Текст книги "Н.С. Хрущев"

Автор книги: Владимир Шевелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

«Целинная эпопея» сопровождалась мощной пропагандистской «раскруткой», начало которой положил Хрущев. 22 февраля 1954 года он выступил с речью перед молодежью, отправлявшейся на целину. Она транслировалась по телевидению. В то время телевизионных приемников было у людей еще мало, однако образ нового вождя, умеющего общаться с простым народом, говорить без всяких бумажек понятно и доходчиво, начал постепенно внедряться в массовое сознание. Популярность Хрущева возрастала.

Когда началась подготовка к выборам в Верховный Совет СССР, Хрущев предпринимает еще один ход. Выступая 6 марта 1954 года перед избирателями, он, ссылаясь на Ленина, заявил о том, что возможно длительное мирное сосуществование социализма и капитализма. Правда, Маленков в своих новациях пошел дальше. 12 марта, выступая с предвыборной речью, он говорил, что у мирного экономического соревнования двух систем нет альтернативы, потому что «холодная война» всегда может перерасти в мировую, которая при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации.

Но это заявление, видимо, было слишком сильным для того времени. Многие члены Президиума ЦК выражали недовольство, а Молотов восклицал: «Как это можно утверждать, что при атомной войне может погибнуть цивилизация? Тогда зачем же нам строить социализм, беспокоиться о завтрашнем дне? Уж лучше сейчас запастись всем гробами. Видите, к чему может привести такая теория? Она не способствует мобилизации общественного мнения на активную борьбу против преступных замыслов империалистов». А Хрущев, выступая перед депутатами нового Верховного Совета СССР в апреле 1954 года, внес поправку в слова Маленкова:

– Если империалисты попытаются развязать новую войну, то она неминуемо окончится крахом всей капиталистической системы.

В ходе расследования «ленинградского дела» весной 1954 года был установлен факт его фальсификации, а сотрудники МГБ, принимавшие в нем участие, прямо называли главных организаторов – Берию и Маленкова. Это был очередной удар по престижу Маленкова.

В апреле 1954 года Никите Сергеевичу исполнилось 60 лет. «Правда» и другие центральные газеты вышли с юбилейными материалами. Хрущев получил звание Героя социалистического труда. Д. Шепилов, в то время главный редактор «Правды», вспоминал, как накануне его вызвал Маленков и сказал:

– Я просил вас приехать, товарищ Шепилов, вот по какому вопросу: 16 апреля Никите Сергеевичу исполняется 60 лет. Он очень старается. Он хорошо работает. Мы посоветовались между собой и решили присвоить ему звание Героя социалистического труда. Мне поручили переговорить с вами, чтобы вы хорошо, по-настоящему подали это в газете.

Маленков все более явно сдавал свои позиции. После пленума ЦК в июне 1954 года его имя в газетных отчетах уже не ставилось впереди всех, а упоминалось в общем списке официальных лиц по алфавиту. В это время Хрущев, видимо, был полностью поглощен политической борьбой и ни о каких реформах не помышлял. Так, выступая в июне 1954 года в ЦК КПСС перед идеологическими работниками, он говорил, что «надежда некоторых лиц на смену ориентации у партии, на отказ от той политики, которая проводилась при Сталине, не оправдана».

Осенью 1954 года, находясь на отдыхе в Крыму, Хрущев встречался с руководителями крупнейших партийных организаций: Е. Фурцевой (Москва), Ф. Козловым (Ленинград), А. Кириченко (Украина). Все они были его ставленниками, и, видимо, Хрущев стремился заручиться их поддержкой в борьбе с Маленковым.

Вскоре Хрущев провел решение о создании в ЦК общего отдела и передаче ему функций канцелярии Президиума ЦК КПСС, которой руководил Маленков. Весь аппарат Центрального Комитета партии перешел к Хрущеву.

С ноября 1954 года документы Совета Министров начинают выходить только за подписью Булганина. Фактически для Маленкова это была уже отставка. Ему не хватило нахрапистости, жестокости, безжалостности к своим политическим противникам. Каганович, например, говорил, что Маленков «очень робко и нерешительно, подходит к решению очень многих вопросов» и чаще всего отвечает: «Надо подумать, надо посоветоваться».

