Текст книги "Face control"

Автор книги: Владимир Спектр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

8

20 октября, среда

Медленно тянутся унылые будни мелкого лавочника. Ранний подъем, душ, йогурт со слабо выраженным фруктовым вкусом, растворимый кофе, витамин С. Выйду на улицу, поморщусь под моросящим небом. Холодный автомобиль, неохотный поворот ключа в замке зажигания, первая утренняя сигарета. Еще полчаса – и офис, «здрасте – здрасте» с охраной внизу, потрепанный лифт, постылые лица сотрудников. Бывает такое: ощущаешь внезапно, насколько все надоело. Чувствуешь: еще немного – и вскроешься, ярость взорвет мозги, бешенство захлестнет с головой. Начинаешь погружаться в пучину неприязни, злобы и раздражения. Представляешь: входишь в контору: «Здорово, Аркатов!» – и бьешь со всей дури ногой в отвратную жирную рожу.

Выскакивает очумевший Востряков:

– Что такое?

– На, получи! – и в живот ему ножом-лисичкой.

Кровища!!! Руки в крови, стены, сейлз-менеджер.

– Хули ты корчишься? – и сапогом по яйцам.

А тут Марина:

– Ой, помогите!

Хватаешь ее, мягкую, за шею – херак на пол и давай душить. Потом, конечно, выебешь изрядно помятое, бездыханное тело. Кто-то уже вызвал ментов. Здание оцеплено. В рупор орут: «Сдавайтесь, вы окружены. Отпустите заложников, какие ваши требования?» Высунешься из окна, откроешь рот, чтобы требования высказывать, и вместо того: «А-а-а! Бляяяяяяяядь!», рванешь вниз с карниза. «Запомните меня таким – безумным самоубийцей. Я дарю вам сострадание к моим жертвам».

10:20. Менеджеры разъезжаются по клиентам, Аркатов уебывает в префектуру, Марина остервенело копается в документах. Слава богу, никому от меня ничего не надо, я предоставлен сам себе. С грустью листаю журнал «Итоги».

10:45. Звонит Федосов.

– Меня нет, я в мэрии, – говорю Марине и отключаю мобильный.

11:15. Хочется дрочить, я запираю дверь кабинета на ключ и вытаскиваю из сейфа датский порножурнал. Как водится, именно в этот момент звонит директор территориального рекламного агентства Юго-Западного округа А.А.Чабанов, и мне приходится отложить мастурбацию ради разговора с чиновником.

Анатолий Анатольевич производит впечатление человека скользкого, ненадежного, вечно держащего за пазухой камень. В разговоре с зависящими от него людьми Анатолий Анатольевич хамовит и резок, в общении с сильными мира сего, напротив, подобострастен и кроток. Носит Анатолий Анатольевич маловразумительные пиджаки серых тонов, грязные мятые рубашки и недорогие галстуки. Передние зубы Анатолия Анатольевича вот уже два года как находятся в состоянии полураспада, вследствие чего изо рта дурно пахнет. Роста он невысокого, худой и нервный. От других чиновников Анатолия Анатольевича отличает неуемная жадность и неумение соразмерить сумму взятки с итоговой прибылью дающего. Несколько лет назад работал господин Чабанов в Центррекламе и был чуть ли не правой рукой самого Крылова. Но жадность сгубила – бедолагу уволили. Промаявшись какое-то время в безделье, обтерев сотни государственных порогов, Анатолий Анатольевич всплыл-таки в нашей префектуре.

Прежде директором территориального рекламного агентства был мой хороший знакомый, Александр Иванович Дувлаков. Добрый великан, человек недюжинной силы и огромного роста, Саша обладал отменным здоровьем, которое и тратил с истинно русским размахом. До того как стать чиновником, он сменил десятки профессий, был художником и коммерсантом, таксистом и работником гранитной мастерской и много кем еще. До сих пор в префектуре помнят историю, как однажды решил Дувлаков заняться перегонкой иномарок. Дело было зимой, машины гнали из Германии, через Польшу и Белоруссию. На всякий случай ехали автоколонной. Сашин «Фольксваген» неожиданно начал барахлить, он отстал от своих спутников, а вскоре и вовсе заглох. Ночевка посреди глухого заснеженного леса не предвещала ничего хорошего, тем паче что и бензина оставалось немного. Александр Иванович, недолго думая, стащил с себя нейлоновый спортивный костюм, который только холодил тело, и, как был в одних семейных трусах, побежал вперед. Долго ли он бежал, Дувлаков не помнил, как вдруг впереди засветился огонек. Это была небольшая сторожка, в которой пировали местные лесники. Можно представить себе удивление последних, когда дверь в избу внезапно распахнулась и в нее ворвался здоровенный, запорошенный снегом, практически голый мужик. Не говоря ни слова, Дувлаков рванул к накрытому столу, схватил початую бутылку водки и засадил без передыха граммов двести, а уж после этого начал рассказывать, кто он, откуда и что с ним произошло.

