355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Топилин » Серебряный пояс » Текст книги (страница 11)
Серебряный пояс
  • Текст добавлен: 17 апреля 2017, 04:30

Текст книги "Серебряный пояс"


Автор книги: Владимир Топилин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Жив, сердешный? Ничего! Скоро на выправку пойдет, положе будет. Потерпи немного.

Михаил молча сопит, усмехается настойчивости, с которой бабка его уговаривает, как ребенка. Как будто у него есть выбор.

Позади лошадей спускаются женщины с новорожденным младенцем. После родов они тут же запеленали дитя в теплые простыни, меховую куртку, в руки матери не дали, понесли по очереди. Роженицу с трудом посадили на последнюю лошадь без уговоров:

– Как хочешь, Клавушка, а ехать надо! Не погибать же здесь…

Искажаясь в лице при каждом неверном шаге кобылы, Клавдия припала к спине лошади, тихо стонала. Все понимали, как ей сейчас тяжело приходится, однако изменить ситуацию не могли: надо идти!

Впереди всех идут шесть самых крепких молодых парней. Остальные мужики следят за лошадьми и несут на руках детей. Теперь тропу никто не копает, лопаты бросили на перевале, пробивают дорогу телами, утопая по пояс в снегу. Иван Панов, Лешка Воеводин, Тишка Косолапов, Микишка Лавренов и еще двое парней часто меняются друг с другом. Ведущий проходит сто шагов, становится позади всех. Его меняет кто-то другой на последующие сто шагов. За ведущим парни с топорами зачищают ветки, кустарники и прочие препятствия, чтобы как-то прошли лошади. Еще несколько минут, и наступит ночь. Факелов нет. Останавливаться нет возможности, так как крутой спуск и отсутствие сухостоя не сулят добра. До излома горы, где есть дрова, вода, густая тайга и нет ветра, идти еще около километра.

Несмотря на тяжелый, напряженный день, люди не сетуют на лишения. Все знают, что осталось у них за спиной и что ждет их впереди. Там, сзади, остались голод, снежный плен. Впереди ждет продолжение!

Молодые не знают усталости. Парни бьют тропу на глазах у девчат и не хотят казаться для них слабыми: засмеют! Кому хочется быть в дальнейшем объектом насмешек и издевок? В окружении будущих невест у сильной половины кипит кровь: вот я какой! И откуда у них берутся силы идти вперед, бурить снег, махать топором или же услужливо предложить какой-то из девушек пусть незначительную, но помощь.

Иван чувствует на своей спине взгляд Наташи. Девушка шагает в окружении подруг на некотором расстоянии сзади и видит, с каким упорством и настроем ее любимый идет вперед. Останавливаясь через сотню шагов, Ваня с улыбкой смотрит на подругу, встречается с ней взглядом: «Как ты? Устала? Давай что-нибудь понесу!». Возлюбленная нарочито противится, старается казаться независимой, однако ей это плохо удается. Внимание парня в какой-то степени становится толикой зависти. Каждой девушке хочется иметь такого жениха! Кто-то из них даже немного ревнует, подзадоривает, шутит.

– Ваня! Наташа недотрога, не хочет, чтобы ты ей помогал! Меня на руках понеси! – заигрывающим голосом просит Люба Ямская.

Девчата, чувствуя удавшуюся шутку, прыскают со смеху. Объемная Люба Ямская – что пуховая перина. Как говорят парни, «зараз не перепрыгнешь». Против хрупкой Наташи Люба выглядит некой бочкой с селедкой. Нести ее на руках ни у кого не хватит сил, все это понимают. От шутки у всех поднимается настроение. От этого идти легче. Парни громко гогочут, девчата заливаются колокольчиками. Наташа краснеет. Иван старается перевести шутки на соседа:

– Вон, пусть тебя Тишка Косолапов несет!

– Тишенька! Возьми меня на закорки, устала идти, мочи нет! – подливает масла в огонь Люба.

– Вот еще! Вдруг Лушка увидит? – отмахивается паренек, не понимая существа ситуации.

– А ты меня быстро неси, чтобы не увидела!

– А если кто ей расскажет?! Космы выдерет!

– Ну так что? Тебе же выдерет, не мне, – заигрывает с парнем Люба. – С меня какой спрос? Донесешь, да и на том спасибо!

