Текст книги "Три зигзага смерти"

Автор книги: Владимир Белобров

Соавторы: Олег Попов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

рождения... Захвати колбу с собой, по дороге прикончим... А как вы

думаете, нет ли в этих бочках такого же, скажем, напитка?

Кто-то стукнул сапогом по моей бочке. Я перестал дышать.

– Боооммм! – отозвалась бочка.

– Пустая.

– Пошли отсюда.

12

Выждав еще некоторое время, я осторожно вылез из бочки и огляделся по

сторонам. В лаборатории никого не было. Я спустился на пол и, сняв

ботинки, на цыпочках пошел к двери. Вот так я влип! Надо же быть таким

кретином! Изобретатель клея "Суперпирпитумс" – убийца! Я – убийца! Я

перерезал женщине глотку и вставил ей в рот открытку, на которой кровью

написал какую-то ерунду, наподобие "С новым Годом! " Сегодня об этом

узнает весь мир! Я даже к знакомым не смогу обратиться, потому что они

теперь скажут, как милиционер, – Пирпитум нахапал денег и бесится с жиру!

Что делать?!.. – Я потер лоб между глазами. – Существуют три выхода:

1. Скрываться, пока во всем не разберутся.

2. Пойти в милицию и все рассказать.

3. Распутать это преступление самому.

Рассмотрим первый вариант. Может так случиться, что придется скрываться

несколько лет... или даже всю жизнь! Придется начинать все сначала, потому

что все мое имущество арестуют, а знакомые, узнав, что я убийца, будут

бояться меня. Очень обидно начинать все сначала, после того, как ты уже

изобрел всемирно известный клей "Суперпирпитумс" и заработал большие

деньги... Первый вариант никуда не годится.

Вариант два. Я прихожу сейчас в милицию и говорю: Здрасте, я Пирпитум. Я

никого не убивал, это недоразумение... Меня первым делом арестуют и

посадят в тюрьму, а потом начнут разбираться. И все время, пока они

разбираются, я, такой уважаемый член общества, изобретатель клея

"Суперпирпитумс", сижу в тюрьме с настоящими убийцами и гомосеками. А

имущество мое арестовывается государством. Неизвестно сколько лет будет

продолжаться это разбирательство и каких моральных издержек мне это будет

стоить. В тюрьме сидеть – не сахар. Через несколько лет я стану как граф

Монте-Кристо – инвалидом на всю жизнь. А мое имущество разграбят

государственные чиновники. И вот через много лет я, скажем, вернусь лысым

и беззубым в заброшенный дом, где бегают кошки и мышки. Репутация

подмочена, денег не осталось, здоровья нет, никакого будущего в науке меня

не ждет... Второй вариант тоже никуда не годится, как и первый. Приехали.

Третий вариант – разобраться во всем самому, оставаясь на нелегальном

положении. Это самый трудный вариант, но в этом варианте есть свет в конце

туннеля, а в первых двух нету. Пусть мне придется нелегко, но я распутаю

этот проклятый клубок и докажу себе и всему миру, что доктор наук

превосходит воров и убийц во всем!

13

Я выглянул на лестницу – тихо. Аккуратно переставляя ноги по краям

ступенек, я поднялся наверх. Я прошел в кухню, подошел к окну и осторожно

отодвинул уголок безвкусной занавески. Во дворе лежала убитая собака в

полиэтиленовом мешке. Допрыгалась старушка. Мы, интеллигенты, предпочитаем

отсидеться на дереве, но животных не убивать, а эти самонадеянные

солдафоны сначала подставляют задницу собачьим зубам, а потом убивают

животных!

За оградой толпились милиционеры. Неужели они сейчас все уедут? Быстрей бы

они убирались отсюда!

Вдруг сзади меня послышался шорох и загремела кастрюля. Я резко выхватил

из-за пояса пистолет и с разворота выстрелил назад.

Раздался истошный визг и из-под продырявленной кастрюли выскочила кошка с

простреленным хвостом. Она прыгнула на стул, на стол, на буфет, на

подоконник, на форточку и выпрыгнула в сад.

Я отодвинул уголок шторы и увидел, что все милиционеры, расстегивая на

ходу кобуры, несутся назад к дому.

Какой же я дурак! Что же делать?! Второй раз спрятаться в доме мне вряд ли

удасться.

Я пулей залетел на второй этаж, и, мимо остатков скульптуры Леонардо,

полез на чердак.

