Текст книги "Два заповедника"

Автор книги: Владимир Васильев

Владимир Васильев
Два заповедника

Часть первая

Артем Шпилевой, бармен, лайнер «Одесса», дальний космос.

Ло Тан, охотник клана логвита Андира, Поднебесье.

Ва Дасти, певец-сказочник, вольный, Поднебесье.

Глава первая

Просыпаться с похмелья – невеликое удовольствие.

Артем долго балансировал на грани небытия и реальности, выясняя, стоит ли жить, если впереди часа два мук и страданий.

Но муки пройдут. А значит, нужно вставать. Тем более что скоро отправляться на смену.

Он приоткрыл глаза – приглушенный белый свет заливал каюту. Как удалось вчера добраться до нее? Небось Юра привел. Или принес. Ну и ладно, нечего было накачивать его, Артема. Рад, что уродился громадиной, никакой алкоголь его не берет.

Повод вчерашней пирушки растворился не то в седьмом, не то в восьмом коктейле. Кажется, чей-то день рождения. А шампанское в сочетании с чем-нибудь более крепким всегда действовало на Артема как выключатель.

Не находилось сил даже застонать. Он вновь приоткрыл глаза. Освещение какое-то неправильное… Что за черт? Это не обычная для каждой каюты панель дневного света. Скорее уж смахивает на аварийку. Но аварийки в каютах желтые, а не молочно-белые. Непонятно.

Артем попытался пошевелиться – тело не слушалось. Вялость, словно в койке пришлось валяться минимум неделю.

Зато голова на удивление свежая. То есть не совсем свежая, но и не трещит, как всегда наутро после пьянки. Скорее, как после наркоза. И мысли вялые какие-то, словно мухи по весне…

Однако в голове быстро прояснялось. Да и мышцы оживали – все тело покалывало, словно на Артема набросились полчища муравьев. Через каких-то пять минут он понял, что находится вовсе не в каюте, а в анабиозной камере.

Вот так номер! Он, Артем Шпилевой, один из барменов пассажирского лайнера «Одесса», с вечеринки угодил в анабиозную камеру! Ну и ну! Надо же так набраться!

Едва диагност мелодично тренькнул, Артем рывком сел и обернулся к панели. Там успокаивающе зеленели огоньки – значит, Артем здоров, камера честно вернула его к жизни. Отлепив от тела присоски с датчиками, он опустил голые ступни на прохладный ворсистый пол.

Все остальные камеры в отсеке пустовали, темные и безжизненные. Артем встал, захлопнул прозрачный колпак – в его камере тоже погасла подсветка. Пробежался пальцами по клавиатуре, вгоняя камеру в режим ожидания. Заодно вызвал данные последнего цикла работы.

«Артем Шпилевой, Б-108, 26, вынужденное погружение, дата: 15 апреля 39 г.»

Все правильно, пирушка началась ночью с четырнадцатого на пятнадцатое. Кому понадобилось совать его в камеру да еще погружать в гиперсон?

Пожав плечами, Артем погасил экран и пошел в тамбур, где, вероятно, оставили его одежду.

Так и есть, в шкафчике нашелся и комбинезон, и ботинки с его бортовым кодом – Б-108. На ботинках лежал толстый слой бурой пыли. Словно и не чистил Артем их вчера перед сменой…

Одевшись и обувшись, Артем впервые взглянул на часы.

Часы стояли.

До сих пор Артем никогда не видел стоящих часов, ибо стандартная батарея была рассчитана на сто пятьдесят лет.

– Надо же! Испортились! – изумился Артем. Впрочем, испорченных часов он тоже ни разу в жизни не видел.

Где-то в глубине души он насторожился. Почувствовал, что не все ладно, но пока старался вести себя так, будто ничего не случилось. Совсем ничего.

Служебный лифт утробно загудел, словно не двигался с места по меньшей мере лет десять.

«Черт возьми! Сколько же я пролежал в камере? И что стряслось в ту ночь?»

С каждой минутой Артем мрачнел все больше и больше.

Коридор в жилом секторе экипажа устилала знакомая бурая пыль. Двери кают – нараспашку, кое-где валяются вещи (так и хочется добавить: «брошенные при поспешном бегстве»). И никого.

