Текст книги "Викториум"

Автор книги: Владимир Ралдугин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 4

Главарь башибузуков на коленях перед нами. Руки были прочно связаны у него за спиной. Обритая наголо голова склонена. Я присел рядом с ним. Взяв за бороду, поднял голову. Вгляделся в лицо.

– Это Черный Абдулла, – сказал я, вернувшись к генералу. – Известный бандит. Наш враг еще со времен турецкой войны.

– Проходит по вашему ведомству? – поинтересовался у меня Радонежский.

– Не по нашей экспедиции. Но портреты его до нас доводили.

– Ясно, – кивнул генерал. – Что вы можете сказать о нем?

– Обычный путь бандита из Левантийского султаната. Однако перед войной с нами он попал под влияние британцев. Это на уровне подозрений, прямых доказательств у нас нет. Или не было в те времена, когда до нас доводили сведения о нем. Но если сейчас на него поглядеть, то доказательств не надо.

Френч, надетый под халатом, и найденные у Абдуллы британские сигарки наводили на определенные мысли.

– И что с ним делать? – спросил у меня генерал.

Мы стояли рядом с важным пленником вдвоем.

Бойков продолжал трудиться в госпитальной палатке. А охранение стояло в двадцати шагах, чтобы не слышать нашего разговора. Правда, все с винтовками наготове. Конечно, наш конфиденциальный разговор был слишком подозрителен для остальных. Но меня сейчас это волновало мало. Не до того.

– Вряд ли такой большой отряд мог остаться незамеченным, – пожал плечами я. – Значит, скоро нас найдут разъезды. Скорее всего, казачьи. Или, может быть, пограничные. Им и сдадим Абдуллу. Поговорим с командиром разъезда и все расскажем по поводу того, кто это такой. Его отправят местным жандармам. А там уже пусть они с ним разбираются.

– Так и поступим, – кивнул генерал.

Он обернулся к солдатам охранения, чтобы подать им сигнал. Я тоже отвлекся на секунду. И до сих пор не могу простить себе этой оплошности.

Абдулла странно дернул головой, схватил зубами воротник-стойку френча. Следом тело его выгнулось дугой. Изо рта пошла белая пена.

Я рванулся к нему, хотя и понимал, что уже поздно. Цианистый калий действует мгновенно.

– Слишком хорошая отрава для башибузука, – буркнул я, поднимаясь на ноги. Брезгливо вытер от пены и слюны пальцы. – Он слишком много знал.

Теперь все мои подозрения и предположения придется излагать в рапорте. И писать надо быстро, чтобы отдать рапорт тем, кто встретит нас. Тут дело не терпит отлагательств.

Об этом я сразу же сообщил генералу Радонежскому.

– Конечно, – кивнул мне генерал, – пишите. У нас тут такой разгром, что до завтра вряд ли снова в путь двинемся.

Дело тут было, конечно, не только в разгроме. Слишком много у нас было раненых и убитых. Негодяев на трофейном коне отправился в ближайшую русскую деревню за попом, чтобы отпел мертвых. И проводил в последний путь тех, кому даже Бойков помочь не мог. Все это займет как минимум сутки. Если не больше. Нам слишком дорого обошелся налет Черного Абдуллы.

Казачий разъезд появился к полудню. Одетые в синие гимнастерки молодцы, с шашками, пиками и винтовками. Руководил ими молодой подхорунжий с едва начинающими пробиваться усиками. Он сильно робел генерала Радонежского, а оттого держался с показной лихостью. То и дело пытался подкрутить усы на манер старших офицеров. Но только проходился пальцами по не знакомым с бритвой щекам. Это было смешно.

– Ищут супостатов по всей Таврии, – заявил он, когда Радонежский сообщил ему о том, что банда Черного Абдуллы уничтожена. – Они пограничников на берегу моря вырезали. Те только и успели, что человека в Симферополь отправить. Он примчался, коня загнал. Но спасти пограничников мы уже не успели. Вот и отправили разъезды по всей Таврии. Искать гадов ползучих.

