Текст книги "Перекресток дальних дорог (сборник)"

Автор книги: Владимир Михановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Аллонзо-сквер на рассвете, как и всегда в эту краткую пору, был пустынен. Вскоре на ленте центральной аллеи появились первые люди, озабоченные своими делами. Наконец, словно река в половодье, хлынула толпа. Приближался час «пик», когда городской транспорт трещит от натуги, не в силах справиться с торопящимися массами. «Концы» в огромном мегаполисе были немалые, они измерялись десятками, даже сотнями километров.

Двое плотных верзил сидели на влажной скамейке сквера и время от времени поглядывали на парадное высотной башни. Судя по всему, кого-то ждали.

– Ветреный март выдался, – проворчал один из них, поеживаясь. – До костей прохватывает. Того и гляди, заработаешь ревматизм или радикулит.

Второй посмотрел на часы.

– Уже недолго осталось, – произнес он, плотнее запахивая плащ. – Должны скоро выйти.

– Вот и они! – перебил первый. – Легки, как говорится, на помине.

Минуту они наблюдали за двумя вышедшими из подъезда фигурами. Второй агент пригнулся к переговорному устройству, бросил несколько слов, после чего заметил, провожая Зарембу и Джи Джи взглядом:

– Близнецы, да и только! Удивительную штуку сотворил этот самый профессор. Не отличишь.

– Если приглядеться, отличить можно.

– Каким образом?

– Погляди – один шагает спокойно, а второй все время оглядывается, будто у него голова на шарнирах. Ему все любопытно, он все хочет знать. Словно ребенок. Значит, первый – это Заремба, второй – Джи Джи.

– А может, наоборот? Может, Джи Джи ничего не смыслит в опасностях, которые могут его подстерегать, потому и идет так уверенно. А Заремба умудрен опытом, ведь он из иммигрантов, оттуда… Понимает, что в любой момент может кирпич свалиться на голову…

Между тем две фигуры, не очень четкие в утренней дымке, одинаково прихрамывая, вышли на аллею и заторопились к перекрестку, где сходилось несколько лент, без устали бегущих в разных направлениях и на разных уровнях. Встали на ленту, бегущую в сторону полицейского управления.

– Вот и все, – удовлетворенно потер руки первый агент. – Наша миссия окончена. Неподалеку есть недурное кафе, я еще вчера вечером, когда заступали на дежурство, присмотрел. Думаю, мы заслужили по чашечке двойного кофе.

Неожиданно пискнул сигнал зуммера, агент поднес мембрану к уху.

– Черти бы их взяли, – ругнулся он, – Плакало наше кофе. Что-то померещилось старому лису.

– Что мы должны делать?

– Следить за всеми выходящими и задержать, если кто-либо покажется подозрительным. В общем, пойди туда, не знаю куда…

– Собачья жизнь, – подытожил второй агент.

Заремба стоял на ленте рядом со своим молчаливым попутчиком. Мысли были мрачными и тревожными.

…Только к утру успел он закончить работу по изменению внешнего облика Джи Джи. С болью ломал и искажал черты, к которым успел привыкнуть за столько лет, – свои собственные черты. Биопластик менялся, послушный новой программе.

Джи Джи приобрел вид пожилого рабочего, измученного тяжелым физическим трудом. Лоб его прорезали глубокие морщины, плечи ссутулились. Но непомерная физическая сила осталась прежней. Заремба отыскал для Джи Джи свой старый лабораторный комбинезон, в нескольких местах прожженный кислотой, без которой невозможно проводить опыты с биопластиком. Затем нагрузил сумку инструментом: чего-чего, а этого добра имелось в лаборатории в изобилии – Заремба любил ручной труд и все, что мог, делал сам. Джи Джи, естественно, перенял эту привычку, что в данной ситуации могло весьма пригодиться.

Единственное, чего они не смогли сделать, несмотря на все усилия, – это избавиться от хромоты Джи Джи. Все попытки изменить походку остались тщетными.

– Ладно, оставим так, – произнес наконец Заремба, с беспокойством поглядывая в светлеющее окно. – Мы с До До выедем первыми. Ты тронешься через полчаса.

– Так долго ждать? – удивился Джи Джи.

