Текст книги "Книга 2"
Автор книги: Владимир Высоцкий
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Вот кто-то свиснул завтрак, Другие украли флаг... Вот так я впервые усвоил Понятие: классовый враг.
Потом порешило начальство: Республику создадут! Где каждый свободен и счастлив, Тучен он или худ.
Тогда голодный и бедный Очень возликовал, Но толстопузый и сытый Тоже не унывал... Шагают бараны в ряд И бьют барабаны... А кожу для них дают Те же бараны!
Спектакль театра на Таганке
" Добрый человек из Сезуана "
Хулиган
–
А мы швейцару: – Отворите дверь! На нас там занято! – Но нам швейцар не верит. И пузом отодвинул он Алешу: – А ты, мол,вовсе, – ты уже хороший! – Да нас же трое! Это же не сто! А дядя Степа: – нету, мол, местов. Я вас за пьянство не хочу обидеть, Но вы ребята все: – вас страшно видеть.
У одного потеряна галоша А у другого – хулигана рожа.
А третий, хоть не в шляпе, а культурный, Стоит, молчит, – ему, наверно, дурно.
Пустить вас не могу, уж вы простите. Не стойте тут, ребята, не грустите... А в ресторане хорошо, и в гаме Порхают пташки с культурными ногами.
И ходят девочки с ужасными глазами А с ними дяди без волос и с волосами...
Да и сейчас какого-нибудь дядю!... Ну просто ни за что, – сугреву ради.
А тут открылись двери и сквозь гам Выходит, сразу видно, хулиган.
А нос такой паршивый!... Сразу видно Что продавец. И стало мне обидно. И стало за порядки эти странно: Кого пускают в наши рестораны?!
Я подхожу, – и бац его! И хлесть! И он лежит такой спокойный весь.
А я согрелся, веселей мне стало, Но показалось немного мало.
А он лежит. Ну, пнуть или не пнуть? А тут мне трое преградили путь.
Один мне в морду кулачишкой тычет... Да я видал таких в гробу по тыще! Я пуговицу в нос ему засунул, Потом он лег и вроде бы заснул он.
Другому пасть порвал и выдал плюху, А остальному откусил пол-уха. Но, честно говоря, мне было трудно, И ухо спрятал я в карман нагрудный. Я вспомнил: есть котишко у меня, Он не обедал, кажется, три дня. Ведь тяжело не жрать три дня подряд? Тут и хрящам, наверно, будешь рад. Ну а пока те четверо молились, С Алешкой мы спокойно удалились. Вот только Колю где-то потеряли... Гляжу, идут на встречу нам две крали. А так как я устал и был печальный, То только лица на снегу их отпечатал.
А так как женщины вообще мне не враги, Я только снегу им насыпал в сапоги...
Да и вообще, пора идти домой, Закончился воскресный выходной. Я дома ноги вытер о ковер, А соседка говорит, что Васька мой помер.
– Да как он смел, – говорю – какой нахал! Я ухом ей под носом помахал.
Да если б я такое дело знал, То я бы ухо тому типу не кусал!
Я ж для него старался стервеца!... Но вижу нет на бабушке лица...
И тихо тут заплакала она, Сказала, что я чистый сатана! И что такое, мол, стыд-то и позор, И хорошо, что я еще не вор!...
Я вспомнил Ваську и слегка взгрустнул, Потом заплакал, а потом вздохнул...
Игра
–
Помню я, однажды и в очко, и в штосс играл, А с кем играл – не помню этой стервы! Я ему тогда двух сук из зоны проиграл... Зря пошел я в пику, а не в черву!... Он сперва как следует колоду стасовал, А потом не выдержали нервы, Он рубли на кон кидал, а я слюну пускал И пошел я в пику, а не в черву!...
Руки задрожали, будто кур я воровал, Будто сел играть я в самый первый Он сперва, для понту, мне пол-сотни проиграл, И пошел я в пику, а не в черву!...
Ставки повышали, шло все слишком хорошо. А потом я сделал ход неверный, Он поставил на кон этих двух, и я пошел, И пошел я в пику, а не в черву!...
Татуировка
–
Не делили мы тебя и не ласкали А что любили, так уж это позади. Я ношу в душе твой светлый образ, валя, А алеша выколол твой образ на груди.
И в тот день, когда прощались на вокзале, Я тебя до гроба помнить обещал, Я сказал: – Я не забуду в жизни валю. – А я тем более, – мне Леша отвечал.
