Текст книги "Конфайнмент (СИ)"
Автор книги: Владимир Тимофеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава 4
Степан Миронович ненавидел болеть. Но ещё больше он ненавидел, когда болезнь отрывала от дел. А дел у него было действительно много, и со службы, как правило, подполковник возвращался глубоко за полночь. Единственной отдушиной, позволяющей держать себя в тонусе, оставались утренние пробежки по парку. В любую погоду. Даже когда болеешь.
Сегодня, впрочем, привычный бег пришлось сменить на ходьбу. Три километра до «тренажерной» площадки мужчина преодолел примерно за полчаса. А прибыв на место, сразу же опустился на лавочку. В висках стучало, по шее тёк пот, горло саднило. Чёртов грипп! Чёртова медицина! Чёртовы микстуры с таблетками!
Более-менее оклематься удалось минут через десять. Боль в голове поутихла, в глазах прояснилось.
– Доброго утречка, господин Свиридяк.
Степан Миронович поправил натянутый на нос шерстяной шарф и повернулся на голос.
– Я, помнится, ещё в сентябре просил обращаться ко мне не господин, а товарищ.
– Забыл. Как есть, забыл, – виновато развёл руками «контакт».
Подполковник невольно поморщился.
«Юрий Павлович» выглядел практически так же как и в предыдущие встречи: «интеллигентский» животик, аккуратненькая бородка, кеды, дешёвый спортивный костюм «как у всех», рюкзак за спиной… Раньше на фоне этого физкультурника подполковник выглядел почти суперменом, но сегодня они словно бы поменялись ролями. Сгорбленный, в тёплом бушлате, с плотно укутанной шеей и вязаной «лыжной» шапочкой на голове Степан Миронович казался себе каким-то ущербным и не выдерживающим никакого сравнения с бодрыми, полными жизни пенсионерами из отечественных кинофильмов.
Другое дело, его визави. Прямо хоть сейчас на плакат перед каким-нибудь Дворцом спорта, на котором розовощёкие и подтянутые старички дают сто очков форы молодым, но не тренированным разгильдяям.
– Ээ… да вы, похоже, болеете, – заметил, наконец, собеседник. – Может, тогда перенесём разговор в более подходящее место, где потеплее?
– Не стоит. Там, где теплее, слишком много чужих ушей. А за меня не волнуйтесь. Перетерплю как-нибудь.
– Ну, хорошо. Перете́рпите, так перете́рпите, – «Юрий Павлович» бросил рюкзак на лавку и уселся рядом с «чекистом». – Рассказывайте.
– Вам как? Сперва о хорошем?
– Без разницы. Главное, чтобы честно, – не повёлся на подначку «контакт».
– Ладно. Значит, начну с хорошего. Работа с Клио идёт строго по плану. Психологический портрет оказался верным. Единственная проблема – группу приходится формировать из… эээ… – подполковник на миг запнулся, подбирая нужное определение, – …граждан с пониженной социальной ответственностью.
– Каких-каких граждан? – не понял «контакт».
– Тех, кто для собственной выгоды готов уйти в криминал, – пояснил Свиридяк.
– Ну, вы загнули, – покачал головой «Юрий Павлович». – Сказали бы сразу, обычные уголовники, и дело с концом.
– Уголовниками они становятся только после суда, – не согласился «чекист». – Нам такие пока не нужны. Использовать тех, кто прошёл через зону, небезопасно и дорого. Строгий ошейник на них не наденешь, а другой они легко разорвут. Надеяться на таких – подставить под удар всю операцию.
– Да. Пожалуй, вы правы, – кивнул визави после короткой паузы. – В нашем деле связываться с явными уголовниками ни к чему.
– Я тоже так думаю. Но! – Степан Миронович поднял палец. – Это повышает расходы.
– Повышает расходы? Поясните.
– Матерые зэки знают, на что подписываются, им не надо ничего объяснять, и всё, что положено, они заберут сами. С новичками подобное не прокатывает. Чтобы держать их в узде, им надо не только капать на мозг, но и платить. Теория даёт результат, если она подтверждается практикой…
– Всё-всё, хватит! – замахал руками «контакт». – Мне эти ваши марксистско-ленинские штучки-дрючки надоели до чёртиков. Лучше сразу скажите: сколько вам нужно денег?