– Зато охрана будет снята наверняка. Действуй осмотрительно. Выберешь ленту, ведущую в порт. Там ты не вызовешь подозрений. Пакгаузы тянутся на километры, есть где спрятаться. А потом садись на корабль, идущий в страну, о которой я тебе рассказывал. Договоришься с капитаном…

– Я уже сказал, отец, – перебил Джи Джи. – Без тебя никуда не уеду.

– Не будем об этом, сынок… Возможно, в скором времени ты получишь новую информацию, которая изменит твое решение. А пока постарайся не попадаться на глаза полицейским ищейкам.

– Не попадусь, – пообещал Джи Джи.

Что касается До До, то он как две капли воды походил на Зарембу и умел самостоятельно передвигаться – большего от него и не требовалось. Перед тем как покинуть лабораторию на Аллонзосквер, Заремба произвел над безответным До До манипуляцию, которая являлась одним из звеньев задуманного плана. Джи Джи этого не видел…

Заремба покосился на безмятежного До До, молча глядящего на проносящийся мимо пейзаж, и усмехнулся. Ему припомнилось предположение Джи Джи относительно реакции полицей-президента, когда тот обнаружит обман, «Он накричит и выгонит вас обоих!» Наивный Джи Джи… Нет, полиция вряд ли выпустит того, кто попал в ее липкую сеть. Что они станут делать с ним? Обрабатывать психотропными препаратами? При этом, Заремба знал, человек утрачивает волю и в таком состоянии может наболтать что угодно. «Нет, я придумал единственно правильный выход», – подумал Заремба и снова посмотрел на До До.

Снова припомнилась прошедшая ночь. Быть может, последняя в его жизни. Они работали, он говорил, а Джи Джи слушал, и Заремба знал, что ни одно его слово не пропадает втуне, навеки отпечатываясь в мозгу двойника. О чем он рассказывал? О своей жизни. О детстве, о стране, где вырос. О сверстниках, об играх и забавах. О первой любви… О том, какими нелегкими путями шел он в науку, как возникла идея биопластика, в чем суть изобретения…

– Точность – вежливость королей и ученых. – Полицей-президент вышел из-за стола. – Решительно, придется менять поговорку.

Он подошел к ним почти вплотную и хлопнул в ладоши, словно еще не веря своей удаче. Поздоровался за руку, поморщившись от крепкого рукопожатия До До, и добавил, обращаясь к Зарембе:

– Вот так-то лучше. Знаете, милейший профессор, как я отличил вас от вашего воспитанника?

– И как же?

– По рукопожатию! – расхохотался полицейпрезидент. – У него, как я и ожидал, железная хватка! Сейчас приглашу регистратора, произведем необходимые формальности, и вы снова свободны как птицы. Профессор Заремба разъяснил тебе, о чем идет речь, не так ли, Джи Джи? – с улыбкой обратился он к фигуре, безмолвно стоявшей рядом с Зарембой.

– Я не Джи Джи, – сказала фигура.

– Если это шутка, то не самая удачная, – нахмурился полицей-президент, – Кого же вы привели сюда? – Голос его стал зловеще-тихим.

– Это До До, – сказал Заремба. – Он, правда, лишен биопрограммы, которая вас интересует. Зато, как видите, может самостоятельно передвигаться и отвечать на простейшие вопросы, а это тоже неплохо.

– Вы посмели притащить сюда безмозглую куклу! – взревел полицей-президент. – Впрочем, я ожидал от вас чего-то подобного, – неожиданно спокойным голосом добавил он, – ваша биография давала на то основания. И я обезопасил себя от неожиданностей… Джи Джи никуда не денется из лаборатории на Аллонзо-сквер, Я хотел по-хорошему, теперь пеняйте на себя. Знаете, что вас ждет?

– Знаю, – усмехнулся Заремба.

– Нет, ты не знаешь, мерзавец, – словно рассерженная кобра, прошипел полицей-президент. Неуловимо быстрым движением он протянул руку к столу, чтобы нажать кнопку вызова, однако Заремба опередил его, хлопнув по плечу До До.

Звук открываемой двери потонул в грохоте взрыва.

– Может, смену пришлют? – с надеждой в голосе произнес один из верзил в штатском. Он пританцовывал рядом со скамейкой, чтобы хоть немного согреться. – Прошло полчаса, они уже на месте. Зачем же нас здесь держать?

