Текст книги "Аэроторпеды возвращаются назад"

Автор книги: Владимир Владко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

«Всем, всем, всем! Всем матросам кораблей, которые плывут или стоят в гаванях, всем солдатам, находящимся на фронтах или ждущим отправления, всем пролетариям, всем трудящимся! Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Слушайте воззвание Исполнительного комитета Совета матросских депутатов Атлантического революционного флота. Сегодня в 2 часа дня власть и командование эскадрой перешли в руки Совета матросских депутатов. Эскадра обсудила программу действий и решила идти к берегам Советского Союза, к своему социалистическому отечеству. Все офицеры эскадры обезоружены и отправлены в Саксию, где они смогут рассказать подробности революции на флоте. Революционная эскадра постановила в дальнейшем называться именем «III Интернационала». От имени всех матросов, Исполнительный комитет призывает всех моряков, всех солдат немедленно повернуть оружие против офицеров, брать власть в свои руки, избирать Советы матросских и солдатских депутатов. Призываем к революции, товарищи! За власть Советов во всех странах Европы! Да здравствует великий Советский Союз, к которому присоединятся все национальные советские республики Европы и мира! Да здравствует всемирная революция!

Исполнительный комитет совета матросских депутатов Атлантического революционного флота им. III Интернационала».

В телеграфных агентствах бегали встревоженные люди, не зная, что делать. Приемные станции газет передали содержание воззвания в редакции, но ловкие и решительные до сего времени редакторы боялись взять на себя ответственность, помещая в газетах неслыханное воззвание. В Лон-дре собрались на экстренное совещание министры. Сам сакский король, его величество сакский король, лежал у себя во дворце на кровати с компрессами на голове: его величество мучила жестокая мигрень. В центральном штабе командования боевыми действиями против Советского Союза царило граничащее с паникой замешательство.

А радиоволны безразлично несли в эфире все новые и новые сообщения:

«Советские ракетные самолеты, завершив бомбардировку Дрезнау, Ойсбурга, Файбурга и Шпильгарта, на большой высоте вернулись в Советский Союз. Все попытки перехватить их не дали результатов, потому что самолеты возвращались на стратосферной высоте, не снижаясь. Военные заводы в указанных городах разрушены».

«Социальная революция в Швабии. Уже извещалось о крупных демонстрациях рабочих, которые проходили сегодня днем на улицах крупнейших городов Швабии. Рабочие вооруженные отряды оборонялись от нападения полиции, пытавшейся разогнать демонстрации. На помощь полиции выступили ударные фашистские отряды национал-социалистов. Но подошли новые отряды рабочих, к ним присоединились воинские части. Стычки перешли в настоящие уличные бои. Улицы и площади Герлина, Дрезнау и Шпильгарта перекрыты баррикадами. Объявлено военное положение по всей Швабии. Фашисты организуют мобилизацию национал-социалистических отрядов. Рабочие захватили авиационные базы и сформировали первый отряд бомбовозов, перед которым стоит задача вылететь на Гер-лин – штурмовать правительственные здания. Фашистское правительство объявило, что Швабия выходит из войны, потому что не может принимать на себя основные удары сухопутных и воздушных сил Советского Союза. Это является замаскированной уступкой требованиям рабочих, которые выдвинули лозунг «Долой войну с Советским Союзом». Однако социальные бои не утихают. Рабочие недовольны постановлением фашистского правительства и требуют его отставки и передачи власти Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».

В эфир летели телеграммы, по Европе проносились отзвуки социальной революции, в Швабии шли уличные бои на баррикадах. Чья очередь наступала после Швабии?..

…Далеко на востоке, за линией фронта вставала гигантская фигура загадочного и непобедимого коммунизма, готовившаяся сделать решительный и непреодолимый шаг к охваченной паникой капиталистической Европе, которая лихорадочно вслушивалась в угрожающий треск автоматических радиоприемных аппаратов и с ужасом читала страшные депеши с севера, востока и юга…

ЖЕЛТАЯ ИМПЕРИЯ ВЫХОДИТ В ТИРАЖ

Генерал Ренуар был вне себя от ярости.

