Текст книги "Зеркало для ангела (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Лена, скажи, что ты мне верила, что любила меня! – кричал Иван, отчаянно цепляясь за скатерть. – Нельзя любить, если не веришь самому себе. Вспомни, что говорила бабушка. Зеленая ветка растет только потому, что следует плану. Она не может сомневаться, и каждый день рождает новые клетки. И она становиться такой, какой должна быть. Если бы все живое сомневалось и не росло в пасмурный день, то вся жизнь захирела бы и умерла. Также и любовь, если в нее не верить самому, а искать доказательства, то она перестает расти, перестает жить. Ты же всегда мне верила?

Лене очень хотелось крикнуть, что она всегда верила и себе, и Ивану, и все делала, чтобы их любовь не умерла, но это было не так. Она требовала доказательств любви и не всегда их принимала, если считала не слишком убедительными. Она никогда не просила прощения, даже, когда знала, что не права. Но теперь все будет по-другому!

– Нет, но... – начала она.

Иван перехватил скатерть ближе к центру стола. Лена наклонилась и схватила его за руку.

– Сергей, держись! – крикнула Тамара, и вцепилась в юбку Лены.

– Ты Сергей? – удивилась Лена.

– Сергей, Сергей! – подтвердила Тамара.

Лицо ее было близко, и Лена увидела, что волосы Тамары из медно-красных становятся рыжими, зад сдувается, и вся она начинает все больше и больше походить на пронырливую турагентшу.

Лена ослабила руку, и в то же мгновенье Иван, он же Сергей, улетел в ледяную пустоту.

13. ТРАМВАЙНЫЙ КРУГ

Стол остановился и превратился в трамвайный круг. Вокруг было темно. Лена сидела на скамейке, и ее трясло от холода.

Ей было страшно. Даже, если все произошедшее было сном, то этот сон был реальнее любой яви во сто раз. Когда Тамара поставила на стол три разноцветных банки, Лена почувствовал, что ее судьба действительно от нее отделилась, и ее самой нет нигде – ни в прошлом, ни в будущем. Ее, как будто стерли из памяти, приподняли над землей, и теперь она могла видеть и прошлое, и будущее за одним только исключаем – она не видела себя самой.

Ее не было ни в самолете рядом с Дианой, ни в конторе Йонаса, ни на набережной Босфора. Ни в Турции, ни в России, ни в одной из стран, ни на одном континенте. Ни на суше, ни на море, ни в небесах. Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю, ни через год. Тщетно она обшаривала пространство и время. Несколько раз она натыкалась на Ивана настоящего, который собирался на ком-то жениться, но на ком именно, Лена разглядеть не могла, да и не было на это времени.

Время летело стрелой. Белый снег покрывал улицы ее родного города, хрустел под ногами, таял и пробирался скользкими подземными ходами к Москва-реке. Над застывшим морем городских крыш вставало оранжевое солнце, катилось по жести и шиферу, ныряло в переулки и распускалось летними сумерками. А в мире бушевали конфликты. Большие, средние и совсем крошечные – семейные. Избирали президентов и всевозможных мисс. Матери рожали детей, которые вырастали и шли в школу, но Лены не было нигде.

Только этого еще не хватало! – думала она. – Куда же я подевалась? Даже, если я умерла – тьфу-тьфу-тьфу! – то, где же тогда тело?

В будущем тела не было. Оно возникало на пустой скамейке, рядом с трамвайным кругом, и тут же исчезало, не попадая даже в прошлое. Рядом промчалась машина. Из одного конца улицы в другой, из своего прошлого в свое будущее, и только у Лены не было ни того, ни другого.

Она удивлялась до тех пор, пока ей не стало совсем жутко. Ее, как будто, не пускали ни в завтра, ни во вчера. Все обрывалось на пороге распахнувшейся пред ней бездны, и она падала в эту бездну и падала. От нее настоящей осталась лишь тень.

