Текст книги "Правила отбора (СИ)"

Автор книги: Владимир Тимофеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Миша поднимается одновременно со мной. Ощущение такое, что он даже не запыхался. В отличие от меня, сопящего как раненый ёжик. Чувствую, следующую атаку мне уже не пережить. В том плане, что или в узел меня завяжут, или так шмякнут о пол, что даже мыслей о дальнейшем сопротивлении не останется. А это означает, что надо снова идти на хитрость. На то, что не предусмотрено спортивными правилами. Некрасиво конечно, но, думаю, Смирнову понравится – он ведь и сам когда-то обучал меня тем хитрым приёмам, один из которых я собираюсь сейчас против него же и применить…

Михаил делает очередной подход. Аккуратненько прихватывает меня за рукавчики. Я всячески демонстрирую, что сил у меня почти не осталось, дышу тяжело, с присвистом. Тем не менее, тут же соображаю, что на сей раз атака пойдёт понизу, со страховкой от контрзахвата плечевого пояса.

Делаю вид, что пытаюсь провести заднюю подножку, для чего смещаюсь левее и переношу вес на другую ногу. Дистанция между нами довольно большая и потому Смирнову не нужно производить контрприём с отхватом подколенного сгиба – когда я ещё донесу свои конечности до соперника? Зато ему теперь ничто не мешает тупо подхватить меня за ногу и без проблем опрокинуть на пол. Или ещё что-нибудь эдакое учудить – и эффективное, и эффектное в равной степени.

Миша меня не «подводит» и выбирает внешнюю «красоту». То есть, используя моё собственное движение, проводит бросок через голову с подхватом голенью под бедро. Бросает грамотно, со страховкой, чтобы я, не дай бог, не треснулся башкой о ковёр. В этом плане он – молодец! Заботится о подрастающем поколении. А вот о том, что это самое поколение может ему бяку устроить, увы, даже не подозревает. «Бяку» я ему делаю в самом конце броска, когда уже «приземляюсь». Будто случайно бью локтем поддых. В ту точку, при ударе в которую, как сам же Смирнов объяснял мне в будущем, у противника моментально перехватывает дыхание и секунд десять-пятнадцать с ним можно делать всё что угодно. Хоть руку ему выламывай, хоть ногу, хоть по почкам пинай, хоть по печени, ничего он в ответку не сделает.

Бить я его не хочу. Так же как ломать и пинать. Во-первых, потому что устал, а во-вторых, это будет уже беспредел в чистом виде…

Мой соперник пришёл в себя, как и предполагалось, секунд через десять. Поднялся на ноги, потёр грудь и укоризненно покачал головой:

– Ну ты и фрукт, Андрей.

Вместо меня ему ответил Павел. Со смешком в голосе:

– Сам же сказал, что самбист-каратист. Вот и не обижайся теперь, получай от пацана бой без правил.

– Ладно, проехали. Сам виноват. Будем считать, что ничья, – неожиданно улыбнулся Смирнов, поворачиваясь в мою сторону. – Но всё равно ты мне должен, Андрюха. Так что давай по-быстрому на турник, пока не расслабился.

Возражать против нового «издевательства» я не стал. Добрёл до стоящего возле стеночки турника, подпрыгнул, уцепился за перекладину и по команде старлея начал подтягиваться. Получилось немного – всего четырнадцать раз, поскольку устал как собака.

– Мешок с костями, – прокомментировал мои усилия Кривошапкин.

Я спрыгнул на пол и, ничего не говоря, утёр рукавом пот.

– Веса в тебе сейчас сколько… атлет?

– Хрен знает, – почесал я в затылке. – Килограммов, наверное, семьдесят.

– Маловато, – хмыкнул Смирнов. – Надо бы ещё с десяток набрать. Месяца за три. Мышцу́ подкачать, поработать с утяжелениями…

– Ну, если всё это время пиво хлестать, то наберу без проблем, – я глубокомысленно похлопал себя по брюху.

Парни в ответ дружно расхохотались…

– Значит, говоришь, против спарринга Свояк возражать не стал?

– Не стал, Константин Николаевич.

– Ага. Понятно. Но обе схватки прошли… эээ… не совсем по сценарию. Так?

