Текст книги "Двоепапство (СИ)"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

Глава 6

Италия, Рим, декабрь 1496 года

Доигрались! Это я отнюдь не про последствия собственных интриг и даже не про друзей-союзников из числа тех, кто действительно полезен и о ком стоило беспокоиться. О нет, речь шла совсем об иной категории, о венецианской. И заигрались они именно в том месте, опасность которого была очевидна всем и каждому… однако жадность у некоторых людей всё превозмогает, в том числе и рассудок.

Мамлюкский султанат и попытки венецианских послов таки да добиться согласия султана Аль-Ашрафа Кансух аль-Гаури на помощь Венеции и Италии в обмен на Иерусалим и прилегающие к нему земли. Пытались доводами разума додавить фанатиков, ничего, помимо проповедей мулл воспринять не способных в большинстве своём. Ну а способное хотя бы на частично здравое мировосприятие подавляющее меньшинство… оно не собиралось вступать в конфликт с толпой, очень даже умеющей бунтовать и требовать выполнения своих «угодных Аллаху» желаний. Вот и в этот раз толпа, которую кто-то как следует подогрел, живой волной захлестнула венецианское посольство как раз в тот момент, когда внутри находились практически все.

Результат очевиден. Растерзанные посол, его свита, охрана и даже слуги. Живых там в принципе не осталось, а насчет мёртвых… Сильно повезло тем, кто погиб в быстрой, кровавой и по сути безнадёжной схватке с озверелой толпой. Ведь выжившие – целые или раненые, не суть – умирали долго и мучительно, попав в руки неумелых, но очень уж преисполненных энтузиазма палачей. Сам же Аль-Ашраф Кансух аль-Гаури, узнав о случившемся, даже не почесался, тем самым показывая многоглавой и многоголосой толпе, что не держит зла на своих подданных, пусть и не одобряет случившегося. Даже, вот ведь какая щедрость, направил Агостино Барбариго, дожу венецианскому, щедрые дары, включающие в себя пряности и драгоценные каменья. Этакие чисто восточные не то знаки внимания, не то извинения. И что сцуко характерно, всерьёз считал, что этого вполне достаточно. Обычно ведь работало да ещё как!

Сработало бы и сейчас, будь венецианцы сами по себе, не понимай они. что при попытке свернуться в клубок и не делать резких движений… Мы, то есть Италия, всё равно начнём свою игру, но уже без какого-либо внимания к пока ещё вроде союзникам. А на кону была та самая «дорога пряностей», краеугольный камень богатства республики.

Вот и что делать бедным венецианцам в такой сложной ситуации? Правильно, смотреть в сторону Рима и слушать умные советы, от которых за версту несло кровью и пороховым дымом. Предстояло действовать, причём срочно, без промедлений. Очень уж шикарный «казус белли» предоставили нам мамлюкские идиоты, сами того толком не осознавая. Исходя из новых козырных карт, пришедших в нашу «руку», кое-что в планах существенно поменяется. Импровизация? Не совсем, мы рассматривали и подобные расклады тоже. Но как же шикарно, когда противник словно сам роет себе могилу. Причём со всем азартом, рассчитывая уложить туда совсем иную жертву. Благодать да и только! Известие о гибели венецианского посольства пришло сюда, в Рим, всего несколько часов тому назад. Равно как и о том, что сделал мамлюкский султан. Как удалось узнать это? Продажность на Востоке, она такая, особенная. Да и вести в Венецию отправились на венецианском же судне, пусть не приписанном к посольству, а на одном из купеческих. Оно и понятно, учитывая то, как мал был шанс у мамлюкских кораблей проскочить сквозь довольно плотную «сеть» наших каперов. Султан не хотел рисковать тем немногим, что осталось от некогда вполне себе солидного флота.