Милиционеры уже ломились в дом.

14

Я быстро закрыл за собой люк, вытащил из кармана тюбик моего клея

"Суперпирпитумс" и выдавил его в углубления по краям люка. Через десять

секунд клей схватится и на некоторое время задержит преследователей.

Для верности я опрокинул на люк шкаф, тумбочку, а сверху кинул чемодан.

Вдруг я услышал шаги на крыше. Шаги приближались к окошку. Стрелять или

нет?! Не стрелять – сказал внутренний голос.

Я схватил скелета и подкрался к окошку. Когда в нем показалось напряженное

лицо милиционера, я выставил перед ним череп Абрама Ивановича. Милиционер

завопил от ужаса, а я врезал ему по щеке костлявой рукой скелета.

Милиционер покатился вниз и сорвался с крыши.

Я выскочил на крышу и, хрустя красной черепицей, побежал к веткам яблони.

Внизу никого не было. Мгновение и я уже бегу по траве к ограде. Еще

мгновение и я уже перелезаю на улицу.

Я спрыгнул вниз. Кто-то схватил меня сзади за воротник.

– Попался, голубчик! – услышал я и почувствовал затылком холодное дуло

пистолета. – Руки вверх!

15

Я поднял руки и на моих запястьях защелкнулись стальные наручники.

– Теперь можешь опускать.

Все, приехали. Мой третий вариант, не успев как следует начаться, тут же

переключился на второй. Теперь мне придется сидеть в тюрьме, пока я не

сумею доказать, что я не убийца, а просто залез в дом и бегал по нему

стреляя в кошек из пистолета скелета Абрам Иваныча.

Милиционер тем временем подтолкнул меня к столбу и надавил на голову.

– Сидеть, – приказал он строго. – И не дергаться.

Когда я садился, у меня из кармана выпал тюбик с клеем. Я незаметно

пододвинул его ногой под себя.

– Будешь дергаться, стреляю без предупреждения, – милиционер сделал

несколько шагов к машине, открыл дверцу, вытащил трубку и доложил, что

задержал у забора какого-то гада.

Пока он разговаривал, я руками в наручниках с трудом отвинтил крышечку

тюбика и намазал клеем асфальт рядом с собой.

Толстый милиционер повесил трубку и, покручивая дубинкой, вразвалочку

подошел ко мне. Осмотрев меня критически, милиционер вытащил из коробка

спичку и поковырял ею в ухе.

– Ну что? – сказал он вопросительно.

– Гражданин начальник, я во всем хочу признаться. Я хочу выдать моего

сообщника.

Милиционер перестал ковырять в ухе.

– Встаньте, пожалуйста, сюда, – продолжал я, – отсюда хорошо видно машину,

в которой он меня ждет.

Милиционер подошел и встал куда надо.

– Джип? – спросил он.

– Мерседес, – ответил я, считая про себя: "... шесть, семь, восемь..."

– Где?

– Вот где! Девять-десять! – я вскочил на ноги и толкнул его в грудь.

Милиционер не смог удержать равновесия – его ноги намертво приклеились к

асфальту. Он замахал в воздухе руками и упал на спину.

Я отцепил у него от пояса связку ключей и бросился к его машине.

Сначала надо завести мотор, а потом уже отстегивать наручники. Я с трудом

вставил ключ зажигания и повернул.

– Вжжж! – завелся мотор.

– Стой, стрелять буду! – закричал милиционер и стал стрелять с асфальта в

небо.

Я нажал на педаль газа. Машина рванула с места, поднимая облако пыли.

Я оглянулся, сзади по саду бежали милиционеры, размахивая дубинками и

пистолетами.

16

Я вдавил педаль газа до упора и навалился грудью на руль. Загудел сигнал и

включилась мигалка на крыше.

– У-А-У-А-У-А!

Машина неслась по дороге, скрипя тормозами на поворотах и подпрыгивая на

кочках и ухабах. В зеркале заднего вида я заметил несколько машин,

преследующих меня.

Я резко свернул в узкий переулок. Машина чиркнула кузовом о кирпичную

стену дома. Искры посыпались, словно с точильного круга. Было такое

впечатление, что кто-то точит огромный топор на дьявольском точильном

круге.

К противоположной стене прижалась парочка перепуганных прохожих. Какой-то

велосипедист въехал в стенку, пытаясь избежать столкновения. Баба с яйцами

заметалась из стороны в сторону, подпрыгнула и приземлилась ко мне на

капот. По стеклу потекли разбитые яйца.

