Текст книги "Русский фольклор.Песни, сказки, былины, прибаутки, загадки. игры, гадания, сценки, причитания, пословицы и присловья"

Автор книги: Владимир Аникин

 
Царь Иван сударь Васильевич,
Содержатель он всей Руси,
Сберегатель каменной Москвы,
При блаженной его памяти,
Позволил царь женитися.
Он берёт не у нас в Москве,
Он берёт во иной земле,
У того ли Темрюка-Мастрюка,
Молодого черкешенина,
Тоё малую сестру
Да свет Марью Темргоковпу.
Он и много приданого берёт…
Ещё все гости съехалися,
Все любимы солетелися,
Одного гостя нет как нет,
Нет гостя милого,
Того шурина родимого,
Его ли Темрюка-Мастрюка,
Молодого черкешешша,
Ещё вон едет милой гость;
Сажают его выше всех.
Пошел пир навеселе,
А смиренные на радостях.
Пили-ели, дроклажалися,
Между собой похвалялися.
Сильной своею силою,
А богатый богатством своим…
Похваляется Темрюк-Мастрюк,
Он хвалится своей силою:
– Я Москву вашу насквозь пройду,
Не найду я себе спорщика,
С кем бы мох я поборотися! —
Услыхал же про то царь-государь,
Царь Иван сударь Васильевич,
Содержатель он всей Руси,
Сберегатель каменной Москвы;
Выходил он на красно крыльцо,
Говорил он громким голосом:
– Эй вы гой еси, [109]109
  Гой оси– древняя форма пожелания благополучия, от слова «гоить» – целить, ухаживать.


[Закрыть]мои слуги верные!
Вы подите в каменну Москву,
Прокличьте кличь скорую,
Есть ли у нас, у нашего царя,
Бойцы-борцы, молодые охотнички?
Шли бы на царский двор
Без докладу государева,
Без допроса безо всякого! —
За Москвой стоит деревнишка,
Что деревнишка Онихина.
Во той ли во дерéвнишке
Жили два брата родных,
Два брата родных, два калашничка,
Два Андрея Аидреича.
Встают они ранехонько,
Умываются белехонько,
Обуваются гладехонько,
Чулочки подвязывали,
Башмачки на ноги надевывали,
Свои усы завивывали,
За уши усы закладывали,
Приходили на государев двор
Без докладу государева,
Без докладу безо всякого,
Безо всякого веденья,
Становились у красна крыльца.
Услыхал про то Темрюк-Кострюк,
Молодой черкешенин…
Выходил он на красно крыльцо,
Сохватился с большим братом,
Со Андреем Андреевичем.
Они водиться поводилися…
Никто у них не поборол.
Расходиться расходилися,
Между собой поклонилися,
Схватилися со мéньшим братом:
Тот его берёт за левый вороток,
Поднимает на правой на носок;
Он приподнял повыше себя,
Ударил о сыру землю…
Он и цветное платье с него сшиб,
Пустил его косо-набосо,
Пустил его в чём мать родила.
Услыхала про то малая сестра
Свет Марья Темрюкоина,
Выходила на красное крыльцо,
Говорила громким голосом:
– Ты, крапива, крапивной сын!
Немного вас несеяно,
Да много уродилося!
Хотя бы ты и силён,
И хотя бы тебе бог пособил,
Начто ты так наругаешься
И начто насмехаешься?
Пустил ты его в чем мать родила.—
Сказал тут царь-государь,
Царь Иван сударь Васильевич:
– У нас-де так Москва любят.
А коли у него силы-то не было,
Он бы-де не хвастался!
 

 
Как у нас было в каменной Москве,
У Грозного царя Ивана Васильевича,
Столованьице было, пированье – почестной пир,
На многие князи и бóяра.
Белый день идет к вечеру,
Батюшка Грозный царь весел стал.
Говорит Грозный царь Иван Васильевич:
– Что же у меня в беседе никто ничем не хвастает
Не хвастает, не похвалится? —
Один боярин хвастал чистым серебром,
Другой боярин хвастал красным золотом,
Третий боярин хвастал скатным жемчугом.
Не золота трубочка вострубила,
Не серебряна сиповочна возыграла —
Грозный царь Иван Васильевич слово вымолвил:
– Не делом вы, братцы, хвастаетесь,
Не добром вы, братцы, похваляетесь:
Злато-серебро – не óткупа,
Скатен жемчуг – не оборона,
Чистый бисер – не заступа.
Как я, грозен царь, чем похвастаю:
Вывел я измену изо Пскова,
Вывел я измену из каменной Москвы,
Казанское царство мимоходом взял… —
Тут проговорил его родимый сын:
– Ах ты батюшка Грозный царь,
Царь Иван сударь Васильевич!
Где тебе вывести измену изо Пскова,
Где тебе вывести измену из каменной Москвы?
Может быть, измена за столом сидит,
Пьёт-ест с тобою с одного блюда. —
Говорит же Грозный царь Иван Васильевич:
– Покажи мне, где измена за столом сидит? —
От молода царевича на то ответа нет.
Говорит Грозный царь Иван Васильевич:
– Ой вы гой еси, палачи московские!
Вы казните младого царевича,
Выньте из груди сердце с печенью,
Принесите мне на показаиье! —
Все палачи приужахнулись,
Один Алёшка Малютин Скурлатов сын
Не ужáхнулся,
Скочил Алёшка из застольица,
Выводил младого царевича,
Причитал Алешка Скурлатов сын:
– Много казнивал князей и бояр,
Не казнивал рода царского.
Пойти сказнить младого царевича! —
Снимал с него Алёшка платье цветное,
Надевал на него платье чёрное,
Посадил его на добра коня;
Младый царевич наперёд едет,
Алёшка Скурлатов позади едет,
Острый палаш на плече держит.
Перепала [110]110
  Перепала– дошла.


