Текст книги "Н.С. Хрущев"

Автор книги: Владимир Шевелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Острая внутриполитическая борьба за власть при дряхлеющем «Хозяине» вызвала новый виток антисемитизма – «дело врачей». Все перипетии его до сих пор не известны, однако есть немало свидетельств, что Сталин, опираясь на «дело врачей», при помощи Маленкова и Хрущева собирался провести чистку и отстранить Берию. В то же время и Маленков не пользовался полным доверием «Вождя». Недаром врачей обвиняли в убийстве главных соперников Маленкова – Щербакова и Жданова.

В мемуарах Хрущев довольно жестко отзывается об антисемитизме Сталина, считая, что тот во всем стремился видеть происки американского империализма, действующего через сионистов. Он говорит:

«Я стараюсь отдать должное Сталину признать его заслуги, но нет оправдания тому, что, с моей точки зрения являлось одним из главных недостатков его характера, враждебному отношению к еврейскому населению. Будучи руководителем и теоретиком, он в своих трудах и выступлениях не делал и намека на присущий ему антисемитизм. И боже упаси, если кто-нибудь осмеливался предать гласности его высказывания в узком кругу, которые отдавали острым привкусом антисемитизма. Когда Сталин говорил о еврее, он часто придавал своей речи хорошо известный и сильно преувеличенный еврейский акцент. Именно так поступают тупоголовые, отсталые люди, презирающие еврейское произношение, когда они высмеивают отрицательные черты евреев».

Свидетельством тому, что «дело врачей» явилось очередной политической кампанией, является история с письмом врача Кремлевской поликлиники Лидии Тимашук. Считается, что письмо это было отправлено Сталину в 1952 году и стало первотолчком к аресту врачей. Однако заведующая кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы Тимашук направила свое письмо еще в августе 1948 года. При этом никаких обвинений в адрес врачей-евреев она не выдвигала, а лишь говорила о недостатках лечения Жданова. Тогда же Сталин ознакомился с этим письмом и наложил резолюцию «В архив». Записка Абакумова от 30 августа 1948 года на имя Сталина по поводу этого письма Тимашук приводится в книге генерала Судоплатова «Спецоперации». А когда это письмо понадобилось, оно было извлечено из архива и использовано в целях политической борьбы.

Мемуары Хрущева субъективны, наполнены эмоциями и не всегда верными суждениями. Однако вполне вероятно, что Сталин активно подталкивал следствие по «делу врачей». Хрущев вспоминает, что он не раз в присутствии своих приближенных кричал по телефону на тогдашнего министра государственной безопасности С. Игнатьева, требуя, чтобы тот посадил врачей в тюрьму, избил их по потери сознания и стер в порошок. «Неудивительно, – свидетельствует Хрущев, – что почти все врачи сознались в преступлениях. Я не могу винить их за то, что они клеветали на самих себя. Передо мной прошло слишком много людей – честных и предателей, настоящих революционеров и саботажников, – и все они сознавались».

Раздумывая о событиях, связанных с «делом врачей», Хрущев говорил:

«Сталинское понимание бдительности превратило наше общество в сумасшедший дом, в котором каждого человека поощряли выискивать несуществующие факты в отношении всех других людей. Сына восстанавливали против отца, отца против сына и товарища против товарища. Это называлось «классовым подходом» Я понимаю, что классовая борьба неизбежно восстанавливает одних членов семьи против других, безжалостно ломает семьи. Классовая борьба определяет позицию каждого члена семьи. Я приветствую неослабевающую классовую борьбу. Она необходима для построения социализма и достижения лучшего будущего. Классовая война – не праздничный парад, а кровавая, мучительная битва. Я знаю это. Я сам принимал участие в классовой борьбе. Я усвоил классовый подход во время гражданской войны… Ленин, глядя далеко вперед, проявлял необычайную сдержанность и гуманность. Он делал все возможное, чтобы не причинить вреда невинным людям… Однако ленинский период остался позади. Мы вступили в сталинский период, и неразумная политика, политика больного человека, терроризировала всех нас».

Подход Хрущева совершенно однозначен – не трожь своих! То, что именно с Ленина начинаются избиения и репрессии без суда, – это «классовый подход». Но нельзя уничтожать своих! Размышляя об этом, Хрущев, несомненно, постоянно вспоминал и о том, сколько раз смертельная опасность висела над ним. Недаром, диктуя свои мемуары, он обронил:

– Все мы, ближайшее окружение Сталина, были временными жильцами на этом свете. Пока он доверял хоть в какой-то степени, вы могли жить и работать. Но как только Сталин переставал вам верить, он начинал с подозрением присматриваться к вам, пока чаша недоверия не оказывалась переполненной. Тогда наступала ваша очередь последовать за теми, кого уже не было в живых.

