Текст книги "Время увядающих лилий (СИ)"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

К сожалению, излишняя хитрость перерастает в хитрожопость – а это совершенно разные понятия. Ведь именно хитрожопость частенько выходит боком тем, кто на неё рассчитывает. Особенно если попавшие под неё обладают не только мстительностью, но и хорошей памятью, а также знанием слабых мест проявившего неожиданное коварство союзника.

Стоп! А что если венецианцы решили забросить удочку ещё в одну гниловатую ёмкость в надежде и там поживиться в меру сил и возможностей? Будучи с давних пор лишённым иллюзий относительно природы человеческой, я вежливо и с доброжелательной – конечно же, совершенно фальшивой – улыбкой, поинтересовался у герцога Мантуи:

– Может мне получиться убедить вас, Франческо, выделить часть своих войск для помощи бунтовщикам, доставляющим неприятности герцогу Флорентийскому? Там и известный всей Италии Савонарола появился, а он, как всем известно, давно уже при дворе короля Карла Валуа скрывался, а и в Неаполь его не просто так притащили.

– ВОССТАВШИЕ за восстановление своей республики жители Ливорно, Пизы и других городов уже получили поддержку Сиенской республики, – совсем уж елейно улыбнулся в ответ герцог. – Венеция с пониманием относится к желанию пизанцев получить то, что они имели раньше. Что же до Савонаролы…

– Да, что с Савонаролой?

Слова Бьянки, которая сюда таки да проскользнула, настолько сочились ядом и злостью, что аж жуть. Взгляд Мигеля де Корельи тоже ни разу не напоминал о такой чуши как кротость и смирение. Даже Катарина Сфорца кривилась в столь специфической улыбке, что знающие Тигрицу хоть немного сразу понимали, какие мысли сейчас бродят у неё в голове… Какие? Разные, но неизменно связанные с виселицами, обезглавливанием, четвертованием и прочими «воспитательными мерами» в отношении бунтовщиков и особенно республиканцев. Сфорца, скажем так, ни разу не симпатизировала отсутствию монархической власти, видя в республиканстве отчётливую угрозу.

– Святому Престолу нужно говорить об этом с Пизанской республикой.

– Которой не существует.

– Существование которой поддержит Венеция, – показал клыки герцог, находящийся де-факто на службе у венецианского дожа со всеми своими потрохами. – Мы надеемся на понимание между всеми нашими союзниками.

– Надежда – это хорошо. Я услышал позицию дожа и тех, кто помогает ему править республикой.

Игра словами, игра интонациями… Гонзага по сути передал послание, что Венеция будет стоять на страже как Сиены, так и пытающейся отколоться от Флоренции Пизы. И Савонарола венецианцев, скажем так, не особенно пугает, пока не лезет в их торговые дела. А ещё то, что если Пьеро Медичи не справляется собственными силами с бунтовщиками, то так тому и быть, а посторонним, то есть нам, Борджиа, в это дело лучше не лезть во избежание конфликта уже с самой Венецианской республикой.

Явно и чётко выраженная позиция! Самое печальное в этом было моё понимание, что, к огромному сожалению, пока ничего с венецианской наглостью сделать не получится. Сила республики позволяла её правителям чувствовать себя хозяевами положения не только на своей территории, но и брать под своё покровительство тех, кто готов был выразить своё желание стать де-факто вассалом. Мантуя, теперь вот Сиена и, если срастётся, Пиза. Дож, а наверняка не только он, но и немалая часть членов разных республиканских советов почувствовали удачный для себя расклад и стремились закрепить выход на новые рубежи.

Успокоив Мигеля и особенно Бьянку несколькими оговоренными примерно в расчёте на такой случай нейтральными для прочих словами, я продолжил «вежливую беседу», вроде как приняв услышанное как данность. Не исключено, что сам герцог Мантуи показными моими эмоциями и обманулся – сам по себе он был не шибко большим специалистом в чтении душ человеческих. А если и нет – невелика беда. Всё равно тот же Агостино Барбариго должен понимать, что Борджиа очень не любят таких вот фокусов. Понимает, а значит просчитал самые естественные варианты наших ответных действий, среди которых и возможный конфликт, чуть позже или заметно позже.

