Текст книги "Веха"

Автор книги: Владимир Песня

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Ужинать мне не хотелось и, попив чая с пирогом, который испекла Аня для гостей, да и девочек, я ушёл спать. Меня страшно потянуло в сон от тепла, идущего от печи, да и усталости и не до высыпания.

08.06.2015 год.

Веха!

Разлом!

Часть пятая!

Эта зима очень тяжело сложилась для Василия. Простыла старшая дочь Аня и умерла, а за ней ушла и Александра, которую обожал Василий. Она ушла с ребёнком, который так и остался при ней. Поскользнувшись у колодца, она вылила воду себе на голову, и пока набрала снова в вёдра воду, да пришла в дом, её стало колотить, и к вечеру у неё поднялась высокая температура. Сгорела она в течение двух дней.

После этого Василий запил зло и тяжело. Только к весне он как-то проснулся и, познакомившись с Анисьей, они поженились. Вася был таким хлопцем, что его невозможно было не полюбить. Она вышла за него, пригрев к своей груди и маленькую Надюшу, которая осталась от Александры, напоминая Васе о ней постоянно, так Надя росла и становилась похожей на мать.

Это горе как-то прошло мимо меня, но я искренне переживал за брата, и дал сам себе слово, что если у меня родится сын, второй сын, то обязательно назову его Васей. Я его уважал и любил, несмотря на его буйный характер, который он проявлял подвыпившим. В душе Вася был мягким, добрым и заботливым человеком, который всегда придёт на помощь близкому, из-за чего частенько и страдал. Многие пользовались его таким характером.

Как бы то ни было, но весну мы вышли повзрослевшими, с набором своих житейских проблем. Аня носила огромный живот, продолжая ходить на работу, и только в начале мая ей дали декретный отпуск. Я же весь был на стройке. За зиму я привёз обрезков, а из леса жердей. Боялся, что меня призовут в армию, и я не успею хотя бы огородить свой участок, поэтому, каждую свободную минуту, пропадал там, взяв с собой кусок сала, хлеба, да пару луковиц.

Первенец наш появился второго июня. Наконец-то у отца моего появился внук, которого я уже давно назвал в честь своего старшего брата, Александром.

Радости было не измерить. Я впервые в жизни напился на радостях вместе с Павлом Цобаном, Иваном и Сашкой. Выпивку, кстати, организовал именно Сашка, накрыв импровизированный стол у нас на участке, который я успел огородить. Там мы и уснули, устроившись возле жердей на траве, благо на улице было даже жарко.

Из-за того, что у меня родился ребёнок, мне в военкомате дали отсрочку на год, чему я был несказанно рад.

Через две недели ко мне приехали отец с матерью и маленькой Шуркой. Зная, что они приедут, так как сообщили мне в письме, я попросил хлопцев мне помочь, и мы, дня за четыре, вернее вечера, построили времянку из жердей. Получился небольшой домик. Мой отец неплохо клал печи, поэтому я и планировал, что он мне поможет соорудить что-то небольшое, но очень нужное на первое время. Зимой, конечно же, здесь не проживёшь, но лето можно было жить, и заниматься стройкой, заодно разрабатывая свой участок.

Увидев внука, отец расчувствовался, а даже пустил слезу. Наконец-то его мечта сбылась, и у него появился внук, Песня Александр Павлович. Мать тоже расплакалась и, взяв ребёнка на руки, не отпускала его, пока не сели з стол. Аня ушла кормить малыша, а мы принялись отмечать рождение нашего сына.

Без подарков мои родные также не приехали. Забили молоденького поросёнка и цельную тушку, завернув её в дерюгу, привезли с собой, обсыпав предварительно солью изнутри, после того, как убрали внутренности.

Я боялся, чтобы отец не набрался, как в прошлый раз и, понимая, что задерживаться они не будут, так как началась, сенокосная пора переживал, что он не успеет мне помочь с печью.