– Глянь-ка, – оборвал его напарник и кивнул в сторону высотного здания. Из парадного, прихрамывая, вышел пожилой мастеровой с изможденным лицом. На боку его болталась тяжелая сумка с инструментами.

– И что? Обычный работяга, каких тысячи.

– Хромота его мне не нравится. Подозрительно.

– Что ж, давай проверим раба божьего, – согласился тот, который приплясывал. Между тем рабочий в старом, видавшем виды комбинезоне ковылял к ленточному перекрестку.

– Эй, парень, погоди-ка, – крикнул один из охранников, но рабочий не обратил на возглас внимания, только ускорил шаг.

– Стой, говорю! – воскликнул второй охранник. Рабочий побежал, переваливаясь, как лодка на сильной волне. Прыгнул на ленту, ведущую в сторону порта, покачнулся, но сумел удержаться, ухватившись за поручень. Охранники в штатском вскочили следом и подошли к нему, зажав с двух сторон.

– Ты что, оглох?

– В чем, собственно, дело? – спокойно спросил рабочий. – Я вас не знаю.

– Ты нас и не должен знать. Это мы желаем тебя знать, осклабился охранник. – Дурачка-то не строй. Предъяви документы, – потребовал он угрожающим голосом.

Находящиеся рядом пассажиры начали прислушиваться к разговору. Привлекать их внимание отнюдь не входило в планы охранников. Один из них расстегнул плащ, отвернул лацкан пиджака и показал рабочему тускло блеснувший значок. Реакция, однако, оказалась неожиданной.

– Любопытный экземпляр, мне нравится. Никогда не видел такого. Поменяемся? Но я свои значки дома оставил. На плоскогубцы махнемся, новенькие, – предложил рабочий и, не дожидаясь ответа, слегка ковырнув пальцем, вырвал значок «с мясом».

Охранник побелел от ярости.

Его напарник, лучше разобравшийся в ситуации, без лишних слов выхватил стальные наручники я профессиональным жестом защелкнул их на кистях рабочего. Тот в недоумении посмотрел на наручники.

– Зачем это?

– Пойдешь с нами, на месте все растолкуем, – усмехнулся охранник.

Легко, без видимых усилий разведя в стороны руки, рабочий разорвал наручники, и они с глухим стуком упали на подрагивающую ленту. В тот же момент охранники бросились на него, но он оттолкнул их. Один, не удержавшись, упал на ленту, другой остался стоять; изловчившись, он нанес мастеровому сильный удар в челюсть и тут же, потряхивая кулаком, застонал от боли.

Между тем лента продолжала нестись, словно бесконечная река. Сменялись дома, улицы и уровни. Иногда рядом по монорельсу проносились каплевидные капсулы, пролетали со свистом шары катапультного сообщения. Толпа вокруг прибывала, внешне безучастно наблюдая за развитием событий. Люди напирали на впереди стоящих, рискуя свалиться с ленты, становились на цыпочки, стараясь разглядеть, что происходит там, подле поручня.

– Кого поймали? – шепотом спросила у соседа прилично одетая дама.

– Разве не видите? Крокодила.

Дама поджала губы. Кто-то завопил:

– Гляди!

Толпа ахнула. Человек, которого двое молодчиков в штатском пытались схватить, вдруг низко присел и… прыгнул! Нет, у него не появились крылья. Он летел ввысь, подобно транспортному шару, брошенному рычагом катапульты!..

Люди на бегущей ленте, разинув рты, следили за удаляющейся фигуркой. Описав плавную параболу, она опустилась на туманный купол одного из домов-башен. Только тогда ошеломленные охранники вспомнили о радиопередатчике.

Назавтра средства массовой информации сообщили о двух происшествиях, В здании главного полицейского управления вследствие небрежности одного из сотрудников произошел взрыв. На одной из центральных транспортных лент столицы некий возмутитель спокойствия пытался в преступных целях дезорганизовать движение, но от правосудия он не уйдет. Приводились приметы преступника, за его выдачу обещалось огромное вознаграждение.

Впрочем, насколько известно автору, поиски Джи Джи до сих пор не увенчались успехом.