Степан Миронович усмехнулся:
– Пять тысяч на две ближайших недели. Дальше посмотрим.
– Пять тысяч? Так много? – приподнял бровь «Юрий Павлович».
– Для того, что мы делаем, это немного, – возразил подполковник.
– Хорошо, – нехотя согласился «контакт». – Деньги получите послезавтра.
– Отлично! А теперь о плохом. С Селфером возникли проблемы.
– Проблемы?! Откуда? Вы же сами неделю назад уверяли меня, что всё хорошо.
– Да, уверял. И всё шло действительно хорошо. Не совсем по сценарию, но тем не менее. Селфера задержала милиция, его обвинили в убийстве. Судя по тому, как действует Клио, обвинения небеспочвенные. А учитывая личность убитого, вариант, что дело рано или поздно передадут в комитет, становился почти стопроцентным. Я даже собирался подкинуть следствию кое-какие улики, чтобы этот вариант точно сработал. Тогда это дело попало бы прямиком в 5-е управление, а там нашим подопечным занялись бы мои старые знакомые из «студенческого» отдела. Дальше, как сами понимаете, вопрос техники…
– Я помню, мы это обговаривали.
– Вот-вот. Я бы организовал перевод дела в нашу епархию и под моё кураторство. Группа генерала Кондратьева осталась бы в стороне, а мне потребовалось бы только свести Клио и Селфера вместе.
– Но что-то пошло не так, – прищурился «Юрий Павлович».
Подполковник нахмурился. У него опять заболела голова.
– Да. Всё пошло не по плану. Селфер сбежал из Бутырки.
– Сбежал?! – лицо собеседника недоумённо вытянулось.
– Именно так. Сбежал. И сегодня мне неизвестно, где он и чем занимается.
– А ему не могли помочь?
– Не знаю, – выдохнул подполковник. – И это меня сейчас беспокоит больше всего…
Среда. 17 ноября 1982 г.
За всю свою прежнюю жизнь я уже как-то привык к странностям московской погоды. Помню и ураган 98-го, и жаркое дымное лето 2010-го, и новогодний ледяной дождь тогда же, и внезапный снегопад в феврале 1994-го, когда на всех площадях и улицах всего за один день выросли метровые сугробы. Но вот нынешняя осень и начало зимы запомнились мне в первую очередь тем, что практически до января в институтских общежитиях не было горячей воды.
Объяснение настолько простое, насколько и идиотское – во всем виновата погода, более тёплая, чем обычно, поэтому котельную, которую должны были отремонтировать летом, чинили в три раза дольше положенного, и никакие письма в райком, обком и ЦК не помогли справиться с этой напастью. Не помогли тогда, в предыдущем 82-м. И я это точно помню.
Однако позавчера, когда после смены мылся под душем в депо, меня словно обухом по башке треснули. Ведь в этом 82-м институтская котельная заработала уже в сентябре…
Думать о странностях бытия я продолжил во вторник, во время работы. Правда, не сразу.
С утра торчал в мастерской, изготавливал очередные шаблоны и ремонтировал инструмент. Потом ко мне заглянул Жора, оставленный на сегодня дежурным:
– Эй, Дюх! Там это, Семёныч с пикета звонил. Говорит: срочно берите разгонщик и дуйте к нему…
Делать нечего, пришлось бросать уже начатое и выполнять указание бригадира.
Сегодня Семёныч с тремя бойцами должен был заниматься рихтовкой путей перед платформой «Ленинградская». Штатную бригаду участка, всю целиком, утром услали в Нахабино, поэтому планово-предупредительной мелочёвкой, включенной в график работ, выпало заниматься нашим. Но, как это всегда и бывает, выполнить её малыми силами не получилось. При разгоне очередного стыка на Р-25 потекла гидравлика, поэтому – хочешь не хочешь – пришлось вызывать «подмогу».
А с подмогой тоже всё пошло не так гладко.
Новый разгонщик весил полцентнера и, чтобы довезти его до пикета, требовалась машина или, на худой конец, попутная электричка.