Как ни странно, но он утром был в отличном расположении духа, и мы, устроившись в бричке, уехали на наш участок. Поехал и Михаил Иванович, отец Ани. Папа Миша, как его называла Аня, несколько раз бывал на участке, и даже помогал строить времянку. Плотничал он неплохо, поэтому срубить нехитрый сруб из жердей ему не составило труда, ну, а мы все были как бы подсобники.

– Да-а-а! – протянул батя, едва мы остановились возле нашего, так называемого, забора. – Место у вас здесь явно не городское! Я смотрю и низина сбоку участка, вероятно, весной здесь потоп! Ну, ничего! Обживётесь, и всё будет хорошо! Главное, как говорят, чтобы войны не было!

– Да какая война, Харитон? – весело воскликнул Михаил Иванович, спрыгивая с брички. – У нас сейчас такая армия, что никто не посмеет и рыпнуться!

– Дай Бог! Дай Бог! – протянул отец и, покряхтывая, пошёл вслед за мной на участок, миновав небольшую калитку.

Все женщины остались дома, но корзинку с продуктами и бутылкой самогона папа Миша прихватил с собой.

Рядом с нашим участком ещё только кое-где начали подвозить всякое старьё, как и я, чтобы огородить свои наделы. На некоторых уже обосновались молодые семьи, соорудив времянки типа блиндажей, наполовину обложенных дёрном, чтобы не продувались стены, да и зимой тепло.

Свет сюда ещё не подвели, обещали только в следующем году, да и то было не ясно. Дороги тоже не было никакой. В общем поле, поросшее небольшим кустарником и бурьяном.

– Па! – обратился я к отцу, когда подвёл его к времянке. – Помоги мне соорудить небольшую печку, чтобы можно было погреться, да что-то приготовить поесть! Не бежать же обедать домой, не ближний свет!

– Да без проблем, сынок! – произнёс отец, оглядываясь по сторонам. – Я только что-то глины не вижу, да и кирпича! Ты как собираешься печь-то строить, из жердей?

– Ой, Господи! – засмеялся я. – Кирпич во времянке, я его от посторонних глаз спрятал, а глина здесь везде! Пока будешь настраиваться на работу, я и накопаю!

– Ну, так и ступай! Чего лясы-то точить? – пробурчал по привычке отец, и направился во времянку вместе с Михаилом Ивановичем, а я, взяв лопату и ведро, направился в угол участка, где у меня уже была выкопана яма до самой глины.

Когда я принёс ведро глины во времянку, два папаши уже усиленно работали, устраивая что-то вроде фундамента под будущую печь. Они о чём-то разговаривали, весело перебрасываясь фразами. По ним было заметно, что по стопке самогона они уже попробовали.

– Павлуш! – произнёс отец, увидев меня с ведром глины. – Глина, кирпич, это конечно хорошо, а вода-то здесь имеется?

– Сейчас принесу! – сказал я, и, улыбнувшись, взял пустое ведро и отправился в небольшой колодец, выкопанный жильцами этого городка, который находился от нашего участка метрах в пятидесяти.

Через пять минут я уже вернулся с ведром воды и, высыпав глину в деревянный ящик с покатыми боками, который я сделал специально для того, чтобы можно было замесить раствор.

Через мгновение я уже снова бежал к яме за глиной. Процесс кладки печи проходил весело, с перерывами на перекус, таким образом, быстро опорожнив содержимое бутылки.

– Да, сват! – засмеялся отец. – Явно мы с тобой ошиблись, взяв только бутылку! Ну, и что теперь будем делать?

– Да не говори, Харитон! – в свою очередь, усмехнувшись, произнёс Михаил Иванович и, почесав затылок, добавил. – Давай бросать это грязное дело, да домой! Там и посидим, а печь и завтра закончим!

– Не! – отозвался отец, продолжая класть кирпичи. – Закончим и поедем, а то я завтра планирую выезжать! Сенокос, сам понимаешь! Я бы не приехал сейчас, если бы не это событие!

– Так! Отцы! – перебив их, произнёс я, доставая бутылку водки, спрятанную под полатями на всякий случай. – Я надеюсь, вам хватит? Вы главное печь закончите, а то я не осилю эту науку.

