Текст книги "Зеркало для ангела (СИ)"

Автор книги: Владимир Круковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Круковский Владимир Петрович
Зеркало для ангела

Если бы Господь хотел нас сделать

безгрешными, он дал бы нам крылья,

мы были бы ангелами и улетели на небо.

Но пока мы здесь.

1. ВЕНЕЦ БЕЗБРАЧИЯ

Над крышами домов, в густом июльском мареве плыл колокольный перезвон, плыл из последних сил, натыкаясь на стойки антенн, печные трубы, скатываясь по жести и шиферу и растворяясь в лабиринте улиц, переулков и узких проходов между домами.

В один из таких проходов свернула черная приземистая машина. Протиснувшись между розовой стеной и желтым бетонным забором, машина остановилась у подъезда старинного московского дома. Лет этому дому было не меньше двухсот, и первый его этаж по середину окон врос в землю. Вросший в землю этаж давно пустовал, на втором занимались переводами и отправляли в дальние путешествия, а на третьем уже с полгода, как предсказывали судьбу. Именно третий этаж и был интересен девушке, распахнувшей дверцу черного понтиака. Выбравшись из машины, она постояла в раздумье, осмотрела свежую царапину на левом крыле, полюбовалась сверкающей на солнце листвой трех исполинских тополей, растущих на краю двора, и направилась к покосившемуся подъезду, рядом с которым на обшарпанной стене висели три таблички: «Гадальный салон Веди», "Туристическое агентство «Транс-Тревел-Интернешнл» и «Переводы».

Лена, а именно так звали девушку, вошла в подъезд и поднялась сначала на второй этаж по широкой кованой лестнице, а затем и на третий, по совсем узкой деревянной, с крутыми ступеньками и шаткими перилами. Дважды споткнувшись и чуть не порвав юбку о торчащие из перил гвозди, она очутилась в длинном темном коридоре со множеством дверей. Осмотрев весь коридор и не обнаружив таблички гадального салона, она остановилась рядом с невысокой дверью, из-за которой, вдруг, раздался грохот спускаемой воды, дверь распахнулась, и на пороге показался взъерошенный молодой человек в трениках с пузырями на коленях. Смерив Лену презрительным взглядом, он махнул рукой в конец коридора:

– Туда.

– Куда, туда? – удивилась Лена.

– "Веди", – пояснил молодой человек и направился к лестнице.

– А с чего это вы взяли, что я..?! – она чуть не задохнулась от возмущения.

– И так понятно, вас за километр видно, – донеслось снизу.

Господи, неужели у нее на лице написано, что она пришла к гадалке?! Ей всего двадцать четыре! Она и сама может найти себе мужа! Кругом полно мужиков, и на фиг они нужны!

Конечно, дело было не в мужиках, а в настоящих мужчинах, которые до самых серьезных лет оставались стройными, элегантными, остроумными, имели безупречные манеры, могли заступиться за женщину и надрать задницу мерзавцам, свято хранили верность своим возлюбленным, любили страстно, пылко, нежно, содержали дом и семью, имели достойное происхождение и достойных родственников и были, если не киношными красавцами, то хотя бы, просто, привлекательными мужчинами, достойными своей прекрасной половины. И чем прекраснее была женская половина, тем выше требования предъявлялись к мужской. Это было естественно, но столь же естественным образом приводило к отсутствию достойных претендентов на роль мужа. Положение усугублялось тем, что любовь должна была быть взаимной. Это условие являлось главным, но не последним. Избранник должен был отыскаться не где-то там в будущем, а в самом, что ни на есть, настоящем. Желательно, прямо сейчас, сегодня, в крайнем случае, завтра, чтобы блеснуть на четвертьвековом юбилее Елены, до которого оставалось два дня. Отыскаться сегодня – это программа максимум, но кто не стремится к совершенству, тот не пьет шампанского!

Рассуждая подобным образом, Лена подошла к двери в конце коридора и нажала кнопку звонка. Тишина. Она наклонилась к дырке от глазка и тут же отпрянула. С той стороны за ней наблюдал карий глаз.

– Все посмотрим, все расскажем! – донеслось из-за двери. – Приворот, отворот, любовь, брак...