Увы, все разъездные машины были «в дороге», а в расписании электричек как раз наступило двухчасовое «окно».
Два с лишним часа мы решили не ждать. Ноги есть, руки тоже, а раз есть и то, и то другое, то никакие оправдания, что, мол, подручных средств не нашлось, тут не прокатят. А вот что точно прокатит, так это однорельсовая путевая тележка, в обиходе называемая «модероном». Ставишь такую на один рельс, берёшься за приваренную к раме длинную рукоять и катишь, покуда сил хватит. А как станет невмоготу, выставляешь упор и дышишь как загнанный лось, вспоминая о порохе в пороховницах и ягодах в ягодицах – авось, что-то ещё и осталось…
Хорошо, идти оказалось недалеко. Платформа «Ленинградская» располагалась всего в двух с половиной километрах от табельной. Это расстояние мы с Жорой преодолели за тридцать минут. Дважды пришлось останавливаться, снимать груз с тележки, а саму её быстро опрокидывать на откос. Сначала навстречу протарахтел «газенваген» – дежурная автомотриса, затем проехала «чмуха» – маневровый локомотив ЧМЭ3. Вот если бы они были попутными, было бы здорово. А так: модерон на рельс, Р-25 на раму, руки на рукоять и снова – по шпалам, опять по шпалам…
Пока двигались на пикет, в голове всплыло еще одно воспоминание о прошлой жизни. Я абсолютно точно помнил, что раньше праздник Великой Октябрьской социалистической революции праздновали не один день, а два – гулять полагалось не только 7-го ноября, но и 8-го. Здесь и сейчас 8-е число выходным днём не считалось. Почему? Фиг знает…
На «Ленинградской» мы зависли до позднего вечера, с переработкой на четыре часа. Диспетчерская никак не давала большое окно, поэтому, едва только в движении поездов появлялся технологический перерыв, приходилось быстро-быстро отбрасывать щебень от рельсов, а затем, словно синхронистки в бассейне, всей бригадой качать рихтовочные рычаги, сдвигая пути в нужную сторону. Следом за движенческим перерывом шёл путейский перекур. Мы усаживались на бровку и ждали, когда нам опять разрешат работать.
Во время четвертого из таких перекуров я отыскал ещё одно несоответствие между нынешним 1982-м и предыдущим.
Помню, что в прошлый раз, когда хоронили генсека и за окном гудели заводы и поезда, у нас проходил семинар по английскому. Но Брежнева хоронили во вторник, 15-го, а в текущей реальности английский язык у нас в понедельник, а не во вторник. Более того, о смерти дорогого Леонида Ильича объявили 11-го, в четверг, и в прежней жизни мы узнали об этом на лекции по исткапу, мне это хорошо запомнилось. Здесь же исткап был в среду. Недаром ведь я поехал «убивать» господина Попова, а ещё раньше господина Гайдара, именно в среду, буквально накачанный революционными лозунгами из «кирпича» [1].
То есть, по всему выходило, что время в этом потоке не просто сдвинулось на один день в какую-то сторону, а вообще – ведёт себя исключительно вольно. Хочет – расписание занятий меняет, хочет – котельную в строй запустит на три месяца раньше, хочет – лишит народ законного выходного на праздники. Непорядок, однако. Приличные времена так не поступают… И это, в моём понимании, явно расходится с теорией Шуры Синицына, основные тезисы которой он изложил мне в одном из своих посланий из будущего… Короче, мысль была свежая, её следовало обдумать…
Увы, ни вчера, ни сегодня обмозговать ситуацию не удалось. Строгие научные обоснования гениальных теорий надо разрабатывать, не отвлекаясь на ерунду. А «ерунды» в эти дни у меня было предостаточно. Вчера путейская половина нашей бригады в поте лица занималась рихтовкой, сегодня нас прикомандировали к штатным монтёрам для спецработы – «разрядки температурных напряжений в бесстыковой плети».
Что это такое, я и сам до конца не понял. Но народу на перегоне набралось аж двадцать пять человек, включая двух бригадиров и старшего дорожного мастера. Работали в области, между Красногорском и Павшино.
