Текст книги "Ярополк"

Автор книги: Владислав Бахревский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Святослав и Ольга

Ярополка оставили с Лютом.

Лют был рыжий, как рассерженное солнце. Рыжая голова, рыжие брови. Щеки и те были рыжие. Золотисто-красный пушок торчал пучками из конопушек. Голову Лют задирал гордо, грудь выпячивал – петух и петух.

– А у меня свой колодец, – сказал Лют княжичу. – Я тоже бадьи таскаю. Покамест с водой. Будет двенадцать лет, гири буду таскать. Показать?

– Покажи, – согласился Ярополк.

Заглянули в колодец – черным-черно.

Лют одну за другой достал три полнехонькие бадьи. Воду сливал в деревянный, обмазанный глиной желоб.

– На конюшню идет, – объяснил Лют. – Кони моей водой живы!

Ярополк взялся за ручку.

– Давай и я попробую.

Бадья оказалась тяжелющая, шла неровно, глухо билась о стены сруба. Лют захохотал во все горло, увидавши, что воды в бадье половины нет.

Ярополк бросил ручку. И Бог его миловал. Железная ручка просвистела в какой-нибудь пяди от лица. Ярополк присел, отполз в сторону… Услышал, как загудел от удара бадьи колодезный сруб.

– Ты с ума спятил! – закричал на княжича Лют. – Дурак.

Ярополк глянул на воеводского сынка круглыми совиными глазами. Лют опамятовался, поклонился.

– Прости меня, княжич. Я за тебя испугался. Хочешь книжку покажу?

Ярополк презрительно дернул плечом.

– Тайная книжка. В ней учат царством управлять.

– Покажи, – согласился Ярополк.

Лют привел гостя в свои покои. А покои на удивление. Такого и у бабушки в тереме не было. Стены обиты серебристой с голубыми да с лиловыми цветами материей. Стол на бронзовых львиных лапах. Крышка из оникса. Камень чистый, пропускающий в себя свет.

Из позлащенного серебряного ларца Лют достал книгу, в золотых обложках, с розовыми, с голубиное яйцо, самоцветами. Книгой не хвастал, открыл на том самом месте, где грек-учитель остановил чтение… Спросил:

– Сам будешь читать или мне велишь?

Ярополку вопрос понравился.

– Велю тебе читать, – сказал он с удовольствием.

Чтобы не запинаться, Лют прочитал страницу о жидком огне.

– Ты, княжич, хотел бы добыть у греков такой огонь?

В ответ услышал нежданное:

– Сифоны с жидким огнем у греков захватывали не один раз. Нужен мастер, который знает тайну, как пускать огонь.

– Мастера можно купить!

– Можно и в бою взять, но мастера, которые пускают огонь, не ведают состава жидкости. Не ведают, где ее берут. Она даже на воде горит.

– Надо подослать к грекам человека. Пусть бы им служил, прикидывался верным да и познал бы тайну.

Ярополку понравился рыжий Лют. Спросил:

– Ты на конях любишь скакать?

Лют поморщился.

– Меня учат ездить без седла. До крови задницу набиваю, а седла все равно не дают.

– Я тоже на конях скакать не люблю! – обрадовался Ярополк. – Я люблю струги.

У Люта глаза стали как щелочки.

– Вот станешь князем, пойдем на Царьград. Там всего добудем. И греческий огонь, и тайные книги, и гречанок.

– Гречанок?! – удивился Ярополк. – Зачем?

– В жены! Гречанки самые красивые на белом свете.

Ярополку добывать гречанок показалось делом пустым, но, чтоб сделать Люту приятное, согласился:

– Ладно.

– Чего-то шумят! – насторожил рыжие уши Лют. – Пойдем посмотрим?

Посмотреть было на что. В дом Свенельда явилась великая княгиня Ольга с дядькой князя Святослава, с древним Асмудом.