– Запросто так? – вспыхнул Тимофей. – Ни за какие шанежки!

– А что бы ты хотел получить? – вступила в разговор Вера Егорова и, переглянувшись с подругами: – Может, тебя поцеловать?

Тишка сконфужен. Он не привык к таким разговорам, старается уйти от ответа, но Вера не унимается:

– Тишенька! Голубчик! Понеси за десять поцелуев!

Тишка вконец обескуражен. Стараясь убежать от насмешниц, парень, взбивая коленями снег, торопится вперед:

– А ну, посторонись! Моя очередь снег топтать!

В кругу молодежи – дружный смех! С таким настроением любая дорога не страшна!

Труднее всех детям. Самые младшие начинают плакать:

– Мама! Кушать хочу!

– Подожди немного, скоро придем, каши сварим! – отвечает Надя Егорова дочке. – Вон, видишь, Егорка не плачет, а ты плачешь!

Но девочка на руках отца не унимается. Степан как может успокаивает дочь, наконец-то обещает сладкий гостинец:

– Вот, придем домой, на Кузьмовку, куплю тебе в лавке леденец-петушок!

– Сладкий?! – с надеждой успокаивается девочка.

– Сладкий!

– А два купишь?

– Два куплю.

– А много купишь?

– Зачем тебе много? – дивится Степан.

– Я один дам Маше, другой Егорке, еще одни Даше и всем друзьям!

– Это хорошо, что дашь всем! – с улыбкой отвечает отец и прижимает дочь крепче к груди. – Куплю! Много куплю!

– Ого-го! – долетело с конца каравана. – Иван! Скоро там?

Вопрос быстро передался вперед из уста в уста. Ответ не задержался:

– Выполаживать начало!

– Ищите подходящее место! – прошла через людей новая команда Григория Панова.

– Ищем! – было скорое подтверждение, на этом связь кончилась.

Вскоре дружно, сухо ударили топоры на одном месте. Парни рубили сухостой на костер. Спотыкаясь в густых сумерках, передвигаясь осторожно, старатели постепенно собрались в густом, защищенном от ветра пихтаче. Люди сгрудились в кучу, мешая друг другу. На некоторое время караван смялся: ни пройти, ни проехать. Однако старший артельщик быстро распределил обязанности.

– Отаптывайте снег! Костры разводить на открытом месте, не под деревьями. Лошадей на привязь. Детей свести в общее место, накрыть пологом, развести огонь с трех сторон. Мужики, готовьте лес для костров, колите тес на подстилку. Бабы, рвите лапник! – скомандовал Григорий Панов и этим разрешил бестолковую суету.

Мужики разбились на пары, чтобы было легче носить кряжи. Женщины, как муравьи, разбрелись по темному лесу, обламывая густые ветки с мерзлых пихт.

Вспыхнул первый огонек, который очень быстро перерос в большой костер. За ним на некотором расстоянии загорелся другой, третий, четвертый, образовав круг: со всех сторон тепло, куда ни повернись! Девчата разгребли под деревьями снег до земли. Парни стали укладывать первые доски на настил.

Яркое пламя далеко по сторонам разогнало черноту сгустившейся ночи. Сжатый мир тайги отступил за дальние стволы деревьев. Тепло костра придало людям уверенность и хорошее настроение. Кто-то из мужиков настраивал таганы под котелки. Женщины доставали из котомок вареное мясо, остатки сухарей.

