Текст книги "Баллада о дипкурьерах"

Автор книги: Владимир Рудим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Librs.net

Владимир Рудим
Баллада о дипкурьерах

ВСЕГДА В СТРОЮ

ВЕТЕРАНЫ И МОЛОДЁЖЬ

Мне довелось часто встречаться с дипломатическими курьерами. Я видел их в Министерстве иностранных дел, в международных аэропортах, в поезде, летал с ними самолётом. Наблюдал за ними со стороны, молча, так как знал: отвлекать их нельзя, а кажущаяся их замкнутость обусловлена долгом службы.

Дипкурьеры не каждому раскроют душу, ибо прежде всего они хранители государственного почтового груза, груза, как говорится, о семи печатях, особой секретности и важности. Они доставляют директивы правительства нашим послам за рубежом, инструкции главам советских делегаций на зарубежных совещаниях и конференциях, препровождают в Центр информацию советских дипломатов, развозят по разным странам служебную переписку, посольскую корреспонденцию.

Мне посчастливилось слушать беседы дипкурьеров старшего поколения – Владимира Урасова и Евгения Климека в школах, во Дворце пионеров, у них дома, когда к ветеранам приходили весёлыми стайками школьники. Говорили с ребятами Георгий Костюченко и его товарищи, которые и сейчас работают в отделе дипломатической связи Министерства иностранных дел СССР.

Беседы шли непринуждённо, интересно, горячо. С пионерами, комсомольцами, молодёжью – с теми, кто, став взрослыми, может быть, будет гонцом МИДа СССР, повезёт диппочту нашей Отчизны.

Словом, встреч таких у меня было много. Что же запомнилось? Например, рассказы о том, кто как рос, чем занимался в молодые годы. Начало биографии у Владимира Урасова и Георгия Костюченко одинаковое – рабочие парни. А где и как учились? В анкетной графе об образовании Урасов писал: «Тюремное». И это всерьёз. В царской тюрьме, якутской ссылке он учился у опытных, закалённых в революционной борьбе большевиков, в том числе у Емельяна Ярославского.

Костюченко же закончил вуз. Работа у них одинаковая, значит, главные качества одинаковые («Стержень прочный», – говорит Урасов), но при всём том люди они непохожие, со своими характерами, увлечениями. Владимир Урасов часто бродит по местам, связанным с революционными событиями, любит песни революционного подполья. Георгий Костюченко собирает редкие книги, а ещё во время отпуска бродит с рюкзаком по Подмосковью. Весной мастерит скворечники, синичники. Холодной зимой тоже едет в знакомые лесистые места, насыпает в птичьи кормушки зерна, ягоды рябины, подвешивает на ветках кусочки сала.

Дипкурьеры придирчиво расспрашивают подростков: как учатся, какими предметами увлекаются, что читают?

Урасов любил напоминать, что большевики-ленинцы своих детей растили так, чтобы из них получились настоящие люди. Владимир Александрович всегда рассказывал, как Михаил Иванович Калинин послал сына на учёбу в Ленинград: сын главы государства жил в семье рабочего-большевика. Михаил Иванович считал это лучшей школой жизни.

Заглянул как-то к Георгию Костюченко сосед-школьник.

– Дядя Жора, мы сейчас проходим по географии Америку. Расскажите мне, пожалуйста, про Америку. Мама говорит, вы там бывали.

Дядя Жора рассказывает. Потом спрашивает:

– А нашу страну вы уже изучали?

– Ага…

– Ну-ка расскажи мне о Московской области.

Несколько фраз, и школьник «выдохся». Снова выручает его дядя Жора, и о родном Подмосковье – от городов, заводов до пичужек и полевых цветов, – рассказывает с упоением и много больше, чем о целом государстве – Соединённых Штатах Америки.

– Позавидуешь вам.

– Почему?

– Повидали весь свет.

– Дипкурьеры ездят не для того, чтобы повидать. Они доставляют послам важные распоряжения и инструкции правительства. Это нелегко! Вам задают задачи?

– Ещё сколько!

– И ты со всеми справляешься? Что ж мнёшься?

– Ну, не со всеми. Какие полегче – решаю, трудные – не всегда.

– У нас же все задачи трудные. Мы должны, обязаны их решить. Быстро, точно. Часто на свой страх и риск. И не за партой, не дома за столом, а в далёких, чужих странах.