Свенельд и Святослав за братиной кроваво-ярого греческого вина, забыв все на свете, говорили о Хазарин. Прикидывали, возможно ли одолеть силу кагана.

– Еще князь Олег отвадил славян платить дань кагану! – с жаром говорил Свенельд. – И до чего дожили?! Стольный Киев – данник Белой Вежи, Итиля… Ты молод, а решил мудро. Чтоб пересохла большая река, нужно отвести от нее малые реки. Хочешь ударить на буртасов. Зело! Отсечь от Хазарии север – все равно что отрубить ей одну ступню. Пусть хоть дальше не шагает, не богатеет. Твоя дружба с гузами – похвальна. В одиночку воюют глупые гордецы да корыстолюбцы.

Святослав покраснел. Свенельд увидел это и подосадовал на себя: за корыстолюбие поплатился жизнью отец Святослава. Пошел к древлянам за данью с малым числом людей, чтоб не делиться со многими… Поспешил отвлечь князя:

– Греки воюют всегда в союзе с сильными, а то и подавно чужими руками.

– У гузов кони, – сказал Святослав. – Они – мой буйный ветер.

– А дороги к буртасам у тебя проверены? – спросил Свенельд.

– Уже другой год по тем дорогам рыщут мои люди.

– Святослав! – радостно воскликнул воевода.

Князь схватил его за плечи.

– Поможешь ли отворить дверцу клетки?

– Князь – ты озарение моей угасшей жизни!

Обнялись.

И тут появилась Ольга…

Асмуда несли на скрещенных руках двое слуг.

После приветствий, нарочитой радости грянула минута невыносимого молчания. Свенельд не решился перекинуть через эту пропасть соломинку пустого разговора.

– Не ведаю, сказано ли кем: сын, не обойди дом матери твоей! – молвила Ольга с высоты собственного стула.

Этот стул, принесенный телохранителем, поразил более всего. Ольга дотронулась длинными перстами до висков:

– Если пророки этого не говорили, да простит мне Бог – велеречие…

– Матушка! Великая княгиня! – закричал Святослав, негодуя. – Я пришел к Свенельду, чтобы рассказать о моих воинах. О том, сколько мы бегали по степи! Как быстро мы шли вверх по Днепру. Тебе лепо говорить о Распятом, а мой бог – меч.

– Я рада, что ты научился хитрить. Ты желаешь занять место, которое тебе принадлежит по праву. – Ольга поднялась со стула. – Садись! Вот он, походный трон князя Игоря. До твоего совершеннолетия еще месяц, но у тебя иссякло терпение. Садись.

Святослав дико озирался.

– Это не затея змеинохитрой Ольги, сын мой. Это решение христианки Елены. Ты – жаждешь. Утоли свою жажду… Я ни делом, ни помыслом не посягала на твое место. Княжить ты начал в тот день, когда младенцем метнул с коня в древлян копье, совсем малое, со стрелу, но то копье было боевое. Ты вырос, не прикоснувшись к детским игрушкам, но дела княжеские тебя тоже не влекли. Княжить – не женское дело, а мне пришлось, чтоб сохранить тебя и саму нашу землю. Садись же на свое место, взрослый мой сын. Мне давно пора отдохнуть от мирской суеты.

Ольга поклонилась, коснувшись рукой пола. Святослав вышел из-за стола, постоял перед матерью потупя голову, сопя. Сел на отцовский трон.

– Свершилось, – сказала Ольга. – Теперь – ты… А мне дозволь пройти по весям, ловлям, по погостам, которые я поставила. Сама оповещу о твоем восшествии. Соберу недоимки, погляжу на дело рук моих. Покажу наследство Ярополку. Согласен ли?

– Согласен, – сказал Святослав.

– Тогда послушай, что скажет тебе вещий дядька твой. Асмуд! Асмуд, се – Святослав. Ты узнаешь его?

Старец, величавый, будто курган, белый, как облако, глядел перед собою, но теперь чуть повел глазами и остановил взгляд на воспитаннике. Сказал бесстрастно:

– Знич тебя жарит. Не дай ему запечь себя. Ты – не бык для насыщения брюха.