В конце января 1955 года на пленуме ЦК был поставлен вопрос о смещении Маленкова. С докладом выступил Хрущев. Он не церемонился с фактически уже поверженным соперником. Надуманные и стандартные обвинения, политико-идеологические ярлыки – именно этим изобиловало выступление Хрущева. Он даже заявил, что, хотя Маленков и принял «под влиянием других членов ЦК» участие в пресечении преступной деятельности Берии, но на июльском пленуме в 1953 году «он не нашел в себе мужества, чтобы подвергнуть решительной партийной критике свои близкие отношения в течение длительного времени с провокатором Берией». Хотя самого Хрущева при жизни Сталина связывали с Берией не менее тесные отношения.

В феврале 1955 года на заседании Верховного Совета СССР было оглашено заявление Маленкова об отставке с поста Председателя Совета Министров. Новым главой правительства по предложению Хрущева был назначен Булганин. В новом правительстве Маленков стал одним из заместителей председателя Совмина и министром электростанций. Однако он оставался членом Президиума ЦК КПСС.

Глава 8
Дела внутренние и международные

Теперь арестанты вернутся и две России глянут друг другу в глаза: та, что сажала, и та, которую посадили.

А. Ахматова

Господствовавшая в Советском Союзе при Сталине система держалась на его харизматическом авторитете, на страхе и репрессиях. Когда умер главный вдохновитель террора, карательная машина еще продолжала свой ход, но уже как бы по инерции. В обществе зрели перемены, однако идти они будут сложно и болезненно.

Диктатор умер, но страх оставался. Литератор В. Герасимова вспоминает:

«Я помню ужасный траурный митинг в Союзе писателей после смерти Сталина. Что-то завывал Сурков. Симонов рыдал – сначала я глазам не поверила, – его спина была передо мной, и она довольно ритмично тряслась… Затем, выступив, он сказал, что отныне самой главной великой задачей советской литературы будет воссоздание образа величайшего человека («всех времен и народов» – была утвержденная формулировка тех лет). Н. Грибачев выступил в своем образе: предостерегающе посверкивая холодными белыми глазами, он сказал, что после исчезновения великого вождя бдительность не только не должна быть ослаблена, а, напротив, должна возрасти.

Ужасное собрание. Великого «гуманиста» уже не было. Но страх, казалось, достиг своего апогея. Я помню зеленые, точно больные, у всех лица, искаженные, с какими-то невидящими глазами; приглушенный шелест, а не человеческую речь в кулуарах; порой, правда, демонстрируемые (а кое у кого и истинные!) всхлипы и так называемые «заглушенные рыдания». Вселюдный пароксизм страха».

Митинг состоялся 10 марта. Прошла неделя, и в возглавляемой Симоновым «Литературной газете» 19 марта появилась передовая статья «Священный долг «писателя», в которой подчеркивалось, что «самая важная, самая высокая задача, со всей настоятельностью поставленная пред советской литературой, заключается в том, чтобы во всем величии и во всей полноте запечатлеть для своих современников и для грядущих поколений образ величайшего гения всех времен и народов – бессмертного Сталина». Эта статья вызвала негативную реакцию Хрущева, который позвонил в редакцию газеты, а затем в Союз писателей и сказал, что главного редактора газеты Константина Симонова следует отстранить от работы. Сам Симонов, вспоминая позднее об этом случае, считал, что Хрущеву уже тогда, сразу же после смерти Сталина, была не чужда мысль рано или поздно рассказать о Сталине правду. Здесь он ошибался, потому что тогда Хрущев был далек от того, чтобы начать атаку на покойного «хозяина». Через неделю в «Литературной газете» от 26 марта была помещена передовая статья «Достойно показывать великие дела народа», где уже излагались совершенно иные приоритеты: «Достойно, правдиво, с подлинным мастерством отобразить в высокоидейных художественных произведениях великие дела нашего народа, его борьбу за коммунизм – такова важнейшая задача всей советской литературы».

Умение держать нос по ветру всегда отличало советскую «творческую интеллигенцию»: и когда она рыдала после смерти диктатора, и когда рьяно критиковала Сталина, узнав о докладе Хрущева на XX съезде партии, и когда громила «антипартийную группу Маленкова, Молотова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова» или восхваляла нового «вождя» Никиту Сергеевича Хрущева, а затем – сменившего его Леонида Ильича Брежнева.