Он неожиданно потерял всю свою сдержанность, кричал, ругался и стучал кулаком по столу:

– Вы не мои помощники, а люди, не умеющие работать! Вы должны были уничтожить советские самолеты любой ценой. Я отдал вам категорический приказ. Позор! Мы до сих пор не сделали ничего, что оправдало бы наше существование. Что? Бактериологические торпеды? Ко всем чертям! Это было побочное задание, мы за него даже не отвечали. За эту операцию отвечал профессор Виртус. Я отказываюсь дальше работать с вами…

Помощники мрачно молчали. Ведь каждому было понятно, что их не в чем упрекнуть. Каждый понимал, что обычные истребители и автожиры, рассчитанные на нормальный полет, неспособны перехватить ракетные самолеты, несущиеся с небывалой скоростью в стратосфере на высоте пятнадцати километров над землей. Прекрасно знал это и сам генерал Ренуар. А кричал он, очевидно, потому, что у него были на то другие причины. Конечно, никто не пробовал доказать генералу, что поражение аэроторпед во время первой и второй операций не зависело от умения его помощников, так как обеими операциями руководил лично генерал Ренуар.

Немного успокоившись, генерал взялся за рапорты и информационные сводки. И почти сразу же убедился, что и операция с бактериологическими торпедами дала не вполне удовлетворительные результаты. Сводки сообщали, что значительная часть аэроторпед, запущенных в последний раз, была уничтожена советской артиллерией, просто расстреляна в воздухе. Аэроторпеды даже не пересекли линию фронта. А поскольку их уничтожили в воздухе над позициями Первой армии, культура бактерий промозглым туманом опустилась на территорию, на которой находилась Первая армия. Случилось то, что порой происходило во время газовых атак, когда ветер внезапно поворачивал и дул назад, на позиции тех, кто проводил атаку. Газ, подгоняемый ветром, возвращался назад и отравлял собственные позиции атакующих.

Тревожные сводки говорили о начале серьезной эпидемии в частях Первой армии. Врачи констатировали не только обычный грипп, но и многочисленные случаи других инфекционных болезней.

– Ну, это меня не касается, – пробормотал генерал Ренуар, прочитав телеграмму. – Я могу отвечать только за грипп. Ведь в аэроторпедах была только эта культура…

Внезапно он замолчал. Генерал вспомнил, как он наблюдал за процессом зарядки торпед стеклянными кубиками с культурой бактерий и как уполномоченный института профессора Виртуса рассказал ему о возможности того, что аэроторпеды вместе с вирусом гриппа могут принести врагу и другие болезни. Как он выразился, этот уполномоченный…

«При массовом изготовлении культуры нет гарантии, что она будет чистой и в нее не попадут другие бактерии».

И потому вполне возможно, что другие болезни в частях Первой армии были вызваны подобной загрязненной культурой… Генерал Ренуар яростно выругался: все, решительно все было против него!

Сегодняшние газеты принесли тревожные сообщения о новом рейде советских ракетных самолетов. Были ли это те же самолеты или другие – оставалось неизвестным. Утром советские ракетные самолеты появились над островами Желтой империи. Повторялось то, что уже было известно Европе по опыту швабских военных заводов.

Советские самолеты появлялись буквально из прозрачного голубого неба, неведомо – откуда, неизвестно – в каком количестве. Видимо, у них были очень точные карты, которые позволяли пилотам не тратить время на поиск нужных объектов.

По рассказам очевидцев, переданным по телеграфу и напечатанным в газетах, все произошло с ужасающей быстротой.

Чистое, прозрачное небо. Ни единого намека на возможную опасность или даже угрозу. Да и откуда взяться опасности?.. В море стоят дозорные корабли, которые должны немедленно сообщить по радио на остров о приближении морских или воздушных сил. Береговая охрана должна встретить такого врага огнем новейших зенитных орудий, наводимых на цель автоматически, по звуку самолета, специальными приборами. По самолету одновременно стреляют двенадцать пушек, беря его в огненное кольцо и уничтожая одним залпом. Ведь Желтая империя достаточно хорошо использовала все преимущества своего островного положения и была отлично защищена от нападения.

Гибель желтоимперского флота, спору нет, сильно пошатнула мощь островной империи. Но не весь же флот был отправлен к советскому побережью – в составе флота Желтой империи оставалось еще много кораблей. Правда, теперь эти корабли больше не отправляются в опасные экспедиции – только и всего.

