Текст книги "Год 1943 - «переломный»"

Автор книги: Владимир Бешанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

ВРЕМЯ РЕШЕНИЙ

Манштейн ясно видел, что после крушения фронта, обороняемого итальянской и венгерской армиями, и ввиду недостатка резервов, единственным способом предотвратить окружение групп армий «А» и «Дон» является экстренная переброска крупных сил, конкретно 4-й танковой армии, из района южнее Дона на среднее течение Донца. Однако германское Главное командование этого мнения не разделяло, Гитлер никак не желал отказываться от Кавказа. Решение о переброске сил с востока на запад затягивалось, а Манштейн с тревогой представлял себе дальнейшее развитие событий, рассматривая карту, – красные стрелы ударных советских группировок, подкрепленных высвободившимися войсками Донского фронта, нацеленные на днепровские переправы и побережье Азовского моря.

Наконец, Гитлер понял, хочешь не хочешь, а с майкопской нефтью придется расстаться. Манштейн предлагал не мелочиться и, если не будет найден способ закрыть брешь, возникшую между Воронежем и Ворошиловградом, заодно оставить и Донбасс. Но это было бы уже слишком, Гитлер «стоял на точке зрения, что он ни в коем случае не может обойтись без Донбасса в военно-экономическом отношении».

24 января 1943 года фюрер принял окончательное решение о выводе 1-й танковой армии с Северного Кавказа через Ростов для усиления группы армий «Дон». 17-й армии надлежало отступить на Таманский полуостров, закрепиться и в ожидании лучших времен отвлекать на себя как можно больше советских сил. Было также принято решение о сокращении всей линии Восточного фронта и выводе сил с Ржевско-Вяземского и Демянского плацдармов. 27 января 1-я танковая армия была подчинена командованию группы армий «Дон», которое немедленно принялось готовиться к переброске уходивших через Ростов дивизий на Средний Донец (но и здесь следствием колебаний Гитлера стало решение оставить на Кубани в составе группы «А» 13-ю танковую и 50-ю пехотную дивизии). Задача прикрытия ростовской переправы по-прежнему возлагалась на генерала Гота. 29 января штаб Манштейна из Таганрога переместился в Сталине (так до 1961 года назывался город Донецк – центр Сталинской области); Еще через два дня фельдмаршал направил телеграмму в ОКХ, в которой еще раз изложил свою точку зрения по вопросу о возможности удержания Донбасса: «Основной предпосылкой этого я считал своевременный удар со стороны Харькова и нанесение противнику поражения северо-восточнее Харькова еще до начала распутицы. Если это окажется невозможным, то Донецкий бассейн придется оставить… Дни с конца января, если не считать мероприятий, которые предпринимала группа армий в своей полосе и которые имели целью быструю переброску 1-й танковой армии на Средний Донец, были заполнены спором между группой армий и ОКХ о дальнейшем ведении операций в целом».

Между тем мрачные прогнозы сбывались, советский натиск не ослабевал.

Завершение операции «Кольцо»

22 января начался завершающий этап операции «Кольцо». На этот раз главный удар наносила армия Чистякова, войска которой за четверо суток, с ожесточенными боями продвинувшись на 10–15 километров, заняли Гумрак и ликвидировали последний немецкий аэродром. Воздушный мост рухнул. Снабжение 6-й армии стало целиком и полностью осуществляться посредством вслепую сбрасываемых на парашютах контейнеров. Их содержимое – колбаса, тушенка, шерстяные носки, теплая обувь – весьма ценилось советскими бойцами, палившими по такому случаю из трофейных ракетниц.

Фронт вплотную приблизился к черте города, где скопилось более 100 тысяч солдат Вермахта. 24 января впавший в депрессию Паулюс доложил по команде, что силы армии иссякли: «Основания для выполнения боевой задачи и удержания Сталинграда больше нет. Русские уже теперь осуществляют прорывы в разных пунктах фронта, так как целые участки оголены ввиду гибели людей. Героизм командиров и солдат не сломлен, несмотря ни на что». Командующий просил предоставить ему теперь свободу действий как в отношении попытки пробиться на юго-запад оставшимися силами, так и «в смысле прекращения борьбы». Ответная телеграмма за подписью Гитлера гласила: «Капитуляция исключена. 6-я армия выполняет свою историческую задачу тем, что благодаря ее упорному сопротивлению до последнего становится возможным образование нового фронта и оттягивание армейской группировки с Кавказа».