И, вдруг, она вспомнила рассказ Митрича. То место, где управляющий говорил, что княжна должна была выйти замуж за Александра, потому что нельзя разделять судьбу. Что именно в судьбе нельзя было разделять, оставалось не ясным, но у Лены появилась цель. Она, вдруг, поняла, что ее брак имеет гораздо большее значение и не только для нее одной, и все, что с ней сегодня произошло – это очень важно, это подсказка. Что будет дальше – неизвестно, но то, что было – было необходимо.

И как только Лена это поняла, все стало на свои места. Она снова появилась и в прошлом, и в будущем, а к трамвайному кругу подкатил красный кабриолет с Дианой за рулем.

– Где Иван? – спросила Диана.

– Он не Иван, он Сергей.

– Еще и с именем наврал! Теперь ты поняла, чего стоит твоя любовь?

Лена горько вздохнула.

– Поняла. Я ее не берегла. Я сама не верила, что люблю.

– Ну, что ты будешь делать! – всплеснула руками Диана. – Кто о чем, а вшивый о бане! Девке двадцать пять лет...

– Двадцать четыре, – поправила Лена.

– Ах, извини! Двадцать четыре, а она то о боге, то о горшках. Ухаживала плохо, мало поливала! Зеркальце-то, хоть, на месте?

Лена нащупала кожаный футляр в сумочке, который ей показался слишком тонким.

– Здесь, но...

Она вытащила футляр, раскрыла его, но вместо зеркальца в футляре был серый порошок, похожий на мел.

– Отработало, – констатировала Диана. – Ладно, есть еще три. Йонас сказал: Там, где и раньше. Есть варианты?

Лена пожала плечами:

– Может, в квартире у бабушки?

– Сомневаюсь. Ладно, держи билет. Самолет завтра в два.

Диана отвезла Лену в отель, и укатила по своим делам.

Как могло «отработать» совершенно новое зеркальце? Ах, да! Она его достала на улице, когда светило солнце. Она поторопилась, точь в точь, как княжна. Всегда так!

Раздосадованная, Лена легла спать.

Ночью ей снилось, что она курит. Она сидела на кровати, курила и думала. Нужно найти три оставшихся зеркальца, а где их искать, непонятно. Йонас сказал, что зеркальца там же, где и были. А где они были?

К потолку струился голубоватый дымок, сворачивался в кольца, кольца расширялись и становились похожи на пушистые кресла. Лена плыла в этих креслах, раскинув руки, но кольца слабели, причудливо извивались, теряли форму, и она тонула в синеватом мареве. И уже не дым, а песок струился сквозь пальцы, а под песком пряталось жало скорпиона – маленький бронзовый шарик с короткой вибрирующей иглой. Звук от иглы был низкий, дребезжащий. Он становился все выше и выше, все напряженнее и напряженнее, пока не превращался в медный театральный фон. Лена ждала представления, но оно не начиналось, и все перед ней начинало кружиться, и дым, и песок, и обои, и зеркало над туалетным стоиком. Она бросала сигарету, звук исчезал, но через полчаса появлялся снова.

В конце концов, она проснулась от телефонного звонка. Звонил Митрич, уже в шестой раз:

– Ты как? Приедешь завтра? Александр тебе сюрприз готовит на день рождения. Хочет трактором валун сковырнуть. Говорит, под ним ларец князя, но я думаю, просто, тебя видеть хочет. Влюбился по полной программе!

Точно! Ларец под валуном: «в том месте, где и были». Как она раньше не догадалась!

– Если достанет, пусть не открывает на солнце! Я вечером прилетаю.

– С ума вы все посходили!

Митрич положил трубку.

Дурацкие сны! Голова болит, как будто и вправду курила. Один раз в жизни попробовала и зареклась. И это все из-за зеркалец. Что-то с ними не так.

14. ЛАРЕЦ

Лена проезжала мимо заброшенного лагеря. От дуба в овраг спускалась широкая борозда, валун валялся там же. Значит, ларец уже достали. По крайней мере, пытались.

Подъехав к дому Митрича, она поставила машину рядом с пикапом с лопатами в кузове и взошла на крыльцо. Навстречу ей выбежал сияющий Александр.

– Еще не открывали, но это точно он! Будет тебе подарок на день варенья!

