Текст книги "Дело Эрбэ и К°"

Автор книги: Владимир Саблин

Соавторы: М. Протусевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

XI. Волчьи ворота

– Готовьте бумаги, Андрей, через два часа качу в Москву.

– Как, в Москву.

– А очень просто: курьером от Войтинского к Кате.

Андрей откинулся на спинку стула и расхохотался.

– Вот как. Однако, быстро вы его облапошили.

– За то экзамен мне учинили такой, что я предпочел бы стоять под беглым артиллерийским огнем. Кончилось тем, что они приняли меня за деникинского контрразведчика, о котором наслышались всяких небылиц.

– Ну, Валико, с этим вас можно поздравить. А явки получили.

– Одну в Новороссийск, другую– в Москву. Хотели, было, дать еще в Казань, где у них какой-то доктор сидит, да раздумали.

– А как вы проберетесь?

– На турецкой фелюге прямо в Новороссийск.

– Такой маршрут нам на руку. Я дам вам два пакета: один – для тов. Клячко, а другой – Костину. Как видно, организация значительно шире, чем мы думали. Постарайтесь скорей сообщить из Москвы как дела.

– Теперь они у нас в руках во как сидят.

Когда Валико ушел, Андрей сел писать. Совершенно ясно вырисовывалась связь Войтинского с Крымом, подготовка десанта под Новороссийском, бело-зеленые отряды в горах и группы в Москве, да в Москве ли только?! Загнанной на полуостров генеральской своре стало тесно в Крыму, как в мешке, но вылезть оттуда можно только разрушив тыл Красной армии. Со дня на день надо было ждать новых вылазок под боком и ударов в самые уязвимые места еще не окрепшей Советской России.

Перед отъездом Валико был принят Войтинским в кабинете штаба.

– Надо остерегаться, – пояснил тот, – город кишит этими негодяями. Англичане арестовали десятка два и успокоились. Впрочем, учить вас не приходится, ведь мы на вас возлагаем исключительно большие надежды.

– А в этом турке-лодочнике вы уверены? – закинул удочку Валико.

– Черт его знает, он только контрабандист. Знакомство с ним случайное.

Путешествие до Новороссийска не представляло никаких затруднений. На случай встречи с добровольческим или антантовским судом у Валико был пропуск от Кук-Коллиса и удостоверение от генерала Драценко. У Советских берегов предстояло говорить и действовать хозяину фелюги Мамеду, турку лет тридцати пяти, рослому красавцу с крепкими руками и зорким взглядом. Летняя жара смягчалась на море легким ветром и лайба, медленно вздрагивая, скользила по зеркальной поверхности.

Валико, знакомый с переплетом взаимоотношений закавказских народностей и хорошо изучивший кемалистское движение, сразу понял, чем дышит Мамед. Когда тот раздельно и выразительно произносил «Мустафа-Кемаль-Паша», то имя это в его устах звучало восторженным гимном, торжественной молитвой. Также явно проскальзывали и его надежды на помощь Советской России. Но если Валико быстро разгадал своего спутника, то моряк с первого слова подумал: «Врангелевский разведчик». И с тактом, достойным восточного дипломата, нащупывал убеждения пассажира.

– Как у вас дела на фронте, – спрашивал он в надежде, что ответ окончательно подтвердит его мнение, но Валико был осторожен.

– Затишье, кажется.

Один раз только за весь переезд на горизонте показался дымок парохода и они пересекли белесоватую полоску – след от судна. На четвертые сутки показались туманные очертания гор и в полдень, под легким норд-остом, входили они в Новороссийский порт. Выехавший катер особого отдела провел их мимо мола и около четвертой пристани фелюга, бросила якорь, ожидая осмотра. Валико никогда еще не был в Советской России и с любопытством глядел на новых людей, так решительно и уверенно делавших свое дело на берегу.

После докторского опроса сотрудники особого отдела, три военмора и два портовых рабочих, запросто поздоровавшись с Мамедом, уже не в первой наезжавшим в Новороссийск, обратились с вопросом к Валико: но тот, помня наставления Андрея, стал нарочито громко рассказывать какую-то нелепую историю и, сбившись, понес такую околесицу, что один из моряков, махнув рукой на все объяснения, и повел его в особый отдел. Мамед, что-то шептавший во время допроса одному из матросов, ехидно посмотрел ему вслед. По дороге Валико заметил небольшую юркую фигуру, с бегающими колючими глазками и неспокойным лицом, испуганно смотревшую на него.

– Кого это вы, товарищ, ведете, – спросил маленький человек, подходя к конвоиру.

– А вам, товарищ Кириакопуло, обязательно все нужно знать, – отозвался моряк. Не видите разве, беляка заполучили с турецкой фелюги.

