Текст книги "Гибель «Демократии»"

Автор книги: Владимир Руга

Соавторы: Андрей Кокорев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

– Нет, Петр Андреевич, я не разделяю вашего пессимизма, – благодушно сказал Жохов.

Они недавно вернулись в штаб, и теперь поручик, подводя итоги посещения «Воли», сожалел о времени, потраченном впустую. Для него вторая половина дня на линкоре прошла под знаком скуки. На протяжении двух с половиной часов Петр терпеливо записывал показания офицеров, которые в один голос твердили: на «Демократии» ничего, предвещавшего трагедию, не заметили и могут только гадать о причинах гибели линкора. Что же касается впечатлений от знакомства с возможными участниками заговора, то практически все, с кем он беседовал, на его взгляд, вели себя подозрительно.

Жохов, напротив, оказался чрезвычайно доволен поездкой, поскольку считал, что им удалось достичь главной цели – офицеры сами сделали первые шаги для сближения с поручиком. Оставалось немного выждать и отправляться в Морское собрание. Тем более что при расставании на Графской пристани Мирбах подтвердил приглашение – с «Воли» они возвращались одним катером вместе с линкоровскими офицерами, съезжавшими на берег.

Кроме того, благодаря помощи кондуктора Угрюмова мне удалось разговорить нескольких матросов. Оказывается, господин Али Челендар искал знакомства на эскадре не со всеми подряд. В первую очередь его интересовали комендоры. Вы понимаете, что это означает?

– Ему нужны были матросы-артиллеристы, имевшие доступ в погреба с боезапасом, – похолодел Петр от страшной догадки.

– Именно! Есть еще любопытный момент. В разговорах наш турок неоднократно упоминал какого-то Железняка. Выглядело это как проверка реакции слушателей – знают ли они данное лицо. Кстати, вы мне обещали поведать об этом господине. К тому же санитары-носильщики подтвердили – матрос с «Демократии» действительно назвал в бреду эту фамилию.

– Это не фамилия, а прозвище, – поправил Шувалов начальника. – Бывший матрос Анатолий Железняков является одним из руководителей организации анархистов подполья. Комитет общественной безопасности давно, но пока безуспешно гоняется за ним по всей России.

– Черт бы его побрал! – в сердцах грохнул кулаком по столу капитан-лейтенант. – Снова политика всплывает. То монархисты, будь они неладны, теперь анархисты объявились на наши головы.

– Не расстраивайтесь вы так, Алексей Васильевич, – принялся успокаивать его поручик. – Это же азы разведывательного ремесла – использование в своих целях членов радикальных политических группировок. Зато мы сможем разрабатывать их в полном соответствии с инструкцией Главного управления, поскольку налицо связь с вражескими шпионами.

– Да, вы правы, – согласился капитан-лейтенант, заметно успокоившись. – Что же касается подозрительных моментов в поведении офицеров «Воли», то здесь я не стал бы спешить с выводами. Вот вы среди прочих упомянули мичмана Каткова. А известно вам, что он в августе семнадцатого года потерял единственного брата?.. Генерального штаба подполковник Катков, надеясь повидать семью, на один день вырвался с фронта в Севастополь. Когда он ехал на извозчике с вокзала, его схватили матросы, после чего расстреляли заодно с флотскими офицерами… Возможно, что у других тоже есть свой счет к революции и к порожденному ею демократическому строю, который даровал амнистию всем убийцам по политическим мотивам. Но это не означает поголовное участие в монархическом заговоре всех, кто пережил горе.

Второй раз за день Петр почувствовал себя неловко. Снова, как и в разговоре с Мирбахом, он получил напоминание, что не обладает полным правом судить этих людей. Революция подобно сказочному дракону опалила их своим огненным дыханием, а его волею случая обошла стороной.

Взглянув на часы, капитан-лейтенант собрался было напомнить поручику, что пора идти на встречу с Мирбахом, но тут дверь распахнулась и в кабинет вошел Храбро-Василевский. Лицо его было таким мрачным, что, вставая согласно уставу, поручик внутренне содрогнулся, представив себя на месте виновника плохого настроения старшего офицера «Воли».