С 25 января штаб 6-й армии находился в Сталинграде в подвале здания универмага. Своим генералам, задававшим вопрос «какой смысл бороться дольше и не следует ли положить этому конец», Паулюс продолжал твердить: «Важен каждый день, выдержанный нами, чтобы выиграть время для создания нового фронта… Поэтому весь ход войны решающим образом зависит от нашего поведения под Сталинградом».

Утром 26 января соединения 21-й армии, расколов котел надвое, встретились в районе поселка Красный Октябрь и Мамаева кургана с частями 13-й стрелковой дивизии 62-й армии. Немецкие войска были расчленены на южную группу – в центральной части города (остатки девяти дивизий под номинальным командованием Паулюса) и северную – в районе заводов «Баррикады» и тракторный (остатки двенадцати дивизий во главе с командиром 11-го армейского корпуса генералом Штрекером). С 27 января начались бои по ликвидации противника, который «даже и в таких условиях продолжал упорно сопротивляться». Завязались уличные бои, советская артиллерия, за исключением полковой, получила приказание прекратить огонь по южной части Сталинграда, поскольку стрельба стала опасной для своих же войск. В ночь на 29 января соединения 64-й армии генерала М.С. Шумилова преодолели реку Царица и вышли в центр города.

30 января в Третьем рейхе отмечали десятую годовщину со дня назначения Гитлера канцлером Германии. По этому случаю четырем генералам, в их числе Фридриху Паулюсу, было присвоено звание фельдмаршала. Командующий 6-й армией узнал эту новость утром следующего дня. Жест фюрера Паулюс абсолютно верно расценил как приглашение в «клуб самоубийц», но стреляться не стал: «Он думает, что я пущу себе пулю в лоб, но я не собираюсь оказывать ему эту любезность». Буквально через три часа в двери штаба 6-й армии «постучались» бойцы 38-й мотострелковой бригады полковника Бурмакова. Воскресным днем 31 января 1943 года в советский плен сдался первый немецкий фельдмаршал, один из главных авторов плана «Барбаросса». Южная группировка прекратила сопротивление и выбросила белые флаги.

Советское правительство немедленно опубликовало специальное коммюнике, в котором сообщалось о капитуляции и приводились фамилии всех старших офицеров.

Между тем северная группа не сложила оружия, и ее пришлось добивать. «Всю ночь работали артиллеристы, – пишет генерал Батов. – Местами они ставили орудия почти вплотную. Пушки стояли в две линии. Вторая линия – в виде яруса. 1 февраля на НП было необычное оживление. Наблюдательный пункт армии оборудован в основании насыпи окружной железной дороги. Стереотрубы выведены между шпал. Прибыли Рокоссовский, Воронов, Телегин, Казаков. Все хотели видеть могучую работу артиллерии: только в 214-й восемь артполков усиления, свыше сотни орудий стояли на прямой наводке. И вот вся эта мощь загрохотала. После трех-пяти минут из блиндажей, из подвалов, из-под танков начали выскакивать, выползать немцы. Одни бежали, другие становились на колени, обезумев, вздымали к небу руки. Некоторые бросались обратно в укрытия, скрывались среди столбов дыма и взвихренного камня и снова выскакивали… Всего 15 минут продолжалась эта неистовая артподготовка. Началась атака. Но в Спартановке уже никто не оказывал организованного сопротивления».

Почти сразу после артиллерийского удара стали появляться белые флаги, но в отдельных местах бой продолжался еще сутки. Наконец, утром 2 февраля выстрелы стихли, остатки северной немецкой группировки сдались в плен. Те, кто предпочитал смерть плену, стрелялись, как командир 371-й пехотной дивизии генерал Штемпель, иные подрывали себя. Кто-то мелкими группами пытался из руин города уйти через заснеженную степь на юго-запад. Но из кольца не вышел ни один человек. Среди немецких солдат ходили слухи, что неизвестному унтер-офицеру все-таки удалось пересечь линию фронта и добрести в расположение 11-й танковой дивизии, чтобы через сутки погибнуть на перевязочном пункте от разрыва шальной советской мины.