Лена хотела ответить, но ее опередил подскочивший сзади Митрич.

– Хватит орать! – прошипел он и затащил Александра обратно в дом. – И так полдеревни видело, как ты с валуном возился. Хочешь незваных гостей?

Лена плотно закрыла за собой дверь.

Посреди веранды, на обеденном столе, застеленном газетами, стоял проржавевший кованый сундук. Размеры его значительно превышали те, что требовались для хранения четырех зеркалец. После пятнадцатиминутного ковыряния в замке такой же ржавой, как и сам сундук отмычкой, замок открылся и внутри обнаружился завёрнутый в несколько слоев истлевшей ткани симпатичный ларчик из черного дерева с тремя тусклыми предметами, которые с очень большой натяжкой можно было назвать зеркальцами. Форма соответствовала, но никакого сияния и свечения, подобного тому, что Лена наблюдала в Стамбуле, не было и в помине. Одно из углублений, совпадающее по форме с остальными, было на треть заполнено мелким серым порошком, похожим на мел или толченый жемчуг.

– Это зеленое, – догадался Александр, – вернее, то, что от него осталось. Интересно, из чего они сделаны, если так рассыпаются? Не из драгоценных камней – это точно.

– Должны быть из турмалинов.

Лена вспомнила, что турмалиновым был дубликат, а оригиналы, могли быть изготовлены из другого материала. Правда, тот турмалин превратился в точно такой же порошок.

– Турмалины? Так деградировать за двести лет? Не может быть! Давайте, хоть протрем их, а там решим, что делать дальше.

Аккуратным протиранием смоченной в спирте ветошью зеркальца удалось восстановить, и они засияли не хуже изумрудного в лавке у Йонаса. Лене досталось черное. По поверхности его пробегали редкие блики, а в глубине угадывались смутные очертания какой-то фигуры в женском или монашеском одеянии. Она пыталась разглядеть странную фигуру, но в тот момент, когда туман начал рассеиваться, в дверь постучали, и на пороге появилась Диана с тортом и букетом желтых роз.

– По-здра-вля-ю! – проскандировала она, и поставила торт на газету, которой с неимоверной быстротой Митрич успел накрыть стол. – Уже двенадцать, можно поздравлять.

Все дружно посмотрели на часы, которые последнюю пару лет показывали половину шестого, а потом на стол. Красное зеркальце было надежно скрыто газетой и тортом, синее только газетой, а черному повезло меньше остальных – его ручка предательски сверкала, как будто внутрь ее засунули целую елочную гирлянду. В рассыпаемых черных искрах свет сороковатной лампочки под потолком казался совсем тусклым, нереальным, но это не помешало Диане заметить сундук в углу веранды.

– Ну, что конспираторы, колитесь. Сундук вас выдал.

Митрич нехотя снял со стола торт и газеты.

– Прошу!

Диана села напротив Александра, на единственный свободный стул. Митрич заговорил о строительстве дороги, но рыжая турагентша его не слушала. Она наклонила голову и стала вглядываться в глаза наследника графского рода, как будто хотела сказать ему что-то очень важное.

– Кстати, я ваша давняя поклонница. Смотрела все ваши фильмы.

– Правда? – подался вперед Александр.

– Правда, – кокетливо ответила Диана.

Лене стало не по себе. История с соперничеством повторялась.

– А как ты догадался, что князь ларец зарыл, а не отправил обратно? – вдруг, спросил Митрич.

– Князь хотел сдвинуть камень. Спрашивается, зачем? Но не это главное, – Александр повернулся к Лене. – Ты меня не узнала?

У нее перед глазами, вдруг, возник белобрысый мальчик, который всю смену на нее пялился, а потом вызвался посветить фонарем.

– И... – протянул Александр. – это же я! Кстати, огни под валуном мне казались зелеными и синими, а не желтыми. Вся эта история с костром и колдуньей, скорее всего, выдумка. Это же мистика, какая-то – пепел колдуньи, светящийся сотни лет!

– А светящиеся сотни лет эти хреновины, – Митрич презрительно отодвинул себя красное зеркальце, – не мистика?