– Нашли, – усмехнулся генерал Радонежский, – и не ваша беда, что мы уничтожили банду Абдуллы. Вот это письмо передайте в симферопольскую жандармерию. – Радонежский протянул юноше запечатанный конверт.

Лицо казака заметно скривилось при упоминании жандармов. Однако ослушаться приказа генерала он не посмел. Приняв конверт, подхорунжий спрятал его под черкеску.

– Вы останетесь здесь? – спросил он у Радонежского. – Вам пришлют людей для охраны в пути до Симферополя.

– Вряд ли нам что-то теперь угрожает, – покачал головой генерал. – Как только будем готовы, мы двинемся к Симферополю.

– Тогда вас встретят по дороге, – козырнул подхорунжий.

Он вскочил в седло – и через минуту казачий разъезд умчался по дороге в направлении столицы Таврии.

Сильнее всех пострадал в битве поручик Кестнер. Какой-то отчаянный башибузук полоснул его кинжалом по лицу. И попал по глазам. Поручик рухнул ничком. Кровь хлынула обильным потоком. Солдаты оттащили его прямо в палатку. И он сразу же, без всякой очереди угодил на операционный стол к Бойкову.

Но даже искусства врача и инженера не хватило, чтобы сохранить Кестнеру глаза. Правда, жизнь спас. Наложил на лицо повязки и обнадежил, сказав:

– В Симферополе будет нормальное оборудование. Поставим тебе искусственные глаза. Это посложнее, чем руку поставить, но с этим я справляюсь. К концу этого месяца снова поглядите на нас.

Кестнер ничего не ответил ему. Может, был слишком слаб, а может, просто не хотел разговаривать. Ослепнуть, пускай и с некой перспективой в скором будущем глядеть на мир искусственными глазами, не слишком приятное дело.

Командовать оставшимися от роты Кестнера солдатами Радонежский поручил мне. Не знаю уж из каких соображения, но ни у кого не возникло возражений по этому поводу. Собственно, в батальоне Вергизова я был не пришей кобыле хвост. Никого у меня под командованием не было, равно как и каких-либо обязанностей. Однако такой в батальоне был не я один. Без толку проводил время и Негодяев.

Это наводило меня на определенные мысли.

Но сначала мне надо было как можно скорее писать рапорт в жандармерию Симферополя. А после навалилось командование десятком солдат, оставшихся от роты Кестнера. Их надо было распределять по ночным караулам. Разрешать мелкие и не особенно конфликты между солдатами. Назначить временного фельдфебеля, который знал моих подчиненных куда лучше, чем я.

В общем, мне было совсем не до выяснения, кто же такой на самом деле поручик Негодяев.

За день до нашего прибытия в Симферополь Негодяев заявился ко мне в палатку сам. Он принес с собой пару бутылок шампанского. Без приглашения плюхнулся на раскладной стул прямо напротив меня.

– Давайте начистоту, Евсеичев, – заявил он, принимаясь возиться с первой бутылкой. – У вас стаканы есть какие-нибудь? Не из горла же глотать. Вроде не гусары.

Я только отрицательно покачал головой. Никаких стаканов у меня не было. Посудой я разживался каждый раз в палатке, служившей офицерской столовой.

– Ну, значит, будем по-гусарски, – усмехнулся Негодяев. Он с хлопком, но без выстрела пробкой открыл бутылку. Сделал пару глотков и передал мне.

Обтерев рукавом горлышко, я приложился к бутылке. Шампанское было отличное. Даже в Питере такое редко приходилось пить.

– Ну так как, Евсеичев, отрываем карты? – глянул на меня поручик.

– Вскрываемся, – ответил я карточным же термином. – Начинайте вы, раз пришли.