А теперь решим, кому из нас с ним хуже, Кому трудней – попробуй разбери! У него твой профиль выколот снаружи, А у меня душа исколота внутри. И когда мне тошно, хоть на плаху, Пусть слова мои тебя не оскорбят, Я прошу, чтоб Леха расстегнул рубаху, И гляжу, гляжу часами на тебя.
Но недавно мой товарищь, друг хороший, Он беду мою искусством поборол: Он скопировал тебя с груди у Леши И на грудь мою твой профиль наколол.
Знаю я, твоих друзей чернить неловко, Но ты мне ближе и роднее от того, Что моя, верней твоя, татуировка Много лучше и красивей, чем его.
Серебрянные струны
–
У меня гитара есть – расступитесь стены! Век свободы не видать из-за злой фортуны! Перережьте горло мне, перережьте вены, Только не порвите серебрянные струны!...
Я зароюсь в землю, сгину в одиночестве... Эх, кто бы заступился за мой возраст юный! Влезли ко мне в душу, рвут ее на части. Только б не порвали серебрянные струны!
Но гитару унесли, и с ней – свободу, Упирали, я, кричал: – Сволочи, паскуды! Вы втопчите меня в грязь, бросьте меня в воду, Только не порвите серебрянные струны! Что же это, братцы? Не видать мне что ли Ни денечков светлых, ни ночей безлунных? Загубили душу мне, отобрали волю, А теперь порвали серебрянные струны!
Первый дом
–
В этом доме большом раньше пьянка была Много дней, много дней Ведь в каретном ряду первый дом от угла Для друзей, для друзей.
За пьянками, гулянками, За банками, полбанками, За спорами, за ссорами, раздорами Ты стой на том, что этот дом Пусть ночью, днем – всегда твой дом И здесь не смотрят на тебя с укором.
И пускай иногда недовольна жена, Но бог с ней, но бог с ней. Есть у нас что-то больше, чем рюмка вина У друзей, у друзей.
За пьянками, гулянками, За банками, полбанками, За спорами, за ссорами, раздорами Ты стой на том, что этот дом Пусть ночью, днем – всегда твой дом И здесь не смотрят на тебя с укором.
Доля
–
Такова уж воровская доля , В нашей жиэни всякое бывает , Мы навеки расстаемся с волей , Но наш брат нигде не унывает .
Может , жизнь погибель мне готовит ? Солнца луч блеснет на небе редко ... Дорогая , ведь ворон не ловят , Только соловьи сидят по клеткам !
Неудачник
–
Сколько лет , сколько лет Все одно и тоже . Денег нет , женщин нет , Да и быть не может .
Сколько лет воровал ,, Сколько лет старался , Мне б скопить капитал , Ну а я спивался ... Ни кола , ни двора , И ни рожи с кожей , И друзей ни х...., Да и быть не может .
Сколько лет воровал , Сколько лет старался , Мне б скопить капитал , Ну а я спивался ...
Так только водка на троих , Только пика с червой . Комом все блины мои , А не только первый ...
Молодой жульман
–
Бежит реченька да по песочечку , Да бережочек , ох бережочек мочит ... А молодой жульман ,да молодой жульман Начальника просит :
– Начальничек да над начальниками , Отпусти , ох отпусти меня на волю , Там соскучилась , а может быть , ссучилась На свободе доля ! ..
– Отпустил бы тебя на волю я , Но воровать ,ох-ох , воровать ты будешь . Пойди напейся ты воды холодненькой , Про любовь забудешь .
Да , пил я воду , да пил холодную , Да пил , не напивался ... А полюбил на свободе да комсомолочку , С нею наслаждался !...
Ой , гроб несут да и коня ведут . Но никто слезы не пронит , А молодая , ох молодая комсомолочка Жульмана хоронит ... Бежит реченька да по песочечку , Да бережок , ох бережок мочит , А молодая ,ох молодая комсомолочка Ножки в речке мочит ...
Бежит реченька да по песочечку , А комсомолке , а комсомолочке – крышка ... А молодой жульман , ох молодой жульман Заработал вышку ! ...
Майданщик
–
Шмырит урка в ширме у майданщика , Вродит фрайер в тишине ночной , Он вынул бумбера ,осмотрел баранчика , Зыкнул на блатном: – Гой , штемн , лягавый , стой !
Но штым и не вздрогнул и не растерялся , И в рукаве своем машинку он нажал , А к носу урки он поднес баранчика , Урка пошатнулся , как заскерзанный упал .
Со всех сторон сбежалися лягушки , Урка загибался там в пыли . А менты взяли фрайера на мушку , Бумбера уштопали ,на дачу повели .