Что ещё запомнилось о беседах дипкурьеров с молодёжью? Неутомимое любопытство.

Вопросам нет конца: «Вы занимаетесь спортом?», «Говорят, что в Индии едят змей, а во Франции – ножки лягушек, вы пробовали их?», «Есть у вас дипкурьерские значки?», «Можете вы привезти из Африки живую обезьянку?», «Кого вы считаете сильным и смелым?», «Кого принимают в дипкурьеры?»

Владимир Урасов улыбнулся:

– Не уйду от ваших вопросов, на всё дам ответ. Но так как я старше вас, сперва ответьте на мои два вопроса. Первый: «Какие недостатки вам не нравятся в людях?»

Голоса наперебой: «Лень», «Которые не помогают по дому». «Подсказчики на уроках», «Списывающие домашние задания у других», «Драчуны», «Ябеды», «Которые нарочно пугают девочек: то хлопают крышкой парты, а то принесут жука и посадят на шею».

Когда иссяк этот перечень, бывалый дипкурьер спросил:

– А какие качества вы одобряете?

Посыпалось взволнованное: «Смелость», «Даст слово – сдержит», «Кто ничего не боится», «Защищает слабых», «Не грубит девочкам», «Не ноет», «Общественные поручения выполняет охотно», «Непримирим к недостаткам», «Говорит правду в глаза», «Добр, радуется не только своим успехам, но и успехам товарищей», «Кто умеет преодолевать свои недостатки».

Дипкурьер напомнил две поговорки: «Сильный тот, кто умеет взять верх над своими дурными привычками», «Сильный тот, кто в своих мыслях и поступках всегда помнит о благе другого человека».

Добавил: настоящего человека видно и в большом и малом. С прославленным лётчиком Валерием Чкаловым был такой случай: в поезде он случайно уронил за окно тёплую перчатку и тут же бросил вослед вторую: «Кто найдёт – будет с двумя перчатками». Чкалов сразу подумал о незнакомом человеке, которому он может сделать добро.

Вспомнили революционную, тревожную юность поколения Николая Островского и его незабываемое: «Мужество рождается в борьбе. Мужество воспитывается изо дня в день в упорном сопротивлении трудностям. И девиз нашей молодёжи – это мужество, это упорство, это настойчивость, это преодоление всех препятствий.

… У нас перед каждой девушкой и каждым юношей широко раскрыты двери в жизнь. Они могут добиться вершин знаний, счастья, славы, но ко всему этому ведёт лишь одна дорога – через честный, героический труд, только через труд, ставший делом чести, доблести, славы и геройства».

Слова Н. Островского школьники знали наизусть, точно.

Дипкурьер поднял руку. Ребята утихли.

– Так вот, юные друзья, вы только что сами рассказали, каким должен быть дипкурьер: у него недопустимы недостатки, перечисленные вами, у него должны быть те хорошие качества, которые вы назвали. То же самое, но по-другому сказано вот в этой книге. – Он раскрыл синий том Дипломатического словаря и прочитал: – «Курьер дипломатический – лицо, которому поручается доставка дипломатической почты. Поскольку дипломатическая почта содержит важные государственные документы, от курьера дипломатического требуется большая опытность, бдительность, знакомство с обстановкой по маршруту движения, знание погранично– таможенных правил и порядков за границей, умение правильно ориентироваться, с тем чтобы принять необходимые меры, обеспечивающие полную сохранность вверенной ему дипломатической почты и своевременную доставку её к месту назначения. Неприкосновенность курьера дипломатического, а также и следуемой при нём дипломатической почты являются общепризнанным положением международного права». – Захлопнул книгу и продолжал: – Лучшие человеческие качества не возникают сами по себе, вдруг. Их надо вырабатывать в себе с самого детства. И я уверен: среди вас есть такие.

И тут собравшиеся услышали о случае в пионерском лагере. Лагерь раскинулся на краю небольшой деревни, возле речки. На той стороне речки – всего три избы. Как-то поздно вечером пришла важная телеграмма для семьи, которая жила за рекой. Женщина-почтальон аукала на берегу – недозвалась. Выручил комсомолец Витя Иванов: он переплыл речку, вручил телеграмму (спрятал её, свёрнутую, за щеку).