Не говоря ни слова, капитан 2 ранга подошел к столу, осторожно положил на него бумажный сверток, который держал в руках, резким жестом откинул края бумаги. Всеобщему обозрению предстала старая, в пятнах масла бескозырка без ленточки. В ней, поблескивая боками, лежали три медных цилиндра размером немного более сигары «Cabannas». На одном конце каждого из них отчетливо виднелось кольцо с рифленой накаткой, на другом – ряд небольших отверстий.

– Случайно вы не это искали, господа? – спросил Храбро-Василевский, с отвращением глядя на «сигары».

Жохов задумчиво взял один цилиндрик, взвесил его на ладони, достав линейку, смерил длину и диаметр. Затем поднял глаза на старшего офицера и спокойным голосом произнес:

– Вольдемар, ты принес зажигательные приборы замедленного действия. Во время войны такими штуками немецкие и австрийские агенты производили поджоги. Может, поведаешь, откуда они у тебя?

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Храбро-Василевский стоял набычившись, и было отчетливо видно, как на его скулах ходили желваки.

– У меня тоже есть к тебе вопрос, Алексей, – сказал он с трудом, будто проталкивая слова сквозь зубы. – Почему после ухода твоего соратника в строевой канцелярии нашлись эти предметы, явно не похожие на письменные принадлежности?

– Иными словами, нас с вами, Петр Андреевич, подозревают в провокации, – задумчиво проговорил Жохов. Затем, уже обращаясь к старшему офицеру «Воли», предложил: – Чаю с нами выпьешь?

– Лучше коньяку, – буркнул тот.

Помедлив, капитан 2 ранга снял фуражку, подсел к столу.

Пока Жохов отбивал с горлышка сургуч, вытаскивал пробку, разливал коньяк по стаканам, Владимир Иосифович сидел с отрешенным видом. Получив свою порцию, поглядел в лицо начальнику контрразведки, встретился глазами с Шуваловым, потом примиряюще произнес:

– Кого господь хочет наказать, того лишает разума. Не держите на меня зла, господа!

– За торжество разума! – отсалютовал стаканом Жохов.

– Placeat diis! – завершил Петр традиционным студенческим тостом. На всякий случай перевел с латыни: – Да будет угодно богам!

Офицеры выпили, одновременно потянулись к блюдечку с ломтиками лимона. Так закусывать коньяк, по утверждению журнала «Сатирикон», придумал Николай Второй. В номере, посвященном годовщине падения монархии, анонимный фельетонист писал, что для России это было единственно полезное деяние бывшего царя.

– Ну как, полегчало? – поинтересовался Алексей Васильевич у гостя. – Тогда рассказывай все – от начала до конца.

– Особо рассказывать нечего, – начал Храбро-Василевский. – Один из писарей принес. У них там, в канцелярии, есть рундук, где хранится ведро и ветошь для приборки. Он ведро вытащил, а в нем вместе с бескозыркой лежали эти, как ты говоришь, приборы – четыре штуки. Писарь-дубина взял один, да покрутил колечко, внутри что-то щелкнуло. Примерно через минуту из отверстий огонь показался; цилиндрик у него в руках так раскалился, что не удержать. Он выронил – к счастью, прямо в ведро; схватил его и бегом наверх, чтобы выкинуть за борт.

– Неужели выбросил? – огорчился Жохов.

– Вместе с ведром, – подтвердил Храбро-Василевский. – Говорил, только пшикнуло в воде, как от раскаленного уголька. Сей цирковой фокус увидел мичман Пагануццы. Он этого дурака за шиворот и вместе с находкой ко мне. Я Нелидову доложил…

– Берусь предсказать последствия твоего доклада, – прервал Алексей Васильевич наступившую было паузу. – Будучи натурой чувствительной, Бонапартий пришел в сильное волнение, сочтя обнаруженные предметы доказательством нечестной игры со стороны контрразведки. Он был так убедителен в своем страстном монологе, что заразил безумием старшего офицера. Тот воспылал жаждой мести и помчался в штаб требовать сатисфакции. Правда, напоследок командир корабля выразил одно пожелание. Какое, Вольдемар?

