Текст книги "Кровавый Новый Свет (СИ)"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Пусть говорить Родриго тогда не мог из-за кляпа, но глаза то ему не завязывали, вот он и смотрел. Смотрел жадно, внимательно, надеясь всё же каким-то образом выбраться, освободиться и, вернувшись к своим, рассказать то, что поможет извести под корень этих богомерзких науа с их кровавыми ритуалами. Кое-что о них он уже знал, внимательно и с интересом слушая тех, кто с ними уже столкнулся. Сейчас видел своими глазами, убеждался в правдивости сказанного, а заодно и узнавал новое.

Науа умело обращались с лодками. Да, это были всего лишь лодки, не корабли, но ощущалось, что даже такие суденышки с единственным парусом и несколькими парами весел более чем пригодны для прибрежного плавания и для перемещения от континента к сперва одному острову, а там и далее, словно по звеньям цепи. И вместительность у лодок была достаточная и для кое-какого груза, и для перевозки пленников в не таком малом числе.

Воины империи Теночк умели ходить. Быстро, словно неутомимые волчья стая, под их ноги ложились немалые расстояния. Не слишком то мешали и носилки, на которых несли тех пленников, что не были способны быстро передвигаться или и вовсе не способные сделать и шагу без посторонней помощи. Теперь де Сорса сам увидел города науа, о которых до этого лишь слышал. И да, не мог отрицать очевидного – дикарями этих почитателей алчущих крови и вырываемых из груди сердец богов не назовёшь. Каменные города, окруженные высокими же каменными стенами. Дороги, основные из которых мощёные. Всюду возделываемые поля, множество жителей и… храмы. Те самые, к которым он и близко оказаться не хотел, не то что в их пределах.

Оказался же он, как и иные собратья по несчастью, в столице империи. Пленники, они пленники и есть, потому благородный кабальеро и не удивился, оказавшись в темнице с единственным маленьким окошком, к тому же зарешёченным. Он знал, что где-то рядом находятся и другие испанцы, но при попытках громко крикнуть, надеясь услышать ответ… Тюремщики никогда не забывали напомнить о себе, причиняя ослушникам сильную боль, но при этом стараясь не калечить.

Три первых дня прошли почти спокойно, прерываемые лишь принесением тюремщиками еды с водой да визитами лекаря, осматривавшего, как идёт заживление полученных ран. На четвёртый же день в темнице случилось нечто неожиданное даже для ко многому готового Родриго.

Посетитель. Не какой-то там тюремщик, не обычный воин, а некто очень важный, явно принадлежащий к местным аристократам. Золотые и каменные украшения, отличающаяся от всего ранее виденного одежда, сопровождение из писца и трёх воинов в шкурах поверх доспехов и масками в виде оскалившегося дикого кота. И всё бы ничего, но вот прозвучавшие из уст этого визитёра слова разительно отличались от грубых, искажённых слов на родном испанском, которые в небольшом количестве он слышал от своих пленителей. Хотя и чувствовалось в речи заговорившего нечто совсем уж чужое. Только подумать об этом де Сорса смог далеко не сразу, а лишь после того, как окончилась первая, но далеко не последняя беседа. А слова…

– Ты тот человек, кто знает, как строятся корабли. Ещё лучше знаешь, как вести их в море, а не вдоль берега. Ты расскажешь мне и моим всё, что знаешь. Будешь полезен, иначе смерть на алтаре во имя неизвестных тебе богов покажется благом после того, что сделают с тобой мои палачи, – ненадолго прервавшись, он продолжил. – Завтра тебя и других выведут на свежий воздух, приведут к ступеням храма. Вы увидите, что может случиться. Не все из вас полезны. То есть полезны все, но часть лишь теми сердцами, что пока ещё бьются в их груди. Увидите, как они выйдут наружу. Помогая солнцу вновь и вновь всходить и давать жизнь нашему миру, защищая его от великой угрозы. Ты услышал мои слова, испанец по имени Родриго?

