Текст книги "Русский пасьянс"

Автор книги: Владимир Пимонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Я, значит, папаша-негодяй, должен был сказать спасибо "органам правопорядка" за спасение своего ребенка! А кого имел в виду ТАСС под "распоясавшимися антисоветчиками"? Избитых кагэбэшниками иностранных корреспондентов, что ли?

А в телеграмме агентства от 15 февраля 1987 года, озаглавленной "Дутые трагедии по подстрекательским сценариям", ТАСС был уполномочен сообщить подробную биографию "нарушителя закона":

"В некоторых кругах в последнее время получил хождение термин "разъединенная семья". Им широко пользуются, создавая впечатление, что он имеет отношение к законодательству, которое, как известно, никому не дозволено нарушать. Но фокус в том, что пытаются нарушить закон как раз те лица, которые произвольно зачислили себя в эту сомнительную категорию. Пытаясь выжать слезу у зарубежных радетелей порядка, они стремятся добиться разрешения поступить отнюдь не в соответствии, а вопреки советским законам.

Выпускник Московского государственного института иностранных языков В. Пимонов с 1972 по 1982 год работал в системе Министерства среднего машиностроения и, как гласят соответствующие документы, "знаком с секретными данными, которые не утратили своей актуальности". В. Пимонов женат на датчанке, которая в свое время училась в Москве в Институте русского языка.

Казалось бы, все ясно: любое государство имеет право хранить свои секреты. Живите на здоровье в Москве.

Но не тут-то было. "Разъединенная семья!" – слышится в стане Пимоновых и подпевающих им антисоветчиков за рубежом".

Такой была "гласность" Горбачева – в документах эпохи.

В январе 1988-го мне неожиданно дали разрешение на выезд из СССР. То ли решили, что "секретность" моя кончилась, то ли хотели снять напряжение в отношениях с Данией. Знаю только, что решение принималось на самом верху, чуть ли не сам Горбачев дал команду выпустить всех "отказников" и "членов разъединенных семей". В тот год уехали на Запад и все мои друзья – кто в Америку, кто в Израиль.

С тех пор изменился и мир, и сам Горбачев.

УХОД ГОРБАЧЕВА

...Я так погрузился в воспоминания о том, теперь столь далеком горбачевском времени, что даже не заметил, как юбилейный вечер "Яблока" в Доме архитектора подошел к концу. Я очнулся от звона бокалов. Какие-то загулявшие "яблочники" допивали остатки шампанского.

В полуопустевшем зале мелькнула фигура Горбачева. Он вежливо, интеллигентно улыбнулся оставшимся гостям и направился к выходу в сопровождении одного-единственного, символического телохранителя.

Уже никто не аплодировал, на лицах уставших людей застыло безразличие.

В новой России не принято уделять слишком много внимания тем, кто выпустил из рук власть.

"НА МОИХ РУКАХ НЕТ КРОВИ"

Позже мне довелось присутствовать на выступлении Горбачева в прямом эфире радиостанции "Эхо Москвы".

Отставной президент отвечал на вопросы слушателей и под конец объявил о создании своей социал-демократической партии. После эфира я решил подарить ему свою книгу о политзаключенных "горбачевской эпохи".

– Не обижайтесь, Михаил Сергеевич, но в этой книге политзаключенные говорят про вас то, что думают. Это – правда, – сказал я, как бы извиняясь.

– Абсолютной правды нет. У каждого своя правда. У них – своя, у меня своя, – ответил Горбачев.

Наверное, он прав, этот человек, давший "добро" на разрушение Берлинской стены и вывод советских войск из Европы.

Говорят, в обмен на миллиардные кредиты. Куда делись те кредиты? Газеты писали, что ответ на этот вопрос унес с собой в могилу кремлевский кассир Кручина. Как и многие другие партийцы, приближенные к тайнам цековской казны, он покончил с собой. Выбросился с балкона – согласно официальной версии.

Горбачев был невольным и безмолвным свидетелем распада СССР. Да, это произошло против его воли. Он любой ценой пытался остановить неизбежный ход истории. Вспомним Сумгаит, Фергану, Нагорный Карабах, Тбилиси, Баку, Алма-Ату, Душанбе, Ереван, Кишинев, Вильнюс, Ригу. Сколько невинных людей погибло в той кровавой резне!