– Так.

– М-да. Интересно. Хотя предсказуемо.

– Предсказуемо?

– Естественно, предсказуемо. Я, Миша, как раз и ожидал от Свояка чего-то подобного. Проигрывать он, как я понял, не любит. Видимо, поэтому и идёт на разные ухищрения.

– И что это значит для нас?

– Пока ничего. Однако стоять мы на месте не будем. Попробуем зайти с другой стороны.

– С какой именно?

– С такой, что я на недельку слетаю на родину Свояка, посмотрю, откуда он такой выискался. А ты пока продолжай с ним работать.

– По старой схеме?

– Да, по старой. Расспрашивай потихоньку, что, как, чего, какие проблемы имеются. И вот ещё что. Займись-ка ты его физическим воспитанием, на пару с Пашей.

– ОФП[2]? Или что-то конкретное?

– Акцент делай на боевой раздел. Думаю, два раза в неделю будет достаточно. Да, и в тир ещё с ним заскочите, гляньте, что у него со стрелковкой.

– Хорошо. Сделаем, Константин Николаевич…

[1]Цитата из к/ф «Иван Васильевич меняет профессию».

[2]Общефизическая подготовка.

Глава 2

– Как отдыхается, Тарас Степанович? – подошедший Оскар услужливо склонился над столиком.

– Нормально отдыхается, – Свиридяк отставил недопитую рюмку и аккуратно промокнул губы салфеткой.

Грузин, не дожидаясь приглашения, уселся напротив. Затем внезапно нахмурился и, не то спрашивая, не то утверждая, произнёс ровным тоном:

– Как я понимаю, наш контракт можно считать завершённым.

– Не спешите, мой дорогой Оскар Шалвович. В подобных делах спешка не всегда бывает полезной, – усмехнулся Тарас Степанович. – Хотя ваши, хм, юристы и вправду… слегка лоханулись.

– Увы, техническое сопровождение оказалось не на высоте, – удручённо вздохнул Зубакидзе. – Однако…

– Однако это ещё не означает отмену всех прочих договорных обязательств.

Оскар уставился на собеседника рыбьим взглядом:

– Что вы имеете в виду под прочими обязательствами?

– То, что ваши парни ещё понадобятся. И возможно, не один раз. А пока, в качестве доброй воли… – полковник порылся в карманах и вытащил из пиджака небольшой конверт. – Вот, полюбуйтесь, какую змею на груди пригрели.

– С-сучка! – пробормотал хозяин кафе, раскрыв конверт и глянув на появившуюся в руках фотографию.

– А ведь я вас предупреждал, Оскар Шалвович. Тщательнее надо подбирать персонал.

Тарас Степанович допил коньяк и с интересом посмотрел на своего нынешнего конфидента.

– Что собираетесь делать с девицей?

Оскар в ответ выругался по-грузински и провёл ребром ладони по шее.

– Ну-ну, не стоит так горячиться. Всё-таки не девяностые, – рассмеялся полковник.

Его собеседник опять выругался.

– На куски разорву эту… эту…

– Я думаю, это плохая мысль, – охолонил Свиридяк горячего кавказского «джентльмена». – Очень плохая.

– Это ещё почему?

– Потому что с Зурабом вам не тягаться.

Грузин потемнел лицом, скрипнул зубами и… нехотя согласился с полковником:

– Да. Зураб в последнее время большую силу набрал. Того и гляди, весь рынок под себя подомнёт.

– Ну вот и я о том же, – кивнул фээсбэшник. – Приметесь за девицу, получите в ответ непонятно что.

– Предлагаете всё оставить как есть? – кривовато усмехнулся Оскар через пару секунд, успокоив нервы глотком коньяка.

– Лучшее, на мой взгляд, решение – просто уволить её, – пожал плечами Тарас Степанович. – С формулировкой «утрата доверия со стороны работодателя».

– Вам бы всё шутки шутить, – буркнул в ответ Зубакидзе.

– Это не шутки, – с неожиданной серьёзностью произнёс Свиридяк. – Обычная официантка, общающаяся с господином Мгалоблишвили почти на равных, явление не рядовое.

