликер, – присовокупила Молекулова.

– И коньяк, – довела заказ, казалось, до совершенства Профанова.

– А равно водку, – вдруг заявила сама скромность Рогнеда Цырюльникова.

Еще через минуту они выпили по первой. И пошел у них разговор.

– Чего вы сдрейфили? – начала было попрекать товарок нездешняя жена. – Ну остались бы вдовами, ну поплакали бы ради приличия немного. Зато потом какая жизнь! Мужчины просто обожают вдов. Даже больше, чем разведенных. Безутешная вдова. О, какие это сулит утехи! Воображение так и разыгрывается.

Она глянула на колдыбанок и снова увидела необычное зрелище. Как и в «Утесе», глаза женсоветок вспыхнули какой-то особой иллюминацией. Такой, что даже шикарные импортные светильники ресторана-казино отчего-то вдруг померкли.

– Вы, конечно, правы, подруга, – обратилась одна из колдыбанок к своей иноземной землячке. – Остаться вдовой в расцвете лет – завидная участь. Не каждой так повезет. И все же вы рассуждаете как бы по-московски. То есть узко и мелко.

– Надо мыслить по-нашему. То есть шире и глубже, – поддержала другая. – Вдовами быть хорошо, но… Вдовами без пяти минут – еще лучше.

– Теперь нам будет что порассказать, – с лукавой улыбкой продолжила третья. – Такое, что «Мадамский клуб» ахнет.

– И не только «Мадамский клуб», – добавила четвертая. – Внуки и правнуки ахнут.

– А может, и все народы всех времен, – ляпнула с девичьей прямотой Рогнеда.

Ее старшие современницы меж тем пошли по второму философскому кругу.

– Мы теперь – соратницы героев, – строго сказала первая. – Это налагает на нас особую ответственность.

– Мы должны все свои силы отдать служению Особой Колдыбанской Истине, – решительно высказалась вторая.

– Без остатка! – сурово подтвердила третья. – Что это автоматически означает? До стирки ли нам теперь, до уборки ли, до кухни и прочего мелкого быта?

– А равно и большого, – категорически заявила четвертая. – Гори он огнем, этот быт!

– Как пить дать! – припечатала вдруг скромница Рогнеда.

– Ну что ж, – отозвались все хором. – Давайте пить. – И поманили пальцем директора.

– Пить дать – хорошо, – объявила ему Безмочалкина, – а дать пить – лучше.

– Как дать? – задала сакраментальный вопрос Молекулова.

– Само собой, в кредит, – рассудила Профанова.

– В кредит до свадьбы. До второй! – цыкнула на директора леди опасной бритвы Цырюльникова и, демонстрируя глубину колдыбанской логики, аргументировала: – Первой свадьбы все равно не будет.

– Но, дорогие дамы… – начал было выкручиваться директор.

– Здесь и сейчас нет никаких дам, – жестко раскрутил его женсовет Приволжского микрорайона. – Здесь и сейчас – спасательницы эпохи.

Через минуту нежные женские ручки уже держали третий по счету бокал.

– Дорогие подруги! – молвила одна. – Уверена, что вам пришла в голову глубокая мысль. Наконец-то мы с вами – не дуры. Очень даже не дуры.

– А это означает, – подхватила вторая, – что в дураках теперь автоматически окажутся другие.

– Особенно участницы всероссийского шоу «Мадамский клуб», – уточнила третья. – Как очные, так и заочные. И особенно – очковые.

– Пришло наше время, – заявила четвертая. – Не будем же терять его зря. За нашу Особую Истину! С заглавной буквы. И с красной строки.

И больше уже ничего не говорили. А чего еще говорить?

Ульк!

Все сказано.

* * *

Эта небылица внешне столь правдоподобна, что за нее попытался ухватиться Геракл. Дабы снизить высокое звучание нашей героической победы, умалить ее всемирно-историческое значение.