Руководство стремилось осуществлять десталинизацию, оставляя неприкосновенным имя самого Сталина, даже ссылаясь на него. Так, газета «Правда» 10 июня 1953 года впервые обратилась к критике культа личности, но при этом использовала «основополагающие указания» уже усопшего «великого вождя и учителя». Преемник Хрущева на посту «первого большевика» Украины, член Президиума ЦК КПСС Мельников в своем докладе 21 января 1956 года все еще говорил о «великом учении Маркса – Энгельса – Ленина и Сталина». Первоначально критика культа личности носила пассивный характер. Просто имя Сталина стали реже упоминать, меньше цитировать его слова, кое-где сняли портреты.

27 марта 1953 года был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР «Об амнистии», на основании которого подлежало освобождению из заключения около одного миллиона осужденных. Действие указа не распространялось на приговоренных к лишению свободы на срок более пяти лет за «контрреволюционные преступления, крупные хищения социалистической собственности, бандитизм и умышленное убийство». Тогда же из лагерей и ссылки возвращаются близкие, друзья и соратники членов Президиума ЦК партии.

4 апреля в газетах появилось сообщение МВД о тщательной проверке всех материалов предварительного следствия по «делу врачей», которая показала, что обвинения являются ложными, показания арестованных получены путем применения недопустимых методов Следствия, Все, привлеченное по «делу, врачей» были полностью реабилитированы и освобождены из-под стражи. 6 апреля в передовой статье «Правды», озаглавленной «Советская социалистическая законность неприкосновенна», в связи с пересмотром «дела врачей» были выдвинуты обвинения в адрес бывшего министра госбезопасности С. Игнатьева и бывшего заместителя министра М. Рюмина. Игнатьев был освобожден от обязанностей секретаря ЦК партии, а Рюмин отдан под суд.

Постепенно в ЦК партии стало поступать все больше и больше просьб родственников бывших высокопоставленных функционеров и хозяйственных работников, осужденных при Сталине. Центральный Комитет и Центральная Контрольная Комиссия рассматривали эти заявления и, как правило, принимали положительные решения. Однако это пока что было восстановлением справедливости в отношении отдельных лиц, но не массовой реабилитацией.

По данным министра внутренних дел С. Круглова, перед смертью Сталина в тюрьмах и лагерях находилось около четырех миллионов человек, а «спецпереселенцев» насчитывалось более двух с половиной миллионов. В 1953–1954 годах всю систему ГУЛАГа потрясли крупные восстания. Летом 1953 года – Воркута и Норильск, в конце того же года – Унжлаг и Вятлаг. Летом 1954 года разразилось мощное восстание заключенных в поселке Кингир в Казахстане. Все эти выступления были жестоко подавлены, нередко с применением танков.

В сентябре 1953 года был издан указ Президиума Верховного Совета СССР, предоставивший Верховному суду право пересматривать по протестам Генерального, прокурора решения бывших коллегий ОГПУ, «троек» НКВД и «особого совещания» при НКВД – МГБ – МВД СССР. Тогда же были упразднены военные трибуналы войск МВД.

В 1954 году создаются центральные и местные комиссии по пересмотру лиц, осужденных по политическим обвинениям в 1934–1953 годах. Но широкий пересмотр дел политзаключенных начался только в середине 1955 года. При этом ведущую роль в процессах реабилитации играет Хрущев. В это время уже шла подготовка к XX съезду партии, и Центральный Комитет одним из основных вопросов при разработке материалов к съезду считал массовые политические репрессии.

К осени 1955 года был собран уже достаточно большой материал о политических репрессиях и об ответственности Сталина за это. Именно тогда Хрущев начинает вплотную заниматься этими вопросами. Однако, проводя реабилитацию сталинских узников, Хрущев и его соратники стремились ввести в заранее определенные рамки критику Сталина и сталинизма. В тех случаях, когда эти рамки не соблюдались, принимались самые жестокие меры. Особенно четко это проявилось после XX съезда КПСС, когда на партийных собраниях рядовые коммунисты резко критиковали деятельность партии, ее руководящих органов. Звучали предложения о снятии памятников Сталину, переименовании городов и улиц, наказании всех виновных в массовых репрессиях 30-40-х годов.

Другим важным направлением в деятельности нового политического руководства стала экономика, где ситуация была очень тревожной. С 1950 года начался спад промышленного производства.