Беседа идёт своим чередом. Но теперь о другом – о выносливости, терпении. Узнали ребята о том, как их старший собеседник в первую мировую войну попал в австро-венгерский плен, где тоже вея большевистскую агитацию и среди русских солдат, и среди венгров. Привели агитатора к начальнику лагеря, и тот произнёс только одно слово: «Шпанги!» Страшное слово. Шланги – пытка, которую почти никто не выдерживал: человеку связывали одним концом верёвки руки, другим – ноги. А середину верёвки цепляли за крюк на высоком столбе.

– Посмотрим, как ты поагитируешь на шпангах, большевик. Быстро запросишь прощения!

Но большевик висел, не издав даже стона, висел, пока не потерял сознания.

Его сняли, облили водой.

– Будешь агитировать?

– Буду!

– У-у, дьявол! Кто вас таких делает в России?

… – Да, так уж ковала нас жизнь: прочно, добротно, так, чтобы никакая сила не согнула, чтобы никакая сила перед нами не устояла.

– Как называется такой человек?

– Коммунист. Самый передовой, самый стойкий человек.

Вспомнились многие имена героев Великого Октября, гражданской и Отечественной войн, первых пятилеток… Василий Чапаев, Клим Ворошилов, шахтёр Алексей Стаханов, сталевар Макар Мазай, трактористка Паша Ангелина, лётчик Виктор Талалихин, рядовой Александр Матросов, герои-молодогвардейцы… И ещё – воины-пограничники, сражавшиеся у острова Даманского, ударники девятой пятилетки – хлеборобы, шахтёры, нефтедобытчики. И конечно же, космонавты.

Коммунисты. Люди славных дел, красивой души.

Володя Семёнов тихо произнёс:

– У меня дедушка был коммунистом. Только у него не было партбилета.

– Почему?

– Он воевал с фашистами на Днепре. Пошёл в разведку и оставил записку: «Если погибну, считайте меня коммунистом». Фашисты убили его, и он не успел получить партбилет.

– Да, твой дедушка был настоящий человек, коммунист!

Настала пора прощаться.

Встреча надолго запомнилась и взрослым, и молодым. Юных привлекали не только необычность профессии, романтика дальних странствий. Главное, их притягивали настоящие люди, такие, которые делают и тебя сильней, лучше. Чувствовалось, что молодёжь стремится быть достойной ветеранов. И конечно, не только дипкурьеров, но и хлеборобов, и космонавтов, и сталеваров, и солдат, и строителей, и учителей, и конструкторов, и моряков, и шофёров, и лётчиков – всех, чьим трудом создаётся могущество и слава Советской Отчизны.

КЛЯТВА

По брусчатке, отполированной несчётным числом подошв, подковами кавалерии, гусеницами танков, медленно двигалась к Мавзолею В. И. Ленина небольшая колонна людей. По два в ряд, молча, сосредоточенно… Передние несли венок. На алой ленте слова:

« Любимому вождю и учителю Владимиру Ильичу Ленину от дипкурьеров МИД СССР».

К Ленину шли дипкурьеры. Люди особой закалки. Крепкие, как брусчатка Красной площади. Они шагали к великому человеку, чья кипучая энергия направляла также и работу дипкурьеров только что родившегося Советского государства.

Сейчас Красную площадь пересекали не только те, кто сегодня колесит по планете с дипломатической почтой нашей социалистической державы. Казалось, в колонне слышится твёрдая поступь и тех, кто начинал дипкурьерскую службу под канонаду гражданской войны. Владимир Ильич лично давал им задания, знал по именам, в лицо. Первыми дипкурьерами были твердокаменные большевики, обладавшие большим опытом подпольной работы. После победы Великого Октября они по указанию Ленина связывали Смольный с В. В. Воровским, находившимся в Стокгольме – Боровский был полномочным представителем Советского правительства в Скандинавских странах. Рейсы, таившие в себе столько риска, опасности! Приходилось тайно пробираться и через линии фронтов, и через границы.

… Колонна приближается к Мавзолею. И кажется: в её рядах бесстрашные Теодор Нетте и Иоганн Махмасталь, словно явившиеся из метельной, простреленной пулями февральской ночи тысяча девятьсот двадцать шестого…

На Красную площадь, будто на перекличку, явился из далёкого девятьсот двадцать седьмого года улыбчивый и добродушный богатырь Константин Иванов. В том году он вёз диппочту по неспокойным дорогам раздираемого междоусобицами Китая. Декабрь. Кантон. Восстание революционных рабочих и солдат жестоко подавлено гоминдановцами. Константин Иванов схвачен разъярёнными реакционерами. Допросы. Пытки. Иванов молчит. Советского дипкурьера ведут в дальний двор тюрьмы, откуда нет возврата. Константин Иванов, уже пронзённый пулями, крикнул:

– Да здравствует Ленин!