– Бог мой! Неужели дождался?! – всплеснул руками грузин. – Неужели ваше ведомство наконец-то заинтересовалось Зурабом, а его бизнес стал угрожать безопасности государства?

– Не ёрничайте, Оскар Шалвович. Вам это не идёт. На иудея вы совсем не похожи.

– Хорошо. Не буду. Но тогда позвольте ещё вопросик.

– Я слушаю.

– Могу я, уважаемый Тарас Степанович, надеяться на то, что господин Мгалоблишвили в ближайшее время… ммм… закроет свой бизнес?

– Сложно сказать, уважаемый Оскар Шалвович, – покачал головой Свиридяк. – Однако я полагаю, что надеяться вы, безусловно, можете. По крайней мере, готовиться к этому знаменательному событию я лично вам запретить не могу.

– Ну что ж, значит, будем потихоньку готовиться, – развёл руками явно повеселевший Оскар. – А девицу эту, вы правы, надо просто уволить. Мы ведь не мафиози. Обычные рестораторы.

Оба мужчины сдержанно посмеялись, затем наполнили коньяком опустевшие рюмки и дружно выпили, довольные собой и друг другом…

Понедельник. 24 сентября 2012 г.

– Куда бежим, кого хватаем? – весело поинтересовался Михаил Дмитриевич, входя в помещение лаборатории.

– Мы никого не хватаем, – сварливо отозвался Синицын. – Скорее, это нас хватают за одно место.

– За какое, если не секрет?

– За то самое, которое нужнее всего. За жабры.

– Хм, а я признаюсь, несколько о другом подумал, – усмехнулся «чекист», усаживаясь возле компьютерного стола наискосок от профессора. – Ну, Шур, давай рассказывай, что стряслось? Что у нас за спешка такая?

– Всё хреново, – вздохнул тот, отрываясь от монитора.

– Так уж и всё?

– Ну, почти всё, – уточнил доктор наук. После чего наклонился к портфелю и выудил оттуда тетрадный листок. – Вот, единственная хорошая новость.

– О! Ещё одно послание от Андрея?! – оживился Смирнов.

– Оно самое. На, почитай.

Михаил Дмитриевич забрал у учёного записку и углубился в чтение.

– Надо же, сколько у него нового, – покачал головой заместитель директора строительной фирмы, закончив читать. – И Жанну он, экий шельмец, в том времени уже встретил, и со мной успел познакомиться, и к начальству моему в доверие втереться решил. Никак от него такого не ожидал. Наш пострел везде поспел.

– Компромат на себя будешь ему давать? – буркнул профессор.

– Обойдётся! – отрезал Смирнов. – Нечего ему меня вербовать. А, кстати, Шур, почему я не помню, что познакомился с ним в 82-м? Ведь теперь это уже свершившийся факт.

– Ты что, забыл? Мы сейчас в параллельных потоках времени. И пока они не сольются, в нашем нынешнем настоящем ничего не изменится.

– Да, действительно. Запамятовал, – почесал затылок «чекист». – Ну да ладно. Ответ ты уже написал?

– Написал. Если хочешь, можешь добавить.

Михаил Дмитриевич раскрыл «песенник» на последней странице и внимательно просмотрел написанное.

– Хм, тиражи Спортлото за 1982-й год, с 39-го по 52-й. М-да, чувствую, обогатится Андрюха как Крез…

– Добавлять будешь? – перебил Смирнова учёный.

– Буду, – кивнул подполковник. – Но писать будешь ты, чтобы, как говорится, «одна рука, один почерк».

– Хорошо.

– Теперь по тексту. Во-первых, вместо компромата на меня упомяни ему про монетку, которую я нашёл в этой лаборатории в 82-м году.

– Точно! При общении с тобой тамошним монетка очень даже в жилу пойдёт.

– Во-вторых, – продолжил Михаил Дмитриевич, – то, что касается личности таинственного «седого»…

– А ты что? Знаешь, кто он такой? – вскинулся доктор наук.

– Подозреваю, – уклонился от прямого ответа Смирнов. – Напиши просто, что мы над этой проблемой работаем.

– Ага. Уже пишу.

