Текст книги "Викториум"

Автор книги: Владимир Ралдугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

Глава 6

– Александр Сергеевич, не нравится мне это, – произнес полковник Мажурин, выглядывая из окна. На близлежащих улицах бесновалась толпа. – Который день уже бушуют, окаянные.

– Пугает нас падишах, – покачал головой посол. – Не сегодня – завтра он велит своим нукерам приструнить толпу, Данила Кириллович. А пока пускай беснуются. Хотя бы не так скучно нам.

– Зря, Александр Сергеевич, вот ей-богу, – полковник перекрестился, – зря вы так относитесь к этому делу. – У меня тут всего две сотни казаков. Пулемет вы запретили мне покупать. А теперь поздно уже. Хорошо хоть едой запаслись. Выдержим еще неделю этой осады. Будь она неладна.

– Это не продлится даже неделю, Данила Кириллович, – отмахнулся посол. – Поверьте моему слову, завтра мы будем спать уже в тишине.

– Ваши слова да Господу богу в уши, – снова перекрестился Мажурин. – Пойду – поговорю со своими казачками. А то, может, у кого нервы не выдержат – еще пальнет в толпу. Тогда нам точно конец.

– Не разводите паники, Данила Кириллович, – хлопнул ладонью по столу посол с такой силой, что подпрыгнул письменный прибор. – Мой предшественник, Булгаков, Яков Иванович, что был послом здесь еще при Екатерине Второй, был заключен в Едикуле. Трижды его выводили во двор, ставили перед колом. Обещали посадить на него. Но он выдержал все. И мы должны брать с него пример, Данила Кириллович.

– Будем брать, Александр Сергеевич, ежели вы так велите, – тяжко вздохнул казачий полковник Мажурин. Но потом твердым тоном добавил: – Но только коли на нас полезут басурмане, я прикажу своим казачкам палить по ним. И вы бы вооружились, Александр Сергеевич. Стрелок-то вы хоть куда – это каждый в Питере знает.

– Револьвер у меня в столе, – продемонстрировал полковнику оружие посол. – Тут же две коробки патронов. А если всерьез каша заварится, то у вас ружье для меня найдется, надеюсь, полковник?

– Сыщем, Александр Сергеевич, хотя и туговато у нас с вооружением. Вот зря, Александр Сергеевич, истинный Бог, зря не дали вы мне купить тот пулемет.

– Еще не хватало, чтобы мы покупали у местных ворованный Льюис! А если бы об этом пронюхали европейские журналисты, Данила Кириллович, вы представляете передовицы газет? Русское посольство в Константинополе вооружается. Ворованные пулеметы на службе русского посла в султанате.

– Нам всего один предлагали, – буркнул Мажурин. Но возразить ему было нечего, и он вышел из кабинета.

Внизу, в большом холле посольства, полковник собрал всех казачьих офицеров. Они стояли перед ним навытяжку. Хотя и не всем это нравилось. Две недели назад, по настоянию Мажурина, из империи для усиления охраны посольства прислали роту пластунов. Вот только она принадлежала 5-му Кубанскому пластунскому батальону. И подчинялись его офицеры приказам полковника 17-го Донского казачьего генерала Бакланова полка не слишком охотно. С другой стороны, донцы весьма неприязненно относились к кубанским пластунам, считая их «черной костью». Ведь это на Кубани служба в пластунских батальонах считалась достаточно почетной, а вот на Дону в пластуны шли лишь самые бедные из казаков, у кого не набралось денег на строевого коня. Наверное, если бы не толпа, бушующая за стенами посольства, и угроза, исходящая из нее, среди казаков начались бы конфликты. Однако то, что они находились практически на военном положении и смерть могла прийти в посольство в любую минуту, сближала казаков. Несмотря ни на какие конфликты.

– Значит так, казаки, – произнес полковник Мажурин, объединив всех одним общим обращением, – что бы там ни говорил Александр Сергеевич, а мы должны быть готовы к атаке. Увеличивать караулы уже просто некуда, верно?

– Так точно, – ответил полковнику сотник Лызнов, командир кубанцев, которого Мажурин назначил своим заместителем. – Люди и так толком не отдыхают. С утра до вечера ор басурманский.