Прости, мать, в другой раз я тебя с удовольствием подвезу. Я резко

крутанул руль, баба слетела на землю и, кувыркаясь, закатилась в подъезд,

прямо под ноги толстопузому мужчине, выходящему из него. Мужчина,

перелетев через женщину, растянулся на животе.

Надеюсь, что ничего страшного с ними не произошло...

Чтобы очистить лобовое стекло от белков и желтков, пришлось включить

дворники.

– Трах! Трах! – В стекле появились две дырки. Я оглянулся. Из ближайшей

милицейской машины высовывались милиционеры. Они палили из пистолетов и

размахивали дубинками.

Один милиционер высунулся по-пояс и стрелял с двух рук.

Чтобы избежать прямого попадания, я начал вилять.

Милицейские вынуждены были повторять мои маневры до тех пор, пока

высунувшийся по-пояс милиционер не ударился головой об фонарный столб.

Машина резко затормозила и сзади в нее врезалась другая милицейская

машина.

Третья машина, чудом избежав аварии, вырвалась вперед.

Таким образом, из трех преследовавших меня машин, осталось только одна. С

доктором наук не очень-то потягаешься!

Я резко свернул в проходной двор и снес развешенное поперек двора белье.

– Жулики! – закричала вслед тетка с тазом.

Пирпитум не жулик, Пирпитум жертва собственной порядочности!

Из проходного двора я выехал на набережную и погнал вдоль реки к мосту.

Из-за белья на лобовом стекле, почти ничего не было видно. В любую секунду

я мог снести перила и упасть в реку. Но руки в наручниках не позволяли мне

высунуться в окно и очистить лобовое стекло, не теряя управления.

На мост мне заехать все же удалось и упал в реку я уже с него. Из-за

пододеяльника на стекле, я не увидел мчавшегося навстречу трамвая. Трамвай

ударил меня вскользь и развернул поперек движения, а ехавшая за мной

милицейская машина ударила меня в бок и столкнула в реку.

Надо мной сомкнулась темная вода. Времени думать нет. Я вытащил ключи из

зажигания и вынырнул в окно. Плыть в одежде и с наручниками на руках было

не очень удобно. Но выныривать на открытое пространство опасно, можно

получить пулю в голову. Из последних сил я пронырнул вперед под мост и

всплыл у коряги. Я старался не особенно высовываться, чтобы меня не

заметили.

Послышались голоса.

– Утонул! – говорил один. – Если б не утонул, я б ему показал за Ваню

Шматио, который разбил голову об столб!

– И женщине горло перерезал до ушей!

– Изобретатель! – милиционер кинул в воду камень. – Глубина большая.

– Неизвестно, как теперь машину доставать?

– А Ножиков-то, смешно, – раздался смех, – бегает босиком! В драных

носках!

– Да... Теперь сапоги не оторвешь... Представляете, завтра люди будут мимо

ходить, а тут сапоги стоят на вечном приколе, как крейсер "Аврора"!

– Хороший клей. Крепкий.

Я снял с себя наручники и положил в карман, а ключи положил в другой

карман.

Голосов не стало слышно. Видимо милиция отошла, потеряв надежду на то, что

я всплыву.

Я набрал полную грудь воздуха и, нырнув, поплыл по течению, стараясь

пронырнуть как можно дальше. Вынырнув метрах в тридцати от моста, я снова

набрал воздуха и нырнул.

Вода была мутная, а от того, что солнце почти скрылось за горизонтом, она

казалась черной. Темно и сыро, как во рту у рыбы-кит.

Я всплыл недалеко от противоположного берега и поплыл по течению, не

скрываясь. Хорошо, что ботинки остались в доме Пулеплетова, иначе плыть

было бы гораздо труднее, а бросить их было бы жаль.

Я плыл очень долго, стараясь отплыть как можно дальше.

17

Я вышел из воды рядом с каким-то рыбаком. Рыбак в плащ-палатке сидел с

удочкой на перевернутом ведре и курил папироску.

Он посмотрел на меня неодобрительно, но ничего не сказал.

Я присел рядом, снял носки, выжал и повесил на кусты.

– Сколько времени, отец? – спросил я.

– Нет часов, – ответил рыболов, не поворачиваясь.

– Жаль... Мне нужно точно знать сколько у меня еще есть времени...

Рыболов покосился.