Итак, чистое, прозрачное голубое небо – такое, какое бывает только в Желтой империи и еще, возможно, в Италии. Но в Италии нет таких горных вершин, покрытых снегом и словно вырезанных из бумаги. В гаванях спокойно стоят военные корабли, работают заводы, идет обычная жизнь – может, идет лишь немного быстрее, чем обычно, потому что желтоимперские военные заводы усиленными темпами производят все необходимое для развертывания военных действий, направленных на окончательный захват Камчатки. Об этом говорилось и в официальном сообщении правительства:

«Присоединение Камчатского полуострова является жизненной необходимостью для Желтой империи, так как без этого невозможно дальнейшее развитие благосостояния империи. Известно, что Камчатка издавна была совершенно отдельной страной, с которой ее официальный хозяин – СССР имел весьма проблематичные отношения. Напротив, жизненные интересы Желтой империи с давних пор связаны с Камчаткой. Ныне камчатский народ требует независимости, он страдает под игом большевиков. Представители камчатского народа обратились к желтоимперскому правительству, защитнику всех угнетенных наций, с просьбой помочь им освободиться от большевистской неволи и образовать самостоятельное государство – Камчатау-Го. Братский камчатский народ знаком с историей развития и повышения благосостояния в новообразованном независимом государстве Хунхузоу-Го. Желтая империя не может ответить отказом на эту просьбу. Ближайшей целью военной экспедиции Желтой империи является помощь камчатскому народу в его стремлении создать независимое государство Камчатау-Го и назначение в новое правительство Камчатау-Го желтоимперских военных и экономических советников».

Итак, чистое и прозрачное небо. Ласковое солнце, ласковые планы доброго желтоимперского правительства по созданию Камчатау-Го. Развернута работа заводов, производящих оружие и военное снаряжение во имя скорейшего появления Камчатау-Го. Сплошная гармония – как на лакированной желтоимперской коробочке.

И вот дикая, непонятная неожиданность разрушает все планы. Где-то в глубине голубого прозрачного неба возникают черные точки. Эти точки растут, они падают вниз со скоростью метеоров. Они падают все ниже и ниже, их много, больше, чем можно было бы насчитать при такой сумасшедшей скорости падения.

Но возле самой земли черные силуэты, выросшие из загадочных точек, выравниваются. Падение прекратилось – над островом, над побережьем, над гаванями летят ужасные стальные птицы, разыскивая свои цели. Нет, они даже не ищут цели. Они минуют мирные села и города, с угрожающим рокотом мчатся, рассыпаясь в разные стороны, к военным заводам этой части острова, к военным гаваням, к секретным военным складам и базам. Они мчатся с такой уверенностью, словно самолетами управляют опытные желтоимперские пилоты, хорошо знающие расположение каждого военного предприятия.

Никто не успевает опомниться, зенитные батареи не успевают начать обстрел, когда в грохоте взрывов начинают пылать корпуса военных заводов, а водяные смерчи вздымаются на тихой глади портов. Еще несколько секунд – и самолеты круто возносятся вверх, исчезают в голубом небе, оставив после себя облака дыма и красное пламя пожаров. Земля словно салютует самолетам, исчезающим в прозрачной небесной глубине: им салютуют взрывы снарядов на военных складах, охваченных пожарами, им салютуют запоздалыми выстрелами пушки зенитных батарей… но увы, уже поздно, ни один снаряд не догонит самолет, потому что их уже нет, они исчезли, растворились в прозрачной лазури неба…

Побережье пылает, оно окутано дымовом одеялом, и все еще продолжаются громовые взрывы: пожар все глубже и шире охватывает склады, огонь доходит до глубочайших подвалов, выброшенные вверх силой взрывов обломки взлетают в воздух на километры.

И тут начинается самое невероятное, такое, что превращает все в жуткий кошмар, подобного которому не знала мировая история. Раздраженная, потревоженная взрывами земля отвечает на них короткими конвульсивными сотрясениями; земля словно стенает, оскорбленная деяниями людей. Сотрясения распространяются дальше и дальше, они волнами пробегают по острову – и от этих подземных ударов рушатся высокие здания, падают фабричные трубы, огромная волна поднимается из океана и движется на берег, поднимая на себе корабли, неся их на скалы и разбивая вдребезги, а затем выбрасывая обломки на побережье. Волна выкатывается на берег, она движется по побережью в глубь острова – гигантская водяная стена, которая смывает все на своем пути, рушит, топит, чтобы через несколько минут отхлынуть назад и увлечь за собой в океан все, что схватила на суше…

Конечно, это было просто невероятным стечением обстоятельств. Разумеется, никакие взрывы не могли стать причиной землетрясения, операция загадочных самолетов просто совпала с началом землетрясения, явления достаточно привычного для Желтой империи, расположенной на вулканических островах. Но никакие объяснения, никакие уговоры не могли уменьшить катастрофических последствий этого совпадения.