ОБЛАКО

Долгий южный день был на исходе. Косые лучи солнца скользили по коричневому парапету набережной, по полосатым квадратам бесчисленных тентов и мелкой обкатанной гальке.

Пляж, несмотря на относительно позднее время дня, был полон. Это объяснялось несколькими причинами.

Во-первых, был конец августа – самый разгар купального сезона.

Во-вторых, погода на всем побережье уже в течение трех недель стояла на редкость тихая и теплая. А всего через четыре дня согласно прогнозу метеорологическойслужбы должна была начаться затяжная полоса дождей. Поэтому все, кто приехал в Байами – один из самых фешенебельных курортов побережья, – торопились выжать из последних солнечных деньков все, что возможно. В-третьих, несколько дней назад в Байами приехала знаменитая Мэрилин Гринги, «звезда национального экрана», как называла ее пресса. Мэрилин приехала в Байами отдохнуть перед новыми съемками, как она заявила по приезде репортерам. Повсюду ее сопровождала довольно внушительная толпа поклонников: Мэрилин любила их общество.

– Но почему обязательно дождь? – капризно сказала Мэрилин, топнув ногой, обутой в ласт небесного цвета. Небрежно брошенный акваланг валялся тут же на песке. Прекрасная Мэрилин только что, подобно Афродите, вышла из морской воды и стояла у самой кромки прибоя.

– Дожди еще не скоро, в запасе целых четыре дня, – заметил Денни Мортон.

– Все равно, хоть и через четыре дня. Все хотят ясной погоды, – сказала Мэрилин, подчеркнув слово «все». – Ведь правда, все? – обвела она взглядом пляж.

Денни молча покачал головой.

– Ну, вот, – продолжала Мэрилин, приняв его жест за знак согласия, – так почему бы не сделать, как обычно, коллективную заявку в Службу погоды? Пусть обеспечат солнечную погоду. Я удивляюсь, как эта мысль до сих пор никому не пришла в голову. Что? Может быть, вы скажете, что это дорого будет стоить? Так ведь это неважно. Я первая готова платить хоть тысячу монет за каждый солнечный день.

– Боюсь, что деньги тут не помогут, – сказал Денни Мортон.

– Деньги… деньги не помогут? – изумилась Мэрилин. – Вы, наверное, заболели, Ден!

– Я никогда не болею, – сказал Мортон, – и вы это прекрасно знаете.

– Но ведь не далее как прошлой зимой мы заказывали в Бюро снежную метель. Помните? Тогда, на плато Индианок… Температура минус два, давление обычное, скорость ветра порядка четырех метров в секунду.

– И Бюро идеально выполнило все условия, – подхватил Мортон, – и лыжная прогулка удалась на славу. Все это так. Но на этот раз ровно через четыре дня, несмотря ни на что, будет дождь, или я не Денни Мортон!

– Но почему же? Я не понимаю, – сказала Мэрилин, опускаясь в шезлонг, услужливо пододвинутый одним из ее «придворных». Ведь Службе погоды в конце концов не так уж трудно осуществить всеобщее желание…

– Не всеобщее, увы, – сказал Мортон, опускаясь у ног Мэрилин, – не всеобщее.

– Не всеобщее? – повторила Мэрилин. – Что это значит?

– Это значит, – улыбнулся Мортон, – что есть один человек, который желает, чтобы через четыре дня была дождливая погода.

– А зачем?

– Очень просто: у него хроническая астма, на которую, как ни странно, хорошо влияет пасмурная погода. Больше, чем неделю солнечной погоды, этот человек не выдерживает. Ну а уезжать из Байами он тоже не хочет.

– Но кто же этот человек? – спросила Мэрилин.

– Глядите, – лаконично ответил Мортон, кивнув в сторону пестрой палатки, разбитой поодаль с восточной пышностью. У входа в палатку стоял вполоборота высокий худощавый человек. Будто почувствовав на себе чужой взгляд, он обернулся.

– О, Парчеллинг, – прошептала Мэрилин. Лицо нефтяного и автомобильного короля, одного из двенадцати, фактически правивших страной, было ей хорошо известно по тысячам фотоснимков в газетах, а также по многочисленным телеинтервью.