В груди неприятно заныло. Артем понял, что той ночью объявляли эвакуацию. А эвакуацию просто так, от скуки, не объявят. «Одесса» – громадный лайнер, пассажирский… Сколько людей он перевозил? Тысяч десять, не меньше.

Даже не заглянув в свою каюту, Артем помчался в рубку, на бегу включая освещение. Всюду пыль, пыль, пыль… Целые перины, бурые, как ржавчина. И совершенно нетронутые, словно барханы в Каракумах.

Рубка пустовала. Ничего себе! Выходит, полная эвакуация? А он тогда почему остался? Забыли, что ли?

Артем плюхнулся в кресло перед терминалом, отирая со лба внезапный пот. Экран ожил, защелкали клавиши, переводя вопрос человека в компьютерные команды. Первым делом – вахтенные логи…

~@Запрос: «Рапорт по тревоге».

Пик!

~#02.12/ Неполадки в реакторе. Угроза взрыва. Объявлена

~#15.4.39 срочная эвакуация.

~#02.44 Реактор восстановлению не подлежит. Эвакуация ~# пассажиров завершена.

~#03.07 Взрыв. Объявлена эвакуация экипажа. Капитан ~# задействовал систему машинной регенерации. «Понятно», – вздохнул Артем. Камеры гиперсна не открываются до конца регенерации. А до взрыва разбудить не успели, наверное, из-за замедленного обмена в организме. Как-никак, он был пьян в дрезину… Словно доисторический железнодорожник.

Артем знал, что при самых свирепых повреждениях корабельных систем полная регенерация занимает максимум девяносто земных суток.

Новые вопросы компьютеру.

~@Запрос: «Время регенерации».

Терминал выдал ответ с полусекундной задержкой.

~#726 лет 65 суток 23 часа 12 минут 46,628 сек. Процесс затянулся ввиду повреждения системных модулей регенерации при взрыве.

Артем вытаращился на экран.

Семьсот лет? Он проторчал в камере семьсот с лишним лет? Но куда подевался экипаж? Почему не вернулись за ним, оставленным на корабле? Получается, бросили?

Он запросил архив, сектор сообщений.

~#«Одесса» оставляется на регенерацию. Экипаж и пассажиры эвакуированы на ближайшую планету земного типа (код по каталогу).

~#Код рапорта на базу (серия цифр).

~#Дата.

~#Капитан Смеляков.

И все.

Артем чертыхнулся и запросил сервис-навигатора. Ожил головной экран.

Вот она, планетка! После завершения регенерации корабль, естественно, переместился к ней, на стационарную орбиту. Зелено-рыжий шар планеты занимал почти весь обзорник. Номер по каталогу ничего не говорил Артему. Бармены вообще не очень разбираются в космической навигации…

Семьсот лет. Даже больше – семьсот двадцать шесть. С чем-то. Черт возьми, да все уже давно мертвы!

Или компьютер ошибается?

Жизненный опыт подсказывал совсем другое – компьютеры не ошибаются. По крайней мере так грубо.

Но может быть, может…

Артем вошел в сектор «Связь». Для начала по очереди прослушал все двенадцать цифровых каналов, потому что не умел запускать автосканирование. Услышал лишь равномерное фоновое шипение в динамике. На более длинных волнах аналогового диапазона – треск атмосферных помех.

«Ага! – оживился Артем. – Значит, антенна сориентирована на планету… Точнее, на капитанский бот…»

На вызовы, конечно же, никто не ответил.

Оставалось одно: попробовать связаться с Землей. Но для этого в навигатор нужно было загнать капитанскую программу. А кристалл с ней капитан, конечно же, забрал с собой, ибо того требуют полетные инструкции. Забрал туда, на этот чужой зелено-рыжий шар. В итоге Артем оказался отрезанным от Земли. Не факт, конечно, что удалось бы связаться. Но уж запустить режим возвращения к Земле умеет любой космолетчик, будь он хоть сантехником, хоть поваром, хоть барменом. А без капитанской программы…

Артем выругался и твердо решил: не станет он сию секунду ломиться к посадочным ботам. Прежде следует заглянуть на камбуз и поплотнее позавтракать. А заодно и с мыслями собраться – когда чего-нибудь жуешь, мозги начинают работать живее.