И задним числом Верховный главком Горбачев всегда говорил: ничего, мол, не знал, все делалось военными и КГБ за моей спиной. Когда в Тбилиси российские солдаты изрубили саперными лопатками грузинских женщин, вышедших на мирную демонстрацию, генсек, по его словам, крепко спал.

Однажды, пожимая руку собеседнику, Горбачев сказал: "На моих руках нет крови".

У каждого своя правда. У Горбачева – своя, у истории – своя.

Сегодня Горбачев другой.

"Горбачеву благодаря, ем сегодня пиццу я!" – звучит за кадром голос старушки в рекламном американском ролике. А на экране – дедушка Горбачев с внучкой. В ресторане "Пицца Хат".

Ничего не поделаешь, рыночная, понимаешь, экономика!

Глава 7

ВЕЧНО ЖИВОЙ

– В гробу я его видел, – раздраженно сказал иностранец, выходя из Мавзолея.

Н. Богословский

ПРОЩАЙ, НАШ КРАСНЫЙ ФЛАГ

На следующее утро после попойки в Доме архитектора я проснулся в своем фешенебельном номере в гостинице "Метрополь".

Голова раскалывалась от похмелья. В оконной раме стояла знакомая с детства картина: Спасская башня Кремля с рубиновой звездой. Как в школьном букваре. Как в беззаботном и светлом детстве, когда я первоклассником вместе с ребятами из нашего двора в Лиховом пробирался по московским крышам через Столешников, в обход милицейских заграждений, чтоб хоть одним глазом увидеть военный парад на Красной площади и с гордостью посмотреть на трепещущий под порывами ветра красный флаг.

25 декабря 1991 года в 19.38 по московскому времени над Кремлем был навсегда спущен советский флаг. Советский Союз почил в бозе. Почему-то вспомнилась последняя встреча с поэтом Евгением Евтушенко в Копенгагене, где он на английском читал свое стихотворение "Прощай, наш красный флаг":

Прощай, наш красный флаг...

С Кремля ты сполз не так,

как поднимался ты – пробито, гордо, ловко

под наше "так-растак"

на тлеющий рейхстаг...

и дальше:

Прощай, наш красный флаг...

Ты был нам брат и враг.

Ты был дружком в окопе,

Надеждой всей Европе,

Но красной ширмой ты

Загородил ГУЛАГ...

Люди плакали. Не из любви к красному флагу. Это была ностальгия по их юности. Просто мы все родились и выросли под этим флагом. И те, кто ему поклонялся, и те, кто его ненавидел.

Потом, гуляя с Евтушенко по замку Гамлета в Эльсиноре, я сказал ему: "Мне больше нравится не про флаг, а старое, из юности – "Идут белые снеги, как по нитке скользя". – "Спасибо, что ты сохранил в сердце мои стихи", ответил поэт. Тем же вечером он подарил мне свою новую книжку стихов на английском, надписал: "Наш почти интеллектуальный таблоид проникает повсюду – как непобедимый сперматозоид". Это он так прошелся по датской газете, опубликовавшей в моем переводе его эссе о русской культуре.

БУФЕТ В МАВЗОЛЕЕ

С похмелья подумалось: вот я лежу в теплой пуховой постели, в номере за 250 долларов в сутки, а ведь в паре сотен метров от меня лежит другой человек. Ленин.

Я представил себе Мавзолей. В ящике из пуленепробиваемого стекла лежит покойник с красноватой бородкой. В костюме и галстуке. По кругу, выложенному ковровой дорожкой, идут посетители, всматриваясь в лицо покойника. В советские времена Мавзолей ежегодно посещало два с половиной миллиона человек. Двенадцать тысяч в день!

Тело Ленина до сих регулярно смазывают специальным раствором, чтобы выглядело натурально – как живое. Когда-то, ещё во времена Брежнева, в здании Мавзолея помещался буфет для членов Политбюро. Популярный московский журнал горбачевских времен опубликовал меню буфета: коньяк, водка, балык, осетрина, черная икра. В общем, закусывали за здоровье Владимира Ильича чем бог послал. Буфет при Горбачеве ликвидировали. Все остальное по-прежнему.