Видится: вон там, в колонне, Иван Хромов и Николай Шмаков. Их жизнь оборвалась в грозном сорок втором на боевом посту.

Идёт к Ленину дипкурьер Михаил Кольцов, тот Кольцов, который доставлял диппочту в годы Великой Отечественной войны и погиб в воздухе, когда взорвался самолёт. На могиле Кольцова, как на многих фронтовых солдатских холмиках, поставили красный обелиск с пятиконечной звездой.

… К мрамору Мавзолея мягко приник венок, словно щекой прислонился. Колонна замерла. Сейчас дипкурьеры дают Владимиру Ильичу клятву святой, нерушимой верности!

Сколько пронеслось у каждого дум, сколько вспомнилось далёких и близких маршрутов!

Вспомнились дороги – то короткие, то долгие. То с пересадками, то без них. Каждая непохожа на предыдущую. И все трудные, опасные, тревожные… Но, несмотря ни на что, диппочта доставлена в срок и по назначению. Так было, так будет!

ФЕВРАЛЬСКАЯ НОЧЬ

Вот он перед нами – светло-коричневый лист обыкновенной обёрточной бумаги. Нет, всё-таки это вовсе не обыкновенный лист. Это не просто обёртка. И не случайно, когда в архиве МИДа перебирались различные документы, шершавый и помятый лист был взят в руки с особенным волнением.

Это обёртка пакета, который везли дипкурьеры Теодор Нетте и Иоганн Махмасталь.

На обёртке – белая наклейка с надписью:

« Дипбагаж Полномочному представителю СССР

Народный Комиссариат Иностранных Дел»

Две последние строчки напечатаны также и по-французски.

В нижнем левом углу – сургучная печать. А в центре – бурое пятно. Кровь, пролитая советскими дипкурьерами, мужественно защищавшими дипломатическую почту молодого Советского государства.

Вряд ли найдётся сейчас человек, который не знал бы стихотворения В. Маяковского «Товарищу Нетте, пароходу и человеку». Но немногие, вероятно, помнят подробности схватки двух советских дипкурьеров с белогвардейскими налётчиками, получившими задание завладеть дипломатической почтой.

… Ночь на 5 февраля 1926 года. Гремит по рельсовым стыкам скорый Москва – Рига. Столица давно уже осталась позади. За окнами – территория буржуазной Латвии. Спят пассажиры синего международного вагона № 2. Но не все. В четвёртом купе везут дипломатическую почту Теодор Нетте и Иоганн Махмасталь.

Махмасталь дежурит. Он настороже. Нетте отдыхает на верхней полке, тревожно ворочается. Ещё накануне их обеспокоило поведение проводника Бризе. Слишком уж часто под разными предлогами он заглядывал в купе. Нетрудно было догадаться, что Бризе следит за советскими дипкурьерами. Нетте и Махмасталь заметили также, что проводник совсем не умеет стелить постели.

Чуткое ухо уловило сквозь перестук колёс необычные звуки: кто-то шёл по крыше вагона.

Поезд приближался к станции Икскюль. Чувствуя неладное, Иоганн выглянул в коридор: не сидеть же в неведении. Какой-то пассажир (впрочем, пассажир ли?) ходил по коридору.

Икскюль осталась позади. Вроде бы всё спокойно. И вдруг в коридоре появилась фигура с револьвером и в маске. Иоганн стремительно вскочил в купе, схватил со стола маузер. Но не успел захлопнуть дверь. На пороге появился бандит.

– Вот они! – крикнул налётчик кому-то и направил на Махмасгаля парабеллум: – Руки вверх!

Нетте опередил бандита. Выстрелил первым. Бандит скорчился, опустился на полку. Но второй, появившийся в дверях, ранил Махмасталя в правую руку. Другая вражеская пуля сразила Нетте. Иоганн, взяв пистолет в левую руку, снова стрелял. С верхней полки упал бездыханный Нетте.