– Тебе, Свистун, наверно, сам черт с кораблей семафоры шлет, если ты заранее все знаешь, – пошутил старший офицер. – А если серьезно, то действительно есть просьба Нелидова. По зрелом размышлении, я к ней тоже присоединяюсь…

– Стоп! – перебил начальник контрразведки. – Давай я попробую угадать суть этой просьбы. Господин без пяти минут адмирал попросил тебя передать в наше ведомство рапорт о случившемся. Попутно ты должен уговорить меня упрятать сию бумагу под сукно, чтобы высокие инстанции пребывали в неведении как минимум до отъезда президента. А лучше – до окончания работы комиссии из Петрограда. Таким образом, вся ответственность за сокрытие факта, который свидетельствует о подготовке диверсии на «Воле», ложится на вашего покорного слугу. При этом командование линкора сохраняет свои мундиры в девственной чистоте.

– Бывают же случаи, когда интересы следствия требуют какое-то время держать все в глубочайшем секрете, – заметил Храбро-Василевский, как бы разговаривая сам с собой.

– Позвольте, господа! – не удержался Шувалов. – Существует же правило, согласно которому о происшествиях такого рода следует немедленно извещать Главное разведывательное управление Генерального штаба.

– И ты, Брут, – вздохнул Владимир

Иосифович и принялся наливать по второй.

– Наш юный друг со свойственной ему прямотой хочет сказать, что выполнение вашей просьбы потребует взамен серьезных ответных услуг, – не скрывая иронии, сказал Жохов. – Ты готов?

– Что пожелаешь – хоть луну с неба, хоть морскую прогулку к Босфору. Можно с практическими стрельбами главным калибром. Или хочешь, закажу Репину написать с вас портреты, да велю повесить в кают-компании. Каждый раз за обедом будем пить за ваше здоровье. Еще упрошу отца Иринарха денно и нощно молить господа о здравии воина Алексия и воина Петра.

– Ладно, остановись, – махнул рукой Алексей Васильевич. – За мою доброту отслужишь тем, что устроишь на своем корабле аврал, какого флот не видывал. Перетряхнешь линкор от киля до клотика на предмет поиска подобного рода сувениров. Спросят зачем, объяснишь, что ждешь приезда петроградской комиссии. В нее входит генерал Крылов, который имеет привычку заглядывать в каждый темный угол, чтобы узнать, как на корабле несут службу.

Старший офицер «Воли» кивал с довольным видом. По всему выходило, что мысленно нарисованная картина предстоящего апокалиптического действа на линкоре доставляла ему величайшее наслаждение.

– И последнее. Как-нибудь невзначай поделись идеей достойной встречи комиссии со старшими офицерами других линкоров. Думаю, глядя на вас, на крейсерах тоже поавралят. Главное, чтобы команды поспешили избавиться от всего непредусмотренного уставом имущества. Заодно пусть те, кто им поставляет такие игрушки, немного понервничают. Вдруг захотят выяснить, в чем дело, и невзначай попадут в наше поле зрения.

– Быть посему! – провозгласил Храбо-Василевский, заметно повеселев. – Давайте выпьем, господа, за светлую голову капитан-лейтенанта Жохова. Как он был в Морском корпусе самым хитроумным, так им и остался.

Шувалов направился к двери, у порога обернулся, пронзив взглядом все еще улыбавшегося Жохова, бросил на прощание:

– Но все дружно подумали на гардемарина по прозвищу Свистун. Честь имею, господа!

Капитан 2 ранга скрылся за дверью. Следом засобирался Шувалов. Простившись с начальником, он направился в гостиницу, чтобы подготовиться к визиту в Морское собрание. По дороге поручик размышлял о том, насколько реально перетряхнуть огромный линкор так, чтобы не был обойден ни один уголок, где можно спрятать диверсионные «сигары». Потом задумался над тем, почему «зажигалки» нашли именно в строевой канцелярии. «Их хранил кто-то из писарей? – гадал он. – Или тот, кто хотел срочно избавиться от опасного груза, не нашел лучшего места? А может, действительно, хотели меня скомпрометировать? Но если я нужен офицерам как источник информации, тогда виновника следует искать среди команды».