Прошло немного времени. Стан людей преобразился на глазах. Общими усилиями старатели быстро соорудили деревянный остов, сверху и по бокам натянули брезентовый полог. На доски наложили толстый слой веток, на них наложили какие-то одежды, тряпки, куртки. На месте получилось подобие обширного трех-стенка: снизу не натягивает мерзлая земля, сверху не сыплет снег, с боков не дует ветер. Временное сооружение предназначалось детям и Клаве Поздняковой. Михаил Самойлов от барского ложа отказался: «Заверните меня в медвежью шкуру! Под открытым небом лежать буду!». Больше свободных мест не было. Мужики и женщины понимали, что предстоящая ночь будет трудной, спать кому-то вряд ли придется. В лучшем случае короткий отдых возможен сидя у костра или прислонившись к мерзлому стволу дерева. Но люди тайги, привычные к лишениям, не обращали на подобный факт внимания: лишь бы были огонь и горячая вода! Коротать ночь под открытым небом – привычное дело. Значительную часть своего бытия старатель проводит под кедром. Закаленному холодом, голодом и тяжелыми климатическими условиями человеку не впервой быть наедине с матушкой Природой. Другое дело – женщины и дети. Хранительницы очага всегда оберегались мужчинами с достойной заботой. Пусть мужик-старатель суховат, невозмутим, груб и скуп на ласку, но в горячем сердце и трезвом уме живет постоянная тревога о близких людях. Женщины понимают это и с особым удовольствием принимают заботливые слова «Устала?» или «Голодна?», потому что в этом весь смысл существования крепкой семьи. Трудовому человеку некогда творить любовное внимание. Ежедневная работа от зари до зари не оставляет времени на страсти. Нужда и думы о завтрашнем дне обоснованны. Все, что мужчина делает, несет только пользу близким. В этом заключаются уважение и любовь.

В эту ночь люди не чувствовали себя изгоями жизни. Наоборот, общие недостатки и лишения сплотили их. Женщины, дочери, сестры, дети были под надежной защитой сильной половины. Они знали, что те готовы защитить их даже от самого дьявола, появись он в ту минуту из черной тайги. Другая половина была согрета, насыщена заботой и вниманием, и это доставляло женщинам особое удовлетворение. А то, что над ними открытое, холодное небо с бесконечной свалкой снега, так это не беда. Все не так уж плохо. Главное, они вышли из плена долины смерти. Все сыты и накормлены. Дети спят, прижавшись друг к другу. В котомках достаточное количество золота, чтобы в достатке прожить долгую сибирскую зиму. Эта ночь, холод, снег – проходящее и временное явление. Завтра, может, послезавтра, они придут в старательский поселок, в свои дома, где тепло и уютно. Этот трудный переход потом будет вспоминаться со смехом. Может, поэтому на уставшие плечи женщин, матерей в тот час спустилась благодатная нега, дающая уверенность в том, что все происходит не зря. И от этого на их лицах блуждала легкая улыбка от прожитого и достигнутого.

Ближе к полуночи большая часть людей отдыхала там, где кто мог приспособиться. Одни, присев на корточки, с сонными лицами подпирали стволы деревьев. Другие, стоя, раскачиваясь из стороны в сторону, подставляя огню спину, находились в глубоком забытьи.

Согретые костром и теплом куртки с мужниного плеча женщины забыли о времени и заботах. Все это называлось коротким, объясняющим словом – сон. Каким бы он ни был, он нес силы, был обязателен. Это значило, что человек жив, а жизнь, какой бы она ни была, продолжалась!

Для мужиков ночь была длиннее. Им предстояло охранять покой, нести тепло и уют слабым. Пять жарких костров надо было постоянно кормить дровами. Кто-то должен был поддерживать живительную силу огня. Для этой дели Григорий Панов назначил дежурных, по три человека на костер. Каждый дежурный должен следить за огнем до тех пор, пока не почувствует усталость. Первую половину ночи обязаны бодрствовать молодые парни, за ними – мужики среднего возраста, а под конец, в самое тяжелое время суток, встанут самые старые, наиболее опытные старатели. Григорий знал, что молодость не ведает границ усталости: парень уснет и не заметит. Уважаемый годами человек тайги более стойкий к соблазну: прежде чем забыться, старый бергало семь раз подумает.

Ивану предстояло стоять у огня в первую треть ночи. Подживляя жаркую нодью (костер), он нежно смотрел на Наташу. Девушка, прибившись в тесный ряд подруг, осторожно подставляла к пламени натруженные руки, грела ладошки, старалась согреться сама, поворачивалась то одним, то другим боком, но холод подкрадывался со спины. На плечах других девушек теплые свитера и платки родителей. Наталья отдала свою телогрейку детям. Наблюдая, как любимая изнывает от холода, Иван не выдержал, снял с себя теплую рубаху, укутал ею подругу. Та удивленно вскинула на него густые брови, но, кроме «спасибо», ответить ничего не могла, так приятно ей было внимание. Девчата, несмотря на усталость, достойно оценили поведение парня:

– Вот так рыцарь! Ай, да Иван! Сам в нательной рубахе остался, но девушку согрел! – негромко, стараясь не привлекать внимания взрослых, проговорила Вера Егорова.