Экстренные выпуски газет, опережая друг друга, захлебываясь, кричали о катастрофе в Желтой империи, подсчитывали убытки, констатировали, что Желтая империя утратила всю свою военную мощь, по крайней мере, на несколько ближайших лет. Главный же вывод был таким:

– Советский Союз избавился от необходимости думать о защите своих восточных рубежей и отныне может сконцентрировать все свои силы на западном фронте. Европа имеет все основания ожидать форсированного наступления Красной армии. Призрак коммунизма надвигается на Европу, большевики готовятся поглотить ее…

А грипп, посеянный в тылу Советского Союза бактериологическим аэроторпедами?.. А неизбежные последствия распространения эпидемии в глубоком тылу – разложение армии, потеря армией боеспособности?.. Неужели все это не поможет, не затормозит активных действий Красной армии?..

Газеты задавали все эти вопросы – и отвечали на них очень туманно, невнятно. Да, эпидемии распространяются, в Москве и в центральной части СССР остановилось несколько крупных заводов, но… но Советский Союз слишком велик, он имеет неограниченный резерв живой силы, он, как сказочный герой, черпает свою мощь из самой земли. Все наблюдения на фронте не дают оснований полагать, что Красная армия теряет свою боеспособность. Напротив…

Напротив, приходилось немедленно отправлять на фронт новые силы, чтобы укрепить Первую армию, где целые части уже были заражены гриппом. Военная цензура беспощадно вычеркивала из солдатских писем все опасные места; однако – тыл уже многое знал. Было известно, что части Первой армии отступили, что Красная армия ведет общее наступление, что советская кавалерия, при поддержке отрядов бронемашин и воздушных эскадрилий, совершила новый крупный прорыв фронта и теперь проводит стремительный рейд по ближайшим тылам, разрушая пути сообщения. Слухи ширились, росли, как бывает всегда, когда официальная информация что-то недоговаривает, оставляя почву для разговоров шепотом.

Наиболее чутко реагировала биржа. Акции желтоимперских предприятий, желтоимперские ценные бумаги никто не покупал; продавцы уже перестали надеяться, что их кто-либо приобретет. Швабские ценные бумаги шли за десятую часть обычной стоимости. Биржа в Герлине закрылась; биржи в других европейских столицах работали раз в три дня, механически фиксируя официальные курсы ценных бумаг, полученные от министерств финансов. В конце концов биржа утратила свою роль и свой вес. Подобно крысам, бегущим с обреченного на гибель корабля, первыми бежали из охваченной паникой Европы биржевые короли, продав все свои ценные бумаги и приобретя американские акции или же золото и бриллианты.

Родился новый вид спекуляции – билетами на пароходы. В очередь на океанские суда, отправлявшиеся из Европы в Америку, записывались на десятки дней вперед. Ловкие агенты торговали билетами, продавая их в пятьдесят-шестьдесят раз дороже цены. Если несколько дней назад это было еще очень дорого, то теперь, когда Европа узнала о восстании великосакской эскадры, перешедшей на сторону СССР, узнала об ужасных событиях в Желтой империи, развязывавших руки Советскому Союзу для активных действий на западном фронте, – цены на океанские билеты взлетели еще выше. Европа, капиталистическая Европа – убегала, прихватывая с собой все ценности, которые можно было уместить в чемоданах…

А вдогонку ей летели новые телеграммы, новые страшные известия:

«Эпидемия гриппа охватывает лимитрофные государства. Целые районы превращаются в пустыни, где некому ухаживать за больными».