– Соревнования по выживанию, – пояснил я. – Соревнования по выживанию в

клоаке цивилизации... Берем старт в центральном канализационном коллекторе

и начинаем двигаться к окраине города, – я изобразил ладонью

поступательные волнообразные движения. – Кто первым доберется до кольцевой

дороги, тот и победил, – я вытащил из кармана расческу, зачесал назад

мокрые волосы, продул и убрал в карман.

– Как это канализация? – Заволновался старик. – Ты же по речке плыл...

– А ты разве не знаешь, что реки используют как естественные коммуникации

для миграции канализации в целях экономии труб?.. Вот здесь, – я показал

на земле пальцем, – река вытекает из канализационной трубы, течет вот до

сюда, в том числе и здесь, и вот отсюда снова затекает в трубу и течет под

землей. – Я прочертил на земле пальцем длинную глубокую борозду.

– Как же так?! Я же здесь рыбу ловлю...

– Это твои проблемы, отец... Здесь еще ничего, – ответил я. – Вот пока я

по трубам плыл, на такое насмотрелся!

– Чего же там смотреть, кроме гамна?

– Ты, видно, отсталый дед. Газеты читаешь?.. Во всех газетах уже пишут,

что в городской канализации водятся направленные мутанты подземного мира.

Лично я, пока плыл, видел там пингвина-кровососа и жабу с зубами. – Я

приставил ко рту указательные пальцы, изображая зубы. – Куак!

– Заливаешь? Хе-хе, – неуверенно засмеялся рыбак. – Небось ты, гаврила,

назюзюкался и упал с моста. Вот и плаваешь в костюме... Вот тебе, ясно,

жаба и мерещится! Откудова в реке пингвины? Пингвины на Полюсе, – дед

постучал костяшками пальцев себе по лбу. – Пингвины, дурила, ниже нуля

живут!

– У тебя, дед, устаревшая информация. Пингвины сейчас очень просто живут

выше нуля, особенно в канализации. Смотрел "Бэтман возвращается"?

– Кто?

– В кожаном пальто! Бэтман. Направленный мутант, враг человека-пингвина

Освальда Коблепота.

– Я такое гамно не смотрю, – дед вытащил удочку и поплевал на червя. – Я

смотрю футбол-хоккей. – Он закинул удочку в воду. – И "Служу Отчизне". И

ты мне треплешь про соревнования в гамне! Если б у тебя было такое

соревнование, ты бы тут не сидел и носки не сушил.

– Ты не понял, дед. Хоть ты и не веришь в направленных мутантов, однако

они стащили с меня в канализации ботинки... И съели. А для безопасности

нам выдают вот такие штуки, – я вытащил из кармана пистолет Абрама Иваныча

и покрутил у деда перед носом. – Одной полосатой твари я отстрелил хвост.

Но дело не в этом... – я приблизил свое лицо к лицу рыболова и заговорил

приглушенным голосом. – Дело в том, что на финише я должен быть в полной

форме. Это обязательное условие для финиширования. А у меня, как ты

видишь, не хватает ботинок. Одолжи мне свои ботинки. Я тебе потом отдам и

денег приплачу потом...

– У меня нету ботинок, – уклончиво ответил старик, – у меня сапоги

резиновые...

– Сойдет. По правилам это допускается... Давай быстрее сапоги, а то я

из-за тебя приду к финишу последним. – Я потряс пистолетом.

– Эх, – дед начал снимать сапог. – Зачтется тебе на том свете стариков

обижать.

– Я ж тебе сказал, что верну и денег дам.

– У тебя такая морда, что от тебя хрен чего дождешься.

– Будешь говорить лишнего – ничего не получишь. Я интеллигент, сказал

сделал.

Я сунул пистолет за пояс, надел носки с сапогами и сказал на прощание:

– Все будет хорошо. Я обязательно тебя разыщу, когда все закончится. Мы с

тобой, дед, еще выпьем вместе за нашу победу! Не будь я доктор наук! Я

помахал деду рукой и пошел в город.

– Хрен ли ж ты не в воду пошел, человек-анхимия?! – крикнул мне вслед

дедушка.

Я обернулся:

– Совершаю обходной маневр. Если кто за мной вынырнет, ты ему не говори,

что я по суше ушел... А то сапоги не отдам! Оревуар.

18

Я вышел к обочине дороги и залег в кустах, выяснить обстановку и

обсохнуть.

Мимо проехали одна за другой двадцать пять машин. От нечего делать, я их

считал.