Я дать совет хочу всем уркаганам , Всем в законе фрайерам блатным: Кончай урканить и бегать по майданам , А не то тебе ведь ,падло ,прийдется нюхать дым !
В 12 часов
–
Да, в 12 часов людям хочется спать И артистки идут на работу. Лучше не украду, на бега не пойду, Мне им сон нарушать неохота.
Говорил мне друг Мишка: – У нее ведь сберкнижка! Врете вы! Быть не может! Чтоб артист был богат! – Но у ней подполковник, Он, ей-ей, ей любовник!... Этим козырем Мишка Убедил меня ,гад!
Хоть в 12 часов людям хочется спать, Не поспят одну ночку, чего там! Мы им скажем: – Молчать! Просим нам не мешать! Очень вас обижать неохота...
Говорил же ребятам, Что она небогата, Бриллианты-подделка, Подполковник сбежал... И к тому же артистке Лет примерно под триста, Не прощу себе в жизни, Что ей спать помешал!
Ведь в 12 часов людям хочется спать, Им наутро вставать на работу. Ни за что не пойду, не хочу им мешать, Мне их сон нарушать неохота.
Монте-Карло
–
Передо мной любой факир, ну просто карлик! Я их держу за просто мелких фраеров! Возьмите мне один билет до Монте-Карло, Я потревожу ихних шулеров.
Не соблазнят меня ни ихние красотки, А на рулетку только б мне взглянуть, Их банкометы мне вылижут подметки, А я на поезд и в обратный путь!
Я привезу с собою массу впечатлений, Попью коктейли, послушаю джаз-банд... Я привезу с собою кучу ихних денег И всю валюту сдам в советский банк!...
Играть я буду и на красный и на черный, Я в Монте-Карло облажу все углы... Останутся у них в домах игровых Одни хваленые зеленые столы!
Я говорю про все про это без ухарства. Шутить мне некогда: мне вышка на носу! Но пользу нашему родному государству Наверняка я этим принесу!
Слабода!
–
Рано утром проснешься И раскроешь газеты, На последней странице Золотые слова: Это Клим Ворошилов Даровал нам слабоду!.. И теперь на слабоде Вы увидите нас.
Рано утром проснешься, На поверку построят. Вызывают: – Васильев! И выходишь вперед. Это Клим Ворошилов И братишка Буденный Даровали слабоду, И их любит народ!
Пыльный город
–
Так оно и есть Словно встарь,словно встарь: Если шел в разрез На фонарь,на фонарь, А если воровал Значит сел,значит сел,
А если много знал Под растрел,под растрел. Думал я,наконец,не увижу я скоро Лагерей,лагерей. Но попал в этот пыльный,расплывчатый Без людей,без людей. Бродят толпы людей на людей не похожих Равнодушных,слепых. Я заглядывал в черные лица прохожих, Ни своих,ни чужих.
Но так оно и есть Словно встарь,словно встарь: Если шел в разрез На фонарь,на фонарь, А если воровал Значит сел,значит сел, А если много знал Под растрел,под растрел. Так зачем проклинал свою горькую долю Видно зря,видно зря! Так зачем я так долго стремился на волю В лагерях,в лагерях! Бродят толпы людей на людей не похожих Равнодушных,слепых. Я заглядывал в черные лица прохожих, Ни своих,ни чужих.
Простой заключенный
–
Товарищь Сталин! Вы большой ученый, В языкознании познали толк. А я простой советский заключенный И мой товарищь серый брянский волк. За что сижу, по совести, не знаю; Но прокуроры, видимо, правы. Итак, сижу я в Туруханском крае, Где при царе бывали в ссылке вы.
И вот сижу я в Туруханском крае, Где конвоиры строги и грубы. Я это все, конечно, понимаю Как обостренье классовой борьбы.
То дождь, то снег, то мошкара над нами, А мы в тайге с утра и до утра. Вы здесь из искры раздували пламя, Спасибо вам, я греюсь у костра.
Я вижу вас, как вы в партийной кепке И в кителе идете на парад. Мы рубим лес и сталинские щепки, Как раньше, во все стороны летятн
Вчера мы хоронили двух марксистов. Мы их не укрывали кумачем, Один из них был правым уклонистом, Второй, как оказалось, ни при чем...
Живите ж тыщу лет, товарищь Сталин! И как бы трудно не было б здесь мне, Я знаю, будет много чугуна и стали На душу населения в стране!
Направо-налево
–
Я женщин не бил до семнадцати лет, В семнадцать ударил впервые. Теперь на меня просто удержу нет:
Направо – налево
Я им раздаю чаевые!