В Мавзолее я бывал два раза в жизни.

Первый раз пятилетним ребенком в 1960-м – вместе с родителями, когда забальзамированная мумия Сталина ещё покоилась рядом с ленинской, до приказа Хрущева о выносе тела вождя, обвиненного в "культе личности".

Второй раз я был в Мавзолее вместе со своим главным редактором, датчанином Свеном Ове Гэдэ. С детской непосредственностью западного человека он решил поближе рассмотреть мумию вождя мирового пролетариата и, выступив из общего круга посетителей, неожиданно для охраны бодро направился прямо к саркофагу. Не успел он сделать и двух шагов, как его взяли в кольцо стражи в черных костюмах и настойчиво попросили вернуться в общий круг: "Проходите, не задерживайте движение! Энергичнее, энергичнее!"

По инструкции, посетителям запрещено приближаться к бессмертному Ильичу. В брежневские времена ходило много историй о старушках, воспринимавших слова о вечно живом Ленине буквально. Их прямо из Мавзолея увозили в психиатрическую больницу за метание в саркофаг писем с жалобами. Кто-то просил помочь с квартирой, кто-то – лампочку в подъезде ввернуть.

ЭТО НЕ МОЗГ – А ГОВНО

Архивные материалы о деятельности Ленина, рассекреченные только при Горбачеве, публиковались на Западе ещё в 30-е годы.

"Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотских проволочек!", "повесить, повесить, дабы народ видел, не менее ста кулаков и богатеев", "выплатить за каждого повешенного 100 000 рублей, а затем свалить все преступления на белогвардейские части" – это образчики личных директив "самого человечного человека", как называла Ленина советская пропаганда с легкой руки революционного поэта.

А его знаменитое письмо Горькому о русских интеллигентах, "мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг – а говно"!

Красный террор, создание концлагерей (за двадцать лет до Гитлера!), уничтожение крестьянства и казачества, духовенства и офицерства, захват заложников как средство политической борьбы, организация тайной полиции с полномочиями расстреливать подозреваемых без суда и следствия – таким знал Ленина западный обыватель – из его же собственных программных статей, запрещенных в СССР.

ЛЮБИМОЕ БЛЮДО ВОЖДЯ

Из теплой постели вылезать не хотелось. Я поуютней закутался в одеяло, взглянул на будильник. Стрелки показывали 8.00. Огляделся. Телевизор, письменный стол, кресло, маленький белый холодильник в углу.

И вдруг кожей почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Уж не скрытая ли телекамера вмонтирована в потолок? Обвел взглядом стену над кроватью. И обмер. Со стены на меня прищурившись смотрел Ленин.

Неожиданно для самого себя я пробормотал:

Двое в комнате.

Я – и Ленин,

фотографией на белой стене.

Чертовщина! Прошло сорок лет с тех пор, как я первоклассником заучил этот стишок Маяковского, но каждый раз, когда в голове возникает образ Ленина, – стишок автоматически появляется на языке. Так же рефлекторно, как вырабатывается слюна у собаки Павлова при звонке, сигнализирующем о подаче еды. Далекие, едва различимые картинки детства проступили в памяти.

Моя бабка, Александра Ивановна Юрова, нижегородская крестьянка, заставляет меня съесть кусок черного хлеба, приговаривая: "Черный хлеб был любимым кушаньем Ленина. Будь хорошим мальчиком. Съешь хлеб. Будь как Ленин!"

Я ещё не ходил в школу, а бабка уже рассказывала мне, как Ленин, сидя в царской тюрьме, лепил из шариков черного хлеба чернильницу, наполнял её молоком и писал статьи о пролетарской революции. Потом выпивал молоко и закусывал чернильницей. Соратники Ленина подносили написанный молоком текст к свече и читали проступавшие на бумаге коричневатые буквы.

Какая мифологическая картина! В ней было что-то религиозно-дьявольское, что заставляло меня немедленно последовать примеру Ленина и съесть кусок черного хлеба, поднесенный бабкой к моему рту.

