Текст книги "Обвиняется терроризм"

Автор книги: Владимир Устинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Законы и обычаи войны

Международное гуманитарное право, примыкая к «праву прав человека», остается самостоятельной отраслью, регулирует поведение субъектов (как правило, государств) в особой ситуации, связанной с военным конфликтом, а следовательно, с регламентацией военных действий таким образом, чтобы смягчить их жестокость и обеспечить гуманное отношение к воюющим, раненым, больным, военнопленным, а также мирному гражданскому населению. Центральной идеей, коренящейся в международном гуманитарном праве, служит гуманизм, уважение достоинства человеческой личности. В этом важном аспекте гуманитарное право и «право прав человека» оказываются взаимосвязанными, дополняющими друг друга. Различаясь по объекту правового регулирования, они близки друг другу по общим целям и общему «субъекту».

Как уже отмечалось, террористы часто выдают себя за «повстанцев», «партизан», «борцов за свободу», чем затрудняют объективную оценку совершаемых ими преступных действий. Прикрываясь всем комплексом политических и гражданских прав, террористы вторгаются в нормальную жизнь не только государства, в котором живут, но и мирового сообщества в целом. Поскольку акты терроризма обычно рассматриваются именно как атаки против невоенных целей, часто считается, что к террористам не применимы нормы международного гуманитарного права. Однако отдельные движения, претендующие на звание национально-освободительных и ведущие вооруженную борьбу с правительством, а также некоторые партизанские объединения используют террористическую тактику для достижения своих целей. Поэтому необходимо определить новые этические нормы ведения войны в современную эпоху широкого распространения терроризма. Тем более, если учесть применение террористами наемников в вооруженных конфликтах.

Если использовать латинские термины, можно сказать пришло время jus ad bellum (законы объявления войны) и jus in bello (законы ведения войны). Правовое регулирование в этих вопросах так же необходимо, как моральная сдержанность на всех стадиях конфликта. Ныне лишь два положения международного гуманитарного права говорят о запрете терроризма как метода ведения войны.

Во-первых, пункт 2 статьи 51 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года (далее – Протокола I) запрещает «акты насилия или угрозы насилием, имеющие основной целью терроризировать гражданское население». Ключевыми словами здесь являются «основной целью», поскольку именно они устанавливают, что «такие действия не обязательно должны быть направлены против гражданских лиц. Важно наличие намерения терроризировать гражданское население. Так что даже угрозы применить насилие, имеющие целью терроризировать население, запрещены.

Во-вторых, статья 33 IV Женевской конвенции о защите гражданских лиц во время войны – единственной среди Женевских конвенций 1949 года, где непосредственно используется термин «терроризм», – содержит положение, общее для территории сторон в конфликте и для оккупированных территорий, запрещающее «всякие меры запугивания или террора». Данное положение дополняет общее правило, согласно которому воюющие стороны должны гуманно обращаться с гражданским населением стороны противника, находящимся в их власти (статья 27). Таким образом, никакие акты террора не могут быть оправданы. Женевские конвенции 1949 года и Дополнительные протоколы 1977 года, да и международное публичное право в целом обращены к государствам. Двойственность положения государства заключается в том, что оно не только должно не допускать применения своими силовыми структурами террористической тактики, но еще и защищать гражданское население от терактов, совершаемых противной стороной.

Законы ведения войны (если рассматривать случай интенсивного вооруженного конфликта террористической направленности) накладывают на государство ряд ограничений, прежде всего в части определения пределов применения силы. С точки зрения прав человека, основным ограничителем применения силы (помимо запретов на применение пыток и бесчеловечного обращения) в ситуации вооруженного конфликта служит пункт 2 статьи 2 ЕКПЧ, согласно которому не рассматривается в качестве нарушения Конвенции лишение жизни, если только оно «является результатом применения силы, не более чем абсолютно необходимой: для защиты любого лица от противоправного насилия; для осуществления законного ареста или предотвращения побега лица, задержанного на законных основаниях; в случае действий, предусмотренных законом, для подавления бунта или мятежа».

Таким образом, принцип, действующий при осуществлении государством своей компетенции при применении одного из указанных трех исключений, заключается в том, что возможное применение силы должно быть «абсолютно необходимым».

Сами же террористы и их сторонники часто называют свои действия «справедливой тактикой войны против тиранического режима». Будучи захваченными, они обычно настаивают на том, чтобы с ними обращались не как с простыми уголовниками, а как с военнопленными. Они оправдывают свои действия тем, что выполняли приказы военачальников (последним примером таких доводов служат показания на махачкалинском процессе Салмана Радуева и его сообщников. Но об этом позже).