– Отлично. Теперь, в-третьих, – Михаил встал и не спеша прошёлся по кабинету. – Я полагаю, и мне, и моим тогдашним коллегам очень поможет кое-какая информация из будущего. Надеюсь, Андрей, когда придёт время, использует её грамотно. В смысле, когда ему придётся плотно работать с конторой.

– Хочешь слить ему информацию о кротах в Комитете? – невинно поинтересовался Шурик.

– Угадал, – расплылся в улыбке Смирнов. – Записывай…

За пять минут он надиктовал Синицыну десяток фамилий с комментариями по типу «Что? Где? Когда?», то есть, на чём конкретно попался, где служил, какую занимал должность и, самое главное, когда расстреляли.

– Были, конечно, и другие предатели, но эти наиболее значимые, – пояснил в конце «монолога» Смирнов. – Если выявят хотя бы этих, уже хорошо. С остальными можно разобраться по ходу, при провале главных агентов все прочие сами засветятся. Пойдут, так сказать, довеском к основному улову.

– Уф! Записал, – откинулся на стуле профессор. – Даже рука устала.

– Это не страшно, – рассмеялся «чекист». – Главное, чтобы у наших рука не дрогнула, когда к стенке будут предателей ставить.

– Тоже верно, – согласился учёный, потом вздохнул и перешёл к наболевшему. – Ну что ж, с хорошим мы разобрались, теперь поговорим о плохом.

– Считаешь, что уничтоженные в твоей квартире закладки – новость плохая? – поднял бровь Михаил Дмитриевич.

– Да нет, почему, хорошая новость, – смутился Синицын. – Просто… просто это уже не новость. Их еще в субботу убили. Ну, тот парень, что от тебя приходил. И жилье я на охрану тогда же поставил.

– Думаешь, за тобой снова следят? – нахмурился подполковник.

– Дело не в этом, – отмахнулся профессор.

– А в чём?

– В том, что выселяют меня отсюда.

– Как это выселяют? Куда? – удивился Смирнов.

– В никуда, – развёл руками учёный. – С утра сообщили, а потом и бумагу прислали, что мой проект временно закрывают. До тех пор, пока тут стройка идёт. Якобы не обеспечены условия безопасности.

– Когда именно закрывают? И что будет с этим? – Михаил Дмитриевич указал на стоящую в лаборатории установку.

– Приказано полностью освободить здание до 28-го числа. Основная установка, та, что внизу, останется. Её полностью обесточат и поставят вокруг защитный экран. А что касается этой, – Шурик опять вздохнул. – Эту модель предписано разобрать, упаковать, опечатать и отправить на ответственное хранение.

– Вот ведь хрень! – выругался подполковник.

– Согласен. Полная хрень, – грустно вздохнул Синицын. – И, как всегда, совершенно не вовремя. Только-только результаты пошли, и тут – на тебе. Гипс снимают, клиент уезжает…

– Слушай, Шур, а ты не мог бы собрать подобную установку где-нибудь в другом месте? – перебил друга Смирнов.

Профессор задумался.

– Ну-у… теоретически да. Наверное, мог бы.

– Тогда какие проблемы? Соберём другую, точно такую же. Тебе что для этого надо? Мозги? Руки?

– То же, что и Наполеону, – усмехнулся учёный. – Во-первых, деньги, во-вторых, деньги и, в-третьих, опять же деньги. Причём, немало.

– Сколько конкретно?

– Думаю, миллионов семь-восемь, как минимум.

Михаил Дмитриевич изумлённо присвистнул.

– Надо же! Знал ведь, что наука – удовольствие не из дешёвых, но чтобы настолько… Надеюсь, ты о рублях говоришь, а не о евро с долларами.

– О рублях. Про доллары – это в дирекцию.

– И то радость, – покачал головой Смирнов. – Впрочем, ладно. Деньги, я думаю, мы найдём.

– Откуда? – вяло поинтересовался профессор.

– Если надо, значит, найдём. Было бы желание.

– Уверен?

– На все сто.

– Это хорошо, – повеселел Синицын. – Тогда сделаем так. Я быстренько набросаю смету, а как финансы пойдут, сразу начнём закупаться. Думаю, месяца за два управимся.