Битва на Волге закончилась. На весь мир было объявлено, что за время ликвидации котла войска Донского фронта взяли богатые трофеи: 5762 орудия, свыше 3 тысяч минометов, свыше 12 тысяч пулеметов, 156 987 винтовок, 744 самолета, 1666 танков, 261 бронемашину, 80 438 автомашин и прочее, прочее, прочее. Непонятно только, откуда в котле взялось столько танков и самолетов?

«Цифра неверная, – заметил Паулюс, когда ему перевели сводку Совинформбюро, – у нас танков было не больше 150».

«Возможно, они считают и русские», – пожал плечами полковник Адам.

В ходе операций «Уран» и «Кольцо» в плен попали почти 108 тысяч человек, в том числе около 2500 офицеров и 24 генерала. Свыше 70 тысяч вражеских солдат и офицеров погибли в окружении, 42 тысячи раненых немцев удалось эвакуировать. С 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года Красной Армией было захвачено и уничтожено около 400 тысяч немецких, румынских, итальянских и прочих «крестоносцев», до 2 тысяч танков и штурмовых орудий, более 10 тысяч орудий и минометов, около 3 тысяч самолетов. Наши потери в Сталинградской наступательной операции составили 486 тысяч человек (155 тысяч – безвозвратно), 2915 танков, 3590 орудий и минометов, 706 самолетов.

Разъяренный Гитлер поклялся, что до конца войны никому больше не присвоит звания фельдмаршала. Соврал, конечно.

Три дня потрясенная Германия, закрыв все увеселительные заведения, слушала музыку Вагнера – что-то из «Гибели богов» и размышляла о будущем: «Немецкий народ, который, находясь под влиянием нацистской пропаганды, не осмысливал до конца серьезности военного положения, вдруг осознал всю тяжесть кризиса и был поражен ошеломляющим известием».

Рокоссовский впервые принял капитуляцию целой немецкой армии во главе с фельдмаршалом и сам стал генерал-полковником. Во всех советских штабах лихорадочно строчили наградные представления и вертели дырки для орденов, а командиры люто ревновали друг друга к обрушившейся на их головы славе.

«В ряде случаев на Донфронте имело место зазнайство,– сообщал в Москву майор госбезопасности В.М. Ильин. – Источник провел несколько дней в штабе 62-й армии, исключительно стойко дравшейся в Сталинграде. Однако у руководителей армии были настроения зазнайства. Генерал-лейтенант Гуров, член ВС, во всех разговорах подчеркивал, что только армии, бывшие в Сталинграде (62-я и 64-я), могут себя считать защитниками Сталинграда. Эти настроения проявились на митинге в Сталинграде 4 февраля, где о Рокоссовском просто не упомянули.

Члены Военного совета 62-й армии занимались восхвалением друг друга и нашли даже своего певца – писателя Николая Вирта, выступившего в «Правде» со статьями, которые в Москве писатели в шутку называют «Ум и мудрость Чуйкова»…

В этом свете некрасиво выглядит поведение ВС 62-й по отношению к Герою Советского Союза генералу Родимцеву, командиру 13-й гвардейской дивизии. В свое время (осень 1942 г.) цензура разрешила писать о Родимцеве, т. к. он широко известен за границей. Материалы о Сталинграде шли, главным образом, из дивизии Родимцева, сыгравшей большую роль в спасении Сталинграда. Генерал-лейтенанты Чуйков и Гуров обиделись на это, Гуров прямо говорил источнику – «всю славу Сталинграда отдали Родимцеву». Вокруг Родимцева создали нездоровую атмосферу, пошли даже разговоры недостойные – «Родимцев – генерал для газет, он ничего не сделал». ВС 62-й представил Родимцева к ордену Суворова, а потом прислал в штаб ДФ телеграмму с отменой представления.