Террористы, участвующие в конфликте, нередко ссылаются также на то, что их насилие в основном направлено не против гражданского населения, а против вооруженных сил и сотрудников спецслужб. Зуб, мол, за зуб.

Но если обратиться к событиям на территории Северного Кавказа (в Чечне, Дагестане, Ставропольском крае), то там действия чеченских экстремистов и боевиков отличала крайняя, ничем не оправданная жестокость в отношении пленных и заложников. Как отмечали западные исследователи, «нет сомнения в массовой наркомании и широком распространении среди боевиков психических заболеваний, выражающихся в садизме, стремлении не просто убивать, а сначала истязать пленных, заниматься членовредительством и при этом стремиться к саморекламе, вплоть до запечатления их расправы с пленными на видеопленках. Вместе с тем, очевидна их трусость: неожиданно убить, взорвать и сразу же (если нет их явного количественного превосходства) стремительно скрыться», замести следы…

Нарушение законов войны чеченскими боевиками отмечалось не только по отношению к вооруженным силам противника, но и к гражданскому населению. Так, С. Радуев и террористы, совершившие вместе с ним нападение на Кизляр и Первомайское, использовали заложников в качестве «живого щита», выставляли их в окна больницы и автобусов. Такая же тактика применялась при организации обороны Д. Дудаевым Грозного в декабре 1995 года. В качестве «живого щита» боевиками использовались жители Грозного. По свидетельствам очевидцев, русских мирных жителей поставили перед чеченскими боевиками и приказали продвигаться в направлении позиций российских войск. Тех, кто отказывался подчиниться, расстреливали. В случаях, когда боевикам нужно было удержать рубеж, мирным жителям перебивали сухожилия, чтобы они не могли сдвинуться с места. Сколько страшных было примеров…

Доводы насчет того, что стороны в случае противостояния террористов и государства неравны, а следовательно, в борьбе все средства хороши, очевидно, придуманы террористами только в свое оправдание. Ни религиозные догмы, которыми они прикрываются, ни обычаи войны (в том числе проверенные долгой историей), ни современное гуманитарное право не дают террористам права исключать себя из субъектов соответствующих обязательств.

Теперь о терроризме, идеологически основывающемся на исламском религиозном экстремизме. Мусульманское учение не одобряет кровопролитие и войну. Если же возникает война, согласно шариату, армия и воины должны соблюдать следующие устои-правила: «Не убивать детей, женщин, стариков, пленных, не уничтожать посевы и пастбища, источники воды, которые являются хранилищем общественного и личного блага». Боевики нарушили все эти устои. И отсюда напрашивается вывод: они – не воины, они – террористы.

Кто они, наемники-террористы?

Важной частью террористической деятельности, к которой непосредственно относятся нормы права вооруженных конфликтов или законы ведения войны, – это использование террористами в борьбе с правительством наемников, а также их вербовка и обучение.

Устав ООН категорически запрещает наемничество и гласит, что «каждое государство обязано воздерживаться от организации иррегулярных сил или вооруженных банд, в том числе наемников, для вторжения на территорию другого государства». Статья 47 Дополнительного протокола к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающегося защиты жертв международных конфликтов, определяет, что «наемником является любое лицо, которое специально завербовано на месте или за границей для того, чтобы сражаться в вооруженном конфликте; фактически принимает непосредственное участие в военных действиях, руководствуясь главным образом желанием получить личную выгоду, и которому в действительности обещано стороной или по поручению стороны, находящейся в конфликте, материальное вознаграждение, существенно превышающее вознаграждение, обещанное или выплачиваемое комбатантам того же ранга и функций, входящим в личный состав вооруженных сил данной стороны; не является ни гражданином стороны, находящейся в конфликте, ни лицом, постоянно проживающим на территории, контролируемой стороной, находящейся в конфликте; не входит в личный состав вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте, для выполнения официальных обязанностей в качестве лица, входящего в состав его вооруженных сил».

Положения Конвенции о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников 1989 года (пункт 2 статьи 1) уточняют термин «наемник» и закрепляют определение, что наемник – это лицо, которое в любой другой ситуации специально завербовано на месте или за границей для участия в совместных насильственных действиях, направленных на свержение правительства или иной подрыв конституционного порядка или подрыв территориальной целостности государства.