– Завтра, Лызнов, тащите нашу люську на крышу того здания, что мы с вами примечали.

– Быть может, лучше ночью? – спросил у него Лызнов. – А то неровен час Александр Сергеевич заметит наши перемещения. Скандал будет огромный. Лучше уж пусть басурмане на нас полезут.

– Типун вам на язык, Лызнов! Но ночью, и правда, сподручней будет. Справятся твои пластуны с этой задачей в темноте?

– Не впервой, – залихватски подкрутил ус сотник, – и не такие высоты брали мои казачки.

– Остальным быть готовыми к нападению в любую минуту. Днем или ночью, не важно.

Казаки отдали честь – и отправились к своим людям. Полковник же Мажурин сел на первый попавшийся стул. Как тяжело приходится в эти дни. Уж куда как легче было когда-то еще молодым совсем хорунжим скакать вместе с товарищами по левантийской земле. Рубать шашками басурман. Сталкиваться в жестоких схватках с башибузуками. Брать Плевну и мечтать, как вместе с генералом Скобелевым войдешь в Константинополь. Генерал, как всегда на белом коне. И казаки вокруг него в парадных гимнастерках, с пиками в руках. А над головами трепещут вымпелы.

И вот он, уже полковником, в Константинополе. Вошли они в него вроде как торжественно, но вовсе не так, как мечталось, в далеком теперь семьдесят восьмом году. И Белый генерал умер при странных обстоятельствах. С турком же теперь только не целуются. А они за спиной плетут заговоры, сговариваются с Европами. В том, что за манифестациями под стенами посольства стоит Европейская коалиция, был уверен даже далекий от политики полковник Мажурин.

Только вот что ему делать с этим знанием, он не знал.

Полковник откинулся на спинку стула. Тот жалобно заскрипел под массивным полковником, который еще до призыва легко гнул подковы.

Ночи в Стамбуле темные, очень темные. Как говорится, хоть глаз выколи. Ни колкие звезды, ни полумесяц не могли рассеять темноту. А фонарей в столице Левантийского султаната никогда не было. Лишь в редких окнах горели огоньки лучин. Там женщины работали над шитьем или выполняли работу по дому.

Словно тати в нощи крались двое кубанских казаков. Они выбрались из здания посольства черным ходом, который использовался наемными местными слугами. У одного на плече лежал пулемет Льюиса, больше похожий на полено. Второй сгибался под тяжестью ящика с патронами и запасными дисками к пулемету.

Пулемет этот втайне от посла полковник Мажурин купил со своего жалованья. Надо сказать, стоил пулемет весьма недешево. За него пришлось выложить полугодовое жалованье – и если бы не помощь остальных казачьих офицеров, вряд ли удалось реализовать задуманное. Ушлый басурман вместе с пулеметом, который казаки теперь за глаза ласково называли люськой, продал несколько сотен патронов. Обещал достать еще. Но посольство уже на следующий день окружили фанатики, и выбраться к нему стало никак невозможно.

Следом за первой парой казаков крались еще двое. Они несли свои винтовки и оружие своих товарищей. Солидный запас патронов к ним. Прикрывать посольство с фланга – дело трудное. После первых же очередей им придется самим вступить в бой.

Аккуратно переступая через тела спящих фанатиков, казаки шли к зданию, где им скоро придется держать оборону. В воздухе висел тяжелые дух местного курева. Курили здесь не только табак. Да и, как правило, совсем не табак. Но курили все. От мала до велика. От нищих на улицах, которые обрывали дурманную траву в общественных парках, до самых высокопоставленных чиновников левантийского дивана. Вот и теперь над толпами фанатиков постоянно клубились настоящие облака. Временами улицы вокруг посольства заволакивало словно настоящим туманом.

На плоской крыше дома, присмотренного еще третьего дня сотником Лызновым, никого не было. Четыре казаки расположились там с известным комфортом. Расстелили мягкий ковер. Ну и что, что он малость пахнет оружейной смазкой, в него был завернут пулемет. Главное, что лежать на ковре намного удобней, чем на глиняной крыше. Двое казаков тут же отправились на боковую – досыпать ночь. Те же, кому доверили пулемет и диски к нему, залегли дежурить. Как только закричат муэдзины, они сменятся. А там и позавтракать можно тем, что прихватили с собой из посольства.