Пассажирам сегодня не повезло, один путь на линии закрыли для движения полностью, так что электрички по Рижскому направлению ходили с увеличенными интервалами, а некоторые так и вообще отменили.
Меня это, понятное дело, не волновало. Гораздо больше заботили другие проблемы: как бы не надорваться, пересыпая очередную порцию щебня из шпальных ящиков на откос и обратно, и как бы случайно не сунуть пальцы в зазоры между стальными подкладками и поддомкраченным рельсом. Основную часть времени я, как и остальные, тупо крутил клеммные гайки то в одну, то в другую сторону, в зависимости от этапа работ. Чуть более «интересным» занятием показалась ручная разгонка – это когда мы по очереди лупили кувалдами по каким-то стальным приблудами, закрепленным на рельсах в разных местах. Правда, потом снова начинали крутить дурацкие гайки и слушать, как чертыхается ПДС, проверяющий, куда подевались им же нанесённые риски.
К концу дня на пикет подтянулись ещё трое: СЦБист Сашка, практикант из МИИТа, занимающийся стрелочными переводами и семафорами, и дефектоскописты Матвей и Иван Палыч. Первый – такой же, как Сашка, миитовец, второй – штатный сотрудник дистанции. К этим двоим все относились не просто с почтением, а прямо-таки расшаркивались, как перед царственными особами. Почему – я понял после работы, когда собрались в бригадной бытовке отметить окончание сложной смены.
– Ну, Палыч, доставай! – открыл «совещание» бригадир.
И Палыч достал.
Литровая бутыль чистого 96-процентного спирта была торжественно водружена на очищенный от барахла стол. Дефектоскописты, однако! У них такого добра всегда выше крыши – расходные материалы, итить…
Большой пьянки у нас, конечно, не получилось – литр спирта на десятерых не так уж и много, в пересчёте на водку, всего по полпузыря на брата. Да, собственно, никто и не стремился. Всё-таки середина недели, а начинать завтра рабочий день с опохмела – это не самое умное. Тем более что и закуска оказалась на высоте. Её организовал СЦБист Сашка. У них, в «шнуровой части», иначе «дистанции сигнализации, централизации, блокировки и связи», вопрос со снабжением решался даже лучше, чем у движенцев. Десять банок отличной говяжьей тушёнки с датой изготовления сентябрь текущего года. Мало того, что свежая, так ещё и, мать её, вкусная. Под водочку шла только так…
Примерно минут через сорок общество «расслабилось» до такой степени, что… Нет-нет, прогуляться по бабам никто так и не предложил, всё же солидные люди, а не молодняк с гормонами вместо мозгов. Просто, откуда ни возьмись, появилась гитара, и её начали терзать все кому не лень, вне зависимости от умений и слуха.
Около четверти часа я ждал, когда мужики вдоволь набалуются инструментом, а потом, приняв его из очередных рук, решительно взялся за дело. Радовать бывалых путейцев какой-нибудь лабудой а-ля «Ласковый май» или попсой девяностых я конечно не стал. Только хардкор, только самый «жестокий» шансон с его извечной претензией на разрыв и выворачиванием души наизнанку…
Пятница. 19 ноября 1982 г.
Сказать, что в среду вечером я произвёл фурор, значит ничего не сказать. Два с половиной часа без перерыва надрывать связки и мучить гитарные струны – это вам не лопатой наяривать. «Лопатой и ломом каждый сумеет, а ты попробуй вот так, как Дюха – пальца́ми», – заявил Семёныч, когда я окончательно выдохся. За это время народу в бытовке прибавилось: трижды отправляли «гонца» за добавкой, и всякий раз он возвращался не только с бухлом, но и с гостями. Тем не менее, напиться всё-таки не напились, поэтому слушали меня с неослабевающим интересом. Аркаша Северный, Новиков, Токарев, Розенбаум… после них я потихонечку перешел на ещё не спетые «афганские» песни и военно-патриотический репертуар группы «Любэ», затем вспомнил ещё кое-что, потом ещё…
Словом, моё сольное выступление прошло на ура, и уже на следующий день я полной мерой ощутил, что значит слава. Пусть даже в пределах одной железнодорожной станции.