Ничего, всё ещё только начинается. Просто временный союзник оказался совсем уж ситуативным, а значит углублять союз категорически не рекомендуется. Но и рвать с Венецией нет резона, ведь против той же Османской империи венецианцы будут очень даже в тему, да и излишне сильные трепыхания Франции этим торгашам не по нраву. Зато всё, что касается доминирования в пределах итальянских земель – тут они не то что не союзны, а враждебны, что сейчас и продемонстрировали. Понимают, собаки хитромудрые, что любое действительно сильное государство на территории «сапога» рано или поздно, но сожрёт и их республику. Вот и предпринимают меры противодействия.

Заканчивать надо эту говорильню. А что дальше? Конечно же, убедиться, что остатки французской армии направляются именно по намеченному королём маршруту, а параллельно окончательно разобраться с внутренними врагами. Орсини, Колонна, прочие… С учётом «сиенской карты» это может оказаться куда сложнее. Неаполитанские же дела… Оставить часть отрядов, чтобы пресечь попытки прорыва малых и средних групп французов. Маловероятно, что таковые последуют, но всё же. И взаимодействие с испанскими войсками, которые неспешно, но уверенно продвигаются, выбивая малочисленные французские гарнизоны на юге королевства. По любому всем нам будет чем заняться. Только не здесь, совсем не здесь, близ этой паршивой Палестрины. Ведь все дороги, как известно, ведут в Рим.

Интерлюдия

Генуя (территория, подвластная Миланскому герцогству), февраль 1494 года

Порой в тот самый момент, когда надеешься на улучшение, всё становится ещё хуже, причём совершенно неожиданно. Беда приходит оттуда, откуда её не ждали… Вот и в Генуе – этой временной остановке, где Карл VIII надеялся перевести дух, собраться с силами и принять, наконец, решение касаемо дальнейших действий, его ожидали совсем уж нехорошие новости.

– Как это могло случиться? Как?! – бушевал король, мечась из угла в угол. – Амбуаз, этот укреплённый замок, с гвардейцами, артиллерией, крепкими стенами… И туда врываются наёмники, похищают королеву Франции и дофина, после чего просто уходят. Не забыв ещё и украсть то, что можно унести с собой!

– Н-не знаю, В-ваше Величество, – с трудом выдавил из себя шевалье д’Орб, доставивший это известие. Один из нескольких, просто именно ему, отправленному в Геную, «посчастливилось» передать королю сие препечальное известие. – Мне неизвестны подробности.

– Вон! – и даже не дождавшись, пока не верящий, что так легко отделался, шевалье выскочил из помещения, Карл VIII обратился уже к маршалу, не снижая, впрочем, громкости своего крика. – Может быть вы скажете мне, что там вообще творится? Луи, вы же читали это… письмо. И что скажете своему королю?!

– Что Жильбер де Бурбон Монпансье скоро подойдёт сюда с теми отрядами, которые у него ещё остались, – печально вздохнул де Ла Тремуйль. – И что итальянская кампания проиграна, нам не вернуться в Неаполь, когда в самой Франции разгорается мятеж в Бретани. Тот мятеж, к которому приложили руку те самые Борджиа. Это их повадки, Ваше Величество, они уже испробовали свои силы во Флоренции, а теперь добрались и до вашей супруги. Простите, но она вряд ли смирилась с тем, что её Бретань теперь часть Франции. И из письма следует, что королева сделала всё, чтобы эти наёмники преуспели. Сама она не могла их нанять. И бывший… теперь снова действующий командующий войсками Бретани Жак де Риё тоже не такой человек. Он бы не смог, не хватило бы мастерства, умений.