– Неужели это вы его имели в виду? – спросила Мэрилин, невольно понижая голос, как будто Парчеллинг мог услышать ее на таком расстоянии.

– Да, его.

– Тогда, конечно… – протянула Мэрилин. – С ним тягаться трудно. Однако, кажется, просьба Парчеллинга не только выполняется, но и перевыполняется.

– Что вы имеете в виду? – спросил Денни.

– Глядите внимательней, – кивнула вперед Мэрилин.

Но Мортон, как ни вглядывался, не видел ничего, кроме бесконечной гряды морских волн, окрашенных на горизонте багровым заревом заката.

– Лучше, лучше смотрите, – сказала Мэрилин. Она привстала и протянула руку. – Видите?

– Нет.

– Да не там, а правее, в направлении бакена.

– Какое-то пятнышко, – неуверенно сказал Мортон.

– Пятнышко! Это самое настоящее облако! – громко воскликнула Мэрилин.

– Ну и глазки, – восхитился Мортон. – Мало того, что они прекрасны, они еще и зорче, чем у рыси!

– Благодарю за комплимент, – рассмеялась Мэрилин. – Но глядите, по-моему, оно приближается.

– Может быть, парус чьей-то яхты? – высказал преположение Мортон.

– Не похоже, – сказала Мэрилин. – Впрочем, мы сейчас выясним. Джон! – позвала она.

К Мэрилин подбежал юноша, пододвинувший ей шезлонг. Он стоял в сторонке, чтобы не мешать беседе кинопродюсера со звездой.

– Джон, не принесете ли вы мне подзорную трубу? – попросила Мэрилин.

– Немедленно!.. – ответил Джон.

Через минуту Мэрилин внимательно вглядывалась в морскую даль, подкручивая винт настройки.

– Ну, что? – спросил Мортон.

– Я права, – торжествующе откликнулась Мэрилин, – это не парус, а облако. Правда, оно почему-то очень маленькое… И все-таки это облако!

Но Мортон уже ясно видел его и невооруженным взглядом. Облачко росло на глазах. Мортону показалось странным, что никто не замечал его. Денни обернулся. Каждый был поглощен своим делом. Люди купались, валялись на остывающем, но все еще теплом после дневного зноя песке.

Миновав бакен, на котором красовалась надпись: «Дальше не заплывать», облачко двинулось к берегу.

Был тот тихий час, когда сумерки еще не наступили, но уже явственно угадывались. Тени сгущались и в то же время становились расплывчатыми.

Когда облачко было уже метрах в полутораста от берега, его заметили наконец. Люди отрывались от своих занятий и недоуменно поглядывали на море, гадая: что это за предмет довольно медленно приближается к берегу, скользя по поверхности воды?

Миновав узкую полосу прибоя, шар выполз на берег. Теперь явственно слышалось легкое шипение и потрескивание, которым сопровождалось его движение.

– Мама, я боюсь, – прозвенело во внезапно наступившей глубокой тишине.

Люди сторонились шара, но он вел себя спокойно. Двигаясь по пляжу, шар, казалось, кого-то выискивал.

– Побежим? – сказал Мэрилин, когда шар был уже довольно близко от них.

– Ни в коем случае, Мэри, – ответил Мортон. – Возможно, это нечто подобное шаровой молнии. В таком случае первое дело – это неподвижность, так как шаровая молния устремляется вслед за движущимся предметом. Вот от металлических предметов следует избавиться, и поскорее!

Мэрилин поспешно отшвырнула далеко в сторону подзорную трубу в стальной оправе, затем сняла с безымянного пальца кольцо с большим алмазом. Наскоро завернув кольцо в кружевной платочек, она нервным движением бросила его вслед за подзорной трубой.

Но облачко, казалось, вовсе не интересовалось металлическими предметами. Пройдя совсем близко от Мортона и Мэрилин, оно, не останавливаясь, проследовало дальше вдоль берега.

Мортон не отрывал глаз от сероватой колеблющейся поверхности. Шар как будто дышал. Мортону показалось, что внутри облачка, в прозрачной глубине его пульсируют какие-то жилки и движутся токи. Впрочем, это могло быть просто обманом зрения. Мортон посмотрел на Мэрилин. В ее широко раскрытых глазах застыл ужас. Точно такое выражение было у него, когда они прошлым летом, путешествуя вдвоем в верховьях Амазонки, неожиданно наткнулись на гигантскую анаконду.