После был большой перерыв, и вдруг на дороге показалась хорошо мне

знакомая машина "Жигули". Я стремительно выскочил и быстро замахал руками.

– Стой! – закричал я.

Машина резко затормозила.

Эту машину я не мог не знать. Я узнал ее с первого взгляда. Я сам когда-то

покупал эту машину и в течение долгих лет ремонтировал ее.

Стекло опустилось и из-за него выглянуло удивленное Катино лицо. Я уже

говорил во сне, что Катя – моя бывшая жена, с которой я давно не жил. Если

бы человечество не начало задумываться, то оно до сих пор сидело бы на

дереве, ело бы бананы и трахалось с обезьянами, а оно возьми да и придумай

на свою голову институт брака! Но все равно, в этот момент я был безумно

рад, что встретил на дороге Катю .

– Катя! – закричал я. – Стой!

– Пирпитум?! – услышал я. – Ты почему в таком виде?

– Я упал в воду.

– Напился опять?

– В аварию попал. Машина утонула, а я выплыл.

– А где утонула?

– Потом объясню, – я плюхнулся на сидение.

– Куда это ты полез грязный! – взвизгнула она. – У меня салон чистый!

– Хватит тебе. Я не грязный, а мокрый.

– Это одно и тоже!

– Я чуть не умер, а ты со своим салоном!

– Это не дает тебе права пачкать мне сидения! Ты мне теперь никто!

– Слава богу! – ответил я, усаживаясь поудобнее и включая приемник.

Поехали, командир!

– Еще чего! Никуда я тебя не повезу! Вылезай давай!

– Уф! – устало вздохнул я. – Последний раз говорю – трогай!

– Кто ты такой, чтобы мной командовать?! Ты мне никто, понял?! Козел!

– Ну раз ты по-хорошему не понимаешь, – я вытащил из-за пояса пистолет

Ивана Абрамовича. – Живо!

Она прекрасно знала куда нажать, чтобы было больнее. Я мог вынести любое

оскорбление, но только никогда не называйте меня КОЗЛОМ!

Катя побледнела, потому что почувствовала, что снова перешла границу

дозволенного и ввергла меня в такое состояние, когда я за себя не отвечаю.

Как-то раз она уже получила этому подтверждение – я ударил ее по затылку

толстой книгой Данте. Однажды вечером я сидел в кресле у камина, курил и

читал Данте. Я спросил у Кати:

– Тебе нравится Данте?

А она ответила:

– Он слишком трансцендентный.

– Дура ты трансцендентная!

– А ты козел трансцендентный!

Теперь было почти то же самое. Катя поняла, что я не шучу и завела мотор.

– Куда тебе? – спросила она.

– Не знаю, – я подумал. – Поехали к тебе.

Она повернула ко мне удивленное лицо:

– И что ты собираешься у меня делать?

– Хочу у тебя телевизор посмотреть, – сказал я.

– Откуда у тебя такие дурацкие сапоги?

– Я отобрал их у пенсионера.

– Ты что, клоун?

– Ага. Олег Попов. Поехали!

Всю дорогу мы молчали. Из приемника доносилась вульгарная музыка, а после,

в новостях я услышал про себя. Сначала диктор рассказывал, что несколько

дней назад директор лаборатории ZZZ Аркадий Сергеевич Пулеплетов

таинственно исчез. А сегодня в его доме обнаружили труп его жены. Как

сообщили в Угрозыске, подозреваемый преступник погиб в ходе задержания. Им

оказался Борис Андреевич Пирпитум, изобретатель всемирно известного клея

"Суперпирпитумс". Возможно, Борис Андреевич Пирпитум был причастен к

исчезновению Аркадия Сергеевича Пулеплетова. При задержании Пирпитум

утонул в реке.

Катя присвистнула.

– Я так и знала, что ты убийца! Я видела это в твоих глазах. Ты все время

добивался моей смерти!

– Я просто раньше действовал не теми методами. – разозлился я. – Но

пользуясь этой штукой, – я поднес пистолет к Катиному лицу, – я добьюсь

этого довольно быстро.

Катя притихла. Но ненадолго.

– Где ты взял пистолет? – спросила она.

– У Абрама Ивановича.

– Кто это?

– Скелет.

– Не валяй дурака!.. Он еврей?

– Скелетам все равно, какой они национальности.

– Неправда. У немцев, скажем, скелеты отличаются формой таза, так

называемый изгиб Нибелунгов. А у негров большая грудная клетка и длиннее

берцовая кость.