Таким образом, под термином «наемник» подразумеваются не только лица, специально завербованные для того, чтобы сражаться в вооруженном конфликте, и непосредственно участвующие в нем, но и те, кто специально завербован для участия в разовых или неоднократных специальных насильственных действиях. Речь идет о подрывных акциях, направленных на свержение законного правительства, изменение (ослабление) государства. Такие противоправные деяния не связаны с непосредственным участием в вооруженном конфликте, однако представляют серьезную угрозу для стабильности и безопасности государства. В этом смысле действия наемников тесно связаны с международной террористической деятельностью.

Учитывая проблемы с определением правосубъектности в рамках права вооруженных конфликтов, важно отметить особую направленность Конвенции о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников.

Как известно, значительное число участников незаконных вооруженных формирований на территории Чечни, а также организаторов и непосредственных исполнителей террористических актов по всей России – это наемники. В результате десятилетнего противостояния с федеральным Центром, правового беспредела и культа насилия Чечня превратилась в базу международного терроризма. На ее территории создана агентурная сеть иностранных разведслужб, орудуют террористы, наемники из зарубежных стран. Их деятельность финансируется антироссийскими зарубежными центрами. Отряд известного арабского террориста Хаттаба состоял из сотни наемников. Под его началом в Чечне организованы и действовали ваххабитские центры по подготовке боевиков и террористов. Через границу с Азербайджаном, Грузией прибывали не только наемники, но и шел поток оружия, наркотиков, валюты. А западные СМИ не вскрывали это. Вот это и есть второе дно пропаганды, сокрытие рычагов наемничества.

Националистический экстремизм и сепаратизм

Различные аспекты терроризма тесно связаны с проблемами в сфере межнациональных отношений, ущемления национальной гордости, недостатка прав у этнических меньшинств. Все это может послужить причиной серьезного насильственного конфликта, в том числе проводимого террористическими методами.

Этот вывод подтвердили итоги Всемирной конференции по борьбе против расизма, расовой дискриминации, ксенофобии и связанной с ними нетерпимости, – форума, прошедшего 31 августа – 7 сентября 2001 года в г. Дурбане (Южная Африка). «Попытки навязать монокультуру в многоэтнических условиях, – говорилось в материалах конференции, – часто осуществляются за счет прав национальных меньшинств. Чтобы избежать маргинализации, меньшинства часто активизируют усилия, направленные на сохранение и защиту своей самобытности. Ужесточение противоположных сил – ассимиляции, с одной стороны, и сохранения индивидуальности меньшинства, с другой, – может привести к большей нетерпимости и, в худшем случае, к вооруженному конфликту на этнической почве».

При противостоянии властей и террористов нередки нарушения международного права. Эти действия принято квалифицировать как дискриминацию по национальному признаку и даже геноцид, который представляет собой террор в отношении национально-этнической, расовой или религиозной группы, предполагает использование террористических методов, что сближает его с составом ст. 205 УК, указывает также на связь геноцида с убийством по мотивам национальной, расовой, религиозной ненависти или вражды либо кровной мести (ст. 105 ч. 2, п. «м»).

Терроризм и геноцид – соподчиненные понятия. К ним присоединяется также понятие «экоцид». Думается, это совершенно самостоятельные составы преступления, хотя, несомненно, геноцид можно рассматривать в целом как стратегию террористов, направленную на то, чтобы запугать определенную часть населения путем применения насилия в отношении конкретной этнической группы. Однако иногда грань между разновидностями терроризма провести действительно трудно, особенно в ситуации апокалиптически настроенных террористических групп, которые физически истребляют свои жертвы не просто в интересах достижения какой-либо политической цели, а представляя всех, кто не на их стороне, своими врагами, подлежащими уничтожению.

Блез Паскаль приводил такую притчу: «За что ты меня убиваешь? – Как за что? Друг, да ведь ты живешь на том берегу реки! Живи ты на этом, я и впрямь совершил бы неправое дело, злодейство, если бы тебя убил. Но ты живешь по ту сторону, значит, дело мое правое, и я совершил подвиг!» Такой образ мышления – «кто не с нами, тот против нас», а, следовательно, должен умереть, – отчетливо проявился в действиях террористов, действующих под знаменем джихада – войны «против неверных».

Как подтвердил опыт существования самопровозглашенной Чеченской Республики, «национальный диктат, по определению Р. Абдулатипова, – наихудший, наиболее дикий и бесчеловечный». Он ведет к установлению этнократического режима, который неминуемо порождает межнациональные конфликты.