– Асмуд! – вскочил с креслица быстрый Святослав. Обнял старца. – Ну, чего ты на себя напустил! Помнишь, как скакали с тобой на трех лошадях трое суток? Помнишь?! Ты учил меня кормить лошадей сухим мясом. И они скакали… Ты помнишь?

Асмуд улыбнулся:

– Я хотел утолить твой голод по простору.

– Не утолил, Асмуд! У простора нет предела. Но никто иной, ты пробудил во мне страсть – пройти землю из конца в конец, как ходили по ней пращуры-скифы.

Асмуд закрыл глаза.

– Шумят.

– Кто?

– Птицы шумят.

– Асмуд, здесь нет птиц.

– Как же нет!.. Все орлы, все соколы и воронье тут как тут. Уши ломит от карканья.

– Асмуд, выпей вина. – Святослав схватил со стола чашу.

– Он не пьет вина, – сказала Ольга.

– Это твои птицы, Святослав! – Асмуд повернулся к великой княгине. – Он будет побеждать и побеждать… Будет жив, покуда побеждает… А мертвые сраму не имут.

Ольга поднялась:

– Ярополка я заберу с собой. Пусть отдохнет с дороги.

Удалилась. И чувствовал себя Святослав побитой собакой. Клокотал, замышлял… Да ведь Ольга, матушка его родная – вещая.

Клятва на мече

Княгиня Ольга собралась в дальнюю дорогу за единый час. Взяла с собой Ярополка да три сотни воинов.

Вышла из города тремя обозами, через трое ворот – на юг, на север, на восход. Чтобы соединиться в назначенном месте, на дороге, ведущей на запад.

Святослав же пировал со Свенельдом до глубокой ночи.

Пробудился в княжеском тереме, на княжеской, на материнской постели. Кровать просторная, семеро улягутся не толкаясь, балдахин, кисти, позолота. А бокам жестко. Покрутился – жестко! Матушка не тешит пуховиками свое княжеское тело, на кирпичах спать мягче.

Подумал обо всем этом и ахнул. Почему он в кровати матери? Где Ольга?.. Кто раздел, разул? Что с ним? Было о чем спросить себя, но от каждой мысли голова трещала, стены изгибались, потолок волчком кружился.

И вдруг – стошнило.

Прибежали слуги.

– Воды! – прохрипел Святослав.

Напился. Снова стошнило.

Подали квасу. Выпил. Заснул.

Пробудился со страхом, но – потолок стоял на месте, через открытое окно залетал ветерок с Днепра, рекой пахло.

Поднялся. Оделся. Вышел из опочивальни. Стражники глядели на князя понимающе.

– Я этого проклятого вина во всю мою жизнь в рот не возьму, – сказал им Святослав.

К нему уже шли с кувшином воды и с тазом. Умылся. Утерся.

– Платье бы поменять, – предложил спальник.

– Грязное? – спросил князь.

– Дорожное.

– Неси что у тебя есть.

Подали византийские шелка, парчу, бархат.

– Мое несите! Из моего терема! Пока так обойдусь.

Заглянул в тронную светлицу, а там бояре, воеводы, дворцовая челядь. Упали перед князем на колени.

Постоял, посмотрел. Прошел через светлицу. Сел на золотой стул.

Самый родовитый из бояр, Вышата, сказал с поклоном:

– Дозволь, великий князь, к руке твоей подойти?

– Зачем Киеву царьградские порядки? Меч целуйте! Мечу клянитесь. Меч кривую совесть быстро лечит.

Церемония получилась долгая, но только после окончания целования меча ему сказали:

– Тебя, князь, народ ждет.

Запламенел щеками от гнева, никого, однако, не попрекнул. Пошел из дворца. Дружинники подняли князя на щитах. Понесли через толпу, и он говорил время от времени:

– Послужу вам верой и правдой! И вы мне послужите!