На меня ходили смотреть как на диковинку. Поодиночке и группами. Поводы – самые разные, но, в основном, просто поинтересоваться, когда буду «выступать» в следующий раз.
После обеда в мастерскую заглянул ТЧГ (главный инженер депо), спросил, смогу ли я сделать какую-то «ерунду» на наших станках? Блин, можно подумать, в их мастерских инструмент хуже и такую фигню они сделать не могут…
Еще через час появился начальник нашей дистанции. Этот зачем-то целых пятнадцать минут рассказывал, как круто он отдохнул этим летом в Крыму.
Я, конечно, поддакивал, что, мол, да, Крым – это круто, а сам уже мысленно клял себя за невоздержанность и гордыню. Зачем, спрашивается, влез со всеми этими песнями под гитару? Ведь для меня сейчас главное – не высовываться. Должен ховаться от всех и сидеть тише воды, ниже травы. А тут вдруг как будто специально всё сделал, чтобы обо мне узнало как можно больше народа. Да ещё и песни, которые пел, советским канонам ну совершенно не соответствовали. Я не я буду, если ими не заинтересуются хотя бы на уровне местного первого отдела. И тогда мне останется только молиться какому-нибудь Всемирному Вольтметру, чтобы на этом всё и затормозилось…
От невесёлых мыслей меня отвлекли зашедшие к концу дня Жора с Захаром.
Первым начал Захар:
– Андрюха! Ты комсомолец?!
– Да.
– Давай не расставаться никогда! – заржал Жора.
Так и знал, что он продолжит именно так. Эта нехитрая песенка[2] уже лет пятнадцать звучала «из каждого советского утюга».
– Чего хотели-то? – буркнул я, снимая спецовку.
– Собирайся, поедем на Рижский.
– Зачем?
– На комсомольское собрание отделения дороги пойдём, – веско обронил Жора.
Я вытаращился на него, словно на сумасшедшего.
– Вам что, делать нечего? Пятница же, какие нафиг собрания?
Парни переглянулись и снова заржали.
– Ничего-то ты, Дюха, не понимаешь. У нас их только по пятницам и проводят. Потому что в ДК, а после собрания там дискотека, буфет и бильярд. Сечёшь фишку?
– Секу. Чего же не сечь-то? – почесал я в затылке.
Неожиданно вспомнился старый анекдот про Ленина и дискотеку.
Действительно, всё по канону: сначала революция, а сразу за ней танцы-шманцы, они важнее.
Честно сказать, никаких иллюзий по поводу нынешних комсомольских вожаков я не испытывал. Если старые партийные кадры ещё пытались не только верить, но и соответствовать идеалам и кодексам строителей коммунизма, то молодые использовали главенствующую идеологию исключительно как трамплин для собственного карьерного роста. Предельный цинизм, чванство и почти абсолютная безответственность – именно это стало визитной карточкой большинства комсомольских секретарей, начиная от местных бюро и заканчивая обкомами и ЦК. Именно эти «кузницы будущих лидеров» выпестовали потом «успешных предпринимателей» 90-х, умудрившихся хапнуть львиную долю общенародной собственности и не терзающихся ни угрызениями совести, ни теми моральными принципами, к которым ещё недавно сами же призывали с высоких трибун. «Никаких идеалов, только личный успех» легко трансформировалось в их сознании в сакраментальное «Ничего личного, только бизнес»…
– Ну так чего? Поехали? – уставился на меня Жора.
– Поехали, – пожал я плечами. – Буфет и бильярд – это хорошо…
До Рижского вокзала мы доехали с ветерком, на мотрисе. Подбросили механики из депо, у них как раз смена закончилась. На метро вышло бы в несколько раз дольше, да и кроме того мне туда не очень-то и хотелось. Опасался пока разгуливать мимо милицейских постов даже с удостоверением железнодорожника. Вдруг остановят, начнут проверять, а там кто знает? Могут ведь не только меня прихватить. Прицепом со мной могут и Семёныча, и ПЧ, и даже начальника отделения к делу привлечь за самоуправство, превышение полномочий или даже мошенничество. Подводить никого не хочу, поэтому поверху по железке – вариант самый что ни на есть оптимальный.
