Текст книги "Сказки по мотивам русского фольклора"

Автор книги: Владимир Воробьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

СОЛНЦЕВА СЕСТРА

В нашем царстве, русском государстве, в стародавние времена жили-были царь с царицей. И был у них сын Иван-царевич.

Царь всегда ходил туча тучей, а царица вся в слезах, оттого что Иван-царевич немым уродился. Двенадцать лет царевичу, а он еще ни единого слова не вымолвил.

Вот отправился Иван-царевич раз в царские конюшни к старому конюху сказок послушать. А старый конюх и говорит ему:

– Не до сказок теперь, царевич, не до присказок. Всему царству пришел конец. Идет-бредет на Русь ведьма Ягишна. Несет в суме беду неминучую. А поведал о том вещий конь на царском лугу.

Пошел Иван-царевич во дворец. А туда уж народ бежит, царя спрашивает, скоро ль ведьму ждать и как беду встречать.

Поклонился Иван-царевич отцу и вдруг сказал словами звонкими, как медь с серебром:

– Дай мне, государь, коня самого лучшего. Я в отъезд пущусь.

Оторопели сначала все, обрадовались: «Экое диво! Немой царевич заговорил!»

Царь взглянул на царевича и нахмурился. Посмотрела царица и потупилась. Поглядели на него люди и глаза отвели. Не по душе всем пришлась такая прыть царевича – бросать царство на беду неминучую, самому в отъезд пускаться.

А того никто не знал, не ведал, что у Ивана-царевича на уме.

Приказал царь дать сыну коня самого лучшего и отпустил царевича на все четыре стороны, а народу повелел своею царской волею имя Ивана-царевича позабыть и впредь не выговаривать.

Опечалился Иван-царевич, да делать нечего. Пошел в царские конюшни выбирать коня. Оглядел он коней всех мастей, а какого выбрать – не знает.

В темном углу увидал царевич конишку ледащего. Ростом конишка с козу. Шерсть свалялась, копытца врозь.

Подивился Иван-царевич: «Сроду в царских конюшнях сраму такого не было». Да вдруг заприметил у конишки в глазу искорку.

– Беру этого! – сказал Иван-царевич.

– Быть, царевич, по-твоему! – молвил старый конюх.

И повел конишку седлать.

А уж слуги бегут, меч и шапку царевичу несут. Но как увидели слуги конишку ледащего, так и покатились со смеху: «Ну и конь!».

Иван-царевич мечом опоясался. Шапку соболиную надел. А как сел на конишку ледащего, ударил конишка о землю копытцами и тотчас в коня небывалого обернулся: из глаз искры летят, из ноздрей дым валит, грива белая морской волной колышется!

– Батюшки-светы! – вскричали слуги. – Под царевичем вещий конь!

И никто рта закрыть не успел, как взвился конь с Иваном-царевичем выше облака. Не успел никто глазом моргнуть, а они уж из виду скрылись.

Скакал конь через горы и долы, царевича спрашивал:

– Не страшна ли тебе такая езда?

– Какая это езда! – отвечал Иван-царевич. – Я от скуки в седле уснул.

Скакал вещий конь через реки и пропасти, царевича спрашивал:

– Не страшна ли тебе такая езда?

– Какая это езда! – отвечал Иван-царевич. – Я и поводья бросил.

– Ну, коли так, теперь приказывай, какую тебе службу сослужить, – сказал вещий конь и опустил копыта на холме в чистом поле, в чужедальней стороне.

Иван-царевич сказал коню:

– Идет-бредет на Русь ведьма Ягишна. Несет в суме беду неминучую. Хочу я злой ведьме дорогу заступить.

Отвечает конь Ивану-царевичу:

– Знай, царевич: у ведьмы Ягишны зубы железные, клюка каменная, нога костяная. Не берет ведьму ни меч, ни копье. А как ее одолеть, только Солнцева Сестра знает.

– Скачи к Солнцевой Сестре, – приказал Иван-царевич.