Летели вверх шапки:

– Будь здрав, князь, на многие лета!

Воины принесли Святослава на гору, где стоял идол Дажбога, от которого ждали всякого благополучия.

Жрецы вытерли из дерева священный огонь. Князь запалил от того огня факел и осенял огнем воинов, которые прошли перед Дажбогом и князем, и каждый положил на холм свой щит и свой меч, а у кого не было меча – копье, лук, стрелу.

И прошли все горожане, и каждый что-то принес от рукоделия своего, от своего достояния, чтобы получить великое благословение в великий час. Жрецы воскурили фимиам, принесли Дажбогу жертвы. И наконец две дюжины непорочных пшеничноголовых дев, в золотистых, до земли, ферязях, принесли огромный каравай. Поставили перед Дажбогом. Румяная корочка поднялась, лопнула, как яйцо, и жрец, сидевший в каравае, крикнул:

– Видите меня, люди?!

– Не видим! – ответили ему.

– Да пошлет Дажбог урожай видимый-невидимый! Да будет княжение князя Святослава свет Игоревича благословенным, долгим! А мы будет счастливы его княжеским счастьем.

Спели люди славу Дажбогу. И тут раздались звуки труб. Через толпу прошли в позлащенных доспехах семеро витязей. Принесли священный меч вещего Олега.

Жрецы пустили огромную змею. Витязи пронзили ее, пригвоздив к священной пяди киевской земли.

Змея вилась вокруг меча, била хвостом, но не могла поколебать оружия.

Жрецы облачили князя в пурпурный плащ, сняли с него простые сапоги, обули в пурпурные, на голову возложили золотой венец и подвели к мечу.

– Вот он я! – обняв десницей рукоять, крикнул молодой князь невидимым богам, пришедшим вкусить щедрого дыма жертвенников. – Имя мое – Святослав, сын Игоря, внук Рюрика! Вот он я, пращуры, стою на вашей земле, вашей кровью, вашим потом политой! Клянусь священным мечом вещего князя Олега оборонить города и веси, леса, пашни, пастбища, дальние пределы – от нашествий, от набегов, от всякого врага и посягателя. Клянусь раздвигать рубежи княжества, сколь хватит силы. А коли побегу от врага, да будет тот проклятый день поруганием моему имени. Да рассечет меня священный меч за измену земле и народу на множество частей.

Жрецы принесли три больших корзины с тремя дюжинами петухов. Рыжих, черных, белых. Петухам секли головы и кропили кровью княжеский меч.

Пир устроили на громадном кургане князя Олега. На пиру Святослав улучил наконец минуту и спросил Вышату:

– Где мать моя? Где великая княгиня?

– Ушла по весям, – ответил боярин. – Тремя обозами через трое ворот. В какую сторону, теперь только гадать.

– Все-то у нее с премудростью, – проворчал Святослав и предался радостям пира. Хмельного, однако, даже не пригубил.

Пир вышел славный и вещий, увенчанный небывалой силы грозой. Молнии падали прямые, как мечи. От громовых ударов дома подпрыгивали, и добрую половину ночи не было тьмы, ибо свет на облаках не успевал погасать. А потом грянула тишина, и среди этой тишины на весь Киев по-зимнему завыли волки. Но зато и заря полыхала утром от края до края, словно бы восход догнал закат и оба слились в один.

Каково княжить

В первый же день княжеских буден Святославу показали казну. К удивлению, сберегатель сокровищницы Путята Потаенович привел князя не в дворцовые подвалы, а в десятинную церковь. Под этой церковью у княгини Ольги был сделан ход в хранилище, где во льду на случай осады держали запас коровьих и бараньих туш. Дверь в сокровищницу оказалась от стены неразличимой. Путята неприметным образом поколдовал, каменная плита отошла, и они переступили порог холодного подземелья.

– Вот она, твоя пушная казна, – сказал Путята Потаенович, зажигая светильники.