У меня с Дувлаковым отношения сложились особые, дружеские, несмотря на существенную разницу в возрасте. Возможно, это связано с тем, что Саша все же был больше художником, нежели бюрократом. Позже, сразу после нового, 1994 года, Саша на глазах начал сдавать. В последний раз я его видел, когда мы в компании чиновников отмечали Рождество. Мне показалось, что Александр Иванович похудел, осунулся, даже как-то уменьшился в росте. Вскоре он умер. Говорят, у Саши был рак, который развился неожиданно быстро.

Когда Чабанов воцарился в новой должности, я, заказав предварительно столик в расположенном недалеко от префектуры китайском ресторане, приехал к нему знакомиться. Анатолия Анатольевича уже просветили, чем я занимаюсь, и он сразу просек свою выгоду. Под вечер Чабанов, Аркатов и я сидели в ресторане, ели утку по-пекински и пили водку. За соседним огромным столом китайцы праздновали свадьбу. Играли грустные фольклорные мелодии, узкоглазые красавицы кружились в медленных танцах, мы становились все пьянее и пьянее. В какой-то момент вновь назначенный директор принялся вовсю отплясывать с китайцами.

– Заберите его, пожалуйста, не портьте людям праздник, – доверительно шептали официанты.

Но на просьбы прекратить танцы Анатолий Анатольевич не реагировал и продолжал попытки сближения с братским народом. Надо сказать, что я к тому времени тоже основательно окосел и вышел на свежий воздух проветриться. Когда вернулся, увидел, что омертвевшее тело Анатолия Анатольевича гордо лежит посреди танцующих. Мы погрузили Чабанова в машину, и Аркатов отвез его к себе домой, благо жил он один. Заботливо снял с директора ботинки и уложил спать, накрыв уютным пледом. А на следующее утро Анатолий Анатольевич таинственно из дома исчез, только его ботинки сиротливо пылились в углу.

– Я очнулся ночью и не пойму, куда попал, – рассказывал позже Чабанов. – Сам не знаю, как очутился на лестничной площадке. Позвонил в чью-то дверь, открывает мужик в трусах, спрашиваю: «А где я?», он в ответ: «В ебало хочешь?» Ну, я спустился на лифте и пошел такси ловить. Долго никто не останавливался. Потом довезли. Спасибо, что ботинки вернули, я думал, украли их у меня.

На всем этом фоне господин Чабанов чиновник неплохой, энергичный и оперативно решает мои проблемы при помощи моих же денег. Приходится разговаривать с гадом, заискивать, увещевать.

– Вы что, с ума там посходили все?

– Что случилось, Анатолий Анатольевич?

– Это я хочу спросить, что случилось! Щит на улице Наметкина третий день оборванный стоит. Префект едет, видит его, я пиздюлей получаю. Что мне делать? Почему ты так ко мне относишься?

– Уже поехали его ремонтировать. Уже послал бригаду. Знаю, что виноват, раскаиваюсь.

– При чем здесь твое раскаяние?

– Заеду к вам в пятницу, поговорим.

– Ну давай. Только чтобы через два часа щит был поклеен.

– Да он уже, наверное, поклеен.

Анатолий Анатольевич, как всегда не прощаясь, вешает трубку. Начинаю суетливо звонить Аркатову.

– Алексей! Что опять за хуйня-то творится?! Что мне этот Чабанов сраный обзвонился, рассказывает, какой я мудак! Почему щит на Наметкина не поклеен, чего ты мне не сказал?