И вот оно, ключевое известие, оказавшееся в Риме ещё быстрее, чем в Венеции. Каперы, они ведь не просто так, не доверчивые суслики. Венецианский флаг? Ну так и что с того? Сперва проверка, а лишь потом встреченное судно отпускалось. Если же на борту были разного рода османы, мамлюки и прочие арабы… ну, они частенько переставали быть либо меняли место пребывания с комфортного на куда более печальное. В трюме, как ценный или не слишком груз, которому в Италии всё едино найдут применение. Вначале подобное случалось часто, затем реже, к недавнему времени и вовсе почти прекратилось. Эти же конкретные мамлюкские посланники, трясущиеся всеми упитанными телесами… Они являлись посланниками, а потому капитан встретившей венецианское торговое судно каперской каравеллы пропустил их в целости и сохранности. Вот только предварительно внимательно выслушал как готовых рассказать что угодно мамлюков, так и венецианцев. А уж когда кое-кому «позолотили ручку» информация и вовсе полилась полноводной такой рекой.

Как отреагируют в Венеции, какие инструкции даст дож своему послу и родичу у нас, в Риме? Варианты разные, но это уже ничего принципиально не изменит. Теперь наш ход. Наш!

Собирать всех времени не было. О, вестники помчатся во все стороны Италии и не только, разнося то, что им будет поручено. А вот красками какого цвета и яркости будет нарисована общая картина – это будет ясно совсем скоро, ещё до полуночи. Хвала богам, что и «отец» всегда в Риме, и Лукреция отлучаться не намерена, пока в Вечном городе я и Бьянка. Зато из военачальников первого ряда в пределах города находился лишь Сальваторе Эспиноза, коего и вызвали в срочном порядке. Быстро, без промедления, впопыхах – лишь бы не… опоздать? Пожалуй, правильнее будет сказать – не потерять и малой части форы по времени, которая имелась у нас.

Ага, сестричка тут, входит в двери, а за ней, словно тень, Бьянка де Медельяччи, герцогиня Форли. И вид у обеих дово-ольный. Понятно, чем они занимались, а также и то, что если и отвлекли от сего приятного занятия, то уже после самого важного этапа. Что ж, тем оно и лучше. Вздох Хуаны, которой хоть специально и не говорили об отношениях моей подруги/советницы и сестры, но шила в мешке не утаишь, особенно тут, в центре всей итальянской светской жизни. На духовную то в Вечном городе стали если и не поплёвывать свысока, то уж точно не уподобляться какому-то там Авиньону или подобным местам.

– Больше не ждём никого, – уведомляю собравшихся, жестом предлагая Лукреции и Бьянке устроиться на свободных местах ну или остаться стоять, если вдруг у последней такое желание вдруг возникнет. – Случившееся всем уже известно, но только в общем. Подробности пока не каждому ведомы

– Венецианцы прыгали-прыгали и наконец допрыгались, – пренебрежительно хмыкнула Лукреция, поудобнее устраивая свою попку в кресле. – А их предупреждали, что нельзя разговаривать как с людьми с теми, кто на человека только внешним образом походит. Но ты же собрал нас не для выражения скорби по этим глупцам. Наша выгода в том…

– Предоставлен повод к войне, – хрипло каркнул Эспиноза. – Если им не воспользуется Венеция, то Рим сможет заступиться «за невинно муки претерпевших и смерть жуткую принявших». Если же ещё и суть переговоров упомянуть, с возвращением Иерусалима связанную, то Ваше Святейшество получает удобную возможность.

Родриго Борджиа всегда привык сперва как следует думать, а уже потом делать. Собственно, сейчас ничего не поменялось. Однако у «отца» было некоторое время для оценки ситуации, а значит и для обдумывания наших ответных шагов. Потому ответ Эспиноза получил сразу. На вопрос, который не прозвучал, но подразумевался.

– Одни воевать не станем. Но начнём войну мы, воспользовавшись преимуществом флота. И тем новым оружием… ракетами, как их назвал Чезаре. Пусть прибрежные города Мамлюкского султаната запылают, напомнив им о неприкосновенности послов.

– Иерусалим… Главная цель, к которой стремились все Крестовые походы.