– Маршал прав, – кривясь от боли в не успевшей зажить ране от пропахавшей бок пули из аркебузы, процедил д’Обиньи. – Для начала, война нами проиграна. И если удастся закрепиться хотя бы в Савойе, Монферрате с Асти и, если особенно повезёт, сохранить в Милане и Генуе власть Лодовико Сфорца… Тогда Господь окажется на нашей стороне.

Когда слова о проигранной итальянской кампании говорит склонный к осторожности маршал – это одно. Но если к нему присоединяется и командир королевской гвардии, обычно мало склонный к такого рода высказываниям… Тут и куда менее умный человек, чем Карл VIII Валуа призадумался бы.

Вот король и впал в тяжёлые размышления, прекратив бег по комнате и пытаясь окончательно разобраться со сложившейся к этому дню ситуацией. Начать следовало с того, что в сражении при Палестрине, помимо обоза с большей частью неапольской добычи, была потеряна набранная пехота из швейцарцев-наёмников, а также артиллерия, точнее те орудия, которые не пошли на укрепление обороны неаполитанских крепостей.

Зато немногим меньше пяти тысяч конницы, основу французской армии и её самую боеспособную часть удалось сохранить. А сохранив, ещё и провести до Сиенской республики, попав в которую, король рассчитывал не только на короткий отдых, но и на укрепление договорённостей с её правителем и сенатом.

Получилось ли? Увы, только частично. Представители Пандольфо Петруччи вежливо улыбаясь, снабдили провиантом, кормом для лошадей и пожелали счастливого пути, но не более того. Дали понять, что с недавних пор Сиена является союзником Венеции, а с Францией они готовы разговаривать, торговать, но и только. Естественно, до тех пор, пока из Венеции не донесутся иные советы. А ещё намекнули, что восстанавливающаяся Пизанская республика – без Пизы, которую войскам герцога Флорентийского удалось вернуть под свою власть, с временной столицей в Ливорно – усиленная как раз отрядами «наёмников» из Сиены скажет королю Франции примерно то же самое.

Оправдались опасения Луи де Ла Тремуйля касаемо фра Джироламо Савонаролы, который действовал только в собственных интересах, легко и непринуждённо забывая данные лично им обещания. Именно «говорящий с Господом» проповедник стал главной фигурой восстания и сейчас продолжал подминать под себя уже не только Ливорно, но и находящееся вне городских стен. Потому то остатки французской армии и постарались проскочить эти земли, особо на них не задерживаясь. Мало ли что придёт в голову столь непредсказуемому человеку! Карлу VIII было особенно обидно, что плодами, которые взращивались для него, воспользовалась… Венеция. И что-либо изменить уже не представлялось возможным.

Ему хотелось бы, чтоб проблемы на этом закончились, но и этого утешения не наблюдалось. Пользуясь тем, что герцог Миланский должен был немалую часть войск держать ближе к Флоренции и Папской области, венецианцы ударили по всем крепостям, которые находились севернее столицы герцогства, то есть Варезе, Комо, Лечче и прочим, не столь уж хорошо защищённым, с немногочисленными гарнизонами и не самыми крепкими и высокими стенами. Нагло, демонстративно, но вместе с тем показывая, что желают оторвать от герцогства его северную часть, не более того. Мавру же оставалось разрываться от желания бросить войска на север и опасениями, что едва он сделает это, к югу успеет подойти другая часть венецианской армии, куда более многочисленная и под командованием одного из командиров, одержавших победу при Палестрине, герцога Мантуи. А там могут и войска Борджиа подтянуться, что окажется для власти Лодовико Сфорца приговором. Против объединённых сил Венеции и Рима он мало что мог бы сделать.

Зато Мавр сделал другое – начал одолевать Жильбера де Бурдон-Монпансье просьбами о помощи, частыми и настойчивыми. И тот вроде бы был готов оказать помощь, но чуть позже, когда убедится, что не придётся собирать все имеющиеся силы и спешить на помощь своему королю.

