Текст книги "Император двух Империй (СИ)"

Автор книги: Владимир Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)

50. В Совет Правительства входят все без изъятия дела, подлежащие решению Самого Императора, и все те, которые, как к Нему, так и в Совет Его вступают; но опеки Совет не касается.

51. Правитель имеет решающий голос.

52. Назначение Совета и выбор членов оного полагается в недостатке другого распоряжения скончавшегося Государя, ибо оному должны быть известны обстоятельства и люди».

Вот на этот-то случай Император и составлял предварительный список возможных членов Совета Правительства. Впрочем, последнее слово в этом случае, согласно «Протокола Омега» все равно будет за Императрицей Марией.

Только вот, ничего этого не может случиться, пока не родится Наследник Цесаревич. То есть, как минимум еще девять месяцев Великому Князю Павлу Александровичу придется с ужасом представлять себе тот черный день, в который корона вдруг свалится ему на голову. Впрочем, скорее всего, он тут сразу же откажется от Престола и корона Империи покатится по головам очереди Наследников. Покатится, пока не свалится с чьей-нибудь головы. Вместе с головой. Ибо в то, что кто-то из них сумеет удержать власть, Кутепов не верил.

М-да.

Генерал хмуро закрыл томик Закона и вновь покосился на новость РОСТА, лежащую на столе.

Эх, а он тогда так обрадовался, когда Государь сообщил ему о своем решении назначить генерала Артемьева на должность Командующего Императорской Главной Квартиры. Настолько обрадовался, что тут же подал на Высочайшее Имя прошение о переводе на фронт.

На что Михаил Второй лишь хохотнул, а затем сказал:

– Побойтесь Бога, Александр Павлович! Какой фронт? Вы мне в Москве нужны!

– Нижайше прошу простить, Ваше Императорское Величество, но я боевой офицер, а не штабист и мое место…

Но Император не дал ему договорить.

– Вот что, генерал Свиты Кутепов. Где ваше место в Империи решать мне. И вы мне нужны в Москве. С сегодняшнего дня вы официальный начальник Ситуационного центра и продолжаете исполнять должность Командующего Императорской Главной Квартирой, пока ваш непосредственный начальник генерал Артемьев будет со мной в Мелласе, а затем, даст Бог, и в Царьграде. Вам все ясно, генерал?

Кутепов вытянулся и четко произнес:

– Так точно, Ваше Императорское Величество! Все ясно. Вопросов не имею.

Михаил Второй смягчился и лишь с горечью сказал:

– Эх, Александр Павлович, Александр Павлович. Я ведь точно такой же боевой офицер, точно так же водил на вражеские пулеметы свою конную дивизию, а затем корпус. Я всю жизнь шарахался от штабной и прочей бумажной работы. И что же? Вместо того, чтобы во главе своей Дикой дивизии первым ворваться в Константинополь, я тоже вынужден сидеть в штабе и лишь бумажки перекладывать. Так что давайте делать свою работу там, где мы нужны Империи и Господу Богу.

– Да, Государь!

– И вот что, Александр Павлович. Вы фактически остаетесь в Москве моими глазами и ушами. В какой-то мере, даже моим Местоблюстителем, пока меня нет в столице. И ваша задача не дать меня свергнуть, вам это ясно?

– Так точно, Ваше Величество! Можете быть уверенным – я не подведу!

– Надеюсь на вас, генерал. Сами знаете, какой непростой у нас август в Первопрестольной, сколь тонко и ювелирно нужно все провести. Выиграйте для меня это сражение в Москве. Это приказ и моя личная просьба.

– Все сделаю, Государь. Не сомневайтесь.

И вот теперь Кутепов вел свое сражение. Сражение, на котором не звучали выстрелы, но от исхода, которого во многом зависела история России. Шла подготовка к Съезду аграриев и к Священному Синоду, на котором должны были избрать Патриарха Московского.

И если к Съезду аграриев был повышенный интерес у всякой левой публики и прочих заинтересованных лиц, то вокруг Синода шли нешуточные бои между различными группами духовенства и мирян самой правой направленности, вплоть до махровых черносотенцев.

И на том, и том событии накалялись страсти и ситуация могла пойти в разнос в любой момент. Но, ни то, ни другое не могло быть отложено и должно было состояться до коронации в Константинополе, на волне эйфории от взятия Проливов.