[Закрыть]скорая весточка
Дяде Никите Романову. [111]111
  Никита Романов– брат первой жены Ивана Грозного.


[Закрыть]
Дядюшка был трудён-болен,
Трудён-болен, об одной ноге,
Разился [112]112
  Разился– кинулся, бросился.


[Закрыть]он скоро на конюшний двор,
Обседлал своего добра коня,
Ухватил с собой кошоха любимого,
Поехал скоро на чисто поле
И кричит-зычит громким голосом:
– Вор, собака, Малюта Скурлатов сын!
Отдай мне-ка младого царевича,
Казни конюха моего любимого,
Вынь из груди сердце с печенью
И свези царю на показанье! —
Алёшка Скурлатов послушался,
Отдал ему младого царевича,
Казнил конюха его любимого,
Вынул из груди сердце с печенью
И привёз царю на показанье.
Ото сна встаёт царь Иван Васильевич, пробуждается,
Своего сына он хватается,
Своего сына Дмитрия-царевича.
Прознав дело, рвётся и мечется
И говорит таковы речи:
– Ой вы слуги мои верные!
Вы зачем меня не уняли,
Вы зачем попустили на дело окаянное? —
Отвечают ему слуги верные:
– Ой ты батюшко Грозный царь,
Царь Иван сударь Васильевич!
Не посмели мы перечить тебе,
Убоялися мы твоего гнева скорого! —
Услышал царь Иван Васильевич
Радость-веселие у Никиты Романова,
Грозному царю за беду стало,
За беду стало за великую;
Ухватил он копьё острое,
Бежит к дяде Никите Романову.
Во хоромах у Никиты Романовича пир навéсело.
Учул он у своих гостей:
– Бежит, – говорят, – царь Иван Васильевич,
Во руке держит копьё острое,
Бежит прямо к нему, к Никите Романову. —
Недосуг Никите гостей чествовать:
Бросился он на крылечко стекольчато,
Встрету ладит [113]113
  Встрету ладит– выходит навстречу.


[Закрыть]царю Ивану Васильевичу.
Говорит Грозный царь Иван Васильевич:
– Аль ты рад, Никита Романович,
Моему несчастью великому,
Аль ты веселишься казни сына моего любимого? —
Замахнул он копьё острое,
Тял [114]114
  Тял– от глагола «тень», рубить, сечь.


[Закрыть]в ногу Никите Романовичу.
Ответ держит Никита Романович:
– Грозный царь Иван Васильевич!
Погляди-ко ко мне во большой угол! —
Поглядел царь во большой угол,
Увидел сына своего Дмитрия-царевича:
Сидит весел и здоров во большом углу.
Царь нашёл в том радость великую,
Закурили на радостях зелена вина, [115]115
  Закурили зелена вина– курить вино, т. е. прогонять его через куб.


[Закрыть]
Заварили на радостях меду пьяного,
Пировали на радостях почестной пир.
 

 
У нас то было, братцы, на тихом Дону,
На тихом Дону, во Черкасском городу, [116]116
  Черкасский город– позднее город Новочеркасск.


[Закрыть]
Породился удалый добрый молодец
По имени Степан Разин Тимофеевич.
Во казачий круг Степанушка не хаживал,
Он с нами, казаками, думу не думывал,
Ходил-гулял Степанушка во царёв кабак,
Он думал крепкую думушку с голытьбою:
– Судари мои, братцы, голь кабацкая!
Поедем мы, братцы, на сине море, гулять,
Разобьемте, братцы, басурмански корабли,
Возьмем мы, братцы, казны сколько надобно,
Поедемте, братцы, в каменну Москву,
Покупим мы, братцы, платье цветное.
Покупивши цветно платье, да на низ [117]117
  Низ– низовья Волги.


[Закрыть]поплывём.
 

 
Течет Яик быстрехонько, урываючи круты бережки,
Желты пески сыпучи все поверх воды, сверх воды несёт,
Всё поверх-то воды он несёт.
Ни сверх было Яика, ни сверх было Горыныча было самого,
Сверх Горыныча было самого,
Не серые гуси там все возгоковали, возгоковали,
Возгоковали, не чёрные там,
Черны там три ворона возлетывали, возлетывали, —
Из устьица там выбегали три стружка. [118]118
  Стружки, струги– гребные суда.