Де Сорса только и оставалось, что одновременно и кивнуть, и произнести короткое «да». Явно довольный этим визитер хищно ухмыльнулся и вымолвил:

– Тогда готовься к завтрашнему великому для тебя событию. Ты узришь, как наши жрецы славят силу и величие тех богов, в сравнении с которыми ваш бог, оказавшийся на кресте, ничтожен и жалок. А чтобы время не терялось зря, тебе оставят бумагу, перо и чернила. Пиши и зарисовывай всё, что знаешь о постройке кораблей и о том, как вести их в море. Ты полезен – ты жив. Ты обманываешь или таишь истину – познаёшь боль. Продолжаешь упорствовать – боль сведёт тебя с ума, а тело, ещё дышащее, повлекут по ступеням храма, к алтарю. Мы скоро увидимся, и пусть к тому дню на бумаге будет что-то полезное.

Незнакомец ушел вместе с сопровождающими, оставив после себя лишь запахи благовоний и стопку листов бумаги, к которым прилагались перья и полная чернильница. А ещё полнейшее непонимание в разуме Родриго и разгорающийся всё сильнее страх в его душе.

Как этот науа мог настолько хорошо изучить испанский язык? Он говорил на нём бегло, естественно, будто был ему обучен с самого детства. Но этот человек не был испанцем, даже уроженцем какой-либо иной страны Европы. Даже смеском разных кровей… наверно.

Предположить, будто кто-то из Испании попал сюда, в Новый Свет, задолго до Колумба и каким-то образом обучил кого-то из местных жителей? Мысль была совсем глупой, потому как этот человек говорил очень странно, его язык был хоть и легко понимаем, но совершенно не похож ни на кастильский диалект, ни на арагонский, ни на прочие. Нечто совсем иное, чужое, странное.

И ещё взгляд. Так хозяин смотрит на корову или козу, размышляя, пустить ли на мясо или божья тварь пускай ещё поживёт, давая молоко и/или шерсть. К этому добавлялось пышущее от незнакомца ощущение превосходства. Не только к нему, а ко всем вокруг. Превосходство, уверенность, готовность перешагнуть через тело любого, кто осмелится сомневаться. Де Сорса ещё не приходилось лично встречаться с такими людьми. Лично не приходилось, но вот слышать слышал. Например, о великом магистре Ордена Храма, императоре Чезаре Борджиа. В некоторой мере о тех. кто был рядом с этим, как его прозвали в Авиньоне, аптекарем сатаны. Только там, как говорили люди, не было столь явного холодного равнодушия. Или было, но к… другим. И то не равнодушия, а полной уверенности, что есть страны Европы, а есть остальные. которые вовне, которые враги уже по одной своей сути.

Подобные сравнения заставили тогда Родриго не изображать непреклонную стойкость, а начать осторожно, но заполнять пустые листы. Осторожно, потому как кабальеро не хотел помогать тем, кто уж точно не был другом ни его, ни испанской короны.

Страх! Именно на нём держалась империя Теночк. Это де Сорса осознал на следующий день, когда его, наряду с десятком других пленников – а там явно были и захваченные раньше, из отряда Веласкеса, и пленённые при нападении на Кубу – повели, как и было обещано, к храму. Не просто одному из, а явно к одному из главных в столице. И вот там, оказавшись рядом с товарищами по несчастью, среди шума, создаваемого радостными и воодушевлёнными науа, Родриго впервые удалось хоть немного поговорить с теми испанцами, кто оказался ближе прочих.

Капитан Гарсия Верди и лейтенант Санчо Фреголо. Вот кто оказался справа и слева от него. Воля случая, что именно так ценных пленников расставили – со связанными руками, под охраной, конечно – взирать на ритуал принесения в жертву других. Тех, кому не повезло оказаться полезными для науа как источники ценных слов, знаний, умений.

Первый, Верди, оказался тем самым злосчастным офицером Дие́го Вела́скеса Консуэ́ло де Куэ́льяра. Именно его решение попробовать силой взять под власть испанской короны город Тулум, воспользовавшись его недавним переходом в подчинение науа, стало причиной первого сражения. Быть может, не воспылай он благочестивым желание разрушить храмы и особенно алтари, на которых вырывались из груди трепещущие сердца, может быть… А может и нет, может война между испанцами и науа всё равно была неизбежна.