Родимцев – почти единственный командир; не награжденный за Сталинград…»

Писатель К. Симонов, бывший недавно у командующего 64-й армией генерал-лейтенанта Шумилова, рассказывает: «Шумилов просто не может слышать имени Родимцева. Дело объясняется просто – генерал-лейтенант Чуйков, друг Шумилова, всеми силами старается зажать Родимцева, ревнуя к его славе».

Генеральские баталии за сталинградские лавры продолжались еще четверть века, пока не выяснилось, что решающим пунктом советско-германского фронта был не Сталинград, а Малая земля.

К примеру, генерал Чистяков, человек вполне адекватный, жизнерадостный, со здоровым чувством юмора, не удержался и тридцать лет спустя, сдабривая свои мемуары красочными байками, тоже взял в плен «фельдмаршала», в которые он произвел генерала артиллерии Гейтца: «В эти дни мне много пришлось разговаривать с военнопленными, в том числе и с командиром 8-го армейского корпуса генерал-полковником артиллерии Гейтцем, тем самым, которому, после того как генерал-фельдмаршал Паулюс сдался в плен, Гитлер присвоил звание фельдмаршала и назначил командующим окруженной группировкой. Во время разговора фельдмаршал Гейтц попросил позволения задать мне первый и главный вопрос. Я разрешил, а пока он говорил переводчику по-немецки, я думал: «Что ж это его интересует? Какой такой первый и главный вопрос?» Переводчик обращается ко мне:

– Фельдмаршал… спрашивает, сколько вам лет?

Вот тебе и вопрос! Военной тайны тут нет, поэтому ответил:

– Мне сорок один год.

Он понурил голову.

– Да, господин генерал, победа за вами, а мы войну проиграли.

Больше он ничего не сказал. На вид ему было лет семьдесят, и я казался ему молодым».

Большинство командующих и командармов было удостоено правительственных наград и очередных воинских званий. Только Еременко хоть и был награжден орденом Суворова, но остался генерал-полковником. Вконец расстроенный несправедливым к себе отношением и неудачами под Ростовом генерал занедужил и попросил Сталина освободить его от должности командующего фронтом, дабы подлечить открывшиеся раны. 29 января в командование войсками Южного фронта вступил генерал-лейтенант Р.Я. Малиновский.

Завершение операции «Дон»

24 января Северная группа Закавказского фронта была преобразована в самостоятельный Северо-Кавказский фронт, в состав которого вошли 9, 37, 44-я и 58-я армии, Кубанский и Донской гвардейские кавалерийские корпуса. Командующим остался генерал И.И. Масленников. Новой директивой Ставки ему предписывалось: конно-механизированную группу генерала Кириченко направить на Батайск для удара в тыл противника и овладения, во взаимодействии с левым крылом Южного фронта, Батайском, Азовом, Ростовом; 44-й и 58-й армиям, наступая в направлении Тихорецкая – Кущевская, разгромить отступающие части 1-й танковой армии, выйти на рубеж Батайск – Азов – Ейск и быть готовыми к форсированию Таганрогского залива; 9-й армии нанести удар на Тимашевскую, 37-й армии – на Краснодар с задачей во взаимодействии с Черноморской группой «окружить, разгромить или пленить».

Войскам Черноморской группы генерала Петрова уже не было никакого смысла прорываться на Тихорецкую. Поэтому им было приказано всего лишь освободить Новороссийск и Таманский полуостров, с тем чтобы не допустить бегства противника в Крым. Дальнейшей задачей иметь захват Керченского полуострова, что было подтверждено директивой Военного совета Закавказского фронта от 24 января.

Однако что-то не получалось у Петрова ни на «Море», ни в «Горах». Наверное, потому, что здесь противник оказал настоящее сопротивление, а «прорыв не был должным образом организован».

Наступление 47-й армии, наносившей главный, отсекающий удар через станицы Абинская и Крымская в общем направлении на Темрюк, захлебнулось, не помогло и снятие с должности командарма Камкова (Федора Васильевича отправили получиться на ускоренные курсы Военной академии Генштаба, но армию ему больше никогда не давали) и назначение на его место 25 января генерала Леселидзе. Целую неделю, начиная с 26 января, армия безуспешно пыталась проломить оборону 5-го армейского корпуса. На отдельных участках удалось продвинуться на 400–500 метров.