Спешить же придётся – теперь это было понятно всем. И на помощь не самому Карлу Валуа, сумевшему, пусть и с большими потерями, но вырваться из «Неапольской ловушки», а во Францию, чтобы как можно быстрее подавить мятеж и главное – вернуть наследника короны, похищенного собственной матерью. Это сейчас было важнее всего прочего!

– Вы уверены, что это именно Борджиа, Луи? – вышел, наконец, из раздумий король. – Бретань – это не их интерес, им не должно быть дела до этого далёкого от Италии герцогства.

– Они ослабляют Ваше Величество, ударяя в уязвимые места. Борджиа – я уверен, что это они – будут поддерживать Бретань деньгами, припасами посредством своих испанских союзников, наёмниками тоже. Вам нужно спешить в Париж!

– Вы правы, маршал, – недовольно вымолвил Карл VIII, подходя к креслу и даже не садясь, а падая в него, словно разом лишившись сил. – Бретань сейчас главное, а потому вся гвардия и большая часть рыцарской конницы отправится со мной. Вы же останетесь здесь, иначе потеряем всё, а не только Неаполь.

– Я не уверен, что мы сможем удержать и Милан, Ваше Величество, – мягко, но настойчиво, с чувством полной уверенности в своих словах произнёс де Ла Тремуйль. – Борджиа, особенно Чезаре, считают Лодовико Сфорца своим врагом и даже… предателем. Он позвал вас на итальянские земли, а значит это не должно остаться без наказания. Венеция с севера, а потом Борджиа двинутся на Парму, а захватив её, на Милан. Похоже, они уступили Венеции Сиену, а значит говорились о разделе всего итальянского пирога.

– Борджиа захотят всё!

Маршал лишь развёл руками, демонстрируя, что это да, но…

– Потом Борджиа могут сцепиться с республикой. Но не сразу. Они умны и не станут бросаться сразу на всех, кто вызвал их недовольство. Сперва додавят Орсини и Колонна, затем Милан… или наоборот, я не знаю. Поэтому я и осмеливаюсь посоветовать Вашему Величеству сосредоточиться на удержании того, что удержать возможно.

– Милан ценен!

– Очень, – охотно согласился маршал. – И нам лучше поддерживать Мавра… насколько сможем. Пока он будет удерживать хотя бы часть своих владений, мы будем иметь возможность сделать его ещё больше зависимым от Франции.

– А не боитесь, что он снова сменит сторону? Его не зря прозвали Мавром.

– Нет, мой король. Борджиа его не примут, скорее уж Чезаре с доброй улыбкой подсыплет ему один из своих ядов, которые не обнаружить и не опознать. Вот это опасно, нужно убедить герцога, что любые переговоры с Борджиа – его смерть. Я думаю, что уже подготовлен кто-то на замену герцогу. Кто-то, имеющий пусть не бесспорные, но права на трон Милана.

– Сын Джан-Галеаццо?

Де Ла Тремуйль скептически хмыкнул в ответ на предположение д’Обиньи. Талантливому полководцу и большому мастеру в тайных делах не верилось, что Борджиа сделают ставку на эту даже не фигуру, скорее простую пешку в большой политике.

– Это было бы слишком просто и предсказуемо для таких интриганов как Родриго Борджиа и его сын.

– Катарина Сфорца! – прорычал Карл Валуа, сжимая руки в кулаки от бессильной злобы. – Такое возможно, Луи?

– Этот тамплиер… мог, – немного подумав, согласился маршал. – Он любит удивлять своих врагов и даже друзей. Тогда, Ваше Величество, остаётся последнее… Наши друзья в Папской области, которых скоро окончательно раздавят. Мы не сможем помочь им там. Не в ближайшее время.

Добавить было нечего. Все трое понимали, что если Борджиа и не осмелятся вот прямо сейчас проделать с Орсини и Колонна то, что уже сделали с Бентивольо, делла Ровере, а теперь ещё и с Бальони, то всё равно оба самых богатых и влиятельных рода Папской области лишатся немалой части земель и особенно крепостей

– Используйте Джулиано делла Ровере, маршал, я оставляю его здесь, вам. Ему некуда деваться, он теперь предан как собака, больше ему не на кого надеяться. Только на Францию.