Петр не знал, что одновременно с ним над теми же вопросами ломал голову Жохов. Только начальник контрразведки принимал в расчет еще одно обстоятельство: «Когда мы, прибыли на линкор, пронесся слух, что штрафных будут отправлять в десантную дивизию. Вот тут несостоявшийся диверсант запаниковал, решив, что eгo спишут с корабля. Брать с собой приборы опасно – вещи могут проверить. Оставлять тоже нельзя, поскольку на его место придет другой матрос, станет принимать заведование и обнаружит тайник. Значит, надо их подбросить, но так, чтобы не подвести товарищей. Тогда этот некто решил сделать козлами отпущения писарей, которых на корабле не любят, называя «баковой аристократией». Что ж, надо повнимательнее приглядеться к штрафным матросам и установить, кто из них связан с анархистами».

За час до полуночи, когда у Алексея Васильевича от писанины начала неметь рука, в кабинете появился Сомов. Повинуясь жесту начальника, он устало плюхнулся на стул, с радостью согласился выпить чаю. Поставив на огонь спиртовки небольшой чайник, прапорщик принялся докладывать о результатах дневной работы:

– Водолазы сегодня спускались к «Демократии». Говорят, поднять можно, но нет смысла торопиться, пока док занят корпусом «Марии». Извлекли одного утопленника. Матрос Дмых из машинной команды – люком его зажало. Азаренкова и де Ласси еще не обнаружили.

Лицо Жохова помрачнело. Это были его сотрудники, проверявшие готовность линкора к визиту президента. В числе двух десятков человек они числились пропавшими без вести во время гибели линкора.

– Что же касается нашего фотографа-летуна Али Челендара, – продолжал Coмов, – то я получил о нем новые сведения. Неделю назад его видели в компании какого-то господина. Имеется описание. Очевидец утверждает, разговор шел о поставках на корабли эскадры неизвестного ему товара. Если дословно, турок сказал следующее: «У меня товара хватит на все корабли. Слава Аллаху, Коминтерн свое обещание полностью выполнил. Одна беда, трудно найти по-настоящему идейных людей. Если не найдутся фанатики, придется нанимать исполнителей за большие деньги. Вы готовы платить?» Неизвестный ответил, что готов заплатить любую разумную сумму, лишь бы турок успел все организовать к сроку. В противном случае денег ему не видать.

– Свидетель слышал, о какой дате шла речь?

– Конкретно нет, но из разговора вытекало, что до назначенного срока оставалось дней пять. Как раз совпадает с датой взрыва на «Демократии».

– Интересное обстоятельство. Как выглядел этот финансист?

В ответ Сомов раскрыл блокнот и стал зачитывать приметы человека, который беседовал с покойным турком. Когда он закончил, Алексей Васильевич потер в задумчивости лоб рукой. Затем, озаренный какой-то идеей, капитан-лейтенант порылся в ворохе бумаг на столе, извлек из-под нее один лист, пробежал его содержимое глазам ми, дал прочесть подчиненному.

– Вот это да, – удивленно протянул прапорщик. – Москвич, отославший телеграмму подозрительного содержания, по описанию сильно напоминает собеседника Али Челендара.

– Действительно, похож. А раз так, завтра с утра приступайте к поискам. Начните с гостиниц и ресторанов. Если телеграфист не ошибся, записав его в «новые люди», то ваш объект должен неоднократно засветиться в дорогих злачных местах. Когда найдете, возьмите под плотное наблюдение, и чтобы ни на минуту не оставался без надзора.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Гулять по Севастополю лучше всего вечерней порой. Южное солнце из безжалостного деспота превращается в доброго друга. Неуклонно скатываясь в западную часть моря к месту своего ночного купания, оно милостиво разрешает тени от деревьев закрыть не только тротуары, но и заползти на стены домов.

Привлеченная прохладой публика заполняет улицы и бульвары. В отличие от дневного времени, штатским приходится уступить пальму первенства людям в морской форме. Все свободные от вахты корабельные офицеры, их собратья, несущие службу на берегу, сходятся в этот час на традиционный променад. Семейные пары, воссоединившись на Графской пристани, чинно следуют на городские квартиры, к накрытым для ужина столам. Холостая молодежь устремляется на Приморский бульвар, где, флиртуя напропалую, гуляют с барышнями под звуки духового оркестра. То тут, то там слышатся взаимные приветствия; видно, как моряки снимают фуражки, свидетельствуя дамам свое почтение.

От штаба до гостиницы Киста расстояние небольшое. Даже двигаясь сквозь густую толпу. Шувалов преодолел его за считанные минуты. Он кивнул швейцару, услужливо распахнувшему перед ним дверь, и стремительно направился к портье. Тот, увидев постояльца, привычным движением выхватил из нужного гнезда деревянную «грушу» с прикрепленным к ней ключом и положил ее на стойку. К удивлению Петра, гостиничный служащий, глядя на кого-то позади офицера, вместо обычной подобострастной улыбки проделал это с явным смущением.

Поручик не успел обернуться. Послышалось шуршание платья; обдав запахом духов «Коти», чьи-то руки закрыли ему глаза. «Евгения! Как она меня нашла? – мелькнула первая мысль. Потом сработала логика: – При нашей разнице в росте ей так не сделать. Значит, Аглая – больше некому. Черт побери, совсем не вовремя!» Покоряясь неизбежному, Петр сказал:

– Аглая! Прекрати дурачиться, здесь же люди кругом!

– Ах, господин Шувалов, вы еще не забыли имя бедной девушки! – произнесла она, отпуская руки и давая офицеру возможность оказаться с ней лицом к лицу. – И продолжаете заботиться о своем реноме. Вот только о моей репутации вы нисколько не думаете!

– Погоди, Аглая! Что за странные обвинения? – запротестовал поручик. Оглянувшись на портье, с интересом ловившего каждое слово, предложил: – Давай спокойно во всем разберемся, но в более подходящем месте.

– Что же это за место? Твой номер? – язвительно спросила женщина. – Изволь, я согласна. И так битых два часа мне пришлось поджидать тебя возле гостиницы. Думаю, здесь уже давно меня приняли за кокотку, которая охотится за денежным клиентом. Нельзя же обманывать ожидания гостиничной прислуги – она хорошо кормится, об служивая такие визиты к постояльцам.

– Как ни печально для них, но сегодня они на нас не заработают, – подчеркнуто спокойно ответил Шувалов. – Мы сейчас пройдем в ресторан, сядем и поговорим обо всем без лишних эмоций.

Сохраняя сердитое выражение лица, Аглая подчинилась ему: взяла под руку, покорно пошла через вестибюль к зеркальным дверям, из-за которых доносилась музыка. Пока они шли, Петр подумал: «Каким неприятным становится лицо красивой женщины, искаженное беспричинным гневом. Созданное природой, чтобы привлекать взоры мужчин и пробуждать в них желание поклоняться ей, в этот миг оно подталкивает к одному – бежать без оглядки. Вероятно, древний грек, выдумавший миф о Мегере и ее сестрах, сам немало пострадал от дурного женского нрава… Как интересно! По-моему, этого господина в канотье я видел, когда выходил из штаба».

Последнее относилось к неприметному человеку в белом костюме, который прогуливался снаружи. Он старательно изображал беззаботность, но взгляд, брошенный через витринное окно гостиницы, выдал его. Так, с наигранным равнодушием, призванным спрятать внутреннее напряжение, «мажут» глазами по объекту агенты наружного наблюдения. Все-таки не зря Вельяминов, в свое время готовивший филеров для легендарного Летучего отряда, обучил Петра приемам оперативной работы.

Поручику хватило заметить боковым зрением неестественное поведение прохожего, чтобы угадать в нем «хвост». «Ладно, – решил он, – пусть пока погуляет. Сначала поговорю с Аглаей, а потом разберусь и с ним. Может, этот тип совсем не по мою душу».