– Да уж, не то что наши олухи царя небесного! – в тон ей подтвердила Люба Ямская. – Этот на руках через снег понесет и последние штаны для сугреву сымет!

«Олухи царя небесного», Лешка Воеводин и Мишка Лавренов, восседали тут же, рядом со всеми. Последнее время парни оказывали девчатам явное внимание, ухаживали, как могли, однако такого в свой адрес сейчас никак не ожидали. Молча переглянувшись между собой, они запоздало стянули со своих широких плеч свитера, протянули подругам, но получили капризный отказ:

– Раньше надо было думать! Мы тут, видите ли, сидим, замерзаем, а они от жары парятся! Эх, вы, кавалеры!

Напущенное поведение капризниц – не что иное, как игра. Им завидно, что Иван первым оказал внимание Наташе. Они тоже желают быть предметом обожания, но им это плохо удается. Лешка и Мишка равнодушно отворачиваются в сторону: «Не хотите, не надо!». Подобное отношение вызывает у Любы и Веры негодование: «Ах, так?! Ну, ладно. Больше не подходите на километр!».

Парни закурили. Девчата надули губы. Только ссоре явно не остаться продолжительной, молодость не бывает злопамятной. Уже утром помирятся. Иначе и быть не может.

На старательском стане смолкает жизнь. Усталость дает о себе знать. У жаркого костра накрытые последними одеждами, прижавшись друг к другу, сопят дети. Подле них, подпирая деревья плечами, забылись женщины. Подставляя бока жаркому огню, дремлют старатели. Бодрствующая смена парней готовит дрова. В стороне, под пихтами, лежат, шумно вздыхая, лошади. Еще дальше, в черноте ночи, отаптывая снег, тяжело ступает вокруг кедра корова. Изредка буренка мычит, будто что-то хочет сказать, но хозяйка не слышит ее, спит вместе со всеми. Даже чуткие собаки разбрелись подальше, легли под густые, склонившиеся под тяжестью снега ветки пихт, дремлют, во сне продолжая свою собачью жизнь. Иногда какая-то вскакивает, подняв уши, слушает ночь, но тут же успокаивается: это всего лишь комок снега, слипшаяся кухта упала с дерева на землю.

Иван бодрствовал у костра значительную часть ночи. Чувствуя, что сон одолевает голову, парень наконец-то сдался, разбудил Василия Веретенникова:

– Твоя очередь огонь поддерживать!

Тот открыл глаза, осмотрелся, быстро понял, где он находится, встал, уступил товарищу место:

– Отдыхай, пока нагрето.

Однако Иван отказался от предложения. Он осторожно прошел к спящей Наташе, присел за спиной и бережно прижал девушку к своей груди. Очнувшись от сна, Наташка хотела оттолкнуться, но, узнав парня, тут же обмякла, прижалась к нему воробышком, затихла. Вдвоем им стало теплее. Вскоре красавица согрелась, перестала дрожать и уснула крепким, здоровым сном. Через некоторое время уснул Иван.

В таком состоянии их увидели все, кто проснулся утром раньше. Всепроникающий холод будил людей задолго до рассвета. Просыпаясь, старатели прижимались к кострам, чтобы согреться. Очень быстро встали все. Лишь Иван и Наташа, пригревшись, пребывали в глубоком, беспробудном сне.

Каждый заметил их, но никто не стал будить:

– Эко, пригрелись, голубки сизокрылые! – удивляясь, говорили одни.

– Верно, всю ноченьку так миловались, – улыбались другие.

– Хоть бы меня кто так на всю ночь обнял, – выстрелила глазами в Лешку Воеводина Вера Егорова.

– Да уж, они обнимут… – разочарованно вторила подруге Люба Ямская. – Верно, дрыхли, как жеребцы, а о нас и не думали!

– Вы нам сами вчера от ворот поворот показали! – нахмурил брови Алексей.

– Ну и что? А вы и взад пятки! Надо быть настойчивее!

– Вот те раз! – у парней опять конфуз. – Вам не угодишь.

В тайге еще темно, но чувствуется приближение рассвета. Снег прекратился. Где-то глубоко в лесу запищали синички. От свежего потока воздуха с деревьев посыпалась кухта.