Второй же, стоящий по левую руку от Родриго, Санчо Фреголо, оказался взят в плен при штурме науа кубинской крепости Пуэрто-Принсипе. Однако попавший в плен, будучи в беспамятстве, лейтенант был уверен, что крепость выстояла. Собственно, обитавшие на Кубе индейцы таино из непокорившихся тогда уже бежали, полностью разбитые. Отступали и воины империи Теночк, неимоверными усилиями и с немалыми потерями сумевшими прорваться внутрь крепости и запалить немалую часть ее. Только всё равно они отступали, а поредевший, но не сдавшийся и не потерявший боевого духа гарнизон «провожал» противника залпами орудий и аркебуз.

Но то были слова, касающиеся прошлого, в то время как настоящее всем троим виделось в совсем уж мрачных красках. Особенно Гарсии Верди, бывшему пленником дольше других, а потому больше повидавшему. И готовому кое-что поведать таким же беднягам, как он сам.

– Мы открыли ящик Пандоры, сеньоры, – вздохнул капитан, явно удручённый сверх всякой меры, но вместе с тем не сломленный, не упавший духом. – И хотя бы один из нас должен остаться в живых, выбраться, чтобы рассказать о том, что открытое нужно захлопнуть обратно. Захлопнуть, а затем бросить в очистительное пламя костра. Пусть горит и этот император-тлатоани, и все его замыслы!

– Император?– встрепенулся Родриго. – О чём вы сейчас, Гарсия?

– Тот человек, странно говорящий по-испански, он к вам приходил?

– Вчера…

– Два дня назад, – следом за де Сорса отозвался Фреголо. – Потребовал, чтобы я написал всё, что мне известно о тактике пешего и конного боя в нашем войске. И обещал в случае обмана или лености… – взгляд в сторону жертвенника. – Так это что, их император?

– Он, – передернулся от смеси страха, ненависти и отвращения Верди. – Мне и повезло, и нет. Оказался единственным пленённым офицером, остальные мало что могли сказать. Я же…

Капитан Гарсия Верди говорил быстро, но тихо, стремясь не привлекать внимания к себе и соседям. А ещё самому отвлечься и их отвлечь от того действа, которое происходило у всех на глазах. Жертвоприношение! Относительно обычное для империи Теночк, но сегодня жертвы были не из числа обычных или даже пленённых аристократов враждебных науа народов, а из совсем иных врагов. Тех самых, прибывших из-за большой воды на огромных лодках со множеством парусов. Владеющих недоступным имперцам оружием. Такая жертва должна была оказаться угодной богам. Очень угодной!

Но пока почти все науа, даже из числа стражи ценных пленников, смотрели, как жрец бога войны Уицилопочтли ритуальным обсидиановым кинжалом вскрывает грудную клетку и рукой вырывает из заходящегося в диком крике редкого пленника сердце, возлагая то на специальный камень со всеми полагающимися ритуальными фразами… Капитан Верди, пользуясь случаем, торопливо шептал:

– Этот тлатоани, имя толком не выговорю, знает то, чего не может знать. Язык, наши традиции, отличия государств Европы от тех, которые здесь, в Новом Свете. И у него не то нечестивое знание, не то дьявольское чутьё насчёт того, что нужно империи Теночк, чтобы стать ещё сильнее. Ему нужен рецепт пороха, изготовления орудий, чертежи кораблей. Он приказал искать все записи на телах убитых. То нападение на крепости и попытки сжечь корабли. Не исчезли ли оттуда несколько книг, если они попались краснолицым науа? Не романов, не библий с житиями святых, а других.

– Это звучит… невероятно.