В деревянных ларях лежали собольи шубы, шапки, пологи, шкурки. Куньи меха, бобровые. Много выдры, много белок, горностая.

– А эти два ларя с черными лисами, – показал сберегатель казны. – Большая редкость. От буртасов привозят.

– От буртасов, – обрадовался Святослав.

В следующей палате стояли греческие амфоры и всякого рода горшки, наполненные серебряными монетами, фибулами, гривнами, браслетами. На полках лежали оправленные в серебро и золото рога туров, дорогое оружие, сосуды, блюда с драгоценными камнями.

Комора была невелика. Сажень на сажень.

Путята Потаенович зорко глядел на молодого князя.

– Меха можно тратить. Не вечны. Но сия палата – только принимает. Отсюда казне хода нет. Всякий князь обязан прибавить. И более всех прибавила твоя матушка, великая благочестивая княгиня Ольга.

Святослав молчал. Ни к чему не притронулся. Ничему не обрадовался. Посмотрел и пошел прочь, изумив сберегателя. Премудрый Путята Потаенович, привыкший к иному, к благоговейному хождению по сокровищнице, даже подосадовал на себя: не показал князю еще одну заветную кладовую. Может, изумрудами да янтарями пронял бы пустоглядящего. Ворчал:

– Пусть сначала принесет, прибавит. Молод все тайны знать.

И, качая головой, призадумался.

Святослав же поспешил в палату для суда, для срочных дел. Князя многие ждали.

Сначала принял простолюдье. Семеро крепких рослых мужей из-под Изборска поднесли князю огромную медвежью шкуру, с башкой, с когтями, дюжину волчьих тулупов, а потом ударили челом:

– Дозволь сжечь часть леса в нашем краю. Промышляли мы охотой, но зверь ушел после больших пожаров. Лес теперь не лес… Хотим хлеб сеять, хлебом кормиться.

– Хлеб сеять хорошо, а жечь попусту лес – плохо, – сказал Святослав. – Добрые деревья срубите, поставьте себе крепкие большие избы, чтоб жили не теснясь, а уж остальное жгите.

Изборцы поклонились, а князь распорядился дать им хлеба на дорогу и, ради радости своего восшествия, подарил каждому по рубахе и портам. Отпуская, наказал:

– Кому из сыновей ваших меч дороже сохи, отпустите ко мне на службу.

Следующим просителям нужны были какие-то озера для ловли рыбы… Княгиня Ольга отписала эти озера на себя, но никто никогда рыбу в тех озерах так и не лавливал.

– Берите! – разрешил Святослав, забыв обложить рыбаков хоть малой данью.

Очередным просителям князь позволил ставить на неведомой ему реке три мельницы. Оказалось: река бобровая. Мельничные запруды оставят бобров на мелководье. Святослав хоть и пожалел звериный народец, но решения отменить не захотел.

Конца делам не предвиделось. Заросшие бородами иудеи принесли сундук серебра, просили дозволения провозить по Днепру рабов-христиан.

Святослав деньги взял. Христианами были хазары, греки, болгары, жалеть их не приходилось. Чужие.

Судебные дела совсем замучили князя. Дикие убийства, кровавые драки: одни луг не поделили, этот лошадь угнал, тот зарезал у соседа свинью.

Явились на суд два клана, истреблявшие друг друга из-за кровной мести.

– Да будет так! – решил Святослав. – Беру на три года из обоих семейств всех взрослых мужчин в свое войско. Семьям дам хлеб из моих житниц.

День кончился при светильниках, а назавтра то же самое. Кому-то нужны покосы, кто-то оголодал. Эти от мора прибежали к соседям, и стало тесно, где-то ни единого дождя не выпало, села горят. В бурю рыбаки утонули в Днепре. Лихоимцы все сено увезли у вдовы…

На пятый день княжения Святослав взъярился:

– Где вещая Ольга? Скачите, ищите и найдите! Пусть идет в Киев. Княжить идет! На ее стул я не садился. Мне своего довольно.