Карл VIII знал, что именно де Ла Тремуйль лучше прочих способен использовать одного из злейших врагов Борджиа. Оттого и оставлял ему это оружие. Самого же его ждала Франция, потрясённая случившимся в Амбуазе. И дело было даже не в бегстве королевы, а в том, что ей удалось увезти с собой законного наследника французской короны. Вот это было действительно опасно!

Глава 9

Папская область, Рим, март 1494 года

Непривычное ощущение, с какой стороны ни посмотри! Ещё с начала своей карьеры наёмного убийцы я привык быть рядом с местом приложения усилий. Ладно, пусть не совсем рядом, но и не на слишком далёком расстоянии. Даже после того, как волею не то богов, не то демонов, не то каких-то иных высших сил меня забросило сюда, в тело юного Чезаре Борджиа, я по сути не изменял сложившейся традиции. Старался находиться ближе к боям, врагам, союзникам… не изменяя привычкам до совсем недавнего времени. А потом вдруг р-раз и пришла пора осознать и принять изменившуюся действительность. Как раз после битвы при Палестрине, которая стала ключевой в сражении за Италию.

Что произошло? Осознание, что положение не просто одного из кардиналов и сына понтифика, но ещё и великого магистра Ордена Храма сделало меня политической фигурой слишком большого масштаба. Того самого, при котором зачастую необходимо находиться в центре создаваемой властной пирамиды, а не носиться из одной проблемной точки в другую, пытаясь то тушить пожары на дружественной земле, то разжигать оные под седалищами врагов. Слишком многие дела нужно было решать, при этом находясь на одном месте, известном как союзникам, так и не очень. Рим же – лучший покамест выбор, очень много нитей сходились в древнем сердце италийских земель.

А дела закручивались те ещё! Начать с того, что французы, точнее сказать немалая, пусть и не большая их часть из числа сумевших унести ноги из-под Палестрины, передохнув лишь самую малость в городе под названием Генуя, рванула дальше, во Францию. Причина у них была более чем веская – восставшая Бретань, в столице которой крепко окопалась герцогиня Анна Бретонская, к тому же прихватившая с собой сына, дофина Франции. И не одна, а с оставшимися верными Бретани вассалами, усиленная отрядами наёмников, артиллерией, да к тому же ключевые крепости герцогства были теперь снабжены припасами на до-олгое время. Да и блокаду французам установить будет сложно, учитывая тот факт, что испанские корабли готовы доставить хоть припасы, хоть новых наёмников. Дескать, соединённые короны Кастилии и Арагона уважают стремление герцогини Бретонской к независимости от Франции, а вот стремления французской короны «слишком много кушать» так совсем наоборот. И вообще Франция с Испанией немного того, в смысле воюют, к тому же одержанными победами французы никак не могут похвастаться.

Положение же самого Карла Валуа стоило охарактеризовать как чрезвычайно печальное. Он то рассчитывал на нечто похожее на ту, прежнюю войну с Бретанью, когда ни один из так называемых союзников толком не мог или не хотел помочь. Сейчас же армия была сильно ослаблена как потерями, так и необходимостью немалую часть сил держать на «итальянском фронте», да и соседи оживились. Серьёзно так оживились, все без исключения. Про испанцев и говорить не стоило – они на полном серьёзе вели войну, пусть и перенесли «центр тяжести» поближе к Неаполю. Так было и удобнее и выгоднее. Англичане начали раскачивать Гиень, к тому же город-порт Кале, весьма, к слову сказать, укреплённый оставался на ними, а это, что ни говори, удобный плацдарм. Пока что Гиень не полыхнула, но учитывая сохранившиеся симпатии к Англии и заметную нелюбовь к Парижу… Французские власти были вынуждены держать в Гиени усиленные гарнизоны и быть готовыми к чему угодно, от множества малых мятежей до полноценного английского вторжения, поддержанного изнутри.