В сельском хозяйстве положение было еще хуже. В отчетном докладе ЦК, зачитанном Маленковым на XIX съезде партии, говорилось, что «зерновая проблема решена с успехом, решена окончательно и бесповоротно». Это было ложью. Зерновое хозяйство топталось на месте, урожайность так и не дотянула до уровня 1913 года. Зерна не хватало. Ложные данные на XIX съезде были сообщены и по животноводству.

В реальности насчитывалось 57,1 миллиона голов крупного рогатого скота, на съезде же прозвучала цифра 64 миллиона голов. Само животноводство находилось в плачевном состоянии.

Ворошилов побывал под Смоленском и посетил колхозную ферму. Его окружила толпа селян, желающих взглянуть на «легендарного полководца». Ворошилов ужаснулся, видя, какая грязь и нищета царят повсюду. Обращаясь к толпе, он рявкнул: «Членам колхоза – три шага вперед». Вперед вышли пять баб и три мужика. Потом Ворошилов рассказывал Хрущеву: «Маркса бы туда. Попробовал бы он поправить дела в этом колхозе».

Основная масса населения страды жила очень тяжело. Уровень потребностей оставался заниженным. Все острее становился дефицит товаров массового спроса. Нарастал жилищный кризис. Люди в массовых масштабах бежали из деревни будучи не в силах выносить нищенских условий существования и беспросветности жизни.

У Маленкова и Хрущева были разные взгляды на стратегию экономического развития страны. Председатель Совмина выступал за преимущественное развитие легкой промышленности и сельского хозяйства. По сути дела, это был новый политический курс: акцент делался на удовлетворение материальных и культурных потребностей широких народных масс.

Основные положения этого курса Маленков изложил в своей речи на пятой сессии Верховного Совета СССР 8 августа 1953 года, с Достигнутый объем производства предметов потребления нас не может удовлетворить», поэтому надо, не снижая внимания к развитию тяжелой промышленности, «в интересах обеспечения более быстрого повышения материального и культурного уровня жизни народа всемерно форсировать развитие легкой промышленности». Необходимо также в кратчайший срок покончить с «запущенностью сельского хозяйства» в отстающих районах и колхозах, обеспечить быстрое развитие хозяйства колхозов и на этой основе значительно увеличить выдачу на трудодни колхозникам денег, хлеба и других продуктов.

Хрущев же выступал за преимущественное развитие тяжелой промышленности и сельского хозяйства. Последнее особенно его беспокоило. Он вспоминает:

«Умер в 1953 году Сталин, новое руководство страны перераспределило внутри себя обязанности. Мне поручили заниматься сельскохозяйственным производством. К тому времени я уже пользовался соответствующим признанием, поскольку на Украине работа колхозов и совхозов была организована лучше, чем в других местах. Хочу оговориться. Я вовсе не приписываю это моему руководству, многое объясняется историческими причинами. На Украине культура земледелия выше, чем в других районах Советского Союза, и там было легче руководить, потому что народ уже накопил знания и опыт. Кроме того, Украина обладает хорошими климатическими условиями и черноземом. Правда, недостаток осадков порой наносил большой ущерб».

Хрущев достаточно реалистично оценивал состояние сельского хозяйства. В своих мемуарах он свидетельствует, что урожайность сахарной свеклы была ниже, чем в Польше или Чехословакии, а продуктивность молочного скота оставалась сверхнизкой. Удои в среднем составляли 1100 литров на корову в год, а жирность молока достигала лишь 3 %. Хрущев сокрушается, что цифры эти «были не сопоставимы с голландскими или датскими показателями».

Причины всего этого Хрущев усматривал в запущенности хозяйства, плохой организации производства, падении трудовой дисциплины из-за отсутствия материальной заинтересованности. Так, Сталин в свое время приказал платить по 3 копейки за каждый сданный государству килограмм картофеля. «И крестьяне старались избежать работы в колхозе, – вспоминал Хрущев, – живя за счет производства на приусадебных участках или добывая средства жалкого существования какими-то другими способами».

Видимо, те инициативы, с которыми выступил Маленков в августе 1953 года на сессии Верховного Совета, во многом исходили от Хрущева. Было объявлено об увеличении инвестиций в сельское хозяйство, повышении закупочных цен на мясо, молоко, картофель, овощи, шерсть. Налоги с колхозников были снижены, а накопившиеся долги – списали.