Он всегда доверял случайным порывам. И к счастью, в кухонной автоматике разбирался не в пример лучше, нежели в капитанской и навигационной. Проспавшее семь с четвертью веков тело поглощало жареную оленину с завидным аппетитом. Впрочем, за такой срок немудрено проголодаться…

В рубку Артем вернулся заметно повеселевшим. Хотел было тяпнуть граммов сто для храбрости, но вспомнил вчерашнее (точнее, локально-вчерашнее) и решил, что не стоит.

«А ведь алкоголь у меня в крови рекордной выдержки!» – рассеянно подумал Артем, опускаясь в штурманское кресло.

~@Запрос: «Реестр базовых программ».

Выбрав курсором строку «Аварийный возврат к месту приписки», Артем, затаив дыхание, утопил клавишу «Enter». По экрану терминала пронеслось несколько служебных строк, затем коротко пискнул динамик на пульте.

~#Вставьте кодовую запись во внешний драйв, пожалуйста.

Чуда не произошло. Комп требовал капитанский кристалл. Артем в сердцах саданул кулаком по пульту. Потом вдруг подумал:

«А если получилось бы? А на планетке выжил кто-то из экипажа? Точнее, из потомков экипажа. Выходит, я бы их бросил…»

Конечно, пару лет задержки ничего не решают, потому что к этой планете немедленно выслали бы поисковую группу… Или следопытов? Кого в таких случаях высылают? Кажется, все же поисковиков.

«Лететь надо… Туда, на планетку. Найти капитанский бот, кристалл. Попытаться вывезти уцелевших. Не может быть, чтобы никто не уцелел, „Одесса“ – здоровущий лайнер, людей там много и каждый умеет что-нибудь уникальное, полезное, а люди в группе – очень живучие существа…»

И он побрел в шлюпочную. Аварийных ботов осталось два: крохотный одноместный «Колибри» и четырехместная «Сцилла». Оба – в совершеннейшей исправности, если верить служебной автоматике. «Следует ли ей верить?» – спросил себя Артем. И сам же себе ответил: «Следует». Во-первых, альтернативы все равно не имеется, поскольку с подобной техникой бармен мог разобраться только на простейшем пользовательском уровне, а во-вторых, хуже все равно не станет. Какая разница, где выть от одиночества – на покинутом корабле или на незнакомой планете? К тому же на планете хотя бы есть шанс кого-нибудь встретить. Правда, на корабле – шанс выть подольше, потому что воздуха, пищи и воды Артему хватало еще лет на семьсот, при условии, что он умудрится столько прожить. Кстати, а что с воздухом на планете? Дышать-то им хоть можно?

Выяснилось – можно. Атмосфера подобна земной, только всякой серно-вулканической дряни процент повыше, потому что геологически планетка весьма активна. Однако для дыхания однозначно годится, причем без всяких масок, обогатителей или фильтров.

Артем хмыкнул и вернулся в шлюпочную. Поразмыслил. И стал готовить к броску «Колибри». Первая вылазка – ознакомительная, часов пять-шесть, не больше. Даже еды, помимо аварийного пайка, брать не стал. Заранее дал себе слово: без посадки. Даже если обнаружит капитанский бот. Потом слетает, на «Сцилле», когда будет ясно, что там, внизу. А пока покрутится вблизи, и все.

Натужно взвыли застоявшиеся сервомоторы шлюзов, даже в кабине «Колибри» Артем расслышал их истерические стенания.

«Как бы не застрять», – подумал он озабоченно. Впрочем, механизмы могли скрежетать и не от старости – поди угадай, когда закончилась регенерация именно их составляющих? Может, только вчера?