С тех пор, став убежденным антикоммунистом, я не ем черный хлеб.

Впервые "политически незрелым" меня назвала учительница в школе за анекдот про Ленина:

"Голодные ходоки жалуются Ленину:

– Едим солому. Скоро мычать будем.

А Ленин отвечает:

– Не верю, я вот ем медок, а не жужжу".

Одноклассники катались со смеху, а меня за этот анекдот не приняли в октябрята и лишили заветного красного значка с изображением кудрявого Ленина-ребенка. Да ещё вызвали родителей в школу, пропесочили за плохое воспитание сына. Я ревел от стыда. Краснел перед директором школы и мой отец, отставной офицер и член партии, да ещё депутат райсовета.

НЕМЕЦКИЙ ШПИОН

Когда я уезжал из Советского Союза, в разгар горбачевской перестройки, портреты Ленина ещё висели повсюду: в больницах, на фабриках, в школах, в учреждениях. Теперь вместо портретов Ленина – рекламные щиты с изображением Шварценеггера или какого-нибудь известного в криминальном мире дельца, баллотирующегося в парламент.

Был в гостях у одноклассника. Спросил его двенадцатилетнего сына Ярослава:

– Вы Ленина в школе проходите?

– А Ленин это кто? – Подумав, мальчик, вспомнил: – А, кажется, проходили. Это тот немецкий шпион, которого тайно ввезли в Россию в пломбированном вагоне. Ему ещё поручили законное правительство свергнуть. Училка рассказывала, он умер от сифилиса.

– А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? – спросил я школьника.

– Что за глупый вопрос. Однозначно – Березовским! – твердо ответил Ярослав.

В его возрасте я мечтал стать Гагариным.

ТРИ ЛЕНИНА НА ТВЕРСКОЙ

То, что тело Ленина до сих пор не предали земле по христианскому обряду, объясняется не столько политическими причинами, сколько татарско-азиатским, иррациональным устройством русской души.

К Мавзолею до сих пор стоят очереди пожилых людей. В их языческом ритуале поклонения идолу таится русская вера в чудо: в возрождение собственной гордости, связанной в их жизни с именем Ленина.

Это они, униженные, никому не нужные, живущие на нищенскую пенсию, подрабатывают у входа на Красную площадь, предлагая туристам листовку "За Ленина!".

А рядом на книжном развале молодой человек в дубленке торгует гитлеровской "Майн кампф". Ленин и Гитлер рядом.

Прав был философ Николай Бердяев, высланный Лениным из Советской Республики: "Русский коммунизм и германский национал-социализм имеют общие демонические корни".

Из головы не шел стишок:

Двое в комнате.

Я – и Ленин,

фотографией на белой стене.

Почему, черт возьми, я повторяю эти строки, как кришнаит мантру?

Откуда взялась эта фотография Ленина, приколотая к стене моего гостиничного номера канцелярской кнопкой?

И самое удивительное: на фотографии Ленин был не один, а стоял в обнимку с каким-то ехидно улыбающимся господином в черном пиджаке, явно подшофе. Господин этот как две капли воды был похож на меня. А может, я вовсе и не в гостинице, а в психушке, где провел последние десять лет? И никуда я не уезжал, и никакой я не эмигрант, и все эти истории про сказочную Данию мне просто приснились? Я закрыл глаза. Мне представились окровавленная голова Чаушеску, зияющая дыра в Берлинской стене и пляшущий Ельцин с дирижерской палочкой.

Я мгновенно протрезвел.

Вспомнил, что прошлым вечером фотографировался в обнимку с Горбачевым. Но не с Лениным же!

Все, вспомнил. По дороге в гостиницу с вечера в Доме архитектора я зашел в какую-то пивную у Красной площади пропустить последнюю перед сном. В той пивной я и встретил Ленина. Вылитого! Он был в кепке, вонял портвейном и держал под мышкой газету "Правда". Даже по-ленински картавил, произнося букву "р". За эту полароидную фотографию он взял с меня десять долларов – стандартная такса для иностранных туристов, желающих запечатлеться на фоне Ленина. Потом ещё рассказывал, как раньше работал школьным учителем в провинции, а при Брежневе сел за антисоветский анекдот. Сейчас зарабатывает на хлеб, кося под Ленина.