– Все равно, – ответил я, – это не имеет никакого значения. И когда я

умру, я специально распоряжусь, чтобы мой скелет похоронили на немецком

кладбище.

– Ничего у тебя не получится. На немецком кладбище места и так мало. Немцы

хоронят там только своих.

– С тех пор, как я разбогател, я усвоил одну простую вещь – за деньги

можно купить все. Цену смерти – спроси у мертвых! Куплю место на немецком

кладбище без проблем!

– Если у тебя так много денег, лучше бы ты помог своей бывшей жене, с

которой прожил столько лет, а не тратил бы их на то, что тебе при жизни не

пригодится.

– Я сам знаю, как мне лучше распоряжаться своими средствами.

– Ты, Пирпитум, как баба! Я тебе слово, а ты мне два!

– Я вообще молчу...

– За что ты убил этих людей, чудовище?

– Я их не убивал.

– Вы все так говорите.

– Кто все?

– Все убийцы.

– Замолчи, а то мне терять нечего! Одним трупом больше, одним меньше! За

тебя много не добавят, а удовольствие я получу огромное!

– Если будешь мне угрожать, я никуда не поеду. Ты меня знаешь...

– Хорошо... Только сама молчи! Невозможно слушать!

19

Мы подъехали к Катиному дому. Это был старый двухэтажный домик неподалеку

от кольцевой дороги, который мы купили после свадьбы. Мы залезли тогда в

страшные долги, но нам уж очень хотелось иметь отдельный дом. Когда мы

разводились, я оставил дом Кате и ушел в никуда. И уже позже, заработав

деньги на клее, я купил особняк.

Катя нажала на кнопку дистанционного управления, открылись ворота и мы

въехали в подземный гараж.

Этот гараж я знал как свои пять пальцев, потому что собственноручно

проектировал его и оснащал проводкой. Прошло много лет с тех пор, как я

сюда не заезжал, а такое впечатление, как будто я уехал отсюда только

вчера.

– Все работает как часы, – вздохнул я.

– У тебя бы так работало, я может тебя и потерепела бы.

– У меня и так работает! – Я неожиданно вспомнил про суккубу. – Но что

касается тебя, то лучше чтоб ничего не работало.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ничего.

– Дурак.

– Вот только назови меня козлом! – я покрутил дулом у ее сердца.

– Стреляй! – крикнула Катя. – Ну, давай! – Она рванула платье.

Полетели пуговицы. Одна пуговица отлетела мне на штаны. Из разорванного

платья выскочила Катина белая грудь с темными большими сосками.

Свобода Франции на баррикадах

Делакруа нарисовал.

Я неожиданно почувствовал страшнейшее возбуждение, какое иногда охватывало

нас с Катей в те времена, когда мы были с ней еще счастливы.

У Кати увлажнились глаза и она машинально дернула платье еще раз. Ее тело

обнажилось до пояса.

Я отбросил пистолет и кинулся на нее.

И Катя кинулась на меня, не забыв высунуть руку с пультом из окна машины и

выключить освещение гаража. И только слабое зеленое свечение индикаторов

на панели управления слегка освещало теперь наши возбужденные тела.

Из приемника доносилась психоделическая музыка "Пинк Флойд". В этом

зеленоватом полумраке причудливо переплетались тени, следуя за нашими

резкими движениями. Наши движения напоминали стреляющий пулемет ПКТ.

– Огонь! – закричал я и отвалился на спинку сидения.

– Не ори так, – сказала Катя взволнованным запыхавшимся голосом. Я,

между прочим, не одна живу.

– Как это понимать? – спросил я, застегивая ремень.

– Очень просто, – сказала она, прикрывая разорванное платье широким

платком с красными цветами. – Ты – скотина.

– Сама хороша.

– Тебя никто не просил набрасываться на меня, как орангутанг!

– Кто еще на кого набрасывается... Скажешь своему, что я твой двоюродный

брат, приехал из Ашхабада.

– У меня нет никого в Ашхабаде.

– Тогда из Ташкента.

20

Мы вышли из машины и пошли по лестнице наверх.

В гостиной сидел за компьютером рослый мужчина в очках.

– Здравствуй, Сергей, – сказала Катя.

Мужчина повернулся к нам.

– Сергей, – продолжила Катя, – это мой двоюродный брат из Ташкента.

Я протянул руку Сергею:

– Иван Абрамович, – представился я, – Казбеков.