Шла подготовка к сентябрьскому пленуму ЦК 1953 года, который был посвящен сельскому хозяйству. Хрущев видел выход в развитии экстенсивного производства. Он вспоминал:

«Мы стали искать новые возможности увеличения производства сельскохозяйственных продуктов, прежде всего зерна. Наметился единственный выход – ввод дополнительных площадей в севооборот через поднятие целинных и залежных земель».

В январе 1954 года Хрущев обратился с запиской в Президиум ЦК партии, где, в частности, отмечал: «Дальнейшее изучение состояния сельского хозяйства и хлебозаготовок показывает, что объявленное нами решение зерновой проблемы не совсем соответствует фактическому положению дел в стране с обеспечением зерном. Производство зерна в настоящее время не обеспечивает потребности и не покрывает всех нужд народного хозяйства, а государственные ресурсы зерна не позволяют проводить повсеместно и в достаточном количестве торговлю хлебопродуктами, особенно высших сортов, и крупой».

По мере того как политический престиж Маленкова падал, Хрущев усиливал натиск и на экономические взгляды своего соперника. В начале января 1955 года газета «Правда» опубликовала статью А. Курского «Экономический закон планомерного развития (народного хозяйства». Обозначенные в ней приоритеты в развитии экономики отличались от тех, о которых в 1953–1954 годах говорил сам Маленков. 24 января главный редактор «Правды» Д. Шепилов публикует свою статью «Генеральная линия партии и вульгаризаторы марксизма», направленную против взглядов Маленкова, хотя фамилия его и не называлась. Шепилов утверждал, что под предлогом преимущественного развития легкой промышленности и производства товаров широкого потребления возрождается «справедливо осужденные правоуклонистские идеи».

25 января 1955 года открылся пленум ЦК партии. Хрущев на нем сказал:

«В связи с осуществленными за последнее время мероприятиями по увеличению производства товаров народного потребления отдельные товарищи допускают путаницу в вопросе о темпах развития тяжелой и легкой промышленности в нашей стране. Ссылаясь на неправильно понятый и по-вульгаризаторски толкуемый ими основной экономический закон социализма, такие горе-теоретики пытаются доказывать, что на каком-то этапе социалистического строительства развитие тяжелой промышленности якобы перестает быть главной задачей и что легкая промышленность может и должна опережать все другие отрасли индустрии. Это глубоко ошибочные, чуждые духу марксизма-ленинизма рассуждения. Это не что иное, как клевета на партию. Это отрыжка правого уклона, отрыжка враждебных ленинизму взглядов, которые в свое время проповедовали Рыков, Бухарин и иже с ними».

Все больше приходилось Хрущеву вникать и в непростые вопросы международных отношений, хотя вначале мало кто принимал, его в расчет при рассмотрении проблем внешней политики. «На первых порах Хрущев при обсуждении международных вопросов не брал слова, – свидетельствует Д. Шепилов. – Очевидно, здесь продолжала действовать инерция прошлого. В последний период жизни Сталина мне несколько раз довелось бывать на заседаниях Президиума ЦК при обсуждении некоторых международных вопросов… Сталин прохаживается и курит. Вдруг он остановился напротив Хрущева и, пытливо глядя на него, сказал: «Ну-ка, пускай наш Микита что-нибудь шарахнет…» Одни заулыбались, другие хихикнули. Всем казалось невероятным и смешным предложение Хрущеву высказаться по международному вопросу… Кто мог тогда думать, что пройдет немного, совсем немного времени, и Хрущев возомнит себя великим международником».

К этому времени конфронтация СССР и Запада все больше набирала обороты. В 1949 году был создан блок НАТО, в котором доминировали Соединенные Штаты Америки. В свою очередь, Москва укрепляла свои позиции в странах Восточной Европы и все более активно сближалась с коммунистическим режимом Мао Цзэдуна в громадном Китае. В первые после смерти Сталина годы внешнеполитический курс во многом определял консервативный министр иностранных дел В. Молотов, который исходил из того, что основные принципы советской внешнеполитической стратегии изменению не подлежат.

И вот появляется фигура Хрущева. Он избирает не совсем привычную для Москвы внешнеполитическую тактику – встречи с лидерами ведущих стран мира. Политолог и в недавнем прошлом ответственный работник ЦК КПСС Федор Бурлацкий вспоминает:

«Запад получил возможность непосредственно увидеть советского лидера, и многие там вздохнули с облегчением. «Коммунистический дьявол» оказался не таким страшным. Хрущев охотно давал интервью, общался с журналистами, говорил откровенно, много шутил, рассказывал анекдоты, просто реагировал на острые вопросы. Мрачная, монументальная, как памятник на кладбище, фигура Сталина, которая в глазах западных людей олицетворяла коммунистический режим, сменилась живой, раскованной, озорной, лукавой, простоватой фигурой Хрущева».