Зашевелились люди. Кто костры подновляет, другие воду в котелки набирают. Третьи коней в дорогу готовят. Ивана и Наташу никто не будит, стараются не шуметь. Пусть молодые хорошо отдохнут перед дорогой. Как будет первый просвет, караван должен выйти со стоянки. Сегодня путь предстоит неблизкий, еще два перевала преодолеть надо. За ночь пуха навалило много вечерний приход едва видно! Однако здесь, в пойме реки Козы, покров значительно ниже, чем в Сисиме, мягче, пушистее. По нему лошади легко пройдут, тропу выбьют, а за ними люди потянутся. Если все удачно сложится, караван к ночи успеет дойти до поселка. До Кузьмовки осталось всего около сорока километров.

Дед Павел Казанцев у лошадей крутится, упряжь проверяет. Все пять лошадей проверил, хотел к костру возвращаться, позвали на чай да кашу, а под соседним кедром кто-то чмокает. Удивился дед. Одолело старателя любопытство, в темноте добрел по пояс в снегу до того дерева, гладь, а под буренкой теленок маленький лежит, голову вытянул, вымя сосет! Отелилась корова ночью!

– Вот те оказия! – заломил старик шапку на затылок. – Ой, ли! Варвара! С тебя четверть водки! Буренка тебе прибавление подкинула!

У костров не расслышали, что он сказал. Хозяйка коровы, не обращая внимание на старого, махнула рукой: «Мели, Емеля, твоя неделя!». Дед Павел рассердился, топнул ногой, пошел прочь:

– Не веришь – не надо. Это не моя ограда!

Варвара Веретенникова знала деда, как пасхальное яйцо, даром, что родственник. Подобное поведение Павла Ермиловича подтверждало правоту слов. Если дед врал для шутки, никогда не топал ногами. Сейчас был не тот случай.

Екнуло сердце женщины. Она бросила кашу, поспешила к своей кормилице: «Матушки святы! И впрямь отелилась! Бычок…».

Добрая новость старателям – большая радость! Только вот как теленка нести? Он ведь не ребенок, на руки не возьмешь, тяжелый.

– Ну и дела! – качает головой Григорий Панов. – Вчера Клава Позднякова родила, сегодня корова отелилась!

– Хто следующий? – посматривая на баб, язвит дед Павел. – Давайте, пока дорога дальняя. Глядишь, до Кузьмовки ишо с десяток душ прибавится.

– Дык, родили бы, – в тон ему отвечают женщины, – да мужики перевелись!

– А я на што? – хорохорится дед Павел, выступая грудью на шаг вперед.

– Ой ли! Смотри, как бы последние портки не свалились! – смеются шутницы.

Доброе настроение с утра не решает проблему. Теленку несколько часов от роду, пешком за коровой бежать не сможет. Бросать жалко. На спине не унесешь, на лошади не увезешь, все кони под грузом.

– Может, волокушу сделать? – предложил Иван Мамаев. – Оглобли вырубим, перевязку соорудим, да на него телка связанного, чтобы не свалился. Пусть себе едет!

– И то верно! – поддержали его мужики. – Что, первый раз груз на волокуше возить?

…Полный рассвет застал караван в дороге. Впереди, пробивая в снегу тропу на гнедом, сильном мерине ехал дед Павел. Высохший за старательский сезон Павел Ермилович имел небольшой вес. Конь легко, не запариваясь, вез седока по перенове. За спиной деда два маленьких ребенка пяти и семи лет. Старик неторопливо ведет лошадь по тайге, а сам рассказывает ребятишкам сказку. Ванюшка Усольцев и Нюра Егорова цепко держатся руками за телогрейку деда – не упадут, как бы ни капризна была дорога.

Второй на кобыле едет Клава Позднякова. После тяжелых родов женщине стало немного легче, однако не настолько, чтобы она могла быстро передвигаться за всеми.

За Клавой едет бабка Петричиха. Она правит спаренными носилками лошадей. На носилках – Михаил Самойлов. Медвежатник лежит на своей медвежьей шкуре, накрытый суконным одеялом. У него под боком маленький, закутанный в теплые пеленки, комочек – ребенок Клавдии. Женщины решили проблему с младенцем. Положили под бок медвежатнику, где тепло, уютно, и он находился под постоянным присмотром.