Хотя выйти в город мне всё равно пришлось.
Дом культуры Рижского направления Московской железной дороги располагался недалеко от вокзала, на другой стороне Сущёвского вала. Место достаточно оживленное, что в нынешние времена, что через 30 лет. В 2000-х здесь построили Третье транспортное кольцо, в 1982-м имелась лишь Рижская эстакада, но она начиналась гораздо дальше.
Через Сущёвский вал мы переходили по обычному наземному переходу, под светофор. Слева шумел машинами Проспект Мира, справа ждали сигнала автомобили, едущие от Савёловского. У тротуара стояла машина ГАИ.
Проходя мимо, я невольно напрягся.
Гаишники на меня даже не обернулись.
Всё правильно. Кому нужен какой-то пацан в компании таких же как он обалдуев в путейских бушлатах? Правила не нарушают, идут себе потихоньку, ну и пускай идут. У милиции что, других дел нет? Конечно же, есть. Вон сколько автомобилей на улицах, за ними сейчас глаз да глаз. Всё-таки пятница, вечер, граждане уже начинают расслабляться, а пьяные за рулём страшнее любого грабителя…
В клуб нас пустили без разговоров, по удостоверениям. Охрана на входе – бабулька-вахтёрша и двое дружинников с красными повязками на рукавах.
– Контактники с окружной, – пояснил Захар, заметив мой заинтересованный взгляд.
Ну да, действительно, обычные работяги, а не какие-нибудь чоповцы или полиция, как в будущем. Чтобы не пускать в ДК чужаков и поддерживать порядок внутри, двух дружинников более чем достаточно.
Комсомольского билета у меня не было, но его никто и не спрашивал.
В зал заседаний заходили поодиночке и группами, рассаживались, кто где хочет, и кворум определяли на глазок, а не по спискам. Собрание началось, когда набралось больше ползала, и длилось около часа. Могло бы и дольше, но так как отчетно-выборным оно не являлось, всё свелось к обсуждению «текущих вопросов»: смерти Брежнева, «восшествию на престол» нового Генерального секретаря и предстоящему вскоре событию – 50-й годовщине комсомольской организации Рижского направления. О том, что этот праздник надо отметить ударным трудом, проголосовали единогласно. За то, чтобы поддержать текущую политику партии – тоже. На этом духоподъёмном моменте мероприятие завершилось, народ потянулся на первый этаж, где уже начал работать буфет, а в соседнем зале настраивали аппаратуру для дискотеки.
В буфете, помимо привычных сосисок, консервированного горошка, сметаны и яиц в майонезе, давали дефицитные бутерброды с копчёной колбасой, бужениной и красной рыбой. Всё относительно дёшево. А вот на горячительные напитки цены были абсолютно конские. Два рубля за полстакана сухого вина и пять за рюмку коньяка – это конечно перебор. Хотя, включение максимальной ресторанной наценки – это, скорее всего, просто один из способов борьбы с пьянством в общественном месте.
– Эх, жалко! – вздохнул по этому поводу Жора. – Надо было с собой взять.
– Это точно, – согласился Захар…
На дискотеке, даже на первый взгляд, людей было в два раза больше, чем на собрании. Если я правильно понял, молодежь МПС разбавили прикомандированные к отделению практиканты-МИИТовцы, благо, сам институт дислоцировался неподалеку, всего четыре трамвайные остановки. Некоторые девицы-студентки были вполне ничего, и если бы не мои недавние «успехи» по соблазнению женского пола, я, вероятно, мог бы и здесь попробовать закадрить какую-нибудь посимпатичнее. Жаль, но, помня о прошлом, в новые авантюры ввязываться не хотелось. Их результат мог оказаться совсем не таким, на который рассчитываешь.
Жора с Захаром подобными комплексами не страдали, поэтому с присутствующими в помещении дамами вели себя «как положено» – вовсю изображали вышедших на охоту самцов. Правда, безрезультатно – за тридцать с лишним минут так никого и не охмурили.