– И страшно, Фреголо!– не удержавшись, повысил голос Верди, но тут же вновь вернулся к надрывному шёпоту. – Если это порождение ада получит знания, оно заставит своих подданных изучать то, что им пока неизвестно. Может быть… Нет, наверняка, как только получит знания, постаравшись заключить мир, послав золото и иные богатые дары. Год, два, пять – я не знаю, сколько понадобится времени этим науа, чтобы перенять то, в чём мы их превосходим, в чём сильнее. Нужно выжить, нужно рассказать. Поклянитесь всем, для вас святым, что постараетесь выжить, найдёте возможность бежать.

– Ты повредился умом от выпавших тяжёлых испытаний, Гарсия, – поморщилсяФреголо. – Эти звери опасны, но их сокрушат, как только вице-король на Эспаньоле соберёт силы. Если ещё и новые корабли с войсками из Испании подойдут, эта недоимперия обречена! А писать… Я напишу. Правду, смешанную с ложью. Такую, что эти краснолицые будут долго думать. И пусть! Им всё равно не понять настоящих хитростей тактики и стратегии. Или вообще ничего не буду писать. Как решу. Так и сделаю!

В отличие от лейтенанта. Родриго отнёся к словам собрата по несчастью куда серьёзнее. Они очень хорошо легли на то, что он вчера видел в глазах и поведении того, кто, по предположению Верди, был правителем империи, но при этом, не раскрывая своего положения, лично общался с пленниками, желая выяснить… всё. Всё, что считал нужным и важным для себя и своих планов. А у опасного человека не могут быть безобидные и тем более глупые планы.

Именно тогда, именно под торжествующий рёв науа, радующихся удачному и благосклонного принятому богом войны жертвоприношению, Родриго де Сорса окончательно решил для себя предельно серьёзно отнестись к словам капитана Верди. Ждать, давать требуемое, но не всё и сразу, а частями, по возможности малыми, при этом ожидая чего угодно, способного дать хотя бы один настоящий, а не мнимый шанс на свободу. Не только для себя, но и для того, чтобы рассказать, чем же так опасны не столько сами науа, сколько правитель их неизвестно насколько большой, но явно опасной и в достаточной мере могущественной империи.

И потекли дни, сменяющие один другой. Дни и ночи узника, над чьей головой завис даже не топор палача, а каменный нож в руке жреца науа. Родриго де Сорса, как человек, искренне верующий в господа, не мог не содрогаться от мыслей, как именно может закончиться его земное существование. Это ведь будет даже не мученической смертью, а несколько иным. Оказаться умерщвлённым на алтаре чужого и враждебного бога… Он и хотел верить, что подобное не отправит его душу в какое-то жуткое место – не тот ад, которым стращали в проповедях с детства, а нечто другое, но не менее – и в то же самое время опасался, что веры окажется недостаточно.

Ждать и надеяться – вот всё, что ему оставалось. И не совершать ошибок вроде той, что сделал Санчо Фреголо, проигнорировавший поначалу приказ императора изложить на бумаге и при беседах то, что он знал о тактике пехотного и кавалерийского боя. Крики Санчо и картины того, что сделали с его телом, при этом оставляя живым и спообным видеть, слышать, писать и говорить… у Родриго до сих пор ком к горлу подкатывал. Искалеченное подобие человека, которому ужаснулись бы на паперти любой из церквей. И стать таким… лучше умереть, даже от собственной руки, благо уж если не перерезать, то перегрызть жилы на запястьях решительный человек, не скованный по рукам и ногам, сможет. Но пока де Сорса продолжал надеяться. Сила и решительность конкистадоров Испании, способные освободить пленников науа – это та ставка, которую он сделал.

Глава 4

1503 г, ноябрь-декабрь, Атлантика, Пуэрто-Рико.