Последним, по счету пятым, поставили крепкого, сильного Воронка, коня Фили Сухарева. Воронок везет на своей спине детей и тянет волокушу с теленком. Бычок мычит, не понимая, что с ним происходит, зовет мать. Буренка торопливо шагает следом.

После лошадей и волока по глухой тайге растянулась широкая, надежная тропа. Снег на ней не облежался, сыпучий, рыхлый, тяжелый. Однако люди не сетуют на трудности: лишь бы идти вперед!

Каждый из путников несет на спине какой-то груз. Мужики согнулись под тяжестью котомок. Кто-то из них посадил на шею маленького ребенка. Для женщин тоже есть груз. Это какие-то одеяла, одежды, мелкая посуда, чайники, котелки. Даже дети постарше шагают с привязанными за спину топорами или пилами. Пустых и ленивых нет. Их просто не может быть! Люди всегда находятся в работе. С детских лет. Этого требуют условия жизни. Если воспользуешься минутной слабостью, отложишь какое-то дело на потом, тайга тебе этого не простит.

Идет по заснеженному пути караван. Ухает пухлый снег. Коротко вскрикивают на лошадей погонщики. Люди переговариваются между собой в редких случаях, по делу. У старательской тропы дорога длинная, язык короткий. Ноги болтовни не любят. Женщины идут, чередуясь с мужчинами. Распределение мест выбрано неслучайно. В любой момент слабому помогает сильный. Если кто-то просит кратковременного привала, останавливается весь караван, ожидая уставшего. Но остановки непродолжительны. Справившись с мелкими проблемами, люди шагают дальше.

Чем дальше движется церемония, тем меньше уровень снега. Там, в Сисиме, вчера вечером покров достигал коню под брюхо. Сегодня он едва чуть выше колена ведомому мерину. Лошадям и людям идти легче! Не останавливаясь на вершине второго, водораздельного хребта, люди пошли быстрее. Женщины, понимая, что выбрались из снежного плена, запели песню о доме, скорой встрече с родными и близкими. Мужики повеселели, кто-то подхватил знакомые слова. Теперь уже никто не сомневался, что к сумеркам караван выйдет к старательскому поселку Кузьмовка.

Замыкая шествие, Григорий Панов и Павел Казанцев шли в хвосте каравана. Дед Павел, встряхивая бородой, бодро комментировал ситуацию:

– Ишь, ястри тя! Распелись бабы! Вчера выли, помирать собирались. А сегодня, на тебе, облегчение почувствовали!

– Что с того? – рассудительно качал головой старший артельщик. – Вчера плохо было, вот и плакали. А сегодня облегчение! Вот и распелись! Много ли человеку для счастья надо?

– Это точно! Вот, якось, обогрей страждущего да дай ему корку хлеба! И не будет счастливей его на всей земле. Тако же и баба. Говорят, баба, что лошадь да собака: ласку любит. Ан, нет! Ласку бабе, по моему уразумению, надо от жиру, когда ей делать нечего. А вот коли получится, день потопаешь или с лопатой-литовкой от зари до зари отработаешь, тогда уже тебе ни до какой ласки дел нет. Лишь бы прилечь да отдохнуть.

– Когда же ты, дед Павел, к такой мысли пришел? – дивится Григорий. – Вроде, ни единого класса ума нет, даже в приходской школе не учился.

– Так оно, такому ни в какой школе не научат! – обращая внимание на поднятый к верху палец, встряхнул бородой тот. – Этому, од накось, жисть только учит! Да годы! Вот, я так говорю. Сегодня придем на Кузьмовку, печки натопим, картошки в мундирах наедимся, вот бабам вся радость! Большего счастья и не надо! Лишь бы до кровати добраться.

– Ну уж ты хватил! Так и до кровати… – недоверчиво противоречил Григорий. – Думаю, что каждой женщине надо, чтобы муж раз по голове погладил.

– Ага, и сказку на ночь прочитал! – язвит дед Павел.

– Сказку не сказку, а приголубить надо!

– Может, и так. А все одно, без картошки в мундирах не обойтись!

Оба засмеялись: и то верно! На голодный желудок ночь длинна. В любом отношении: и для отдыха, и для ласки.

Идет караван. Храпят лошади. Поют женщины. Мужики довольно гладят бороды: вон, за тем пригорком – Кузьмовка. До дома рукой подать. Вырвались из лап долины смерти!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю