Текст книги "О русском пьянстве, лени, дорогах и дураках"
Автор книги: Владимир Мединский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Страдания влияли на политику государя и делали ее нервозной и непоследовательной. Каждое новое воспаление приводило к новым вспышкам царственного гнева, новым недодуманным решениям. Болезни великих мира сего и их: влияние на судьбы человечества – это воистину благодатная тема для отдельного труда! Если бы Помпей не мучился от болезненной опухоли в битвах древнеримской гражданской войны против Юлия Цезаря?! Если бы у Карла XII не воспалилась раненая нога перед Полтавой?! Если бы не скрутило Наполеона, вплоть до потери сознания, при Ватерлоо?! Если бы Маркс, Муссолини и Мао Цзэдун так не страдали геморроем и запорами?! В общем, тему можно продолжать до бесконечности.
Умер ли бы Петр Романов в 52 года, веди он хоть чуть более «здоровый» образ жизни?
Еще один миф о смерти Петра, спасавшего от наводнения, стоя по пояс в ледяной воде, простых петербуржцев, и последовавшего вслед за этим воспаления легких. Петр действительно сильно заболел, после того Как залез в ледяную воду, правда помогая морякам и своим офицерам, что, безусловно, не в меньшей степени делает ему честь. Он вообще любил все доказывать личным примером. Но «смертельной» пневмонии после этого случая не было. Было резкое обострение от переохлаждения запущенных болезней. Современная медицина вылечила бы Петра в пять минут, проведя хирургическое вмешательство, как спустя 100 лет вылечила бы и Пушкина после дуэли с Дантесом, но, увы, увы...
С возрастом император, скажем правду, становился-таки опытнее, в чем-то мудрее, все больше в нем просматривались черты характера государственного мужа, все меньше – юного сумасброда,
Может, еще лет 20 – и довел бы он до конца свои реформы, столь коряво начатые, столь сурово и неправо проводимые в жизнь...
Но не судьба выжить Петру – и в этом как бы и была месть АЛКОХОЛЯ и лично государю, и всему государству Российскому... Произошел великий реванш АДКОХОАЯ в России – столь презираемая на Руси «аква вита» все-таки взяла свое!
О чем думал Петр, умирая в мучениях, может был он обеспокоен мыслью: «Кому ВСЕ отдать?»
Понимал ли, что за все приходится платить? Итак, Петр начал, и покатилось...
А мужики работали
К началу – середине XIX века общеевропейское мнение окончательно сформировалось. В газетах печатался материал исключительно о пьянстве и алкогольном пристрастии русских.
Иностранный путешественник, готовившийся к поездке в Россию, или русский, надолго уезжавший из страны, возвращаясь, был готов к тому, что Россия – страна пьяных мужиков. Действительность сначала удивляла, оказывалась не столь ужасающей, но со временем идея о русском пьянстве брала верх. Любой случай, связанный с выпивкой, расценивался как доказательство этого утверждения.
О таком внушении и своеобразной «подготовленности» упоминает в «Письмах из деревни» известный публицист XIX столетия А. Н. Энгельгардт: «Начитавшись в газетах о необыкновенном развитии у нас пьянства, я был удивлен тою трезвостью, которую увидал в наших деревнях. Все, что пишется в газетах о непомерном пьянстве, пишется корреспондентами, преимущественно чиновниками, из городов»[46].
То есть деревня еще ни о чем не подозревает. Работают мужики. Пережили Петра, Анну Иоанновну, Елизавету, потом еще одного Петра, матушку Екатерину...
Россия вошла в XIX век крепким имперским шагом, а не кривой походкой алкоголика. Далеко не вся Европа с умилением воспринимала Российскую империю, но презрения и брезгливости не было даже со стороны врагов.
Позже это было подтверждено английскими офицерами: «Я не могу поверить, что какое бы то ни было большое бедствие может сломить Россию. Это великий народ: несомненно, он не в нашем вкусе, но таков факт»[47].
Страна активно развивалась. По-прежнему «прирастали земли». Вырвались из крепостничества. Общественная жизнь не замирала даже в достаточно жесткие времена. Вырастили свою интеллигенцию, которая на долгие годы стала образцом совестливости и бескорыстия.
Вырвавшись из крепостного рабства, народ начал проявлять поразительную инициативу. Работящий человек на Руси не пил. Некогда было: хозяйство, дети...
Зимой – на откупа, то есть на работы в города. Бездельники вызывают всеобщее презрение. Культура сельской жизни отличается, безусловно, от городской, но очень высока. За нравственными основами внимательно следят церковь и «обчество». Понятие «по совести» имеет глубочайший и всеми осознаваемый смысл.
Трезвенническое движение
Алкоголизм – это порождение варварства, мертвой хваткой держит человечество со времен седой и дикой старины и собирает с него чудовищную дань, пожирая молодость, подрывая силы, подавляя энергию, губя лучший цвет рода людского. Джек Лондон, американский писатель и алкоголик
Проблема пьянства – не российская, а мировая. В XIX веке растет размах трезвеннического движения.
В России оно возникло в конце 1850-х годов.
Пьянство, действительно ставшее определенной проблемой в конце XIX века в крупных российских городах, все-таки затрагивало очень узкую часть населения. Дело в том, что бутилированная продажа водки в России не осуществлялась. «Злодейку» можно было пить только в питейных домах, которые звали в просторечии кабаками, в розлив. Естественно, потребляя ее маленькими порциями, а еду там обычно не продавали, Только закусочки, напиться было легко. И дело это было накладное, дорогое. С собой же водку можно было купить только в очень крупных емкостях, вплоть до ведра, что было большинству населения совершенно не по карману.
Тысячи сел и деревень выносили решения о закрытии питейных заведений, крестьяне брали на своих сходах зарок – ни чарки, И строго неукоснительно следовали этому добровольно принятому обязательству.
Исправники, возмущенные неожиданным поворотом дел, усердно объезжали села, уговаривали крестьян отказаться от зарока, грозили, пуская порой в ход и кулаки, – не помогло. Откупщики пошли на снижение цен на водку, выставляли дармовые ведра спиртного, но крестьяне твердо стояли на своем. Сотни тысяч «неисправимых» пьяниц 32 российских губерний отказались от сивухи, так еще в мае 1859 года начался массовый разгром питейных заведений.
Вот и оказалась мифом «этнографическая» неизбежность российского пьянства. В те годы во многих губерниях стали возникать организованные общества трезвости.
Во второй половине XIX века антиалкогольные движения развивались и в других странах. В 1874 году американские женщины в буквальном смысле организовали крестовый поход против пьянства. Это движение началось в штате Огайо. Женщины написали воззвание к владельцам кабаков и под звон церковных колоколов при огромных толпах любопытных читали свое воззвание. Они требовали от кабатчиков бросить свое вредное занятие. Женщины располагались лагерем у кабаков, не пускали туда посетителей, умоляя каждого из них подписать обет воздержания от алкоголя.
Временами женщины в США для борьбы с пьянством собирались в целые процессии, своего рода походы против пьянства. Тысячи детей выводились на демонстрации с флагами и плакатами, на которых было написано: «Обращаемся к вам, боритесь за воспрещение спиртных напитков: нас бьют наши пьяные отцы и матери!» Антиалкогольное движение среди женщин оживило работу обществ трезвости как в США, так и в других странах.
Видимо, очень уж «достали» американских дам сильно пьющие мужья.
Но, увы, ни большая часть общества, ни правительства, ни деловой мир не поддерживали на Западе трезвеннического движения.
В Британии в 1840 году страховые компании ввели для трезвенников большую страховку при страховании жизни и здоровья, чем пьющим, ведь отказ от вина как бы... свидетельствовал об их нездоровье. Логика известная: не пьешь – значит, больной. Но в России это логика подгулявшей компании, а в Британии – логика страховых компаний и дельцов.
В России же в трезвенническом движении участвовали взрослые мужчины, главы семей, хозяева порой с высоким общественным статусом. Например, богатые купцы, владельцы громадных капиталов.
Трезвенническое движение сочувственно принималось аристократами. У А. К. Толстого есть стихи, в которых алкоголизация России вызывает резкую антипатию[48].
Трезвенников поддерживала Православная церковь. В июле 1859 года Святейший синод вьшес решение, в котором обязал: «священнослужителей содействовать возникновению в городских и сельских сословиях благой решимости воздержания от употребления вина»[49].
Общества трезвости в России являлись подлинными очагами в борьбе с пьянством. К1900 году в России насчитывалось 15 городских и 140 сельских обществ трезвости, а к 1914 году – 400 таких обществ. Кроме того, было еще 35 эстонских, 10 латышских и 10 подобных финских обществ, куда входили фабричные рабочие, крестьяне, ремесленники, врачи, духовенство и учителя.
Трудно назвать соотношение пьющих и непьющих, но, по мнению Менделеева (наш гениальный соотечественник Дмитрий Иванович Менделеев, как мы уже помним, никогда рецепта «настоящей русской водки» не изобретал – откуда берутся такие фантастические мифы, уму непостижимо), до 40 % русских крестьян вообще не прикасались к вину, разве что пили заздравную чарку на престольные праздники[50].
Только в XX веке на Западе возникло движение, близкое к отечественному трезвенническому по масштабам: в США в 1935 году появилась первая группа «Анонимных алкоголиков». Организаторы группы – бывшие пьяницы – биржевой маклер и хирург-проктолог. Именно они в том же штате Огайо организовали первую группу «Анонимных алкоголиков» (АА). Сейчас в мире насчитывается около 3 миллионов членов АА, работают группы в 150 странах.
Но и это движение несколько иное по составу. Это движение тех, кто уже побывал в аду алкоголизма, вырвался оттуда и объединился с товарищами по несчастью, чтобы опять туда же не попасть.
А в России становились трезвенниками и пьющие, и те, кто вообще никогда не пил. Кто не хотел и начинать это сомнительное мероприятие.
1913 год и дальше
Водка – враг, сберкасса – друг. Реальный рекламный плакат
Развитие страны к началу XX века набирает колоссальные обороты, новый «золотой век» становится скорым и предсказуемым. Про российский золотой рубль мы узнали еще в школе. Как, впрочем, и про столыпинские реформы, активный экспорт зерна и все другие экономические достижения, зафиксированные на 1913 год.
Потрясающи достижения этого периода, – мы еще вспомним о них не раз. Взять хотя бы построение Транссибирской магистрали как государственно-частного предприятия и введение в активный хозяйственный оборот богатейших земель Сибири.
Ну и как можно охарактеризовать народ? Постоянно пьющие, тупые бездельники? Или предприимчивые, трудолюбивые, доброжелательные, совестливые люди? Может, разве излишне доверчивые.
Свобода и неотделимые от нее самостоятельность, чувство ответственности и самоуважения еще не стали естественным и единственно возможным состоянием человека. Старики и старушки в 1913 году еще прекрасно помнили свое босоногое крепостное детство. Еще бы лет 50-70 активного созидательного труда! Увы – увы...
Ах этот удивительный 1913 год!
Во второй половине XX века в стране победившего социализма поколения школьников изучали на уроках: «...В СССР произведено зерна... по сравнению с 1913 годом, выращено свиней... по сравнению с 1913 годом, чугуна... стали...» – и так по всем жизненно важным для страны показателям. Даже тотальная, многолетняя коммунистическая пропаганда не смогла полностью оболгать удивительных, объективных достижений дореволюционной России.
В. Перов «Сельский крестный ход на Пасху». 1861 г. Увы, только так зачастую и представлялась поверхностному наблюдателю русская сельская жизнь
Однако продолжим исследование наших национальных «родимых пятен».
Следующая алкогольная монополия, назовем ее «эпизод IV», была введена в 1914 году в начале Первой мировой войны. Был введен запрет на производство спиртных напитков крепостью выше 16 градусов.
Заметьте – запрет! Совершенно оправданная нравственная мера. Страна в едином (тогда еще) порыве вступает в страшный и кровавый период своей истории. Некоторый аскетизм в общественной жизни более чем уместен. Выпивали в окопах? Дай-то бог! Теряли человеческий облик по тылам? Ни в коем случае. Это впоследствии, благодаря социалистическому кинематографу, сложился образ циничных буржуев-мироедов, которые под скорбные вести с фронтов шли в ресторан, к девочкам, в «нумера». И давай там свинячить! В предчувствии, так сказать, скорого и неотвратимого конца.
Благодаря этому самому кинематографу много исторических искажений стали восприниматься как реальные события прошлого. Не зря товарищ Ленин считал кино важнейшим из искусств.
«И цирк», – привычно добавит доверчивый пользователь интернета. Но Ленин ничего про цирк своему соратнику не говорил! Как и о «Пока народ безграмотен». Гуляющая по просторам Сети цитата «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк», – чья-то в меру дурацкая шутка, породившая современный высокотехнологичный миф. Если не лень, можно заглянуть сюда: Ленин В. И. ПСС. Т. 44.
Приход к власти большевиков многое поставил с ног на голову. Но заметим, доставшийся от старой России «сухой закон» они не отменили. Этот «сухой закон» явочным порядком отменяли в деревнях – в годы войны в редкой деревне не гнали самогон. Гнали и в Гражданскую войну, и в нэп.
Но власть-то с самогоноварением боролась! И боролась всерьез, не делала вид, а честно пыталась искоренить бедствие. Не получилось, но ведь стать «сухими» не получилось и в США. У Ильфа и Петрова есть прекрасное комедийное описание того, как Остап Бендер продает американцам схему замечательного самогонного аппарата: он так компактен, что умещается в тумбочке письменного стола, и так эффективен, что дает в сутки до ведра ароматного «первача»[51].
Действительность была не так весела: на незаконном обороте спиртного поднялась целая нелегальная финансовая империя – основа уже складывавшейся в США мафии. Об этом вполне откровенно пишет Марио Пьюзо в «Крестном отце»[52].
В СССР же, хотя «сухой закон» не удался, мафии как-то не возникло.
Пили в СССР, наверное, больше, чем в Российской империи.
Но, во-первых, это касается не только России. Во всех странах есть грустная тенденция – постоянный рост потребления алкоголя. В любой из стран мира в 1940 году выпили больше крепких напитков, чем в пресловутом 1913-м.
Во-вторых, в СССР шла колоссальная ломка привычного уклада, шел грандиозный эксперимент создания нового общества. Десятки миллионов людей кардинально меняли образ жизни, место жительства, профессии, социальное положение. Ломались стереотипы, трещал по всем швам привычный быт. Это не могло не сопровождаться грандиозными стрессами.
В-третьих, первая половина XX века для России и СССР – эпоха сплошных войн. Из Первой мировой Европа перешла к мирной жизни и краткой эпохе «просперити» – экономического процветания. Россия же – к Гражданской войне. И сразу после нее вынуждена была готовиться к войне все с той же Европой. Мирный быт пришел на нашу землю только после 1945 года, да и то омраченный «холодной войной» и вполне реальной перспективой новой бойни.
В общем, не будет преувеличением упомянуть, что война в России, начавшись в августе 1914 года, по сути не прекращалась до начала 1970-х годов – начала разрядки.
А с каких же пор во время войн уменьшалось потребление спиртного?
В-четвертых, абсолютные цифры свидетельствуют: в России все равно пили меньше, чем в других странах. Рост потребления спиртного был... Это вызывало напряжение в обществе, горячие обсуждения и споры. Но с чем могли сравнивать люди? На что опираться? На наблюдения, что раньше пили меньше, а потом стали пить больше. Значит, мы плохие, мы деградируем, ведем себя неправильно.
Здесь уже сформировавшийся черный миф бил нас по голове: мол, разве не знаете?
Пьяницы мы. Такими вот уродились, нигде не пьют больше, чем в России.
А в-пятых, не было в советское время, как и в царское, ни политики спаивания граждан, ни даже безразличия к пьянству.
Часть бюджетов формировалась из «алкогольных» доходов, это факт. Но, как и во времена Алексея Михайловича, наливая «одной рукой», правительство «другой рукой» пыталось ввести этот процесс в какие– то рамки.
Между 1953 и 1985 годами советское общество оставалось довольно стабильным. За это время успело пройти несколько антиалкогольных кампаний, несколько раз взлетали цены на спиртное, изменялись правила его продажи.
Где «Кубанская» водка за 2 рубля 40 копеек поллитра?
Снята с производства в середине шестидесятых. В середине 1970-х годов исчез «напиток богов» за 3 рубля 12 копеек. Водка стала стоить 3 рубля 62 копейки, а все чаще – 4 рубля 12 копеек.
Тогда после очередного «брежневского» повышения цен на водку и появились гениальные народные стишки:
Было два, стало четыре,
Но передайте Ильичу,
Что нам и восемь по плечу,
А если станет больше,
То будет, как и в Польше.
Если будет двадцать пять,
Будем снова Зимний брать!
Здесь – тонкий намек на забастовки, организованные профсоюзом «Солидарность» под лидерством Леха Валенсы в Гданьске. Несмотря на то, что забастовки докеров были подхвачены предприятиями по всей стране, тогдашнему польскому генсеку Войцеху Ярузельскому удалось, введя ограниченное военное положение, избежать повторения и венгерских 1956 г., и пражских 1968 г. событий.
В. Ярузельский.
Смог доказать «партнерам» по Варшавскому Договору, что сам наведет в Польше порядок, без братской интернациональной помощи
За что поляки, безусловно, должны сегодня поставить генералу Ярузельскому памятник в центре Варшавы, а не таскать его по судам, оплевывая память о нем и его времени.
Эх, шляхта, где твой разум?! Это не «антипольский» национализм. Я имею право так, по-родственному покритиковать поляков, как своих дальних предков по отцовской линии.
Ну да ладно... «Ешчс Полска несгинела». Может, еще образумятся. Может, признают, что Освенцим освободили все-таки русские, а не Бен Аффлек из «Перл Харбора», как, похоже, уже уверовали юные польские школьники.
С 1982 года нельзя стало купить спиртное с 8 часов утра, винные отделы магазинов открывались теперь в 11 часов. Кстати, еще немного о гениальном чувстве самоиронии русского народа. Когда при Юрии Андропове «для усиления трудовой дисциплины» по всей стране спиртное стали продавать с 11.00 (чтобы не пили перед работой) народ тут же окрестил это время «часом волка». Дело не только в волчьем выражении глаз спившегося работяги, которого «от всего коллектива» отправляли к 11 часам занять очередь за бутылочкой «лесоповала».
Ю. В. Андропов.
Начал «модернизацию социализма » с укрепления трудовой дисциплины и снижения цен на водку
(Для не знающей советских реалий молодежи поясню: так ёмко называлось в народе омерзительное пойло «Портвейн 777». Не то что человек с ног от бутылки валился – деревья падали...)
Дело в Центральном детском театре кукол на Садовом кольце в Москве, точнее в огромных кукольных часах на его фасаде, откуда из специального окошка каждый час под музыкальный бой курантов выпрыгивал какой-нибудь сказочный персонаж.