– Я сам видел!

– Там глубина метр и валун. Какой свет?!

– Не спорьте, я тоже видела огоньки, – заступилась за Александра Диана, – зеленые и синие, желтых не видела.

Это она специально, – подумала Лена и попыталась перехватить инициативу.

– Желтый был виден издалека, а вблизи видны все цвета: красный, синий, и зеленый.

– А желтый, тогда, откуда? – насмешливо спросила Диана. – Ты все путаешь, то желтый у тебя, то зеленый, то синий.

– А что с кладом будем делать? – опять встрял в разговор Митрич.

– Это подарок Елене на день рождения.

Александр повернулся к имениннице.

– Понимаешь, тогда получилось, что я трус, сбежал, а тебя во всем обвинили, мол, ты... – он на мгновенье замялся, – и ты больше не приезжала. А когда два дня назад я тебя увидел снова, я понял, что нужно разобраться с этой легендой раз и навсегда, иначе она будет висеть над нами, как дамоклов меч. И дело даже не в долгах предков, у меня таких закидонов не было, чтобы за кого-то жениться...

Митрич густо покраснел и закашлялся.

– ...а во мне самом. Когда я тебя увидел, я... я...

– Все понял, и с тех пор они жили долго и счастливо, и умерли в один день, – закончила фразу Диана.

Она с сожалением посмотрела на Александра.

– Здесь все понятно, но мне непонятно другое, как князь мог прельститься на это, – она показала на тусклые зеркальца, – и что могло заставить его дать слово хранить и передать своей дочери какие-то чужие побрякушки, когда он мог купить совершенно новые из тех же турмалинов или чего получше? И еще мне хотелось бы знать, что могло быть в том письме, которое свело князя с ума.

Похоже, с Дианой откровенничала не только Лена, и последующие слова Александра подтвердили эту догадку.

– Отец говорил, что он нашел письмо князя графу, тогда еще его другу. В письме князь писал, что сожалеет о безвременной кончине какой-то Елены, ларец получил и готов исполнить свое слово, хотя, сильно об этом жалеет. Содержимое ларца оказалось несколько иного свойства, чем ему показалось в доме паши. Ларец он передаст будущему мужу дочери, а уж он пусть решает, что делать с ним дальше. Никаким словом он связан не будет, и сможет избавиться от него при первой возможности.

– Выходит, – заключила Диана, – зеркальца изначально предназначались не князю и его дочери, а графу, и князь, просто, жертва своего благородства.

– Выходит, – подтвердил Александр еле слышным голосом. – Если бы сохранилось письмо из Константинополя, мы бы узнали точно, но теперь это неважно...

– Теперь это важно! – перебила его Диана. – Это важно всегда! Зеркальца есть, нас как раз четверо, если хоть что-то правда в вашей истории, то должно получиться.

– Да, чушь это все! – попробовал возразить Митрич, но враз осекся под ледяным взглядом Дианы.

Лена взяла в руки черное зеркальце. Что на самом деле произошло с ней в Стамбуле, она так и не поняла, но результат был – она сумела взглянуть на свое первое замужество по-новому. Возможно, и здесь повезет. Все смотрели на нее. Александр с восторгом, Митрич с жалостью, Диана с откровенной издевкой. Похоже, она просто, хотела выставить Лену на посмешище в глазах Александра, и никакие тайны ее не интересовали.

В черной глубине зеркальца женская фигура была видна достаточно отчетливо. Она поклонилась Лене, подняла руки над головой и закружилась в танце. Полы ее одежды поднялись и образовали вращающийся круг. Под верхней юбкой была еще одна юбка, и она тоже поднялась. За второй юбкой последовала третья, за третьей четвертая, и Лена, вдруг, почувствовала, что проваливается в образовавшуюся воронку, вращающуюся все быстрее и быстрее.

15. ПРОКЛЯТЬЕ НОРЫ

Очнулась Лена от острой боли. Что-то чиркнуло ее по щеке, и, подняв голову, она увидела удаляющиеся сапоги с заправленными в них шароварами.