– Ну, вот, сват! – засмеялся отец, продолжая класть кирпичи. – А ты говорил домой! Мой сын тоже не промах, и эту ситуацию просёк, хунт его маце!

Услышав такое ругательство, Михаил Иванович захохотал, как мальчик.

– Ну, уморил, сват! – сквозь слёзы выдавил из себя Михаил Иванович. – Надо будет запомнить! Вроде и матерное выражение, а в тоже время и нет! Молодца!

Смех смехом, а с печью мы провозились часов до семи вечера, но закончили, и даже затопили.

– Ты, сынок, потом, когда будет время, оббей избушку дранкой, да забей стены глиной, а если побелишь ещё известью, так и жить здесь можно будет до самых морозов! Другие же живут! – сказал отец перед тем, как уходить.

– Ещё чего! Ты что сват спятил? С малым дитё я не отпущу! Что им места мало? Вот когда дом поднимет, тогда и пусть плывут себе! – возмутился Михаил Иванович.

– Да ты не кипятись, сват! – пробурчал подвыпивший отец. – Я же не сказал, чтобы они сюда перебирались! Я сказал, что можно, в случае чего, и жить!

Когда мы вернулись домой, на нас сразу же накинулись все женщины, высказывая нам свои претензии. Естественно всё проходило в стиле криков и вопросов.

– Где вас черти носили? – первым делом спросила моя мать, едва мы въехали во двор к сватам. – Да мы тут с ума сходим, а они где-то разъезжают! Молодцы!

– Все вопросы, дорогая, к нашему сыночку! – весело ответил батя, слезая с брички. – Он, видите ли, решил мне показать свой участок у чёрта на куличках, а заодно заставил сложить печь во времянке! Вот и результат!

– А где уже успели наклюкаться? – вставила своё слово Степанида. – Мы тут суетились, обед приготовили, а им печь понадобилась! Совсем подурели!

Аня в это время кормила Сашку и в разговор не влезала. Михаил Иванович тихонько слинял со двора, чтобы не попасть под раздачу, и появился только тогда, когда всех позвали к столу. Пока собирали на стол, отец и поведал мне всю историю с нашим Василием и его семьёй.

– Ты не представляешь, как он страдал, когда умерла дочь, а за ней и Александра! – сказал отец, грустно опустив голову. – Мы, конечно же, его все поддерживали, но он запил и больше месяца так пил, что разговаривать с ним было бесполезно! Он даже повеситься хотел, но, Слава Богу, подвернулась Анисья, и вернула его к жизни! Вот сейчас и живут вместе! Приятная и добрая девушка, к ней сразу же Надюша прилипла, оказавшись без матери.

Уехали родители рано утром. Вечером, за ужином, отец выпил грамм сто самогона и, хорошо поев, улёгся спать, а мать присоединилась к нему после того, как помогла убрать со стола.

Мы с Аней обосновались на чердаке, где обустроили себе гнёздышко.

Проводив родителей, мы решили с Аней сегодня никуда не идти, а просто отдохнуть перед работой, благо нам сегодня надо было идти во вторую смену.

Всё вроде шло, как и прежде, хотя люди всё-таки стали реже общаться между собой. Что меня ещё поражало в городской жизни, это замки. Они висели буквально везде, я уже не говорю про дома. Вешали их даже на калитке, когда все уходили из дома. Это обстоятельство меня ещё шокировало в Почепе, где я впервые увидел замок на дверях сарая у тётки Матрёны. Это она мне потом уже объяснила для чего замки на дверях. Оказываются есть люди, которые воруют, и это ещё больше меня шокировало. У нас в деревне, да даже в колхозе не было замков. Подопрут дверь палкой, или закроют на щеколду, а то и просто на крючок, вертушку, и всё. Люди приходят, видят, что двери подпёрты палкой и уходят. Сколько я жил в деревне, у нас не было ни одного случая воровства. Были, но это скорее не воровство, а ошибка, подумаешь, чужого гуся зарубил! Придёт потом и извинится, а взамен принесёт своего. Вот так мы и жили. Зато здесь я тоже повесил замки на калитку и на входную дверь во времянку, хотя, конечно же, понимали, что если захотят, то замок уж точно не спасёт.