Вот только рано утром казакам уже кусок в горло не лез. Потому что дым над толпой просыпающихся фанатиков стал сильно отдавать сладостью. Сладостью, напоминающей о разлагающихся на поле боя трупах. Сладостью, напоминающей о недавней войне с султанатом. Все четверо кубанцев участвовали в ней – и знали, что означает этот запах.

– Александр Сергеевич, вот как хотите, а сегодня они на нас полезут! – решительно заявил полковник Мажурин прямо от входа в кабинет посла. – Так что доставайте ваши револьверы.

– С чего вы взяли, что именно сегодня, Данила Кириллович? – поднял голову от бумаг посол.

– Вы откройте окна – и сразу поймете. Сладким потянуло. Значит, сегодня они полезут на нас.

– Сладким? – не понял Александр Сергеевич.

– Такую дурь они добавляют в курево перед дракой, – объяснил Мажурин. – Это каждый, кто прошел прошлую турецкую войну, знает. Всякий раз, как мы на Плевну шли, над ней эта сладкая вонь так и курилась!

В минуту смертельной опасности старый вояка отбросил всякие политесы. И разговаривал с действительным тайным советником так, словно они стояли на поле боя.

– Понятно, – встал из-за стола Александр Сергеевич. Вынул из ящика револьвер. Сунул его в карман пиджака. Рукоятка смит-вессона забавно торчала наружу. В левый карман отправились две пачки патронов. Тот раздулся. Теперь посол выглядел совсем уж нелепо. Зато был готов к бою. – Вот что, Мажурин, ведите сюда того казака. Как его звали, напомните-ка?.. – Он прищелкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя-фамилию казака, о котором говорил.

– Пантелей Мелехов, – подсказал Мажурин. – Урядник первого взвода…

– Да, да, да, – перебил его посол. – Именно этого урядника Мелехова ведите. И поскорее. Если все так, как вы говорите, то времени в обрез.

Мажурин вернулся в кабинет посла через пять минут. В этот раз его сопровождал молодой казак с загорелым лицом, крючковатым носом и черными, как вороново крыло волосами.

– Ну, чисто турок, – поразился Александр Сергеевич. – Вы-то мне и нужны, Пантелей Мелехов. Данила Кириллович, оставьте нас на пять минут.

Удивленный полковник во второй раз за этот день вышел из посольского кабинета.

– Значит так, Мелехов, – обратился посол к молодому казаку, – слушай меня и не перебивай. Что бы тебе не хотелось сказать. Уговор, урядник? – И посол протянул казаку руку. Тот помялся несколько секунд, но пожал руку Александру Сергеевичу, вытерев предварительно ладонь о полу гимнастерки. Но уже через секунду пожалел об этом. – Ты переоденешься в местную одежду. В ней тебя никто от природного турка не отличит. Вот этот кожух возьмешь с собой. Он надевается прямо на тело. Под одеждой его видно не будет. Как только левантийцы ворвутся в здание, вы отсидитесь в какой-нибудь комнате. А когда тут все закончится, присоединитесь к грабежам. Да, именно так! – решительно заявил ему Александр Сергеевич. – Ты должен выжить, урядник! И отсидеться в городе пока тебя не найдут. А тебя найдут наши люди. Прибудет новое посольство. Они станут расследовать нашу гибель. И должны найти тебя. Передашь тем, кто тебя найдет, этот кожух с бумагами.

Александр Сергеевич порылся в столе. Извлек из него кошелек. Протянул его Мелехову.

– Здесь денег хватит на несколько месяцев. Кидаться ими ты не будешь, казаки люди прижимистые. Может быть, и полгода придется ждать. Но никто не должен увидеть этого кожуха. Ты понял меня, Мелехов?

– Понял, ваше высокопревосходительство, – буркнул казак.

Пакет жег ему правую руку. Кошель – левую.