– Это что-то ужасное, – прошептала Мэрилин, сжав широкую ладонь Мортона. – Кого оно ищет? И зачем?

Облачко, будто отвечая Мэрилин, ускоренно двинулось к пестрой палатке миллиардера. Все затаили дыхание. Гуго Парчеллинг, все еще стоявший у входа в палатку, сделал было движение к роскошному «ролс-ройсу», дверца которого была гостеприимно распахнута шофером, сидевшим за рулем. Но облачко было уже в нескольких метрах. Парчеллинг поднял руки к лицу, как бы защищаясь. Облачко, не останавливаясь, налетело на него и обволокло целиком. Раздался душераздирающий крик. Парчеллинг упал как подкошенный. Раздался звук, как будто лопнула туго натянутая струна, и облачко исчезло.

Все бросились к упавшему. Парчеллинг лежал на спине, раскинув руки. Голова его была запрокинута, из угла рта капала кровь, которую жадно впитывал песок.

Расталкивая толпу, прошли два полисмена. Они сфотографировали с разных точек неподвижного Парчеллинга и принялись тщательно осматривать каждую пядь земли, вероятно надеясь найти какие-нибудь остатки лопнувшего шара. Вдали послышался стремительно нарастающий вой кареты «скорой помощи».

В кабинет шефа полиции байамского округа вошли двое.

– Все сделано, шеф, – сказал один из них, сержант Робин Честертон.

– Где Парчеллинг?

– У нас в санчасти.

– Как он?

– Пока все еще без сознания.

– Обыскали как следует?

– Как следует, шеф. Вот все, что нашли.

Робин выложил на стол начальника массивный платиновый портсигар, на крышке которого была выгравирована смеющаяся купальщица, оседлавшая дельфина. Второй вошедший, Майкл Лиггин, положил рядом с портсигаром небольшой предмет в форме записной книжки и круглый бумажник из кожи мексиканской выделки.

– Это все? – спросил шеф.

– Все, – сказал Майкл.

Шеф осторожно раскрыл портсигар. Он был пуст. Отложив портсигар в сторону, шеф взялся за бумажник. Глаза Робина и Майкла заблестели. Они ожидали сию минуту если не получить, то по крайней мере увидеть, потрогать руками то, ради чего можно пойти на что угодно – тугие пачки купюр, аккуратно сложенных по достоинству. Но их ждало разочарование. Денег в бумажнике не было, если не считать нескольких смятых долларовых бумажек и кое-какой мелочи.

– Пора бы уж знать, – сказал шеф, глянув на поскучневшие лица подчиненных, – что Гуго Парчеллинг предпочитает безналичный расчет и чековую книжку. – Цепкие пальцы шефа извлекли из бумажника смятый клочок бумаги. Шеф осторожно разгладил его. «Обращаюсь лично к Вам, как президент Автомобильной компании… Прошу отсрочить платеж… Доведен до отчаяния…» Остальная часть листка с текстом была оторвана.

– Что это? – спросил Робин.

– Обычная просьба, – пренебрежительно сказал Майкл. – Старик Парчеллинг, надо полагать, получал ежедневно десятки, если не сотни подобных просьб. А когда у тебя отнимают машину, после того как выплачена почти полная ее стоимость и не хватает денег на последний взнос, думаешь, это очень приятно?

– Думаю, что это не совсем обычная просьба, – покачал головой шеф, – иначе Парчеллинг не стал бы держать письмо в бумажнике. Попытаемся установить автора этого послания. Возьмите, Робин, – шеф протянул сержанту смятый листок, – и отнесите в лабораторию. Пусть сделают срочный анализ бумаги, чернил, почерка… Словом, все, что полагается.

– Есть! – Честертон козырнул и вышел,

Шеф взял в руки предмет, похожий на записную книжку. Это был карманный фонограф, который Парчеллинг предпочитал записной книжке. Даже такая мелкая деталь из жизни мультимиллионера была хорошо всем известна из многочисленных газетных и телевизионных репортажей.