Катер оттестировался нормально и послушно лег в стартовый паз; пошел обратный отсчет времени. Артем на всякий случай пристегнулся – кто знает атмосферу планетки? Вдруг там свистопляска, как в котле с закипающим борщом? Подогнав по фигуре кресло и затянув ремни, он тупо уставился на головной экран, на котором сейчас серела увитая шлангами стена шлюза. Бортовой комп-навигатор пересвистелся с главным и вывалился в автоном, не забыв сообщить Артему адрес программы автоматического возврата. Во внешнем драйве тотчас вырос и сгустился голубоватый кристалл-носитель. Артем решил не вынимать его из драйва – зачем? Если надо будет вернуться, то вот он, уже на считывании. А если есть кристалл, но нет катера… Тогда никакой кристалл не поможет. Правда, если Артем в следующий раз решится высаживаться, тогда заберет программу с собой обязательно. «Сциллу» украсть потяжелее, чем угловатую фасолину фатолизного углерода.

А потом шлюз распахнул створки, как моллюск раковину, «Колибри» плавно, без свирепых стартовых ускорений, которые так любят десантники, разогнался и вышел из корабля-матки. Шлюз так же величаво захлопнулся – видно было в задний экран. Планета рыжела в правом нижнем углу головного. Артем подогнал курсор к уютному на вид шару и утопил «Enter». Комп тотчас высветил меню:

~#Орбитальный полет

~#Снижение по спирали

~#Посадка

~#Маневрирование

Артем выбрал «Снижение по спирали». Садиться на поверхность он раздумал еще в шлюпочной. Орбитальный полет ничего не прибавил бы к уже имеющемуся. А ручного управления, как и любой бармен, Артем втайне побаивался, хотя в свое время прошел обязательный учебный спецкурс без особого труда. «Колибри» мягко ускорился и нацелился носом чуть в сторону от планеты, градусов на пятнадцать. Движения Артем совершенно не ощущал. Однако стоило взглянуть на рыжий шар спустя несколько минут, как тут же стало казаться, будто тот едва заметно вырос в размерах. Так оно, собственно, и было.

Часа два Артем скучал, потом догадался вытащить на отдельную консоль компа любимую игрушку – «Лабиринт отражений» – любимой фирмы – «СЛ Кей Дач инвести-гейт» – и на некоторое время погрузился в зыбкую глубину, ощущая себя (в который раз) первым дайвером Земли.

Очнулся он, когда катер тряхнуло. С сожалением вынырнув из глубины, Артем взглянул на экран – «Колибри» давно уже шел в атмосфере. Могучие воздушные потоки ворочали крошечным катером. Артему показалось, что изящная капля «Колибри» обратилась в перламутровый леденец, и леденец этот катает и катает на языке неведомый великан-сластена.

Взглянув на слабо светящийся экранчик альтиметра, Артем узнал расстояние до поверхности – четыре с половиной километра. Облачности не было совершенно; косматый шар чужого солнца висел в голубовато-зеленом местном небе словно клубок толстой шерсти в корзинке бабушки-мастерицы вязания.

Потом Артем взглянул на головной экран и сразу вслед за тем – на радар.

Впереди и чуть выше летело что-то огромное и пузатое, с выпуклыми серыми боками и корявыми наростами на светло-зеленом брюхе. Летело медленно-медленно, как чудовищный древний дирижабль, влекомое равномерным воздушным потоком. Артем вперился в экран, будто космотурист, пытаясь разглядеть хоть какие-нибудь подробности.

Рядом с гигантским дирижаблем (автоматика бота оценила его размеры как полтора километра в длину и сто пятьдесят метров в самой толстой части поперечника), словно лоцманы перед акулой, парили под четырехметровыми зонтиками мохнатые шары, похожие на внезапно обросшие шерстью стратостаты. Зонтики состояли из тончайших длинных волоконец, беспрерывно шевелящихся и невольно вызывающих ассоциации не то с актиниями, не то с медузами. Вообще в движении этих созданий угадывалось нечто океанское. Да и дирижабль сильно смахивал на свободно плывущего в атмосфере кита.

– Йопересетэ! – пробормотал Артем впечатленно. – Это что же, местная фауна, что ли? Зверушки?

На всякий случай запустив датчики внешнего наблюдения на док-запись, Артем вновь прикипел к экранам, подумав, что в космошколе его все-таки сумели натаскать на рефлекторные действия. Вот поди ж ты, позаботился о неведомых исследователях, включил запись… Хотя до того ли ему сейчас?