Но вещий конь ему так отвечал:

– Нету к Солнцевой Сестре пути конного, богатырского, прямоезжего. К ней идти надо пешему, безоружному, с непокрытой головой. Ты ступай, царевич, дорогу у добрых людей спрашивай. А моя служба впереди.

Иван-царевич с седла долой, шапку оземь, меч наземь. И пошел с холма.

Долго ли, коротко ли шел Иван-царевич – увидел избушка в два окошка. Под окошком две старушки. Они шьют, шьют, на Ивана-царевича не глядя, говорят:

– Ладно пеший идешь, а то мы конского топоту не любим.

– Отчего вы конского топоту не любите? – спросил их Иван-царевич.

Отвечают ему старушки:

– Когда девицами были, набежали лихие всадники, угнали нас на чужую сторонушку. С той поры невзлюбили мы конского топоту. А куда ты, молодец, путь держишь? – спросили старушки Ивана-царевича.

– Иду к Солнцевой Сестре, а пути-дороги не ведаю, – отвечает царевич.

Старушки ему и говорят:

– Вот сундук иголок доломаем, сундук ниток изошьем, тогда и дорогу тебе покажем, а прежде нельзя, не то наша смерть придет.

Иван-царевич вчуже обрадовался:

– Вам, бабушки, шить да шить, жить да жить! А мне ждать некогда. Идет-бредет на Русь ведьма Ягишна. Несет в суме беду неминучую. Только Солнцева Сестра знает, как ведьму одолеть.

Тут старушки всполошились. Рассыпали иголки, спутали нитки. Застучали перстами Ивану-царевичу в лоб:

– Экий ты бестолковый! Так и надо было сразу сказать! Мы ведь родом из русской сторонушки! Ты ступай скорей туда, откуда ветры дуют соленые. Придешь к морю синему. И когда солнышко низко будет, покличь: «Солнце-солнце, отвори оконце!». Отворит солнце оконце, из него Солнцева Сестра выглянет. Тут ты у нее и спроси, как ведьму одолеть.

И только последнее слово старушки вымолвили, тотчас рядышком легли и умерли. Поклонился им Иван-царевич и пошел в ту сторону, откуда ветры дуют соленые. К самому морю синему.

Много ли, мало ли шел Иван-царевич – встретилась ему на пути дубрава. Миновал Иван-царевич дубраву.

Много ли, мало ли прошел Иван-царевич – встретились ему на пути горы. Миновал Иван-царевич горы.

Долго ли, скоро ли шел Иван-царевич, а за солнышком не поспел. Ушло оно за море синее на покой. Сел царевич на берегу. Стал утра ждать, когда солнце из-за моря встанет.

Ждет-пождет Иван-царевич да на море глядит.

Дуют с моря ветры соленые, ходят в море волны белогривые.

Месяц ясный над морем ладьей плывет.

А как проплыл месяц ясный из конца в конец моря, тут и ночь минула. Взошло солнышко, низко-низко над Иваном-царевичем стало. Встрепенулся царевич и что было силы крикнул:

– Солнце-солнце! Отвори оконце!

Отворило солнце оконце, а из него Солнцева Сестра выглянула. Тут Иван-царевич и сказал ей:

– Злая ведьма на Русь идет. С бедой неминучей суму несет. Научи меня, как ведьму одолеть, Русь от беды избавить!

Отвечала Солнцева Сестра:

– А ты потягайся с ней – что перевесит: сума с бедой или кувшин с водой?

И на шелковом шнурке спустила кувшин прямо в руки Ивану-царевичу. Кувшин простой, глиняный, в нем невесть какая вода плещется.

– А где Ягишну встречать, где ей путь заступать? – спросил царевич.

Посмотрела Солнцева Сестра из-под ладони и говорит:

– Да вон она идет-бредет, насилу суму несет. Тут ее и встречай.

Глядит Иван-царевич – а солнце уж далеко. Глядит – а ведьма уж близко. Идет-бредет злая ведьма Ягишна. Костяной ногой загребает. О клюку каменную зубы точит.

Набрела она прямо на Ивана-царевича. Глазами пустыми на него уставилась. Кривым носом туда-сюда повела и говорит:

– Чую, чую русский дух. Знаю, знаю, Иван-царевич стоит. А почто, царевич, у тебя кувшин в руках?