– А почему так долго?

– Позиций заказных очень много. Часть за границей делают, что-то на номерных заводах. Я-то ведь буду как частное лицо выступать, а не как государство. Придётся ждать, пока сделают, пока доставят.

– А импортные комплектующие – это обязательное условие? – засомневался Смирнов. – Сам понимаешь, секретность и всё такое.

– Заказывать будем в разных местах, – пояснил Синицын. – У меня за бугром знакомых достаточно. Коллеги, можно сказать. К тому же, сами по себе комплектующие технологическими новинками не являются. Их много кто производит и продаёт. С этим, я думаю, проблемы не будет.

– Будем надеяться.

– Да, будем. И, кстати, надо будет Андрея обо всём этом проинформировать. В смысле, о том, что какое-то время связь у нас будет односторонняя. Только из прошлого в будущее, но не обратно.

– Да, это правильно.

– И ещё надо предложить ему подыскать какое-нибудь хорошее место для ретранслятора.

– А это зачем?

– А чтобы с энергией поменьше возиться. Чем меньше расстояние между передатчиком и ретранслятором, тем меньше затраты на временной перенос. Мы ведь теперь птицы вольные, где захотим, там и поставим свою установку. Он подберёт удобное для себя место, а мы подстроимся под него и найдём что-нибудь подходящее поблизости.

– Понятно, – кивнул Михаил Дмитриевич. – Сегодня мы как? Успеем эксперимент провести?

– Естественно. Для чего бы я тогда тебя приглашал? – пожал плечами профессор. – Иди, занимай капсулу. Сейчас отправим тебя… куда бог пошлёт.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – хохотнул «чекист», стягивая с себя свитер. – Прорвёмся.

…На подготовку к эксперименту ушло пятнадцать минут.

Обвешанный датчиками Михаил разместился на «электрическом стуле», а Шурик, закончив дописывать послание в прошлое, запихнул «песенник» в «спецконтейнер», проверил готовность техники и испытателя и, вернувшись за компьютерный стол, вновь, как и неделю назад, начал считать секунды.

– Десять, девять, восемь… три, два, один… ноль!

– Поехали!..

Четверг. 16 сентября 1943 г. Остров Крит. Окрестности Като Сими.

– Дядя Михос! Дядя Михос!

– Чего орёшь? – Михаил приподнялся над грудой камней и шикнул на ломящегося через кусты Костаса. – Прёшь как танк, чему я тебя только учил?

– Фух! – молодой парень, перехватив поудобней винтовку, плюхнулся на землю рядом со штабс-капитаном. – Извини, дядя Михос. Боялся, что не успею.

– Нечего на тот свет торопиться. Туда мы всегда успеем, – буркнул Смирнов. – Зачем пришёл? Почему не остался со всеми?

– Меня Манолис послал. Сказал, что вдвоём будет легче.

– Командир, говоришь, послал? – Михаил с сомнением посмотрел на парня.

Под пристальным взглядом «старшего» тот стушевался, отвёл глаза и тихо пробормотал:

– Ну-у… не совсем.

– Понятно, сам напросился, – хмыкнул штабс-капитан, отворачиваясь от «племянника» и возвращаясь к наблюдению за виднеющимися невдалеке развалинами. Единственная тропа, ведущая к морю была перед ним как на ладони. Место для засады почти идеальное. Старые камни давно поросли лесом. Слева и справа скалы. На склонах колючий кустарник и расщелин полно. Если немцы решат обойти огневую позицию, потеряют на этом пару часов. За это время отряд Манолиса Бадуваса успеет довести беженцев до побережья и дождаться баркасов. А если и не успеет, то у штабс-капитана есть в запасе ещё одна «домашняя заготовка» – отойти на дальний конец ущелья и встретить карателей там. Кинжальным огнём из трофейного МГ, благо боеприпасов хватало, семь полных лент и ещё россыпью в цинке…

– Встанем как в Фермопилах, ни один дойч не проскочит, – нарочито бодро пообещал Костас, словно бы прочитав мысли «дяди».

– Дурак ты, Костик, – усмехнулся Смирнов.

– Почему дурак? – обиделся парень.