В 11 часов утра это был серый волк. Видимо, еще тот, который закусил когда-то бабушкой Красной Шапочки... ☺
Полезно, кстати, сравнить экономическую доступность спиртного. Минимальная официальная цена на бутылку водки с 01.01.2010 – 89 рублей 1/2 литра. (Дай Бог, закон заработает. Хотя и 89 рублей – смехотворная цена за медленное самоубийство народа). До этого дня в магазинах в открытую продается так называемый «контрафакт» (т. е. водка с неуплаченным акцизом) по цене... 50-60 (!) рублей за бутылку. То есть средний москвич со средней зарплатой (25-30 тыс. руб. в 2009 г.) может купить 500-600 бутылок водки. В СССР в 1980 году он бы купил, исходя из зарплаты 200– 250 рублей в месяц, лишь 50-60 бутылок.
То есть дешевая водка в СССР реально стоила в 10 (десять!!!) раз дороже, чем в 2009 году.
В СССР 4 рубля (1 бутылка водки) составляли 2% средней месячной зарплаты того же москвича. Сегодня одна бутылка – лишь 0,2-0,3% среднего заработка!
Продукт стал, увы, в 10 раз доступнее. Государственные акцизы, призванные регулировать ценообразование «социально опасных товаров», как алкоголь и табак, а также обеспечивать изъятие сверхдоходов частных водочных и табачных фабрик – по-прежнему смехотворны.
Стоимость пакета хорошего молока в магазине стремительно приближается к цене бутылки водки. Стоимость пакета хорошего сока – уже выше!
Не хочется переходить на язык Зюганова, но иначе, как свидетельством «преступной политики власти по спаиванию собственного народа» назвать это нельзя никак.
Напомню про Проект «народной доступной водки» (по 50 руб.), предлагавшийся некоторыми политиками. «Народная водка» – это уже крайняя степень шизофрении. Сигареты у нас давно народные – САМЫЕ ДЕШЕВЫЕ В МИРЕ. Обкурись не хочу. Даешь еще «народный героин» по 100 руб. за ампулу в аптеке – и все, закрывай такую страну – Россию...
Было, разумеется, всякое. Были «волшебные» квартирки, где можно было купить водку с не очень большой переплатой в любое время суток. Были таксисты, торговавшие водкой везде и всегда.
Был горластый слой «диссидентов», который пьянствовал демонстративно, широко, в знак протеста. В этой компании и Владимир Высоцкий, и уж конечно Веничка Ерофеев с его легендарной, ходившей в списках «поэмой» «Москва-Петушки».
Вопрос «С кем вы, мастера Культуры? » вполне приложим к алкогольным привычкам советской творческой интеллигенции. С алкоголем ведь так: пьющему человеку кажется, что его окружают такие же алкоголики, как он сам. Ну, своего рода защитная реакция психики. Ни для кого не было секретом, что самой проспиртованной средой в советское время была именно творческая – актеры, писатели, художники. Ну и журналисты, конечно. Обладатели тонких ранимых натур шли на компромисс с властью, требовавшей полной лояльности, а взамен получали возможность не просыхать. На это-то власть смотрела сквозь пальцы.
А так как представители творческой интеллигенции общались в основном с другими ее представителями, внутри своего узкого элитарного кружка «в ресторанчике ВТО», то и убеждались: ВСЯ страна пьет. «Если народ спивается, писатель не имеет права уклоняться от его судьбы» – эту фразу приписывают тогда еще сильно пившему Василию Белову. Что же Говорить о настроениях фигур и фигурок поменьше да помельче?
Мы за этот день обросли паршой,
Нам обрыдло все, но зато Мы, мой друг большой, Отдохнем душой
В ресторанчике ВТО.
В результате в отражении советской действительности, которое обеспечивала творческая интеллигенция, тема выпивки всегда доминировала.
Она присутствовала во всех книгах и фильмах с навязчивостью абстинентного синдрома. Партийная цензура в лице редакторов и худсоветов ничего тут не могла поделать, а может, и не особенно хотела. Шел выпуск пара, да и водочные деньги были для не самой эффективной советской экономики ох как не лишними.
Но что было типичнее для советского времени?