Я уже было задумал немного помочь им, организовав на танцполе очередной мастер-класс, но быстро опомнился. Конечно, если продемонстрировать на дискотеке ещё не виданный здесь шаффл-данс, то сто пудов, всё будет как месяц назад, когда мы с Жанной собрали вокруг себя целую толпу подражателей и поклонников. Бо́льшая часть восхищенных зрительниц, понятное дело, нацелится на меня, но и мои приятели в накладе никак не останутся – часть славы, а месте с ней и женского внимания, падёт и на них.
Однако – и это, увы, самое неприятное – о конспирации в этом случае придётся забыть. Рупь за сто, и милиция, и чекисты уже осведомлены о моих танцевальных подвигах месячной давности, поэтому любой доморощенный Шерлок Холмс, получив нужную информацию, сделает правильный вывод – клиента надо искать где-то поблизости…
Словом, пусть и по разным причинам, но танцы «без продолжения» нам быстро наскучили.
– Пошли, что ли, в бильярдную? – предложил в итоге Захар.
Я мысленно усмехнулся. Бильярд – это действительно знак, но понять его смогут только конторские, а не милиция. И сведения о нём, если они конечно дойдут до нужных ушей, будут получены не раньше, чем через неделю-другую, когда я и сам, возможно, начну аккуратно выходить на контакт с «товарищами офицерами». Осторожность, как говорил какой-то то ли военачальник, то ли политик – это лучшая часть доблести. Поэтому пусть лучше они меня ищут, а не я – их…
Бильярдная, как и на Физтехе, располагалась в подвале. Четыре поляны, изрядно поюзанные, четыре киевницы, два десятка разнокалиберных киев, маркёра нет, игроки организуются самостоятельно. Все столы, увы, были заняты, за каждым кто-то играл.
Немного подумав, мы двинулись к дальнему, потому что, во-первых, его оккупировали знакомые нам практиканты Матвей и Сашка, а во-вторых, рядом, на небольшом диванчике за них болели две девушки, чёрненькая и беленькая, обе достаточно симпатичные. Как их зовут, выяснилось чуть позже. Полненькая брюнетка, подружка Матвея, носила красивое имя Аурелия. Блондинку, знакомую Сашки, звали «попроще» – Светлана.
Мы уселись на соседний диван, Захар начал подмигивать дамам, Жора «занялся» парнями:
– Аллё, мужики! Вы ещё долго?
– Мы только начали, – отозвался Матвей.
– Да? А в буфете сейчас коньяк наливают.
– Хотите нас угостить?
– Да не вопрос. Сыграем в америку, проигравший угощает победителей. Согласны?
– Запросто. Только вас трое. Который платить будет?
– А мы трое на двое. Три игры. Кто больше шаров положит, тот и выиграл.
– Согласны. Только платить будете за четверых, с нами дамы, – кивнул Сашка на девушек.
Жора довольно оскалился:
– Мы ещё поглядим, кто платить будет…
Две первые партии наша команда продула. Мои приятели зря хорохорились. Их оппоненты играли лучше, хотя, например, до Ходырева или «Седого» им всем было как до Луны пешком. Но, так или иначе, Захар проиграл Сашке со счетом 3:8, а Жора Матвею – 5:8. Мне предстояло отыграть восемь шаров. Парни, судя по их мрачным физиономиям, на это уже не надеялись. Зато соперники наоборот – предвкушали свою победу и, ничуть не стесняясь, прикидывали, сколько они сегодня сэкономили на коньяке для себя и вине для дам… Рано радовались, однако…
Разбой пирамиды будущие победители «великодушно» предоставили мне. Зря. В противном случае у них ещё оставалась пусть призрачная, но надежда – скатить один-единственный шар в угловую лузу, и тогда всё – они выиграли бы при любом раскладе. Однако Матвей (по жребию со мной играл он, а не Сашка) этот шанс не использовал. Зато использовал я, взяв восемь шаров с кия, в одном подходе.
Когда последний упал в середину, я положил кий на сукно и молча развёл руками: мол, извините, ребята, но – что получилось, то получилось – ничья 16:16.
Немую сцену, которая длилась секунд пятнадцать, прервал Захар:
– Что будем делать?
– Что-что… контрову́ю играть, – буркнул Матвей и указал на меня. – Но только не с ним.
– Чего это? – возмутился Жора.