– Да потому что, если у гансов имеются миномёты, а они наверняка имеются, накроют нас в этих твоих Фермопилах, даже хрюкнуть с тобой не успеем.

– Так что же нам делать тогда? – озадачился Костас.

– Что делать, что делать… Здесь их надо держать. Зацепиться за эти камешки и стоять до последнего.

– Понял, дядя Михос. Будем стоять, – посуровел «младший».

Вообще говоря, Смирнов покривил душой, разъясняя «племяннику» диспозицию. Отойти в ущелье, так же как и продержаться там достаточно долго, проблемы не представляло. Проблема заключалась в другом. Этот бой закончился бы гибелью «защитников Фермопил». Без вариантов. Сразу за скалами начинался открытый участок, преодолеть который под плотным огнём даже у хорошо подготовленного бойца шансов почти никаких. Костас же таким бойцом не был. Хотя стрелять он, конечно, умел, и умел неплохо, недаром в отряде ЭЛАС[1] числился снайпером – в предыдущем бою сумел подстрелить немецкого офицера и, как минимум, двух унтеров. И основы маскировки на местности знал. Плюс применял эти знания грамотно, с выдумкой, с огоньком. Жаль только, что огонька этого было чересчур много. Горяч был парень. Слишком горяч, что простительно молодости, но непростительно сражающемуся с врагом участнику Сопротивления. Увы, частенько он лез на рожон, забывая обо всём, чему его когда-то учил «дядя Михос».

Впрочем, шансы остаться в живых всё же имелись. Пусть и призрачные. Хотя бы для одного из бойцов. И этим счастливчиком, по мнению штабс-капитана, должен был стать Костас…

На Крите Смирнов обосновался в 23-м году. После эвакуации из Смирны его вместе с малышом Костасом и девочкой Ксенией высадили в Салониках. Иностранный легион, как и предсказывал лейтенант Кристоф, больше не нуждался в услугах бывшего военного из России. В Северной Греции Михаил с ребятами не задержался. Беженцев было много, каждый искал средства к существованию, но работы на всех не хватало. Так же как и продуктов, крыши над головой, свободной земли… да и местные жители не всегда сочувствовали вынужденным переселенцам, хотя и не конфликтовали в открытую.

Будь Смирнов один-одинёшенек, вопросы натурализации и заработка он бы, так или иначе, решил. Тем более что и языком владел, и имя сменил, представляясь везде Михалосом Тавридисом, бежавшим из большевистской России понтийским греком (чтобы акцент в речи воспринимался как должное). Крепкие молодые мужчины в крестьянских хозяйствах ценились всегда. Так что с наймом на сезонные работы, да ещё и с прицелом на вхождение в будущем в какую-нибудь зажиточную семью, например, в качестве зятя богатого фермера, особых проблем не было. Кроме одной – что делать с детьми? Не мог, никак не мог Михаил бросить на произвол судьбы доверившихся ему ребятишек. Ни Ксению, ни Костаса.

Решить проблему помог случай. Через полгода власти предложили всем желающим переселяться в другие регионы страны и даже обещали помочь с размещением и трудоустройством. Помогать, правда, собирались не каждому, а только тем, кто имел хотя бы начальное образование. Как оказалось, после череды государственных переворотов и не слишком удачных войн с соседями по Балканам в структуре общества образовался некоторый дефицит кадров. Особенно сильно он отразился на сельской глубинке, где не хватало не только агрономов, учителей и врачей, но и просто грамотных, умеющих читать и писать граждан.

Думал Смирнов недолго. Воспользовавшись правительственной программой, он быстро собрал ребят и переправился вместе с ними в наиболее отдалённый от Салоник греческий регион, на остров Крит. Где и осел на долгие годы. В небольшой деревушке с названием Като Сими, раскинувшейся среди живописных гор и лесов в десяти километрах от моря.

Поначалу к появившейся в деревне «семье» местные отнеслись настороженно. Однако выяснив, что прибывший к ним молодой мужчина собирается работать учителем, да к тому же ещё и холост (хотя и с детьми), быстро сменили гнев на милость и уже через год «дядя Михос» стал для сельчан «своим». Одна незадача – от недвусмысленных предложений «вдовушек» и тонких намёков почтенных отцов семейств он неизменно отшучивался, мол, рано ещё, надо хозяйством обзавестись, встать на ноги, осмотреться как следует. И в итоге на него просто махнули рукой. Не хочет человек жениться, ну и не надо, время придёт, сам сподобится.