А тут уже слова моей очаровательной, но местами так и оставшейся наивной девочкой супруги. Понимаю, что наивность, равно как и религиозность придётся помаленьку извлекать и на это уйдут долгие годы, но… Даже не знаю, улыбаться от души или с толикой иронии. Хотя лучше пока и вовсе удержать улыбку. Хуана хоть и наивна во многих делах, но чуять эмоции хорошо знакомых ей людей – это явно наследственность по материнской линии да и в целом от Трастамара. Все они умели – если в принципе хотели этим заморачиваться – читать чувства и эмоции. Полезный талант, как ни крути.

– Объявить о цели лучше потом, когда нанесём первые удары, – озвучил я свои намерения. – И если раньше это мог быть собственно Иерусалим, то теперь всё будет иначе. Красное море – вот что станет именно нашей целью. Что же до Иерусалима… – небольшая пауза для поднятия напряжения. – Город слишком желанен для многих, чтобы достаться кому-то одному. Значит…

– Все и никто, – понятливо подхватила Бьянка, знающая чуть ли не лучше других, по каким замысловатым траекториям по местным понятиям несутся мысли в моей голове. – Совместное владение, поделенный на части гарнизон ивообще общее владение для тех стран, которые будут участвовать в войне. Это так?

– Именно! – расплываюсь в искренней улыбке. – Нас некому будет обвинить в желании заполучить святой город в единоличное владение. Но ведь все дороги всё равно ведут в Рим, к понтифику. К тебе, отец. К нам, к Борджиа. Хорошо быть щедрым, когда это полезно.

– Хотела бы я посмотреть на страну, чей правитель откажется предоставить войско при таких обещаниях.

– Обещаниях, которые выполняются, Лукреция, – мечтательно протянула Бьянка. – Чезаре всегда держит слово, это поняли даже в самых отдалённых частях Европы.

Репутация, она такая. Сначала ты на неё работаешь, потом она на тебя. И горе тем, кто не понимает сей простой, уже изрядно потасканной, зато рабочей истины. Хорошо, что сейчас собрались осознающие, хотя не все разделяющие данную точку зрения. Родриго Борджиа, он такой, готовый обещать кому и что угодно, чтобы предать в самый подходящий момент. Неудивительно, что ещё до его становления понтификом доверять сей персоне мало кто был готов. Хорошо ещё мне хватило ума и сообразительности разделить свои обещания и «отцовские», равно как и даваемые от всего семейства Борджиа. Люди быстро прикинули хрен к носу и поняли, когда даваемые обещания действительно выполняются, а когда… в зависимости от ситуации.

Обсуждаемая сейчас тема и предполагаемый статус Иерусалима? Вот тут нужно было настоящее слово, крепкое и нерушимое. Примерно как обещания перед Крестовым походом на Османскую империю, по итогам коего все получили обещанное… в зависимости от итогов, разумеется. Осталось как следует поразмыслить о союзниках.

– Испания, – начал перечислять с наиболее очевидного Эспиноза. – Флоренция и Милан. Эти два герцогства немногое дадут, но обязательно станут участвовать. А вот Сербия…

– Другая цель, – сразу же вмешалась Лукреция. – Граница с Османской империей. Защита или нападение, но оттуда нельзя отводить и части войск.

– Поддерживаю сестру. И не стоит полагаться на Венецию. Поступит республика разумно? Замечательно. Верх возьмут опаска или желание остаться в стороне и смотреть, как воюют другие? Тоже неплохо, но несколько позже, после окончания войны за Иерусалим и не только. Только есть и остальные, их много. Священная Римская империя и Португалия, Англия и Шотландия, Дания и Тевтонский Орден, Польша и Орден Ливонский.

– Далеко. Долго. Сложно.

– Верно, Бьянка, – кивнул я. – Но нам нужно показать значимость всех как упомянутых, так и нет. Общий порыв всего христианского мира за ради возврата святынь и более того, восстановления могущества. Победа уже была и весьма громкая. А вот с символами пока не так хорошо. Зато может ли быть что-либо более значимое, чем столь известный и воспетый многими Иерусалим? То-то и оно. Отец?