Она лежала на изразцовом полу в зале с двумя рядами колонн, в боковом нефе. Мимо прохаживался одетый на восточный манер мужчина, поигрывающий изогнутой саблей с остро заточенным клинком, им-то он и зацепил щеку Лены. Саму Лену стражник, не замечал, что было весьма странно. Чтобы не быть еще раз оцарапанной, она обошла колонну и прижалась к ней спиной.

В центре зала, стоял молодой человек в гусарской форме, в до блеска начищенных сапогах, в синем доломане и ментике. Меховую шапку с красным околышем он держал под мышкой. Молодой человек в центре зала был самым разительным образом похож на Александра в день их первой встречи в доме Митрича. Такая же осанка, гордый профиль, только взгляд – взволнованный и немного растерянный.

Двери в зал распахнулись, и к молодому человеку не торопясь подошел мужчина постарше в напудренном парике, в расшитом золотом камзоле, при шпаге.

– Граф, что вы здесь делаете? – вместо приветствия произнес мужчина в камзоле. – Переговоры окончены, завтра отбываем, или у вас особая миссия, о которой я не знаю?

– Князь, моя особая миссия заключается лишь в моей личной просьбе. Я просил руки дочери Мехмет-али, но он потребовал ваших гарантий. Ситуация очень странная... А вот, и сам паша.

Двери на противоположном конце зала раскрылись, и в зал вошел пожилой турок с окладистой бородой в белом тюрбане и в темно-коричневом кафтане, подпоясанном кушаком. Он усадил поручика и князя на диван перед невысоким столиком, инкрустированным золотом и перламутром, а сам сел напротив, в принесенное слугой кресло.

– Князь, я в затруднении, – начал Мехмет-али, – Александр просит руки моей дочери Бингюль, но я связан обязательствами относительно ее замужества. Бингюль дочь моей любимой наложницы Гизем, но у нее есть и другое имя – Елена. По матери она потомок царского рода, и в жилах ее течет благородная кровь властителей северных морей. Ее мать раньше звали Норой. Корабль, на котором она находилась, разбился, из команды никто не спасся – только она. При Норе был ларец с реликвиями ее рода. Пока цел этот ларец, ее род не исчезнет ни здесь, ни там – в северных морях. Александр воин, но воины гибнут в сражениях, когда угодно Аллаху, а не им самим. В память о Гизем я готов отдать Бингюль в жены лишь в том случае, если вы, князь, дадите мне слово, позаботится об этих реликвиях в том случае, если Александр не оставит потомства женского пола и не сможет передать по наследству ларец Норы.

Князь внимательно слушал пашу. Когда тот закончил, он удивленно поднял брови, бросил косой взгляд на Александра и спросил:

– Достопочтенный Мехмет-али, правильно ли я понимаю, что я должен дать слово, в случае отсутствия у Александра дочерей оставить в наследство моим дочерям ларец с реликвиями, и все для того, чтобы не прервался царский род, о котором ничего не известно ни мне, ни вам?

– Вы очень точно изложили суть дела, достопочтенный князь.

– Я вижу, как минимум два препятствия на данном пути. Во-первых, у меня нет дочерей, и сыновей тоже. Во-вторых, у меня есть обязательства перед собственным родом, предками и потомками, и я не могу присовокуплять к судьбам своих потомков судьбы другого рода, пусть даже, из самых благородный побуждений.

Князь поклонился паше и холодно взглянул на Александра.

– Понимаю, князь, вы рассержены на Александра, за то, что он попусту отнял ваше время. Он еще молод, но поверьте, у него были на то причины. Можете убедиться сами.

Паша сделал знак, и в зал вошла женщина в чадре, закрывающей нижнюю часть лица.

– Бингюль, открой лицо, – приказал паша.

Женщина опустила чадру, и взору князя открылось то, что неделю назад сразило Александра наповал, когда он зашел в ювелирную лавку за подарком для матушки.