Бот снизился еще на полтора километра. Артем уныло изучал экран, на котором постепенно менялись очертания бурых разводов – в деталях разглядеть поверхность планеты с такой высоты было все еще трудно. Небо вновь стало чистым, исполинская туша осталась позади, и ее неторопливая свита тоже.

За три с половиной часа Артем облетел четверть диаметра планеты. Видел много действующих вулканов – серые клубы дыма выглядели как диковинные наросты на чьем-то необъятном теле. Снизу, наверное, казалось, что они возносятся высоко-высоко, чуть ли не в стратосферу, но ветер разлохмачивал их уже на высоте километра, а еще чуть выше и вовсе развеивал. Местность внизу казалась пустынной и безрадостной, да и была скорее всего именно такой. Камень и песок. Анализаторы авторитетно заключили это, даже какой-то там химический состав определили. Артему хватило короткого заключения «для чайников», без специальных подробностей.

М-да. Симпатичная планетка. И как только эвакуированные с «Одессы» люди тут выжили? Ни былинки, ни травинки, сплошь пустыня.

Артем с сомнением просмотрел запись с телевика. Пейзаж сильно смахивал на марсианский, где-нибудь у подножия столовых гор.

Потом Артем вдруг задумался: а с чего он, собственно, взял, что пассажиры лайнера и экипаж выжили? Вдруг они не смогли отыскать пригодного для жизни места посреди этих скал и вулканов? И просто погибли? Неудивительно при таком-то ландшафте…

Внимание Артема привлекло неясное движение впереди справа по курсу. Он тронул пульт управления и переориентировал телевик.

Поверхность планеты в узкой долине, зажатой между двумя исполинскими плитами, буквально кипела. Плиты смещались друг относительно друга, выдавливая на поверхность косые пласты-языки. Каменные.

«Ну и трясет там!» – подумал Артем с опаской. Хорошо, что он решил не садиться в этот раз. Планетка, похоже, весьма активна сейсмически.

Возвращаясь, Артем увидел еще нескольких китов, стайку созданий, похожих на воздушные шары, и огромную невесомую медузу, шлейфом опирающуюся на воздух. К мелочи, кишащей рядом с гигантами, он не присматривался. В другой раз.

«Колибри» пришвартовалась в автоматическом режиме. На «ять», без единого сбоя. Эта часть аппаратуры лайнера определенно отрегенерировала удачно.

Первым делом Артем скопировал данные наблюдений в основной компьютер корабля. Потом поставил шлюп-автоматы на обслуживание, взглянул, как они жадно набросились на «Колибри», и только потом отправился на камбуз.

Глава вторая

Ло Тан взглянул на солнце и тотчас прищурился. Слезинка, щекоча кожу, стекла по щеке. Времени у него оставалось еще достаточно.

Слетать на соседний Лист, маячивший на горизонте, конечно, заманчиво. Поохотиться… До темноты. На ночь лучше, конечно, не оставаться: разыграется буря, разнесет Листы… Такое уже случалось. Болтайся потом в небе много раз по много часов в поисках своего клана!

Поправив пояс, ло Тан зашагал к клену. Крылья он присмотрел себе на загляденье: узкие, длинные, глянцевито поблескивающие. Крепкие и удобные: ло Тан был прекрасным летателем и любил закладывать в небе рискованные виражи. Правда, виражи казались рискованными только со стороны, ибо прекрасный летатель лучше прочих знает, что такое допустимый риск. А который не знает – вряд ли доживет до дня, когда его назовут прекрасным летателем. Рухнет вниз, на скалы и камни или вообще в океан. Незавидная участь…

Вскоре ло Тан уже парил над миром в объятиях мощного восходящего потока. Из нижнего слоя всплывал буро-коричневый кит, разворачиваясь мордой в сторону от Листа ло Тана, чтоб не столкнуться. С правого бока кита свисало сразу четыре прилипалы; левого ло Тан не видел. Несколько лоцманов шныряло туда-сюда перед мордой кита; а вдалеке кружил голодный и одинокий горд. Полупрозрачное тело хищника сокращалось в такт реактивной струе, ло Тан позавидовал скорости горда. На крыльях такого никогда не догнать…

Горд боялся нападать на кита, потому что был один. Отбился от прайда, что ли? Обычно горды охотятся по пять-семь особей, боевыми группами. А прайд – самки с детенышами – обычно поджидает слоем ниже. Кит одинокого хищника презрительно игнорировал. Ну-ну, поглядеть бы на тебя, когда гордов станет больше…

Чуть изменив наклон крыльев, ло Тан ушел с пути кита. Ло-охотника гигант тоже игнорировал. Вот против этого не поспоришь – люди на китов никогда не охотились. Слишком уж они громадны, киты неба. Вообще люди в воздухе практически не охотились. Только на Листах.