– Конкугенция у нас сегьезная. Тги Ленина на Твегской объявилось, хоть в милицию иди за помощью, – пожаловался двойник вождя.

Мне стало не по себе. Неужели это посмешище, несчастный шут, голодный школьный учитель в задрипанной пивной – все, что осталось от кумира целого поколения?

ШАМПАНСКОЕ НАТОЩАК

В дверь постучались. В мой номер, катя перед собой тележку, вошел одетый в белый смокинг официант с негритянско-лиловым лицом. На тележке стояло ведерко с бутылкой шампанского "Дом Периньон".

– Я не заказывал никакого шампанского!

– Это подарок особо важным гостям от владельца гостиницы, – ответил негр, расплывшись в белоснежной улыбке (а может, мне просто показалось, что это был негр?).

– Я никакой не особо важный, – ответил я раздраженно.

– Да, но шампанское положено всем гостям, долго проживающим в гостинице, – невозмутимо парировал лакей.

"Только идиоты вроде меня живут по три недели в номере за 250 долларов в сутки, – подумал я. – Ну кто пьет шампанское натощак в девять часов утра? Только русские. Черт возьми, я же сам русский, хоть и новый датчанин".

– Наливай! – приказал я лиловому официанту, и пробка, как ракета, со свистом ударила в потолок.

Глава 8

ВОЗВРАЩЕНИЕ В УСТАВШИЙ ГОРОД

И поехал с чувством настоящего француза

Изучать Россию и странные русские нравы.

В. Розанов. Опавшие листья

Города как люди. У них тоже своя биография, свое настроение; есть веселые города, есть грустные, есть усталые.

Копенгаген, где я живу, – город веселый, улыбающийся, бесшабашный, гуляющий. Такой же веселой в моей юности была и Москва. Вернувшись в Москву после десятилетнего перерыва, я увидел уставший город. Уставший от митингов, мини-революций и нищеты.

Больше половины москвичей живут за официальной чертой бедности. Старый знакомый – профессор, лауреат Ленинской премии, ученый-ракетчик с мировым именем – получает 4000 рублей в месяц. Подрабатывает разгрузкой овощей для киосков – за сто рублей в день. А его соседка, инженер на пенсии, покупает на рынке кости для собак, чтобы сварить себе суп.

МЕСТО АРТИСТОВ – В БУФЕТЕ

В январе 1998-го я побывал в Большом театре. Там проходили Дни памяти Михоэлса, выдающегося советского актера, основателя еврейского театра. Его убили при Сталине.

Первым номером в программе был "Бабий Яр" Евгения Евтушенко.

– Что тебе эта программа? Мы сами артисты. А место артистов – в буфете. Приходи сразу на банкет. Я проведу. Будут Кобзон, Башмет – в общем, весь бомонд. Не забудь надеть смокинг, – приглашал старый друг-бизнесмен.

Смокинг у меня был – специально купленный за счет газеты перед поездкой в Москву, а вот манжеты для рубашки к смокингу я забыл в Копенгагене.

К счастью, в здании "Метрополя" был открыт бутик. Но самые дешевые манжеты стоили 50 долларов. Я немного смутился. Главбух газеты может не понять, если я представлю ему чек на такие манжеты в отчете за командировку. Разукрашенная косметикой длинноногая продавщица, от которой разило французским парфюмом, поняла смущение бедного иностранца и вежливо сказала:

– Если ваш бюджет не позволяет приобрести манжеты в нашем магазине, попробуйте зайти в киоск в переходе. Там есть подешевле.

Я бросился в подземку и купил заветные манжеты за 10 баксов – как в Дании.

На банкете я действительно увидел Кобзона. Подошел к нему спьяну, поблагодарил за песни, с которыми прожил большую часть жизни.

Потом столкнулся с Башметом.

– Вас встретить – все равно что встретить Пушкина. Вы гений! Лучший скрипач века! – рассыпался я в комплиментах, абсолютно искренне.

– Спасибо, – вежливо ответил Башмет и скромно добавил: – Я не скрипач, я альтист.