«Эпидемия гриппа в частях Первой армии медленно, но неудержимо сменяется эпидемией дизентерии с большим количеством смертельных исходов. Лазареты переполнены, больных везут в тыл целыми составами. В больших городах под лазареты мобилизуются дворцы и здания общественных учреждений. Министерство здравоохранения спешно проводит ряд мероприятий, направленных на то, чтобы задержать эпидемию и не допустить ее распространения в тылу…»

Профессор Виртус, вызванный на экстренное заседание Совета «Заинтересованных Держав», делал информационный доклад о результатах применения бактериологических торпед. Сэр Оунли и маршал Кортуа вновь поменялись местами: теперь сэр Оунли мрачно смотрел в стол, а маршал Кортуа нападал. Генерал Ренуар сидел на своем месте и хотел только одного: чтобы никто ни о чем его не спрашивал… Профессор Виртус говорил с запальчивостью ученого, насильно оторванного от работы в лаборатории:

– Когда ко мне обратились представители Совета Заинтересованных Держав и предложили немедленно дать информацию о возможности бактериологического нападения на СССР, я сразу откровенно ответил, что это слишком опасное оружие. Сэр Оунли предлагал развернуть нападение остро-инфекционными культурами, вызывающими ужасные болезни, такими, как чума или тиф…

Профессор Виртус резко махнул рукой:

– Однако я категорически отказался. Потому что, если бы сэр Оунли осуществил свои планы, чума продвигалась бы теперь в глубь наших стран. Но я не мог ничего сделать: представители Совета в лице сэра Оунли решительно требовали план бактериологического нападения. Тогда я предложил культуру гриппа, предупредив, что и эта культура в условиях массового производства не может быть гарантированно чистой, в нее всегда могут попасть культуры бактерий других болезней. Представитель Совета заявил мне, что тем лучше, ибо, по его словам, мы сделаем неожиданный подарок СССР в виде других болезней…

Генерал Ренуар взглянул на сэра Оунли: так вот, значит, кому принадлежали слова, которые он слышал в качестве шутки профессора Виртуса!..

– Я сделал все, чтобы обеспечить безопасность во время зарядки торпед. Мне известно, что во время работ не было ни одного случая заражения. Однако – все остальное было вне моей компетенции. Все эти случаи массовых заболеваний в частях Первой армии, в лимитрофных государствах и так далее – результат, который нельзя было предотвратить. Более того, эпидемия дизентерии также является следствием слишком форсированного производства культуры гриппа, которое проводил мой институт под давлением представителей Совета Заинтересованных Держав… Больше я ничего не могу вам сказать. Я ученый, а не военный человек. Я всегда был против того, чтобы моя работа использовалась в военных целях. Я закончил.

Собственно, добавить к словам профессора Виртуса было нечего. Маршал Кортуа снова выступил с речью, требуя развертывания военных действий позиционного характера, сэр Оунли попытался доказать, что он вообще был против бактериологической войны и его просто не так поняли на том заседании Совета, что постановило начать бактериологическое наступление. Дальнейшие дебаты были лишены интереса – и генерал Ренуар был рад, когда заседание закрылось, постановив отправить на фронт всех руководителей отдельных отраслей технического обеспечения армии – в том числе и его самого.

Той же ночью генерал Ренуар вместе со своими помощниками в специальном вагоне мчался на восток, к линии фронта – принять на себя непосредственное руководство военными операциями. Его помощники также получили подробные инструкции. В купе Альберта Райволы и Сергея Гагарина было темно, как и в купе генерала Ренуара. В купе Дика Гордона и Джонни Уолтерса светилась маленькая лампочка. Джонни Уолтерс сидел на диване, где лежал Дик, и горячо говорил шепотом:

– Мой дорогой Дики, я решил окончательно. Я не могу больше. Я хочу выкарабкаться из этого безумия. Дики, вспомни то злосчастное письмо Тома Даунли – разве наш старый товарищ не оказался абсолютно прав?.. Ты говоришь – измена? Но я уже спрашивал тебя: кого он предал, кого я предам?.. У тебя нет ответа на мой вопрос. Дики, ты знаешь, я не могу сделать это без тебя. Я не могу бросить тебя. Умоляю тебя: хватит ненужной игры в благородство! Для кого она, эта игра?..

Джонни схватил Дика за руку:

– Я уверен, что все движется к логическому концу. Тут уже ничем не помочь. Но если мы будем и дальше помогать в осуществлении планов нашего генерала Ренуара и иже с ним – мы только станем причиной лишнего кровопролития. Понимаешь ты или нет? Чем скорее закончится все это, тем лучше. Дики, отвечай! Дики, от твоего ответа зависит и моя судьба, ведь сам я не смогу осуществить свои планы, ты же знаешь мой характер…

Голос Джонни дрожал, он сильно волновался, вкладывая в свои слова всю душу, пытаясь убедить Дика. Но Гордон молчал, задумчиво глядя на лампочку.