[Закрыть]
Один из них стружек наперёд всех выбегал, вперёд выбегал,
Вперёд он бежит, как сокол летит.
Уж как этот-то стружечек изукрашен был, изукрашен был,
Изукрашен был знамёнами он,
Дубовыми весельцами, копьями, ровно лесом усажен.
Середь этого все стружечушка
Полотой бунчук [119]119
  Бунчук– булава.


[Закрыть]стоит, а под бунчуком сидит атаманушка,
Атаманушка Степан, по имю Степан Разин.
Уж он громко речь возговорил, он возговорил,
Он возговорил, как в трубу протрубил:
– Уж вы гряньте-ка, ребята, ко городу Гурьеву, да ко Гурьеву,
К крутому его, его бережку.
Мы стружечки причалим и положим сходенки на крут бережок. —
И по сходенкам сошел воровской,
Сошёл на берег душа воровской атаманушка, атаманушка.
– Вы пойдите доложите своему
Атаманушке: жаловал, мол, к нему в гости Степан Тимофеевич.
Я приехал к вам не пить, не гулять,
Не баталище с вами заводить, а святым храмам поклонитися,
Поклонитися и молебен отслужить. —
Воротички отворилися и пустили Стенюшку со ватагою.
 

 
Как во славном было городе во Астрахани —
Появился тут детинушка незнамой человек.
Гордо, щепетко [120]120
  Щепетко– от слова «щепетить», щеголять.


[Закрыть]по городу погуливает,
Черну шляпу с позументом на правом ухе надел,
Чёрный бархатный кафтанчик нараспашечку несёт,
А шелкóвый кушачок по землице волочет.
Как увидел воевода из косящета окна, [121]121
  Косящето окно– окно с косяком.


[Закрыть]
Закричал он, завопил зычным голосом своим:
– Гой вы слуги-молодцы, вы ребятушки мои!
Вы возьмите, приведите удалого молодца. —
Как ведут-то молодца – крыльцо эыбается, [122]122
  Зыбается– прогибается.


[Закрыть]
А муравлены балясы [123]123
  Муравлены балясы– точёные столбики у перил.


[Закрыть]рассыпаются.
И уж начал воевода его спрашивати:
– Ты скажи, скажи, детинушка, удалый молодец,
Из Казани ты молодчик, или с Астрахани,
Иль большого городочка – каменной славной Москвы?
– Не с Казани я молодчик и не с Астрахани,
Не с большого городочка – каменной славной Москвы,
Я со Камы со реки, Стеньки Разина сын! —
Закричал тут воевода зычным голосом своим:
– Поведите молодца в белокаменну тюрьму!
– Береги ты, воевода, буйну голову свою,
Уж как завтра к тебе батюшка мой под город придёт,
Уж как завтра к тебе будет он стрелы стрелять,
На стрелах-то к тебе будет он письмы писать. [124]124
  На стрелах письма писать– посылать письма на стрелах через стену.


[Закрыть]
 

 
Вниз по матушке по Волге
Из-за жёлтого островочку
Как плывет-бежит легка лодочка,
На той лодочке косной [125]125
  Лодочка косная– вероятно, лодка без палубы, ходящая под косыми парусами.


[Закрыть]
Стешошка Разин сидит
Со своими ребятушками,
Удалыми молодчиками.
– Что-то мне, ребятушки,
Тошнехонько,
Что-то мне, ребятушки,
Грустнехонько,
Знать-то, знать-то, мой сынок
В астраханской крепкой тюрьме,
Э-эх, ребятушки, товарищи мои!
Вы пригряньте, приналягте на веселки,
Не то быть моему сыночку
Завтра повешену.
 

 
Вы пески мои, песочки, пески сыпучие,
Пески сыпучие,
Вы яры мои, ярочки, яры глубокие,
Эх, глубокие,
Вы кусты ли мои, кусточки, кусты частые,
Вы кусточки мои таловые,
Эх, да таловые, ветловые!
Некуда нам, ребятам, приклониться,
Приклонимся.
Все ребятушки наши половленные,
Половленные, посаженные,
Как осталось-то нас малым-мало.
Атамановы мы помощнички,
Стеньки Разина Тимофеевича
Мы братцы, работнички.
 

 
На заре то было, братцы, на утренней,
На восходе красного солнышка,
На закате светлого месяца.
Не сокол летал по поднебесью,
Есаул гулял по насадику, [126]126
  Насадик– речное судно с насадами, с нашитыми, поднятыми бортами.