Лето пролетело, как всегда быстро. Сашка наш рос как-то медленно, часто ночами не давал спать, что иногда меня злило, но Аня как-то быстро его успокаивала, заодно успокаивала и меня, улыбнувшись спросонья.

Вроде бы всё нормально, но разлом в обществе разрастался. Мой двоюродный брат по материнской линии, тоже, как и Вася, яростный партиец, попал под репрессии и загремел на десять лет в Сибирь на лесоповал, хорошо хоть не как враг народа, а за превышение своего служебного положения. Ему также помог наш друг детства Николай, а то бы пошёл по статье, как враг народа, и не понятно было бы смог бы он избежать расстрела.

К этому времени наш Ванька окончил школу, и поступил в институт, также, как и Александр, на педагогический. Он проживал в моей комнате у тётки Матрёны, которая была несказанно рада этому обстоятельству, и уже преподавал в той же школе, где директором был Александр.

Самого же Александра усиленно приглашали в РОНО возглавить его, как лучшего из всех учителей, и руководителей школ, чтобы он возглавил его. И он дал добро, оставив вместо себя Ивана в своей школе.

Не понятно, как это могло произойти, но почти все из нашей семьи, прожившей всю жизнь в деревне, вышли такие дети, которые стали педагогами и, мало того, руководителями школ.

Меня тоже, кстати, тянуло на преподавательскую стезю, но так уж получилось, что я был вынужден бороться за своё будущее, и будущее своей семьи, работая на фабрике. Но мысль о педагогической работе меня не покидала, и я решил поступить на заочное отделения, по профессии учителя истории, которую я обожал с детских лет.

Я всегда и со всеми своими родными переписывался, сокрушался, когда долго не приходил ответ. Знал практически все новости, которые происходили в нашей деревне, нашей семье, и с каждым в отдельности. Моя Аня, которую я всё чаще и чаще, стал называть Галей, тоже всегда общалась с моими родственниками, и они все принимали её, как членом нашей семьи. Дуся вообще называла её сестрой.

Зима! Зима всегда приходит неожиданно! Проснувшись утром в середине ноября, мы уже вышли во двор, чтобы чистить снег, который побелил всю округу, и от его ослепительной белизны, а также сверкания на солнце, даже стало слепить глаза. Воздух был слегка морозный, тишина и солнце сразу же подняли настроение, и я, с удовольствием, принялся очищать дорожки от снега.

Отпуск в этом году нам давали только перед Новым годом, поэтому в деревню мы с Аней поехать не смогли, да и Сашка был ещё маленький, если честно, то мы снова ждали кого-то из родных в гости. То, что родные должны приехать, я не сомневался, зная переживательный характер нашей мамы, да и отца, которые в первую очередь думали о том, чтобы помочь своим деткам, как они выражались, хоть чем-нибудь, чем бог послал, думая, что мы тут все помираем с голодухи! Если честно, то мы всегда ждали от них вкусных подарков!

11.06.2015 год.

Веха!

Разлом!

Часть шестая!

На сей раз, к нам приехали отец с Матвеем. Всё-таки зима, дорога дальняя, хотя они и переночевали у Вячеслава под Мглином, но всё равно приехали, когда уже было совсем темно. Погода была прекрасной, хоть и пасмурной.

Михаил Иванович радостно встретил отца, поздоровавшись с Матвеем, которого они ещё не видели, и тут же увёл его с собой, бросив через плечо, чтобы мы сами разбирались с гостинцами.

Мать Ани суетилась возле тушек гусей и уток, а также кадки с мясом, и довольно внушительного, деревянного ящика с засоленным салом. Кроме этого гости привезли несколько мешков картошки и овощей. Мать передала мёда, варенья и квашеной капусты, которую я обожал с детства. Чтобы всё это привезти, отец взял ещё в помощь своей кобыле Орлика у Васи, а так бы она не смогла бы дотянуть до Клинцов.