– Ловко, – с уважением кивнул Негодяев, принимая у меня бутылку и делая из нее добрый глоток. – Я из министерства Лорис-Меликова. Граф все еще точит зуб на ваше Третье отделение. С тех пор как государь отказался расформировать Канцелярию по его проекту. К тому же графу не по душе эта Заринина игрушка. Он ведь у нас борец с терроризмом. И опасается, что какие-нибудь нигилисты, анархисты или, прости меня господи, социалисты, заберутся в такого вот «Святогора» – и могут устроить один бог знает чего. Вплоть до покушения на высочайшую особу государя. – Последними словами он явно кого-то цитировал. Скорее всего, самого графа Лорис-Меликова. – Вот и направлен я в инспекционную поездку генерала Радонежского, чтобы окончательно «утопить» «Святогора». И все деньги из военного бюджета империи будут направлены на переоснащение флота.

– Ну да, – кивнул я, – наводнить анархистами хотя бы один корабль сложновато. Не говоря уже об эскадре или целом флоте. Так что тут за безопасность Империи можно не волноваться.

Я передал Негодяеву наполовину опустевшую бутылку. Теперь пришла моя очередь говорить начистоту. Но кто сказал, что надо делиться всем. И я уверен, сам Негодяев тоже придержал за пазухой пару секретов.

– Я из Второй экспедиции Третьего отделения, – осторожно начал я. – Думаю, вы знаете, что она занимается не только раскольниками. – Негодяев кивнул, сделал хороший глоток шампанского. – И вот меня начальник нашей экспедиции как раз попросил составить максимально благоприятный отзыв относительно «Святогора». Конечно, не противоречащий истине.

– Ну да, ваш начальник ведь большой поклонник современной машинерии.

Мы прикончили первую бутылку шампанского. Негодяев принялся откупоривать вторую.

– Так вы выполните поручение графа? – поинтересовался я. – Насчет «утопить» «Святогора».

– Вот теперь не знаю я, как мне быть, – развел руками Негодяев. – После того как увидел «Святогора» в действии, просто теряюсь. Сильная, очень сильная штука. Если бы не он, башибузуки вырезали бы нас. И сколько новых технологий применено. Такого нигде нет. Вы молнии видели, Евсеичев? Я ведь о чем-то подобном от отца слыхал. Краем уха. В Коалиции эти технологии строго секретны. Физика Теззло упрятали под замок, чтобы никто до него не добрался. А тут наш «Святогор» швыряется рукотворными молниями. Виданное ли дело.

– Я видел вашу саблю, – заметил я. – Она такими же молниями бьется. Абдуллу вон ею в глубокий knockout отправили.

– Вы английский знаете? – заинтересовался Негодяев. – Или так, бравируете словечками?

– Не в совершенстве, но знаю, – пожал плечами я. – В наше время знание языка нации, претендующей на господство в Коалиции, практически необходимость.

– Что верно, то верно. А что до сабли, то дело не в ней. Отец, когда узнал об экспериментах Теззло, начал в товариществе продвигать эту линию. По идее, через руку и клинок сабли подается несильный разряд энергии. Он должен доставлять беспокойство противнику. Ну, представляете, как если бы во время схватки у вас мышцы правой руки все время подергивались. Сражаться становится совершенно невозможно. Батареи крепятся на спине. Между патронными сумками.

– Но Абдулле досталось куда сильнее.

– Сбой произошел. Весь заряд батарей ушел после первого же парирования. Вот и досталось башибузуку. Аж молнии засверкали! Надо будет написать отцу. Пускай подумает над сплавами для руки. Вообще, над сплавами современными думать и думать. Сколько простора открывается. Я ведь хотел в металлургический идти после гимназии. Отец не против был. Но какое там. Маменькина родня взбеленилась. Я ведь у них единственный отпрыск мужеского полу. И обязательно должен продолжить традицию славного офицерского служения родине. Сначала меня хотели к вам во Вторую экспедицию направить, но снова дед по маменькиной линии взбунтовался. Не желал видеть внука жандармом. А после этого в любой другой полк мне ходу не было. Вот и прибрал меня к рукам дедов приятель – граф Лорис-Меликов. Он у нас в доме часто бывал. С малолетства меня знает.

– А отец-то твой не последнее место занимает в товариществе, так ведь?

Негодяев рассмеялся в голос. Шампанское давало о себе знать.