Но как же случилось, что интеллигент Противник насилия в быте, Так в жизни упал я, и в этот момент
Ну если хотите,
Себя оскорбил мордобитьем. А было все так. Я ей не изменил За три дня ни разу, признаться... Да что говорить? Я духи ей купил
Французские, братцы,
За тридцать четыре семнадцать.
Но был у нее продавец из тэжэ Его звали Голубев Слава. Он эти духи подарил ей уже!
Налево – направо
Моя улыбалась шалава!...
Я был молодой и я вспыльчивый был, Претензии высказал кратко: Сказал ей, что Славку вчера удавил,
Сегодня ж, касатка,
Тебя удавлю для порядка. Я с дрожью в руках подошел к ней впритык, Зубами стуча Марсельезу, К гортани присох непослушный язык...
И справа, и слева
Я ей основательно врезал! С тех пор все шалавы боятся меня И это мне больно, ей-богу! Поэтому я, не проходит и дня,
Бью больно и долго!
Но всех не побьешь, – их ведь много...
Разница во вкусах
–
Она сказала: – Не люблю! А он сказал: – Не может быть! Она сказала: – Я не пью... А он сказал: – Ты будешь пить. Когда же выпито вино, Она сказала: – Дорогой, Закройте шторы и окно... А он сказал: – Пора домой!
Разные интеллекты
–
Ну о чем с тобой говорить? Бсе равно ты порешь ахинею, Лучше я пойду к ребятам пить У ребят есть мысли поважнее.
У ребят серьезный разговор, Например, о том, кто пьет сильнее, У ребят широкий кругозор От ларька до нашей бакалеи. Разговор у нас и прям и груб, Две проблемы мы решаем глоткой: Где достать недостающий рупь И кому потом бежать за водкой. Ты даешь мне утром хлебный квас... Ну что тебе придумать в оправданье? Интеллекты разные у нас Повышай свое образованье!
Банька по-черному
–
Копи! Ладно, мысли свои вздорные топи. Копи, только баньку мне по-черному топи! Вопи, – все равно меня утопишь, но вопи. Топи, только баньку мне, как хочешь, но топи! Эх, сегодня я отмоюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь!...
Не спи! Где рубаху мне по-пояс добыла? Топи! Ох, сегодня я отмоюсь до бела! Кропи, в бане стены закопченые кропи. Топи, слышишь? Баньку мне по-черному топи! Эх, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь!...
Кричи: загнан в угол зельем,словно гончей лось. Молчи, – у меня уже похмелье кончилось! Купи! Хоть кого-то из охранников купи. Топи, эту баньку ты мне ранненько топи! Эх, отмоюсь я сегодня, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь!...
Терпи! – Ты ж сама по дури продала меня! Топи, чтоб я чист был, как щенок, к исходу дня. Вопи, – все равно меня утопишь, но вопи... Топи, только баньку мне как хочешь, но топи! Эх, сегодня я отмаюсь, эх, освоюсь! Но сомневаюсь, что отмоюсь!...
Ворчуны
–
Есть чудаки везде ведь! Собралось десять ворчунов, Один сказал, что Геббельс врет, И их осталось девять. Решили девять ворчунов: Теперь болтать мы бросим. Один стал молча размышлять, И их осталось восемь.
Гуляли восемь ворчунов, Кругом лесная сень... Один вдруг что-то записал, И их осталось семь.
Семь ворчунов зашли в кафе Чего-нибудь поесть. Один скривился: – Вот бурда! И их осталось шесть.
Шесть ворчунов шли на парад, Один хотел отстать. Его заметил штурмовик, И их осталось пять.
Пять ворчунов сидели раз У одного в квартире. Он Мендельсона заиграл, И их уже четыре.
Из четырех один ворчун Ворчал, нахмуря брови. Его услышал свой же сын, И их осталось трое.
Три ворчуна бульваром шли, Плелись едва-едва. Один в затылке почесал, И их осталось два.
Два ворчуна берут 'Майн кампф ' Давай, мол, поглядим. Один, устав читать, зевнул, И их уже один.
Ворчун вот эту песню спел, Его могли повесить! Но лишь отправили в Дахау, Там встретились все десять!
Адольф решил: 'Ну, им капут! Не будут куролесить!' Но ворчуны и там, и тут, Их миллионов десять!
Спектакль театра на Таганке
'Павшие и живые' Б.Брехт.
Песня певца у микрофона
Я весь в свету, доступен всем глазам.