– В ад спустись, казак, – напутствовал его Александр Сергеевич. – Убивай, предавай, клянись и преступай клятвы свои! Но сбереги пакет. А после уже хоть в монастырь уходи.

Ничего не ответил ему урядник Пантелей Мелехов. Переложив кожаный пакет в левую руку, он четко взял под козырек – и вышел из посольского кабинета.

У дверей его ждал полковник Мажурин. Но и ему ничего не стал говорить урядник. Остановил шагающего бессмысленно по коридору посольства слугу из местных. Он отказался уйти вместе с другими, когда начались первые беспорядки. Слуга подхватил Мелехова под руку и увел в комнату. Там помог переодеться, предварительно закрепив на теле казака кожаный пакет.

– Здесь сидеть будем, – буркнул слуге Мелехов. Они расселись на топчанах. Теперь им оставалось дождаться неизбежной развязки.

– Жарче разжигай! – кричал старший письмоводитель на своих подчиненных. – Жарче!

В отсутствие слуг чиновникам посольства приходилось самим управляться с уничтожением бумаг. Для этого растопили все имеющиеся в здании камины. Дров не жалели. Чего уж теперь экономить. Пламя ревело за каминными решетками. В него пачками швыряли секретные и не особенно документы. Он пожирало их пачку за пачкой. Вскоре уже и дрова не понадобились. Хватало жара горящей бумаги. Чиновники посольства работали, раздевшись до пояса. На приличия не смотрели. Коллежский регистратор и статский советник стояли рядом, обливаясь потом. Принимали по цепочке пачки с документами. И отправляли их в ревущее голодным зверем пламя каминов.

Казаки у окон вдыхали знакомый многим сладковатый запах боевой дури левантийцев. От нее уже у многих кружилась голова. Иных тошнило. Но никто даже не улыбался, когда пускай и самые молодые сгибались пополам, расставаясь с завтраком или вчерашним ужином. Только велели, когда те приходили в себя, поскорее убрать за собой. Ведра с водой стояли позади стрелков – на случай если в окна станут кидать что-нибудь горящее. Ну и мокрых тряпок было достаточно.

Майор Лоуренс скрывал лицо под платком. Даже не для того, чтобы никто не мог узнать его. Тут чужих не было. Все знали, кто сидит на белом коне. Знали и шерифа Али, оседлавшего жеребца вороной масти. Просто запах дури, туманом витающий над толпой фанатиков, дурманил голову. А майору она нужна была свежей.

– Скоро начнутся драки среди людей, – сказал ему шериф Али. – Дурман вскипятил их кровь. Пора направить их на врага.

– Так гоните их на убой! – махнул рукой Лоуренс.

В тот день его раздражало буквально все. И жара, установившаяся, несмотря на апрель. И сладковатый запах боевой дури левантийских фанатиков. И беснующаяся буквально у его ног толпа. И то, что придется пустить кровь русским.

В отличие от лорда Бредфорда Лоуренс ничего не имел против русских. И сам факт, что ему приходится направлять толпу оголтелых левантийских фанатиков на белых людей, Лоуренсу очень не нравился. Но разведка – его ремесло – дело предельно грязное. А штурмовать русское посольство силами харишей шерифа Али и ховейтатов Ауды абу Тайи было невозможно. Слишком уж белая нить связывала их с майором Лоуренсом, а значит, с Британией. Лоуренс совсем не хотел стать, пускай и формальным, поводом к войне между Русской империей и Европейской коалицией. Если, конечно, остальные страны коалиции не отвернутся от Британии.

Политика, будь она неладна! Но другой стези для внебрачного сына лорда Чатэма быть не могло. Вечно играть третьи роли, не поднимаясь выше лейтенанта, Лоуренс просто не смог бы.

Всадники Ауды погнали фанатиков на здание посольства. Только криками. Теснили лошадьми. Но ни один даже не прикоснулся к плети. Хотя в иное время не пожалел бы ударов для черни стамбульского дна. Одурманенные сладковатым дымом голодранцы сейчас могли кинуться на вооруженного всадника. И ни боль, ни ранение их уже не остановят. С толпой таких вот одурманенных надо быть предельно осторожным. Но всадники Ауды знали, что надо делать.