Метрдотель с невозмутимостью сфинкса выслушал просьбу о столике в самом тихом месте, понимающе кивнул, не спеша провел Петра с Аглаей в самый дальний от оркестра угол. Подскочивший официант – татарин, наряженный в красную шелковую рубаху, – принял заказ на легкий ужин и, бормоча традиционное заклинание ресторанных служителей: «Сей момент будет исполнено», умчался на кухню.

– И как же ее зовут? – с агрессивным напором спросила вдруг Аглая.

– Кого? – не сразу понял Шувалов, занятый мыслями о соглядатае в канотье.

– Твою новую пассию. Неужели ты думал, что я не догадаюсь? Вот уже второй день ты избегаешь меня. Прислал какую-то невразумительную записку, что занят делами, съехал с квартиры в гостиницу. Выглядишь изможденным от бессонных ночей. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – здесь замешана женщина. Мне только интересно знать, чем она лучше меня?

Проклиная в душе, всех ревнивиц на свете, Шувалов принялся уверять ее в своей невиновности:

– Милая Аглая, пойми, мне не в чем перед тобой оправдываться. Меня действительно отозвали из отпуска и вот уже вторые сутки я с утра до ночи занят служебными делами. Ты же знаешь о случившейся трагедии? Так вот, совершенно неожиданно мне при шлось стать участником расследования…

Стараясь быть как можно убедительнее, он изложил ей сочиненную Жоховым легенду. По мере его рассказа лицо молодой женщины смягчалось: в глазах появилось прежнее обожание, губы тронула неуверенная улыбка. Накрыв своей рукой его руку, она воскликнула:

– Все, достаточно! Не говори больше ни слова!.. Нет, скажи, чтобы быстрее принесли вина…

Официант мгновенно оказался рядом. «Будто скрывался за соседней пальмой», – непроизвольно отметил Шувалов. – Неужели подслушивал?»

Аглая подняла бокал. Глядя поверх него на поручика, она тихо произнесла:

– Милый, ради бога, прости меня за невозможное поведение… Знаешь, я придумала, как искупить свою вину. Давай сразу после ужина поедем ко мне. В эту ночь я буду покорнейшей из женщин, твоей рабой. Можешь растоптать меня, растерзать – я с величайшим наслаждением вытерплю все… А пока выпьем за нас!.. Что с тобой? Ты не рад?

– Нет, дорогая, я очень рад, – он старательно подыскивал слова, чтобы объяснить свой отказ, – но обстоятельства… К сожалению, сегодня вечером меня ждет одно незаконченное дело. Я должен встретиться кое с кем в Морском собрании – это очень важно, поскольку связано с гибелью «Демократии». Даже не знаю, когда освобожусь. Что если мы поступим так, – сказал Петр, глядя женщине прямо в глаза. – Ты сейчас отправишься на квартиру и там будешь ожидать меня. Как только покончу с делами, я примчусь, чтобы оказаться в полной твоей власти. Надеюсь, мне удастся доказать свою полную преданность тебе.

– Да. Петр, да, – закивала она в ответ, порозовев от волнения. – К черту ужин! Отправляйся немедленно в Морское собрание. А я буду ждать тебя и томиться любовной жаждой. Когда же ты, наконец, придешь, мы…

Женщина не договорила, а лишь мечтательно прикрыла глаза.

– Я пью за нашу встречу! – провозгласила Аглая.

Бокалы отозвались мелодичным звоном. Повинуясь знаку дамы, возле них опять мгновенно, как из-под земли, вырос официант. Услужливо склонившись, он записал продиктованное Аглаей дополнение к заказу, а также адрес, куда все это следовало доставить. Когда она укатила на извозчике, Шувалов поднялся в номер, чтобы пусть наскоро, но все же привести себя в порядок.

Спустя полчаса перед ним распахнулись двери Морского собрания. Распорядитель в синем длиннополом сюртуке, украшенном по краю борта вышитыми золотом якорями, записал его фамилию в книгу гостей. Покончив с формальностями, он кликнул служителя, который принял у Петра фуражку и провел в обеденный зал. Видимо, его заранее предупредили, поскольку поручик был препровожден прямо к столу, где сидел Мирбах в компании двух офицеров. Один представился лейтенантом Тыртовым, другой – мичманом Бахтиным.