В ушах свистел ветер высоты, самая приятная музыка для охотника.

Когда все три кромки мелькнули под крыльями, ло Тан косо пошел вниз, к чужому Листу. Мягко спланировал, коснулся поверхности подошвами сапог и развернул крылья ребром к потоку. Над Листом ветер был куда слабее, но с краю, сразу за кромками, с ним еще приходилось считаться.

Совсем свежие крылья спроваживать в полость не хотелось, и ло Тан отнес их под крайние деревья.

Охота оказалась удачной: довольно быстро ло Тан добыл косулю. Лист был обитаемым еще совсем недавно, но животные уже успели отвыкнуть от людей и это помогло.

К сумеркам ло Тан успел вернуться на родной Лист. Косулю он отдал женщинам у штабной полости; там курился ароматным дымком костер клана. Сегодня выдался хороший день: ло Тан оказался не единственным охотником, вернувшимся с добычей.

Как обычно бывает недалеко от экватора, солнце, завершив дневную дугу, разом провалилось за горизонт. Ночь в это время года короче дня почти втрое; охотники едва успеют выспаться перед очередными полетами на соседние Листы.

Клан истребил почти всех животных на Листе, где поселился. И логвит Андир недавно сказал, что пора подумать о переселении. Если в этом году Лист отправится к полюсу, переселение состоится. И, похоже, Лист действительно собирался к полюсу – за третьей кромкой стало больше чаш-побегов, а подсыхающий край летающего блюдца осыпался особенно бурно. Какие из побегов отделятся от материнского Листа и отправятся в самостоятельный полет, пока было трудно определить – все побеги еще одинакового размера и цвета. Это станет понятно позже, после южной зимы, когда солнце дойдет до точки стабильности и на целую неделю неподвижно зависнет, наполовину спрятавшись за горизонтом. Но так будет, только если Лист останется вблизи экватора.

Ло Тану сразу же вручили чашу с похлебкой из куропата и две еще горячих лепешки. Он и поел здесь же, у штабной полости, в окружении хлопотавших женщин. Ло Тан то и дело замечал мать и старшую сестру – у самого огня. Рядом, но в некотором отдалении, возилась малышня, и что удивительно – почти не производила при этом шума.

Насытившись, ло Тан отправился к недавно обустроенному жилищу – небольшой полости, из которой был выпущен летучий газ. Сама полость не зарастала, потому что проем был обильно полит соком агавы, и плоть Листа в месте, где полость вскрывали мечом, стала твердой и блестящей, как стекло.

Ло Тан никогда в жизни не видел стекла. Знал только, что оно прозрачное, твердое и на свету блестит. Тем не менее слова «как стекло» он (да и не только он – любой из клана) произносил довольно часто. Не задумываясь, просто по привычке.

Уже убрав заслонку и присев перед круглой дырой, входом в жилище, ло Тан услышал бренчание гитары. И пение.

Ло Тан узнал бы этот голос из тысячи. Потому что пел его давний друг. Друг детства. Ва Дасти. Певец и сказочник. Бродяга. Мечтатель.

Уронив лук и колчан в полость-жилище, ло Тан опрометью, как мальчишка, помчался на голос.

Дасти, увидев ло Тана, приподнял брови, но пения, конечно же, не прервал. У костра сидело человек двадцать – в основном молодежь. Старики редко слушают молодых певцов, у них свои пристрастия. Однако послушать Дасти часто приходили даже почтенные седые старцы, потому что Дасти был на редкость хорошим певцом и песни сочинял прекрасные. А сказки его были странными и тревожными, ло Тан слушал их, затаив дыхание, и никак не мог понять: что же заставляет его затаить дыхание? Хотя, по правде говоря, понять не слишком-то и стремился, слушал сказки, да и все. Ва Дасти крайне редко пел одну и ту же песню дважды за вечер, а сказки вообще никогда не повторял в одном и том же клане. Краем уха ло Тан слышал, что у певцов и сказочников есть какой-то неписаный кодекс, и противиться ему не решается никто. Зная Дасти, ло Тан был уверен, что на запреты друг чихал с большой высоты, и раз следует кодексу, значит, сознательно разделяет его.