Всё было, как обычно, плохо только то, что нам с Аней снова с утра на работу, но я всё-таки надеялся, что отец останется хотя бы на пару деньков, тем более, что послезавтра наступал выходной.

Вечер прошёл с шумом, даже пробовали петь, но выпив ещё по стопке, отец стал дремать за столом, и сватья быстро отвела его в комнату, где и уложила спать. На сей раз, она уложила его спать в своей комнате, а Матвею постелила на полу, в той же комнате.

– Аня! – сказала она, укладывая отца. – Вы с Павлом и дитём оставайтесь здесь, у себя, а мы с отцом пойдём к Насте, она всё равно одна! Вам рано на работу, чего будить чужих людей!

В общем, так и произошло. Отец с Матвеем вынуждены были задержаться, так как на следующий день батя до обеда болел, после угощений свата, а Матвей, познакомившись с Иваном, который пришёл в гости утром на следующий день, ушёл с ним, чтобы ознакомиться с городом. Он ещё в прошлом году поговаривал, что хочет глянуть на город, и если понравится, то может и переедет с Дусей сюда. В итоге он у него и остался ночевать, и появился только в воскресенье, да и то к обеду.

Батя побурчал немного, и продолжил с Михаилом Ивановичем обсуждать ну очень серьёзные вопросы, отчего мы только посмеивались над ними, глядя, как они тыкают друг в друга пальцами, да пытаются что-то доказать своё.

Но зато мы весь выходной провели вместе, а в понедельник нам надо было идти во вторую смену, а это значит, что могли спокойно проводить родных.

Аня купила моей матери пуховый платок, а всем девочкам по цветастой косынке, и передала подарки отцу.

Около девяти вечера отец мой снова уснул, не выдержав конкуренции с Михаилом Ивановичем, который, в свою очередь, поднабрался ещё почище бати. Степанида еле увела его к соседке спать, а мы ещё долго разговаривали с Матвеем, оставшись одни за столом. Маня и Катя тоже улеглись спать, посапывая во сне.

– Знаете, родные! – сказал Матвей, после того, как все уснули. – Вообще-то мне ваш город понравился, и летом мы к вам приедем с Дусей, чтобы и она тоже посмотрела на него! Почеп, он хоть и город, но больше похож всё на ту же деревню, только большую, а здесь такие парки, скверы! Кинотеатр прекрасный, масса больших домов, много улиц, магазинов! А сколько предприятий, и куда хочешь, туда и иди работать, не то, что у нас в колхозе!

– Господи, Матвей! Да мы рады будем вас встретить, и если что, то и помочь! – воскликнула радостно Аня. – Мы вот с Павлушей дом начнём строить, если деньжат удастся подсобирать! Участок-то уже есть! Павел его огородил, построил времянку, его отец помог печь сложить! Если вам понравится, так можно и участок тоже взять, пока дают! Говорят, что почти до самого леса будут нарезать, правда, там дальше местность болотистая, но не беда! Не такие болота осушают, так и там сделают, канавы пророют, вода и сойдёт!

Спать легли за полночь. Матвей устроился на полу, рядом с печью, которая одной стороной выходила в большую комнату, согревая её таким образом. Уснул он почти мгновенно, а я ещё долго лежал и думал, обняв свою Анютку левой рукой, которая тоже засопела, едва прильнув ко мне.

В шесть утра уже все были на ногах. Погода была прекрасной, с утра морозило, было около минус пятнадцати, но зато тихо. На дворе стояла ещё ночь, небо было всё в огромных звёздах, а тонкий серп луны опускался за горизонт, повиснув прямо над лесом, который практически подходил к окраине города.

Когда я вышел во двор, отец с Матвеем уже кормили коней, готовя их к длительному переходу. Всё их вещи уже покоились в кошёвке, забитой сеном, поверх которого был расстелен огромный тулуп. Мать с Аней тоже уже суетились возле стола да печи, накрывая на стол, чтобы покормить гостей на дорожку горяченьким.

Отец с Матвеем выпили по полстакана самогона, хорошо позавтракали и, простившись с нами со всеми, уехали на восток, который начинал загораться, говоря о том, что начинается новый день.