Сподобился Михаил только через тринадцать лет. Однако, к большому разочарованию деревенских, женился он не на местной красотке. Его избранницей стала девочка Ксения, спасённая в 22-м из горящей Смирны. За проведённые на Крите годы она как-то совсем незаметно для Михаила превратилась в красивую молодую женщину. А потом всё случилось само собой.

На «большой греческой свадьбе» гуляло почти всё село. К концу дня «молодые» буквально валились с ног, вынужденные по старинной традиции стоять до самого вечера на увитом миртом помосте, принимая от гостей поздравления и подарки.

А ещё через год Смирнов стал отцом. По обоюдному согласию сына назвали Димитриосом, в честь дедушки штабс-капитана. Родовое же имя младенцу досталось от матери, что вызвало немалое удивление и пересуды соседей. Не принято было у греков перенимать фамилию по женской линии. Хотя бывали и исключения. Своё Михаил объяснил так: «Негоже забывать тех, кто погиб. Нельзя прерывать связь поколений». Местный священник это объяснение принял, окрестив раба божия Димитрия Русоса и прочитав затем прихожанам небольшую проповедь об отце Ксении – принявшем мученическую смерть настоятеле православного храма.

Просто отцом Михаил пробыл недолго. В 39-м он «неожиданно» стал «дедушкой». В том смысле, что неугомонный Костас решил не отставать от «дяди» – тоже женился и, не откладывая дела в долгий ящик, превратился в молодого папашу. Так же как и Смирнов «родив» сына, крещённого в той же церкви и получившего имя Никас. Никас Смирниадис («Никас родом из Смирны»).

За почти два десятка лет бывший штабс-капитан привык к спокойной и мирной жизни в провинции. Воспоминания о войне, германской, гражданской, турецкой, постепенно сходили на нет. На сердце оставалась только тоска. Боль по когда-то утраченной Родине. Но с этим Смирнов ничего поделать не мог. Поэтому он просто жил, радуясь каждому новому дню и приобретённому на чужбине тихому семейному счастью…

Увы, вечно длиться этому счастью было не суждено. Всё изменилось весной 41-го, когда бушующая в Европе война пришла на землю древней Эллады.

На разгром греческой армии и британского экспедиционного корпуса и оккупацию континентальной части страны немцам понадобилось три с половиной недели. Операция «Марита» длилась почти весь апрель, с 6-го по 30-е. Дивизии вермахта вторглись в Грецию откуда не ждали, со стороны Болгарии. В это время основная масса греческих войск дислоцировалась на северо-западе, в районе албанской границы, где они около полугода успешно противостояли итальянским агрессорам. Выделить дополнительные силы для обороны «болгарского вала» греческое командование или не смогло, или не успело. «Линия Метаксаса» была прорвана немцами через три дня после начала вторжения. Все последующие события происходили по одному и тому же сценарию. Отход обороняющихся на новые позиции, охват флангов линии обороны, глубокий прорыв в тыл, частичное окружение, очередной отход, капитуляция окружённых. В конце апреля остатки греческих войск и сумевший избежать крупных боёв с противником британский корпус, частично уничтожив, частично бросив тяжёлое вооружение и средства транспорта, были вынуждены эвакуироваться морем на Крит и в Египет. 27 числа над Акрополем в Афинах взвился флаг с нацистской свастикой, а к исходу 29-го германские «ролики» докатились до южной оконечности Пелопоннеса. Под греческим и английским контролем оставался лишь остров Крит, до которого руки у немцев дошли только во второй половине последнего весеннего месяца.