[Закрыть]
Он гулял, гулял, погуливал,
Добрых молодцов побуживал:
– Вы вставайте, добры молодцы,
Пробуждайтесь, казаки донски!
Нездорово на Дону у нас,
Помутился славный тихий Дон
Со вершины до черна моря,
До черна моря Азовского;
Помешался весь казачий круг,
Атамана больше нет у нас,
Нет Степана Тимофеевича,
По прозванию Стеньки Разина.
Поймали добра молодца,
Завязали руки белые,
Повезли во каменну Москву
И на славной Красной площади
Отрубили буйну голову.
 

 
Под славным городом под Полтавой
Подымалась Полтавска баталья.
Запалит шведская сила
Из большого снаряда – из пушки;
Запалит московская сила
Из мелкого ружья – из мушкета.
Не крупен чеснок [127]127
  Чеснок– здесь: частокол, полевые укрепления.


[Закрыть]рассыпался —
Смешалась шведская сила.
Распахана шведская пашня,
Распахана солдатской белой грудью;
Орана [128]128
  Орана(о пашне) – вспахана.


[Закрыть]шведская пашня
Солдатскими ногами;
Боронена шведская пашня
Солдатскими руками;
Посеяна новая пашня
Солдатскими головами;
Поливана новая пашня
Горячей солдатской кровью.
 

 
Ты звезда ли, моя звёздочка,
Высоко ты, звёздочка, восходила —
Выше леса, выше тёмного,
Выше садика зелёного.
Становилась ты, звёздочка,
Над воротцами решётчатыми.
Как во темнице, во тюремнице
Сидел добрый молодец,
Добрый молодец Емельян Пугачев!
Он по темнице похаживает,
Кандалами побрякивает:
– Кандалы мои, кандалики,
Кандалы мои тяжёлые!
По ком вы, кандалики, доставалися?
Доставались мне кандалики,
Доставались мне, тяжёлые,
Не по тятеньке, не по маменьке —
За походы удалые, за житьё свободное!
 

 
Как на горочке было, на горе,
На высокой было, на крутой,
Тут стояла нова слобода,
По прозваньицу матушка-Москва,
Разоренная с краю до конца.
Кто, братцы, Москву разорил?
Разорил Москву неприятель злой,
Неприятель злой, француз молодой.
Выкатал француз пушки медные,
Направлял француз ружья светлые,
Он стрелял-палил в матушку-Москву.
Оттого Москва загорелася,
Мать – сыра земля потрясалася,
Все божьи церкви развалилися,
Златы маковки покатилися.
 

 
Разорённая путь-дорожка
От Можая [129]129
  Можай– город Можайск.


[Закрыть]до Москвы.
– Уж и кто тебя, дорожку,
Кто дорожку разорял?
– Разорил меня, путь-дорожку,
Неприятель-вор француз.
Разоривши путь-дорожку,
В свою землю жить пошёл;
В свою землю в путь пошёл,
Ко Парижу подошёл:
«Уж ты Париж, ты Париж,
Париж славный городок!»
– Есть получше Парижочка,
Есть прекрасная Москва:
Москва мóстом мощена, [130]130
  Мóстом мощена– Речь идет о мощеных улицах.


[Закрыть]
Белым камнем выстлана!
 

БУНТАРСКИЕ, РАЗБОЙНИЧЬИ И ТЮРЕМНЫЕ ПЕСНИ

 
Разорил нашу сторонку злодей боярин, господин,
Как повыбрал он, злодей, молодых наших ребят,
Молодых наших ребят во солдатушки,
А нас, красных девушек, – во служаночки,
Молодых молодушек – во кормилочки,
А матушек с батюшками – на работушку.
Собрались наши ребятушки что на круту горушку,
Отказали наши ребятушки своему боярину-господинушке:
– Ты, злодей, наш господин, мы тебе не солдатушки,
Красны девушки тебе не служаночки,
Молодые молодушки не кормилочки
И батюшки с матушками не работнички.
 

* * *

 
Государыня, родная матушка!
Выкупи из неволюшки,
Из неволюшки – дому барского;
Пристоялись резвы ноженьки,
Примахались белы рученьки,
Качаючи дитя барского.
 

* * *

 
Как за барами житье было привольное,
Сладко попито, поедено, похожено,
Вволю корушки без хлебушка погложено,
Босиком снегу потоптано,
Спинушку кнутом попобито,
Нагишом за плугом спотыкалися,
Допьяна слезами напивалися,
Во солдатушках послужено,
Во острогах ведь посижено,
Что в Сибири перебывано,
Кандалами ноги потерты,
До мозолей душа ссажена.
А теперь за бар мы богу молимся:
Божья церковь – небо ясное,
Образа ведь – звёзды частые,
А попами – волки серые,
Что поют про наши душеньки.
Тёмный лес – то наши вотчины,
Тракт проезжий – наша пашенка,
Пашню пашем мы в глухую ночь,
Собираем хлеб не сеямши,
Не цепом молотим – слегою
По дворянским по головушкам
Да по спинушкам купеческим:
Свистнет слегушка – кафтан сошьёт,
А вдругоряд – сапоги возьмёт,
Свистнет втретьи – шапка с поясом,
А ещё раз – золота казна.
С золотой казной мы вольные.
Куда глянешь – наша вотчина,
От Козлова до Саратова,
До родимой Волги-матушки,
До широкого раздольица —
Там нам смерти нет, ребятушки.
 