– Что вы будете пить? – спросил Мирбах.

– Все, кроме керосина и воды, – сказал Петр. – Мне говорили, что таково первое морское правило.

Офицеры дружно рассмеялись. Немудреная шутка сняла напряжение начальных минут знакомства. Выпили водки и разговор потек сам собой. Шувалов охотно рассказывал о своих впечатлениях от поездки на линкор, нисколько не кривя душой, выражал восхищение кораблем и моряками. Его собеседники поочередно задавали вопросы, постепенно уводя разговор в область политики.

Лишь однажды между ними возникло нечто вроде разногласия. Когда речь зашла о кандидатуре будущего самодержца, Петр заметил, что в армии большой и заслуженной популярностью пользовался бывший Верховный Главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. Если бы придворные интриганы не уговорили царя самому возглавить войска, возможно, события развивались бы иначе и не привели бы к революции. В ответ Мирбах довольно саркастично высказался в адрес «Николаши»:

– Война закончилась, и пусть этот старый бурбон продолжает следовать путем императора Диоклетиана. Вы слышали, он в своем поместье вывел породу коз, которые дают молоко без специфического запаха? Нет, предоставим ему и далее наслаждаться прелестями сельского труда, а трон должен занять тот, за кем действительно стоят лучшие люди России. В конце концов, неважно, какие права на занятие престола ранее имел каждый из Романовых. Страна пережила новую Смуту, поэтому нужно сделать как в старину – решением Земского Собора вручить царский венец тому, кто наиболее достоин.

На посошок Тыртов многозначительно предложил выпить за воцарение в стране порядка. Естественно, его дружно поддержали. Несмотря на изрядное возлияние, Шувалов продолжал контролировать ситуацию. Поэтому он сразу обратил внимание на суетливого человека, устроившегося за соседним столиком. Дело было даже не в том, что среди окружающих он выделялся штатским костюмом, а в его поведении. К незнакомцу периодически подсаживались офицеры, о чем-то с ним говорили, иногда передавали ему деньги или наоборот – получали какие-то свертки. Но главное (это поручик заметил сразу) – тот господин все время прислушивался к его разговору с монархистами. Стоило им оказаться за ломберным столом, он словно невзначай устроился с папиросой на-соседнем диванчике.

Во время игры партнеры Шувалова от общих рассуждений перешли к прямым намекам. Поручику ясно давали понять, что существует объединение офицеров, готовых действовать во благо России. Как они успели убедиться, представитель славной дворянской фамилии полностью разделяет их взгляды, поэтому сам бог велел ему быть среди них. Петр внутренне ликовал, отдавая должное проницательности Жохова, когда услышал прямое предложение досконально «освещать» работу комиссии. Однако следом выяснилось, что интерес заговорщиков вызван совсем иной причиной, нежели предполагал начальник контрразведки. Моряки убеждали, что им жизненно необходимо узнать тайну гибели линкора, поскольку нынешняя власть наверняка постарается скрыть истинные причины взрыва. Монархисты же собираются покарать преступников, кем бы они ни были. Без малейшего колебания поручик согласился.

Из собрания Петр вышел вместе с Мирбахом. Тот штатский, что крутился возле них весь вечер, в вестибюле опять попался на глаза. Заметив, как лейтенант на ходу слегка кивнул ему. Шувалов спросил:

– Кто этот господин?

– Да так, прореха на человечестве, согласно определению Гоголя, – ответил моряк, слегка поморщившись. – Не обращайте внимания. Отставной прапорщик по Адмиралтейству Поволяев, бывший член Центрофлота. Наверно, хотел предложить вам какую-то услугу, да не решился подойти – я его не особо жалую… Вы в гостиницу?

– Нет, Эдуард Оттович. Мне предстоит еще одна встреча.

По лицу лейтенанта скользнула тень подозрения, но тут же исчезла, уступив место улыбке.