Провозглашая в своем законодательстве приоритет общечеловеческих ценностей, чеченцы, пользуясь фактическим преимуществом титульной нации, на самом деле практически вынудили русскоязычное население покинуть территорию республики (что зачастую сопровождалось насилием и разграблением имущества уезжающих). Заявляя о праве Чечни на самоопределение, руководители самопровозглашенной республики мотивировали это как восстановление исторической справедливости, как борьбу против ущемлений их национального достоинства и прав федеральным Центром, и не обращали внимания на то, что в России уже была создана и продолжала развиваться база цивилизованного регулирования отношений между различными национальностями. Прежде всего, это определено Конституцией РФ. Статья 69 говорит о гарантиях прав этнических меньшинств в соответствии с всемирно признанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации.

В России терроризм, экстремизм осуждены в государственном плане. С 1 декабря 1998 года в Российской Федерации вступила в действие Европейская рамочная конвенция о защите национальных меньшинств (1995 г.). Она обозначила стандарты и приоритеты для российской политики, законодательной и правоприменительной практики. В то же время Конвенция не устанавливала безусловного приоритета прав национальностей в любых ситуациях. Основные ограничения, предусмотренные Конвенцией, сводятся к тому, что ничто в ней не может быть истолковано, как «подразумевающее какое-либо право любого лица заниматься какой-либо деятельностью или совершать какие-либо действия, противоречащие основополагающим принципам международного права, особенно принципам суверенного равенства, территориальной целостности и политической независимости государств» (статья 21), либо как «ограничивающее или ущемляющее какие-либо права человека и основные свободы, которые могут быть признаны в соответствии с законодательством любой Договаривающейся Стороны или любого другого Договора, участником которого является данная Сторона» (статья 22).

Положения Конвенции, а также ряда других международных нормативных актов, в числе которых Всеобщая декларация прав человека, Международный пакт о гражданских и политических правах, Декларация о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам, Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод, Конвенция СНГ об обеспечении прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, послужили ориентирами и в процессе работы над Концепцией государственной национальной политики Российской Федерации, утвержденной Указом Президента РФ от 15 июня 1996 года № 909.

Однако как подчеркивалось в Послании Президента Федеральному собранию в 1999 году, «проблема завершения формирования правовой основы для адекватного регулирования вопросов межнациональных отношений тормозится тем обстоятельством, что пока не принят соответствующий федеральный закон, все еще велика вероятность появления в субъектах Российской Федерации норм законодательства, ущемляющих права отдельных народов и этнических групп и ведущих к обострению межнациональных конфликтов. Это прежде всего касается урегулирования проблем с представителями казачества в республиках Российской Федерации, а также с выходцами из государств Закавказья и Средней Азии на юге России».

Директор Института европейской политики Лувенского католического университета в Бельгии К. Малфлит как-то отметила, что действующее международное право признает принцип самоопределения народов. Но в то же время оно ограничивает это другим соперничающим с ним принципом территориальной целостности и государственного единства, при условии, что то или иное государство уважает равенство в правах и право на самоопределение народов, живущих в данном государстве. «Согласно действующим международным нормам, отделение может быть осуществлено лишь в том случае, если соответствующее меньшинство не получило достаточно широкую возможность внутреннего самоопределения. Это внутреннее самоопределение может быть решено соответствующим правительством и особенно местным референдумом».

В соответствии с Концепцией государственной национальной политики реализация прав и свобод граждан, связанных с их национальной принадлежностью, может осуществляться на основе многовариантных форм национально-культурного самоопределения, примером чего должна стать национально-культурная автономия, позволяющая гражданам Российской Федерации, принадлежащим к различным национальным общностям, в частности малочисленным, разрозненно расселенным народам, национальным меньшинствам, решать вопросы сохранения и развития самобытности, традиций, языка, культуры, образования. Таким образом, достижение международных стандартов в области прав человека, касающихся национальных меньшинств, возможно в рамках предусматриваемого Концепцией национально-культурного самоопределения.

Однако ряд европейских политиков настойчиво предлагает в качестве самого эффективного выхода из чеченского конфликта проведение референдума, результат которого, с учетом насильственных изменений последнего десятилетия в национально-демографической структуре чеченского общества, предугадать несложно. По крайней мере, гораздо легче, чем дальнейшее развитие событий. Возможность решения проблемы на референдуме в последние годы в мире опробована лишь в одной конфликтной ситуации – в провинции Квебек (Канада). Там подготовка к референдуму потребовала значительного времени и пропагандистских усилий со стороны юнионистов, а сам опрос стал возможным после легитимного прихода к власти в провинции партии националистов. В других регионах мира, а также собственно в Европе, этот опыт развития не получил.