– Это у нас семейная больная тема. В товариществе «Богомолов и К ⁰» мой отец отвечает за головы, как он сам любит говорить. А его друг Дмитрий Богомолов – за деньги. Но фамилия у нас такая, что в названии инженерного товарищества она будет смотреться не лучшим образом. А менять ее отец отказался. Сказал, что раз родился с такой, с такой и помирать. Это ему дед наказал. А он – мне. Сказал, надо делать так, чтобы фамилией Негодяев можно было гордиться. Но тут дело не в том, как она звучит, а в том, как прославится человек, ее носящий.

– Умно, – кивнул я.

– Мне б таким умным быть, – вздохнул Негодяев, – и принципиальным, как отец. Угробить «Святогора» ведь меня лично, понимаете, Евсеичев, лично, попросил сам граф Лорис-Меликов. У него там свои игры наверху. – Поручик покрутил бутылкой над головой. Горлышко ее описало неровный круг. Он приложился у нему, но взболтанное шампанское вспенилось – и Негодяев поперхнулся им. – А как мне тут быть? – продолжал он, с трудом проглотив шампанское и вытирая его с подбородка. – На сделку с собственной совестью идти, получается. Во вред Отчизне, вполне возможно. Или «утопить»-таки Заринину игрушку – проживет ведь и без нее Империя. Воевали раньше так. И еще повоюем. Без этой громадины. Может, она только против башибузуков и годна. Нормальная-то, регулярная, европейская армия не разбежится от одного вида этой машины.

Он треснул кулаком по колену.

– Вам проще, Евсеичев, ваш отзыв против истины не погрешит! А для меня правдивый отзыв – конец карьеры. Личную просьбу министра внутренних дел Империи игнорировать нельзя. Проще уж сразу пулю в лоб себе пустить.

– Можно переложить ответственность, – осторожно предложил я.

– На кого? – не понял изрядно захмелевший от шампанского Негодяев. Скорее всего, это были не первые бутылки у него за сегодня.

– На самого графа Лорис-Меликова. Вы напишите два доклада. Один максимально честный. Второй, такой, как нужен графу. И изложите ему все ваши соображения. А там уж пусть министр сам решает, какому из двух докладов ему давать ход. Так хотя бы ваша совесть будет чиста.

– А это идея! – воскликнул обрадованный Негодяев. – Да еще какая! Пускай дальше за Отчизну у графа душа болит! С меня взятки гладки. Я все сделал, как он меня просил.

В несколько глоткой осушив бутылку, Негодяев взглянул в нее, будто в подзорную трубу. Пара капель упала ему на лицо. Одна попала прямо в глаз. Он сморщился – и констатировал:

– Кончилось шампанское. Но у меня еще припасено. Я сейчас сбегаю.

– Не утруждайтесь, поручик, – махнул ему я. – Выпьем по-человечески с бокалами, а не по-гусарски уже в Симферополе.

– Верно, – произнес покачнувшийся Негодяев. – А я сейчас к себе. Буду писать доклад графу!

Нетвердой походкой он покинул мою палатку.

Интересно, что он там наваяет в своем докладе, если будет писать его в таком состоянии.

Усмехнувшись это мысли, я растянулся на своем топчане – и почти сразу уснул под шелест пузырьков шампанского в голове.

Симферополь встретил нас почти летней жарой. Несмотря на то, что до мая было еще далеко. Усталые волы втащили в город повозки. Усталые солдаты в посеревших гимнастерках шагали рядом с ними. Усталые лошади не поднимали голов.

И потому на встречающую нас делегацию во главе с таврическим губернатором Андреем Никитовичем Всеволожским Радонежский смотрел угрюмо. Всех нас раздражал и грянувший приветственный марш духовой оркестр, и теснящиеся парадные мундиры с золотыми погонами, и толпа симферопольских обывателей. От резкостей по адресу Всеволожского и предводителя местного дворянства Василия Павловича Попова его удержало только то, что предводитель дворянства был совсем уже стариком. Он с гордостью носил свой полковничий мундир времен предыдущей войны с султанатом, украшенный явно заслуженными наградами. Рядом с ним даже генерал Радонежский выглядел едва ли не молодым человеком.