Ситуация осложнялась остротой вопросов. Земельный передел мог вообще взорвать Империю изнутри и обрушить фронт или ввергнуть державу в несколько лет голода, не говоря уж о потере всего экспорта. А выборы Патриарха, непростые сами по себе, проходили на фоне перспектив получения на государственном уровне сразу нескольких патриархий под скипетром русского Императора. А это, как говорится, уже совсем другой коленкор!

К тому же, Государь поставил Кутепову задачу не только провести эти мероприятия точно и в срок, не допустив эксцессов и выплеска страстей на улицы, но и добиться того, чтобы сами заседающие САМИ же и приняли именно те решения, которые нужны Михаилу Второму. Который, кстати, пообещал Митрополиту Макарию поддержать его кандидатуру на выборах Патриарха. А Кутепов же должен был так провести работу, чтобы Макарий вообще не попал в список из трех кандидатов, из которых Михаил Второй будет выбирать патриарха. А сделать это можно было лишь путем того, что Макарию банально не хватит голосов.

Такая вот стратегическая задачка.

Александр Павлович в очередной раз пожалел, что князь Волконский застрял в Италии. Он бы справился лучше с Синодом, как прежде справился с Госдумой. Но, что тут поделать, каждый воюет на своем участке фронта. Италия стратегически нужна России. Неслучайно Государь присвоил князю Волконскому ранг Имперского Комиссара с практически неограниченными правами.

Что ж, Третий Рим хочет завладеть Вторым Римом и сильно дружить с Римом Первым.

Задача не для слабых духом.

Хорошо хоть группировки вокруг премьер-министра Маниковского притаились, явно желая дождаться развязки вопроса с Проливами. Но, с другой стороны, они могут поспешить нанести удар до того, как эйфория не сделает переворот невозможным.

* * *

КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. ИМПЕРАТОРСКИЙ КОМАНДНЫЙ ПУНКТ. 6 (19) августа 1917 года.

– Генерал Каледин докладывает о полном успехе. После бомбового удара по укреплениям противника, 1-я конная армия прорвала османский фронт и развивает наступление, двигаясь вдоль черноморского побережья в направлении на Босфор. По мере продвижения наша конница атакует и берет под свой контроль османские береговые батареи, прикрывающие побережье от подхода наших кораблей. Действия 1-й конной армии поддерживаются авиацией и орудиями черноморской эскадры.

– Сопротивление противника?

– Практически отсутствует. Гарнизоны батарей и небольших городков предпочитает сразу же капитулировать. Крупные очаги сопротивления, которые могут возникнуть, конная армия обходит, не теряя темп.

Да, тем сейчас это самое главное. Очаги мы додушим или они сами сдадутся.

– Хорошо. Что на другой стороне?

– Основные пехотные силы Царьградского фронта начали наступление. В пяти местах силам фронта удалось преодолеть реку Марица и закрепиться на плацдармах. В двух местах река была форсирована силами двух болгарских кавалерийских дивизий, после чего подразделения Императорского Инженерно-строительного корпуса начали сооружение временных мостов для организации переправы.

– А еще в трех местах?

Генерал Артемьев усмехнулся:

– А еще в трех местах орлы Слащева просто купили три моста.

– Купили???

– Да, Государь.

Я заржал и захлопал в ладоши, аплодируя.

– Браво! И кто там такой интересный купец?

– Некто капитан ССО Емец, Ваше Величество. Просто подкупил турецкого майора и пообещал тому, что если он продаст свой мост, то получит жизнь и много денег. И тот на радостях не только не стал взрывать свой мост, но и договорился с командирами соседних мостов. В общем, мосты куплены, а три османских батальона с песнями пошли в наш плен.

– Ай-да, Емец, ай-да сукин сын!

Я был в восторге. Нравится мне подход к жизни у людей Слащева! Каждый раз удивляюсь их выходкам. Где он берет таких? Чутье у него, что ли?

– А много денег – это сколько?

Генерал назвал сумму. Усмехаюсь.

– Хороший купец. Дешево сторговался. В общем так, Василий Васильевич, подготовьте мне бумаги на производство этого Емца в подполковники. Ну, и орден ему, само собой.

* * *

КРЫМ. ДВОРЕЦ МЕЛЛАС. НАБЕРЕЖНАЯ. 6 (19) августа 1917 года.

– Устал?

– Соскучился очень.

Я зарылся носом в ее волосы, вдыхая ставший родным запах.

– Твои волосы пахнут короной.

– Я не сомневаюсь. Думаю, мои прежде локоны пахли лучше. Царские обязанности требуют значимого.

Улыбаюсь.

– Я тебя люблю, мое солнышко.

– И я тебя.