Плыть по Средиземному морю и пересекать Атлантику – это, доложу я вам, две большие разницы. Очень-очень большие уже потому, что море, оно… В общем, шансы встрять в проблемы там всё ж куда меньше. Особенно если плыть не по кратчайшим, а по наиболее надёжным путям, проверенным вот уже сотнями капитанов и не одним веком. Атлантика же… Ну первооткрыватель Христофор Колумб со своими сподвижниками-капитанами. Ну ещё горстка смельчаков-авантюристов, притягиваемая блеском возможного золота, слабой, но возможностью заявить о себе во весь голос. Первопроходцы, они же, кхм, первопроходимцы. Нет, я их всячески уважаю, но вот в плане доставки собственного организма из точки А в точку В предпочитаю использовать наиболее надежные средства. И тогда, в прежнем мире, и сейчас. Только, увы и ах, порой приходится малость поступаться собственными же не принципами, но привычками так уж точно. Вот как сейчас.

– Ровно две недели прошло, – ворчу, обращаясь вроде бы в никуда, но одновременно и к стоящей рядом Белль.

Рядом, это не в импровизированной «боевой рубке» «Громовержца», а на открытом мостике, откуда открывается самый лучший обзор как на сам наш корабль, так и на окружающую его водную гладь. Она, гладь эта, миль пардон, не совсем гладкая и отнюдь не только из-за небольших волн. Посмотри вправо, влево, назад, вперёд… Да-да, корабли эскадры. Всюду они, следуют в довольно вольном, но всё же походном порядке, готовые к чему угодно.

На кой подобные меры безопасности, учитывая, что врага нам в Атлантике ну при всём на то желании встретить не получится? Тренировки и ещё раз они же. Эскадра, она должна быть не просто сплаванная – Меллендорф уже постарался, малость погоняв оную по Средиземному морю до нашего отплытия – но готовая к самым разным ситуациям. В частности, идти долгое время в заданном походном ордере, при необходимости перестраиваясь для защиты кораблей, представляющих наибольшую ценность. Вот именно это сейчас и отрабатывалось. А раньше? Да самое разное, включая полноценные уже, во время дальнего плавания, испытания паровых машин.

Надо заметить, они в очередной раз показали себя в лучшей мере. За всё время перехода лишь пара небольших поломок, устранённых за два и четыре часа соответственно. К тому же корабли не теряли ход, просто переключаясь исключительно на парусное вооружение. Штиль? Имел место быть такой, чего скрывать. Не скажу, что я хотел такого рода испытание в том походе, в котором лично принимал участие, но так уж карты легли. Пришлось идти на паровых движках, хоть и на экономичном режиме, сберегая как уголь, так и ресурс машин. Цель то была проста как мычание – поскорее покинуть зону безветрия, тем самым обнуляя любого рода риски.

Результат всего произошедшего? Две недели, а мы, по проведённым штурманами расчётам, должны были увидеть берега Пуэрто-Рико если не к вечеру, то уж завтрашним днём точно. Тут всё от ветра зависит, а сейчас он был так себе и это я ещё мягко выражаюсь. Жечь же топливо, находясь чуть ли не в двух шагах от цели? Не-а, дешёвый шик и глупое расточительство. Угля с собой не так много, а пополнить топливо, будучи в Новом Свете… Ну-ну, спасибо, улыбнулся. Там если что и бросать в топки, так исключительно дерево, ведь каменный уголь вроде как ни на Пуэрто-Рико, ни на Кубе с Эспаньолой не залегает. А если и залегает, то лично я про то не знаю, а проведение геологоразведки – дело явно не ближайших лет. Или ближайших? Боги ведают, но уж точно не я, тут слишком от многих факторов зависит.

– Интересно, как нас встретят в главном порту Пуэрто-Рико? – философски так вопросила Изабелла. – И чем порадуют, а может даже наоборот, огорчат прибывшего к ним Великого Магистра. Чезаре. когда ты уже помешяешь титул на просто Гроссмейстер?

– Скоро. Просто слово то германское, а некоторые орденцы ворчат про преемственность традиций и что не нужно брать названия оттуда, где нас не очень рады видеть и даже препоны чинить пытаются.

– Чинилка у императора Максимилиана никак не вырастет.

Хихикает подруга, но на самом деле это так, трёп на ни разу не важную тему. Магистр, пусть великий, либо гроссмейстер – по факту есть одно и то же. А вообще, иерархия Ордена Храма уже сложилась и, отличаясь немного от изначальной, излишне запутанной, сейчас более прочего походила на нормальную такую, пристойную для XIX-XXI веков систему рангов или званий.