* * *

 
В каменной Москве у князя у Волконского
Тут живёт-поживает Ваня-ключничек,
Молодыя-то княгини полюбовничек.
Ваня год живёт, другой живёт, князь не ведает;
На третий-то на годочек князь доведался,
Через ту ли через девушку через сенную,
Через сенную да через самую последнюю.
Закричал же князь Волконский зычным голосом:
– Уж вы слуги, мои слуги, слуги верные!
Вы сходите, приведите Ваню-ключника! —
И стал же князь Ванюшу да выспрашивати:
– Ты скажи, скажи, Ванюша, скажи правду всю:
Ты который год с княгиней во любви живёшь? —
На первой-от раз Ванюша не покаялся.
Он выспрашивал Ванюшу ровно три часа,
Что и тут-то наш Ванюша не покаялся.
Закричал же князь Волконский громким голосом:
– Вы слуги ли, мои слуги, есть ли верные?
Вы ведите-ка Ванюшу на конюшный двор! —
Повели же ведь Ванюшу широким двором.
На Иванушке сибирочка пошумливает,
Александрийская рубашка [131]131
  Александрийская рубашка– рубашка из красной бумажной ткани с «прониткой» другого цвета.


[Закрыть]ровно жар горит,
Козловы новы сапожки [132]132
  Козловы сапожки– сапоги из козловой кожи.


[Закрыть]поскрипывают.
У Иванушки кудёречки рассыпаются,
А идёт-то сам Ванюша – усмехается
Привели же ведь Ванюшу на конюшный двор,
Там и начали Ванюшеньку наказывати.
Александрийская рубашка с телом смешана,
Казимирова сибирочка [133]133
  Казимирова сибирочка– короткий кафтан с меховой опушкой, с невысоким стоячим воротником из казимира – шерстяной ткани, полусукна.


[Закрыть]вся изорвана,
Русые кудеречки прирастрепаны,
Козловы новы сапожки крови полные.
Закричал же наш Ванюша громким голосом:
– Уж ты барин ли наш барин,
Ты Волконский-князь!
Поставлено зелено вино – кто не пьёт его?
Приготовлены закусочки – кто не кушает?
Как у нас-то со княгиней было пожито,
Виноградных вин с княгиней было попито,
Приготовленных закусочек покушано! —
Закричал же князь Волконский громким голосом:
– Уж вы слуги, мои слуги, слуги верные!
Вы копайте-ка две ямы, две глубокие,
Становите-ка вы два столба, два высокие,
Перекладину кладите вы кленовую,
Привяжите-ка петельку шёлковую
И повесьте тут Иванушку-изменника,
Молодые-то княгини полюбовника! —
Что Иванушка во петельке качается,
А княгиня-то во тереме кончается.
 

* * *

 
Ещё что же вы, братцы, призадумались,
Призадумались, ребятушки, закручинились,
Что повесили свои буйные головы,
Что потупили ясны очи во сыру землю?
Ещё ходим мы, братцы, не первый год
И пьём-едим на Волге всё готовое,
Цветно платье носим припасённое.
Ещё лих на нас супостат злодей,
Супостат злодей, генерал лихой,
Высылает из Казани часты высылки,
Высылает все-то высылки солдатские,
Они ловят нас, хватают добрых молодцев,
Называют нас ворами, разбойниками.
А мы, братцы, ведь не воры, не разбойники,
Мы люди добрые, ребята все повольские…
 

* * *

 
Вниз по матушке по Волге,
По широкому раздолью,
Разыгралася погода,
Погодушка верховая,
Верховая, волновая;
Ничего в волнах не видно,
Одна лодочка чернеет,
Только парусы белеют,
На гребцах шляпы чернеют,
На корме сидит хозяин,
Сам хозяин во наряде,
В черном бархатном кафтане.
Уж как взговорит хозяин:
– Ну-те грянемте, ребята,
Вниз по матушке по Волге,
Приворачивай, ребята,
Ко крутому бережочку.
 

* * *

 
Не шуми, мати зелёная дубровушка,
Не мешай мне, доброму молодцу, думу думати.
Что заутро мне, доброму молодцу, в допрос идти
Перед грозного судью, самого царя.
Ещё станет государь-царь меня спрашивать:
– Ты скажи, скажи, детинушка крестьянский сын,
Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,
Ещё много ли с тобой было товарищей?
– Я скажу тебе, надежа православный царь,
Всее правду скажу тебе, всю истину,
Что товарищей у меня было четверо:
Ещё первый мой товарищ – тёмная ночь,
А второй мой товарищ – булатный нож,
А как третий-то товарищ – то мой добрый конь,
А четвёртый мой товарищ – то тугой лук,
Что рассыльщики мои – то калёны стрелы. —
Что возговорит надежа православный царь:
– Исполать тебе, детинушка крестьянский сын,
Что умел ты воровать, умел ответ держать!
Я за то тебя, детинушка, пожалую
Середи поля хоромами высокими,
Что двумя ли столбами с перекладиной.
 