Несколько лучше дело у соседей справа. 46-я армия, которую принял генерал-майор И.П. Рослый, до этого командовавший 11-м гвардейским стрелковым корпусом, продолжая преследовать противника, освободила Нефтегорск, Апшеронск, Майкоп и 2 февраля форсировала Кубань, овладев Усть-Лабинской. А еще через два дня соединилась с войсками 37-й армии Северо-Кавказского фронта.

18-я армия 25 января выбила арьергардные части 46-й пехотной дивизии из Нефтяной и Хадыженского, выйдя к концу месяца на левый берег Кубани. Все попытки преодолеть реку были отбиты противником. Как отмечает А.А. Гречко, успешному продвижению армии мешало слабое руководство войсками: «Уже 23 января управление войсками армии было нарушено, а с 27 января по 1 февраля и вовсе потеряно». К тому же в ходе наступления в горах застряла почти вся артиллерия усиления. Войсковая артиллерия и минометы поспевали за пехотой, но зато отстали снаряды и мины к ним. Почти анекдотом в данной ситуации, когда и отступающая и наступающая стороны действуют вдоль одних и тех же коммуникаций, выглядят сетования советских генералов на то, что артиллерия и тылы отстали «из-за недостаточно развитой сети дорог и крайне плохого их состояния», а немцы в то же время пользовались «широко развитой сетью дорог, которые были в хорошем состоянии»(?). Складывается впечатление, что по мере продвижения Красной Армии «автобаны» автоматически превращаются в непролазные грунтовки или даже растворяются в окружающей среде.

56-я армия силами 10-го гвардейского стрелкового корпуса и 76-й морской стрелковой бригады при содействии партизанских отрядов, преобразованных в истребительные батальоны, до конца января билась за Горячий Ключ, пытаясь прорваться к Краснодару, но и здесь противник отступать не планировал. Краснодар был для немцев чрезвычайно важен как железнодорожный узел и главная база снабжения всей 17-й армии в условиях, когда Керченский пролив был еще забит льдом. На этом направлении держал оборону 44-й. армейский корпус генерала де Ангелиса, бойцы которого оставили описание жесточайших боев:

«Они подходили. Как вчера и позавчера. Лишь на одном из четырех была форма, и лишь один из трех, в лучшем случае, имел винтовку. Тяжелого оружия не было вовсе. Они кричали «Ура!» и поднимались в атаку. Впереди молодые офицеры, некоторые прямо с учебной скамьи. За ними мальчики тринадцати-четырнадцати лет, старики, инвалиды. Собирали всех. Немецкие пулеметы скосили первую волну. Идущие за ними поднимали ружья раненых и убитых и продолжали атаку. Судя по лицам, здесь были все кавказские национальности. Скоро горы убитых и раненых лежали уже в сорока метрах от позиций 3-го батальона… Этот ад продолжался четыре дня. Они шли снова и снова, используя горы своих собственных мертвых в качестве прикрытия. За этими страшными брустверами они перегруппировывались и с леденящим кровь криком «Ура!» снова бросались в атаку…

Серьезно раненный русский лейтенант был обнаружен еще живым. Когда капитан Винзен попросил его объяснить причины резни, русский пожал плечами и сказал: «Вы, немцы, знаете, как воевать; мы только учимся».

Учились они хорошо. Но иногда все еще допускали серьезные ошибки, которые обходились им недешево. Так, командиры этих отрядов «красной самообороны» и партизан руководили своими людьми необычным образом. Они отдавали подчиненным офицерам боевые приказы по радио, в прямом эфире, вместе с устрашающими угрозами: «Если не выполните задачу, я вас расстреляю!» или: «Начнете отступать, я прикажу открыть огонь по вашей части!» Передовая служба радиоперехвата 125-й пехотной дивизии слушала все это, и Рейнгардт со своим штабом всегда заранее знал, где ожидать противника. Его тактические резервы постоянно оказывались в нужное время в нужном месте».