– Хочу море вычерпать, – отвечает Иван-царевич.

Затряслась, засмеялась Ягишна и опять спрашивает:

– А зачем, царевич, тебе море вычерпывать?

– Чтоб опять налить его доверху, – отвечает Иван-царевич.

Еще пуще затряслась, засмеялась ведьма Ягишна. И в сторону бормочет:

– Вижу, вижу, русский царевич глуп, он меня на Русь поведет, мою суму понесет!

А царевичу говорит:

– Ступай, царевич, домой. А я пойду за тобой. Да суму мою понеси, я тебе за это пряников дам!

– Не по мне такая ноша, – сказал Иван-царевич. – Больно твоя сума легка.

– А ты попробуй, – сказала Ягишна.

И суму с плеч сняла.

– Нет, сначала давай потягаемся – что перевесит: мой кувшин или твоя сума, – нарочно заупрямился Иван-царевич.

Положил он бревнышко на камешек. На конец бревнышка ведьма Ягишна суму свою свалила и говорит:

– Если твой кувшин моей сумы не перетянет, ты меня на Русь поведешь, мою суму понесешь!

– Ан не бывать, ведьма, по-твоему! – вскричал Иван-царевич.

И поставил кувшин на другой конец бревнышка.

Кувшин сразу вниз так потянул, что сума с бедой взлетела выше облака. А оттуда в море ухнула. Всколыхнулось море – и нет сумы, как не было.

Взвыла ведьма тогда на весь белый свет:

– Чую, чую, что в кувшине живая вода! Знаю, знаю, кто тебе дал!

Замахнулась злая ведьма клюкой каменной. Хотела кувшин разбить. А Иван-царевич кувшин подхватил – бежать. За ним Ягишна – догонять. Она бежит, ногой костяной загребает, приговаривает:

– Забью царевича клюкой до смерти! В сырую землю втопчу его косточки!

И догнала бы злая ведьма Ивана-царевича, да откуда ни возьмись очутился перед ним вещий конь. Иван-царевич – в седло, вещий конь – на дыбы и вскачь! Только прах из-под копыт летит, из ноздрей дым валит, из глаз искры сыплются.

А ведьма Ягишна сзади бежит, не отстает, приговаривает:

– Догоню, догоню! Затопчу, затопчу! И коня и всадника!

Скачет, скачет Иван-царевич на вещем коне. Видит: возле избушки две старушки мертвые лежат.

Остановил царевич коня. Выплеснул на них живую воду солнцеву. И вскочили старушки, да не старушками, а красными девицами!

Скакал вещий конь на Русь, через горы и долы перемахивал, Ивана-царевича спрашивал:

– Не страшна ли тебе такая езда?

– Страшна! – отвечал Иван-царевич. – Едва в седле держусь!

Скакал конь через реки и пропасти, Ивана-царевича спрашивал:

– Не страшна ли тебе такая езда?

– Страшна! – отвечал Иван-царевич. – Боюсь поводья из рук выпустить.

А через короткое время очутился Иван-царевич на царском лугу. Вещий конь ему сказал:

– Прощай, Иван-царевич! Кончилась моя служба.

И пропал, как не было. Только седло на земле лежит. А сюда уж народ бежит. А над городом-столицей колокольный звон стоит. Как ни скор вещий конь, а добрая весть проворнее. На Руси всем уже было ведомо: осталась ведьма Ягишна за горами, за дубравами, а сума ее с бедой неминучей в море сгинула.

СЕМЬ СЕМИОНОВ

Жили-были муж и жена. Прожили они много лет, а детей у них не было.

Очень они горевали: вот придет старость, приведет с собой немощи, некому будет тогда их, стариков, кормить, некому о них позаботиться.

И еще семь лет ждали муж с женой детей. И ровно через семь лет родилось у них сразу семь сыновей.

Потому и назвали их всех одинаково – Семионами.

Час от часу, день ото дня росли семеро братьев и наливались силой.