– С высоты Святого Престола хорошо объяснять верующим значимость таких решений и такого союза. Но теперь таких престолов два. Потому ты и не упомянул Францию, да. Чезаре?

– Виновен. А если серьёзно, то дорогой наш Людовик XII окажется в нелепой ситуации. Он хочет получить Иерусалим для себя и ради этого уже взял в союзники османского султана. Тот ещё союз, не показывающий короля Франции как доброго христианина. Мы рассчитывали сокрушить врага, сперва позволив ему впутаться в союз с османским султаном. Но обстоятельства… Пусть теперь жадность станет тем ножом, на который он сам и напорется.

Задумчивость на лице Родриго Борджиа, мягкая улыбка Хуаны и… саркастичное замечание Лукреции:

– Людовик хитёр и коварен. Он может понять, что мы хотим получить. Вдруг возьмёт и просто присоединится к нам вместе со всеми своими авиньонцами?

– Да и пусть, – произнёс я, неслабо так удивив всех присутствующих. – Мы никуда не спешим, вполне можем позволить себе взять Авиньон измором. Но лишь в тех случаях, когда покровительствующая ему Франция не добивается больших успехов, чем мы, Борджиа. Согласитесь, большая разница в том, стоять во главе похода за ради освобождения Иерусалима либо быть одними из тех, кто следует за лидером. А посему…

– Говори уже, братик.

– Уже сегодня будут отданы приказы флоту. Погрузка имеющихся ракет, затем выдвижение к важнейшим портам Мамлюкского султаната и…

– Огненный дождь, – улыбнулась Бьянка.

– Верно. Хороший такой, превращающий в пепел немалую часть портовых городов и всего ценного, что там находится. Сильный удар по султанату. И как только войска погрузятся на корабли – другие, понятное дело – и достигнут уже подготовленных для высадки мест – вот тогда мамлюки попробуют на своих телах не только огонь и разрывающие бомбы из наших орудий. но и обычные клинки.

– И Франция опоздает. Как и другие, даже наши союзники. Это будет не опасно, но затратно.

Понимаю, о чём беспокоится «отец». Италия и так вытащила на себе большую часть сложностей недавнего Крестового похода, да и солидная часть войск находится в Сербии, страхуя новое подвластное Борджиа королевство от возможных – очень даже возможных – проблем со стороны Османской империи. Местных же, прежде чем бросать в настоящие сражения, ещё предстоит как следует так натаскать, в том числе и на живой добыче, в роли которой, кстати, как раз и используются то и дело пытающиеся проникнуть на бывшие свои владения османские шайки. Нестандартное такое использование вроде как проблем для усиления собственного войска. Мигель, по счастью, справляется. Более того, в своих постоянных письмах упоминает о постоянно растущем уровне набранных из сербов и черногорцев войск. Хотя жалоб тоже предостаточно. В основном на необходимость постоянно просеивать окружающих людей на предмет османской агентуры. Работа, увы и ах, на много лет тому вперёд. Столько лет владычества бесследно не проходят. Можно сгладить последствия, ускорить очищение, но не по мановению руки. Люди, они такие, с ними ничего не поделать. С некоторыми так точно.

– Лишь первая стадия будет целиком на наших плечах. Флоту мамлюки всё равно ничего не могут противопоставить, кораблей и без того осталось мало, а если попробуют огрызнуться – их и вовсе не станет. Достать наши корабли с берега? А чем, позвольте полюбопытствовать? Они ведь так и не озаботились огнестрельным оружием. Как ручным, так и пушками. Камнемёты же, пусть даже их и попробуют использовать, просто не добьют до того места, откуда будут запущены ракеты.

– И когда придёт время высаживаться, нас встретят уже боящиеся, надломленные, не готовые к очередным «проискам шайтана» мамлюки, – ухмыльнулся Эспиноза, наравне с прочими много в последнее время прочитавший об особенностях всех наших будущих противников, особенно магометанских. – Да, так будет легче. И меньше потерь.