Во главе, понятное дело, стоял Великий Магистр. Ступенью ниже располагались те, кого на первых порах называли младшими магистрами, а теперь переименовали в примархов. Не приоры, как то было раньше, ибо слишком уж много ассоциаций с той ещё, классической религиозностью плодить не стоило. Примархи могли осуществлять командование орденскими войсками в отдельной стране, управлять территориями вроде того же Пуэрто-Рико и вообще являлись вернейшими из верных, опорами главы Ордена Храма.

Им в помощь предназначались байлифы, именование которых в переводе означало «столп» либо «опора». Фактически те же самые возможности и полномочия, но без права голоса при собрании верхушки Ордена Храма. Присутствие, высказывание мнений, советы, но не итоговое голосование, на которое, впрочем, главой тамплиеров, то есть мной, могло быть наложено вето, преодолеть которое… В принципе реально, но по факту сложновато окажется. С учётом состава примархов так и вовсе безнадёжно. Вернейшие из верных же, вроде того же Мигеля Корельи, да Винчи, Эспинозы. Ратальи, фон Циммера, Гортенхельца и ещё нескольких.

Далее – командоры и сенешали. Первые стояли этак на полступеньки выше вторых, поскольку были заточены более под военные дела. Сенешали же, соответственно, основной целью претворяли в жизнь управление крепостями Ордена и управление теми или иными важными для тамплиеров землями. Командование воинскими отрядами Ордена не то чтобы отходило на второй план, просто больше концентрировалось на обороне тех самых крепостей.

На сем верхняя часть рангов-ступеней заканчивалась, начиналась вторая их часть, отнюдь не рядовая, скорее более массовая, но всё равно благородная по самое не балуйся. Рыцари, подразделённые на три неравномерные части.

Сама большая и типовая – собственно, рыцари как они есть. Вояки, прошедшие полное обучение, способные сражаться конно и спешено, владеющие арбалетом и огнестрельным оружием, но ещё не успевшие или не сумевшие проявить себя среди немалого числа себе подобных. Основной костяк младшего офицерства как он есть. Зато действительно проявившие себя рыцари становились адъюнкт-рыцарями, тем самым возвышаясь среди прочих, а заодно получая возможность командования несколькими рыцарями с их отрядами. Важный шаг на пути из просто офицерского ранга в сторону высшего офицерства. Ну и, наконец, третий этап, третья рыцарская ступень – сквайры. По факту те же адъюнкты, но в то же время лучшие из лучших, настоящая боевая элита, способная как следует удивить даже самого опасного противника. Под их началом могли создаваться ударные кулаки тамплиеров, нужные для выполнения самых опасных задач. Плюс второе их предназначение – этакая гвардия внутри и так элитной публики. Именно сквайры как правило сопровождали меня, как главу Ордена, а также примархов в качестве охраны на церемониях и в случаях, когда это реально требовалось.

Что любопытно, зачастую ступень именно сквайра оказывалась тупиковой. Далеко не всегда близкий к идеалу воинского мастерства рыцарь, пусть умеющий управлять собственным малым отрядом, имел хоть какие-то таланты свыше минимально-тактического уровня. Следовательно…. Ступень сквайра была обязательной, но очень уж своеобразной.

Впрочем, всё вышесказанное относилось именно к условному офицерству, благо этот термин за прошедшие годы стал использоваться довольно широко. Нет, ну а что? Капитаны с лейтенантами в разного рода кондоттах и прочих отрядах уже присутствовали, так что резким сломом терминологии подобное не стало. Просто подхватил зародыш мне привычного и начал расширять до соответствующих объёмов. Сперва, понятное дело, в рамках Ордена Храма, а там уж и в обычное войско стало переноситься. Просто наименования званий-рангов разные – в первом случае сохраняющие по большей части традиционные для тамплиеров. Во втором же большей частью новые, но после всех случившихся в государстве перемен ещё одну проглотили без лишних проблем.