По воспоминаниям Хрущева, Сталин тогда часто приглашал всех в кинозал. Он сам подбирал кинофильмы для показа. Главным образом, это были трофейные кинокартины. Он очень любил американские картины про ковбоев. Фильмы шли без титров, и их с ходу переводил министр кинематографии Иван Григорьевич Большаков. Он, не владея иностранными языками, зная содержание фильмов по пересказам своих сотрудников. Иногда Большаков говорил невпопад, и тогда Берия над ним подтрунивал.

После этого обычно следовало приглашение на обед к Сталину. Хрущев свидетельствует, что того очень угнетало одиночество. Сталин нуждался в том, чтобы около него постоянно находились люди. Хрущев вспоминает:

«Эти обеды были ужасны. Мы возвращались домой рано утром, успевая как раз к завтраку, а затем должны были идти на работу. Днем я обычно старался вздремнуть во время перерыва, ибо если не удавалось отдохнуть и если Сталин приглашал к обеду, то всегда существовала опасность оказаться за столом в сонном состоянии, люди же, которые выглядели за столом у Сталина сонными, могли плохо кончить. Кроме того, там часто приходилось много пить. Я помню, как Берии, Маленкову и Микояну приходилось просить официанток наливать им фруктовой воды вместо вина, потому что они были не в состоянии выпить столько, сколько Сталин.

Чрезмерные выпивки за столом у Сталина начались еще до войны. До своей смерти Щербаков и Жданов больше Других злоупотребляли спиртным, и они же оказались первыми жертвами этого порока. Однажды Щербаков дошел даже до того, что во всеуслышанье разоблачил договоренность Берии, Маленкова и Микояна с официантками, которые наливали им фруктовой воды вместо вина. Когда Сталин понял, что его обманывали, он вскипел от гнева и поднял страшный шум… Пьянство довело Щербакова до смерти, но он пил не столько из-за безудержной тяги к спиртному, сколько потому, что Сталину доставляло удовольствие, когда окружавшие его люди напивались.

Есть немало свидетельств, что в последний год жизни Сталин уже ни во что не ставил своих ближайших соратников. Что сбудет после него? Смогут ли они разумно распорядиться властью? Не начнется ли грызня в его ближайшем окружении? Вопросы эти наверняка его беспокоили, но ответа на них он не находил.

Глава 6
Смерть Сталина

Великая и страшная фигура Сталина, как гвоздь в доску, вбитая в великое и страшное столетие, до сих пор окутана прямо-таки мистическим туманом.

А. Бушков

Подобным туманом окутаны и последние дни жизни Сталина. Множество свидетельств, воспоминаний, документов – и, вместе с тем, полное отсутствие ясности. Да и слишком этапной стала эта дата – 5 марта 1953 года, для страны, для всего мира, чтобы то, что тогда происходило, получило однозначную оценку.

В официальной интерпретации событий, связанных с болезнью и смертью Сталина, немало неувязок и неясностей. В правительственном сообщении, опубликованном только 4 марта, говорится: «В ночь на 2 марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг, охватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи».

Однако большинство источников свидетельствует, что удар со Сталиным случился не на квартире в Кремле, а на Кунцевской даче. Что же касается конкретной даты, то здесь имеются довольно существенные расхождения. Сам Хрущев называл разные даты – и 28 февраля, и 1 марта. Даже в последнем по времени источнике – своих мемуарах – он говорит, что Сталин заболел в феврале (т. е. 28 февраля, В Субботу), однако тут же рассказывает, что он, Маленков, Берия и Булганин ушли с дачи после обильного ночного ужина часов в пять или в шесть утра в воскресенье, 1 марта. Сталин вышел проводить их, был в хорошем настроении и много шутил.

Удар же у него произошел, видимо, днем или под вечер 1 марта, потому что, когда четверка «вождей», вызванная охраной, приехала вечером на дачу, Сталин, видимо, уже несколько часов был без сознания. Однако далее следует совершенно необъяснимое: соратники не только не вызвали врачей, но и сами не стали выяснять, что со Сталиным, а преспокойно разъехались по домам. Они решили, что Сталин «просто заснул».