– Вот и я о том же. Ракеты посеют страх и уничтожат часть вражеской обороны. Затем высадка и штурм крепостей. Не всех, только нескольких. Опять же с помощью артиллерии, к противостоянию которой в султанате не готовы. Не перестроенные должным образом крепости совсем скоро откроются в нужных местах. Французы во время той войны многому научили.

– Не нас, мы были готовы.

Сестричка и её усиливающаяся воинственность… Умиляет, право слово. Но это лично меня, а вот для остальных подобное развитие Лукреции Борджиа несёт кому уверенность в дне грядущем, а кому большие проблемы. Последнее, конечно, исключительно для врагов семейства.

– Были, не спорю. Но урок, пусть и со стороны, лишним не оказался. Впрочем, сейчас не о том. Высадиться, закрепиться в крепостях и ждать, пока не придёт поддержка, воодушевлённая должным образом как сугубо государственными интересами, так и твоими, отец, пламенными речами, обращёнными ко всем христианам Европы. Ну или иной благоприятной ситуации, поскольку предсказывать в таких случаях очень сложно.

– И не важно будет, кто именно первым войдёт в Иерусалим, – мечтательно проворковала Лукреция. – Мы, Борджиа, всё равно будем теми, кто встал во главе и нанёс первый успешный удар по султанату, неправедным образом удерживающему за собой святой город. Отец, это… Это просто немыслимо как хорошо!

– Есть ещё Османская империя, – осторожно так напомнил патриарх семейства. – Да, Франция в лице своего короля не осмелится даже плюнуть в сторону освобождающих Иерусалим. Но османы… Баязид II может попробовать откусить кусок не от Мамлюкского султаната, а от Сербии.

– Не осмелится!

Злобное шипение Бьянки было очень эмоциональным, убедительным, но вот эмоции и логика таки да немного разные понятия. Или она просто не успели озвучить доводы разума?

– Не осмелится, – эхом отозвалась Лукреция, но этими словами не ограничилась. – В бывшей Болгарии османов тоже ненавидят, пусть болгары за прошедшие времена стали… значительно покорнее сербов. Есть ещё Валахия, особенно Трансильвания, в которой до сих пор вспоминают Влада Колосажателя. И к северу от Валахи Молдавия, господарь которой обязан нам за сохранение влияния его дочери в Москве. Не сильно, но обязан.

– Он не обязан, он умён. И понимает, что стоит Османской империи начать распадаться, Молдавия сможет получить часть Валахии, а то и всю эту землю целиком. Одно цепляется за другое. как те зубчатые колеса в часах. Ты знал об этом, Чезаре, или просто удачное стечение обстоятельств?

– Обстоятельства, отец, – пожал я плечами. – Понимание тоже было, но скорее насчёт того, что Молдавия нам тоже может пригодиться и уж точно не будут лишними отношения с её правителем. В итоге вполне может пригодиться. Хотя какой там может, обязательно пригодится! Если не прямо сейчас, то чуть позже. Я уже не раз говорил, что в Европе магометанам делать совсем-совсем нечего. И в Константинополе тоже.

– Я тебя услышал. Подготовить речь могу… Нет, не к завтрашнему дню, лучше к послезавтра.

– А стоит ли спешить? Лучше тебе в очередной раз изумить добрых христиан аккурат тогда, когда корабли отплывут от наших берегов и направятся к берегам иным, однозначно враждебным. Зато сказать сразу обо всём. Иерусалим. Совместное им владение, возобновление Крестового похода, пусть и не нарушая заключённый договор. Ну и обещание всех «казней египетских» тем, кто даже косвенными своими действиями будет мешать столь важному для всего христианского мира походу.