– «Кириакопуло» – мелькнуло в голове у Валико. Не тот ли самый?

А Кириакопуло точно ударило: «не ко мне ли?» И, заметив, что задержанный смотрит на него, дружно подмигнул и злобно покосился в сторону матроса.

Валико насторожился. Когда они вошли в караульное помещение и сопровождающий докладывал о приводе, Валико нагнулся к греку и шепнул ему пароль Войтинского.

Юркие глаза Кириакопуло забегали по всем углам и, боязливо озираясь, он произнес отзыв.

– У вас при себе «вредные» бумаги есть. Давайте скорей.

Валико замялся, но в этот момент его вызвали в другую комнату.

Короткий разговор с комендантом, недоверчивые вопросы и, наконец, телефонный звонок к Клячко.

В то время, как посланный по делам в город Кириакопуло бегал по улицам, путая все поручения и лихорадочно обдумывая план освобождения Валико, тот подробно и обстоятельно описывал Клячко план захвата Новороссийска белыми. Один из пакетов Войтинского, адресованный «Парикмахеру», содержал ряд ценнейших документов. Были точно указаны предполагаемые места высадки десанта и давались определенные инструкции.

Над столом нависло несколько фигур, сосредоточенно разглядывавших карты побережья.

Молчание нарушали только взволнованные восклицания и короткие вопросы. Судя по письму, до десанта оставалось около месяца.

– Однако, кто же этот «парикмахер», – спросил Клячко, когда общая картина готовящегося наступления стала ясна.

– Один из ваших сотрудников, – ответил Валико, обращаясь к Бондаренко, начальнику особого отдела, – некий Кириакопуло.

– А, черт, – опомнился первый Бондаренко и, вскочив, как ужаленный, с силой хватил кулаком по столу. Он сейчас в городе, нужно послать за ним.

В комнате наступила давящая тишина. Всем было ясно, что значит иметь шпиона в такой организации.

– Тише, тише, товарищ, – остановил его Валико, – грек никуда не убежит: он видел, что я арестован и, без сомнения, захочет со мной снестись. Кроме того, в этих бумагах только одна сторона дела.

– Товарищ прав, поддержал Клячко, – представьте это дело нам.

И, переговорив вполголоса с Бондаренко и Валико, Клячко ушел.

Валико был отведен в одиночную камеру и к вечеру его посетил Кариакопуло. Худощавое лицо грека дергалось в хитрую усмешку.

– Вы спасены, – объявил он Валико, – я назначен следователем и ваше дело поручено мне. Вас уже обыскивали.

– Да, но ничего не нашли. Адресованное вам письмо я запрятал на фелюге.

– Но ведь турок мне не поверит: он сразу увидит, что я грек.

– Да, Пожалуй, вы правы, Мамед ярый кемалист. Постарайтесь освободить меня.

Кириакопуло задумался. Затем спросил:

– Что вы им говорили?

– Говорил что – моторист, у белых не служил, еду на родину.

– Ну тогда я вас удостоверю и поручусь. Я здесь пользуюсь большим уважением и мне сразу поверят.

И, самодовольно причмокнув языком, Кириакопуло скрылся за дверьми.

На следующее утро караульный начальник вызвал Валико к коменданту и тот, проделав всю процедуру освобождения, отпустил его на все четыре стороны.

Кириакопуло уже ждал в условленном месте. Нетерпеливо распечатав письмо и прочтя точные указания места и времени десанта, он улыбнулся; но затем побледнел и выронил листы на пол: в дававшихся ему инструкциях от него требовали быстрых и решительных действий, сопряженных с большим риском, а вот этого-то последнего Кириакопуло никогда не любил.

– Я знаю содержание этого письма, – сказал ему, еле сдерживая смех, Валико. – Десант будет высажен через два дня и мне поручено помочь вам во всей этой операции, так что часть работы вы сможете возложить на меня.

– Да, да… бормотал Кариакопуло– очень много дел в городе… я не могу выехать… мое отсутствие заметят…

– Я в полном вашем распоряжении.

– Ну, тогда вы поедете в горы, – обрадовался трусливый шпион, – и переладите «зеленым» диспозицию. Вы человек, военный, помогите-ка составить ее.

Поработав около часа над картой, Валико знал точное расположение «зеленых» отрядов и под его диктовку, в соответствии с только что прочитанными инструкциями, была составлена диспозиция.

Кириакопуло облегченно вздохнул, развалился на кресле и, расставив циркулем свои короткие ноги, начал обдумывать план переезда на конспиративную квартиру...

Кириакопуло погнал рысью.

В это время Валико и Клячко встретились за широкими постройками складов около мола.