Аркатов начинает оправдываться, клянется, что сейчас найдет поклейщиков и щит до вечера будет отремонтирован. Я в ярости кидаю трубку. Желание мастурбировать улетучилось. Убираю порнуху на место и злобно говорю Марине:

– Сделай кофе, будь добра.

14:35. KFC на Кутузовском. Ем острые крылышки и смотрю на обедающих рядом: какие-то отстойные экспаты, явно англосаксонского происхождения, одна-две солнцевские бригады, коммерсанты средней руки. «Быстрей бы кончился этот день, – думаю я. – Быстрей бы домой».

19:30. Все в таком же отвратительном настроении прихожу домой. Пытаясь ни с кем не разговаривать, залезаю в ванну и мокну там часа полтора. Периодически все же болтаю по телефону то с Кириллом, то с какой-нибудь девкой. Бурзум не звонит уже второй день, да и мне с ней общаться неохота. «Может, вот так внезапно и оборвутся наши отношения?» – приходит на ум горько-сладостная мысль. Член эрегирует – я наконец-то могу подрочить вволю.

9

21 октября, четверг

09:15. Блин, я проспал. Не разобравшись в собственном настроении, поспешно натягиваю брюки и сорочку от Hugo Boss. Какой бы нацепить галстук? Хотя черт с ним, с галстуком. Нет времени бриться, завтракать и срать. Как отвратительно опаздывать, особенно если это случается ежедневно. «Точность – вежливость королей» – что за мудак придумал эту шнягу? В большом городе 15 минут – не опоздание, а вероятный допуск. Хотя я, конечно, опаздываю не на 15 минут. Ну что же все-таки с галстуком?

10:00. Приходится звонить Маркину и переносить встречу с его инвесторами на полчаса. После этого всегда чувствуешь себя обязанным. Интересно кому? Не Маркину же. Это он пусть чувствует, что должен мне. Наконец с ним не какой-нибудь таганский авторитет встречается, а нормальный интеллигентный бизнесмен. Это подчеркивает его, Маркина, социальный рост. Его значимость и адекватность. Оденусь скромно – синий галстук «US Polo Association».

11:30. Офис. Два раза перенесенная встреча все-таки состоится! Радостно шмурыгаюсь по офису, мешаю всем работать, вношу сумятицу: даю ненужные советы, предлагаю помощь. Удивленные сотрудники опасливо помалкивают.

12:00. А опаздываю-то не я один. На душе становится еще светлее и легче.

13:15. Наконец-то приехали. Ради такого случая Маркин изменил своему вечному спортивному стилю и надел светло-серый пиджак с черными джинсами. (Опять эти джинсы!)

Все рассаживаются в моем кабинете. Приехавших пятеро – владельцы каких-то строительных фирм и – по совместительству – крупные акционеры пивного завода в Очаково. (Сразу решаю дать им групповое прозвище «пивовары».)

Начинаем ерзать, представляться, обмениваться визитками. Напротив меня – Андрей Бебедев, хитрый мужичонка околосорокалетнего возраста, в меру бородатый, являющий собой удивительный симбиоз шестидесятнического интеллигента и матерого кулака. Похоже, что он в этой компании главный. Рядом с Бебедевым разместился его ближайший друг и соратник Сергей Кунчев. Сразу видно, что человек он сильно пьющий.

– Надо прозвать его Синяком, – шипит мне на ухо Маркин.

Чуть поодаль сидит Андрей Бешняков – долговязый и нескладный, одетый в мелкоклетчатый пиджак, бывший эфэсбешник, видимо, он – представитель их крыши. Его младший брат Слава, парень крепкий, с виду добрый и недалекий, за стол не сел. Он уютно расположился в углу комнаты на диване. «На том самом диване… Знал бы Слава, поди побрезговал бы», – думаю я. Последний из посетителей – директор одной из их контор Рома. Своим имиджем он как бы говорит: «Я топ-менеджер и технократ. Вон как у меня повязан желтый галстук, вон как у рубашки рукава засучены. Значит, знаю, что и как надо делать».

Бебедев хитро щурится:

– Наконец-то добрались, такие пробки.

– Да, машин стало много больше, чем раньше, – поддерживаю его я.

– Растет благосостояние, – вставляет Маркин.