– Прошу простить за оплошность с этим башибузуком, – после обязательных приветственных речей произнес Всеволожский. – Как я могу искупить свою вину?

– Теперь этот инцидент разрешился, – пожал плечами Радонежский, – тем или иным образом. А сейчас дайте отдохнуть с дороги. Отложим все банкеты и отчеты по военной части на завтра. Дорога наша была тяжела и утомительна. И все, что сейчас нужно мне и моим людям – это отдых.

– Безусловно, – поддержал его Всеволожский. – Вас и ваших людей разместят незамедлительно. Места в гостинице для вас и офицеров уже приготовлены. Казарма для солдат – тоже.

– А что с местом для «Святогора»? – поинтересовалась Зарина.

– Склад в лучшем виде, – одернул полы камергерского вицмундира Всеволожский. – Краны уже подогнали. Несколько бригад рабочих вам в помощь. Гарнизонный батальон уже оцепил все его окрестности.

– Замечательно, – кивнул Зарина, которая снова была вынуждена сменить зеленые галифе и куртку на платье со шляпкой и зонтиком. – Я лично прослежу за всем.

– Быть может, вам лучше отдохнуть, барышня? – покачал головой предводитель дворянства Василий Павлович Попов. – Виданное ли дело, чтобы сам инженер, тем более женского полу, по складам валандался.

– Я инженер не только женского полу, – улыбнулась старику Зарина, – но и новой формации. Мне все надо своими глазами увидеть и своими руками потрогать.

Предводитель дворянства неодобрительно затряс седыми бакенбардами. Но природное обаяние Зарины, видимо, уже покорило его.

Мы были вынуждены проехать едва ли не через весь Симферополь. Это был почти настоящий парад. Только слишком уж сильно устали мы, чтобы радоваться этому. И люди, стоящие на тротуарах, приветствующие нас, воспринимались скорее с раздражением.

Меня радовало только то, что я ехал среди гарнизонных офицеров. А те, видя мою крайнюю усталость, не приставали с пустыми расспросами.

Такой вот процессией проехали мы до лучшей гостиницы Симферополя. Называлась она отель «Таврия». Это было недавно построенное здание, вычурно украшенное лепниной, колоннами и громадным гербом Империи над парадной лестницей. Упади он кого-нибудь на голову – мокрого места не останется.

У парадной лестницы нас встречал хозяин гостиницы вместе с целой армией прислуги. Все они, как один, в черных ливрейных сюртуках и белоснежных рубашках. Волосы у всех расчесаны на прямой пробор.

– Вот где муштра и дисциплина, – усмехнулся Негодяев. – А все на армию грешат.

Я кивнул ему, вежливо улыбнувшись. Болтать совсем не тянуло.

Номер в гостинице пришлось делить теперь уже с Негодяевым. Поручика Кестнера отправили в главный военный госпиталь Симферополя сразу, как только мы въехали в город. Вместе с ним уехал и штабс-капитан Бойков.

Соседом Негодяев был хоть и беспокойным, но вполне сносным. Видя, что я работаю над докладом на имя Дрентельна, он вспоминал, что ему-то писать сразу два доклада Лорис-Меликову. Сам садился писать. Но надолго его не хватало. То и дело он отправлялся в город. Возвращался поздно вечером и редко бывал трезв. В таком состоянии работать с бумагами, конечно же, было невозможно.

Увещевать поручика я не собирался. Только всякий раз отнекивался от его предложений составить ему компанию. Так что работа над докладом у меня шла куда быстрее, чем у Негодяева. И завершил я его, что закономерно, намного раньше.

Поручика снова не было в нашем номере, когда я отправился выполнять обещание генералу Радонежскому. Я ведь обещал ему показать чистовую версию доклада о «Святогоре».

Поднявшись на этаж, в номер Радонежского, я вежливо постучал. С той стороны раздалось неразборчивое приглашение войти. Когда я переступил порог, мне сразу же захотелось сказать, что ошибся или что приду позже. Потому что, кроме самого Радонежского в номере находился таврический губернатор, правда, уже без предводителя дворянства, зато в сопровождении чиновника в вицмундире и двух генералов. О чиновнике я мог только догадываться, что это, скорее всего, вице-губернатор Таврии Булюбаш Александр Петрович. А генералов я знал точно – командующий 7-го армейского корпуса Адлер Александр Самойлович и начальник штаба корпуса Экк Эдуард Владимирович.