Поезд мчался на восток. Это был экспресс. Он не останавливался на мелких станциях; плавно покачиваясь, он мчался стрелой, ежеминутно приближаясь к еще далекой линии фронта.

– Дики, – умолял Джонни, – Дики!..

Дик Гордон упрямо молчал, покачиваясь на мягком диване.

– Дики!..

Наконец Гордон таким же шепотом ответил, подняв голову и наклонив ее к Уолтерсу:

– Погоди немного, Джонни. Я обещаю ответить тебе, но дай мне еще немного времени. Мне надо еще чуть-чуть подумать. Завтра я дам окончательный ответ. Хорошо?

И две крепкие руки встретились в дружеском пожатии.

ЛЕДЯНОЕ НАСТУПЛЕНИЕ

На четырнадцать километров отступили части Первой армии, на четырнадцать километров на запад. Здесь Первая армия перешла через реку Жлейку и закрепилась на ее западном берегу, уничтожив за собой все средства переправы – мосты, паромы и тому подобное. Красная армия также вынуждена была остановиться: путь ей преграждала Жлейка.

Окопы расположились по обоим берегам реки. Она была не широка, но артиллерийские батареи Первой армии хорошо пристрелялись к ней – и отвечали ураганным огнем на малейшую попытку навести понтонные мосты для переправы. Более того, западный берег реки был выше восточного. Еще до начала военных действий этот берег был превращен в мощную крепость. Забетонированный, с тайными ходами и пулеметными гнездами, – западный берег смотрел на реку холодными стволами пушек и пулеметов, готовыми в любую минуту залить реку на всю ее ширину свинцовым и стальным дождем.

Красная армия предприняла несколько попыток форсировать реку, но ничего не вышло. Пулеметный и орудийный огонь с другого берега косил людей, не позволяя им даже приблизиться к воде. Советская артиллерия пробовала обстреливать забетонированный берег, чтобы уничтожить батареи и пулеметные гнезда. Однако они были отлично замаскированы и попадание снарядов могло быть только случайным. Ничего не дала и авиаразведка: с самолета и вовсе нельзя было обнаружить замаскированные объекты.

Участок фронта замер. Первая армия довольствовалась тем, что оставалась на своих позициях, где ей не грозило нападение. Красная армия, очевидно, не имела возможности развернуть активные действия. Состояние фронта на этом участке можно было охарактеризовать как всецело позиционное, без малейших перспектив решительного наступления как с запада, так и с востока.

Так прошло несколько дней. Советские окопы были расположены на расстоянии километра от берега: подойти ближе не позволял огонь вражеских батарей и пулеметов. Командование этого участка Первой армии было довольно: советские части не двигались с места. Их наконец-то удалось парализовать. В последние дни советские траншеи не подавали почти никаких признаков жизни. Ленивая перестрелка шла весь день, но ни одна из сторон не считала целесообразным зря тратить снаряды и патроны.

Однако полковник Ницберг, командир участка, обладал большим военным опытом и не забывал о настоятельной необходимости всегда быть начеку. По опыту прошлой войны он хорошо знал, что такие периоды затишья в конце концов всегда сменяются активными действиями. Одна из сторон (если не обе одновременно) обязательно использует такой период для подготовки, стягивания сил и организации удара.

Полковник собрал офицеров и еще раз проинструкти-рвал их.

– Бесспорно, – сказал он, – наши позиции достаточно укреплены. Река, которую мы держим под обстрелом, – надежная защита. Однако советские траншеи стали что-то уж чересчур тихими. Я категорически требую от вас, господа, постоянного внимания. Вы должны следить за каждым шагом врага. Наш участок является исключительно важным для целого района. Если бы нам пришлось отступить – это повлекло бы за собой общее отступление всего фронта. Мы – ключ к фронту, прошу помнить это. Есть основания полагать, что советские части в ближайшее время вновь попытаются переправиться через реку. Мы должны отвечать жесточайшим огнем на всякую их попытку приблизиться к реке.

Зоркие наблюдатели, сменяя друг друга, следили за каждым движением в советских траншеях. Но ничего особенного они не замечали. Из траншей велась только ленивая, словно по обязанности, стрельба. Местность между советскими траншеями и берегом реки оставалась пустынной: низкие кусты, трава, песок – вот и все. Наблюдатели гарантировали, что не только человека, даже зайца заметили бы на этой ровной плоскости.