«Международное сообщество, – признала К. Малфлит, – подходит к данной проблеме скорее двусмысленно, поскольку оно дорожит государственным суверенитетом, принципом территориальной целостности и принципом невмешательства во внутригосударственные конфликты, подчеркивая в то же время право народов на самоопределение».

Принцип признания права народов на самоопределение нередко противопоставлялся принципу территориальной целостности государств. В этой связи следует заметить, что в Уставе ООН отсутствует понятие «территориальная целостность». В нем речь идет о «территориальной неприкосновенности».

Термин «территориальная целостность государств» вошел в обиход международных отношений с принятием Генеральной Ассамблеей ООН в 1970 году резолюции 2625 (XXV), содержащей Декларацию «О принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества в соответствии с Уставом ООН». Подтвердив провозглашенное Уставом ООН равноправие и право народов на самоопределение, другие, изложенные в названных международных документах принципы, Декларация провозгласила: «Ничто… не должно истолковываться как санкционирующее или поощряющее любые действия, которые вели бы к расчленению или частичному или полному нарушению территориальной целостности или политического единства суверенных и независимых государств, соблюдающих в своих действиях принцип равноправия и самоопределения народов, имеющих правительства, представляющие без различия расы, вероисповедания или цвета кожи весь народ, проживающий на данной территории».

В борьбе за суверенитет стороны зачастую используют нелегитимные методы, которые дают основания квалифицировать соответствующую деятельность как сепаратизм. С точки зрения социально-политической сущности, «сепаратизм – это требование суверенитета и независимости для этнически обозначенной территории. Это требование направлено против государственной власти страны проживания». B российском законодательстве нет определения сепаратизма, что затрудняет пресечение его в рамках правового поля. Вместе с тем, ориентиром для выработки и закрепления в российских нормативно-правовых актах определения «сепаратизм» может стать Шанхайская Конвенция о борьбе с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом от 15.06.2001 года. Под «сепаратизмом» в ней понимается деяние, направленное на нарушение территориальной целостности государства, в том числе на отделение от него части территории, или дезинтеграцию государства, совершаемое насильственным путем, а равно планирование и подготовка такого деяния, пособничество его совершению, подстрекательство к нему».

Практика показывает, что хаос и кровопролитие – это результат действий государственно-бюрократических структур и лидеров национально-политических движений, противоречащих нормам международного права, подрывающих возможности демократического развития. Локальные конфликты на этнической основе стали непосредственной угрозой миру; их источник – не право народов на самоопределение, а попытки неправовой реализации этого права, силовое противодействие его осуществлению.

Фактически провозглашенный дудаевским режимом суверенитет Чечни и ее выход из состава Российской Федерации не основывались на свободном волеизъявлении всех граждан республики, были реализованы без учета интересов других народов, населявших в 1991 году Чечено-Ингушскую АССР, прежде всего русского и ингушского населения, составлявших значительную (около 40 %) часть населения.

В постановлении Конституционного суда Российской Федерации от 13 марта 1992 года по делу о проверке конституционности Декларации о государственном суверенитете и ряда законодательных актов Республики Татарстан о проведении референдума отмечалось, что право на самоопределение народа предполагает наличие у субъекта Федерации права на постановку вопроса о своем государственно-правовом статусе. Конституционный суд определил, что при реализации любого права, в том числе и права на самоопределение, необходимы признание и уважение прав других народов, в противном случае «будет иметь место не осуществление права, а злоупотребление правом… Не отрицая права народа на самоопределение, осуществляемого посредством законного волеизъявления, следует исходить из того, что международное право требует при этом соблюдения принципа территориальной целостности и прав человека». Эти выводы Суда нашли также подтверждение в его постановлении от 31 июля 1995 года по делу о проверке конституционности ряда правовых актов, принятых в связи с урегулированием вооруженного конфликта в Чеченской Республике.