– Послушаем, – сказал шеф и нажал кнопку включения, Но фонограф бездействовал. Он повернул до отказа верньер громкости. В течение нескольких минут слышалось только шипение магнитной ленты. Затем хорошо известный голос Гуго Парчеллинга произнес:

«Заказать самолет на Балтимору. Пятница, пять сорок… После сессии акционерного общества – к морю. Вероятнее всего, в Байами. Надо отдохнуть. Да, не забыть заказать погоду: без дождей мне там делать нечего». Затем мало приятный голос Парчеллинга промурлыкал два куплета из популярной песенки «Я полюбил вас на Венере». Снова послышались шумы, после чего голос Парчеллинга отчетливо произнес: «Мальчишка, он смеет мне угрожать. Какова наглость! Он посягает на священные принципы частной собственности. Поручить собрать улики…» Снова фонограф захрипел, и больше ничего от него нельзя было добиться.

– А ведь пленка почти не использована, – заметил шеф.

– Возможно, фонограф повредился от воздействия этого… шара, – сказал Майкл.

– Гм… Возможно, – согласился шеф. – Отнесите-ка вы и фонограф в лабораторию. Возможно, удастся оживить если не Парчеллинга, то хотя бы его фонограф. – Довольный своей шуткой, шеф широко улыбнулся.

Оставшись один, он вызвал санчасть. Овальный экран засветился, и на нем возникло – утомленное лицо старшего хирурга.

– Как там наш пациент? – спросил шеф.

– Пришел только что в сознание.

– Отлично!

– Но за жизнь еще нельзя поручиться.

– А что с ним?

– Точный диагноз до сих пор не установлен. Крупная потеря крови, вероятно, от внутреннего кровоизлияния. Организм перенес сильнейший шок, подобный электрическому. Сделаем все возможное…

– Я хочу поговорить с ним, – перебил шеф, – это очень важно.

– К сожалению… – растерянно сказал хирург, – только не сейчас. Сейчас нельзя.

– Почему?

– Гуго Парчеллинг хотя и в полном сознании, но говорить не может: он потерял дар речи.

Назавтра все утренние газеты вышли с аршинными заголовками: «Трагедия в Байами», «Гуго Парчеллинг потерял речь», «Необъяснимый феномен природы», «Случайность или диверсия?..» Эти сообщения потеснили на второй план даже рубрику «Хроника космоса». Все возбужденно обсуждали происшествие.

Рассыльный робот только что принес в гостиницу «Опоссум» внушительную пачку свежих газет. Лысый портье, оседлав нос железными очками, просматривал последние новости.

«Интервью последней минуты, – читал он вслух, сидя за конторкой. – В беседе с нашим корреспондентом шеф полиции заявил, что расследование дела Парчеллинга ведется интенсивно. В ход пущены все силы аппарата. Шеф заявил, что он не сомневается…»

В чем именно не сомневается шеф, выяснить не удалось, так как к конторке подошел молодой человек и вручил портье ключ от одиночного номера.

– Нельзя ли получить чемодан? – сказал он. – Я уезжаю.

– Там должок небольшой… – сказал портье.

– Да, конечно. – Молодой человек, порывшись в карманах, достал смятую кредитку и положил ее на бюро конторки. – Вот. Сдачи не надо.

Поблагодарив за чаевые, портье нагнулся и, кряхтя, достал небольшой чемодан.

– Однако же тяжеленек ваш чемодан, мистер… Уж не камни ли там у вас?

– Вы угадали, – рассмеялся молодой человек. – Счастливо оставаться!

Лицо постояльца было необычно бледно. «Вероятно, попал под действие радиации, бедняга», – подумал портье. Проводив молодого человека долгим взглядом, он глянул в книгу записи постояльцев. Где же он? Ага, вот: инженер Каталь Револьс. Дата прибытия: 27 августа. Обмакнув перо, портье написал: выбыл 29 августа…

Полтора часа, оставшиеся до отправления воздушного поезда, были мучительными. Взяв билет, Катиль Револьс направился в читальный зал. Там он надеялся скоротать время до отхода поезда.

– Мне, пожалуйста, «Байами сан», – робко обратился он к цаплеобразной девице.

Не глядя, девица протянула в окошко толстую пачку, сложенную вдвое.

– Благодарю, мисс.