Дверь распахнулась. На пороге стояла женщина лет сорока пяти с высокой прической медно-красных волос, крупной бородавкой на правой щеке и чувственными губами.

– Видите, какой у нас дом? – женщина посторонилась, пропуская Лену. – Здесь и стены помогают, сама история, временные разломы.

Стены в квартире были неровные, с наспех поклеенными обоями. Лена прошла в комнату и присела на краешек стула перед обшарпанным письменным столом, крытым зеленым сукном.

– Что вы! Какие привороты?! У меня совсем маленький вопрос.

К платным гаданиям Лена относилась весьма скептически, и, если бы не одно важное дело, настоятельно требующее пояснения, ноги бы ее здесь не было.

– Не беспокойтесь, цены у нас самые демократические! – женщина с медными волосами опустилась в кресло. – Можете себя не ограничивать. Кстати, Тамара – хозяйка салона... – она поймала Ленину руку, перевернула ладонью вверх и прижала к сукну. – Так, что здесь у нас... у нас здесь все хорошо... счастливый брак... Один на всю жизнь! Скоро, скоро, – Тамара заговорщицки подмигнула, – вы встретите свою судьбу!

– Как один?! – Лена выдернула руку. – Почему на всю жизнь?! Мне не так гадали!

Тамара оперлась обеими руками на стол и произнесла сурово:

– Есть разные браки! Одни совершаются на Земле, другие на Небесах. И поверьте мне, – добавила она задушевно, – вторые намного...

– Мне нужен обычный, земной! – отрезала Лена. – Официальный!

Она уже три года, как развелась, а двадцать пять лет – это не шутка, красота тоже имеет срок годности. Тамара вздохнула и принялась за работу. К великому сожалению, на руке у клиентки второй брак отсутствовал. И на правой, и на левой, и в картах, и в хрустальном шаре. Но было другое.

– Вы знаете, – задумчиво начала гадалка, – бывает, рядом с вами живет человек, которого вы сначала не замечаете, но потом понимаете, что это и есть ваша судьба. Я вижу у вас на руке еще одну линию, тесно связанную с вашей жизненной. Ваша судьба, как будто, раздваивается, видите? – Она вывернула руку Лены так, что та чуть не вскрикнула от боли. – Это ваша половинка, и это намного важнее...

Среди друзей и знакомых Лены достойных половинок не было, но Тамара слушать об этом не желала и повысила голос:

– И еще я вижу у вас скорое приобретение. Возможно, вы получите наследство или что-то другое, очень важное, что изменит всю вашу жизнь. Идите и подумайте, что я вам сказала!

Она отодвинула от себя коварную руку, давая понять, что работа закончена, но Лена не унималась:

– А замуж я выйду?

Ну, что ты будешь делать! Замуж все хотят, да не на всех мужей хватает. И зачем ей это? Молодая, красивая, свободная, а замуж пойдет за какого-нибудь... Тамара уже готова была рассердиться, как, вдруг, увидела над головой у клиентки корону из водяных брызг с отогнутыми наружу лепестками с маленькими шариками на концах, похожую на стоп-кадр упавшей в воду капли. Высоко над короной зияла чёрная дыра. Ничего подобного гадалке раньше видеть не приходилось, но она знала, что именно так должен выглядеть Венец безбрачия. Все венцы, которые она раньше диагностировала, были ее догадками или карточными раскладами, но чтоб так, вживую... Обалдеть!

Тамара с восторгом наблюдала редкое явление, но в этот момент дверь салона с лязгом распахнулась, и в прихожую ворвался взъерошенный молодой человек, чем-то сильно разозленный:

– Ваши клиенты весь туалет изгадили, а он один, на весь этаж!

Тамара не реагировала.

– Эй, эй! Я здесь! – он пощелкал пальцами перед носом застывшей гадалки. – Туалет убирать будем?.. Вы что здесь, накурились?

– А? Да-да-да! – Тамара очнулась. – Идёмте, идёмте! Милочка, приходите завтра! Видите, что твориться? Денег не надо!

В коридоре Лена улучила момент и шепотом спросила осматривающую туалет Тамару:

– A, если брак недолгий, он считается?