Проводив гостей, мы все разбрелись по своим комнатам, и снова улеглись поспать, но сна уже не было. Я поневоле стал вспоминать своё житие в деревне, вспомнил запах свежего, ржаного хлеба, мочёной капусты, свежей простокваши, редьки, нарезанной тонкими ломтиками, и залитыми алеем, посыпанной крупной солью. Вспомнил запах пареной в чугуне картошки, отчего у меня полный рот набежало слюни, которую я с трудом проглотил.

Не знаю почему, но мне стало до боли грустно, и я со страшной силой захотел домой. Я соскучился по своим сестрёнкам, Шурке, которой в этом году исполнилось всего девять лет. Вспомнил Ксюшу, с которой практически росли, включая и Ваньку. Все остальные были намного старше меня, поэтому и интересы у них были другие, хотя жили мы все дружно и весело, помогая друг другу.

Так уж случилось, но жизнь начала разбрасывать нас по своим сусекам, где мы и оседали. Сашка с Иваном проживали в Почепе, но я отлично понимал, что не сегодня, так завтра они тоже куда-то уедут. Я знал, что Сашка планировал ехать в Смоленск, а Ваня вообще рвался в Москву. Он хоть и был педагогом, но почему-то всегда хотел стать военным. Также было понятно, что и Дуся с Матвеем тоже съедут с деревни. Ясно было только с Васей, который навсегда врос в родную землю. Всё, что с ним произошло за последние годы, накрепко опустило его с небес на землю. Женившись во второй раз, он перестал строить иллюзии, и целиком стал посвящать всё своё свободное время своей семье. Анисья к зиме забеременела и уже скоро ждала от Василия ребёнка. Непонятно было только с Ксюшей, ну и Шуркой, хотя та ещё была слишком мала, чтобы что-то планировать.

У меня у самого на носу была армия, домашняя неразбериха, хорошо хоть пока родители Ани терпели нас, но у них тоже подрастали девчонки, а значит, мы уже будем им мешать. Это обстоятельство выводило меня из равновесия, но поделать я ничего не мог. Мог, но тогда нам надо было искать какую-то квартирку, чтобы поселиться с ребёнком, а это сделать было не так-то просто. Оставалось общежитие, но и это не выход, опять-таки из-за ребёнка. День и ночь там было шумно, да и готовить ребёнку тоже было негде, поэтому приходилось терпеть, и заниматься своим делом.

Работа на фабрике отнимала почти всё время, да и забирала силы. Часто, после работы, приходили домой, и сразу падали на кровать, не притрагиваясь к еде. Что не говори, но в деревне, хоть и тоже не мёд, но свободное время для своих нужд всегда можно было найти, даже просто бросив занятие, и заняться чем-то другим. Можно было всегда договориться с председателем, и съездить в Почеп, или ко мне в Клинцы, а на предприятии это уже не сделаешь. Цех не остановишь из-за твоего желания, иначе можно лишиться не только работы, но и свободы лет на двадцать за саботаж. Но, как бы то ни было, в городе мне нравилось, был выходной, когда ты мог делать всё, что тебе заблагорассудится, или же наоборот вообще весь день проваляться, как частенько бывало зимой. Кроме этого предоставляли отпуск, который ты мог полностью посвятить своей семье, а также заниматься своими делами.

В этом году нам с Аней отпуск был положен перед Новым Годом, и это обстоятельство меня выводило из себя. Ну, что можно было путнего сделать за такой отпуск, что порой нельзя и выйти из дома? Только лежать, да читать, или переругиваться с тёщей, которая вновь начинала бурчать на меня, едва проводив моих родных.

Да она собственно бурчала на всех, особенно доставалось Михаилу Ивановичу, который очень много выносил, не обращая внимания. Я бы точно её огрел чем-нибудь, будь она моей женой. Но, слава Богу, жена у меня покладистая, вероятно в своего отца, а я наоборот был вспыльчив, и в разного вида спорах, или ругне, мог и матом обругать, да и дать подзатыльник. Правда, делал это крайне редко, не распуская рук. У нас в деревне женщина вообще не могла себе позволить кричать, тем более орать на мужчину, сразу бы прилетело плёткой по чём попало.