В десять лет Семионы сами в поле работали, не хуже других. К тому времени умерли старики, и остались семеро Семионов одни.

Вот проезжал как-то мимо их поля царь Петр. Видит: пашут семеро ребяток. Удивился царь: «Эдакие маленькие, а тяжелую крестьянскую работу делают».

Приказал привести к нему во дворец всех семерых и пред очи его поставить.

Вот привели Семионов во дворец к царю и перед ним поставили. Смотрит царь на них и никак одного от другого отличить не может. Велел царь своим дворянам хорошенько присмотреться – и те разницы не нашли. Все семеро в одинаковых лаптях, в одинаковых портах, в одинаковых рубашках. У всех семерых глаза синие, башки кудрявые, цвета спелой ржи.

– Будем вас по старшинству различать, – сказал царь. – Кто из вас старший?

Справа выступил один Семион.

– А кто за ним? – спрашивает Петр.

Справа выступил второй Семион.

– Ну, вот теперь сразу видно, – сказал царь, – этот младший, – указал на последнего в ряду.

Потом Петр министрам говорит:

– Мне угодно детей этих при себе оставить, разным наукам и художествам выучить. Думайте, господа министры, кого из них чему учить.

Министры думали, думали. Думаючи вспотели. Наконец главный министр, в парике до плеч, со шпагой до земли, а сам очень малого росту, и говорит:

– Надо, государь, их самих спросить, кто к чему способен.

Царь Петр такой совет разумным счел и сказал:

– Семион старший! Какой науке или художеству ты желаешь выучиться?

– Я, ваше величество, – отвечает старший Семион, – никакой науке или художеству учиться не желаю. А вот если бы вы приказали посреди царского двора сделать кузницу, то сковал бы я столб железный до самого неба.

– Э, да тебя, Семион, учить не для чего, коли ты кузнец! – воскликнул царь.

И приказал устроить посреди двора кузницу.

– А ты, другой Семион! Какой науке или художеству учиться хочешь? – спросил Петр.

– Никакой науке или художеству я, ваше величество, учиться не хочу. А если мой старший брат скует железный столб до неба, то я по тому столбу влезу на самый верх и стану смотреть во все стороны и буду тебе докладывать, что в котором государстве делается. Где войско собирают, где рвы копают, где невест сватают.

Царь справедливо подумал, что и этого Семиона учить не надо, и так умен да ловок. После спрашивал третьего. Но тот ответил:

– Если бы мой старший брат сковал мне топор, я тем топором тотчас сделал бы корабль.

Царь остался доволен:

– Мне корабелы надобны.

А четвертый Семион сказал:

– Если бы мой третий брат сделал корабль, и когда бы на этот корабль напал неприятель, то я бы корабль под водой провел и снова на воду вывел.

Подивился царь таким речам четвертого Семиона и стал спрашивать пятого.

– Ежели старший брат мой скует ружье, то я из него, если увижу птицу, – хоть за сто верст подстрелю, – отвечал тот.

– Ну, ты будешь у меня исправным солдатом, – сказал царь. – Мне такие стрелки нужны.

И стал шестого Семиона о том же спрашивать. А он отвечает:

– Если мой пятый брат подстрелит птицу на лету, то я ей на землю упасть не дам. Подхвачу и тебе принесу.

Царь только руками развел:

– Ну и прыть!

Потом спросил последнего Семиона:

– А ты, меньшой Семион, каким наукам или художеству желаешь учиться?

– Я, ваше величество, никаким наукам и художествам учиться не желаю, потому что есть у меня ремесло преотличное!

– Какое у тебя ремесло? – спросил его Петр.

А Семион младший, в ряду последний, и отвечает:

– Я умею воровать. Да так, что никто меня на воровстве не поймает.

Тут царь разгневался, говорит министрам:

– У меня в государстве и так воров полно! Придумайте, господа министры, какой казнью казнить Семиона-вора.

– Государь! – вскричали министры и затрясли париками. – Такого вора, коего на воровстве поймать нельзя, никак казнить не следует.

– Почему это? – очень удивился царь Петр. – Плохих воров казним, а хорошего миловать?