Осенью 1954 года Хрущев возглавлял правительственную делегацию, которая направлялась с визитом в Китайскую Народную Республику в связи с празднованием пятой годовщины провозглашения КНР. Это была первая зарубежная поездка Никиты Сергеевича в новом качестве. На аэродроме в Пекине советской делегации устроили торжественную встречу, на которой присутствовали Председатель Всекитайского собрания народных представителей Лю Шаоци, глава правительства Чжоу Эньлай и многие другие высокопоставленные лица.

30 сентября советскую делегацию принял Мао Цзэдун. Беседа продолжалась больше трех часов. Д. Шепилов, входивший в состав советской делегации и присутствовавший на приеме, свидетельствует, что говорили, в основном, только Хрущев и Мао Цзэдун, причем последний ограничивался репликами.

«Мао неподвижно сидел в своем кресле. Он курил одну сигарету за другой. С царственным спокойствием смотрел он перед собой, и по его мраморно-красивому лицу нельзя было понять, какие мысли и чувства рождают у него многословные повествования Хрущева. Все его соратники тоже молчали, сохраняя на лицах почтительную внимательность. Несмотря на величественную простоту Мао Цзэдуна, все говорило о том, что в присутствии вождя и учителя всякая самодеятельность в словах и действиях неуместна».

Вечером состоялось торжественное заседание, посвященное пятой годовщине образования КНР. С докладом выступил Чжоу Эньлай, который говорил о том, что перед китайским народом и партией стоит великая задача – превратить Китай в социалистическое государство, не знающее эксплуатации человека человеком и нищеты. Затем с большой речью выступил Хрущев. Это было его первое международное выступление. По свидетельству того же Шепилова, он время от времени отступал от текста и начинал импровизировать, с прибаутками, хохмами, совершенно неожиданными характеристиками и предложениями. «Эта речь в Пекине положила начало безудержному потоку речей Хрущева в различных странах: многословных, часто залихватских, с угрозами «сокрушить гидру мирового империализма», или, наоборот, панибратских, с предложением, скажем, президенту США Эйзенхауэру: «Давайте плюнем на все разногласия, забирайте внуков и приезжайте к нам на отдых, будьте уверены – встретим мы вас по-русски».

Пожалуй, можно согласиться с Д. Шепиловым, который считает, что эта первая поездка Хрущева в Китай заложила основы стиля и нравов, которые позже стали притчей во языцех и в мировом общественном мнении, и в нашем народе.

Со временем, продолжает Шепилов, каждая поездка за рубеж обставлялась и подавалась все более пышно – свита приближенных, родня, журналисты, челядь. Хрущев ревностно относился к тому, чтобы всякая его поездка как можно шире отражалась в прессе. На этих делах формировался обширный слой карьеристов и шахматистов типа Ильичева, Сатюкова, Аджубея, Софронова и других». К тому же, с каждой поездкой советский вождь становился все более щедрым и расточительным. Дарами становились уже не палехские шкатулки и часы, как во время визита в Китай в 1954 году, а автомашины, самолеты, сооружение институтов, гостиниц, стадионов, выдача стомиллионных кредитов. Вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза (!).

И все же в ходе посещения Китая в бочке меда оказалась ложка дегтя. Возможно, уже в этом коренились истоки столь резкого ухудшения отношений в будущем. На доверительной встрече Хрущева и Мао Цзэдуна китайский вождь обратился к Советскому руководству с двумя просьбами: раскрыть Китаю секрет атомной бомбы и построить Китаю подводный флот. Обе эти просьбы Хрущев отверг. Но дело заключалось даже не в факте отказа, а в том, как это было подано. Обратимся вновь к воспоминаниям Шепилова:

«Хрущев всегда оставался человеком импульсивным и необузданным. Он расточал свои щедроты, объятия, дары, делая все, что, по его мнению, было полезно для укрепления китайско-советских отношений. Но как только Мао Цзэдун поставил вопросы, которые, с китайской точки зрения, должны были действовать на благо тех же советско-китайских отношений и всего социалистического содружества, но которые априори показались Хрущеву сомнительными – он моментально ощерился, перешел на менторский тон, начал горячиться, поучать китайцев и прописывать им рецепты. И это было в стиле разгулявшегося российского купчика». В самом тоне отказа Мао Цзэдун скорее всего почувствовал некоторое недоверие и даже пренебрежение к Китаю и к самому Мао.