* * *

 
Растужился млад ясен сокол,
Сидячи сокол во поиманье
Во золотой во клеточке,
На серебряной на нашесточке.
Жалобу творит млад ясен сокол
На залетные свои крылышки,
На правильные [134]134
  Правильные– крайние перья в крыле.


[Закрыть]мелки перышки:
– Ой вы крылья мои, крылышки,
Правильные мелки перышки!
Уносили вы меня, крылышки,
И от ветра и от вихоря,
От сильного дождя осеннего,
От осеннего от последнего;
Не унесли вы меня, крылышки,
От заезжего добра молодца,
От государева охотничка!
 

* * *

 
Не кукушечка во сыром бору она вскуковала,
Не соловушка в зеленом саду громко свищет, —
Из неволюшки ко мне добрый молодец письмо пишет:
«Небось, моя сударушка, стосковалась обо мне?»
Я сам об ней, добрый молодец, я сам сгрустевался.
Не велик я мальчоночка сиротой остался,
Потерял свово батюшку – чуть запомню,
Я свою матушку – чуть зазнаю!
Ты детинушка, ты мой сиротинушка!
Кто ж тебя поил-кормил?
– Вспоил меня православный мир, укачала меня легка лодочка,
Укачала меня легка лодочка, усыпляла Волга-реченька.
 

* * *

 
Жавороночек размолоденький,
На что рано вывелся, молод вылетел
На дикую степь на Саратовску?
Ты воспой, воспой песню новую,
Песню новую, развесёлую.
Ты потешь нас, потешь двоих молодцев,
Двоих молодцев, людей бедныих,
Людей бедныих, солдат беглыих,
Солдат беглыих, безбилетныих,
Безбилетныих, беспаспортные.
Ты потешь нас в каменной Москве,
В каменной Москве, в земляной тюрьме,
За тремя дверьми за железными.
 

* * *

 
Добры молодцы все на волюшке живут,
Один Ванюшка в победушке сидит,
В каменной Ваня, в государевой Москве,
В земляной тюрьме, за решетками,
За железными дверьми, за висячими замками
Заутра Ваню к наказаньицу ведут,
К наказаньицу, ко ременному кнуту,
К столбу крашеному, дубовому,
По праву руку отец с матерью идут,
По леву руку молода жена с детьми,
Молода жена с детьми малыми,
Позади его православный весь народ!
Как и стал Ваня говорить жене:
– Ты сними с меня шёлков пояс,
С позолоченными на нём ключиками,
Отопри, жена, окован сундук,
Уж ты вынь оттоль золотой казны,
Ты дари, жена, молодого палача,
Чтобы молодой палач меня легче наказывал!
 

СКАЗКИ, ПРЕДАНИЯ, БЫЛИЧКИ И БЫВАЛЬЩИНЫ

В старые годы у одного царя было три сына. Вот, когда сыновья стали на возрасте, царь собрал их и говорит:

– Сынки мои любезные, покуда я ещё не стар, мне охота бы вас женить, посмотреть на ваших деточек, на моих внучат.

Сыновья отцу отвечают:

– Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас женить?

– Вот что, сынки, возьмите по стреле, выходите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша.

Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили.

У старшего сына стрела упала на боярский двор, подняла стрелу боярская дочь. У среднего сына упала стрела на широкий купеческий двор, подняла ее купеческая дочь.

А у младшего сына, Ивапа-царевича, стрела поднялась и улетела, сам не знает куда. Вот он шёл, шёл, дошёл до болота, видит – сидит лягушка, подхватила его стрелу. Иван-царевич говорит ей:

– Лягушка, лягушка, отдай мою стрелу.

А лягушка ему отвечает:

– Возьми меня замуж!

– Что ты, как я возьму себе в жены лягушку?

– Бери – знать, судьба твоя такая.

Закручинился Иван-царевич. Делать нечего, взял лягушку, принес домой. Царь сыграл три свадьбы: старшего сына женил на боярской дочери, среднего – на купеческой, а несчастного Ивана-царевича – на лягушке.

Вот царь позвал сыновей:

– Хочу посмотреть, которая из ваших жен лучшая рукодельница. Пускай сошьют мне к завтрему по рубашке.

Сыновья поклонились отцу и пошли. Иван-царевич приходит домой, сел и голову повесил. Лягушка по полу скачет, спрашивает его:

– Что, Иван-царевич, голову повесил? Или горе какое?

– Батюшка велел тебе к завтрему рубашку ему сшить.

Лягушка отвечает:

– Не тужи, Иван-царевич, ложись лучше спать, утро вечера мудренее.

Иван-царевич лег спать, а лягушка прыгнула на крыльцо, сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась Василисой Премудрой, такой красавицей, что и в сказке не расскажешь.