– Да ладно, какая разница, все равно вы Пушкин в музыке, – выпалил я, и мы чокнулись. Бокалами с шампанским – как кабацкими рюмками. Оба хорошие.

ЭТО ЦЕНЫ ИЛИ НОМЕРА ТЕЛЕФОНОВ?

Коллеги журналисты жаловались мне, что ничего не могут понять, попадая в сегодняшнюю Москву.

– Как же так? Газеты пишут об экономическом кризисе, а город по внешнему виду ничем не уступает Парижу или Нью-Йорку. Тверская почти как Елисейские поля. И люди здесь одеты значительно лучше, чем на Западе, и рестораны шикарные – яблоку негде упасть. Меню по толщине – как "Война и мир". А цены! Это что, цены или номера телефонов? Откуда у людей деньги, если им не платят зарплату? – недавно удивлялся известный датский фотограф, впервые приехавший в Россию.

Я и сам удивляюсь. Рестораны дорогущие набиты "праздно жующими", а учителя и врачи бастуют – есть нечего, зарплату не платят.

В школе нам объясняли, что капиталистическая Англия – страна парадоксов. С одной стороны – роскошь и богатство, с другой – нищета. Ничего подобного в Англии нет. А есть – в России.

Нигде в мире я не видел такого скопления в одном месте шестисотых "мерседесов", разных джипов – от "ланд крузеров" до "чероки". Недавно прочитал, что в одной Москве продается больше БМВ, чем во всей Германии, стране-производителе.

НЕ ПЛАТЯТ – ВОРУЙ

Мой старый друг Якоб Андерсен, простой датский крестьянин, ставший журналистом с мировым именем, цинично заметил, приехав в Россию:

– Ну раз при всей этой вакханалии роскоши и бесстыдства люди жалуются, что им не платят денег, значит, они просто воруют. По сравнению с обычными московскими магазинами дорогие бутики на престижной пешеходке Копенгагена выглядят как дешевые лавки в той деревне, где я родился.

И самое удивительное для европейца: в Москве все работает круглосуточно.

Посреди ночи можно купить меха и дубленку, бриллианты и духи, ночью можно даже помыться в бане и сделать массаж, можно зайти в супермаркет, где выбор продуктов намного больше, чем в Дании. У моих коллег, бывавших со мной в Москве, от удивления отвисала челюсть: они никогда не видели в Копенгагене такого выбора колбасных изделий и шоколадных конфет в красивых коробках, как в "Крестовском", "Рамсторе" или "Седьмом континенте".

– А как же профсоюзное соглашение? Ведь ночью нельзя работать! вопрошали коллеги.

– А почему водка и сигареты стоят так дешево? В России что, нет налогов на спиртное и табак?

– Как живут русские, если им не платят зарплату? – из года в год спрашивал меня мой главный редактор Свен Ове Гэдэ.

Приходилось объяснять, что большинство людей работает на нескольких работах, что официальная зарплата в рублях – для отвода глаз, что даже самые солидные фирмы выдают зарплату "вчерную", чтобы не платить налоги. По бумагам зарплата может быть 50 долларов, то есть 1500 рублей, а под столом доплачивают ещё 500-1000 долларов, не везде, конечно. Налоговое законодательство устроено таким образом, что если все делать по-честному, то не будет ни бизнеса, ни рабочих. Поэтому нашли выход – вообще налоги не платить, а платить взятку, что дешевле.

Все в России делается в обход закона. Россия – громадный, беспредельный черный рынок.

– А как же государство существует, если никто не платит налоги? Значит, казна пустая? – спрашивал редактор.

– Казна пополняется за счет продажи нефти и газа, которую контролирует государство через доверенных олигархов. Олигархи платят дань в казну, чтобы их не посадили в тюрьму за махинации. Такие правила игры, – проводил я ликбез по русской экономике для своего редактора.

– Ну а как же крестьяне выживают на земле после ликвидации колхозов? не унимался он.

В мои рассказы про приусадебные участки и огороды он не верил.

– Не может быть. Нельзя на огороде вырастить столько, чтоб хватило на год, – сказал редактор.