– Потому что по кругу играем.
– На круг мы не договаривались.
– Тогда давай жребием.
– У вас на жребии двое, а у нас трое. Нам это невыгодно.
– Ну, тогда…
– А давайте сделаем так, – прервал я их спор, подойдя к столу.
Шесть пар глаз уставились на меня. Света и Аурелия в дискуссию не вступали, но по всему было видно, что им интересно.
Я не спеша выставил пирамиду, а затем убрал из неё задний ряд и положил эти пять шаров на полку соперников.
– Пусть у вас будет фора – плюс пять. И разбой будет тоже ваш. И ещё, – я посмотрел на девушек. – Проигравшие покупают коньяк. Победители покупают вино для дам. О’кей?
– Ой! Мы согласны! – тут же захлопали в ладоши представительницы прекрасного пола.
Да, с моей стороны, это был не просто хитрый ход – это был ход беспроигрышный…
Всего через пять минут, после очередных «восьми с кия», мы уже все вместе сидели в буфете за столиком, пили вино и коньяк, закусывали их бутербродами и делились впечатлениями от дискотеки, бильярда, да и вообще – от жизни…
– Мальчики! А пойдёмте ещё потанцуем! – предложила Светлана, когда всё на столе было выпито и съедено.
Предложение пришлось ко двору.
Мы выбрались из-за столика и всей «толпой» двинулись к залу, откуда гремела музыка.
В голове у меня шумело, выпитый алкоголь растекался по жилам и настраивал на фривольный лад.
– Девчонки! А хотите, я покажу классный танец? Вы такой ещё никогда не видели.
– Конечно, хотим!
– Отлично! Тогда только место расчистим и… будем шаффлить по-чёрному!..
Суббота. 20 ноября 1982 г.
Похмелье меня сегодня не мучило. А вот угрызения совести – да. Зачем, спрашивается, опять полез на рожон? Ну, ладно бильярд, с ним ещё можно смириться, но – дискотека! Решил ведь – нечего изображать из себя супермена, и вот – на тебе! Там под конец такое началось, что хоть стой, хоть падай. После того как зажёг не по-детски внизу, меня тупо вытолкали на сцену, а потом, почти как в «Кавказской пленнице», весь зал повторял за мной те самые классические «давим один окурок носком правой ноги… второй окурок носком левой ноги… теперь оба окурка вместе…»
Нет, успех, конечно, был оглушительный. Парни свистели и улюлюкали, девчонки визжали, а когда танцы закончились, меня, будто рок-звезду, вынесли на улицу на руках, по ходу опрокинув с десяток столов, уронив шкаф с реквизитом, снеся гардеробную перегородку и выломав запертую половинку входной двери. По слухам, пришлось даже милицию вызывать, но, слава богу, и мне, и Жоре с Захаром удалось смыться оттуда ещё до приезда «чёрного воронка». Вот если бы нас вчера загребли, боюсь, простым административным штрафом я б не отделался. Наверняка, сразу бы выяснили, кто я «на самом деле», и отправили бы под конвоем в СИЗО с клеймом склонного к побегу рецидивиста-антисоветчика.
Короче, из всего, что вчера случилось, вывод такой: пить – вредно! А попаданцу – пить вредно вдвойне! Спалишься, и не заметишь.
Хорошо хоть, работать сегодня не надо, сегодня у меня выходной. А вот у Захара нет. Он вышел на линию, как полагается, в восемь ноль-ноль. Правда, не на вагонные или путевые дела, а на дежурство в компрессорной, где самое трудное – это не сдохнуть от скуки. Отлучаться из помещения хотя и можно, но не дольше, чем на пятнадцать минут. Кто-то обязательно должен следить за манометрами и прочей фигней из контрольных панелей и лампочек. В десять я его на полчаса подменил, у приятеля жутко горели трубы, и он бегал опохмеляться в табельную. Вернулся Захар довольный и даже не особо заметно, что выпивший – за метр не почувствуешь.
– Всё нормально, Андрюх, – заявил он с порога. – Вчерашний бардак замяли, но пообещали, что если ещё хоть раз, то – ух! Выговор с занесением будет для нас самое лёгкое.