Ну и Максимилиан, владыка Священной Римской империи, имевший даже не к Франции, а к Карлу VIII личные счёты. Он не забыл того унижения, которое вынужден был испытать, разрывая пусть политический, но законный и по обоюдному согласию брак с Анной Бретонской. Теперь же, видя, что Франция терпит поражения в Италии, а Бретань снова объявила о независимости, император аккуратно и осторожно стал подтягивать верные войска поближе к границам. Мало ли как всё обернется… От лёгкой добычи ещё ни один из его предков не отказывался, да и сам Максимилиан был отнюдь не против поживиться за чужой счёт.

Неаполь же… Нет, а что Неаполь? С юга неспешно, но уверенно двигались испанские войска под предводительством прославившегося в сражениях с маврами Гранады Гонсало Фернандеса де Кордовы, которого лично Фердинанд Арагонский поставил командовать выделенными для войны войсками. Ну а на восточной границе королевства пока было относительно тихо и спокойно. Причина? У наших войск имелись и иные дела, также связанные с противостоянием Франции и ее союзникам, поэтому пришлось ограничиться усиленными гарнизонами приграничных крепостей и многочисленными конными патрулями во избежание попыток прорыва французов.

Подводя итоги, стоило сказать одно – Карл VIII вынужден был вести армию на Бретань, но при этом оглядываться во все стороны, опасаясь возникновения новых проблем в довесок к уже имеющимся, которые и без того заставляли хребет Франции жалобно потрескивать.

Я же был вынужден сидеть во внутреннем дворике замка Святого Ангела, окружённый кучей бумаг, карт, собственными черновыми набросками, касающимися тактики и стратегии… и тихо звереть. Сильно завидую Бьянке, которую Лукреция утащила за пределы городских стен на конную прогулку. Да, в сопровождении нехилого количества охраны, но ведь можно почти целый день отдыхать, наслаждаться солнечной погодой и самое главное – отвлечься от разного рода хлопот-забот.

Почему меня не было там же, с ними? Сам себя чуть ли не раз в полчаса об этом спрашиваю, хотя ответ очевиден, пусть даже печален. Требовалось корпение над бумагами и присутствовала возможность, что в любой момент появится очередной важный гость, которого не стоило мурыжить в ожидании приёма. Причины могли быть разные, но суть от этого не менялась. Вот отсюда и вынужденное затворничество с бумагами, нарушаемое лишь появлением помощников, то приносящих новую информацию, то уносивших очередной подписанный документ с приложенной печатью Ордена Храма.

Скрип открывающейся двери и уже стандартный рык в ту сторону от раздражённого меня:

– Может сначала стрелять, а потом спрашивать, кого черти принесли? Думаю, после пары трупов быстро правилам при…

– Не научатся, Чезаре. Твои приближённые как были кондотьерами или их солдатами, так и ими и останутся. Поумнеть могут и уже делают это, но поменяться не в их силах.

– Отец… Рад, что у меня появилась возможность отвлечься, – искренне улыбнулся я, реально радуясь даже тому, что сейчас Родриго Борджиа будет выносить мой мозг на какую-то тему. Вероятность того, что он просто так зашёл, сына и наследника проведать, я даже не рассматривал. Он и сам сейчас разрывался на десяток маленьких понтификов от свалившихся из-за последних событий дел. – Проходи, располагайся. Если на кресле бумаги – можно прямо на пол, потом их секретари подберут.

– А не твои… служаночки?

– Не они, – покачал я головой. – Красотки хоть и согревают постель, и вообще приятны во всех отношениях, но нечего им своими милыми глазками смотреть на то, о чём посторонние в принципе знать не должны.

– Понимаю твоё беспокойство. Хотя война идёт успешно для нас, но многие желают ухватить свой кусок с чужого стола. И потому съезжаются сюда, в Рим.