Красота дочери Мехмет-али была удивительна. Струящиеся темные локоны, высокий лоб, глаза, наполненные светом – все дышало благородством. Бингюль была подобна горному потоку, сбегающему по камням, радуге играющей в струях воды, пению птиц в тишине леса. Душа ее была открыта любому взору, и каждый мог ощутить внутри себя ее неподдельную искренность и чистоту, и, если бы князь не был женат и не хранил верность жене, как зеницу ока, он бы влюбился в Бингюль, как и Александр.

Князь пребывал в замешательстве. На Александра он больше не сердился, но дочерей у князя по-прежнему не было. Оставалось также неясным, что делать с реликвиями северных народов в случае расставания графа с Бингюль.

Паша поспешил рассеять сомнения князя:

– Если Бингюль и Александр расстанутся, все обязательства с вас, князь, будут сняты. Что касается рождения дочерей, то можете не беспокоиться, в скором времени у вас родится дочь. Я мог бы даже назвать ее имя, но подобного рода фокусы, не внушают доверия.

Князь понимал, что, если сейчас он откажет Александру, то потом ему будет очень трудно объяснить свое нежелание помочь товарищу. Весь рассказ о северных морях и королях был лишь предлогом, чтобы связать его какими-то обещаниями. Но какими именно?

– Возможно, нам следует взглянуть на сами реликвии? – спросил князь.

Паша кивнул, сделал знак рукой, и на столе появился ларец, точно такой же, как и извлеченный и проржавевшего кованого сундука в доме у Митрича. Лишь только Мехмет-али приоткрыл крышку ларца, как свет в зале погас и по стенам и сводам разлетелись красные и синие лучи. Их блеск был столь ослепительным и завораживающим, что у князя перехватило дыхание. Паша захлопнул крышку ларца, но князь уже принял решение.

Лишь мгновенье чудесный свет разливался по залу, но в это мгновенье князь успел увидеть

будущую дочь, не менее прекрасную, чем Бингюль, блистающую при дворе в окружении знатных кавалеров. Сама царица улыбалась ей и благословляла на брак с цесаревичем. Представшая взору картина была столь восхитительной, что князь принял решение без колебаний и даже позавидовал Александру – настоящему владельцу сокровищ.

– Я согласен!

Александр облегченно выдохнул. Паша кивнул и поставил ларец на стол. Лицо его казалось раздраженным. Одно из углублений в черном бархате оставалось свободным, покрытым толстым слоем пыли. Если хотя бы одно из зеркалец останется в доме, то дело не выгорит. Но князь согласился на на все? Все он и получит!

Слово было дано. Оставалось лишь собрать вещи Бингюль. Сама она покинула зал, князь с Александром обсуждали предстоящую дорогу, а паша отошел в дальний угол, где за колонной скрывалась фигура в черном балахоне, которую Лена поначалу приняла за одну из служанок Бингюль.

Паша подошел к черной фигуре. Ни князь, ни Александр видеть его не могли.

– Через три дня, после того, как они покинут Константинополь, ты убьешь Елену.

– Господин, она же ваша дочь! – воскликнула черная фигура таким низким голосом, что стало ясно – это мужчина, а не женщина.

– У меня четыре жены, пять наложниц и десять дочерей. Любой из них я готов пожертвовать, чтобы проклятье оставило наш дом. Иди и исполни. И считай, что приносишь в жертву не мою дочь, а потомство презренной колдуньи Норы!

Черная фигура удалилась. Паша остался стоять у окна. Он слукавил. Одной из жертв проклятья была сама Нора-Гизем, но слуге об этом знать необязательно.

Лена не могла слышать мысли паши, но и без них поняла главное. С зеркальцами связано какое-то проклятье. Вот, откуда столько страданий! Вот, почему князь умер, а княжна была несчастна! Вот, почему ей так не везет в любви! А она-то решила, что во всем виновата сама. Какая же она дура! Какой ужас! Нужно что-то делать, нужно любым способом воспрепятствовать передаче ларца князю. Она сейчас незаметно возьмет ларец и выбросит его в окно. Зеркальца разобьются, и их род будет спасен. Александр-сын жениться на княжне, а она выйдет второй раз замуж. Все сбудется! И Елена-Бингюль тоже будет спасена, а паше придется разбираться со своим проклятьем другим способом, но это уже не ее забота!