При вступлении России в Совет Европы подчеркивалась необходимость приведения законодательства субъектов Федерации в соответствие в федеральным и, в частности, с Конституцией РФ. Действительно, как показали проведенные в 2000–2001 годы проверки соответствия правовой базы субъектов Федерации федеральной базе, очевидны были существенные расхождения между ними, причем многие тем или иным образом служили благоприятной почвой для развития экстремизма, сепаратизма и терроризма. Всего органами прокуратуры Российской Федерации по состоянию на октябрь 2001 года оспорено в связи с несоответствием федеральному законодательству 5840 правовых актов государственной власти субъектов РФ и 12 771 правовой акт органов местного самоуправления субъектов РФ. В субъектах Южного и Приволжского федерального округа выявлено соответственно 732 и 1591 нормативный акт, не соответствовавшие требованиям федерального законодательства. Из республик по числу нарушений лидировало законодательство Башкортостана (239) и Татарстана (227), а по Южному федеральному округу – Кабардино-Балкарской Республики (103).

О взаимосвязи несоблюдения основ федерального законодательства с ростом экстремизма и терроризма свидетельствует такой факт: в нарушение действующего налогового законодательства значительная часть средств, подлежащих отчислению в федеральный бюджет, оставалась в некоторых субъектах. Часть из этих денег шла на поддержку религиозных учреждений, причем контроль обоснованности таких расходов не осуществлялся. Как оказалось впоследствии, в одном из таких дотируемых на государственные средства духовных учреждений на основе пропаганды ваххабизма были подготовлены лица, уехавшие впоследствии в Чечню и Дагестан «осуществлять джихад», а точнее – террористическую деятельность, участвовать в незаконных вооруженных формированиях.

В настоящее время значительная часть нормативно-правовых актов приведена в соответствие с федеральной базой, однако несмотря на принимаемые органами прокуратуры меры, число незаконных правовых актов, не приведенных в соответствие с федеральными законами, все еще остается значительным. (В Башкортостане – 89, Татарстане – 47, Кабардино-Балкарской Республике – 31 и т. д.)

Основные законы некоторых субъектов Федерации до сих пор содержат установленные в судебном порядке отступления от основополагающих норм Конституции России и федерального законодательства, а именно: положения о неприкосновенности территорий субъекта, о суверенитете республик (Республики Башкортостан, Татарстан), о верховенстве законов субъекта (Республика Башкортостан), а также незаконные положения, устанавливающие статус судей (Республики Татарстан и Хакасия), требования к кандидату в президенты республики о владении государственными языками (Республика Татарстан) и т. д.

Одной из причин издания незаконных правовых актов представляется по-прежнему пренебрежительное отношение органов государственной власти субъектов Федерации к принципам федерализма, разграничения предметов ведения и единства правового, экономического пространства.

Многочисленные нарушения допускаются и из-за неправильного толкования положений Конституции Российской Федерации и федерального законодательства, а также из-за пробелов и коллизий в федеральном законодательстве.

Тенденции последнего времени свидетельствуют о расширении демократии в ряде стран и регионов и в то же время выражаются в международной и внутренней дестабилизации на почве действительных или провоцируемых (в том числе извне) конфликтов. Утверждение демократии внутри общества не всегда ведет к демократическим принципам общения между странами, народами и народностями. Когда в начале нового тысячелетия народы, обладая самыми совершенными техническими знаниями, созданными на международном уровне универсальными инструментами цивилизованного права и политики, решают споры между собой самыми кровавыми и бесчеловечными способами, ради достижения своих групповых интересов не останавливаясь перед использованием таких варварских методов «убеждения», как терроризм, геноцид и др., они сами подрывают веками создававшиеся основы демократии и сам фундаментальный принцип прав человека – ценность каждой отдельной личности, ее жизни, ее диаспоры, наконец.

Терроризм не имеет национальных признаков и границ. Все нации и государства равны перед угрозой террористической атаки. На границе тысячелетий мир оказался перед выбором: либо страны отставят в сторону политические разногласия, обиды и объединят свои усилия в борьбе с терроризмом, либо многие века цивилизации будут перечеркнуты преступными устремлениями и амбициями террористов, мир вернется к варварским, бесчеловечным отношениям, построенным на пренебрежении жизнью и достоинством отдельной личности в угоду праву силы и жестокости.

За прошедшие четыре десятилетия под эгидой ООН, других международных, а также региональных организаций было сделано немало для создания правовых и функциональных инструментов пресечения терроризма. Однако, как показало время, они недостаточны или неполны для адекватного ответа на все угрозы терроризма. Таким образом, сегодня перед международным сообществом встала задача кардинально пересмотреть рамки и методы взаимодействия государств с тем, чтобы каждое отдельное государство и весь мир могли избежать опасности разрушения террористами.