Я приступил к привычной процедуре:
Я к микрофону встал, как к образам,
Нет-нет, сегодня – точно к амбразуре.
И микрофону я не по нутру
Да, голос мой любому опостылет.
Уверен, если где-то я совру,
Он ложь мою безжалостно усилит.
Бьют лучи от рампы мне под ребра,
Светят фонари в лицо недобро,
И слепят с боков прожектора,
И жара, жара.
Он, бестия, потоньше острия.
Слух безотказен, слышит фальшь до йоты.
Ему плевать, что не в ударе я,
Но пусть, я честно выпеваю ноты.
Сегодня я особенно хриплю,
Но изменить тональность не рискую.
Ведь если я душою покривлю,
Он ни за что не выправит кривую.
На шее гибкой этот микрофон
Своей змеиной головою вертит.
Лишь только замолчу, ужалит он.
Я должен петь до одури, до смерти.
Не шевелись, не двигайся, не смей.
Я видел жало. Ты змея, я знаю.
А я сегодня – заклинатель змей,
С не пою, я кобру заклинаю.
Прожорлив он, и с жадностью птенца
Он изо рта выхватывает звуки.
Он в лоб мне влепит девять грамм свинца.
Рук не поднять – гитара вяжет руки.
Опять не будет этому конца.
Что есть мой микрофон? Кто мне ответит?
Теперь он – как лампада у лица,
Но я не свят, и микрофон не светит.
Мелодии мои попроще гамм,
Но лишь сбиваюсь с искреннего тона,
Мне сразу больно хлещет по щекам
Недвижимая тень от микрофона.
Я освещен, доступен всем глазам.
Чего мне ждать: затишья или бури?
Я к микрофону встал, как к образам.
Нет-нет, сегодня точно – к амбразуре.
* * *
Я полмира почти через злые бои Прошагал и прополз с батальоном, И обратно меня за заслуги мои С санитарным везли эшелоном. Подвезли
– вот родимый порог На полуторке к самому дому. Я стоял и немел, а над крышей дымок Поднимался не так – по-другому.
Окна словно боялись в глаза мне взглянуть. И хозяйка не рада солдату Не припала в слезах на могучую грудь, А руками всплеснула – и в хату.
И залаяли псы
на цепях. Я шагнул в полутемные сени, За чужое за что-то запнулся в сенях, Дверь рванул – подкосились колени.
Там сидел за столом на месте моем Неприветливый новый хозяин. И фуфайка на нем, и хозяйка при нем, Потому я и псами облаян.
Это значит,
пока под огнем Я спешил, ни минуты не весел, Он все вещи в дому переставил моем И по-своему все перевесил. Мы ходили под богом – под богом войны, Артиллерия нас накрывала. Но смертельная рана зашла со спины И изменою в сердце застряла. Я себя
в пояснице согнул, Силу воли позвал на подмогу: "Извините, товарищи, что завернул По ошибке к чужому порогу.
Дескать, мир, да любовь вам, да хлеба на стол, Чтоб согласье по дому ходило". Ну, а он даже ухом в ответ не повел: Вроде так и положено было.
Зашатался
некрашеный пол. Я не хлопнул дверьми, как когда-то. Только окна раскрылись, когда я ушел, И взглянули мне вслед виновато...
Белый вальс
–
Какой был бал! Накал движенья, звука, нервов, Сердца стучали на три счета вместо двух. К тому же дамы приглашали кавалеров На белый вальс, традиционный, и захватывало дух.
Ты сам, хотя танцуешь с горем пополам, Давно решился пригласить ее одну... Но вечно надо отлучаться по делам, Спешить на помощь, собираться на войну.
И вот все ближе, все реальней становясь, Она, к которой подойти намеревался, Идет сама, чтоб пригласить тебя на вальс, И кровь в висках твоих стучится в ритме вальса.
Ты внешне спокоен
Средь шумного бала,
Но тень за тобою
Тебя выдавала
Металась, ломалась, дрожала она
В зыбком свете свечей.
И, бережно держа
И бешено кружа,
Ты мог бы провести ее по лезвию ножа.
Не стой же ты руки сложа,
Сам не свой и ничей.
Был белый вальс, конец сомненьям маловеров И завершенье юных снов, забав, утех. Сегодня дамы приглашают кавалеров Не потому, что мало храбрости у тех.
Возведены на время бала в званья дам, И кружит головы нам вальс, как в старину. Но вечно надо отлучаться по делам, Спешить на помощь, собираться на войну.