Князь с Александром что-то оживленно обсуждали в противоположном конце зала. Мехмет-али стоял у окна, беззвучно шевеля губами, как будто пытаясь себя убедить в правильности принятого решения. Лена на цыпочках подкралась к инкрустированному столику и попыталась поднять ларец, но тот оказался на удивленье тяжелым. Она напряглась, рванула ларец на себя и, как только резные ножки оторвались от инкрустированной поверхности, непонятная тяжесть ушла, ларец взлетел вверх, раскрылся и зеркальца разлетелись во стороны. Лена не удержалась и упала на спину. Последнее, что она увидела перед тем, как оказаться на полу – это чьи-то стройные ноги, взлетевшие вверх. Свет в зале померк.

16. ПАРАЛЛЕЛИ

Лена открыла глаза. В зале никого не было. Из-за столика донесся приглушенный стон и над инкрустированной поверхностью показалась голова Дианы. Потирая ушибленную спину, она встала и подняла с пола красное зеркальце.

– И чего ты натворила?

Только сейчас Лена поняла причину чрезмерной тяжести ларца. Пока она пыталась сдвинуть ларец с места, Дина просто стояла на нем, оставаясь невидимой для Лены, точно так же, как и сама Лена была невидима для князя с графом и хозяина дома с его стражником.

– Я?! Спасла всех нас! А вот, зачем ты пыталась мне помешать? Ты слышала, что сказал паша? Ларец здесь, и проклятье теперь не действует!

– Ну, конечно! Ларец здесь, и ты уже начинаешь исчезать.

Лена с удивлением начала себя осматривать. Диана пояснила:

– Как в фильмах. Там крутые ребята залезают в прошлое, что-то меняют, а потом в будущем начинают пропадать вещи и они сами. Ты же из будущего?

– Ну, да... – озадачено протянула Лена.

Исчезнуть в тот момент, когда была устранена главная преграда на пути к счастью, ей хотелось меньше всего.

– Не бойся, ларец у князя, и зеркальца там же.

– Зеркальца там? А это, тогда, что? – Лена подняла с пола черное зеркальце, – и это, – она подняла синее.

– Они самые, – успокоила Диана, – мы в параллели.

Из школьной программы Лена знала, что параллели – это плоскости, перпендикулярные земной оси, но оказалась, что Диана имела ввиду параллельные пространства, одно из которых виде локального пузыря было сформировано «дуроломной», как она выразилась, энергией Лены.

Из разъяснений, длившихся около получаса, Лена поняла, что в параллельных пространствах один и тот же предмет может существовать одновременно, но с разным энергетическим наполнением своих компонент. Иными словами, зеленое зеркальце, присутствующее в одном пространстве, могло отсутствовать в другом, хотя, оно там тоже было, но лишь в виде матрицы с бесконечно малой энергией.

Также, она узнала, что параллели, пузыри и совсем маленькие пузырики чаще всего встречаются в лесу, и в этих пузырях и пузыриках лешие любят прятать грибы. Хорошему человеку ставят, от плохого прячут, поэтому, у одних людей полные корзинки, а у других пустые. Так же, лешие любят разного рода сладкие угощения и не любят громкий крик. Даже в небольшом лесу можно серьезно заблудиться, если попасть в глубокую параллель, подстроенную лешим. Из некоторых параллелей особо задумчивые люди, вообще, не возвращаются, потому что они всегда находятся не здесь и сейчас, а где-то в ментальном пространстве, и параллели для них дом родной.

Вдоволь поговорив о лесе и грибах, они вернулись к своей «дуроломной» ситуации. Путь домой лежал через черное зеркальце, которое их сюда и привело. Конечно, можно было попытаться дождаться, когда временной пузырь сдуется сам собой, и они вернуться домой естественным путем, но ожидание могло затянуться настолько, что Митрич с Александром решили бы, что Лена с Дианой впали в кому, вызвали скорую, которая отвезла бы их в больницу, где их сначала подключили к аппарату, затем, отключили и, наконец, похоронили.

Быть похороненной, фактически, заживо хотелось еще меньше, чем просто раствориться в глобальной перестройке судеб Лениных родственников.