Аня знала мой крутой нрав, но всегда смеялась над этим, подшучивая со мной. – Вот бы тебе такую жёнушку, как моя мама! Хотела бы я посмотреть тогда на тебя!

– Во-первых, это исключено, а во-вторых у меня есть ты! – отвечал я ей на её шутки, прижимая к себе. – Это не мама твоя такая, а папа твой такой, что позволяет ей кричать на себя! Мой бы отец! Да я даже не хочу, и думать об этом! А мама моя никогда не позволяла себе кричать ни на отца, ни на детей! Мы вообще всем этим выделялись в своей деревне, да и не только!

Только и слышали от соседей, как они, ругаясь между собой, говорили. – Вон, посмотри на Лушку! Да она же никогда на своего Харитона не кричит, а ты, как мигера!

Жена тому в ответ. – А ты посмотри на Харитона! Ты когда-нибудь слышал, или видел, чтобы он так орал, да руками размахивал? Только и слышим от него хунт твоей маце! А ты матами кроешь, да так, что свиньи разбегаются!

Бывало, конечно, по-разному. Особенно когда мужики поддавали, тогда летело всё, но наш отец, почему-то всегда шёл в дом, или на сеновал, падал лицом вниз, и засыпал. После чего дня три пил только рассол, уничтожая его вёдрами, а мы над ним тогда посмеивались, не боясь, что он и плёткой отходит. В этот момент у него полностью отсутствовали всякие силы. Похмеляться он не мог, при одном виде спиртного, его воротило, над чем часто деревенские мужики посмеивались, наоборот предлагая ему выпить.

Вообще картинка была интересная, и глядеть на него, да и на остальных после гулянки было интересно. Большинство ходили с синяками и ссадинами. Утром выходили встречать коней, или выпроваживать коров, и, тыча друг в друга пальцами, ржали, как те лошади на всю округу, а бабы только качали головами, да крутили возле виска пальцем.

В детстве мне даже нравилось наблюдать за родителями, скрывшись в своём укрытии на чердаке сеновала, как они управлялись во дворе со скотиной, да и прочими домашними делами, коих в деревне всегда в избытке. Перебраниваясь между собой, они, в тоже время, как-то с любовью посматривали друг на дружку, а отец непременно шлёпал мать по мягкому месту, когда она проходила рядом с ним. Больше всего мне доставалось, когда надо было матери стирать, и она тогда заставляла таскать воду. У нас в деревне было два колодце, а не один, как я говорил раньше. Один ещё находился в небольшом проулке, по которому гнали лошадей из ночного, и вёл он в сторону Городца. В этом проулке было несколько и домов, но оттуда было неудобно носить воду, так как надо было идти в подъём с вёдрами, поэтому мы и бегали за водой в тот, который был по ходу. Если возле колодца образовывалась очередь, тогда бежали в проулок.

Размечтавшись, вспоминая своё детство, я незаметно уснул, и проснулся лишь тогда, когда меня разбудила Аня, чтобы обедать, да собираться на работу во вторую смену. Моё детство тут же закончилось, перебросив меня в действительность.

Пообедав, мы собрались с Аней, и отправились на труд, оставив сына на попечение матери и сестёр Ани, которые с удовольствием игрались с ним, представляя себя матерями.

Заработки наши были не очень большими, чтобы насобирать на дом за одну зиму, но главное надо было закупить лес, вот к этому я и стремился. Понемногу откладывали, но мать постоянно бурчала, что не хватает денег, намекая на то, чтобы Аня отдавала ей все деньги на хозяйство, но я не позволил ей этого сделать, в результате чего мы смогли собрать необходимую сумму.

У нас на фабрике можно было выписать лес молодым семьям, у которых имеются участки под строительство. Чем мы и воспользовались, в результате мы к апрелю месяцу привезли лес и разгрузили его возле дома родителей Ани. За апрель я ошкурил все брёвна и, уложив их на толстые прокладки, увязал проволокой, и оббил гвоздями. Привёз я также и пару дубков под фундаментные опоры, на которые и будет собираться сруб.