– Судя по тому, как заблестели ваши глаза, предстоит романтическое свидание, не так ли? – предположил он. – Счастливец!.. Что ж, позвольте вас немного проводить. Хочу слегка проветриться перед возвращением на корабль.

Офицеры пошли по Екатерининской улице, лавируя среди запоздалых гуляк. В центре города, особенно возле гостиницы Ветцеля, было еще довольно людно, поэтому Петр, к тому же стесненный спутником, даже не делал попыток выявить слежку. Но ощущение незримого присутствия кого-то третьего не оставляло поручика. Удалось заметить преследователя только на полпути до квартиры Аглаи, когда, остановившись напротив здания казначейства, Мирбах стал прощаться:

– Позвольте, Петр Андреевич, здесь с вами расстаться. Дойду до набережной, там найму ялик и вернусь на корабль. Очень был рад найти в вас единомышленника. Надеюсь, завтра мы снова увидимся. Аи revoir!

Обмениваясь рукопожатием, Шувалов развернулся так, чтобы не вызывая подозрений оглянуться. Он увидел, как шагах в двадцати от них из темной подворотни показалась и тут же спряталась чья-то голова.

Лейтенант свернул в переулок, который вел к Южной бухте, а Петр продолжил свой путь. Слежка немного нервировала, но он решил не избавляться от «хвоста». Если это монархисты, решившие проверить его, то пусть убедятся, что новоиспеченный заговорщик не спешит с доносом в КОБ или в контрразведку. Если кто-то другой – узнает в лучшем случае секрет полишинеля: молодой офицер навещает девицу Щетинину на квартире ее родителей.

То ли слишком много было выпито за вечер, то ли отвлекли мысли о предстоящей встрече с Аглаей, – в любом случае Шувалов едва не поплатился за потерю бдительности. Буквально возле нужного ему дома дорогу внезапно загородили два оборванца. Один из них, высокий, широкоплечий, мог служить прекрасной иллюстрацией к произведениям писателя Горького о босяках, тем более что действительно не носил обуви. «Вылитый Челкаш!» – сразу подумал Петр. Его товарищ, тоже крепыш, но ниже почти на голову, хотя и шаркал по тротуару башмаками, но, без всякого сомнения, относился к той же категории населения. Правую руку он почему-то прятал за спину.

– Не угостит ли господин офицер папироской героев брусиловского прорыва? – насмешливо спросил «Челкаш».

– Не курю, братцы, – ответил поручик, испытывая лишь досаду от встречи с попрошайками. – Дайте пройти!

– Ты слышал. Клим? Их благородие брезгует нами, свободными гражданами России, – с неожиданной злобой выпалил высокий. – Мало мы их давили в семнадцатом! Ничего, сейчас наверстаем…

В следующее мгновение мимо уха Петра пролетел увесистый кулак, тут же следом – другой. Как ему удалось уклониться от смертельных ударов, Шувалов не смог бы объяснить. Скорее всего, сработали навыки, привитые Голиафом в ходе изнурительных уроков джиу-джитсу. Действуя также интуитивно, поручик нырком ушел вперед и проскочил мимо налетчика. За спиной послышались мощное «Эх!» и звук смачного удара. Развернувшись, Петр увидел, как «Челкаш» медленно оседает на мостовую, а его напарник, держа увесистую палку, растерянно смотрит на дело своих рук. Удар, предназначенный офицеру, пришелся высокому прямо в лоб.

Однако люмпен быстро оправился от растерянности и, снова замахнувшись палкой, бросился вперед. Шувалов спокойно шагнул навстречу. Несостоявшийся герой Горького так и не понял, почему он вдруг взмыл в воздух, чтобы затем со всего маху впечататься в тротуар. Петру же было не до разъяснений, поскольку первый из противников, непостижимо быстро очнувшись, обхватил его сзади руками. «Лучше бы ему не подниматься!» – мельком подумал поручик, с силой опуская каблук на ногу босяка. От резкой боли тот просто задохнулся в немом крике и немедленно разжал объятия. Захватив руку бандита приемом, который у японцев называется «выведение из дома нежелательного гостя», Петр развернулся, чтобы держать в поле зрения второго, продолжавшего лежать без движения.