Тогда выступил вперед главный министр, в парике до плеч, со шпагой до земли, сам, впрочем, очень малого росту, и сказал:

– Потому, государь, не следует казнить вора, который на воровстве не попадается, что может такой вор вам, государь, самому очень пригодиться.

Царь Петр плечами пожал, стало ему смешно:

– Ну, если министры у меня заодно с ворами, то и воры, наверно, заодно с министрами! – И поглядел на министров страшно.

Однако казнить Семиона-вора не приказал, а всех семерых Семионов при себе оставил.

Очень приглянулись царю Петру семь Семионов, и он с ними не разлучался, везде брал с собой: морское ученье – берет на корабль; парад военный – сажает на коней; государственный совет – и Семионы тут как тут, между министров сидят.

Не понравилось это министрам. Пошли у них разговоры: «Мужичье лапотное вровень с нами сидит»; «Царь своих Семионов слушает, а на нас и не глядит».

Особенно невзлюбили министры седьмого Семиона за то, что он своему ремеслу отказался их выучить – на воровстве не попадаться.

Вот когда старший Семион железный столб до самого неба сковал и поставил, созвал царь министров на совет.

– Сейчас мы узнаем, что в соседних государствах делается, – сказал Петр.

И велел второму Семиону на столб взобраться и оттуда докладывать.

Второй Семион вмиг на столб влез, из-под ладони поглядел и кричит сверху:

– Шведы крепость возвели, пушки везут.

– Ну, этих мы видали, а повидав – бивали! – махнул рукой Петр.

А Семион сверху кричит:

– Турки корабли строят, ружья несут!

– Ну, и этих встречали, штыком привечали, – сказал Петр и кверху крикнул: – Погляди, братец, чего немцы делают?

– Сошлись головами, шепчутся, а о чем не слыхать, – отвечает Семион.

– Ну, это нам давно известно, – промолвил Петр и крикнул наверх: – Посмотри теперь за море, что в Тридевятом царстве, Заморском государстве делается?

А Семион кричит вниз:

– Ваше величество! В Тридевятом царстве, Заморском государстве царевна Елена Прекрасная сидит под окошечком. У нее из косточки в косточку мозжечок переливается!

Царь Петр усом задергал, а министры в кулачок кашлянули, глаза в стороны отвели. Всем было ведомо, как хотел царь Петр на Елене Прекрасной жениться, да только отец ее, король Заморский породниться с царем Петром не желал, потому что нравом русский царь был больно крут и неуживчив.

Тут главный министр, в парике до пят, со шпагой до полу, хотя сам очень малого росту, и выйди вперед и скажи:

– А ведь есть у вас, ваше величество, Семионы – ребята ловкие, если не хвастают. Седьмой Семион с братьями, если прикажешь, живой рукой вам Елену Прекрасную добудет. Для того мы его и казнить отсоветовали.

Царь Петр задумался, за трубкой потянулся. И, на Семионов не глядя, спросил:

– А что, ребята, добудете мне невесту из Тридевятого царства, Заморского государства?

– Дай нам сроку, государь, на сборы один месяц и один день, – ответил Семион-вор.

Царь срок им положил на сборы один месяц и один день. А министры переглянулись, перемигнулись и ручки сложили на животах: «Ну вот, мол, избавились мы от Семионов-лапотников. Король их живыми из своих пределов не выпустит».

А братья Семионы стали к походу готовиться. Старший Семион сковал третьему Семиону топор, а пятому сделал ружье. Семион-вор больше всех трудился. Раздобыл кошку и стал ее политесу учить – на задних лапках ходить, направо-налево кланяться, заморские песенки мяукать и менуэты танцевать. За этим занятием и прошли у него месяц и один день.

А как прошел этот срок, отправились семь Семионов в Тридевятое царство, Заморское государство, царю Петру невесту добывать.

Вот после долгого пути прошли они к морю. Надо море переплывать, а не на чем. Походили братья по берегу, нашли большой дуб. Третий Семион дуб срубил, топором помахал, сделал корабль. Тем временем его братья сшили паруса, поставили мачту.