Но то офицеры. Помимо них, были и рядовые, и так называемый младший командный состав. Рыцарями ведь не сразу становятся, поневоле требуется промежуточная ступень, в качестве которой и выступали оруженосцы. Ими становились либо юноши из благородных семей, которым просто на хватало знаний и опыта для становления полноценным рыцарем. Либо напротив, выбившиеся из рядового состава воины Ордена. Доказавшие, что способны быть большим, нежели просто «механизмом, к клинку приставленным». Эти самые, «к клинку приставленные», назывались сервиент-арморурами и являлись самой массовой частью тамплиеров. Рядовой состав Ордена Храма, но в сравнении с обычными армейскими вояками их, пожалуй, можно было сравнить с, выражаясь привычными мне терминами, унтер-офицерским составом.

Как же тогда упомянутые оруженосцы? Кандидаты в полноценные офицеры, этакие аналоги гардемаринов, фендриков и тому подобных состояний во времена, не столь отдалённые от мне родных и привычных. Как по мне, вполне себе разумная, здравая система, в этом конкретном времени достаточно гибкая и дающая возможность талантам подняться вверх даже с самых низов, пусть и прикладывая для этого нехилые усилия. Ещё бы нечто подобное в светской части ввести, благо образец в виде знаменитого петровского «Табеля о рангах» присутствует и ни разу не забыт. Названия только поменять и вуаля, будет готово не уравнивание, но приведение в соответствие рангов в военной, статской и придворной ветвях свежесозданной империи. А реформами итальянцев и иных её подданных уже да-авно не удивишь. Привыкли, однако.

– Пока ты в мыслях важных или не очень витаешь, того и гляди в подзорную трубу со смотрового гнезда берега Пуэрто-Рико увидят, – сложенными пальцами ткнула меня под рёбра Изабелла. Чувствительно, однако! – Давай, признавайся, о чём-то отвлечённом мыслил или о конкретике?

– Об окончательном формировании и приравнивании иерархий военной, статской и придворной. Сама знаешь, по какому варианту. Нам с тобой знакомому. Это делать стоит. Время пришло, империя состоялась и укрепилась, несмотря на малое число лет. С исторической точки зрения малое.

– Может ты и прав, Чезаре. Не удивлена буду, если Лукреции и «отцу» записи в запечатанном сургучом конверте оставил. Нет, конверта маловато, тут меньше книги не получится.

– Есть такое дело. Я привык предусматривать любые варианты, даже самые для себя паршивые. Только не хочу сейчас о грустном. Как думаешь, нас встречать как будут?

– Радостно и со всем почтением, как и полагается. Байлиф Густав фон Крайге и в Европе себя хорошо показал, и проверенные доклады уже из нового Света говорят о нем, как о правильном, ценном члене Ордена.

– А сенешаль одноимённой крепости?

– Лодовико Фабри? Педантичный служака. Строительство самой крепости, управление, поддержание порядка. И понимание, что не с его отсутствием инициативы и гибкости лезть туда, где он не силён. Пока это известно из донесений, но скоро мы с тобой это собственными глазами увидим. Уже скоро, Чезаре. Я сама хочу почувствовать под ногами твёрдую землю, а не опостылевшие доски палубы. И эта качка.

– Нет у тебя морской болезни и никогда не было, – с ходу отвергаю возможную попытку пожаловаться на «тяжёлую девичью участь», пускай и чисто в ироничном ключе.

– Болезни нет, а ремнями себя к койке привязывать, чтоб ночью во время качки на полу не оказаться – это не то занятие, которое порадует маленькую и нежную меня.

Тут сложно не согласиться. По удобствам путешествия здешние корабли от мне привычных отличаются, словно небо и земля. А я, надо заметить, за прошедшие годы таки да извернулся ужом и устроил в замке Святого Ангела пусть бледное, но подобие привычного комфорта. Примитивный вариант водопровода, умеренно, но всё ж яркое керосиновое освещение, даже архаичную систему дистанционной связи по вызову прислуги. Как? Система проложенных в стенах изгибающихся трубок, а также точки входа и выхода для «голосовых волн». Слышно, надо сказать, так себе и недалеко, но опять же не стоит забывать о времени.