Молодой человек хмыкнул и страдальчески закатил глаза. Дверь в туалет захлопнулась.

2. НАСЛЕДСТВО

Из слов гадалки Лена поняла, что со вторым замужеством, обещанном ей бабушкой, могут быть проблемы. Бабушку уже не спросишь – в минувший вторник минуло сорок дней, но Тамара что-то говорила про наследство.

Лена порылась в сумочке и извлекла почерневший от времени листок, покрытый арабской вязью. Этот листок выпал из переплета старинного Евангелия, которое она нашла в глубине книжного шкафа после смерти бабушки. Сначала Лена решила, что это часть переплета, но потом обратила внимание на аккуратно вырезанное углубление, в котором находился листок, и два слоя бумаги, его закрывавшие – тончайшей папиросной и грубой пергаментной. Так могли хранить только ценные документы, и даже не хранить, а прятать, поскольку, о тайнике не знала даже бабушка, а уж она-то непременно рассказала бы о таинственном письме любимой внучке. Под арабской вязью стояла ярко-алая печать с двумя скрещенными кривыми саблями и голубем с распростертыми крыльями. Сабли были высоко подняты, и создавалось впечатление, что голубь бьется в клетке. Краски на печати совершенно не выцвели, и это было странно вдвойне, учитывая почтенный возраст письма.

Пока Лена искала листок, она успела спуститься на второй этаж и теперь стояла перед высокими двустворчатыми дверями с табличкой «Туристическое агентство Трасн-Тревел-Интернешнл». Рядом на полу валялся лист бумаги с красными буквами «Переводы».

– Они съехали. У вас какой язык?.. Вижу, арабский.

Лена подняла голову. По узкой лестнице спускались желтые кеды, стройные девичьи ноги, простенькое платьице в цветочек, и, наконец, милое веснушчатое личико в обрамлении огненно-рыжих волос. Девушка подошла к Лене и остановилась. Глаза у нее были голубыми, весенними, чистыми, как таящий снег в горах и теплыми, как майское солнце. В них что-то плавилось, струилось, кружило голову и проникало в самое сердце. Несмотря на кажущуюся простоту, девушка определенно представляла опасность. Потенциальная соперница – Лена это поняла сразу, но соперничать пока было не из-за чего, а с листком, который она держала в руке, следовало разобраться.

Голубоглазую девушку звали Дианой. Письмо, оказавшееся распиской на получение какого-то дубликата, «по праву принадлежащего предъявителю», она с грехом пополам перевела. Получилось не слишком связно, но адрес, по которому следовало обратиться, Диане был знаком. Это был ювелирный дом в старой части Стамбула.

– Здесь сказано, без срока давности, то есть, можно ехать и получать.

– Не знаю... – протянула Лена. Поездка в Турцию в ее планы не входила, но Диана не сдавалась:

– А ювелирный дом? Вдруг, что-то ценное?

Это был довод.

– К тому же, если речь идет о драгоценностях, вам понадобиться юридическая поддержка, иначе, из страны вы ничего не вывезете. Наша фирма может обеспечить и то и другое. Предлагаю оформить шоп-тур на три дня с вылетом на завтра.

Лене все стало ясно. Расписки, ювелирные дома, а на выходе шоп-тур для плана продаж. Приедешь, впарят ожерелье за тысячу долларов, и поедешь обратно. Вроде как, получила наследство. Шустрая девица!

– Вы еще и перевозками занимаетесь? – с изрядной долей сарказма спросила она.

– Вы на Транс намекаете? Это от трансформейшн, мы духовными практиками занимаемся, путешествия в Индию, Японию, на Тибет.

– О! Это круто! Куплю оранжевое сари и сразу к вам.

Диана зевнула, всем своим видом давая понять, что, если не будет тура, не будет и помощи с получением дубликата. Она даже отвернулась к окну, но когда за несостоявшейся клиенткой закрылась дверь, рыжая турагентша довольно потянулась, скинула дешевое платьице, натянула джинсики от Гуччи, короткий топик от Дольче и Габбана, накрасила губы и взяла со стола ключи с гарцующей лошадью на брелоке. Глаза ее светились не самым добрым светом. В окно она могла видеть, как бдительная наследница, спустившись во двор, остановилась в раздумье, еще раз полюбовалась кронами тополей, плывущими в небесной вышине и села в машину – она решила ехать в бассейн, поплавать и все хорошенько обдумать.