Ло Тан тихонько подсел к костру, предвкушая вечер в обществе Дасти. А прежде – песни, песни… И – может быть – сказку.

Старенькая гитара, доставшаяся Дасти от его учителя – ва Хисгина, – звучала в сумерках. И вплетался в чередование аккордов сочный голос певца.

 
Уповая на крылья
И призрачный ветер высот,
Я шагну в пустоту
И застыну я под небесами.
И не сыщется силы,
Сейчас, через день, через год,
Приковавшей к Листу
Паренька, что поет перед вами.
Ведь шальная игра,
Захватившая племя крылатых,
Началась не вчера,
И не завтра закончится, нет,
Мы свободны в полете.
Как ветер, как солнечный свет.
Я пою вместе с ветром.
И вы вместе с ветром споете.
Стоит крылья надеть
И шагнуть через край, в пустоту.
Так давайте же петь!
Так давайте же петь на лету…
 

Финальный аккорд растворился в вечерней тишине; слушатели одобрительно зароптали. Песни ва Дасти всегда рождали не то щемящую тоску, не то желание действительно схватить крылья, шагнуть за кромку и лететь, лететь, пока хватит сил, крича и захлебываясь от восторга.

Потом Дасти спел старую песенку о веселом и бесшабашном ките и его хулиганистых лоцманах – наверное, чтобы повеселить народ и поднять настроение.

И пошло: певец чередовал берущие за душу баллады с разухабистыми кричалками, которые знают на каждом Листе и у любого костра могут подхватить. Подхватывали с чувством, полными голосами, так что слыхать было по всему Листу, наверное.

Вскоре устроили перерыв – певцу тоже надо было отдохнуть, да и попить-поесть не мешало. Расходиться никто и не думал, наоборот, у костра прибавилось людей. Ло Тан подсел поближе к Дасти.

– Привет! – улыбнулся тот, принимая из чьих-то рук чашу и ложку. – Рад тебя видеть!

Ло Тан хлопнул певца по плечу.

– Здравствуй, Дасти!

Кто-то пустил по кругу бурдюк с веселящим; пока ва Дасти отдыхал, пошли смешки-перемолвки.

– У меня к тебе разговорчик будет, – весело сообщил певец. – Потом, как отпою.

– Ладно! – охотно согласился ло Тан. – Кстати, можешь у меня отоспаться: я полость недавно закрепил. Еще соком пахнет, но ты, я думаю, привык.

– Замечательно! – обрадовался Дасти и, понизив голос, спросил: – А ты сам где-нибудь в другом месте переночевать не сможешь?

Ло Тан вздохнул: друг и не думал меняться.

– Смогу, куда уж тебя девать…

Повеселевший ва Дасти тут же подмигнул одной из девчонок. Со значением так подмигнул. А та, понятное дело, с готовностью таяла.

«Отосплюсь тут, у костра, – подумал ло Тан. – Погода хорошая… А под разговоры спать одно удовольствие».

Раз по кругу пошло веселящее, кое-кто до рассвета досидит. Точно.

Вскоре Дасти снова взял гитару, но народ дружно стал требовать сказку. Девчонка, которой Дасти подмигивал – громче всех. И Дасти, конечно же, сдался, хотя ло Тан ясно видел, что ему еще хочется попеть.

– Сказку? – переспросил Дасти сам у себя. – Сказку… Ладно. Будет вам сказка.

Он отложил гитару, хлебнул маленько веселящего (бурдюк как раз дошел по кругу до певца) и объявил:

– Сказка зовется «Трель певчей совы».

У костра сразу стало тихо. Слушатели затаили дыхание.

Неудивительно: сказочников по миру кочует не скажешь чтобы много. А ва Дасти был одним из лучших.