– Вы узбек? – спросил мужчина, поправляя очки.

– А вы?

Повисла неловкая пауза.

– Вы оба не узбеки, – выручила нас Катя. – Вы русский и еврей. Давайте

пить чай.

Мы прошли в кухню. К своему удивлению, я увидел на стенах устаревшие

зеленые африканские маски. Я не поверил своим глазам. Я не верил, что

Катя, несмотря на свою умственную недоразвитость, могла повесить на кухне

такое убожество. Я повнимательнее присмотрелся к очкарику.

Какое дегенеративное лицо, подумал я, – низкий лоб, узко поставленные

заплывшие глаза-щелочки, сломаный большой нос, выдвинутая нижняя челюсть,

короткая шея с цепочкой, бритый затылок, усики щеточкой.

Видимо, перехватив мой взгляд, Катя сказала:

– Да! Да! Эти маски привез из Африки Сергей.

– Вы что, моряк? – спросил я субьекта.

– Да. Капитан дальнего плавания.

– Какого ранга?

– Капитан второго ранга Сергей Исаакович Гитаркин.

– Как фамилия? – переспросил я.

– Гитаркинг, – поправился тот.

Так я тебе и поверил, – подумал я, – что у тебя такая интеллигентная

фамилия. С таким-то барельефом!

Мы уселись за стол.

– Кому какой чай? – спросила Катя.

– А откуда я знаю, какой у вас есть, – сказал я.

– Есть индийский и китайский, – сказала Катя.

– Индийский индийскому – рознь, – сказал я.

– Какой ты капризный, – Катя сделала паузу, – ... двоюродный брат.

– Какой есть... Ты можешь ответить – индийский со слоном или без? я

приложил руку к груди и наклонил голову.

– Без слона.

– Давай, все равно, индийский.

– А мне прошу-с коньяку, – сказал мнимый Гитаркинг.

Ага! – подумал я, – Все ясно!

– Тогда и мне налей коньяку, прошу-с стакан с подстаканником с надетым

лимончиком и с карамелькой.

– Не треснет ли морда двоюродного брата? – спросила Катя.

– Катя, – Гитаркинг посмотрел на Катю, – что подумает двоюродный брат о

нас у себя дома, когда приедет? Он подумает, что мы жалеем налить коньяка

и повесить лимончика. Дай же дорогому двоюродному брату лучше все, что он

спросит, чтобы ему было достаточно и он подавился!

– Поняла, сестра, какой у тебя злой мужчина! Желает смерти твоему брату.

– Хочу заметить, – сказал Сергей Исаакович, – я смерти никому не желаю, в

том числе я не желаю смерти разным Иванам Абрамовичам, хотя это было бы

так естественно с моей стороны.

Катя принесла три стакана коньяку.

– Давайте выпьем за встречу, – сказала она.

Мы выпили.

– Я тебе сейчас, – сказал я, – Сергей Исаакович, морду разобью.

– Рискни здоровьем, Иван Абрамович.

Мы резко встали из-за стола и я, отодвигая Катю, пытался дотянуться

кулаком до хамской рожи Сергея Исааковича. Сергей Исаакович тоже пытался

съездить меня по физии у Кати из-под мышки.

Катя попыталась оттолкнуть нас друг от друга, но куда ей против двух

разъяренных самцов! Мы смели ее с дороги и Катя, проехалась по столу,

сбивая на пути стаканы с ложечками и свалилась со стола на совок. Бам-ц!

звякнул совок.

Воспользовавшись тем, что на моем лице отразилось желание помочь женщине,

горилла Исаакович схватил меня поперек туловища и швырнул на горящую

плиту. Хорошо, что я не успел высохнуть!

– Пш-ш-ш! – зашипела мокрая одежда.

Я соскочил с плиты, увернулся от летевшей в меня кастрюли, схватил щетку и

ударил грязной щетиной Гитаркингу в лицо. С глаз у Гитаркинга слетели очки

и повисли на люстре.

Гитаркинг зарычал, выхватил у меня щетку и легко переломил ее об колено, а

потом пошел на меня, покручивая на японский манер обломками. Вз-зы! Вз-зы!

– жужжали обломки, разрезая воздух.

Я отступил и вскочил с ногами на стол, занимая более выгодную позицию.

Сзади меня на стене висели семь кухонных ножей от 8 см и длиннее. Я

схватил самый большой и метнул в Сергея Исааковича.