2 февраля последовал приказ Ставки дополнить безуспешные фронтальные атаки 47-й армии фланговым ударом 56-й армии в направлении Крымской, а Краснодар брать ударом с севера силами 18-й армии. Но все было тщетно. Немцы прочно встали в оборону. За следующие три дня лишь части 18-й и 46-й армий сумели продвинуться на 8–10 километров.

Наибольшего успеха к началу февраля добились войска Северо-Кавказского фронта, поскольку противник «наступал» здесь в том же направлении – на Ростов. В результате армии левого крыла оттеснили части 17-й немецкой армии в район северо-восточнее Краснодара. 24 января был освобожден Армавир, 30 января – Тихорецкая. 58-я армия генерала К.С. Мельника преодолела 160 километров и достигла побережья Таганрогского залива у Ейска. Правофланговые 44-я армия и КМГ вышли на подступы к Ростову с юга. Однако танковая армия Макензена уже ушла.

Ни Ростов, ни Батайск взять не удалось. Здесь, по выражению Штеменко, стоял «своеобразный броневой щит». Противнику удалось избежать разгрома и эвакуировать тяжелую технику. «Фактически имеется мало доказательств, – итожит А. Верт, – что в ходе преследования отступавших немцев не удалось захватить много пленных или нанести немцам значительные потери». Больше всего пострадала оставшаяся на Кубани и прикрывавшая отход 17-я армия, ее потери составили 11 300 человек.

За образцово организованный драп с Кавказа Гитлер 31 января присвоил фон Клейсту чин фельдмаршала. Ничего, мы его все равно достанем. В 1946 году Сталин вытребует Клейста у американцев и сгноит в лагере (причем сначала его будут судить югославы и пропишут 15 лет каторжных работ, а в 1952 году четвертак ему добавит Военная коллегия Верховного Суда СССР).

На этом завершилась наступательная операция «Дон» по освобождению Северного Кавказа, длившаяся 35 дней. За это время потери двух советских фронтов составили 220 танков, 236 боевых самолетов и около 155 тысяч человек убитыми и ранеными. Последняя цифра, взятая из статистического исследования «Россия и СССР в войнах XX века», вызывает сомнения. Так, численность войск Южного фронта на 1 января 1943 года оценивается в 393 800 солдат и офицеров. В ходе операции в состав фронта была передана 5-я ударная армия – еще минимум 40 тысяч. Людские потери к 4 февраля составили 101 717 человек, в остатке имеем примерно 332 тысячи. Однако по состоянию на 5 февраля численность войск Южного фронта указана 259 440 человек (?) – разницы в 72,5 тысячи хватило бы на укомплектование полнокровной армии.

В рядах Закавказского фронта 1 января мы видим 685 600 человек, к 4 февраля потери составили 52 384, а пять дней спустя численность войск Северо-Кавказского фронта – 390 000 тысяч. Правда, 5 февраля, в связи с тем, что войска Северо-Кавказского фронта действовали на большом пространстве и по расходящимся направлениям, Ставка

ВГК передала в состав Южного фронта 44-ю армию и конно-механизированную группу, но неужели в них насчитывалось 240 тысяч человек?

Одновременно Черноморская группа была включена в состав Северо-Кавказского фронта, основной задачей которого стал разгром краснодарско-новороссийской группировки противника. Закавказский фронт должен был охранять Черноморское побережье, прикрывать советско-турецкую границу, руководить войсками 45-й армии, находившейся в Иране. До августа 1945 года этим недействующим фронтом продолжал командовать генерал армии И.В. Тюленев. Он так и не стал маршалом.

13 и 17 февраля 1943 года по заданию командования две группы советских альпинистов под общим руководством военинженера 3-го ранга А.М. Гусева, начальника альпинистского отделения штаба оперативной группы по обороне Главного Кавказского хребта, совершили восхождение на западную и восточную вершины Эльбруса, сорвали нацистские вымпелы со свастикой и под стрекот кинокамеры водрузили флаги СССР.

Малая земля

Морской десант в районе Новороссийска советское командование замышляло с ноября 1942 года. Затем его проведение стало составной частью операции «Море». Как уже говорилось, на первом этапе войска 47-й армии должны были захватить станицу Крымская, но сделать этого им не удалось. Тогда генерал Петров решил перейти сразу ко второму и третьему этапам.