Однако в целом визит этот стал, несомненно, успешным. Хрущев был преисполнен решимости устранить все остатки существовавших неравноправных отношений между двумя странами. Решительно он был настроен и в отношении советской помощи новому Китаю: «С китайцами будем жить по-братски. Если придется, последний кусок хлеба будем делить пополам». Чтобы полностью устранить какие-либо привилегии Советского Союза в Китае, было решено вывести советские войска из совместно используемой военно-морской базы Порт-Артур и передать ее Китаю. Было также принято решение предоставить Китаю долгосрочный кредит в сумме 520 миллионов рублей, оказать другую помощь.

Хрущева беспокоило положение дел в мире социализма. Летом 1953 года были волнения в Польше и ГДР. Сохранялся полный разрыв с Югославией. Новые советские руководители сознавали, что со смертью Сталина мир социализма лишился лидера, который своей мощной политической волей цементировал его единство. Опасаясь «разброда и шатаний» в социалистическом лагере, Москва внимательно следила за положением дел в странах Восточной Европы, в Китае, Монголии, Северной Корее.

Прежде всего Хрущев решил сосредоточить свое внимание на нормализации отношений с Югославией, к лидеру которой, маршалу Иосипу Броз Тито, он еще с войны испытывал симпатию. Хрущев ^:вспоминает:

«Я не все знал о том, что послужило поводом к ухудшению отношений между Югославией и Советским Союзом, но кое-что мне было известно. Сталин рассылал мне некоторые телеграммы, получаемые от советского посла в Югославии. В этих телеграммах наш посол рисовал в националистическом свете деятельность Тито и все делал для того, чтобы показать, что это не дружеская страна, что компартия Югославии под руководством Тито ведет подрывную работу против нашей Коммунистической партии… Тогда я работал на Украине и мало занимался международными вопросами, потому что был как бы изолирован в этих делах и не получал соответствующих документов».

Ухудшение отношений с Югославией началось весной 1948 года. Сталина раздражала независимая позиция Тито. С августа 1949 года, когда Москва в одностороннем порядке денонсировала договор о дружбе и взаимной помощи 1945 года, Югославия стала рассматриваться как «враг», а маршал Тито как «гитлеровско-троцкистский агент». Хрущев свидетельствует, что Сталин готовил чуть ли не нападение на Югославию.

Хрущев в своих мемуарах достаточно убедительно показывает, почему именно он проявил интерес к улучшению отношений с Югославией. Когда обострились отношения между двумя странами, Хрущев находился на Украине и был свободен от всей этой югославской «скверны», в отличие от остальных руководителей, которые, по словам Никиты Сергеевича, «были приучены Сталиным мыслить с позиций великодержавного шовинизма и подходили с этой меркой ко всем коммунистическим партиям». Когда Хрущев поднял этот вопрос, то встретил поддержку лишь со стороны Микояна. Остальные же считали: как это мы, великая страна, пойдем на поклон к какой-то Югославии! И все же пришлось это сделать.

Разрыв со сталинским наследством в «югославском вопросе» был резким и внезапным. Еще в конце 1953 года среди официальных обвинений, выдвинутых против Лаврентия Берии, фигурировала попытка «войти в контакт с кликой Тито». А уже летом 1954 года, вопреки сопротивлению Молотова, Хрущев начинает сближение с Югославией.

Хрущев уже встречался с Тито. Произошло это в Киеве в марте 1945 года, когда Тито и Джилас были там проездом. Хрущев произвел на югославских вождей хорошее впечатление своей открытостью и тем, что он интересовался жизнью простых людей. Похоже, именно тогда Хрущев проникся к ним симпатией. И вот 26 мая 1955 года Хрущев вместе с Булганиным, Микояном и Шепиловым отправился в Белград, где при встрече с Тито выразил сожаление по поводу существующих разногласий между СССР и Югославией. На аэродроме в Белграде Хрущев заявил: «Мы глубоко убеждены, что период, когда наши отношения были омрачены, остался позади».