Махмасталь продолжал стрелять и свалил ещё одного нападающего. Но был ранен вторично – в живот.

Перестрелка длилась всего несколько минут. Бандиты исчезли. В коридоре на полу валялись маузер, автоматический испанский браунинг, парабеллум, стреляные гильзы. Двое налётчиков были мертвы.

Появились латвийские полицейские. (Они находились в соседнем вагоне и, пока гремели выстрелы, предпочитали не вмешиваться.) Стражи порядка решили было осмотреть купе, Махмасталь их. однако, не пустил.

Наконец Рига. Прибыли работники советского полпредства. Но лишь тогда, когда появился советский ген– консул В. И. Шеншев, с которым Махмасталь был лично знаком, Иоганн произнёс, превозмогая боль:

– Свои. Вижу.

Дипкурьеру сделали временную перевязку.

Шеншев взял залитую кровью диппочту. Товарищи, зашедшие в купе, насчитали десятки следов от пуль.

Махмасталя отвезли в клинику. Было уже одиннадцать утра: прошло шесть часов после ранения.

Нужна немедленная операция. Махмасталь не сразу дал согласие: кто знает, можно ли довериться неизвестному врачу в чужой стране?

– Кто здесь хирург? – спросил дипкурьер у представителя полпредства (они с этой минуты круглосуточно дежурили у постели раненого)…

– Профессор Минц. Очень опытный хирург.

– Пусть делает операцию.

На четвёртый или пятый день Махмасталь уже выписался из клиники и жил в советском полпредстве. Здесь ему вручили орден Красного Знамени, присланный из Москвы. Такой же награды был удостоен посмертно и Теодор Нетте.

В архиве Министерства иностранных дел СССР хранится письмо, которое отправил советский полпред из Риги в Москву: «У меня нет слов для описания геройского поведения обоих товарищей – как павшего, так и живого, – сумевших отбиться от неожиданно напавшей банды разбойников и спасти диппочту. Я ещё раз обращаю Ваше внимание на поведение т. Махмасталя, который, несмотря па тяжёлое ранение, не только сумел отстоять диппочту, но, оберегая её до конца, не отдал её даже мне, т. к. не знал в лицо».

В том феврале 1926 года Иоганну Махмасталю едва пошёл четвёртый десяток. Теодор Нетте был моложе: ему только что исполнилось двадцать девять лет.

Парнишкой уехал Иоганн из родной Нарвы в Питер на заработки. Друзья помогли устроиться в снарядную мастерскую «Нового Лесснера». Здесь, в Питере, постиг он настоящую школу жизни: пытливые беседы с большевиками, встреча Владимира Ильича Ленина на Финляндском вокзале…

Иоганн был среди тех, кто штурмовал Зимний дворец, кто отразил натиск генерала Краснова, рвавшегося к революционному Петрограду… Атаки, контратаки – ни дня передышки. То западнее Красного Питера, то на Южном фронте – Махмасталь был на самых решающих, самых опасных участках.

А когда отгремели схватки с беляками, с интервентами, партия посылает Иоганна Махмасталя в Наркоминдел. Дипкурьером. Новый фронт. Непохожий на прежние, но не менее опасный.

Этот фронт свёл их вместе. Здесь одному из них суждено было пасть совсем молодым. Теодор Нетте… Как он прожил свои двадцать девять лет? Ещё юношей распространял листовки, вместе с отцом-революционером был брошен за тюремную решётку. Потом освобождение, подпольная работа в Риге, оккупированной кайзеровскими войсками.

Политкомиссар красного Латышского полка, схватки с германской армией, с белогвардейщиной… Тяжёлое ранение. Едва окрепнув, Нетте уже на посту председателя ревтрибунала…

Вот каким верным делу партии и революции, несгибаемым большевикам была доверена дипломатическая почта молодого Советского государства!

В те дни газета «Правда» писала: «Тяжёлая, ответственная, но невидная работа дипкурьера выпала на долю товарища Нетте. Работа нервная, работа, при которой личная жизнь почти полностью вычёркивается… при которой трясущийся и несущийся поезд служит и личной квартирой, и местом службы, и чуть ли не местом своеобразного отдыха; при которой на вокзалах, в купе вагонов, на неприветливых улицах чужих и подчас враждебных городов можно всегда ждать нападения, выстрела из-за угла; при которой надо не разлучаться с револьвером и быть в буквальном смысле на всё всегда готовым – вот какая работа выпала на долю незабвенного товарища Нетте…»

ПУТИ-ДОРОГИ ДИПКУРЬЕРА УРАСОВА

СТРАНИЦЫ ИЗ БИОГРАФИИ

В декабре 1906 года пермское полицейское управление было потрясено чрезвычайным происшествием: ночью на Большой Ямской улице у полицейского Еропкина неизвестные срезали револьвер. Даже сам Еропкин не мог толком объяснить, как он лишился «смит-вессона».