Кучка ученых маргиналов из столицы? Бродяги, тусующиеся на вокзалах? «Пролетарии», соображающие на троих?
Скажу совсем кощунственное: несколько киноперсонажей, которые забухали в бане в канун Нового года так, что посадили спьяну не того приятеля на самолет?
Или все же миллионы, десятки миллионов людей, которые пили в целом весьма умеренно, а вот работали достаточно неплохо? Настолько «неплохо», что в Сибири и Казахстане вставали посреди степей и тайги целые города, первым полетел в космос советский человек, а уровень квалификации и образования народа рос буквально на глазах?
Но старшее поколение помнит: еще в 1980-е годы мало кто не верил, что пьют в СССР страшно много. Гораздо больше, чем в любой другой стране мира. Массовое убеждение, что надо «что-то делать» со всенародным пьянством, с годами только росло. Откуда же у нас это убеждение?
Во-первых, все от той же невозможности сравнивать. В СССР мы видели себя, но не видели других. А жаль! Можно было легко убедиться: мы далеко не самые проблемные.
Во-вторых, главное: сами по себе стоны и плач о масштабах бедствия вовсе не аргумент. Это лишь показатель того, как общество воспринимает проблему.
Мы и ужасались масштабами пьянства потому, что не привыкли ни к чему подобному. Поскольку с каждым годом пили пусть ненамного, но больше, это доказывало, как низко мы пали.
В Британии и в США пьянствовали тогда куда больше нашего.
По данным сотрудника Гарвардского университета Генри Векслера, двое из пяти студентов этого престижнейшего университета пили ежедневно. Тысячи студентов в США умирали от несчастных случаев, которые произошли с ними «на пьяную голову». Было ли такое в советских вузах? Пить – пили, но чтобы до смерти...
В СССР и уровень алкоголизма был много ниже, и генофонд целее, чем на Западе. Но англосаксы давно привыкли к такому масштабу алкашества, какое нам и не снилось. И не реагируют, спокойны. Привычное не ужасает, даже если это привычный кошмар. А для нас наше куда более скромное пьянство было категорически непривычно, вот мы и кричали миллионами глоток о своем несовершенстве, о разъедающей державу язве и о гибнущих поколениях.
В конце концов, какое нам дело, сколько пьют за рубежом? У нас есть проблема? Ею и занимаемся.
Плохо другое: все время всю нашу историю нас «долбал» и «долбал» черный миф. И множество людей теряло истинное представление о происходящем. Им искренне начинало казаться, что страна действительно спилась и что «такого нет больше нигде». А ведь миф о русском пьянстве этому самому пьянству и способствует. Раз считается, что все русские пьют – нами самими считается, – то, значит, каждому лично в этом общерусском процессе не участвовать как-то неудобно.
«Ты что, с нами не выпьешь, нерусский, что ль?» Особенно это влияет на только входящих в жизнь молодых людей. У них нет жизненного опыта, нет внутренних тормозов.
А миф учит: так принято в нашем народе. Всегда. Испокон веков. От князя Владимира еще! Миф программирует социальное поведение.
ГЛАВА 6
КАК НАС СПАИВАЛИ И СПАИВАЮТ
Никакое тело не может быть столь крепким, чтобы вино не могло победить его. Плутарх
Нет молодца посильней винца. Русская поговорка
Первые попытки перемен
Пьянка была везде. И на производстве, и на кафедрах. Это я знаю по работе Раисы Максимовны. Михаил Горбачев
Еще товарищ Андропов почувствовал необходимость радикальных перемен в организации народной жизни. Опять заскрипели общественные «гайки», но не закрутились. Резьба, вероятно, сорвалась, а может быть, товарищ с гаечным ключом преждевременно нас покинул.
Есть серьезные основания полагать: дал бы Бог Андропову больше лет на земле, многое могло бы измелиться и без шизофренического вырубания виноградников.