Василиса Премудрая ударила в ладоши и крикнула:

– Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Сшейте мне к утру такую рубашку, какую видела я у моего родного батюшки.

Иван-царевич утром проснулся, лягушка опять по полу скачет, а уж рубашка лежит на столе, завернута в полотенце. Обрадовался Иван-царевич, взял рубашку, понес к отцу. Царь в это время принимал дары от бóльших сыновей. Старший сын развернул рубашку, царь принял ее и сказал:

– Эту рубашку в чёрной избе носить.

Средний сын развернул рубашку, царь сказал:

– В ней только в баню ходить.

Иван-царевич развернул рубашку, изукрашенную златом-серебром, хитрыми узорами. Царь только взглянул:

– Ну, вот это рубашка – в праздник ее надевать.

Пошли братья по домам – те двое – и судят между собой:

– Нет, видно, мы напрасно смеялись над женой Ивана-царевича: она не лягушка, а какая-нибудь хитра… [135]135
  Хитра– колдунья.


[Закрыть]

Царь опять позвал сыновей:

– Пускай ваши жены испекут мне к завтрему хлеб. Хочу узнать, которая лучше стряпает.

Иван-царевич голову повесил, пришел домой. Лягушка его спрашивает:

– Что закручинился?

Он отвечает:

– Надо к завтрему испечь царю хлеб.

– Не тужи, Иван-царевич, лучше ложись спать, утро вечера мудренее.

А те невестки сперва-то смеялись над лягушкой, а теперь послали одну бабушку-задворенку посмотреть, как лягушка будет печь хлеб.

Лягушка хитра, она это смекнула. Замесила квашню, печь сверху разломала да прямо туда, в дыру, всю квашню и опрокинула. Бабушка-задворенка прибежала к царским невесткам, всё рассказала, и те так же стали делать.

А лягушка прыгнула на крыльцо, обернулась Василисой Премудрой, ударила в ладоши:

– Мамки, няньки, собирайтесь, снаряжайтесь! Испеките мне к утру мягкий белый хлеб3 какой я у моего родного батюшки ела.

Иван-царевич утром проснулся, а уж на столе лежит хлеб, изукрашен разными хитростями: по бокам узоры печатные, сверху города с заставами.

Иван-царевич обрадовался, завернул хлеб в ширинку, [136]136
  Ширинка– полотенце.


[Закрыть]понёс к отцу. А царь в то время принимал хлебы от больших сыновей. Их жены-то поспускали тесто в печь, как им бабушка-задворенка сказала, и вышла у них одна горелая грязь. Царь принял хлеб от старшего сына, посмотрел и отослал в людскую. Принял от среднего сына и туда же отослал. А как подал Иван-царевич, царь сказал:

– Вот это хлеб, только в праздник его есть.

И приказал царь трем своим сыновьям, чтобы завтра явились к нему на пир вместе с жёнами.

Опять воротился Иван-царевич домой невесел, ниже плеч голову повесил.

Лягушка по полу скачет:

– Ква, ква, Иван-царевич, что закручинился? Или услыхал от батюшки слово неприветливое?

– Лягушка, лягушка, как мне не горевать! Батюшка наказал, чтобы я пришел с тобой на пир, а как я тебя людям покажу?

Лягушка отвечает:

– Не тужи, Иваи-царевич, иди на пир один, а я вслед за тобой буду. Как услышишь стук да гром, не пугайся. Спросят тебя, скажи: «Это моя лягушонка в коробчонке едет».

Иван-царевич и пошёл один. Вот старшие братья приехали с жёнами, разодетыми, разубранными, нарумяненными, насурьмленными. Стоят да над Иваном-царевичем смеются:

– Что же ты без жены пришёл? Хоть бы в платочке её принес. Где ты такую красавицу выискал? Чай, все болота исходил.

Царь с сыновьями, с невестками, с гостями сели за столы дубовые, за скатерти браные – пировать. Вдруг поднялся стук да гром, весь дворец затрясся. Гости напугались, повскакали с мест, а Иван-царевич говорит:

– Не бойтесь, честные гости: это моя лягушонка в коробчонке приехала.

Подлетела к царскому крыльцу золоченая карета о шести белых лошадях, и выходит оттуда Василиса Премудрая: на лазоревом платье – частые звёзды, на голове – месяц ясный, такая красавица – ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Берет она Ивана-царевича за руку и ведет за столы дубовые, за скатерти браные.

Стали гости есть, пить, веселиться. Василиса Премудрая испила из стакана да последки себе за левый рукав вылила. Закусила лебедем да косточки за правый рукав бросила.

Жёны больших царевичей увидали ее хитрости и давай то же делать.

Попили, поели, настал черед плясать. Василиса Премудрая подхватила Ивана-царевича и пошла. Уж она плясала, плясала, вертелась, вертелась – всем на диво. Махнула левым рукавом – вдруг сделалось озеро, махнула правым рукавом – поплыли по озеру белые лебеди. Царь и гости диву дались.