И вот толпа бросается на здание посольства. Рекой текут люди, потрясая над головой ржавыми саблями, кухонными ножами, выломанными из чьих-то заборов досками, уличными камнями, а то и просто сжатыми кулаками.

– Ну, браты, – вздохнул старший урядник, приставляя к плечо приклад люськи, – с богом.

Пулемет застучал. Затрясся. Длинными очередями урядник поливал беснующуюся внизу толпу, когда та ринулась на здание посольства. Пули косили бегущих фанатиков. Но они не обращали никакого внимания на падающих товарищей. Бежали часто прямо по ним, превращая трупы и раненых в кровавые блины.

А вот люди Ауды и майор Лоуренс обратили внимание на стреляющий на левом фланге пулемет.

– Разберитесь с этим пулеметом! – рявкнул Лоуренс, стараясь перекричать рев толпы фанатиков.

Двое всадников развернули коней. Направили их в переулки.

– Вот они, басурмане, – первым увидел их казак из охранения пулемета. – Видал, приказной, обойти нас хотят.

– Вместе снимем, – кивнул приказной. – Мой левый. Твой – правый.

Казак кивнул. В эту игру им не раз приходилось играть еще в молодости. Во время войны с турками.

Два винтовочных выстрела слились в один. Их не было слышно за длинными очередями Льюиса. Всадники Ауды одновременно рухнули с коней на землю. У обоих в груди зияли дыры. По пестрой одежде ховейтатов растекались багровые пятна.

– Не справились ховейтаты, – заявил шериф Али, когда прошло десять минут, а пулемет продолжал стрелять.

Открыли огонь казаки, охраняющие посольство.

– Первые два выстрела залпом, – командовал полковник Мажурин. – Дальше – беглый огонь!

– Цели выбирай! – выкрикивали урядники. – Патроны береги! Бей только наверняка!

– Залпом! – повторил полковник Мажурин. – Огонь!

И несколько десятков винтовок одновременно выплюнули в бегущих фанатиков свинцовую смерть.

– Залп!

Фанатики валятся на землю, но напирающие сзади бегут прямо по ним.

– Беглый огонь!

Теперь винтовки стучат, как будто гвозди забивают. Пули косят фанатиков, но не могут остановить. И пулемет на фланге не помогает.

– Скоро до рукопашной дойдет, – произнес один из казаков, перезаряжая винтовку.

Слова его стали пророческими.

Не успели казаки выстрелить еще хотя бы пару раз, как первые фанатики начали прыгать в окна. В дело пошли шашки.

Люди Ауды в это время штурмовали дом, на крыше которого засели пулеметчики. Урядник продолжал поливать очередями толпу фанатиков. Трое остальных отстреливались от ховейтатов. Дважды людям Ауды удавалось приставить лестницы к стенам дома, но не забраться по ним. Меткими выстрелами казаки сбивали их. Лишь раз дошло до короткой, но ожесточенной сабельной рубки.

Вот только в ней тяжело ранили приказного. Его ухватил за руку сорвавшийся ховейтат. Глубоко вонзил в предплечье длинный кинжал. Попытался подтянуться. Но ему раскроил голову казак. Приказной стряхнул труп вниз. Но длинный кинжал, глубоко вошел в его руку. Распорол ее почти по всей длине. Рукав, мышцы, сухожилия.

Теперь приказной был не боец. Он расположился рядом с пулеметчиком. Принялся одной рукой набивать диски пулемета патронами. Руку ему быстро перевязали, но кровь то и дело начинала сочиться через бинты. Приказной шипел от боли, но работы не прекращал.

Поняв, что с наскока казаков не взять, ховейтаты сменили тактику. Забравшись на крыши соседних домов, они принялись обстреливать казаков. Ховейтатов было намного больше. Казаки временами просто головы поднять не могли. Вот только пулеметчику это вовсе не мешало стрелять по толпе внизу. Да и отстреливались кубанцы очень уж удачно. Ховейтаты палили в белый свет, как в копеечку, а вот казаки стреляли прицельно. Один выстрел – один мертвый ховейтат. Или раненый, если не повезет или рука дрогнет.