В таком обществе простому поручику, пускай и Третьего отделения делать нечего. Однако Радонежский махнул мне, чтобы подходил ближе.

– Скверные новости из Константинополя, – сказал мне генерал. – Утром третьего дня фанатики вырезали наше посольство. Пока в газетах об этом ничего нет. Так что и вам стоит помалкивать, поручик.

Я как вошел, так и замер на пороге генерального люкса. Эта новость меня словно громом поразила. И не только сам факт, что наше посольство было уничтожено в столице Левантийского султаната. Но число, когда это произошло.

– Чего замерли будто истукан, поручик? – обернулся ко мне седобородый генерал-лейтенант Адлер. – Вас же пригласили войти. Так подходите, не робейте. Все тут отлично знают, по какому ведомству вы проходите.

Несмотря на ошарашенное состояние, я отметил про себя раздражение в голосе Адлера. Старый генерал недолюбливал Третье отделение. Хотя ничего иного я от него и не ожидал.

– Евсеичев, – бросил мне Радонежский, – вас будто пыльным мешком по голове ударили.

Только после этих слов я понял, что подошел к столу. На нем лежал небольшой листок с наклеенными на него бумажками телеграммы. Я пробежал ее глазами. Ничего другого, кроме уже сообщенного Радонежским, в ней не было.

– Ваше высокопревосходительство, – отчеканил я, будто на императорском смотре, – нашу миссию в Стамбуле вырезали третьего дня. И в тот же день нас атаковали башибузуки Черного Абдуллы.

Радонежский прошелся пальцами левой руки по бакенбардам.

– А ведь как все складывается, – протянул он. – Хотя это, конечно, по вашей части, поручик. Но тут и человек, от сыска далекий может два и два сложить. А вы как думаете, господа? – обратился он к присутствующим. В первую очередь, конечно же, генералам.

– Нечего думать, – хлопнул кулаком по ладони Адлер, – к войне дело идет. Снова с турком схлестнемся!

– Не исключаю такой возможности, – поддержал его начальник штаба. – И не исключено, что нам придется принимать первый удар, как это было в Крымскую кампанию.

– Об этом мы думать будем, когда война начнется, – отрезал Радонежский. – Поручик, вы зачем ко мне пришли-то? А то мы вас блеском эполет и вестями совсем с толку сбили.

– Это мой доклад по «Святогору», – сказал я и протянул ему папку. – Я обещал отдать его вам для ознакомления, перед тем как отправлять в Питер.

– Похвальная принципиальность, – кивнул Радонежский. – Но не до того сейчас. Спасибо, однако, что не забыли стариковскую просьбу.

– Тогда я вернусь к себе, – выпалил я, снова пряча папку с докладом под мышку.

– Конечно-конечно, – махнул левой рукой Радонежский. – Я вас не задерживаю.

Я поспешил выйти из номера, плотно притворив за собой дверь. И даже не из-за того, что меня, по словам Радонежского, ослепил блеск эполет. Мне надо было срочно изложить все мысли, роящиеся сейчас в голове, на бумаге.

Я буквально влетел в свой номер. Швырнул папку на кровать. Схватил пачку бумаги и перо. Подвинул к себе чернильницу. И только тут заметил, что за столом напротив меня сидит Негодяев. Поручик замер с пером в поднятой руке. Видимо, он хотел окунуть его в чернильницу, когда я буквально выдернул ее у него из-под носа.

– Это как понимать, Евсеичев? – поинтересовался он.

– Простите. – Я положил руки на стол перед собой. Отличное упражнение, чтобы успокоиться и привести мысли в порядок. – Я вас не заметил.

– Ну да, конечно, – усмехнулся мой сосед по номеру, – я ведь ниндзя из Азиатского альянса. Воин-тень, которому знаком секрет невидимости.