Поплыли семь Семионов за море. Долго ли, коротко ли плыли братья, сказать нельзя – кому как покажется. А только море их вымочило, ветры высушили. Наконец прибыли они в Тридевятое царство, Заморское государство.

Семион-вор пошел в город – заморскую столицу. Там, на рыночной площади, стал он свою кошку ученую горожанам показывать. Ходила кошка на задних лапках, налево-направо кланялась, песенки мяукала, танцевала менуэт.

Дивное это было зрелище, и вскоре о том узнали в королевском дворце.

Малое время спустя явился на корабль царедворец и сказал, что королевна Елена Прекрасная желает на кошечку ученую поглядеть. Семион-вор кошечку свою черную взял и отправился во дворец.

Кошечка очень понравилась Елене Прекрасной, и загорелось ей во что бы то ни стало кошечку эту купить.

Король Семиона спрашивает: сколько ему медных денег за кошечку дать? А Семион и говорит:

– Не продам не то что за медные деньги, а и серебряных и золотых не возьму. Вот разве королевна честь сделает – примет кошечку в подношение, а король позволит беспошлинно товар распродать.

Королевна честь сделала – кошечку даром взяла, а король Семиона-вора расспрашивать стал, какие товары тот привез да какие им цены.

Ну, Семион врал, врал, пока не устал. Такого наговорил про всякие кольца, браслеты и серьги да ожерелья, что у королевны с ее фрейлинами глаза розовым огнем зажглись.

А под конец выбрал Семион-вор подходящую минуту, шепнул фрейлинам королевны: дескать, пожалуйте, прекрасные госпожи, на корабль, возьмите себе драгоценностей сколько надобно, за самую малую цену. Только королевну Елену Прекрасную с собой приведите, потому что мне это за великую честь будет.

Отправился Семион-вор к себе на корабль и говорит братьям:

– Королевна сама придет к нам, невест приведет, тогда не зевайте.

А фрейлины Елене Прекрасной все уши прожужжали, уговорили тайком на корабль к заморскому купцу сходить. Сами они, дескать, без королевны своей идти не решаются.

Вот под вечер семь самых красивых фрейлин с королевной Еленой Прекрасной тайком отправились в гавань. А чтобы их не приметили, оделись они служанками-горожанками, покрылись платками, прихватили корзиночки плетеные.

Как ступили девицы-красавицы на корабль, Семион-вор братьям мигнул – те смекнули, якоря обрубили, поставили паруса и поплыли.

Но королевна Елена Прекрасная о несчастье своем догадалась, обернулась лебедем – и в облака. Только тут пятый Семион схватил ружье, подстрелил лебедя, а шестой Семион не дал ему и на воду упасть, подхватил, на палубу поставил.

Пришлось королевне вновь из лебедя девицей стать.

А на берегу тревога, со всех крепостей пушки бьют, король купцам-ворам вдогонку целый флот послал.

Через некоторое время лучший корабль королевского флота стал беглецов догонять, вот-вот было совсем догнал. Тогда четвертый Семион взял корабль за нос и увел под водой. Да так ловко, что никто даже ног не замочил. А королевский флот ни с чем ушел восвояси.

Долго ли, коротко ли плыли семь Семионов домой, а только пресную воду на корабле всю выпили, а девицы-фрейлины все свои слезы горькие выплакали. И когда пристали к берегу, оказалось на корабле семь невест, семь женихов, да еще царю Петру невеста, королевна Елена Прекрасная.

Царь Петр, как во всем, и с женитьбой не мешкал. Устроил сейчас же пир на весь мир. За царской свадьбой никто и не заметил, как Семионы на своих красавицах женились. И царь Петр с Еленой Прекрасной, как у царей водится, о них больше не вспоминали, а министры не напомнили.

С тех пор живут семь Семионов там, где раньше жили. Землю пашут, крестьянствуют. Их красавицы, жены молодые, сначала грубой работы не делали, простой еды не ели. Но как стали у них детки в колыбельках пузыри пускать, забыли они про свои привычки прежние, придворные. Стали работящими крестьянками, своим мужьям Семионам помощницами.