Бебедев, все так же щурясь, продолжает:

– У кого это благосостояние растет? У нас пока только убывает.

– С-с-слушай, Бебедь, – внезапно прерывает его Синяк, – хватит уже хуйню эту м-молоть. Давай по делу говори. А то сидит, м-м-мандавошек из п-п-пизды выковыривает.

«Вот, однако, дядя непосредственный!» – внутренне умиляюсь я.

Бебедев раздраженно поворачивается к Синяку:

– Серега, блядь! Мы только первый раз к людям приехали, а ты уже свои истории про мандавошек начал рассказывать.

– Ну-ну и пусть люди послушают, не-не тебя же, долбоеба, слушать: «пробки, благосостояние» – хуйня какая-то.

Молчавшая до этого часть пивоваров начинает посмеиваться, подтрунивать над обоими спорщиками.

«Какие теплые отношения! – думаю я. – Прямо правление колхоза „Парижская коммуна“».

– Андрей сказал, – Бебедев кивает на Маркина, – что ты имеешь хорошие связи в префектуре Юго-Западного округа. Строишь там павильоны, рекламные щиты устанавливаешь.

– Что есть, то есть. Давно уже с этой префектурой работаю. Очень тесно работаю. Так, что даже печень порой отваливается. Но помимо Юго-Запада хорошие связи и на Юге, и в самой мэрии. Вот сейчас концепцию праздничного оформления Москвы к восьмисот-пятидесятилетию готовлю.

– Это когда будет? – интересуется Слава.

– В следующем году, в сентябре.

– Хотелось бы объединить усилия, – Бебедев прищуривается, наверное, в сотый раз, – у нас есть некоторые свободные средства. Ты бы использовал свои связи.

– Давайте для начала я вам вот что расскажу, – я устраиваюсь в кресле поудобнее и закуриваю. – У меня есть почти готовый землеотвод под строительство магазина на улице Миклухи-Маклая. Место можно съездить посмотреть. Очень бойкое. Вложений требуется еще тысяч пятьдесят, ну, может, шестьдесят. Если договоримся принципиально, то я вам точный финансовый план предоставлю. Деньги нужны не сразу – пока документы дооформим, проект сделаем. Месяцев восемь уйдет. Потом построим и сдадим в аренду. Отобъемся за год с небольшим.

– Надо подумать, – Бебедев смотрит на Кунчева. Тот решительно рубает рукой воздух:

– Х-хули думать. Как прибыль делить будем?

– Пятьдесят на пятьдесят. Обычная схема.

«Пивовары» начинают тихонько перешептываться. Я улавливаю управленческие тезисы Ромы, многоэтажный мат Синяка, рассуждения Вешнякова.

– Л-ладно, Володь, – говорит Кунчев, – почти согласны. Только как насчет шестьдесят на сорок?

Я обескураженно развожу руками.

– Ребята, помимо моих связей я уже и денег вложил. Немного, а тысяч восемь наберется. Тем более что мне этим магазином управлять, сдавать его, решать все проблемы с властями. Опять же с Маркиным, – кивок в сторону Андрея, – делиться придется.

– Да с Маркиным мы сами поделимся, – подает свой голос Андрей Вешняков.

– Это, конечно, пожалуйста. Однако я Маркину все равно проценты дам. Такие уж у нас договоренности и отношения.

– О-пу-пу-пу-пу-пу! – расстроенно вздыхает Бешняков. «Пивовары» вновь начинают шушукаться. Они делают это так долго, что я уплываю своими мыслями куда-то далеко, к просторным кабинетам на Уолл-стрите, спортивным «Ягуарам» и костюмам от Ermenegildo Zegna.

– Согласны, – говорит Кунчев. – Готовь финплан.

Кабинет на Уолл-стрит становится чуть ближе.

19:10. В ресторане «Иверия» с Маркиным, Аркатовым и кунцевским бандитом Барсуком. Последний, как всегда, не пьет, но уже выкурил свой дежурный косяк.

– Дело верняк, пацаны, – говорит он. – Мне об этом еще Тритон рассказывал.

– Какой Тритон? – уточняет Аркатов.