И.Е. Петров (1896–1958) был грамотный, вдумчивый, упорный и не очень везучий генерал. Родился он в уездном городе Трубчевске в семье сапожника, при царе окончил учительскую семинарию и Московское Алексеевское юнкерское училище аккурат в январе 1917 года, при Советской власти – курсы, курсы. С германцем повоевать не успел, весной 1918 года записался в Красную Армию и вступил в большевистскую партию. Давил мятежи чехословаков и белоказаков на Урале, в составе 11-й кавалерийской дивизии участвовал в походе на Варшаву. В 1922 году дивизию перебросили на Туркестанский фронт, и следующие восемнадцать лет Иван Ефимович нес ленинскую правду народам Востока: громил Старую Бухару, рубился с басмачами, командовал кавалерийским полком, горнострелковой дивизией и снова сражался с басмачами, в 1933 году был назначен начальником Среднеазиатской военной школы, переименованной затем в Ташкентское военное училище имени В.И. Ленина, и опять проводил операции против басмачей. «Фамилию «Петров», – утверждает биограф, – знали в самых далеких горных и степных кишлаках Туркестана».

С июня 1940 года – командир стрелковой дивизии, с октября – инспектор пехоты Среднеазиатского военного округа, перед началом войны был переведен в Одесский военный округ. Организаторские и волевые качества Петрова, как военачальника, проявились при обороне Одессы, где он командовал 25-й стрелковой дивизией, а затем, приняв Приморскую армию, осуществил в октябре 1941 года блестящую операцию по эвакуации войск в Крым. Вместе с адмиралом Ф.С. Октябрьским (в девичестве Ивановым) генерал Петров руководил восьмимесячной обороной Севастополя.

Из наблюдений Константина Симонова: «Петров был человеком решительным, а в критические минуты умел быть жестоким. Однако при всей своей абсолютной военности он понимал, что в строгой военной субординации присутствует известная вынужденность для человеческого достоинства, и не жаловал тех, кого приводила в раж именно эта субординированная сторона военной службы. Он любил умных и дисциплинированных и не любил вытаращенных от рвения и давал тем и другим чувствовать это… О его личном мужестве не уставали повторять все, кто с ним служил, особенно в Одессе, Севастополе и на Кавказе, где для проявления этого мужества было особенно много поводов. Храбрость его была какая-то мешковатая, неторопливая, такая, которую особенно ценил Лев Толстой. Да и вообще в повадке Петрова было что-то от старого боевого кавказского офицера, каким мы его представляем себе по русской литературе XIX века».

Но он был именно советским офицером, дисциплинированным «солдатом партии» и винтиком системы. Когда возможности обороны Севастополя были исчерпаны, по приказу Москвы весь командный и политический состав Приморской армии, вплоть до командиров полков, во главе с Петровым – более 1200 генералов, адмиралов и старших командиров – 1 июля 1942 года, забыв про честь и «личное мужество», погрузился в самолеты и подводные лодки и, бросив на произвол судьбы десятки тысяч подчиненных, убыл в Новороссийск получать награды и новые дивизии – случай в военной истории уникальный.

Для сравнения, Паулюс, когда осознал безнадежность своего положения, отправил в ОКХ телеграмму следующего содержания: «Предлагаю вывезти из котла отдельных специалистов – солдат и офицеров, которые могут быть использованы в дальнейших боевых действиях. Приказ об этом должен быть отдан возможно скорее, так как вскоре посадка самолетов станет невозможной. Офицеров прошу указать по имени. Обо мне, конечно, речи быть не может».

Гитлер в просьбе отказал. Манштейн считал это нормальным, единственно верным решением: «С чисто деловой точки зрения, естественно, было бы желательно спасти возможно большее число ценных специалистов, конечно, независимо от их звания… Но эту эвакуацию необходимо было рассматривать и с точки зрения солдатской этики. Нормы солдатской этики требуют, чтобы в первую очередь были эвакуированы раненые… Кроме того, неизбежно большинство эвакуируемых специалистов составили бы офицеры, так как они благодаря их подготовке и опыту представляют большую ценность в войне, чем рядовые солдаты. Но по понятиям немецкой солдатской этики, когда речь шла о спасении жизни, офицеры должны были уступить первую очередь солдатам, за которых они несли ответственность». Немецкие самолеты до последней возможности вывозили из Сталинграда раненых и больных.