Взметнув колесами фонтанчики пыли, черный понтиак исчез в переулке.

3. СХОДИЛА ЗАМУЖ

Прогнувшись в воздухе, Лена нырнула в прозрачную прохладную воду. Вот, так же стремительно, без оглядки, поддавшись внезапному импульсу, она вышла первый раз замуж. С первым ее мужем они учились в одной группе и к середине третьего курса решили связать свои судьбы.

Любила ли она Ивана? Еще как! Как в сказке! Как сказочного принца из самой, что ни на есть, волшебной страны, в которой любые желания исполняются в одно мгновенье. Копились эти желания у Лены долго, но исполнились все сразу, и оттого ей стало казаться, что так будет всегда. Всегда не получилось, и в конце четвертого курса они развелись.

В отличие от Ивана, Лена не особенно горевала по этому поводу. Сходила замуж, – весело говорила она, и причина этой веселости заключалась в бабушкиных рассказах и гаданиях. Бабушка Лены – Зинаида Васильевна, мама ее мамы, обожала рассказывать, разные истории. Например, о том, как прадед Василий, спас турецкого пашу. Случилось это в Петрограде, в восемнадцатом году. Ограбленный и сброшенный в Неву революционными матросами, паша поклялся, что ничего не пожалеет для своего спасителя, и сыном его назовет, и наследником сделает, и любые желания исполнит, лишь бы тот его выловил. Лишь бы не упустил!

Василий пашу не упустил, но от наследства отказался, сославшись на неподходящее время. И тогда паша сказал, что торопиться некуда, наследство Василий обязательно получит и, если не он сам, то его сын, или внук, или правнук и так далее. Можно ни о чем не беспокоиться, рано или поздно наследство само найдет наследника. На том они и расстались.

Первой у Василия родилась дочка – Ленина бабушка, а спустя год – сын. Родиться-то он родился, но прожил недолго. Когда сыночку исполнилось три года, он упал со скамейки, ударился головой об угол дома и умер. Больше детей они не заводили. Дочка Василия выросла, закончила рабфак, потом институт, вышла замуж и родила дочь – Ленину маму. Мама занималась химией, сильно отравилась, уже после рождения Лены, и рожать второго ребенка ей отсоветовали.

Таким образом, единственной наследницей прадеда Василия являлась Лена, точнее, не она сама, а ее будущий сын, которому предстояло родиться. Бабушка так и говорила: Вся надежда на тебя, Леночка! Смех смехом, а Лена иногда позволяла себе помечтать о сундуках, набитых сокровищами, дворцах, роскошных лимузинах и персональных авиалайнерах. И вот, однажды, вдрызг разругавшись с Ваней из-за какой-то смазливой девицы, с которой его видели в общежитии, Лена пришла к бабушке и с порога объявила: Все! Завтра она разведется! Сил ее больше нет терпеть этот разврат! Огорошив бабушку, Лена прошла в комнату, села на диван и разревелась. Так ей было жалко их чистой любви, растоптанной Иваном, так жалко! А еще и от наследства приходилось временно отказываться. Хорошо, если временно, а то как навсегда? Вдруг, она тоже чем-нибудь отравиться или еще что-нибудь произойдет?

Отравится?! Лучше бы Лена этого не говорила! Бабушка побелела, схватилась за сердце, и Лене пришлось клясться и божиться, что ничего ядовитого и радиоактивного у них на факультете нет, и не было.

Немного успокоившись, бабушка решила для верности погадать. Гадала она редко, но никогда не ошибалась. Своим умением бабушка была обязана одному военному, снимавшему у них угол после войны. Сам этот военный гадал по почерку, но мог по чему угодно, хоть по опавшим листьям или арбузным коркам. Главное, – говорил он, – видеть будущее, и даже карты не лягут правильно, если тебе не дано его прозревать. Бабушку он научил гадать по линиям руки, а на картах она и сама потом научилась.