– Младший. – Барсук потрошит папиросу. – Фильдеперсовое дело. Банк сладкий, в кредитном отделе своя телка. Подгоняешь ей контору – ну как положено: директор бомж, бухгалтер алкоголичка, печать синяя, штамп квадратный, телефон, факс и телекс. Готовишь маляву. Типа, для поддержки малого предпринимательства, за родину-мать, ради всего святого, срочняк нужно получить в вашем банке три-четыре миллиона долларов.

Мне становится скучно, когда я представляю, сколь долгую байду затеял Барсук. Кто-то из их бригадиров года два назад кинул таким образом Сбербанк, и теперь все они мечтают о карьере финансового махинатора.

– Давайте выпьем, – предлагаю я.

Все послушно чокаются и пьют, за исключением Барсука. Тот уже забил второй патрон и продолжает нести свою ахинею:

– Телка в банке сама все подпишет, на кредитном совете слово доброе скажет. Придется откатить ей конечно процентов двадцать, а потом девки, кабаки, новый «Лэнд-крузер».

Я ужасаюсь от схожести и запараллеленности наших мечтаний. Какая, в сущности, разница между спортивным «Ягуаром» и новым танкообразным джипом? Различия присутствуют только в нашем восприятии, а на самом деле и то и другое – квинтэссенция труда дизайнеров, инженеров, эргономистов. И то и другое лишь игрушка для обеспеченного человека. Просто джип служит для удовлетворения желаний казаться больше, сильнее и страшнее, а ярко-желтый «Ягуар» – выражение моих амбиций. Я смотрю на часы, пора уже сваливать из этого отстойника. Добраться до дому, сбросить опостылевший за день костюм, нацепить что-нибудь от бельгийцев и двинуть в сторону «Пропаганды» к Санчесу на вечеринку.

– Ну, сейчас Федосова облапошим и за банк примемся, – пьяный Маркин лукаво подмигивает.

– Чего ты городишь-то. Я в жизни никого не облапошивал, – мой голос дрожит от благородного гнева.

– Это, наверное, в прошлой жизни. Когда ты червяком был.

23:30. Изрядно навеселе прибываю домой. Все спят. Я переодеваюсь, вставляю сережки, надеваю кольца и браслеты. Видели бы меня бандюки! То-то разговоров бы было: «пидар – не пидар, отстой – не отстой». Все, еду в «Пропу»!

10

22 октября, пятница

Я иду по бескрайней пустыне. Раскаленное солнце висит прямо над головой. Кажется, протяни к нему руку – и обожжешься. Очень хочется пить. Вдруг, совсем рядом, где-то в полуметре от меня, я замечаю торчащий из песка кран разливного пива. По-моему, Gosser. Я бросаюсь к нему и припадаю губами. Вместо живительного напитка в рот сыплются какие-то засохшие насекомые: червяки, тараканы и комары. Один из комаров внезапно оказывается живым и больно кусает меня в затылок. Пытаюсь согнать его, убить, но промахиваюсь, и комар, отвратительно пища, кружит вокруг моей головы.

11:00. Просыпаюсь от нескончаемого писка пейджера. У меня шесть непрочитанных сообщений. С трудом идентифицирую свое местонахождение: квартира очень знакомая, но вот чья, не могу вспомнить. Кроме меня, в комнате, обклеенной рыжими обоями, никого нет. Я что, спал один? На ватных ногах выползаю из комнаты. Две комнаты, кухня. Квартира пуста. Как же я здесь оказался? Надо хронологически восстановить все, что я делал под утро: где был, с кем тусовался. В башке пусто. Вместо воспоминаний о действиях получаю полный список выпитого алкоголя.

11:15. Читаю пейджер. Это дается мне с трудом, над каждым сообщением размышляю по нескольку минут, пытаясь увязать в единое целое все эти имена, фамилии и номера телефонов.

12:00. Залезаю под холодный душ. Надо срочно звонить, отменять встречи, переносить стрелки – короче, чего-то мутить. Ни сил, ни желания нет. Чья же это квартира, в конце-то концов?

12:20. Звоню в офис и говорю, что заболел. Прошу отменить все. Добираюсь до кухни, открываю холодильник. Пустые полки украшает одинокая банка майонеза. С чего это я решил, что здесь будет Gosser?

14:35. Я спал или терял сознание? Во всяком случае, теперь чувствую себя лучше, и голова не такая тяжелая. Надо бы опять в душ.