Но ховейтаты уже успели хорошенько вдохнуть боевой дури. Они бросились по крышам соседних домов в атаку. Благо, улички в Стамбуле узкие, и расстояние между домами очень невелико. Казаки сбивали их меткими выстрелами. Однако ховейтатов было больше двух десятков. И бежали быстро. А ранений почти не чувствовали под действием боевой дури.

Даже когда урядник был вынужден развернуть пулемет и дал по бегущим ховейтатам несколько коротких очередей, они не остановились. Пятеро детей пустыни остались лежать на крышах. Остальные же добрались до казаков.

Схватка была короткой, но ожесточенной. Через несколько секунд после того, как ховейтаты перепрыгнули на крышу, обороняемую кубанцами, замолчал пулемет. Еще через пять минут ховейтаты притащили Лоуренсу пулемет Льюиса.

– И все-таки в этой стране с воровством бороться бесполезно, – усмехнулся Лоуренс. – Льюис иначе не достать в Стамбуле. Но надо отдать русским должное. Без этого пулемета их участь была бы решена еще четверть часа назад.

– Их участь решена волей Аллаха, – спокойно произнес шериф Али. – Фанатики и ховейтаты уже в посольстве урусов.

Казаков теснили от окон. Бой шел уже в коридорах посольства. Казаки отступали, обрушивая за спиной на дороге фанатиков настоящие баррикады из шкафов, лавок и прочей мебели. Врагу приходилось перебираться через них, что существенно замедляло продвижение. К тому же нередко казаки успевали сложить еще одну баррикаду из мебели – и залечь за ней. Тогда плотным огнем они останавливали фанатиков на несколько минут. Поверх дорогой мебели, украшенной подчас затейливой резьбой, валились трупы, и реками текла кровь.

Но совсем остановить фанатиков не могли ни пули, ни сабли.

– Еще бы пару пулеметов, а, Лызнов, – невесело усмехался полковник Мажурин, – всех бы тут положили, сволочей.

Синий полковничий мундир его густо пятнала кровь. Непонятно уже, его или вражья. Белая черкеска сотника Лызнова давно уже утратила свой природный цвет. Хоть сотник и предпочитал отстреливаться из смит-вессона, но и шашку ему часто приходилось пускать в ход.

Рядом с ними отстреливался Александр Сергеевич. Русский посол превосходно владел револьвером. Еще ни разу враг не смог подобраться к нему настолько близко, чтобы дотянуться до него саблей или кинжалом. Лишь рукав его белого пиджака был распорот выпадом вражьего копья. Но фанатика Александр Сергеевич успел застрелить раньше, чем тот успел нанести второй удар.

– От дыма паршивого тошнит уже, – бурчал сотник Лызнов. – И мозги от него все кипят.

– А правда, – в схватке выдалась короткая передышка, фанатики растаскивали тела своих товарищей с баррикад, казаки снимали их меткими выстрелами, – от турецкого дыма у нас с вами голова раскалывается, а басурмане звереют, будто черти. Вот отчего так, как вы считаете, Александр Сергеевич?

Русский посол пребывал в крайнем раздражении. Он очень не любил оказываться не прав. А тут выходит, что он несколько дней игнорировал вполне обоснованные опасения начальника казачьего конвоя. Это уже тянуло на почти преступную глупость. К тому же напоминание о пулемете отдельно разозлило посла. Да еще и лучший костюм теперь безвозвратно испорчен!

– Они этой дурью балуются, – все же нашел в себе силы преодолеть раздражение и ответить полковнику Александр Сергеевич, – с незапамятных времен. И кальяны курят, и трубки, и целые помещения ею окуривают. Совещания в диване или военном штабе здесь проходят будто в тумане. А у нас же и трех веков не прошло с тех пор, как царь Петр Алексеевич курение насаждать начал. Потому-то, слава богу, – он перекрестился рукой с револьвером, – и кипят мозги у нас от их дыма. Нет, слава богу, – посол снова перекрестился, хотя и не был до сих пор особенно религиозным человеком, – у нас привычки к этому зелью.