– И не забудь сказать: Хочу вернуться домой! – предупредила Диана.

Перед тем, как приступить к извлечению обратного пути из черного зеркальца, Лена спросила ее:

– И откуда ты все это знаешь, ты что, физик?

– Физик-шизик, – хихикнула Диана. – Физическое мне не чуждо, это точно! Но знания мои чисто профессиональные, Транс-Тревел – мистические путешествия.

Лена сомневалась в успехе предприятия. Черное зеркальце было совершенно тусклым, как будто из него ушла последняя энергия, согласно объяснениям Дианы. Оно готово было рассыпаться на мелкие кусочки и, действительно, рассыпалось после нескольких протираний, в течение которых Лена повторяла: Хочу вернуться домой! Хочу вернуться домой!

Пока Лена протирала зеркальце Диана отвернулась, и плечи ее беззвучно вздрагивали. Если бы Лена могла видеть лицо Дианы, она бы сильно рассердилась. Диана с трудом сдерживала смех. Однако, она успела отследить момент, когда зеркальце рассыпалось и произнести одно короткое слово: Домой!

И в то же мгновенье окружающее пространство выгнулось, раздался оглушительный треск, как будто, в небе взорвалась тысяча фейерверков, и они очутились в огромном полутемном зале с двумя рядами черных колонн, подпирающих черные своды. Резные капители колонн были усеяны летучими мышами. У основания самой широкой колонны в центре зала стоял трон в готическом стиле. На троне сидела Диана в образе злой волшебницы Малефисенты с изогнутыми рогами на голове.

– Вот мы и дома, – удовлетворенно заметила Малефисента, – Хорошая из меня свекровь? Лет через тридцать и ты такой будешь.

– Это твой дом? – удивилась Лена.

– Это твой дом! В будущем. Но, если не нравится, можешь, попытать счастья с синим зеркальцем. У тебя неплохо получается.

Лена стояла в нескольких метрах от трона в прозрачной нежно-салатовый ночной рубашке и казалась воздушной, нереальной и совершенно беззащитной. В руке она держала синее зеркальце, и ей ничего не оставалось, как последовать совету Дианы-Малефисенты. Но лишь Лена подняла руку с синим зеркальцем, рогатая волшебница замахнулась на нее жезлом:

– Не смей! Я пошутила!

Окрик Малефисенты возымел обратное действие. Лена стала усиленно тереть синее зеркальце, приговаривая: Хочу оказаться у себя дома! Хочу оказаться у себя дома! У себя! У себя!

От усиленного протирания синее зеркальце треснуло, распалось на две половинки, из которых полетели голубые мотыльки. Рой мотыльков поднялся к темным сводам, где их стали пожирать летучие мыши.

Диана-Малефисента громогласно хохотала.

– Ах ты, гадина такая! Ты все подстроила! – крикнула Лена и запустила в злую волшебницу половинкой зеркальца.

Малефисента увернулась, и половинка зеркальца угодила в центр колонны у нее за спиной. По колонне побежали трещины, она стала рассыпаться, купол просел, и все вокруг стало разваливаться на глазах.

Лена развернулась и побежала к выходу. У нее за спиной рушились колонны, клубилась пыль, а она все бежала и бежала. Отбежав на почтительное расстояние от дворца, превратившегося в груду развалин, Лена обернулась и увидела выходящую из облака пыли Диану в обличье амазонки, с перетянутой кожаной повязкой грудью, короткой косой юбкой из шкуры леопарда и коротких сапогах, закрывающих лодыжки. В руке у Дианы был кнут с резным кнутовищем и длинной, раздваивающейся на конце плетью. Диана наматывала плеть на локоть и недобро улыбалась.

– Куда ж ты, красавица? – крикнула она. – Теперь мы точно дома!

Лена огляделась по сторонам. Вокруг камни, красный песок, багровое небо и ветер, пронизывающий до костей.

– Ничего, – продолжала Диана-амазонка, – главное, что у нас внутри, готовы ли мы сражаться за то, что должно принадлежать только нам!