Конечно, бороться с пьянством было нужно. Бороться с пороками нужно всегда. Вопрос – как? За дело взялся «молодой» генсек Горбачев – и взялся с отменным энтузиазмом. До сих пор любопытно, какую пластическую операцию над социализмом он собирался проделать, чтобы добиться у него человеческого выражения лица.
Так ведь и говорил с трибуны: «Социализм с человеческим лицом». Особенно забавно этот «перестроечный штамп » читался нами, студентами МГИМО, изучающими чешский язык, когда мы встречали в чехословацких газетах: «Socialism s lidskou tvari» – так дословно переводили бойцы чехословацкого идеологического фронта.
Если произнести «по-русски», то получится: «социализм с людскою тварью». «Вот такая тварь для людей – этот наш социализм», – посмеивались в кулуарах друзья-студенты.
Что же за физиономия у нашей социалистической Родины до этого-то была, недоумевали слушатели. «Перестроимся и станем жить цивилизованно, – обещал Михаил Сергеевич. – Заграница нам поможет».
Циники хихикали. Перестройка началась неожиданно, как всякая неприятность. Понемногу главной бедой и причиной прежней неважной жизни оказался алкоголь во всех его видах и обличиях. Народу предложили не пить, а для того чтобы отказа не последовало, ввели талоны и прочие жесткие ограничения. По телевизору дикторы с «кефирными» лицами рассказывали про безалкогольные свадьбы и юбилеи. Корпоративная, как нынче говорят, жизнь замерла...
В качестве утешительного приза массам стали сулить развитие физкультуры и спорта, кружки по интересам и вечера «Кому за...» Народу предложили, но он отказался, в результате чего мы получили отечественное бутлегерство. «...У нас не Чикаго, у нас покруче будет», – как говорят в любимом народном сериале. И действительно было «покруче».
Давили теток в очередях, скупали талоны у живых и мертвых, пили такое, что употребляться не может принципиально. Сказочные старушки в ночных сквериках сколачивали прибавку к пенсии. Непьющие, жесткие люди наживали состояния.
Так с фальстарта начался забег в капитализм. «Социализм с человеческим лицом» тихо и незаметно умер, не родившись. Младенца никто не пожалел.
Но ведь вот что удивительно. Всезнающий ВЦИОМ говорит, что даже к непродуманной антиалкогольной кампании середины 1980-х относятся более иди менее положительно 58% россиян. Столько же поддержали бы антиалкогольную кампанию сегодня.
Та же статистика, которая знает все, свидетельствует: в результате антиалкогольной кампании в Советском Союзе в 1985-87 годах реальное потребление алкоголя сократилось приблизительно на треть. Смертность от алкогольных отравлений понизилась на 56%. Резко снизилась также смертность среди мужчин от несчастных случаев, насилия и даже от инфекционных заболеваний.
А средняя продолжительность жизни у мужчин достигла 65 лет. Чего мы сейчас пытаемся безуспешно добиться, кстати.
А потом, в конце 1980-х, показатели мужской смертности опять резко выросли.
Разрушение привычного мира
– Кабаки и бабы доведут тебя до цугундера. Из фильма «Место встречи изменить нельзя»
Все происходившее с 1991 года по масштабам подвижек напоминало перемены после Гражданской войны 1918-22 годов. Для начала исчезла стабильность.
Еще совсем недавно в нашем общем социалистическом государстве для подавляющего большинства граждан существовал неписаный закон: «Одна семья – одна специальность – одно рабочее место». Многоженцев обсуждали (и осуждали!) на парткомах и профкомах, а людей, часто меняющих работу, называли «летунами». Уважение вызывала стабильность: пришел на завод рабочим, проводили через сорок лет на пенсию рабочим, бригадиром или директором (это уж как сможешь).
Идеал карьеры – героиня Веры Алентовой из гениального фильма «эпохи развитого социализма» «Москва слезам не верит». (Кстати, увы, и в нем красивые переживания главного героя в исполнении Алексея Баталова имели традиционное для нашего кинематографа «водочное» воплощение.)