Сергей Исаакович сорвал со стены разделочную доску и прикрываясь ей как

щитом, встретил нож налету.

Я перекидал по очереди все ножи. Разделочная доска стала похожа на

дикобраза из лаборатории ZZZ. Со стороны это, наверное, выглядело как

цирковое представление, но я чувствовал себя в нешуточной опасности.

Сергей Исаакович отбросил обломок щетки, вынул из доски самый большой нож

и пошел на меня. Вдруг, когда он уже замахнулся и готов был нанести

последний страшный удар, зазвонил мобильный телефон, взятый мной в доме

Пулеплетова.

– Минутку, – сказал я, – у меня важный звонок.

Сергей Исаакович от неожиданности замер.

Воспользовавшись его замешательством, я нанес сокрушительный удар ногой в

челюсть. Это был мой коронный удар – со стола по морде.

У Сергея Исааковича Гитаркинга посерьезнело лицо и из носа брызнула кровь.

Не теряя времени, я двинул еще разок, чтобы закрепить успех.

Гитаркинг закатил глаза, выронил доску, выронил нож, закачался и рухнул на

пол.

Телефон продолжал звонить. Я вынул трубку из кармана и поднес к уху.

– Але!

– Аркаша? ? услышал я незнакомый женский голос.

– Ну!

– А по телевизору говорят, что ты пропал. Лень человеку позвонить

проверить! Растрезвонят на весь мир!

– Кто говорит?! – спросил я.

– Ты чего? Не узнаешь?

– Не узнаю. Тебя плохо слышно.

– Это я – Шура! – закричали в трубке.

– Привет, Шура! – я отключил телефон, потому что счел неуместным

разговаривать по телефону неизвестно с кем, стоя на столе в кухне в

присутствии лежащих на полу бывшей жены и ее сожителя.

Я засунул телефон обратно и спрыгнул вниз.

21

Обыскав Сергея Исааковича, я нашел у него во внутреннем кармане

удостоверение сотрудника ZZZ Сергея Ивановича Засукина. Я усмехнулся. Не

может быть у человека с такой внешностью фамилии Гитаркинг. Здесь что-то

нечисто. Мне обязательно нужно разобраться.

На всякий случай я надел Засукину наручники, связал ноги и заклеил рот

скотчем, который лежал на подоконнике. Потом я задумался – не связать ли и

Катю тоже? Однако, решил, что недостойно интеллигентного мужчины связывать

беззащитную женщину. Я подошел к Кате, вытащил из-под нее совок и полил ей

лицо из графина. Катя фыркнула и открыла глаза.

Я вытащил из кармана пистолет Абрама Ивановича и навел ей между глаз. Как

странно, пока я сражался с Засукиным, я ни разу не вспомнил о пистолете, а

как только вернулся к Кате, рука сама потянулась за ним в карман.

Катя побледнела и скосила глаза к носу, на который был нацелен ствол.

– Катя, – сказал я, – ты заманила меня в ловушку, а это очень и очень

плохой поступок. Это хуже всего, что ты мне сделала. Если ты мне сейчас же

не расскажешь,что здесь происходит, клянусь, я тебя пристрелю со спокойной

совестью.

– Что ты от меня хочешь? – спросила Катя устало.

– Кто это? – я показал Кате удостоверение Засукина.

– Я понятия не имею, – ответила Катя. – Они пришли сегодня утром и

угрожали мне. Они сказали, что если ты появишься, я должна тебя

познакомить с ним, – она показала на Засукина, – и представить его как

моего сожителя. Они сказали, что убьют меня, если я откажусь. – Катя

заплакала. – То одни трясут пистолетами, то другие – весь день! Она

вытащила из кармана носовой платок. – Я специально повесила сегодня днем

эти дурацкие зеленые маски, чтобы подать тебе сигнал тревоги. Я

понадеялась на твой хваленый вкус, и подумала, что ты, увидев эту дрянь,

все сразу поймешь. Но ты ничего не заметил!

– Я-то заметил! – сказал я. – А вот ты, дура, вместо того, чтобы

развешивать на стенах всякое зеленое дерьмо, не могла все рассказать в

машине?! Почему ты этого не сделала?! ? я потряс ее за воротник.

– Я не успела, потому что ты сразу же начал на меня орать, махать

пистолетом, а потом изнасиловал!

– С тобой разговаривать, все равно что с обезьяной в цирке!

– Если я обезьяна, то ты... сам знаешь кто!