Весной, вернее уже к лету, к нам стал наведываться брат Ани Митя, который проживал в Смолевичах у бабушки. Я его видел несколько раз, когда с Аней приезжали, или приходили на речку покупаться. Непонятно почему, но он жил у бабушки, ходил там в школу. Слышал, что бабушка не отпустила его жить в город, из-за того, что он был слабеньким, и постоянно болел. Ему было лет тринадцать не больше, но смотрелся действительно лет на десять, хотя был жизнерадостным и шустрым. Он упросил мать остаться в городе, чтобы мне помогать, вот с ним мы и ошкуривали лес, да укладывали его.

Второго июня нашему Сашке исполнился годик, но он ещё не мог ходить. Вернее он ходил, но очень немного, и то боялся ступить хоть шажок без мамы, или бабушки. Только к концу июня он побежал, и для всех начались проблемы, потому что хватал всё, что попадало под руку, и куда зря относил. После каждого такого движения, в доме начинался скандал, который иногда грозил перерасти в серьёзную ссору, а нам ну никак нельзя было сейчас портить отношения с родителями. Осень не за горами, а там моя армия и куда Ане было деваться с ребёнком.

Когда наступал выходной, мы с ней забирали с собой Сашку и шли на наш участок и проводили там всё свободное время, давая, таким образом, остыть напряжению, которое накапливалось в течение недели. Потом мы стали уходить с ночёвкой в субботу, и возвращались только в понедельник, когда нам было идти на работу во вторую, или ночную смену.

Мы за весну разработали весь участок и посадили там картошку, а также бурак, так называлась свекла в наших местах. Кроме этого Аня посадила сук, морковь и капусту, и ухаживала за этими грядками, а я пытался пристраивать хоть какой-то сарайчик, в котором планировал выкопать что-то типа небольшого погреба. Перекрыв его толстым горбылём, чтобы хранить в нём семенную картошку, укрыв его на зиму шигалью из-под сосен вместе с шишками, чтобы на следующий год Ане не таскать семена.

Так, в трудах и заботах, незаметно пролетело и лето. Матвей так и не приехал с Дусей, написав мне в письме, что приедут на следующий год.

– Какой следующий год? – писал я ему в ответном письме. – Меня осенью забирают в армию, и когда я появлюсь не понятно!

К сентябрю месяца стало понятно, что Аня снова забеременела, и это уже было не до смеха. В военкомате мне отказались давать отсрочку, и даже накричали на меня, сказав, что у каждого есть дети, и ничего, служат.

На сей раз, отец приехал с матерью сразу после её дня рождения, в начале октября. Он спешил, понимая, что может уже не застать меня дома. Привезли снова мяса, просоленного в большой кадке, а также килограмм семьдесят свежего, хорошо просоленного сала, с десяток живых гусей и целую корзину яиц. По поводу картошки и овощей я им писал, чтобы не везли, так как вырастили свой урожай.

Пробыв у нас два дня, дав передохнуть лошадям, они уехали, заодно попрощавшись со мной. Повестка на призыв была у меня уже на руках, и в начале ноября я должен был явиться в военкомат, как говорится, с вещами.

В нашем распоряжении с Аней оставался всего один месяц, даже меньше, поэтому я старался как можно больше сделать для семьи, чтобы они ни так бедствовали, надеясь всё-таки на то, что мать не будет её терзать по пустякам.

14.06.2015 год.

Веха!

Разлом!

Часть седьмая!

День расставания настал, как всегда неожиданно, и как всегда не ко времени. Аня слегка надулась животом, и посему было видно, что уже весной у нас должен появиться ещё один ребёнок. А это значило то, что Ане будет чрезвычайно тяжело без меня, хотя, конечно же, родители должны ей помогать.

Призвали меня в армию двадцать пятого ноября тысяча девятьсот тридцать девятого года. К этому времени уже установилась настоящая зима со своими сюрпризами.