Катиль пробрался к свободному столику. Ему все время казалось, что его изучают настороженные взгляды. Торопливо усевшись в поливиниловое кресло, он закрыл лицо газетой. Буквы прыгали перед глазами. «Случайность или диверсия?..» – вопрошал жирный заголовок. «Президент заинтересовался байамским происшествием». «Может ли природа совершить злодеяние?» – философствовал какой-то газетчик. Это неинтересно. А вот… Холодный пот выступил на лбу Револьса. Красные буквы заголовка зловеще выделялись на газетном листе: «У нас есть нить», – заявляет шеф полиции». «Встревоженное общественное мнение требует найти и покарать преступника, – гласила статья. – Мы не можем допустить, чтобы жизнь лучших, благороднейших сынов народа подвергалась опасности. Общеизвестно, что Гуго Парчеллинг всегда заботился о нуждах народа. Он давал работу десяткам тысяч людей. Его чуткость и отзывчивость общеизвестны…» «Да, Гуго забрал у меня автомобиль довольно чутко и отзывчиво», – подумал Катиль. Дальше следовала реклама зубной пасты. Где же нить, о которой говорит шеф? Каталь нервно перевернул несколько листов. Рука его дрожала. Ага, вот… Страница четырнадцатая. «Среди личных вещей пострадавшего нами найдены важные улики. Данные лабораторного анализа подтвердили наши догадки. К сожалению, я сейчас не могу говорить об этом подробней: причины понятны. Мы найдем преступника, и правосудие восторжествует!»

Что это за важные улики, о которых говорит шеф полиции? Смешно. Ведь он, Катиль Револьс, отлично знает, что никаких улик быть не может: ведь это же ясно! Но почему на него так смотрит этот господин в котелке? Катиль осторожно покосился влево. Полный господин, глядевший на него в упор, поспешно отвел глаза. «Так и есть, – мелькнуло у Револьса, – сыщик! Господи, откуда у них могли взяться подозрения? Надо бежать. Может быть, еще не поздно. Если он не пойдет за мной – значит, еще не все потеряно».

Осторожно, с бьющимся сердцем, заставляя себя идти медленно, двинулся Катиль к выходу.

– Молодой человек! – послышался тенор толстяка. Катиль, вздрогнув, остановился. «Бежать бессмысленно», – мелькнула мысль.

– Вы чемоданчик забыли, – толстяк благодушно кивнул в сторону столика.

– Ах, благодарю вас.

Поспешно схватив чемодан, Катиль выскочил из читальни.

– Удивительно бледный молодой человек, – обратился толстяк к супруге.

– Да, странного вида.

– И чего он так испугался, когда я его окликнул? Чудак! – заключил толстяк.

Кое-как Револьсу удалось убить оставшееся время. Он старался никому не попадаться на глаза. Сначала Катиль направился в насквозь пропыленный железнодорожный скверик. Там он выбрал поломанную скамейку в самой дальней аллее. Когда же мимо него несколько раз прошла парочка, показавшаяся ему подозрительной, Катиль поднялся и поспешно ушел. Остаток времени он провел на перроне. Катиль старался держаться поближе к динамику, из которого непрерывным потоком лилась информация о прибывающих и отходящих поездах. Ах, наконец-то! Ледяной голос женщины-диктора звучал в его ушах, как музыка: «Трансконтинентальный воздушный экспресс «Конец века» подается для посадки ко второму тоннелю».

Револьс бросился к поезду. Тоннель встретил его упругим потоком кондиционированного воздуха и гулкими голосами пассажиров, спешащих, как и он, к поезду. Экспресс стоял на ровной бетонированной дорожке, терявшейся вдали. Стройный и легкий, он напоминал гигантскую вытянутую каплю с тупым носом и вытянутым хвостом.

В купе никого еще не было. Вздохнув облегченно, Катиль пристроил чемодан под скамьей и без сил опустился на мягкое сиденье.

«Не пройдет и часа, – подумал он, – как я буду на другом конце континента. И надо же было мне ехать в этот проклятый Байами! Как будто нельзя было выбрать лучшего места для отдыха». Правда, Катиль и самому себе не смел признаться, что на его выбор – куда поехать отдохнуть – решающим образом повлияла газетная заметка под броским заголовком: «Наша Мэрилин едет в Байами».