Белее снега белый вальс, кружись, кружись, Чтоб снегопад подольше не прервался. Она пришла, чтоб пригласить тебя на жизнь, И ты был бел, белее стен, белее вальса.
Где б ни был бал – в лицее, в доме офицеров, В дворцовой зале, в школе – как тебе везло! В россии дамы приглашают кавалеров Во все века на белый вальс, и было все белым-бело.
Потупя взоры, не смотря по сторонам, Через отчаянье, молчанье, тишину Спешили женщины прийти на помощь нам. Их бальный зал – величиной во всю страну.
Куда б ни бросило тебя, где б ни исчез, Припомни вальс, как был ты бел – и улыбнешься. Век будут ждать тебя – и с моря и с небес И пригласят на белый вальс, когда вернешься.
Ты внешне спокоен
Средь шумного бала,
Но тень за тобою
Тебя выдавала
Металась, ломалась, дрожала она
В зыбком свете свечей.
И, бережно держа
И бешено кружа,
Ты мог бы провести ее по лезвию ножа.
Не стой же ты руки сложа,
Сам не свой и ничей.
Песня о конце войны
–
Сбивают из досок столы во дворе,
Пока не накрыли – стучат в домино.
Дни в мае длиннее ночей в декабре,
Но тянется время – и все решено. Вот уже довоенные лампы горят вполнакала И из окон на пленных глазела москва свысока... А где-то солдат еще в сердце осколком толкало, А где-то разведчикам надо добыть "языка". Вот уже обновляют знамена. И строят в колонны. И булыжник на площади чист, как паркет на полу. А все же на запад идут и идут эшелоны. И над похоронкой заходятся бабы в тылу.
Не выпито всласть родниковой воды,
Не куплено впрок обручальных колец
Все смыло потоком народной беды,
Которой приходит конец наконец.
Вот со стекол содрали кресты из полосок бумаги. Вот и шторы – долой! Затемненье уже ни к чему. А где-нибудь спирт раздают перед боем из фляги, Он все выгоняет – и холод, и страх, и чуму. Вот от копоти свечек уже очищают иконы. И душа и уста – и молитву творят, и стихи. Но с красным крестом все идут и идут эшелоны, Хотя и потери по сводкам не так велики.
Уже зацветают повсюду сады.
И землю прогрело и воду во рвах.
И скоро награда за ратны труды
Подушка из свежей травы в головах.
Уже не маячат над городом аэростаты. Замолкли сирены, готовясь победу трубить. А ротные все-таки выйти успеют в комбаты, Которых пока еще запросто могут убить. Вот уже зазвучали трофейные аккордеоны, Вот и клятвы слышны жить в согласье, любви,
без долгов, А все же на запад идут и идут эшелоны, А нам показалось, совсем не осталось врагов.
Благословен великий океан
–
Заказана погода нам удачею самой, Довольно футов нам под киль обещано, И небо поделилось с океаном синевой, Две синевы у горизонта скрещено. Не правда ли, морской, хмельной,невиданный простор Сродни горам в безумстве, буйстве, кротости. Седые гривы волн чисты, как снег на пиках гор, И впадины меж ними – словно пропасти.
Служение стихиям не терпит суеты.
К двум полюсам ведет меридиан.
Благословенны вечные хребты,
Благословен великий океан. Нам сам великий случай – брат, везение – сестра. Хотя на всякий случай мы встревожены. На суше пожелали нам "Ни пуха, ни пера", Созвездья к нам прекрасно расположены. Мы все – впередсмотрящие, все начали с азов, И, если у кого-то невезение, Меняем курс,идем на "Сос",как там в горах – на зов На помощь, прерывая восхождение.
Служение стихиям не терпит суеты.
К двум полюсам ведет меридиан.
Благословенны вечные хребты,
Благословен великий океан.
Потери подсчитаем мы, когда пройдет гроза, Не сединой, а солью убеленные, Скупая океанская огромная слеза Умоет наши лица просветленные. Взята вершина, клотики вонзились в небеса. С небес на землю – только на мгновение. Едва закончив рейс, мы поднимаем паруса И снова начинаем восхождение.
Служение стихиям не терпит суеты.
К двум полюсам ведет меридиан.
Благословенны вечные хребты,
Благословен великий океан!
* * *
Мы говорим не "штормы", а "шторма" Слова выходят коротки и смачны. "Ветра" – не "ветры" – сводят нас с ума, Из палуб выкорчевывая мачты.
Мы на приметы наложили вето, Мы чтим чутье компасов и носов. Упругие, тугие мышцы ветра Натягивают кожу парусов.