А старшие невестки пошли плясать: махнули рукавом – только гостей забрызгали, махнули другим – только кости разлетелись, одна кость царю в глаз попала. Царь рассердился и прогнал обеих невесток.

В ту пору Иван-царевич отлучился потихонькуs побежал домой, нашёл там лягушечью кожу и бросил её в печь, сжёг на огне.

Василиса Премудрая возвращается домой, хватилась – нет лягушечьей кожи. Села на лавку, запечалилась, приуныла и говорит Ивану-царевичу:

– Ах, Иван-царевич, что же ты наделал! Если бы ты ещё только три дня подождал, я бы вечно твоей была. А теперь прощай. Ищи меня за тридевять земель, в три десятом царстве, у Кощея Бессмертного…

Обернулась Василиса Премудрая серой кукушкой и улетела в окно. Иван-царевич поплакал, поплакал, поклонился на четыре стороны и пошёл куда глаза глядят – искать жену, Василису Премудрую. Шёл он близко ли, далеко ли, долго ли, коротко ли, сапоги проносил, кафтан истёр, шапчонку дождик иссёк. Попадается ему навстречу старый старичок.

– Здравствуй, добрый молодец! Что ищешь, куда путь держишь?

Иван-царевич рассказал ему про свое несчастье. Старый старичок говорит ему:

– Эх, Иван-царевич, зачем ты лягушечью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе её было снимать. Василиса Премудрая хитрей, мудреней своего отца уродилась. Он за то осерчал на нее и велел ей три года быть лягушкой. Ну, делать нечего, вот тебе клубок: куда он покатится, туда и ты ступай за ним смело.

Иван-царевич поблагодарил старого старичка и пошел за клубочком. Клубок катится, он за ним идет. В чистом поле попадается ему медведь. Иван-царевич нацелился, хочет убить зверя. А медведь говорит ему человеческим голосом:

– Не бей меня, Иван-царевич, когда-нибудь тебе пригожусь.

Иван-царевич пожалел медведя, не стал его стрелять, пошел дальше. Глядь, летит над ним селезень. Он нацелился, а селезень говорит ему человеческим голосом:

– Не бей меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.

Он пожалел селезня и пошёл дальше. Бежит косой заяц. Иван-царевич опять спохватился, хочет в него стрелять, а заяц говорит человеческим голосом:

– Не убивай меня, Иван-царевич, я тебе пригожусь.

Пожалел он зайца, пошел дальше. Подходит к синему морю и видит: на берегу, на песке, лежит щука, едва дышит и говорит ему:

– Ах, Иван-царевич, пожалей меня, брось в синее море!

Он бросил щуку в море, пошел дальше берегом. Долго ли, коротко ли, прикатился клубочек к лесу. Там стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается.

– Избушка, избушка, стань по-старому, как мать поставила: к лесу задом, ко мне передом.

Избушка повернулась к нему передом, к лесу задом. Иван-царевич взошел в нее и видит: на печи, на девятом кирпиче, лежит баба-яга костяная нога, зубы – на полке, а нос в потолок врос. – Зачем, добрый молодец, ко мне пожаловал? – говорит ему баба-яга. – Дело пытаешь или от дела лытаешь?

Иван-царевич ей отвечает:

– Ах ты, старая хрычовка, ты бы меня прежде напоила, накормила, в бане выпарила, тогда бы и спрашивала.

Баба-яга его в бане выпарила, напоила, накормила, в постель уложила, и Иван-царевич рассказал ей, что ищет свою жену, Василису Премудрую.

– Знаю, знаю, – говорит ему баба-яга, – твоя жена теперь у Кощея Бессмертного. Трудно её будет достать, нелегко с Кощеем сладить: его смерть на конце иглы, та игла в яйце, яйцо в утке, утка в зайца, тот заяц сидит в каменном сундуке, а сундук стоит на высоком дубу, и тот дуб Кощей Бессмертный, как свой глаз, бережёт.

Иван-царевич у бабы-яги переночевал, и наутро она ему указала, где растет высокий дуб. Долго ли, коротко ли, дошел туда Иван-царевич, видит: стоит, шумит высокий дуб, на нем каменный сундук, а достать его трудно.

Вдруг, откуда ни взялся, прибежал медведь и выворотил дуб с корнем. Сундук упал и разбился. Из сундука выскочил заяц – и наутек во всю прыть. А за ним другой заяц гонится, нагнал и в клочки разорвал. А из зайца вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо. Глядь, на нее селезень кинулся, как ударит её – утка яйцо выронила, упало яйцо в синее море…

Тут Иван-царевич залился горькими слезами – где же в море яйцо найти!.. Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах. Иван-царевич разбил яйцо, достал иголку и давай у нее конец ломать. Он ломает, а Кощей Бессмертный бьётся, мечется. Сколько ни бился, ни метался Кощей – сломал Иван-царевич у иглы конец, пришлось Кощею помереть.