– Вечный город опять становится местом, куда ведёт множество дорог, отец. Вчера был посланник английского короля, за день до этого посол императора Максимилиана… это только из самых значимых. Оба хотят, не участвуя в войне с Францией, получить от неё выгоду.

Родриго Борджиа, последовав совету, смёл с кресла брошенные мной туда бумаги, и уселся, устраиваясь поудобнее. Правда перед этим бросил внимательный взгляд на то, что сейчас лежало на моём столе. Особенно на карту итальянских земель с многочисленными пометками на ней. Умному и тем паче осведомлённому человеку они много о чём говорили.

– Готовишься к тому, как именно будем делить большой и вкусный итальянский пирог, сын? – по доброму усмехаясь, поинтересовался глава рода Борджиа. – Это правильно, ведь скоро в наш хранимый Господом город съедутся многие. Союзники, пытавшиеся остаться в стороне, бывшие враги, склонившиеся перед нашей силой.

– И не склонившиеся тоже…

– И они тоже. Я даже начинаю подумывать о том, не открыть ли тебе одну из склянок с теми… составами, которые создаются в одной из твоих лабораторий.

– Кого травить то? – саркастически хмыкнул я. – Д’Эсте, которые приползут просить, чтобы им вернули захваченную французами Модену? Много чести, к тому же их лучше использовать, а не убивать. Орсини? Так у них из действительно значимых крепостей на землях Папской области останется лишь Браччано, Роккаджовине, Сабина и ещё с пяток. Пусть до земли поклонятся сто двадцать раз уже за то, что легко отделались после такой явной измены сюзерену.

– Ты предложил им отдать крепости, но оставил большую часть доходных земель. И вернул кардинала Джованни Батиста Орсини, ограничившись «духовным внушением».

– От этого внушения Орсини чуть было свои алые одеяния не осквернил… Зато рассказал многое из того, что нам пригодится. Более того, сам написал и подписал, чтобы не отпереться потом.

Да уж, было такое! Порой демонстрация пыток влияет на человека лишь немногим слабее собственно пыток. В случае же кардинала Орсини особая пикантность была в том, что заплечных дел мастера, работающие на нас, Борджиа, рвали не абы кого, а одного из доминиканских монахов-инквизиторов, замеченного в шашнях в королём Франции и Савонаролой. Наглядное такое свидетельство того, что Чезаре Борджиа плевать на принадлежность к церкви, что сей факт никоим разом не рассматривается как смягчающее обстоятельство.

Джованни Батиста Орсини рассказал пусть и не всё – подобная публика рассказывает ВСЁ только после долгих недель и когда уже совсем нет иного выхода – но вполне достаточно для полного вскрытия механизма заговора против Борджиа. Орсини, Колонна, Вителли, Маттеи – кардинал говорил обо всех причастных, но особенно бодро и радостно топил давних друзей-соперников, то есть Колонна, выторговывая целостность собственной шкуры.

После таких признаний, сунутых под нос представителям мятежных родов Папской области… Тем оставалось лишь кланяться, каяться и торговаться по поводу размера компенсации. Понимали, собаки хитромудрые, что не в силах сейчас противостоять нам силовыми методами. Попробовали, рассчитывая на французскую помощь, но с треском проиграли эту партию. А затем удалось сыграть всё на том же – на их жадности. Отдать некоторые крепости, причём более половины, но сохранить земли с виноградниками, аббатствами и прочим? Это показалось семейству Орсини приемлемой платой за по сути провалившееся с треском восстание против своего сюзерена.

– Жаль, что Колонна оказались гораздо хитрее!

Родриго Борджиа в ответ на это лишь махнул рукой. Дескать, их время тоже придёт, просто чуть позже. Согласен, признаю, но всё равно немного обидно. В чём там вообще было дело? Просто главные представители сей семейки остались как бы в стороне, выдвинув на передний план младших сыновей или вовсе бастардов. Единственное исключение – кардинал Джованни Колонна, но он смылся в Сиену и носа казать с земель республики не собирался.