На чаше звездных, подлинных весов Седой нептун судьбу решает нашу, И стая псов, голодных "Гончих псов", Надсадно воя, гонит нас на "Чашу".
Мы – призрак легендарного корвета, Качаемся в созвездии "Весов". И словно заострились струи ветра И вспарывают кожу парусов. По курсу – тень другого корабля. Он шел и в штормы, хода не снижая. Глядите: вон болтается петля На рее, по повешенным скучая.
С ним провиденье поступило круто: Лишь вечный штиль – и прерван ход часов. Попутный ветер словно бес попутал Он больше не находит парусов.
Нам кажется, мы слышим чей-то зов Таинственные четкие сигналы... Не жажда славы, гонок и призов Бросает нас на гребни и на скалы.
Изведать то, чего не ведал сроду, Глазами, ртом и кожей пить простор... Кто в океане видит только воду, Тот на земле не замечает гор.
Пой, ураган, нам злые песни в уши, Под череп проникай и в мысли лезь, Лей звездный дождь, вселяя в наши души Землей и морем вечную болезнь.
* * *
Упрямо я стремлюсь ко дну, Дыханье рвется, давит уши. Зачем иду на глубину? Чем плохо было мне на суше?
Там на земле – и стол, и дом. Там – я и пел, и надрывался... И плавал все же, хоть с трудом, Но на поверхности держался.
Земные страсти под луной В обыденной линяют жиже, А я вплываю в мир иной, Тем невозвратнее, чем ниже.
Дышу я непривычно ртом. Среда бурлит – плевать на среду! Я погружаюсь, и притом Быстрее – в пику Архимеду.
Я потерял ориентир, Но вспомнил сказки, сны и мифы... Я открываю новый мир, Пройдя коралловые рифы. Коралловые города... В них многорыбно, но не шумно Нема подводная среда, И многоцветна, и разумна.
Где та чудовищная мгла, Которой матери стращают? Светло, хотя ни факела, Ни солнце мглу не освещают.
Все гениальное и не Допонятое – всплеск и шалость. Спаслось и скрылось в глубине Все, что гналось и запрещалось.
Дай бог, я все же дотяну, Не дам им долго залежаться. И я вгребаюсь в глубину, Мне все труднее погружаться.
Под черепом – могильный звон, Давленье мне хребет ломает, Вода выталкивает вон, И – глубина не принимает. Я снял с острогой карабин, Но камень взял (не обессудьте), Чтобы добраться до глубин, До тех пластов – до самой сути.
Я бросил нож – не нужен он. Там нет врагов, там все мы – люди. Там каждый, кто вооружен, Нелеп и глуп, как вошь на блюде.
Сравнюсь с тобой, подводный гриб, Забудем и чины, и ранги. Мы снова превратились в рыб, И наши жабры – акваланги.
Нептун – ныряльщик с бородой, Ответь и облегчи мне душу: – Зачем простились мы с тобой, Предпочитая влаге сушу?
Меня сомненья – черт возьми! Давно буравами сверлили: Зачем мы сделались людьми? Зачем потом заговорили? Зачем, живя на четырех, Мы встали, распрямили спины? Затем – и это видит бог Чтоб взять каменья и дубины. Мы умудрились много знать, Повсюду мест наделать лобных, И предавать, и распинать, И брать на крюк себе подобных.
И я намеренно тону, Ору: – спасите наши души! И если я не дотяну, Друзья мои, бегите с суши!
Назад, не к горю, не к беде, Назад и вглубь, но не ко гробу, Назад – к прибежищу, к воде! Назад – в извечную утробу! Похлопал по плечу трепанг, Признав во мне свою породу.
И я выплевываю шланг И в легкие пускаю воду!..
Сомкните стройные ряды, Покрепче закупорьте уши. Ушел один – в том нет беды, Но я приду по ваши души!
* * *
Неправда, над нами не бездна, не мрак Каталог наград и возмездий. Любуемся мы на ночной зодиак, На вечное танго созвездий.
Глядим, запрокинули головы вверх, В безмолвие, тайну и вечность. Там трассы судеб и мгновенный наш век Отмечены в виде невидимых вех, Что могут хранить и беречь нас.
Горячий нектар в холода февралей, Как сладкий елей вместо грога: Льет звездную воду чудак "Водолей" В бездонную пасть "Козерога".