Чтобы окончательно успокоить Лену и самой успокоиться, бабушка раскинула карты и быстренько выяснила, что здоровью ее внучки ничего не угрожает. А за одно и про наследника. Так, первый брак у Лены недолгий, а потом она снова выйдет замуж... А на руке что? То же самое, ребенок во втором браке. Не в первом, а во втором, причем, сын, а не дочь! Ну, слава богу! Можно идти пить чай.

Они попили чаю, и Лена пошла домой, а пока шла, ей стало совершенно ясно – браку с Иваном наступил конец, и нечего Ваньку воспитывать, пусть, катится! Такая уж у Лены судьба, а от судьбы не убежишь!

Бабушка, потом, как могла заступалась за Ваню, мол, и сын-то должен родиться именно от него, и помирятся они, обязательно помирятся! И, вообще, нельзя слишком много требовать от людей – люди не ангелы, а ангелы на небесах, и можно остаться одной и ждать бесконечно. Но внучка бабушку не слушала. Нагадала, так нагадала, и нечего заступаться! И через три месяца они с Иваном развелись.

Потом, Лена окончила университет и познакомилась со своим вторым будущим мужем. Вернее, с женихом, с которым они вскоре расстались ровно по той же причине, что и с Иваном – из-за какой-то смазливой конопатой бестии.

Произошедшее было чудовищно, находилось за гранью добра и зла и не поддавалось рациональному объяснению, и все потому, что Лена, в отличие от невзрачной соблазнительницы, была весьма и весьма привлекательной девушкой. Натуральной блондинкой со стройными ножками, талией и всем прочим: пухлыми губками, милым носиком, пребольшими глазами, меняющими свой цвет от небесно-голубого до бирюзового в зависимости от цвета помады, звонким голосом и задорным смехом. Но не в привлекательности заключалось дело. Лена была по-настоящему красивой девушкой, а это означало, что на нее хотелось смотреть, смотреть и смотреть. Смотреть и понимать, что это хорошо, это ново, это вдохновляет, это меняет тебя самого, и ты сам становишься гармоничнее и ощущаешь в себе силы к сеянию разумного, доброго и вечного. Очевидно, второй жених, просто, не хотел меняться к лучшему и сеять разумное-доброе-вечное, потому и ушел. Но причина могла быть и глубже, и заключаться в самой Лене, в хитросплетениях ее судьбы. Пока была жива бабушка, она являлась гарантом счастливого будущего, но теперь, когда бабушки не стало, Лена, вдруг, ощутила пустоту вокруг себя, опора исчезла, и она начала проваливаться в трясину собственных страхов.

На похоронах Лена успела пообщаться с Дмитрием Дмитриевичем, другом семьи, которого она знала с детских лет. Было время, когда Митрич регулярно посещал бабушкину квартиру и всегда произносил тосты за красоту несравненной Зинули, и даже пытался сделать запоздалое предложение, но вместо согласия был отлучен от дома раз и навсегда. С двенадцати лет они с Леной не виделись, и когда Митрич сказал, что им нужно объясниться, и с этим лучше не тянуть, она была крайне удивлена и обещала приехать непременно.

Приглашение дяди Митя оказалось весьма кстати, поскольку, он должен был знать все про наследство Василия, и именно он познакомил бабушку с тем военным, который научил ее гадать. Жил Митрич за городом, и чтобы успеть засветло, следовало поторопиться.

4. КОЛДУН ЦЕЗАФИЛ, КОЛДУНЬЯ ЦЕЗАФИЛА

В динамиках пела испанская гитара, нежно, страстно, самозабвенно. Стремительный перебор струн летел над шоссе, подгоняя и подбрасывая вверх печальные скрипичные нити. Нити взвивались и падали, и Лене хотелось плакать. Ей было жаль бабушку, жаль себя и свое прошедшее детство, когда папа и мама были рядом, но потом осталась одна бабушка. Те четыре лета, которые она провела в детском лагере, неподалеку от дома Митрича были самыми лучшими в ее жизни. Таинственные истории по ночам, глаза влюбленных мальчиков, первые робкие танцы, костер и рассвет над озером, который они встречали всем отрядом. И конечно, тот валун, после которого все враз оборвалось, и началась новая жизнь, без лагеря и без дяди Мити с его тостами.