Фюрер полагал, что немецкий фельдмаршал, дабы избежать позора плена, просто обязан застрелиться, но ему и в голову не пришло вывезти Паулюса и его генералов самолетами. Так же как Паулюс не догадался оставить своих солдат и погрузиться в припрятанный в потайном ангаре «Юнкерс» (между прочим, эта мысль не давала спать представителю Ставки Воронову и командующему 16-й воздушной армией Руденко, даже когда были захвачены все немецкие аэродромы: а что, если Паулюс вылетит из котла со льда Волги? Или со Сталинградского стадиона? И самолеты отправлялись на штурмовку неоднократно перепаханного снарядами и бомбами футбольного поля, а артиллерия брала на прицел русло реки).

Сталин дал своей «военной номенклатуре» команду спасаться, что она и сделала без чистоплюйских рассуждений о нормах «солдатской этики». Сбежавшие командиры стали севастопольскими героями, очутившиеся в плену бойцы – предателями.

В августе 1942 года Петров был назначен командующим войсками 44-й армии Закавказского фронта, в октябре – Черноморской группы.

Еще 24 января 1943 года генерал-лейтенант И.Е. Петров своей директивой поставил войскам 47-й армии задачу, продолжая атаки на Крымскую, группе генерал-майора А.А. Гречкина в составе 3-го стрелкового корпуса и 318-й стрелковой дивизии – прорвать оборону 73-й пехотной дивизии генерала фон Бунау, захватить перевалы Маркотх и Неберджаевский и во взаимодействии с морским десантом к 1 февраля окружить и уничтожить новороссийскую группировку противника и овладеть городом Новороссийском. Десантную операцию планировалось начать после прорыва обороны на сухопутном фронте, одновременно с выходом ударной группировки на перевалы. Однако в реальной жизни удалось «прорваться» всего лишь на 200–300 метров, и то на отдельных участках. И тогда 30 января командующий Черноморской группой, вопреки первоначальному плану, велел в ночь с 1 на 2 февраля высадить давно задуманный десант. Затем срок был отодвинут на двое суток.

В полном соответствии с военно-морской наукой десантов должно было быть несколько.

Основной предполагалось двумя эшелонами высадить в районе Южной Озерейки. В его состав вошли 83-я морская, 165-я стрелковая бригады, 255-я бригада морской пехоты, отдельный авиадесантный полк, отдельный пулеметный батальон, 563-й танковый батальон на американский машинах и 29-й истребительно-противотанковый полк. Задачей десанта являлось выйти на рубеж Станичка – Глебовка и во взаимодействии с частями 47-й и 56-й армий окружить и освободить Новороссийск. Командиром основного десанта назначили полковника Д.В. Гордеева. Для обеспечения высадки из состава Черноморского флота были сформированы: отряд транспортов основного десанта – транспорт «Тракторист» и два тральщика; отряд охранения транспортов – два базовых тральщика и шесть сторожевых катеров; отряд высадочных средств – три базовых тральщика, шесть сторожевых катеров, три болиндера, три буксира, пять сейнеров и шесть корабельных баркасов. Отряд корабельной поддержки под командованием контр-адмирала Н.Е. Басистого – эсминцы «Незаможник» и «Железняков», канонерские лодки «Красная Грузия», «Красная Абхазия» и «Красный Аджаристан», четыре сторожевых катера и один тральщик – должен был высадить первый эшелон десанта и прикрыть огнем его действия на берегу. Артиллерийская обработка участков высадки десанта в районе Южной Озерейки возлагалась на отряд огневого содействия – крейсера «Красный Крым» и «Красный Кавказ», лидер «Харьков», эскадренные миноносцы «Сообразительный» и «Беспощадный» и пять самолетов-корректировщиков – под водительством вице-адмирала Л.А. Владимирского. Для поддержки операции с воздуха выделялось 167 самолетов ВВС флота и 5-й воздушной армии.