Спустя какое-то время снова последовал тревожный звонок от охраны. На этот раз уже вызвали врачей, а также пригласили Кагановича и Ворошилова. Происходило это ночью или ранним утром 2 марта. Вскоре на дачу к тяжело больному отцу вызвали Светлану Аллилуеву и Василия Сталина. «Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного, – вспоминает Светлана, – ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на шею и на затылок, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрерывно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни… Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было уже спасти». И опять же странная деталь: «незнакомые врачи».

Абдурахман Авторханов, пытаясь объяснить многие несовпадения и неясности, связанные с болезнью и смертью Сталина, считает, что тот умер в результате заговора, который явился последним актом продолжительной послевоенной трагедии. Предназначенные к гибели «герои» умертвили «бессмертного», чтобы самим остаться в живых. Уже в своей книге «Технология власти» (1959) Авторханов написал, что, вероятно, загадочная смерть Сталина последовала в результате заговора Берии, Маленкова, Хрущева и Булганина. А в книге «Загадка смерти Сталина» Авторханов подробно рассматривает эту версию.

Так был ли заговор против Сталина? Прямых свидетельств этому нет. Но как понять, к примеру, следующее высказывание Хрущева на митинге 19 июля 1964 года, устроенном в честь венгерской делегации во главе с Яношем Кадаром: «Сталин стрелял по своим. По ветеранам революции. Вот за этот произвол мы его осуждаем… В истории человечества было немало тиранов жестоких, но все они погибли также от топора, как сами свою власть поддерживали топором», А самое главное – почему слова о тиранах, если они напрямую не касались Сталина и его судьбы, в наших газетах не напечатали, хотя их слышали по радио и в Европе?

Косвенно заговор признается и в постановлении ЦК от 30 июня 1956 года «О преодолении культа личности и его последствий»: «XX съезд партии и вся политика ЦК после смерти Сталина ярко свидетельствуют о том, что внутри ЦК партии имелось сложившееся ленинское ядро руководителей». Здесь как бы подтверждается, что именно это «ленинское ядро» противостояло Сталину и в конечном счете сумело положить конец его безумствам.

Имеются и более определенные свидетельства, которые, впрочем, тоже трудно признать полностью достоверными. Такова, к примеру, версия Ильи Эренбурга, который в 1956 году рассказывал французскому философу и писателю Жану Полю Сартру, что 1 марта 1953 года (!) состоялось заседание Президиума ЦК партии. На нем Лазарь Каганович потребовал от Сталина создать комиссию по объективному расследованию «дела врачей» и отменить намеченную депортацию евреев. Каганович был поддержан всеми присутствующими, кроме Берии. Сталин расценил подобное единодушие как заранее подготовленный заговор и пришел в ярость. Однако «оппозиционеры» не отступились от своего, более того, Каганович демонстративно разорвал свой партбилет (или удостоверение члена Президиума ЦК КПСС?). Именно тогда Сталина хватил удар. Однако врачей к нему вызвали только утром 2 марта.

По версии бывшего члена Президиума и секретаря ЦК партии, позднее – посла СССР в Нидерландах Пономаренко, которую он изложил в 1957 году, все это произошло на заседании Президиума ЦК в конце февраля (28 февраля?), где обсуждали «дело врачей» и проект декрета о депортации евреев в Среднюю Азию. Против выступили Молотов и Каганович, которых поддержали остальные.

Есть и свидетельства из других источников, что готовилась массовая депортация евреев и что заместитель председателя Совмина Н. Булганин получил от Сталина задание – подготовить для этой цели железнодорожные эшелоны. Авторханов полагает, что, начав дело кремлевских врачей, Сталин тем самым подписал себе смертный приговор.

В свою очередь, генерал Судоплатов свидетельствует:

«Все сплетни о том, что Сталина убили люди Берии, голословны. Без ведома Игнатьева и Маленкова получить выход на Сталина никто из сталинского окружения не мог. Это был старый человек, больной с прогрессирующей паранойей, но до своего последнего дня он оставался всесильным правителем. Он дважды открыто объявлял о своем желании уйти на покой, первый раз после празднования Победы в Кремле в 1945-м и еще раз на Пленуме Центрального Комитета в октябре 1952 года, но это были лишь уловки, чтобы выявить расстановку сил в своем окружении и разжечь соперничество внутри Политбюро».