Все прошло, – думала она, – и ничего не осталось. Вдали над лесом висело солнце. По полям рыскал ветер, клоня колосья к земле, выскакивая на обочину дороги желтыми столбиками пыли и вновь убегая под густеющую синеву неба, разбавленную по краям золотисто-розоватым маревом. Все прошло, но осталась дорога, и вела она Лену мимо заброшенного детского лагеря.

Не доезжая деревни, Лена свернула на грунтовку. Крупные ямы были засыпаны битым кирпичом, значит, дорогой пользовались. Ветви ив, растущих по обеим сторонам, смыкались над головой, образуя зеленый туннель. Слева тянулся бетонный забор, с редкими поваленными плитами. За очередным поворотом ивы расступились, и открылся вид на овраг, частично засыпанный строительным мусором. За оврагом было кладбище с оградами, крестами и редкими памятниками. Могилы подходили почти вплотную к обрыву, оставляя лишь узкую полоску земли, на которой возвышался некогда могучий, но полностью засохший дуб. Корни дуба торчали из склона оврага, и по ним, как по лестнице, можно было забраться наверх. Под дубом лежал огромный валун. Из-за этого-то валуна все и произошло.

Лена остановила машину у одной из поваленных плит. Перебраться на ту строну оврага не составляло труда, но тогда – прощай итальянские сандалии.

С территории лагеря доносился звук работающего мотора, временами переходящий в надсадный рев. Застряли? Или деревья пилят? Лене было интересно, к тому же, хотелось посмотреть, что стало с их лагерем за прошедшие тринадцать лет. Особенно, с их корпусом, до которого от пролома в заборе было не более тридцати метров. Она вылезла из машины и забралась на поваленную плиту. С плиты открылся удручающий вид – черные глазницы заброшенных корпусов, ржавые трубы спортивных снарядов и чей-то ярко-красный порш-кабриолет 911 прямо перед их корпусом. Порш буксовал, из-под задних колес летели комья грязи. За рулем сидела женщина с рыжими волосами. Немного побуксовав, она вылезла из машины и направилась к пролому. Каково же было удивление Лены, когда в подходящей женщине она узнала Диану.

Удивление было взаимным.

– Вы ко мне? Как вы меня нашли? Решили ехать?

Лена ехать не решила, и Диану она не искала, но оказалось, что они обе отдыхали в этом лагере почти в одно и то же время. Судя по некоторым деталям, Диана – чуть позже, поскольку, история, которую она рассказала, имела весьма характерный конец. История заключалась в следующем. Дети в одну из смен стали замечать огонек, который по ночам загорался на кладбище. Несколько раз они пытались его найти, но, как только они приближались, огонек гас.

– Она успевает его потушить, – догадался один мальчик.

– Кто она?

– Колдунья!

Тогда они решили идти на кладбище днем и наши четырехгранный обелиск, поросший мхом. Дети счистили мох и увидели на стороне, обращенной к лагерю надпись: Колдун Цезафил и Колдунья Цезафила. Одна девочка, увидев эту надпись, бросилась на колени и стала рыть землю руками. Нашла тряпки, кости и стеклянный глаз. Девочка стал плакать, потом смеяться, и ее с трудом успокоили.

На следующий день, когда дети возвращались с речки, они увидели рядом с корпусом пятиметрового старика в саване. Старик нагнулся и влез в окно. Вожатые обыскали все палаты, но старика не нашли. Во время тихого часа в палату к девочкам вошел тот же старик, но уже нормального роста и без одного глаза. Он подошел к девочке и протянул руку. Девочка замахнулась на него тапочкой и крикнула: Уходи! Старик погрозил ей пальцем и вышел сквозь стену. Девочка бросила ему вслед стеклянный глаз, и тот разбился на мелкие кусочки. К вечеру девочка покрылась чирьями, и ее увезли в больницу. Через неделю она вернулась, но лучше бы она этого не делала. В тот же день ее придавило углом подгнившей беседки, и она умерла. На этом история заканчивалась.