Операция «Меркурий» началась ранним утром 20 мая. На Крит был высажен воздушный десант. Основной целью передового отряда немецких парашютистов являлся аэродром Малеме, расположенный в западной части острова, неподалёку от города Ханья. Командующий союзническими войсками генерал Фрейберг, ожидающий атаки с моря, посчитал эту высадку отвлекающим манёвром и, экономя резервы, ограничился тем, что отправил в помощь гарнизону Ханьи батальон новозеландских стрелков, усиленный двумя лёгкими танками. Свою ошибку британец осознал спустя трое суток, когда шанс на победу уже был упущен. На захваченный аэродром один за другим приземлялись тяжёлые транспортники люфтваффе, высаживая пехотные части и артиллерию. После чего, учитывая господство в воздухе гитлеровской авиации и нейтрализацию британского флота, захват немцами Крита стал неизбежен. Последние очаги сопротивления союзных войск были подавлены 31 мая, а на следующий день англичане официально объявили о сдаче острова…

Первое, что сделали по отношению к гражданскому населению победители битвы за Крит, это провели акцию устрашения. 2 июня парашютисты 3-го батальона ударного десантного корпуса вошли в село Кондомари, расположенное рядом с взлётно-посадочной полосой Ма́леме. Более пятидесяти взятых в селе заложников были расстреляны в тот же день. Третьего числа карательная операция продолжилась. Небольшой городок Канда́нос в той же провинции, только южнее, подвергся разрушению и огню. Его жителей уничтожили почти поголовно, не щадя ни детей, ни женщин, ни стариков. Был вырезан даже домашний скот, а прилегающие к поселению сады и оливковые рощи или сожжены, или вырублены под корень. Формальным поводом для репрессий стало участие критян в обороне аэродрома. Многие из местных вступали в сражение с парашютистами, не дожидаясь подхода регулярных воинских формирований и имея на руках лишь сельскохозяйственный инвентарь наподобие вил и серпов да дедовские охотничьи ружья. Теперь же, по окончании боевых действий, взбешённые огромными потерями немцы попросту мстили критянам, вымещая свою злость на всех, кто жил поблизости от ВПП…

Штабс-капитану Смирнову и остальным жителям Като Сими в первых боях с агрессором участвовать не пришлось. Село располагалось вдали от морских и воздушных портов. Представители оккупационных сил не появлялись здесь до середины июля. А когда появились, то оказались не немцами, а итальянцами, которые тоже решили приобщиться к дележу критского пирога. Правда, гордым потомкам Рима достались не самые обжитые и не самые богатые районы острова. В их зону ответственности попали южное (в основном, скалистое) побережье и малозаселённые восточные области. И, видимо, только благодаря итальянской безалаберности проживающие в номах Ласи́ти и южный Ираклион получили возможность и время, чтобы организоваться и создать постоянно действующие отряды Сопротивления, позже вошедшие в состав ЭЛАС.

А вот партизанам Ханьи и Ретимно́ повезло меньше. Разрозненные группы бойцов не могли противостоять немецким частям и чаще всего уничтожались ещё до объединения во что-то более крупное. К тому же гитлеровцы регулярно брали в сёлах и городах заложников и без зазрения совести убивали их в случае даже минимальной активности партизан. Не гнушались нацисты и применением запрещённых вооружений. Несколько раз, наплевав на всяческие соглашения и конвенции, они использовали боевые отравляющие вещества. Газ запускался в пещеры, коих на острове было великое множество и в которых часто прятались не только воюющие с оккупантами партизаны, но и их семьи, родственники и просто спасающиеся от произвола новых властей граждане.

Организационное объединение отрядов из разных районов острова произошло только через полтора года после начала оккупации. В то же самое время на Крит стали прибывать агенты британской разведывательно-диверсионной службы SOE[2]. В итоге в начале 1943-го года активность партизан в центральной и восточной зонах существенно возросла. Это, а ещё слухи о том, что союзники вынашивают планы вторжения на Крит, вынудили итальянцев усилить своё присутствие в регионе. В некоторых населённых пунктах расположились небольшие гарнизоны, а в прибрежной полосе начались работы по строительству фортификационных сооружений. Вместе с итальянцами зашевелились и немцы и тоже отправили в горный район дополнительные войска.

В Като Сими гитлеровцы разместили десяток солдат и установили пост на въезде в село.

Именно этот пост стал в сентябре первоочередной целью отряда Манолиса Бадуваса, бойцами которого были Смирнов и Костас.