Все было готово к походу, но на кого оставить Киев, княжество? Премудрая Ольга снова поучила его. Но учила и жизнь. Приехал из земли буртасов соглядатай варяг Истр. Над его вестями как было не призадуматься?

Буртасы ходят под хазарами, выставляют кагану десять тысяч всадников. А это значит, для своей обороны могут посадить в седло не меньше двадцати тысяч. Лошадей, правда, держат не все, у кого лошадь, тот богатый.

Святослав сердито покряхтывал: поспешать с походом, может, и на погибель свою. Летняя сухая погода – раздолье коннице. Только оглядывайся, с любой стороны могут ударить. Осенью надо идти на буртасов. По раскисшей от дождей земле ходить трудно, но зато и у лошадей прыти убавится. Когда лошади вязнут, торжествует пеший.

Обстоятельный Истр многое углядел. Летом буртасы уходят в степь со стадами. Живут вроссыпь. Возвращаются в избы со всеми своими богатствами и припасами в конце лета. И вскоре многие мужчины уходят в боры добывать пушного зверя. Буртасские шубы из черных лис носят цари Хорасана, Испании, Магриба…

«Можно будет зело обрадовать Путяту Потаеновича», – думал Святослав, усмехаясь.

Истр встревожился: не собирается ли князь закидать буртасов шапками? Припугнул:

– Народ не хлипкий. Иные охотники ходят на медведя в одиночку. В снегу спят… Телом многие дородные. Свиней держат. А женщины у них на верблюдах ездят. Верблюдов у буртасов больше, чем лошадей. Одежды у них верблюжьи да звериные. Никаких морозов не страшатся.

– Велика ли слава бить немощного? – усмехнулся князь. – Буртасы по мне.

Посмотрел на Истра весело:

– А у тебя душа не робкая?

– Я – варяг, – насупился Истр.

– Быть воином – еще не смелость. Отважишься ли снова пойти к буртасам, к их князю, и так сказать: «Святослав хочет идти на тебя».

– Прикажи, князь!

– Неделю гуляй, потешь себя, как душе твоей угодно, а там и в путь.

Свенельд заволновался, переглянулся с Вышатой, с другими боярами.

– Дозволь слово молвить, великий князь.

– Говори.

Воевода встал, подвигал густыми бровями, изобразил, будто что-то взвешивает на ладонях.

– Святослав! Разве Асмуд не учил тебя, что напасть на врага врасплох – половина победы. Запрутся буртасы в своем городе, что будем делать? Осаждать? Каган того не потерпит.

Святослав уронил голову на плечо, вытянул руки, вытянул ноги, захрапел. Ударил ладонями по гривам золотых коней на подлокотниках:

– Убивать спящих? Я – не печенег. Я – Святослав. Даже самые подлые враги будут предупреждены мною о моем приходе.

– Но ведь тогда к твоим приходам будут готовиться.

– Трепеща.

– Кто нынче знает о Святославе?! – воскликнул в сердцах Свенельд.

– У первого крылья сгорят на огне, второй без огня волдырями покроется, меня ожидаючи.

– Но ведь это лишние потери!

– Честь превыше всего! Честь.

Сидели бояре, думали. Иная пришла жизнь. Долго ждали, дождались…

Хождение по ловищам

Ярополк загоревал, отправляясь с бабушкой. Молитвы заставит учить, книги читать. Сначала страхи его оправдались.

Приезжая в погосты, молились, где был храм – в храме, где была часовня – в часовне. На службах стоять приходилось по многу часов, кланяться, падать на колени. Но чем дальше, земля становилась безлюдней. Пробирались через леса к ловищам, где жили ловчие. Жизнь у Ярополка стала привольной. Ловчие брали княжича проверять силки, поставленные на дичь. Показывали норы зверей.

Часть заготовленных зимой шкур охотники давали Ольге как дань, другую часть она покупала. Расплачивалась справедливо: хлебом, одеждой, оружием. Кто просил денег, давала деньги.