А дело было вот как: двое парней, входивших в состав боевой патрульной дружины большевиков, угостили озябшего Еропкина папиросами собственного изготовления. Папиросы были начинены снотворным. Когда блюститель порядка захрапел, парни спокойно перерезали ремни.

Одним из дружинников был Владимир Урасов. Тогда ему едва исполнилось шестнадцать. Но он, сын сапожника, ученик слесаря судоремонтного завода, уже был сознательным пролетарским бойцом. В том девятьсот шестом году Владимир стал членом Российской социал– демократической рабочей партии.

Школу Владимир посещал всего пять зим: нужда заставила пойти работать. Однако учёба продолжалась: более трудная, более сложная. Старшие товарищи по партии передавали свой опыт конспирации, показывали, как делать фитильные бомбы – «македонки», учили сооружать баррикады, советовали, как держаться на допросах…

Год 1907-й. Январь. В городском театре идёт спектакль. И вдруг откуда-то сверху полетели, мягко шелестя, белые листки. Листовки! Большевистские листовки! В зале экстренно зажгли свет. Полицейские бросились на галёрку – оттуда летела «крамола». Хватали всех подозрительных. Так Урасов был впервые арестован. Это он бросал листовки. Под его сиденьем нашли одну. Сочли достаточной уликой – ведь парень уже был на заметке у жандармов. В участке всех обыскивали. Владимир постарался оказаться в числе последних. Подошёл к полицейскому, распахнул пальто: «Ищите». Тот уже устал, сунул ладони в нижние карманы, махнул: «Проходи». А во внутреннем боковом кармане у дружинника был пистолет! Не обнаружили!

Потом суд. Семнадцатилетний парень выслушал первый приговор – ссылка на два года в Вологодскую губернию. Члены РСДРП, попавшие в далёкий Вельск, не сидели сложа руки – изучали политэкономию, исторический материализм, слушали лекции по истории культуры.

Урасова, возвратившегося из ссылки, нигде не принимали на работу – неблагонадёжен! Стал сапожничать вместе с отцом. Чувствовал: вот-вот снова арестуют, Решил: поеду в Петербург. Паспорт на чужое имя и адреса явок были получены в Вельске. Но прежде чем покинуть Пермь, нужно надёжно спрятать оружие и взрывчатку, которые он хранил. Поговорил с верным товарищем – Иваном Мотыревым: «Возьмёшь?» – «Схороню». Почистил, смазал винтовки, револьверы, упаковал динамит. Тёмная августовская ночь. Парни несут револьверы и динамит. Идут осторожно, прислушиваются, осматриваются. Кажется, никто не заметил. Пошли второй раз – с динамитом и винтовками. Тишина. И вдруг окрик: «Стой! Кто идёт?» Владимир вскинул винтовку и уже хотел было дослать патрон в ствол, но Иван остановил: «Володя, ведь мы окружены».

Действительно, со всех сторон были полицейские…

Тюрьма. Допросы. Мучительные думы: «Выследили шпики или выдал провокатор? Ведь мы с Иваном действовали очень осторожно». (Только через двенадцать лет найден был ответ в архивах охранки: выдал пробравшийся в боевую дружину провокатор по кличке «Чистое сердце».) Наконец суд. Приговор – ссылка в Якутию. На плечах повис поношенный суконный халат с жёлтым «бубновым тузом» на спине.

Долгий зимний путь в насквозь промороженный Верхоянск. Пешком, на лошадях, на оленях. Холод пронизывал до костей. Когда подъезжали к юрте-станку, не могли слезть с нарт. Конвойные казаки брали ссыльных под руки и волокли в юрту. В ссылке уже были товарищи по партии. Там Владимир познакомился с Емельяном Ярославским. Многому научился девятнадцатилетний Урасов у Ярославского и других большевиков.