Ключ поворачивается в замке, входная дверь хлопает.

– Я пришла, – доносится из прихожей.

Сразу же вспоминаю, чье это жилище. Конечно, Галя Шашина, «Шашка», моя старая любовница. Хотя мы с ней уже почти расстались, время от времени все же просыпаемся в одной постели. Ей около тридцати пяти, но выглядит она лет на восемь моложе. Шашка владеет небольшим косметическим салоном. Наверное, это и помогает ей оставаться в хорошей форме.

– Видишь, как я старалась побыстрее увидеть тебя, даже с работы раньше пришла.

Галя входит в комнату. Отчего-то мне становится не по себе. Делаю вид, что сплю.

– Вставай, малыш. – Галя присаживается на край кровати, гладит меня по голове и рукам. – Я принесла сок, еду.

Я открываю глаза:

– А пиво? Ты принесла пива?

Галя отрицательно качает головой:

– Совсем ни к чему сейчас пить.

Я рывком сажусь в постели. От внезапной смены положения перед глазами появляются темные круги:

– Мне срочно надо выпить пива. Иначе я сдохну от обезвоживания организма.

– Ты конченый алкаш.

– Возможно, но и алкаш имеет право на сострадание.

– А что, выпив пиво, алкаш приободрится? – Тон Шашки становится хулиганским.

– Конечно.

– Он станет энергичным?

– Надеюсь.

– Ладно, я пошла.

Опять остаюсь один, хотя бы еще на полчаса. В мозгу мелькают мысли: «Мудак, какой же мудак! Как ты вчера пересекся с Галей?! Как завис? Уебищное животное, что ты будешь пиздеть своей жене, всем остальным? Надо сваливать, пока Шашка не вернулась. Иначе все это может вылиться в очередной марафон. Правда, если ее дождаться, то можно спокойно выпить пива и заняться с ней сексом, а Галя такая извращенка… Надо хотя бы позвонить жене. Придумать легенду, отмазаться». Я весь в этой отстойности – неспособности принять быстрого решения, выбрать между двумя поступками, напрячься и поступить так, как следует. Уверен, что все мои беды: недостаток любви и денег, семейные конфликты, ощущение скуки и какой-то изматывающей постоянной печали – следствие этой ебаной нерешительности. Помню, еще маленьким боялся подойти к играющим детям и сказать им: «я с вами», все время искал случая проявить себя, а когда он наконец представлялся, обламывался, застывал от неспособности на действие.

Холодный душ колет и отрезвляет. Приходит Галя и приносит шесть банок Heineken. Пью пиво и чувствую: вот оно, блаженство. В такие минуты лучше всего умирать. На вершине кайфа. Ну, или когда кончаешь, например. Эякулируешь и в тот же миг улетаешь в вечную нирвану.

– Ты приободрился? – спрашивает Галя.

18:10.

– Не расслабляйся, милый. Сейчас еще выпьем, примем душ и… – Галя лежит рядом и курит, пуская дым кольцами.

Я только что кончил и совсем обессилел. На ум приходят мысли о том, что в последнее время только с Бурзум получается трахаться без остановки. Мысли эти не к месту, наверное, надо дать Гале то, чего она так хочет. Хотя почему это? Неужели пиво так дорого теперь стоит?

– Помоги мне немного. Давай поиграем, – прошу я посторгазмическим треснувшим голосом.

– Отлично. Я буду Клеопатрой, а ты захваченным в плен ассирийцем.

Перед глазами встают пирамиды, караваны, чертоги Элкхатеба, пустынная пыль. Здесь где-то был кран с Gosser.

– Иди сюда, раб!

Смуглая, тонкая, в золотых украшениях, Галя и вправду похожа на египтянку. Но вот какой из меня ассириец?! Додумать я не успеваю, захваченный новыми сексуальными впечатлениями. Галя крепко связывает меня.

– Поцелуй свою госпожу, раб, – приказывает она. Я неловко тянусь к ее губам. – Куда ты лезешь, животное? Сначала поцелуй мои ноги. Начни с больших пальцев.

Я послушно выполняю приказания. Возбуждение снова вливается в меня. Я целую ее ступни, лижу пальцы, скольжу языком по лодыжкам.