Однажды пришли к реке, веселой на отмелях, тихой, потаенной под сенью леса. Ольга поглядела на Ярополка заговорщицки и шепнула вдруг:

– Давай рыбки половим.

– А чем?! – удивился отрок, у них не было ни удочек, ни сети.

– Руками.

Дружину княгиня отправила лес рубить.

Сгорело от молнии село, княгиня явилась к погорельцам, как сама Божья милость. Приказала построить новое на новом, более пригожем месте.

Ярополк глядел на бабушку разиня рот.

– Руками?!

Ольга засмеялась, сбросила с плеч дорогую ферязь [41]41
  Ферязь…– женское платье, застегнутое донизу, покроя сарафана.


[Закрыть], разулась и вошла в реку.

– Раздевайся, раздевайся! – поманила внука.

Ярополк раздевался, а сам смотрел, как же это бабушка будет рыбу ловить?

Княгиня подбрела к тенистому берегу, завела руки под коренья. Затаилась. Перешла на другое место, на третье. И – плюх, плюх, плюх! В ее руках, хлеща хвостом, бился, извивался – налим. Бабушка шумно выскочила на берег, кинула рыбу в траву.

– Хорррош! Хорош! – завопил в восторге Ярополк. – Ух ты, рыбина! С аршин!

– Корзину неси, – сказала Ольга.

Ярополк принес корзину. Думал – рыбу складывать. Но бабушка пошла с корзиной в реку.

– Видишь, травка на отмели? Я корзину поставлю, а ты рыбу загоняй.

– Матушки вы мои! – ахнул Ярополк, когда бабушка ловко подняла корзину. На плеск и пляска. Попалось два больших окуня, полдюжины красноперок, язишка.

Потом ловили пескарей на мели. Таскали раков из нор.

Сами сложили костер, сами рыбу почистили. Бабушка бросила в уху листья смородины, целый пук трав.

Такой вкусной ухи Ярополк никогда еще не едывал.

За три дня дружина поставила сорок пятистенных срубов вместо былой дюжины избенок. Ольга отделила старших и средних сыновей. Четыре избы отдала молодым семьям. Обновленную весь одарила церковкой и оставила иеромонаха приготовить людей к крещению, крестить и преподать им Слово Божие.

Из лесов княгиня и дружина снова вышли в степь, к ловищам, где инородцы, получившие от Ольги защиту и землю, берегли от истребления туров. Инородцы эти были ассами.

Для великой княгини благодарное племя поставило огромный белый шатер. Пол в шатре выстлали белоснежными кошмами.

Нашелся для княгини стол и стул. Все остальные пировали на полу. Ярополка посадили рядом с ильком.

День был постный, еда мясная, но княгиня угощением не побрезговала, отведала от каждого блюда.

Два певца пели славу вещей царице славян и руссов, а когда трапеза завершилась, старейшины поднесли спасительнице турий рог, оправленный золотом. В тот рог был помещен другой рог, с крышкой, наполненный целебным бальзамом.

Княжичу подарили коня, седло и саблю, с тяжелым, для разящего удара, концом.

Вечером гостей повезли в степь смотреть туров.

С холма вид открывался на все четыре стороны. Петляли змейки речушек, кучерявились островки кустарников, рощ, темными морщинами пересекали землю ровные борозды оврагов, будто кто с сошкой прошел. С великой сошкой, понукая богатырскую Сивку-бурку.

Разглядели стада туров. Золотисто-бурые пятнышки на зеленом.

Ольга поклонилась ильку и старейшинам:

– Спасибо. Бережете дивного зверя.

– Покуда в Киеве есть хозяин – турам приволье, – ответил улыбчивый ильк.

Ольга вздохнула. Ей стали рассказывать, как приходится все время быть настороже. На целебные турьи рога ловцов множество.