Он кашлянул, прочищая горло, и начал:

«Буря отнесла Листы далеко на юг, посвирепствовала напоследок и бессильно опала над обширными плоскогорьями. Хаст, два дня не покидавший жилища, наконец смог выйти и вдохнуть свежего воздуха. Не отравленного зловонными вулканическими газами дыхания бури, а настоящего, холодного, как ночь, воздуха высоты. Ветер улегся; в этих широтах такое случалось. Вдоль Кольцевого океана, то бишь в экваториальной области, свежий воздушный поток почти никогда не утихал, а бури задевали те места лишь краями. В средних же широтах полное спокойствие чередовалось с чудовищными ветрами, отголосками катаклизмов нижнего мира.

За эти два дня Лист охладился и сильно потерял высоту. Обычно зеленые чаши парили в одном-двух километрах от поверхности; теперь же пристанище Хаста отделяло от Низа неполных полкилометра. Но впереди ожидалось не менее недели спокойной солнечной погоды и Лист, конечно, взберется повыше. Хорошо еще, что не на север отнесло – там сейчас зима…

Солнце описывало круги в безоблачном небе, то спускаясь пониже к горизонту, то поднимаясь, но, пройдя лишь полпути к зениту, заваливалось в сторону и начинало сползать вниз.

Хаст, как и все на Листах, знал, что на самом деле это не круги, а медленно сужающаяся спираль. Придет час и солнце застынет в одной точке небосвода, но кто знает, куда к этому времени отнесут Лист прихотливые ветры высоты? Если ближе к экватору, солнце станет висеть невысоко над горизонтом, если к полюсу – тогда где-то рядом с зенитом. Может статься, что Лист окажется за экватором, в северном полушарии. В этом случае светило вовсе спрячется за горизонт и наступит ночь, достаточно долгая, чтобы деревья сбросили листву, а многие звери залегли в готовую каждое мгновение прерваться спячку.

Почти все время, пока бушевала стихия и Лист трепало, словно пушинку, Хаст дремал в дальнем жилище. Пробудившись, он не услышал скрипа веш и сосен, а из-за шкуры зубра, висящей у входа, пробивались желтые солнечные лучики. Хаст потянулся, отгоняя остатки сна, и встал на колени.

Снаружи донеслась трель певчей совы – чередование нежного свиста, щелчков и скрипа. Хаст выскочил наружу, словно за ним гнался рассвирепевший зубр.

У него была причина ненавидеть певчих сов.

Тогда он был еще ло Хастом – охотником клана лог-вита Стипо. Клан уже лет пять обитал на огромном старом Листе, жизнь в котором медленно угасала. Люди не особо волновались по этому поводу: угасать она будет еще лет тридцать, но давно уже решили при первом же удобном случае покинуть стареющий исполин, который долго давал людям щедрый и безопасный приют. К полюсам во время экваториальных зим он уже много лет не летал и об участии в большом переселении не могло быть и речи. Оставалось надеяться только на крылья. Ждали, когда рядом окажется подходящий незанятый Лист.

Ло Хаст со своим неразлучным другом ло Гри долго и без особого успеха охотился в хвойной зоне. Под вечер их сморило у третьей кромки. Ло Гри подстрелил куропата, ло Хаст – двух барсуков, но этого было слишком мало для опытных охотников. Не должен же клан голодать!

Именно тогда прозвучала призывная трель певчей совы. Ло Хаст приподнял голову: над бурым валиком кромки мелькнуло несколько крылатых силуэтов.

Совы стремительными серыми молниями ныряли вниз, за край.

«Внизу Лист!» – понял ло Хаст. Не станут же совы от нечего делать шнырять вдали от зеленых чаш?

Ло-добытчики никогда не упускали случая поохотиться на соседнем Листе. А теперь еще и новое пристанище приходилось подыскивать. Упряжь захлестнулась на семенах клена, ветер упруго толкнулся в крылья и подставил тугой бок: летите, жители Поднебесья! Ло Хаст и ло Гри по широкой дуге скользили к зеленоватой громаде парящего чуть ниже Листа. Стайка певчих сов уже успела затеряться в зарослях у первой кромки – птицам не нужно планировать, как людям, птичьи крылья несут без оглядки на ветер.