Вселенский поток и извилист, и крут, Окрашен то ртутью, то кровью. Но, вырвавшись с мартовской мглою из пут, Могучие "Рыбы" на нерест плывут По млечным протокам к верховью. Декабрьский "Стрелец" отстрелялся вконец, Он мается, копья ломая. И может без страха резвиться "Телец" На светлых урочищах мая. Из августа изголодавшийся "Лев" Глядит на "Овена" в апреле. В июнь к "Близнецам" свои руки воздев, Нежнейшие девы созвездия "Дев" "Весы" превратили в качели.
Лучи световые пробились сквозь мрак, Как нить ариадны, конкретны, Но и "Скорпион", и таинственный "Рак" От нас далеки и безвредны. На свой зодиак человек не роптал, Да звездам страшна ли опала?! Он эти созвездия с неба достал, Оправил он их в драгоценный металл, И тайна доступною стала.
П л а ч
–
Отчего не бросилась, марьюшка, в реку ты, Отчего ж не замолкла навсегда ты? Как забрали милого в рекруты, в рекруты, Как ушел твой суженый во солдаты.
Я слезами горькими горницу вымою И на годы долгие дверь закрою. Наклонюсь над озером ивою, ивою, Высмотрю, как в зеркале, – что с тобою. Травушка-муравушка сочная, мятная Без тебя ломается, ветры дуют. Долюшка солдатская ратная, ратная, Что, как пули грудь твою не минуют?
Тропочку глубокую протопчу по полю, И венок свой свадебный впрок совью, Дивну косу девичью – до полу, до полу Сберегу для милого с проседью,
Вот возьмут кольцо мое с белого блюдица, Хоровод завертится, – грустно в нем. Пусть мое гадание сбудется, сбудется, Пусть вернется суженый вешним днем. Пой как прежде весело, идучи к дому, ты, Тихим словом ласковым утешай. А житье невестино – омуты, омуты... Поджидает Марьюшка, поспешай.
О ж и д а н и е
–
Не сдержать меня уговорами. Верю свято я не в него ли? Пусть над ним кружат черны вороны, Но он дорог мне и в неволе.
Верим веку испокон,
Да прослышала сама я,
Как в году невесть каком
Стали вдруг одним цветком
Два цветка. Иван да марья.
Клич глашатаев
–
Если кровь у кого горяча Саблей бей, пикой лихо коли. Царь дарует вам шубу с плеча Из естественной выхухоли. Сей указ без обману-коварства, За печатью по форме точь-в-точь: В бой за восемь шестнадцатых царства И за целую царскую дочь.
Да, за целую царскую дочь!
Свадебная
–
Ты, звонарь-пономарь, не кимарь! Звонкий колокол раскочегаривай. Ты очнись, встрепенись, гармонист, Переливами щедро одаривай. Мы беду на век спровадили, В грудь ей вбили кол осиновый. Перебор сегодня свадебный, Звон над городом малиновый. Эй, гармошечка, дразни, дразни, Не спеши, подманивай. Главный колокол, звони, звони, Маленький подзванивай.
* * *
Как по Волге-Матушке,
по реке-кормилице
Все суда с товарами,
струги да ладьи,
И не надорвалася,
и не притомилася
Ноша не тяжелая,
корабли свои.
Вниз по волге плавая,
прохожу пороги я
И гляжу на правые
берега пологие.
Там камыш шевелится,
поперек ломается,
Справа берег стелется,
слева поднимается.
Волга песни слышала
хлеще, чем "Дубинушка",
В ней вода исхлестана
пулями врагов.
И плыла по матушке
наша кровь-кровинушка,
Стыла бурой пеною
возле берегов.
Долго в воды пресные
лились слезы строгие.
Берега отвесные
берега пологие
Плакали, измызганы
острыми подковами,
Но теперь зализаны
эти раны волнами.
Что-то с вами сделалось,
берега старинные,
Там, где стены древние,
на холмах кремли,
Словно пробудилися
молодцы былинные
И, числом несметные,
встали из земли.
Лапами грабастая,
корабли стараются,
Тянут баржи с Каспия,
тянут-надрываются,
Тянут, не оглянутся,
и на версты многие
За крутыми тянутся
берега пологие.
П о ж а р ы
–
Пожары над страной Все выше, жарче, веселей. Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа, Но вот судьба и время Пересели на коней, А там в галоп, под пули в лоб И мир ударило в озноб От этого галопа. Шальные пули злы, Глупы и бестолковы, А мы летели вскачь Они за нами влет. Расковывались кони, И горячие подковы Летели в пыль на счастье тем, Кто их потом найдет. Увертливы поводья, словно угри, И спутаны и волосы и мысли на бегу, А ветер дул и расправлял нам кудри, И распрямлял извилины в мозгу.