Перед уходом на пенсию он специально приехал со мной в Россию в поисках ответа на вопрос: "Как выживают русские?"

За ответом поехали в деревню. На Волгу, под Кострому.

ГОСПОДЬ И КАРТОШКА

Нигде разрушение России не видно так отчетливо, как в деревне.

Приехали в бывший колхоз. В окрестном лесу валяются обломки коммунизма: останки сгоревших грузовиков, ржавые запчасти к каким-то военным установкам, куски колючей проволоки, бетонные плиты. Еще недавно здесь была секретная ракетная часть. Меня охватило ощущение, что после распада СССР военные бежали отсюда, как при отступлении под ударами врага. Лес превратился в гигантскую свалку металлолома.

Территория колхоза заросла бурьяном. Разруха – будто татарские полчища по земле прошли. Приватизацию крестьяне поняли по-своему: растащили по кускам коровник – кто крышу домой унес, кто – оконные рамы... Поголовье скота упало в несколько раз. Молодые из деревни разъехались – искать заработка в город. Старики вымирают. Спиваются. А те, кто поверил правительству, бросившему клич организовывать фермерские хозяйства, разорились из-за ростовщической политики государства. Попали в пожизненную долговую кабалу. Набрали кредитов под бешеные проценты, а подскочившие цены на горючее и удобрения съели эти кредиты за несколько месяцев.

Ельцинскую "фермеризацию" здесь проклинают. Принесла она не меньше горя и разорения, чем сталинская коллективизация. От голода спасают только огороды.

Я не говорю о заезжих дачниках и "новых русских", построивших дома-хоромы. Речь о крестьянах, приросших к земле.

Здесь не любят говорить о президенте. Кремлевскую власть презирают.

"Бездельники они там все в правительстве и жулики" – таково отношение крестьян.

Девяностолетняя Павла Матвеевна, живущая одна в своей полуразрушенной избе с провалившейся крышей, сказала:

– Президент, прости господи, преступник. Он бы сюда приехал, посмотрел, как люди живут в нашем колхозе "Путь к коммунизму". Долго бы не выдержал – сдох бы с голоду.

Пенсия у Павлы Матвеевны – 300 рублей, но и её задерживают месяцами.

– Господь и картошка – вот чем и живу, – объяснила Павла.

Она лучше любых экономистов знает великую тайну русского крестьянина, владеющего непостижимым искусством – искусством голодать. При советской власти разглашение этой государственной тайны сурово каралось. Когда-то писатель Лев Тимофеев написал книгу "Технология черного рынка, или Крестьянское искусство голодать". Уже при Горбачеве автору за это дали шесть лет лагерей строгого режима.

Местный деревенский священник подарил моему редактору русскую матрешку. Тот поблагодарил за подарок и задумчиво произнес:

– Да ведь это модель русского общества. На вид одно, внутри – другое. Как в театре с несколькими занавесами. Недаром у русских есть выражение "потемкинские деревни".

Тот православный священник – отец Георгий, в миру Юрий Михайлович Эдельштейн, – по образованию филолог, специалист по английской литературе. С 1970-х годов выступал за права верующих, был известным диссидентом. А его сын Юлий отсидел в лагере за правозащитную деятельность, потом уехал в Израиль, стал там министром в правительстве.

Про подаренную отцом Георгием матрешку мой редактор вспомнил по возвращении в Москву, когда я повел его на экскурсию в Государственную думу.

– А вот эти бандитского вида люди, это что – члены парламента? удивленно спрашивал он меня, увидев в коридоре Думы группу бритоголовых молодцов с квадратными лицами.

Пришлось объяснять, что это, скорее всего, помощники депутатов.

На вид одно – внутри другое. Внешность часто обманчива, особенно в Москве.

ОДА ГРАДОНАЧАЛЬНИКУ

Новорусская Москва с сияющими золотом куполами, свежевыкрашенными купеческими домами, просторными площадями, элегантными витринами французских и итальянских бутиков, шикарными ресторанами, безумными дискотеками и ночными клубами, громадными джипами-сундуками, беспечная, людная, нарядная, красивая, смеющаяся, пьющая, жующая, веселящаяся, танцующая, бредящая будущим, – только фасад этого великого византийского города.