Мы все еще говорили на веселой смеси русских и французских фраз, хотя Маша старательно учила язык и делала все, чтобы скорее войти в полноценную роль Императрицы Всероссийской. Я ее щадил, и когда видел, что она очень устала, говорили исключительно на французском, мы же не на протоколе в конце концов, зачем я буду ее мучить? Хотя она и очень старалась. Я бы так не смог.

Закат бросал свои лучи на водную гладь. Мы стояли, глядя в багряные оттенки. Романтика.

– Как дела на фронте? Я чувствую, что все хорошо.

Усмехаюсь краешком губ.

– С чего такая уверенность?

– Ты не в штабе, а со мной.

Хмыкаю.

– Удивительно, но, действительно, все довольно хорошо. Все бомберы отбомбились, немецкие и прочие крейсера потоплены в Стении, армия Каледина прорвала фронт и движется вдоль черноморского побережья, опрокидывая один форт за другим. Многие форты либо заняты отрядами Слащева, либо выведены из строя. Армии Брусилова просто вспороли оборону 1-й османской армии. Я надеюсь на то, что в ближайшие два-три дня наша армия сможет устранить османскую армию, как серьезную силу в европейской части между нынешней болгарской границей и Босфором. И представь забавный случай, капитан ССО Емец просто купил у турок три моста через Марицу!

– Купил? Серьезно?

Я рассказал эту историю и мы с Машей рассмеялись.

– Миша, этого капитана ведь ты наградишь?

– Разумеется. И награжу, и уже подписал его производство в подполковники.

– Правильно.

Мы некоторое время помолчали, глядя вдаль и слушая плеск волн у наших ног.

– А что тебе снилось сегодня?

– Что?

– Когда я тебя разбудила, ты буквально вскричал: «О, нет. Такой сон!»

– Ах, это…

Я лихорадочно размышлял. Вообще, с этим всем что-то делать было явно надо, ведь я могу думать о чем угодно и шифроваться, как угодно, но я не Штирлиц, а скорее радистка Кэт, и во сне или спросонку могу брякнуть все, что угодно. Как это и произошло сегодня. Да, и, извините, вряд ли умная девочка Маша не замечает каких-то несоответствий или странностей в моих действиях и даже мыслях. Пусть мои генералы и прочие сановники молчат, но… В конце концов они же не спят со мной, а Маша спит.

И, да, кстати, я еще и начал, к тому же, активно ломать сложившиеся стереотипы и правила. Ну, не нравится мне современная женская одежда, и уж, тем более, это жуткое, прости Господи, белье. Да и спать раздельно, как подобает добропорядочным супругам, мне не нравилось. Потому спали мы в одной кроватке и безо всяких там лишних условностей. Да и в постели… А это, в свою очередь, наверняка рождало некоторые вопросы у моей благоверной Маши.

– Мне вроде как снилось будущее. Словно прошло много-много лет, но мы с тобой точно так же молоды, разве что одежда на нас другая. Большой аэродром и здания вокруг него огромные. Все такие из стекла и камня. Мы, вроде как, ждем объявления на посадку, и тут нам ее объявляют. На рейс «Имперских аэролиний» по маршруту Москва-Царьград. Мы выходим из здания и нас ждет красный дирижабль со Звездой Богородицы на борту.

– А в чем я была одета?

Я даже запнулся от такого вопроса. С одной стороны, чисто женский вопрос, а, с другой, как на него ответить? Ты, дорогая, была в легком обтягивающем платье короче некуда?

– Там, во сне, была какая-то другая мода. Люди одеты были очень и очень легко, совсем не так, как сейчас. А многие молодые женщины, видимо, подражали каким-то античным мотивам, во всяком случае на многих были какие-то совершенно короткие туники или что-то похожее. И путешествовали мы совсем не официально, во всяком случае, никаких парадов и прочего там не было. Впрочем, это ведь просто сон, а в них, как ты знаешь, не всегда имеет смысл искать логику.

Маша смотрела на меня странно и, я поспешил добавить:

– Вот только не говори мне сейчас сумасшествии. Я, между прочим, и жив до сих пор, во многом только благодаря таким вот снам. В ночь на 27 февраля сего года приснился мне сон, что брат мой Николай отрекся от Престола, что случилась революция и гражданская война, Россия утонула в крови, а меня самого убили выстрелом в затылок на краю какой-то шахты. И можешь смеяться, но я верю в то, что если бы я не поспешил принять меры, то все бы так и случилось.