И тут фанатики разобрали наконец груду трупов и баррикаду. Вновь ринулись в атаку. Вот только среди них было много людей в бурнусах, какие носят жители пустынь – кочевники бедуины. Вооруженные саблями и револьверами, они были куда лучшими бойцами, нежели полуголые фанатики.

И закипела жестокая рукопашная схватка. Первым упал Александр Сергеевич. Он расстрелял весь барабан своего револьвера. Шесть человек упали перед ним. Седьмой же словно злобный дух пустыни перепрыгнул через тела своих павших товарищей. Взмахнул саблей. Александр Сергеевич – бывалый дуэлянт – успел подставить под первый удар свой револьвер. Тот отлетел куда-то в сторону бесполезным куском металла. Второй, столь же стремительный удар прикончил русского посла. Тяжелый клинок сабли обрушился на плечо Александра Сергеевича, сокрушая ребра, глубоко погружаясь в грудь.

Его убийцу через секунду прикончил сотник Лызнов. Но было поздно. Русский посол уже лежал на полу. Он был мертв еще до того как упал. Сотник перехватил руку бедуина, держащую саблю. Сжал ее стальным капканом пальцев. Быстрым ударом короткой шашки раскроил его горло. От уха до уха. Бедуин рухнул прямо на тело русского посла.

– Уходим, Лызнов! – крикнул полковник Мажурин. – Скорее!

Но было поздно. Один из немногих оставшихся фанатиков кинулся прямо на сотника. Буквально сам себя насадил на его шашку. Но на этом не остановился. Он подтянулся по клинку. Попытался зубами ухватить Лызнова за шею. Кубанец с усилием просунул руку тому под шею, не давая ему укусить себя. Попытался стряхнуть безумца со своей шашки.

Рядом с ним вырос бедуин. Вскинул револьвер. И всадил Лызнову пулю в упор. Затылок кубанца взорвался кровью и осколками черепа. Фанатик же вскочил на ноги. Так с шашкой в теле бросился дальше.

На полковника Мажурина навалились сразу трое бедуинов. Он ловко отбивался от них. Но когда к троим присоединились еще двое, а после в толпу влетел еще и фанатик с торчащей из кишок саблей, Мажурин понял, что минуты его сочтены. Его оттеснили к стене. Мажурин отчаянно отмахивался шашкой. Срубил голову фанатику. Выхватил из его тела вторую – ту, что принадлежала сотнику Лызнову. Закрутил ими чертову мельницу. От клинков его шашек вражьи удары так и отлетали. Не могли враги добраться до него. Мажурин сделал ловкий выпад сразу обеими. Два бедуина упали замертво. Но оставшиеся только сильнее навалились на него.

Полковник снова ударился спиной о стену. Но в этот раз спина его встретила не камень, а дерево двери. Он буквально ввалился в небольшую комнату. Споткнулся о порог, но удержался на ногах. Его поддержала твердая рука. Мажурин обернулся – и увидел загорелое лицо урядника Мелехова. Только тот был одет в турецкое платье. Рядом с ним стоял единственный оставшийся в посольстве слуга из местных.

– Это что… – не понял Мажурин.

Но тут в комнату ворвались бедуины. Сразу четыре сабли пронзили полковника. Он захлебнулся кровью. Но при этом глядел в лицо урядника Мелехова.

– Курва, – прохрипел полковник. – Шкура. Продал, татарская душа!

И умер на руках урядника Мелехова.

Бедуины вырвали свои сабли из тела полковника. На лицах их горели белозубые улыбки. Они что-то говорили Мелехову. Хлопали его по плечу окровавленными руками. А после покинули комнату, чтобы продолжить резню.

– Уходим, – бросил казаку слуга. – Пока они тут другим совсем заняты, на нас внимания никто не обратит.

Действительно, даже майор Лоуренс и шериф Али, наблюдающие за схваткой, не заметили двух человек, покинувших русское посольство через окно первого этажа.