Лена была удивлена буйством детской фантазии.

– Какая чушь! Разве колдунов хоронили на кладбищах? Их хоронили за оградой. И что это за девочка, которая сумела дорыться до костей голыми руками? Метр в глубину, как минимум. Не девочка, а экскаватор. А семейная пара колдунов – это, вообще, прикол! Гретта и Ганзель наоборот.

– За что купила, за то и продаю! – обиделась Диана. – Между прочим, раньше граница кладбища проходила за вторым оврагом, и бугор с дубом в нее не попадали. И еще... некоторые девочки умеют копать очень глубоко.

Последние слова Диана произнесла с особой интонацией, как будто намекала на нечто известное им обеим про девочку из истории. Лена удивилась, но по дороге уже пылил старый зилок, вызванный на подмогу. На том они и расстались.

Лена села в машину. Какая чушь! Никаких чирей не было, и она не умерла. Ни старика, ни стеклянного глаза, ни могилы колдунов – все это придумали дети. На самом деле, все было гораздо прозаичнее. Ближнюю часть кладбища они знали вдоль и поперёк, потому что ходили через него к речке. Огонек был виден из окна их палаты, и они вдвоем с подругой ходили его искать ночью на кладбище. После чего, подруга зареклась участвовать в подобных мероприятиях, а у Лены возникла идея – вскарабкаться по корням дуба, чтобы огонек не успел погаснуть.

На следующую ночь, когда она добралась до самого верха, началось самое интересное. Во-первых, она увидела тонкую полоску света, идущую из-под валуна и переливающуюся всеми цветами радуги. Во-вторых, сам валун тоже светился и был похож на прилегшего отдохнуть сказочного медведя, в глубине которого блуждали разноцветные огоньки. И, наконец, когда Лена обернулась к лагерю, она увидела на холме вместо корпусов дом с колоннами. В доме играла музыка, дамы танцевали с кавалерами и объяснялись друг другу в любви, и Лена даже слышала, о чем они говорят.

Утром она рассказала ребятам про валун, но ее подняли насмех. Мальчик, который вызвался посветить снизу, пока она карабкалась по корням дуба, позорно бежал, как только его окликнули с территории лагеря, и теперь ее слова подтвердить было некому. Директор лагеря объявила, что Лена заболела, а все ее видения следствие высокой температуры.

Отдых был испорчен, но основные неприятности начались после возвращения домой. Лену водили к невропатологу, к детскому психологу, были бурные объяснения с бабушкой, расспросы о дяде Мите и его рассказах. Закончилось все полным запретом на поездки в лагерь, а также решением, что ноги этого сумасшедшего фантазера в их доме больше не будет.

5. МИТРИЧ

Дмитрий Дмитриевич, бывший друг семьи, был колоритный мужчиной. В свои восемьдесят два он оставался крепким боровичком, невысоким, широкоплечим – практически, квадратным, с ручищами, способными в молодости завязать в узел кочергу или разорвать надвое телефонный справочник толщиной в руку.

Митрич усадил Лену за стол и вскипятил чайник. За чаем они вспоминали бабушку, маму, прожитые годы, и, чем больше они вспоминали, тем больше удивлялся Митрич.

– Ну, Зинаида! Ну, фантазерка! Да, я по сравнению с ней архивист засушенный! Не спасал Василий никакого пашу. В первую мировую он служил на границе с Турцией, а в Питере у его отца была скобяная лавка. Предложение я Зинаиде делал шестьдесят лет назад, когда твоей матери и в помине не было, и тебе я ничего не рассказывал, ни про князя, ни про колдунью, и зря она меня в этом обвиняла...

Вдруг, он прервал свою речь и спросил с опаской:

– А ты чего приехала?

– Ты хотел что-то обсудить, разве нет? – удивилась Лена.

– Уже и обсудили, я тебе ничего не рассказывал.

– И чего ты мне не рассказывал?

– А-а, – махнул рукой Митрич, – всякие местные россказни. Зинаида испугалась, что у тебя крыша поехала, как у вашей княжны. Когда тебя рядом с валуном нашли.

– Дядь Мить, меня рядом с валуном не находили, – обиделась Лена, – я, просто, под ним свет видела, и ничего больше.