– Именно потому ты тогда полетел на аэроплане к брату?

– Да, именно потому. И пришел в отчаяние, когда он отказался мне верить.

Она вздохнула и кивнула.

– А я тебе верю.

– Почему?

– Чувствую, что ты часто видишь подобные сны. Ты совсем не такой, как другие. Словно открыто тебе что-то такое, чего не видят и не знают все остальные. И потом, в истории это уже было.

Я удивленно посмотрел на нее.

– Это когда же?

– Думаю, что много раз. Сколько было пророков и предсказателей, да и многие великие люди видели особые сны, я читала об этом. Правители, ученые, музыканты, поэты. Или вспомни хотя бы библейскую историю о том, как фараону приснились семь тучных коров и семь тощих коров, и то, как тощие коровы съели тучных. Тогда этот сон верно истолковали, что грядут в Египте «семь тучных лет и семь тощих лет». Фараон прислушался к толкованию и подготовился к грядущему голоду. Ты тоже такие сны видишь?

Честно сказать, я не рассматривал вопрос в таком контексте, но этот поворот меня вполне устроил.

– По-разному. Иногда какие-то обрывочные видения, а иногда все очень ярко и четко, как будто я там действительно побывал.

– Именно поэтому ты так готовишься к страшной эпидемии в будущем году?

Вздыхаю.

– Я не знаю, солнце, что тебе и сказать на это. Мне не дано знать будущее, я не пророк и не оракул. Иногда мне приходят сны. Порой прекрасные, но нередко и ужасные. Возможно, это какие-то предупреждения оттуда, – тыкаю пальцем куда-то в вечернее небо, – и я не могу себе позволить пренебречь этим, раз Он призвал меня на царство. Вероятно, у Него были на это свои резоны. Как и на эти сны. Мне несколько раз, как тому фараону, снилось, что грядет мор и эпидемия, что начнется она весной и продлится два года. Но когда именно это произойдет, я не знаю. Могу лишь предположить, что случится это в истощенной Великой войной Европе, как обычно это и бывало в истории. Потому я и готовлюсь, ведь война эта, так или иначе, скоро закончится. Более того, я пытаюсь ее закончить до весны, чтобы солдаты успели вернуться домой, а не развозили заразу по всей Империи. Я каждый день молю Бога, чтобы это был лишь дурной сон, вызванный тяжелым ужином, но…

Маша зябко поежилась.

– Как это ужасно…

Она спрятала лицо у меня на груди. Нежно глажу ее волосы. Блин, вот такая вот у нас романтика, мать ее за ногу…

Жена вдруг всхлипнула.

– Я так боюсь…

Крепко обнимаю и шепчу успокоительные слова:

– Я напугал тебя, Машенька? Не бойся, солнце мое родное, я никому не дам тебя обидеть. Все будет хорошо, и я сумею нас защитить. В конце концов, фараон же спас в итоге Египет, приготовившись заранее к голодным годам. И я смогу, верь мне…

Что я несу? Как можно подготовиться к ТАКОМУ? Не факт, что и через сто лет справились бы со всем тогдашним уровнем науки, техники и медицины, а что я могу сделать в мире, где нет даже антибиотиков, не говоря уж про все остальное?

Разумеется, я готовился. Делал все возможное и невозможное. Министр Спасения принц Ольденбургский подошел к вопросу со всей серьезностью, а я выделял ему все ресурсы, какие только мог. Создавались больницы, готовились карантинные меры, под соусом Служения открывались курсы фельдшеров и сестер милосердия, за рубежом искали специалистов. В той же Франции Мостовский и графы Игнатьевы развернули настоящую охоту за головами, вербуя в разоренной войной и смутой стране не только инженеров, ученых и прочих специалистов, но и врачей всех профилей, заключая с ними контракты на работу в России. Но главное, действительно, войну нужно срочно заканчивать и массу народу вернуть по домам до начала активной фазы пандемии.

– Машенька, мы же с тобой Император и Императрица, верно? Кому, как не нам, сделать все, чтобы страна наша как следует подготовилась, если Он все же не пронесет чашу сию мимо. У нас есть почти год, так что вытри слезки и успокойся.

– Я боюсь за Наследника. Это так ужасно, рождаться в таком мире…

Осторожно приподнимаю ее голову и вопросительно смотрю в наполненные влагой глаза. Маша мой невысказанный вопрос поняла правильно и покачала головой:

– Я… Я не знаю пока. Но я очень надеюсь. Хотя, возможно, я просто этого слишком хочу и выдаю желаемое за действительное.