Возражений вроде как не возникло. В этом аспекте. Зато уже через несколько минут разгорелся иной спор, касающийся того, кто именно направится командовать не флотом, а высадившимся в султанате войском. При этом что «отец», что Лукреция этак подозрительно на меня посматривали, словно бы подозревая в желании нестись вперед всех в атаку, чуть ли не с самого начала, в первого этапа высадки. Не-а, случай уже совсем-совсем не тот. Это раньше, когда я только начинал создавать себе репутацию, подобные действия могли быть оправданными. Зато сейчас… Нет уж, исключительно направление и координация вначале и только потом личное участие. Личное – это в смысле прибытие на уже завоёванные территории и управление как следует закрепившимися войсками.

Стоило прояснить свою позицию и большая часть проблем словно бы сдулась. Были совсем недавно, а вот уже и нет. Благодать. Разве что оставался вопрос, кто именно будет «местоблюстителем» итальянского престола в то время, пока меня в Вечном городе и в Италии вообще не будет. Ясен пень, что по факту большую часть дел возьмёт на себя Родриго Борджиа, но де-юре… По закону это должна быть Хуана, но достаточно немного пообщаться с прелестной испанкой, чтобы понять – она и настоящая власть слабо совместимы. Что особенно любопытно – бывшая Трастамара и сама это не только осознаёт, но и близко не стремится взять в свои изящные руки хоть толику реальной власти. Домашняя девушка, больше и сказать нечего. Отсюда и прозвучавшие из её уст слова, стоило только прозвучать первым намёкам.

– Лукреция и твой отец знают как управлять страной. Чезаре, – и мягкая такая улыбка, совмещённая с тем, что её рука накрыла мою и слегка так сжала. – Я не хочу мешать. И создавать вид, что сама что-то решаю, когда буду только говорить их слова… тоже не хочу. Это неправильно.

– Не хочешь, значит и не будешь, – приобнимаю своё стеснительное сокровище, заодно целуя девушку, пусть даже не в губы, чем вызываю очередное покраснение бледного обычно лица. Смущается пока, не расхрабрилась ещё, хотя борьба со стеснением идёт помаленьку. – Значит, именно ты, сестрёнка, будешь вновь символизировать власть нашей семьи в самом её средоточии. Ну а в Приштину, я полагаю, символизировать Джоффре отправим. Заодно и Санчу выгулять надобно, а то тут, в Италии, она явно заскучать изволила. Путешествие, смена обстановки, новые знакомства.

– Ох уж эти её знакомства! Не все они одинаково полезны, – хмыкнула Бьянка, лично видевшая загулы этой представительницы неаполитанских Трастамара. – Когда уже твой брат беременной её сделает, а?

– Уже, – внезапно для всех для нас заявил «отец». – Все признаки говорят об этом. Врачи этим утром подтвердили, что Санча беременна.

Упс. Больше тут и сказать то нечего. Хотя нет, выражение «Внезапно ой!» также вполне себе подходит. Беременная Санча – это само по себе то ещё событие, а учитывая время и обстоятельства и вовсе колоритно. Я с детьми по причине юного возраста Хуаны спешить как-то не собираюсь, Лукреция и вовсе не замужем, Изабелла во время уже окончившегося брака детьми не обзавелась, а в новый покамест не вступила. На Хуана мне откровенно плевать – это отрезанный ломоть и даже его дети далеко не факт, что будут признаны семьёй. И тут вдруг такое событие, а именно грядущее рождение – если не случится чего-либо форс-мажорного, разумеется – первого Борджиа нового поколения. Того самого, когда из просто аристократов мы превратились во вполне себе серьёзную королевскую династию, крепко связанную с домом Трастамара. Пока только с этим домом, а впоследствии…

– Прогулки дальше окрестностей Рима для Санчи теперь противопоказаны, – подвёл я черту. – А вот Джоффре отправиться в Сербию всё едино придётся. Мы же, то есть ты. Хуана, да и Лукреция, присмотрим за тем, чтобы наша очаровательная, но малость беспутная родственница в его отсутствие вела себя прилично.

– Хи-хикс.

– Поправлюсь, в определённой мере прилично.