Однако то там, в главной резиденции Борджиа. А здесь, на деревянном – лишь местами обшитом листами меди – куске дерева посреди океана даже этого не наличествовало. По факту походные условия, которые будут тянуться… Именно тут уже недолго, но ведь остаётся ещё и Пуэрто-Рико, и Эспаньола – куда нам однозначно придется переться, вот нутром чую.

Спокойно, Кардинал, спокойно! Отвык ты за несколько прошедших лет от чисто бытовых неудобств. Расслабился, панимаишшь! Подзабыл уже, как носился по Италии, Сербии, бывшим территориям Османской империи и прочим регионам. Пришла пора вспомнить и снова погрузиться в эту атмосферу. Хорошо погрузиться, так, чтобы она и на долю процента не мешала работе разума, да и настроение шибко не портила. Настроение и эффективность действий, они оч-чень сильно связаны, как бы кто ни пытался подобное отрицать.

– Земля! – заорали из «вороньего гнезда», той самой наиболее поднятой к небесам смотровой точки. – Вижу землю!

– Хорошо орёт, – деловито и совершенно бесстрастно констатировала Белль, после чего добавила из классики:

Малейший островок, завиденный дозорным,

Нам чудится землёй с плодами янтаря,

Лазоревой водой и с изумрудным дёрном.

Базальтовый утёс являет нам заря.

О, жалкий сумасброд, всегда кричащий: берег!

Скормить его зыбям, иль в цепи заковать -

Безвинного лгуна, выдумщика Америк,

От вымысла чьего ещё серее гладь.

– Только вымысла то тут нет, сестрёнка. Пусть не сама Америка, но один из прилегающих островов, который хоть раньше ожидаемого, а показался. Думаю, что именно Пуэрто-Рико. Вот, на Зигфрида посмотри, рожа от счастья того и гляди пополам треснет. А выдающиеся строки великого поэта… Не совсем те. Я бы выбрал другие:

Бесплодна и горька наука дальних странствий:

Сегодня, как вчера, до гробовой доски —

Всё наше же лицо встречает нас в пространстве:

Оазис ужаса в песчаности тоски.

Бежать? Пребыть? Беги! Приковывает бремя -

Сиди. Один, как крот, сидит, другой бежит,

Чтоб только обмануть лихого старца – Время.

Есть племя бегунов. Оно – как Вечный Жид.

И как апостолы, по всем морям и сушам

Проносится. Убить зовущееся днём -

Ни парус им не скор, ни пар. Иные души

И в четырёх стенах справляются с врагом.

Задумалась, после чего, секунд через несколько, кивает.

– И это тоже хорошо. «Плавание», оно разное, у каждого свой отклик. Ты видишь одно, я другое, но оба мы умеем зреть в корень, Чезаре. Но сейчас…

Сейчас да, разговоры, отдающие флером совсем иной эпохи, иного восприятия мира, стоит временно отставить в сторону. И не по причине какой-либо опаски – коронованных персон тут не то что уважают, а чтут на уровне сакральности, воспринимая зачастую как должное даже откровенное безумие, не говоря уж о чудачествах – А просто за ради поддержание давно и тщательно выстроенных образов.

– Мы уже слышали, Зигфрид, – киваю подошедшему Меллендорфу. – Надеюсь, тем, на верхотуре, не померещилось?

– Не должно, магистр. Штурман сразу после крика ещё раз проверил по приборам. Да, земля. Пуэрто-Рико. Теперь чуть приблизимся и пойдём вдоль берега. Огни крепости тоже не пропустим. И на мель не сядем, не зря же байлиф высылал самые точные карты и острова. И прилегающих к нему вод с промерами глубин. Знает, чтоесли приходящие из империи корабли сядут на мель или пропорют днища о подводные скалы, его карьера тоже пойдёт к рыбам, безмолвно разевая рот и пуская большие пузыри.