Наблюдатели гарантировали безопасность: в последнее время ни один человек из советских траншей даже не пытался подобраться к реке. Правда, следить за противоположным берегом ночью было значительно труднее. Но прожекторы, освещавшие своими дрожащими лучами берег, позволяли разглядеть всю территорию. Пространство между советскими траншеями и берегом оставалось мертвым. В последние дни пропали даже суслики, за передвижениями которых любили следить наблюдатели. Суслики исчезли – видимо, испуганные стрельбой.

И еще кое-что ежедневно отмечали наблюдатели в своих журналах: река заметно мелела. Она не становилась уже, но уровень воды понемногу спадал и восточный берег становился чуть более высоким. Он вырос ненамного, всего, может быть, на полметра, но наблюдатели аккуратно отметили и это. Конечно, происходящее ничем не угрожало позициям Первой армии: река здесь была довольно глубока и переправляться через нее вброд все равно было бы безумием.

Однажды утром наблюдатели заметили другое интересное явление: на восточном берегу реки образовались два источника. Они находились над самой водой, и из них стекали в реку узкие струи чистой, прозрачной, пенистой воды. Но вот что странно: оба источника, безусловно, были горячими – от них поднимался пар, вода в реке под ними мутнела и словно закипала сама. Наблюдатели записали эту новость в журнал, а дежурный офицер доложил о ней полковнику Ницбергу, как об очень любопытном природном феномене.

Полковник поглядел в бинокль: действительно, на том берегу виднелись два источника, которых раньше никто не замечал.

– И пар поднимается, – с интересом произнес полковник Ницберг. – Должно быть – минеральные источники.

Никогда не слышал, что в этой местности имеются минеральные источники, да еще и горячие!..

Но ему, как командиру участка, в сущности было все равно. Источники – пускай будут источники. И полковник Ницберг занялся другими делами.

Однако через полчаса к нему прибежал встревоженный дежурный офицер:

– Господин полковник, – доложил он, – эти источники не горячие, а наоборот – очень холодные…

Полковник внимательно посмотрел на него:

– Друг мой, сколько коньяка вы сегодня выпили? – саркастически спросил он. – Какое мне дело до того, горячие эти источники или холодные?

Но офицер продолжал:

– Господин полковник, они слишком холодные. Около них образуется лед.

Полковник широко улыбнулся:

– Подайте рапорт о болезни. Бывает, друг мой. Сегодня такая жара, а вы еще коньяк добавили. Вот вам и мерещатся всякие нелепицы. Как это в Африке называется – мираж, вроде бы?

– Господин полковник, я не шучу, я не пьян и жара тут не при чем. Я вполне отвечаю за свои слова. От источников поднимается пар, а вокруг на реке образуется ледяная пленка. Пожалуйста, посмотрите сами…

– Только для того, чтобы посадить вас на гауптвахту за неуместные шутки?.. Ладно, пойдемте. Покажите мне ваш лед в эту жару!..

Полковник Ницберг прошел к наблюдательному пункту, посмотрел в бинокль – и остолбенел: офицер говорил правду. Улыбка сбежала с его лица, полковник удивленно протер глаза. Да, происходило что-то невероятное…

Собственными глазами полковник Ницберг видел две узкие струйки воды из источников, медленно стекавшие вниз, к реке. Над струйками поднимался легкий пар, как над потоками горячей воды. Такой же пар, но только гуще и белее, стоял над речной водой в том месте, где в нее впадали ручейки. Все это было похоже на обыкновенные горячие минеральные источники. Однако…

Однако от струй, насколько позволял видеть густой пар, расходилась по речной воде блестящая тоненькая корочка льда. Корка блестела под жгучими лучами солнца, но не таяла. А может, и таяла, но образовывалась снова. Главное – она была здесь, перед глазами, эта ледяная пленка, она возникала из горячих на вид струй источников, одетых паром… Удивительно, бессмысленно, невозможно, – но факт. Полковник еще раз, как в детстве, ущипнул себя за руку: не сон ли это, не снятся ли ему и источники, и пар, и лед в жару… Нет, он не спал, он даже чуть вскрикнул от боли. Да, все это явь. Но – что же все это означает?