– Я попросил уже прощения, Негодяев. У нас тут такая каша заваривается, что не до политесов, ей-богу. Вы все равно раньше газет узнаете, по нашему и вашему ведомству новость скоро придет.

– Если вы насчет нашей миссии в Константинополе, то я уже знаю. Пришла телеграмма. Курьер приносил. Для вас тоже была, но без вашей подписи он мне ее, конечно же, не отдал. Сказал, придет после обеда.

– Ясно, – кивнул я.

Снова глубоко вдохнув и медленно выпустив воздух из легких, я окунул перо в чернила. И принялся быстро писать.

Негодяев поставил чернильницу так, чтобы и он мог до нее добраться. И вернулся к своему занятию.

Интерлюдия

По поводу левантийского вопроса, как с легкой руки графа Лорис-Меликова начали называть турецкий кризис, было созвано особое совещание в высочайшем присутствии. На нем присутствовали министр внутренних дел граф Лорис-Меликов, начальник Третьего отделения Дрентельн и военный министр Ванновский. Адъютантов, секретарей и слуг, обслуживающих совещание, никто не считал – и не обращал на них внимания. Шпалерами замерли они у стен, вытянувшись во фрунт. Одетые в гвардейские и жандармские мундиры.

Слуги в ливреях мелькают среди высоких и высочайших особ некими призраками.

А особы ведут разговоры, которые могут обрушить весь мир в пучину войны.

– Это была грамотно проведенная провокация, направленная против нас, – настаивал шеф жандармов. – И она не должна остаться без ответа. Мы не можем пропустить подобную пощечину. И со стороны кого? Левантийцев, которых без году неделя как разгромили.

– Быть может, я обычно и не склонен соглашаться с Александром Романовичем, – склонил голову граф Лорис-Меликов, – однако в этот раз поддержу его. Мы не должны спускать левантийцам этого оскорбления. Уничтожение посольства – это повод к войне. В этот раз мы должны сокрушить султанат. Чтобы и памяти об этом анахронизме не осталось. Рекомендую также вспомнить проект императрицы Екатерины Великой. Тот, из-за которого прадеда вашего Константином нарекли.

– Об этом проекте пока даже вспоминать опасно, – покачал головой самодержец. – Нам его после турецкой войны слишком уж часто припоминали. Да и отец поминал как-то, что в Крымскую об этом твердили то и дело.

– Боятся нас в Европах, – невесело усмехнулся военный министр Ванновский. – После того, как мы в Семилетнюю там пошуровали. И Париж взяли, когда мы Бонапартия до самой его столицы гнали от Москвы. Теперь вот даже до Константинополя не допускают.

– Боятся, что после Леванта мы явимся к ним, – скривился, будто лимон съел, император. – Но нынче это к делу не пришьешь. Надо думать, что нам делать с Константинополем.

– Государь, – шагнул к самодержцу, остановившись на самой грани приличий, генерал-адъютант Дрентельн. Протянул ему нетолстую папку, украшенную имперским медведем, – вот мой доклад по левантийскому вопросу. В нем я использовал рапорт поручика Евсеичева из Второй экспедиции моего отделения. Молодой человек весьма грамотно изложил некоторые факты. Они позволят взглянуть на ситуацию под новым углом.

– Прочтите, – покровительственно кивнул ему император. – Избранные места. Времени у нас не слишком много.

– Конечно, – произнес Дрентельн, раскрывая папку. Поверх текста доклада лежала краткая выжимка с основными фактами, датами и выводами. Большая часть последних принадлежала поручику Евсеичеву. – Пятнадцатого числа апреля месяца сего года на наш берег с броненосцев без каких-либо флагов высаживается банда башибузуков численностью до пяти сотен душ, под предводительством некоего Черного Абдуллы. Справка по этому бандиту приложена к докладу. При высадке их замечает патруль пограничной стражи. Бандиты уничтожают драгун. Однако одному удается скрыться. Он и сообщил о высадке. По всей Таврии отправлены казачьи и драгунские разъезды. Однако башибузуки, вместо того чтобы по своему бандитскому обыкновению грабить, убивать и насиловать направо и налево, движутся как будто по линеечке прямо. Конечно, сжигают на пути несколько деревень. Но куда меньше, чем могли бы. И курс их движения пересекается с караваном инспекции генерала Радонежского. В ходе короткого сражения банда Черного Абдуллы уничтожена. Бежать удалось немногим. Абдулла покончил с собой. Весьма неординарным для башибузука образом. Он раскусил ампулу с ядом, зашитую в воротник френча.