Искупительная жертва – вот как это называется. Колонна просто отказались от «недостойных членов рода», выразили огромное сожаление, а вдобавок закрыли глаза как на прибранную к нашим рукам Палестрину, так и на ещё парочку владений с неплохими крепостями, сильнее прочих связанных с беглым кардиналом. И затаились, как мышь под метлой, предпочтя выжидать и понимая, что с формальной точки зрения их не в чем обвинить. Все всё понимали, но… Вот тут моя репутация играла против моих же интересов, Колонна просто не за что было прижучить, а действовать, как говорили в моём родном времени, по беспределу, я не хотел. Лучше выждать. Ведь Колонна так или иначе, но непременно во что-нибудь вляпаются. Иначе они просто не могут, натура у них такая… зело специфическая.

– Господь наш и так покарал неразумных врагов Святого Престола, – надев на пару мгновений маску благостности, изрёк понтифик, после чего вновь стал самим собой. – Но говоря про твои… снадобья, я подразумевал то, что в Риме появится и Пандольфо Петруччи, правитель Сиены. Быть может если он умрёт не здесь, а у себя во дворце, через какое-то время, случившееся не так сильно скажется на нашем гостеприимстве?

– Не та цель, отец! Не будет его, при следующем правителе больше власти перейдёт к сенату и только. Вот если бы сюда приехал Савонарола или хотя бы Джулиано делла Ровере… О, эти двое действительно зажились! То самое восстание, которое могло и не удаться без поддержки Савонаролы и монахов-доминиканцев, оно доставило нам много неприятностей. А поэтому… Савонароле пора умереть, только вот насчёт обличья смерти надо как следует поразмыслить. Жаль, что с доминиканцами так просто не получится. Хотя…

– Разве с Савонаролой будет просто? – заинтересовался Родриго Борджиа. – Говори, Чезаре, если у тебя действительно появилась мысль, как добраться до этого еретика.

– Мысли то есть, но придётся поработать. И немного подождать. Лучше всего будет аккуратно подвести к Савонароле кого-то из доминиканцев из числа тех, кого этот «глас господень» успел сильно, очень сильно разозлить, но так, чтобы это осталось незамеченным. Найди мне такого человека, отец, а уж я позабочусь о том, чтобы Савонарола взял и помер. Наиболее выгодным для нас образом и в нужное время. Заметь, тому человеку не придётся жертвовать собой, хотя риск будет велик. Ты понимаешь?

– Я всегда понимаю тебя. Чезаре, – безбожно польстил себя Родриго Борджиа. Хотя… если учитывать его понимание настоящего Чезаре Борджиа, то да, согласен. Сейчас же ситуация переменилась, пусть он сам этого никогда не узнает. – Отдам приказ и тебе найдут такого человека. А я потом посижу втайне и послушаю, как ты будешь его уговаривать, – и тут же «отец» переключился на другую тему. – Орсини, Колонна, Петруччи – это враги, хотя двое первых будут просить, а третий коварно улыбаться, чувствуя за своей спиной поддержку Венеции. Но будут как союзники, так и желающие ими стать. У каждого найдутся свои слова и просьбы. Что будем делать с ними?

– Я бы хотел услышать твой совет, отец. Ты очень вовремя пришёл… сам собирался идти к тебе с просьбой помочь.

Никакой лести. Ладно, самая малость оной, не буду притворяться. Только в таких сложных и заковыристых делах очень вредно принимать решения как одному, так и советуясь с одним-двумя доверенными лицами. Из доверенных же и одновременно понимающих сейчас в Риме присутствовали лишь Бьянка, Хуан Борджиа Льянсоль де Романи и… Родриго Борджиа. С первой поговорить уже успел, а второй пока не попался из-за крайней загруженности делами нас обоих. Третий же вот он, тут как тут, а к тому же явно преисполнен энтузиазма. Самое оно!