Смеяться сестрёнка всё едино не перестала, да и у других улыбки появились. Даже у скромницы, которая Хуана. Она ведь не слепая, понимала особенности характера своей неаполитанской родственницы, тем более после постоянного и частого общения.

Переход от дел военно-политических к семейным как состоялся, так особо и не закончился. Воистину нескончаемая тема, особенно если учитывать такую значимую новость. Плюс желание Лукреции рассказать об этом матери, от коего она чуть ли на месте не подпрыгивала. Сидение в кресле, к слову, этому ну вот ни разу не мешало. Забавная она... местами. Исключительно для своих.

Спустя часа этак полтора улизнула Лукреция, прихватившая с собой Хуану. Для компании, наверно, поскольку Бьянка от подобных дел старалась всё же держаться на некотором расстоянии. Видать до сих пор считала, что семейные дела Борджиа к ней такого уж прямого отношения не имеют. В смысле, она сама не является частью семьи, а значит… Сложными траекториями перемещаются мысли в её голове, даже мне порой не до конца удаётся её понять. Но я стараюсь, честно-честно.

Утопал Эспиноза, побуждаемый недвусмысленным намёком «отца», который явно хотел о чём-то поговорить со мной. Оп-па, не только со мной, но и с Бьянкой, поскольку её попытку оставить нас для чисто семейного разговора пресёк ещё на подходе. Интере-есно, однако, что за мысль Родриго Борджиа пришла в его несомненно гениальную голову? Пусть он смирился с постоянным присутствием Бьянки как неотъемлемой части моего окружения, но чтобы вот так, разговор на троих – это действительно редкое событие.

– Ты хочешь меня чем-то удивить, отец? – слегка улыбаясь, произнёс я, смотря на понтифика. – Право слово, после всего случившегося с нами за последние годы это будет… сложновато. Или нет, лицо у тебя чуть иное. Очередная мысль, способная оказаться полезной, но нуждающаяся в предварительном обсуждении. Но Бьянка тогда при чём?

– Потому что вы оба – те, к кому Лукреция прислушается быстрее, чем ко мне. Эта Лукреция, изменившаяся и ставшая не просто моей дочерью, но ещё и королевой. Любимый брат, сделавший её такой. какая она есть, и… И ты! – Родриго Борджиа ткнул пальцем в сторону Бьянки, позволив на пару мгновений проявить свою ни разу не симпатию к моей подруге. – Понимаю, что Лукреция к тебе привязана, и что это уже неисправимо. Вот и будешь помогать.

– Я? – опешила Бьянка, от избытка эмоций повысившая голос и вскочившая из мягкий объятий кресла. – Если это нужно Лукреции, я готова. Но что нужно, Ваше Святейшество?

– Кажется, дела матримональные внезапно нагрянули. Или совсем не внезапно, учитывая очень даже возможное появление в скором времени у тебя, отец, первого внука. Так?

Родриго Борджиа мог водить за нос многих, даже тех, кто его неплохо знал и часть родни, но не меня, ой не меня. Козырь в виде психологии и физиономистики, принесённый из времени «много лет тому вперёд» позволял считывать даже то, что он ни разу не хотел показывать. Тут только и нужно, что довольно долгое общение с человеком и понимание, по каким именно путям движутся его мысли. Не обязательно досконально, достаточно было и общего представления. А посему…

Патриарх семейства поудобнее вытянул беспокоившую его последние несколько дней ногу, смерил меня оценивающим таким взглядом. Затем вздохнул и вымолвил:

– Королевствам и особенно империи, которую ты собираешься создать, нужны наследники. И не когда-нибудь, а скоро. Я же понимаю, Чезаре. что как только мы завоюем часть мамлюкского султаната, а войска выйдут к Красному морю, ты объявишь себя императором.

– Не тогда. Позже, когда завоевания удастся переварить. Да и сербов нужно будет подготовить, что они сохранят определённую свободу, но уже внутри империи.