– Башибузук во френче? – усмехнулся государь.

– Относительно этого Абдуллы, – вмешался граф Лорис-Меликов, – есть сильные подозрения в связях с Европой. А если быть совсем точным, ваше императорское величество, то с Британией.

– Это отражено в справке, – заметил Дрентельн. – Я могу продолжать? – Короткий кивок императора. – Стычка с башибузуками Черного Абдуллы произошла шестнадцатого числа апреля месяца. В тот же день толпа фанатиков, подстрекаемая дервишами, ворвалась в наше посольство в Константинополе. Вам не кажется, что это слишком для простого совпадения. Уничтожить одного из лучших наших генералов, тем более с такой репутацией. И в тот же день толпа вырезает посольство в Константинополе. Повод к войне самый что ни на есть железный. Мы не можем не отреагировать на него. Следовательно, гибель Радонежского накануне новой войны с султанатом на руку нашим врагам.

– А под врагами, – протянул государь, – вы подразумеваете…

Он не закончил фразу.

– Ими можно назвать всю коалицию, – пожал плечами Дрентельн. – Правильно сказал Петр Семенович, боятся нас в Европах. Очень боятся усиления Империи. Потому и желают стравить нас с турками. Новая война сильно ослабит нас. Возможно, уничтожит султанат. Это позволит тем же британцам сильно нарастить влияние на Востоке. Надавят из колоний в Индии. Начнут настоящую экспансию. И все на наших южных границах.

– Значит, Александр Романович, – подчеркнуто по имени-отчеству обратился к шефу жандармов самодержец, – вы – против войны. Так вас понимать?

– Именно так, – закрыв папку, поклонился генерал-адъютант. – Мы должны разрешить этот вопрос без применения военной силы. Однажды это уже привело нас к войне со всей Европой. Второй Крымской допустить никак нельзя.

– Но как тогда быть с нашим посольством? Сами же вы мне говорите, что нельзя оставить эту пощечину без ответа.

– Ответ этот не должен быть таким, какого от нас ждут, ваше императорское величество.

– Каким же тогда, по-вашему, он должен быть?

– Первое, – снова раскрыл папку, но уже на последней странице, Дрентельн, – надо надавить на падишаха. Заставить его создать комиссию для расследования нападения на наше посольство. В нее войдут представители от нашей Империи и султаната. Если туда попробует вмешаться Европейская коалиция, а тем более, Британия, то мы можем в весьма резкой форме им отказать. Сослаться на то, что дело это сугубо внутреннее. И касается только наших держав.

– Стало быть, свои собаки дерутся, чужая не мешай, – провел ладонью по бороде, как и всякий раз, когда пересыпал речь шутками-прибаутками, государь. – Разумно. Дальше.

– Второе: отправить в Константинополь не только комиссию, но и новое посольство. Показать таким образом, что мы ничего и никого не боимся.

Дождавшись кивка от императора, Дрентельн продолжал:

– Третье: это уже по части Петра Семеновича. Надо стянуть к южным границам Империи как можно больше войск. Чтобы не получилось повторения Крымской кампании.

– Ваше императорское величество, – попросил слово граф Лорис-Меликов, – дозвольте?

– Конечно, Михаил Тариелович, – кивнул ему самодержец.

– Дополнительные войска на южных окраинах Империи придутся весьма кстати. Появление в Таврии банды этого Черного Абдуллы, опасаюсь, не единичный случай. Вполне возможно, враг направит новые банды на Кавказ, в Закавказье и мусульманские губернии империи. Введение новых частей, для усиления гарнизонов, улучшит там обстановку.