– Во-во, я о том же. Кто свет видит, кто князя в рубахе, кто костер и колдунью, а потом выяснятся, что у человека крыша поехала.

Лена была поражена. Похоже, Диана знала побольше ее про эти места.

– Первый раз слышу!

– Вот, и хорошо, что не слышала, а то напридумываешь себе про проклятья, и жизнь не сложится. У вас в роду как. По материнской линии одни девочки, внучки живут с бабушками, если те живы, матери отдельно, браки недолгие, как будто, лишь для того, чтобы родить девочку и закончить с этим делом. Деньги есть, мужчины есть, а любовь, как ушла однажды, так и не возвращалась. Я предлагал Зинаиде восстановить равновесие, я ее любил, я хотел на ней жениться, а она... меня выгнала и вышла замуж за твоего деда.

Лена не считала, что у нее в роду всё так плохо, но во многом Митрич был прав.

– И что это за проклятье?

– Я обещал не рассказывать.

– Бабушка умерла, все ее тайны теперь мои.

– Возможно... ну, ладно... Ты знаешь, кто ты? Твой предок по материнской линии был князем. В том месте, где лагерь, стоял господский дом. Проклятье наложила колдунья, дочку которой князь отправил в Константинополь, вместе с ларцом паши. Это все, других тайн нет.

– Ничего себе, все! Сплошные вопросы!

– Надо было раньше разрешать и не брать с меня клятв! Я не считаю, что есть проклятье, но слишком много повторений в судьбах. Записалась какая-то неправильная модель на генетическом уровне и повторяется, повторяется, повторяется. Я хотел предупредить, но мне не дали.

Митрич обиженно засопел, но было видно, что его так и подмывает рассказать всю историю целиком. И он не удержался. И, хотя, сам Митрич был похож на пожарного старшину, раздавшегося вширь из-за обильного сна в ожидании огненной опасности, голос его звучал так нежно, как будто, он рассказывал детскую сказку.

6. КНЯЖНА И АЛЕКСАНДР

Давно это было, без малого двести лет назад. В доме на холме, где теперь детский лагерь, жил старый князь. Жена у него умерла, но осталась дочь, молодая, красивая, с волосами цвета спелой пшеницы, глазами чистыми и звонкими, как лесной ручеек, и звали ее Еленой.

Больше всего на свете Елена любила скакать на лошади. По лугам, по лесам, под зеленым кружевом листвы и бескрайним простором неба. Солнце спешило ей навстречу, улыбаясь золотыми лучами, роса рассыпалась радугой, птичьи голоса встречали и провожали, и не было никого на свете счастливее, чем она. И так продолжалось до тех пор, пока не встретила княжна молодого графа, а как повстречала, так стала еще счастливее. Но ненадолго.

А было это так. Как-то раз, возвращалась она с прогулки. Выезжает на поляну и видит, стоит вороной жеребец красоты неописуемой с белой звездой во лбу, нервный, на месте не стоит – танцует да похрапывает. А на жеребце – всадник в синем мундире с золотыми пуговицами, на плечах эполеты, волосы черные, как смоль, а глаза синие и строгие.

Как увидала Елена того всадника, так что-то с ней сразу случилось. Птицы петь перестали, и, словно, ночь вокруг опустилась темная, ни звезд, ни луны. И скачет она сквозь эту ночь, а впереди нее всадник на черном коне в синем мундире с золотыми эполетами. Скачут они, а справа и слева богатыри выстроились по шесть в ряд, да такие огромные, что Елена не больше мизинца будет. И когда проезжает она мимо богатыря, тот говорит: Бом-м-м-м, и голос его, как звон колокола, низкий, протяжный, плывет и не смолкает, а в самом богатыре что-то щелкает и перескакивает, словно стрелка в часах. Доскакали они до последнего богатыря, всадник проскочить успел, а перед княжной богатырь копье опустил, и как летела она, так о копье и ударилась, упала с коня и полетела обратно. И тут ночь сгинула, запели птицы, а молодой граф, приехавший из Петербурга в соседнее имение, улыбнулся Елене, и она ему тоже улыбнулась.