"Фасад имени Лужкова", – иронично заметил знакомый режиссер, придумавший смешной, но обидный для московского градоначальника стишок:

Москву, залитую мочой,

Одел ты золотой парчой.

На фоне фасада – перед входом на Красную площадь, у бывшего Музея Ленина, стоят старушки. Продают последнее: старые туфли, кофточки, шерстяные носки. Бабушки, что порасторопнее, собираются у аптеки № 1, неподалеку от здания КГБ. Фарцуют наркотиками. Милиция "крышует" присматривает, чтоб бабулек никто не обидел. Мзду представителям правопорядка платят организаторы наркобизнеса.

Много нищих. В переходах, на улицах, у церквей, на дорогах, особенно в центре города. Настоящих нищих – меньшинство. Это, как правило, старушки. В основном же фальшивые – переодетые в нищих или наряженные в купленную на рынке солдатскую форму мужчины с картонной табличкой на груди: "Подайте ветерану Чечни!"

Какие-то стервятники насильно привозят из провинции безногих калек и заставляют их изображать ветеранов Чечни или Афгана. За право работать нищие платят "аренду" милиции – иначе враз проверят прописку и прогонят с точки.

В столице существует даже специальный театр-студия для подготовки "нищих". Преподают в нем профессиональные режиссеры, а руководят театром воры в законе.

Проститутки. Они повсюду – на Тверской, у гостиниц "Москва" и "Интурист", на Ленинском проспекте, на Ленинградке, на проспекте Мира, в скверике напротив старого фонда Горбачева. Большинство проституток иногородние. Они дешевле, чем коренные москвички, зато риск подцепить какую-нибудь заразу выше. Сутенеры сидят в машинах. Милиция на посту "крышует".

Ученые, врачи, учителя нанялись продавцами на рынок. В школе и поликлинике зарплата – слезы.

Знакомый кандидат наук пляшет под гармошку в переходах. Однокашник – в советские времена ученый, специалист по лазерной медицине, – подрабатывает извозом на "жигуленке", а одноклассница, защитившаяся когда-то по арабской культуре, торгует в киоске театральными билетами. Встретил я и своего институтского заместителя декана, члена парткома. Служит он теперь священником в храме. Не вписались эти люди в новую систему координат.

Зато не остались без куска хлеба бывшие партийные и советские руководители. Многие теперь акционеры-владельцы в прошлом государственных предприятий, где в недавние времена заседали в парткоме: раньше имели по должности, теперь приватизировали – по понятиям. А то, что рабочим, учителям, врачам и шахтерам не платят зарплату или отключают электричество в больнице, где на операционном столе гибнет пациент, – так это издержки рыночной системы.

– Дележ собственности не бывает честным, – мудро заметил один из классиков русского капитализма.

Кто был никем, тот стал ничем.

Россия вновь, не в первый уже раз в истории, поставила на себе чудовищный, беспощадный политико-экономический экперимент по самоуничтожению – на диво всему миру, для которого жизнь экспериментаторов в этой стране кажется такой же загадочной и таинственной, как жизнь пауков в стеклянной банке.

НА ОБЕДЕ С БРОДСКИМ

Единственное, за что на Западе всегда уважали Россию – это её великая культура, выстоявшая и выжившая несмотря на все попытки властей её уничтожить.

О книгах разговор особый.

Книг – океан. Книги везде. Круглосуточно. В магазинах, киосках, на рынках, на уличных развалах. Книгоиздательство в России расцвело, как нигде в мире. Издается все – от Сократа до Гитлера, от Шекспира до Марининой, от Кафки до Пелевина.

Книги покупают все. Молодые и старые. Образованные и не очень. Богатые и бедные.

Если у русского человека завелось немного денег, он купит книгу. Если ещё останется – водку и закуску. Мои друзья говорят, что я преувеличиваю: русский человек купит сначала не книгу, а водку. Но мне кажется иначе, может быть оттого, что за все годы работы в Дании я среди своих коллег-журналистов встретил только двух-трех, прочитавших больше одной серьезной книги за всю жизнь.