– Ах вы, костлявые волжские сорожки! – гремел он, как автомобиль «Москвич» на колдыбанских ухабах. – Пудрите честным людям мозги. Дескать, жены ваши жрицы Истины! Ха. Со мной такие номера не проходят. От меня ничего не укроешь. Признавайтесь как на духу: вы же видели, что ваши жрицы, ха-ха, пришли домой среди ночи и навеселе?

– Конечно, нет, никудышный вы аналитик, – вежливо отвечал ему за всех Лука Самарыч. – Конечно же, не видели. Истинных колдыбанцев и утром-то из пушки не добудишься. А среди ночи они спят как убитые. Так что если и видели жен, то лишь во сне. Но во сне все нормальные люди видят только чужих жен.

Подобным же образом были категорически отвергнуты и убедительно опровергнуты всякие вымыслы и домыслы.

– И все равно вы – болтуны и мюнхгаузены! – гремел Геракл. – Не знаю, как раньше, а сейчас на Волге нет и не может быть никаких бурь и штормов. Это вам не Средиземное море! На Волге сейчас – сплошные плотины да шлюзы. Тишь, гладь да Зевсова благодать. А вы мне мозги про грозную стихию канифолите. Попались, ха-ха?

– Это вы, закоренелый скептик, попались в сети поверхностных вымыслов, – все так же спокойно возражал Лука Самарыч. – Давайте лучше поверим научному прогнозу погоды, который постоянно делает Колдыбанский гидрометцентр. Вот, пожалуйста, на первой странице газеты – заголовок «Штормовое предупреждение». Читаем далее: «На Самарской Луке – тихая и ясная погода, на Волге – полный штиль. Однако во второй половине дня в районе третьей линии бакенов и на главном фарватере ожидается кратковременный, очень густой сиреневый туман с видимостью не более полуметра. Одновременно со стороны Молодецкого кургана будет наблюдаться желтая волна высотой десять метров и ударной силой не менее пятисот тонн. Судоходство в течение часа категорически запрещается».

– Шторм при полном штиле? – растерялся Геракл и возвел очи к небу. – Афина, ты что-нибудь кумекаешь?

– Тут все очень просто, – улыбнулся Лука Самарыч. – Сиреневым туманом у нас называют выбросы в атмосферу, которые делает азотно-туковый комбинат. А желтая волна, которая запросто утопит хоть линкор, хоть «Титаник», поднимается на Волге всякий раз, когда проводит плановые подводные испытания дважды орденоносный и трижды засекреченный военный моторостроительный завод с лиричным названием «Ласточка». Как видите, бури и штормы вашего родного Средиземного моря – нам все равно что мелкая рябь в старом корыте.

– Ну ладно, пусть я дурак, – не выдержал Геракл. – Пусть сама Афина – дура. Зато ваши жены, хваленые умницы-разумницы, вернувшись домой с гулянки, расколотили всю посуду. И фаянсовую, и фарфоровую, и хрустальную. Прямо об пол. И еще приговаривали: «Да черт с ней. Жалко, что ли!» Вот вам, ха-ха, и легендарные героини…

– Извините, любезный, но только циник способен повторять такие нелепые домыслы, – ничуть не смутился Лу ка Самарыч. – Колдыбанки могут, и то в крайнем случае, колотить разве что старые глиняные горшки. И не об пол, чтобы не повредить дефицитное напольное покрытие, а только об головы мужей. Надо подчеркнуть также, что при этом колдыбанки буквально рыдают от жалости.

– Жалко им, разумеется, горшки, – наконец-то понял все как надо Геракл. – Сдаюсь. И от души поздравляю вас.

– Спасибо, – поблагодарил от имени всех Лука Самарыч. – Хотя, если откровенно, во всей этой истории есть один загадочный момент…

И действительно, легендарные колдыбанки проспали почему-то на следующий день до обеда, а кое-кто – и до ужина. А проснувшись, испытали загадочный, не ведомый им доселе особый симптом. Когда рука почему-то тянется не к любимой губной помаде или к новой модной туши, а к трехлитровой банке с рассолом.

Вот уж феномен! Но его прояснить под силу только нашей большой науке.