В пятницу, 6 марта 1953 года, газета «Правда» выходит в траурном обрамлении. На первой странице сообщалось: «5 марта в 9 часов 50 минут вечера после тяжелой болезни скончался Председатель Совета Министров Союза ССР и Секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Иосиф Виссарионович Сталин.

Бессмертное имя Сталина всегда будет жить в сердцах советского народа и всего прогрессивного человечества».

Там же было напечатано обращение от ЦК КПСС, Совета Министров Союза ССР и Президиума ВС СССР ко всем членам партии, ко всем трудящимся Советского Союза.

Над страной нависло горе. В бесконечных траурных вереницах, писал в «Правде» Борис Полевой, тихо переговаривались ошеломленные смертью Сталина люди:

– Эх, если бы можно было годы ему продлить, жизнь бы для этого, не задумываясь, отдала.

– Разве только бы вы? Миллионы бы людей отдали…

Александр Корнейчук писал: «Великое горе постигло народ. Безгранична наша скорбь. В слезах Украина у гроба родного отца и учителя товарища Сталина. В эти тяжелые дни мы вспоминаем все большое и доброе, что сделал для украинского народа любимый вождь трудящихся всего мира…»

Смерть Сталина советские люди восприняли как трагедию. На собраниях принимались резолюции, где предлагалось непременно увековечить память «великого вождя и учителя». Например, СССР отныне читать как «Союз Советских Сталинских Республик», а орден Ленина преобразовать в орден Ленина – Сталина. Один из москвичей пожертвовал месячное жалованье на строительство отдельного мавзолея для Сталина. Слезы, истерика, страх перед будущим «без него»: «Что же делать? Как же мы будем жить без Сталина? Все рухнет. Теперь Запад возьмет нас голыми руками».

Встал и вопрос наследования власти. За несколько часов до смерти Сталина в Кремле собрались все члены прежнего Политбюро, высшие члены Совмина и Президиума Верховного Совета СССР. По предложению Берии главой правительства был назначен Маленков. Расширенный Президиум ЦК, созданный на XIX съезде, был упразднен. В новый состав Президиума вошли десять человек, и в том числе Хрущев. Маленков предложил объединить МВД и МГБ в одно министерство внутренних дел, а министром назначить Берию, который вдобавок к этому стал и первым заместителем Председателя Совета Министров. Хрущеву все это не понравилось, но он промолчал, как, впрочем, и Булганин. Позднее Никита Сергеевич так скажет об этих событиях:

«Если бы мы с Булганиным сказали, что мы против, нас бы обвинили большинством голосов, что мы склочники, дезорганизаторы, еще при неостывшем трупе начинаем в партии драку за посты».

Однако Серго, сын Берии, свидетельствует, что его отец долго не соглашался возглавить МВД. Серго пишет: «К сожалению, в своих нашумевших мемуарах Никита Сергеевич Хрущев не написал, как в течение нескольких дней просидел у нас на даче, уговаривая отца после смерти Сталина: «Ты должен согласиться и принять МВД. Надо наводить там порядок!» Отец был вынужден согласиться. Думаю, уговаривали его с дальним прицелом – списать потом все грехи на нового главу карательного ведомства, чтобы объяснить преступления Сталина».

Как бы то ни было, в действиях Маленкова и Берии явно прослеживалась тенденция перенести центр тяжести власти из Президиума ЦК партии в Совмин: большинство членов высшего партийного руководства вошли в президиум Совмина или стали министрами.

Замысел Сталина о коллективном руководстве после его смерти не был осуществлен. Уже 5 марта, еще при живом, но лежащем в коме Сталине, его «гвардия» восстановила свое всевластие. 22 человека без всяких проблем в одночасье были выведены из Президиума ЦК. Писатель Константин Симонов, присутствовавший на этом заседании, вспоминал:

«Пятое марта, вечер. В Свердловском зале должно начаться совместное заседание ЦК, Совета министров и Верховного Совета, о котором было потом сообщено в газетах и по радио… Несколько сот людей, среди которых почти все были знакомы друг с другом… сидели совершенно молча, ожидая начала. Никогда по гроб жизни не забуду этого молчания».

Газета «Правда» 7 марта опубликовала состав членов Президиума ЦК КПСС согласно сложившейся на то время иерархии: Г. Маленков, Л. Берия, В. Молотов, К. Ворошилов, И. Хрущев, Н. Булганин, Л. Каганович, А. Микоян, М. Сабуров, М. Первухин. Как видно из этого перечня, Хрущев замыкает первую пятерку, опередив Булганина, Кагановича и Микояна.