– Теперь здесь, – Галя указывает на внутреннюю сторону бедер.

Какая нежная кожа! Во мне рождается ощущение чего-то настолько интимного и личного, что на долю секунды становится грустно. «Все же обидно, что теперь ощущаю Шашку родной только в такие пронзительные моменты», – успеваю подумать я.

Галя раздвигает ноги:

– Вылижи меня всю, скотина.

Я начинаю ласкать ее клитор. Периодически язык опускается ниже, попадая во влагалище и дальше в анальное отверстие. Галя начинает стонать.

– Так, так, молодец, – шепчет она, – хороший раб, послушный.

Ее ногти впиваются в мою шею, царапают спину. Я вздыхаю от наслаждения, смешанного с болью. Все же я очень люблю коктейли! Внезапно Галя отталкивает меня и бьет ладонью по лицу.

– Ты что, наслаждаешься?! Ты ловишь кайф, животное? Ты должен думать только о моем удовольствии. Что это? – она указывает на мой стоящий хуй.

– Но…

Галя заставляет меня замолчать, еще раз ударив по губам.

– Молчи, скотина. Завтра же тебя обезглавят. Сначала тебя трахнет вся моя стража, а потом отрубят голову.

Она несколько раз резко бьет меня ладонью по члену. От неожиданности и боли эрекция начинает пропадать. Шашка наклоняется и берет мой член в рот.

Руки продолжают царапать мою кожу, издеваются над сосками. Член опять встает, и Галя туго обвязывает его у основания шнурком. Я растворяюсь в волне мазохистского удовольствия: боль, унижение, желание быть подстилкой своего хозяина, грязный запах секса. Мне кажется, я перестаю быть самим собой, идентифицировать себя как личность, как мелкого рекламщика, запутавшегося в сонме повседневных проблем и забот. Я хочу раствориться в сексуальном наслаждении. Я животное, используемое только для ебли. Все, что умею, знаю, хочу – ублажать хозяина. Галя садится на меня сверху. Из-за перевязанного шнурком члена ощущение такое, что вот-вот кончишь. Постоянно находишься на пике. Шашка трахает меня остервенело, визжит, бьет по лицу и груди и внезапно начинает конвульсировать в оргазме.

– Развяжи мне член, – прошу я. – Я тоже хочу кончить.

Поглощенная собственными ощущениями, Галя не слышит моей мольбы. Ее оргазм длится так долго, что я начинаю уставать. Изможденная, она падает на меня и лежит, слегка подрагивая всем телом.

– Ну, развяжи же меня. – Не надеясь на Галино сострадание, я пытаюсь выпутаться из веревок, скрутивших мои руки. Наконец мне это удается. Распухшими, дрожащими пальцами развязываю шнурок на члене. Темно-багровый от прилившей к нему крови, хуй стоит, как железный. Я поворачиваю Галю к себе спиной и буквально врываюсь в ее влагалище.

– Что… же… ты делаешь, – еле слышно шепчет она.

– Это восстание рабов! – кричу я и яростно колочу своим лобком ее упругий круглый зад. Галя тиха и покорна. Очень скоро я понимаю, что еще через минуту кончу. Чтобы хоть как-то оттянуть эякуляцию, вытаскиваю член и со всей силой сжимаю его у основания. Ну, теперь-то я протяну еще немного. Смачиваю хуй слюной и медленно, очень осторожно ввожу его в анальное отверстие.

– Скотина, – стонет Галя.

Сначала член с трудом продирается сквозь сфинктер, но постепенно фрикции становятся все быстрее, я все глубже проникаю в нее. Галя опять возбудилась, это чувствуется по тому, как она прерывисто дышит и сама насаживается на мой член. Вдруг, совсем неожиданно, молниеносный разряд пронзает все мое тело, искры проносятся от головки члена в простату и далее прямо в мозг. Ощущение такое, будто попал в эпицентр взрыва. Внезапно перестаю чувствовать. Мне кажется, что я оглох и ослеп. Галя что-то говорит, целует меня, но я не реагирую. Мое состояние близко к обморочному. Проходит какое-то время – час или сорок минут, не знаю. Шашка уходит в ванную и долго плещется под водой. «Надо валить, – думаю я, – надо срочно валить!»