– Есть признаки?

Она неуверенно кивнула.

– Что говорят доктора?

– Ничего. Пока не о чем говорить, и я им не говорила. Еще рано. И ты не говори, хорошо?

Молча и нежно обнимаю жену. А что тут скажешь? Только одно.

– Я тебя очень люблю, мое солнышко.

– И я тебя…

Мы постояли обнявшись, пока наконец Машенька не подняла голову и не спросила с лукавой улыбкой:

– Так ты не ответил, в чем я была одета в твоем сегодняшнем сне? Судя по твоему рассказу о моде, я была почти голой, так получается?

Качаю головой.

– Нет, голой ты не была. Ты была очень красивой и платье тебе очень шло.

Девушка капризно надула губки и потребовала:

– Ну, расскажи подробнее! Мне же интересно!

По крайней мере эта тема мне нравилась больше, чем разговор о том, что от пандемии испанки в ближайшие два года погибнут сто миллионов человек. И я жестом фокусника достал из кармана кителя блокнот и карандаш.

– Давай я лучше нарисую.

И уверенными движениями стал быстро набрасывать рисунок стройной девушки в коротком летнем платье. Маша смотрела на рождающееся творение расширившимся глазами, в которых отражались и смущение, и жадный интерес, и даже какое-то возбуждение.

– И ты говоришь, что я была не голая??! Да на мне же не было почти ничего! Как можно выйти на люди с открытыми руками, с голыми ногами и в столь коротком обтягивающем платье? Да я бы умерла со стыда!

Улыбаюсь.

– Ну, в моем сне ты чувствовала себя прекрасно! К тому же, когда все вокруг одеты примерно так же, то и воспринимается это иначе. Вот смотри.

И я быстрыми движениями начал набрасывать разнообразно одетых пассажиров, идущих к дирижаблю из здания аэропорта. Но блокнот был небольшим все на одном развороте не поместилось, пришлось переходить на другую страницу.

Императрица заворожено смотрела на рисунок.

– Да, странная мода. Пугающая, но интересная. А ты хорошо рисуешь, я даже узнаю себя в этой барышне.

Заканчивая рисунок, отвечаю несколько рассеянно:

– Еще бы, я, все ж таки, художественную школу закончил.

– Я не знала. А когда и где ты учился?

Блин, Штирлиц выискался. Отвечаю с деланной небрежностью:

– А, тогда, в прошлой жизни. Давай я лучше нарисую твой портрет! Стань вот так, чтобы свет хорошо падал. И не шевелись.

И не давая ей возможность что-то еще спросить, начал быстро делать набросок. Через несколько минут, Маша уже в восторге хлопала в ладошки.

– Ты молодец! Очень похоже! Я тут даже красивее, чем в жизни!

– Нет, в жизни ты еще прекраснее!

Она еще раз перелистнула страницу и вновь принялась изучать мой сон.

– Погоди, но тут нет тебя!

– Понятное дело, я же себя не вижу со стороны.

– Так не честно!!! Нарисуй себя рядом со мной. Я не хочу быть там одна, тем более в таком вот ужасном виде.

– Пожалуйста. Только вид у тебя здесь прекрасный.

Я быстро пририсовал мужскую фигуру рядом с Машей. Ничего экстраординарного. Рубашка да джинсы. Правда ноутбук в руках меня нынешнего смотрелся нелепо. Но жена не обратила внимания на ноут, очевидно приняв его за какую-то книгу, и лишь кивнула удовлетворенно.

– Вот теперь мы вместе.

– Да, любимая.

– Только все равно я тут голая. Странная мода.

– Уж, поверь, солнце, для людей из будущего, наша нынешняя мода выглядит еще более странно.

Девушка придирчиво осмотрела себя, слово видя впервые. Потом посмотрела на «себя» на моем рисунке. Наконец, она спросила:

– А нарисуешь мне еще такие картинки из будущего?

– Обязательно. Все, что вспомню.

И оценив ее блестящие глазки, добавляю:

– И пойдем-ка уже в дом. Думаю, мы найдем чем там заняться.

– А, пойдем! И ты мне там еще порисуешь. Я хочу видеть себя в различных платьях из твоих сновидений. Это так интересно!

– Все, что захочет моя прекрасная любовь!

Смеясь и обмениваясь шуточками, мы стали подниматься по лестнице к дворцу.

Пламя небес угасало позади нас. Над Черным морем опускалась летняя ночь, переворачивая страницу первого дня эпической битвы.

Дня, когда творится история.