– Римской? Итальянской

– Пожалуй, что нет, – отмахнулся я от как бы правопреемственности. – Слишком уж неоднозначная память от первого названия, да и Священная Римская будет вносить хаос с непониманием. Вдобавок придётся волей-неволей тащить за собой не самое приятное наследие, о части которого лучше как следует забыть и не давать вспоминать другим. Итальянская же… Опасно. Могут возникнуть мысли, что именно италийцы станут основой и займут все высшие ступени. А на Балканах народ гордый, может стать на дыбы. Не стоит раздражать важных и полезных людей тогда, когда этого совсем не требуется.

– Название империи важно, сын. Как и семья императора, который пока бездетен.

– Хуана слишком молода. Да, слишком, – надавил я на «отца», живущего местными представлениями, а не привычными мне. – Несколько моих врачей кое-что проверили, собрали записи о беременностях у женщин в зависимости от возраста и… В общем, чтобы излишне не утомлять многочисленными цифрами, скажу лишь, что роды раньше восемнадцати лет чаще прочих очень плохо влияют на здоровье матери, да и риск смерти младенца велик. Посему лучше обождать, я не собираюсь подвергать Хуану какой-либо опасности. Особенно той, которую легко избежать, лишь подождав пару лет.

Против таких аргументов Родриго Борджиа просто нечего было возразить. В неполитических науках он был не столь силён, а имеющийся разум позволял понимать и принимать уже мой высокий уровень в подобных областях. Тем паче в медицинской. Опыт, он того, наглядно демонстрировал, что я в этом не просто разбираюсь, а способен переворачивать ранешние авторитеты с ног на голову. А то, что знания эти ни разу не мои, а заимствованные… так кому это известно то?

– Я не настаиваю, просто напоминаю, – сдал назад «отец». – Но ты уже женат и твой брак оказался для нас важен и полезен. Союз с Трастамара… мы уже не единожды об этом говорили.

– Это точно.

– Но если король Италии живёт в счастливом браке, то королева Сербии, его любимая сестра, тоже заслуживает семейного счастья.

– Ты знаешь, что я обещал Лукреции, – а вот тут нужно было добавить в голос этаких металлических ноток. – Вынужденные браки, вопреки мнениям многих, ни к чему хорошему не приводили, руша не только судьбы супругов, но и всё вокруг. Порой ненамеренно, а порой и специально. Исключения из подобного лишь подтверждали правила. Я тебе приводил множество примеров. Убедительных.

– Пусть ищет сама. Женихов появится множество, стоит ей намекнуть о начале поиска супруга. Даже того, который не будет иметь власти. Теперь породниться с нами захотят многие. Пусть даже от брака будет только видимость! Я обещаю, что расторгну его тогда, когда Лукреция только скажет. Я викарий Христа и могу заключать супружеские союзы, но и объявлять их ничтожными.

А вот это хар-роший такой шаг вперёд. Теперь Родриго Борджиа согласен и на такое, то есть полностью фиктивный брак с его последующим аннулированием. Прогресс, однако. Не пойму лишь отчего его столь сильно припекает касаемо брака дочери? Положение что в Италии, что в Сербии вполне себе устойчивое, перспективы также радуют. И вдруг такая суета от умудрённого жизнью политика с многолетним стажем. Моя не понимать, причём категорически!

– Почему, отец? Я понимаю, что раньше, когда ты только что примерил тройную тиару и был озабочен возможным укреплением положения семьи посредством наших браков. Но сейчас, когда один триумф сменяется другим… Это просто странно.

С некоторым усилием встав и, опираясь на трость, сделав несколько шагов в сторону пусть закрытого, но окна, понтифик ответил. Смотря не на меня, не на Бьянку, а на небо с уже проявившимися звёздами.

– Ты смотришь в будущее и создаёшь его, меняя настоящее. А я привык оглядываться назад, не забывая о прошлом. Оно, прошлое, может очень больно укусить, если позабыть про осторожность.

– Я очень осторожен. отец. И стараюсь приучить к подобному как лукрецию, так и иных дорогих мне людей. Собственно, не в последнюю очередь потому мы все не только живы, но и довольны жизнью.