* * *

Лорд Бредфорд мерил комнату шагами. Заложив руки за спину, стискивая пальцами стек, он метался словно тигр в клетке. Чертов Лоуренс обставил его. На его деньги купил толпу фанатиков, да еще и ховейтатов Ауды. И все они сейчас уничтожают русское посольство. Плевать, что никто наверху, в руководстве британской разведки, не узнает о том, кто настоящий автор этой провокации.

Сейчас ему куда важнее, что фанатики Лоуренса напали на посольство раньше, чем человек Бредфорда добрался до интересующей его информации. За эти сведения руководство не пожалеет для него ордена Подвязки. И получить их Бредфорд должен раньше Лоуренса. Вот только людей майора сейчас в посольстве, наверное, больше сотни. А человек Бредфорда всего один.

Именно поэтому метался по своему кабинету обычно чопорный британский лорд, словно разъяренный тигр по клетке в зверинце. Потому трещало в пальцах дерево стека.

На вежливый стук в дверь, Бредфорд отреагировал с недозволительной для лорда Британской империи резкостью.

– Войдите! – рявкнул он.

Дверь отворилась. На пороге стоял молодой человек в недорогом, но добротном костюме.

– Джеймс Браун, – отрекомендовался он, коротко, но уважительно поклонившись. – Только что из Лондона. Прислан вам в помощь. И для того, чтобы уравновешивать эксцентричного майора Лоуренса.

– У вас какое звание? – поинтересовался у него лорд после обязательной церемонии знакомства и вежливого рукопожатия.

– Я человек гражданский, милорд, – ответил Браун. – Званий и орденов не имею. Работаю исключительно из патриотизма. И немного за вознаграждение.

Первоклассный мерзавец. Так охарактеризовал для себя Брауна лорд Бредфорд. Именно тот, кто ему сейчас нужен. Теперь осталось только дождаться донесения от агента в русском посольстве. Если, конечно, тому удалось покинуть здание посольства с нужными Бредфорду сведениями.

– Оставайтесь у меня, – кивнул лорд Брауну. – Погостите пару дней. А то ведь вам выделят комнатушку в офицерском доме. У меня же вы будете жить как белый человек.

Бредфорд усмехнулся. Браун сдержанно улыбнулся в ответ. И предложения не отклонил.

Они уже который день отсиживались в темном подвале. Слуга привел туда Мелехова. На ломаном русском объяснил, что надо переждать несколько дней. Пока все успокоится.

– А тут лучшее место, эфенди, – все повторял слуга. – Самое лучшее. Лучше не найти, эфенди.

Мелехов верил ему. А что ему оставалось собственно говоря? Никого в Константинополе казак не знал. Как и самого города. Укрыться ему негде. За все полгода службы в конвое посольства урядник почти не покидал самого здания. Разве что на базар ездил в свое дежурство, не пытаясь запомнить местность. Теперь он об этом жалел.

Довериться же кому-то из местных, даже слуге, который оставался в посольстве до конца, Мелехов полностью не мог. Такая уж тут нация. Предатель на предателе сидит и предателем погоняет. За золото мать родную продадут. Вот в этом урядник Мелехов был уверен железно.

Так что сидел он сейчас в темном и душном подвале. Большую часть времени Мелехов проводил в каком-то полусне. Сидел, вытянул ноги, привалившись спиной к стене, и глядел в низкий потолок. Время научился отмерять по температуре стены. Днем она раскалялась, так что сидеть становилось тяжело. Как только солнце садилось, она остывала. Тогда Мелехов заворачивался в теплое одеяло и засыпал. Он почти не ел все это время. Ограничивался парой кусков черствого хлеба и несколькими глотками воды.

Дремотное забытье урядника Мелехова было прервано очередным возвращением периодически пропадавшего куда-то слуги. Но в этот раз турок был не один. Его сопровождал вполне европейского вида человек в коричневом костюме и котелке.

– Урядник, – прямо с порога обратился к Мелехову человек в костюме, – я к вам. Сведения, оставленные вам русским послом, при вас, не так ли?

– А ты кто такой будешь? – мгновенно пришел в себя Мелехов. Черные глаза его сверкнули. Дремотную одурь как рукой сняло. Пальцы его сомкнулись под одеждой на рукоятке револьвера.