В понедельник 9 марта на Красной площади в Москве состоялись похороны Сталина. Председатель комиссии по организации похорон Хрущев первым предоставил слово Маленкову. В мертвом молчании слушали люди на площади его речь:

«Дорогие соотечественники, товарищи, друзья!

Дорогие зарубежные братья!

Наша партия, советский народ, все человечество понесли тягчайшую, невозвратимую утрату. Окончилсвои славный жизненный путь наш учитель и вождь, величайший гений человечества Иосиф Виссарионович Сталин.

В эти тяжелые дни глубокую скорбь советского народа разделяет все передовое и прогрессивное человечество. Имя Сталина безмерно дорого советским людям, широчайшим народным массам во всех частях света. Необъятно величие и значение деятельности товарища Сталина для советского народа и для трудящихся всех стран. Дела Сталина будут жить в веках, и благодарные потомки так же, как и мы с вами, будут славить имя Сталина».

О чем думал в то время Маленков, произнося эти положенные по протоколу трафаретные слова? Известный американский журналист Гаррисон Солсбери вспоминает: «На Красной площади выступали с речами трое – Маленков, Берия и Молотов. Маленков, моложавый человек средних лет, был на удивление привлекателен. Он говорил на прекрасном культурном русском языке, слова использовал мягкие и, казалось, обещал какой-то новый, вполне интеллигентный режим. Берия был одновременно и заискивающ, и снисходителен к своим коллегам. Оно и понятно: все они были во власти его сил безопасности. Но больше всех поразил меня Молотов. Голос у него постоянно срывался, лицо было бело, как бумага… Молотов единственный из присутствующих говорил так, что мне передалось ощущение утраты».

Американский журналист, сторонний наблюдатель, сумел подметить, слушая Маленкова, ощущение рождающегося нового, некую надежду на перемены.

Маленков, отдавая должное «великому Сталину», вместе с тем уже тогда, в своей траурной речи, выдвинул несколько новых идей, на которые сразу же обратили внимание аналитики, особенно если сравнить его слова с тем привычно-трафаретным, о чем говорили Берия и Молотов: восхваление покойного, клятвы в верности «делу Ленина – Сталина». Для Маленкова траурная речь 9 марта стала первым публичным выступлением в качестве официального преемника Сталина, первого лица в государстве. Ведь недаром хитроумный Берия, восхваляя достижения покойного Сталина, не преминул заявить, что одним из новых важных решений стало назначение на пост Председателя Совета Министров «талантливого ученика Ленина и верного соратника Сталина» Георгия Максимилиановича Маленкова.

Несомненно, Маленков и его команда тщательно готовили это выступление, ведь от того, что будет сказано или даже прочитано между строк, зависел имидж нового лидера одного из самых могущественных к тому времени государств мира. В речи Маленкова отчетливо просматриваются прежде всего две новации. В том, что касается внутренней политики, он вполне определенно заявил, что главной задачей здесь является дальнейшее улучшение материального благосостояния советских людей, забота о благе народа, максимальном удовлетворении его материальных и культурных потребностей. Такой подход говорил о заметной смене приоритетов в связи с приходом нового руководства. Касаясь внешней политики, Маленков заявил о возможности и необходимости длительного сосуществования и мирного соревнования двух различных систем – капиталистической и социалистической. В какой-то мере это было развитием идеи о мирном сосуществовании, впервые прозвучавшей еще на XIX съезде партии в отчетном докладе ЦК, зачитанном им же.

Несомненно, что в первое время после смерти Сталина именно Маленков обладал наибольшей властью. Он был главой правительства и секретарем ЦК партии, то есть занимал оба сталинских поста. Более того, Авторханов, довольно хорошо информированный исследователь, полагает, что в октябре 1952 года, после XIX съезда, Сталин ушел в отставку с поста Генерального секретаря партии, а первым секретарем стал Маленков.

Однако у Маленкова не было «божественной ауры» «Хозяина», не было у него и огромного авторитета покойного вождя. Слишком велик оказался разрыв между высящейся в небесах монументальной фигурой Сталина и приземленным, отнюдь не самым известным «учеником Ленина и соратником Сталина».

Вождь ушел из жизни, оплакиваемый народом и своими соратниками, которые клялись, что «все будет как при Сталине». Газеты были заполнены восхвалениями покойного вождя, заверениями, что его «великое дело» будет продолжено. Казалось, строй, созданный Сталиным, будет вечным.