Ярополк сначала слушал, а потом на облако загляделся. Почудилось: не туча грозовая катится краем неба – то человек в шлеме на коне. Голову дрема клонит. Щит за спиной, хвост у коня по ветру летит. Грива тоже полощется.

«Уж не Святогор ли?» – подумал Ярополк, поглядывая на взрослых.

Все были заняты беседой, каждый хотел что-то сказать великой княгине.

– Не видят, – прошептал Ярополк. – Одному мне показался.

Утром простились с сберегателями туров, поехали к ловищам, где добывали выдр и бобров.

Здесь один из ловчих пригласил великую княгиню и княжича есть медвежью голову. Медведь повадился драть коров, пришлось убить безобразника.

Медвежью голову поставили на широкий, с хороший стол, пенек. Вокруг пенька усадили великую княгиню, княжича, остальные места заняли сам охотник и его сыновья. Угощение раздавал глава семейства. Это он убил огромного зверя.

Первый кусок – княгине, последний – самому младшему – Ярополку. Начали с языка, кончили мозгами.

К искусно снятым медвежьему носу и губам пристроили ремешок. Сначала «маску» примерил охотник, потом его сыновья. Каждый из них, нарядившись медведем, и ревел по-медвежьи. Предложить маску великой княгине охотник не осмелился, но она сама протянула руку, а надевши на себя нос и губы, посвистала бурундуком, изумив охотничью семью знанием обряда.

Ярополк тоже медведем нарядился, тоже порычал, поревел.

Охотничья семья провожала Ольгу как родную. Хозяйка поднесла кошель с целебными травами, хозяин – медвежью желчь, а младшая девочка кузовок с костяникой.

У Ярополка даже слезы закапали: так его тронула любовь лесных людей к его мудрой бабушке. Но не отъехали они от ловища и трех верст, вышел к ним из леса волхв с бородой до земли.

– Отступница! – закричал волхв и ударил в землю высоким трезубцем с головами хоря, змеи и совы. – Ты отреклась от заветов пращуров, от богов чистого огня и чистой воды, ты поклонилась, безумная, чужеземному Богу.

– Да благословит тебя Творец неба и земли, дня и ночи, всего видимого и невидимого, – отвечала Ольга, осеняя себя и внука крестным знамением. – Да смилостивится над тобою Господь мой Исус Христос.

– Отступница! Отступница! Отступница! Я проклинаю день, когда тебя зачали родители твои.

– Да благословит Господь поносящего меня, грешную! – воскликнула Ольга, отдавая земной поклон неистовому волхву.

– Ты прельстилась золотом храмов мерзких византийцев! – Волхв поднял и сломал трезубец над своей головой. – Знай! Твой всемогущий Бог не спасет хитроглазых греков от погибели. Истребятся их золоченые храмы, их слава будет лежать в пыли под ногами пришлых… Ты свечи жжешь перед Распятым, но вымоли хотя бы лишний год жизни своим внукам. Их дни сочтены.

– Господи! – Из глаз Ольги полились слезы. – Господи! Смилуйся над ложнопророчествующим! Не ведает, что говорит его язык.

Стражники окружили волхва, но княгиня решительно повела рукой:

– Не прикасайтесь к язычнику! Он, бедный, держит душу в потемках. Прячется от людей, от света. Да простит его Господь, ибо от рождения не знает правды. Пробудись, старче, от сна заблуждения! Пробудись – и прозреешь.

– Я прозрею, а ты – никогда! – Волхв бросил под колеса повозки остатки трезубца. – На тебя надежды, княжич! Прими.

Подошел, положил в руки Ярополка витой тяжелый рог канувшего в небытие единорога. Поклонился до земли. Отпрянул. Скрылся за деревьями.

Ольга отирала глаза, а слезы лились да лились.

– Почему ты его не убила? – сердито спросил Ярополк.

– Ты говоришь как язычник! – И замахала руками на воинов – Не видели, как слезы капают? Езжайте! Езжайте! Дорога лечит от печалей.