…1913 год. Урасов снова в Перми: амнистия позволила вернуться домой. И почти сразу же Владимира призвали в армию. Командир полка сам осматривал новобранцев и на груди каждого ставил мелом цифру: в какую роту. Владимир попал в первую – образцовую. Знал бы полковник, куда определил большевика! Утомительная строевая муштра. Подпрапорщик однажды столько командовал «кругом», что все попадали. Остался стоять только Урасов. Но у него голова кружилась. «Кругом!» В ответ неожиданное, дерзкое: «А я не хочу!» Подпрапорщик выхватил клинок, но солдат его опередил – сдавил горло словно железом. Был бы конец извергу, если б дневальный – тоже большевик – не окликнул: «Товарищ Урасов, остановись!» От слова «товарищ» опомнился Владимир, разжал пальцы. За такое несдобровать солдату, но – удивительное дело – командир роты замял этот случай.

Может быть, потому, что знал: подпрапорщик – подлец и истязатель; может быть, потому, что полк уходил на фронт, что все солдаты уважали Урасова за смелость и справедливость.

… Бои на волынской земле. Первым был убит подпрапорщик – своими же. Полк вёл тяжёлые бои, обороняясь от венгерской пехоты и австрийских улан. Офицеры командовали неумело и трусливо. Роты беспорядочно отступали. Случайно встретившийся ротный писарь сказал Урасову: «Командир полка приказал отдать тебя военно-полевому суду – будто за подстрекательство к убийству подпрапорщика».

Но приказ остался невыполненным: продолжалось беспорядочное отступление. Под селом Посады всю роту, в которой находился Урасов, взяли в плен австрийские уланы.

… Начинается новая страница в биографии Урасова. Лагеря военнопленных в Эстергоме, Шомории. И в плену Владимир действовал как большевик. Он был среди тех, кто в лагере создал партийную организацию, объединял пленных, протестовал против использования их на военных заводах, устраивал побеги.

Осень 1918 года. Австро-Венгерская габсбургская империя развалилась. Прибывший нелегально в Венгрию Бела Кун и другие его соратники создают компартию. Но пока она действует в подполье.

В те дни Бела Кун поручает Владимиру Урасову и Эрне Зайлеру найти типографию для печатания газеты – органа компартии. Название уже было – «Вёрёш уйшаг», что значит «Красная газета». И статьи тоже написаны для первого номера. Но ещё никто не знал, где же удастся набрать и напечатать газету.

Владимир и Эрне рыскали по Будапешту, расспрашивали товарищей. Задача не из лёгких: сделать всё так, чтобы власти не пронюхали. Наконец типографию нашли. Она была удобна тем, что находилась вдали от центра и – что самое важное – была полузаброшена, выполняла лишь мелкие, случайные заказы. Полиция, вероятно, забыла о её существовании.

Показали Бела Куну. Он одобрил место, но остался недоволен печатной машиной: уж очень стара. Время было дорого – начали делать газету. С трудом собрали шрифты, долго набирали и верстали. Самым сложным оказалось печатание: очень тяжело было крутить маховик. Становились к нему по очереди, в том числе и Бела Кун. Все устали. Бела Кун предложил позвать русских товарищей – бывших военнопленных. Урасов привёл пятерых. Но и это мало помогало. А завтра должна быть газета! Во что бы то ни стало!

Тогда Бела Кун решил рискнуть: печатать «Вёрёш уйшаг» в другой типографии, в центре города. Её хозяин был человеком прогрессивно настроенным. Правда, полиция там ближе. Но ведь бывало же так, когда коммунисты действовали под самым носом у полиции…

Урасов снова бежит к своим, русским. На этот раз он ищет знакомого – Мишку. Тот работал по найму ломовым извозчиком.

Вечером матрицы погружены на повозку, привезены на новое место. За ночь нужно отпечатать весь тираж. Здесь дело пошло быстрее.

Совсем поздно, часа в четыре, раздался стук в дверь. Тревога! Кто там? Посмотрели в окно: Бела Кун. Отлегло от сердца.

– Как дела? Успеете к утру? Молодцы.

Взгляд Куна упал на стол: там матово лоснился чёрный «фроммер». Он лежал наготове, под рукой у венгра Мандика.

Бела Кун забрал пистолет: «Лишнее. Так можно всё испортить».

В это утро Будапешт читал первый номер коммунистической «Вёрёш уйшаг».