Клячко стоял неподвижно, точно в землю врос. И, сдвинув брови, напряженно слушал. На только что закончившемся заседании ему было поручено провести план захвата белозеленых, и он сосредоточенно взвешивал все шансы на успех.

– И так, по нашей диспозиции шоссе у моста и «Волчьи Ворота» под Геленджиком послезавтра на рассвете будут заняты зелеными, – говорил, волнуясь, Валико, – хватит ли у вас сил, чтобы встретить их сразу и достойно.

Клячко с минуту помолчал, потом дернул бровью, скосил глаза и переступил с ноги на ногу.

– Езжайте скорей, Валико, и завтра к утру возвращайтесь. О достойной же встрече не беспокойтесь.

Валико предстояло проехать верст сорок с лишним по шоссе, а затем пешком или на лошади двинуться в горы. Нельзя было терять ни минуты, но надо было во время пути остаться незамеченным и это значительно осложняло задачу.

– Автомобиль у вас есть, – спросил он Клячко.

– Но вам нельзя…

– …сидеть в автомобиле, – перебил его Валико, – я буду лежать внутри, покрытый брезентом.

Через четверть часа, обдавая прохожих пылью и жаром, автомобиль уносил Валико по извилистому шоссе. Лежать было неудобно. Но подняться Валико не решался. По дороге тянулись арбы, плелись прохожие.

Через полтора часа машина замедлила ход, подъезжая к Геленджику и, свернув за кусты, остановилась.

– Завтра в 7 утра встречайте, – сказал, разминая ноги, Валико.

Валико пересек живописный городок и, пройдя по данному ему Клячко адресу, встретил старика-крестьянина, возившегося с чем-то во дворе. Тот с трудом прочел записку и старческие глаза его метнулись злобой.

– Двух сыновей у меня белые убили, дочь изнасиловали… Чем могу помочь?

И, разузнав в каком направлении едет Валико, старик подробно объяснил ему дорогу и вывел ему лошадь.

Проехав верст восемь, Валико повернул вправо и едва заметной тропинкой стал взбираться в гору.

Уже темнело, когда среди низкорослых деревьев послышался окрик и трое вооруженных людей окружили его. По разношерстной одежде и разговору в них нетрудно было узнать сторожевое охранение бело-зеленого отряда. У одного на френче ясно видны были следы споротых погон. Валико дал обыскать себя и назвав пароль, сообщенный ему Кириакопуло, решительно заявил:

– Этот пакет лично полковнику.

Через полчаса провожатый провел его в лагерь. Самодельные шалаши были великолепно замаскированы, а несколько военного образца палаток покрыты ветками и зеленью.

Полковник, еще молодой, крепкого сложения офицер, сперва подозрительно поглядывал на Валико, но, когда тот, отклоняя вопросы о расположении красных частей, сказал, что только вчера прибыл из Батума и назвал несколько знакомых полковнику имен, разговор принял дружеский характер.

– А почему никто из офицеров не носит у вас погоны? – спросил его Валико.

– Видите ли, здесь довольно сложная ситуация. Приходится работать не только с нашими, но и сторонниками кубанской рады и социалистами. Зачем отпугивать от себя? Мы свое возьмем!

Дав лошади отдохнуть, Валико собрался в путь и только к вечеру попал в Геленджик. – Вместе с Клячко они всю ночь просидели у телеграфного аппарата. Распоряжения были даны. «Волчьи Ворота», где группировались зеленые, были со всех сторон окружены войсками. Рано утром телеграфист читал донесение:

– Взято в плен 643, убитых 158, раненых 235. В районе расположения зеленых был задержан подозрительный человек, по документам Кириакопуло. Пытался бежать, – убит.

У высокого берега Черноморья в Геленджике, именуемого «Толстым мысом», стояли Клячко и Валико.

Молодой грек ездил в телеге, до верху нагруженной хлебом, неистово крича:

– Хлеб кончается… Хлеб кончается…

Начиналось пряное Геленджикское утро. Из двухэтажного белого домика, где помещался Морпункт, в трусиках, высыпали молодые ребята. Бодрые крепкие песни, разрезавшие безоблачное Геленджикское утро, – звучали в такт настроениям, стоявших у «Толстого мыса» Клячко и Валико.

– Вот что значат «Волчьи Ворота», дружище Валико, – сказал Клячко, устремив усталый, – с радостным, бодрим огоньком, взор в точку моря, сливавшегося с безоблачной синевой горизонта, к таким же «Волчьим Воротам» надо прижать и раскромсать московскую «челядь».

XII. Развязка[4]4
  Глава XII дана в сокращенном виде.


[Закрыть]

Военком был в столбняке. Красные пятна зловеще играли на лице. Наконец, он задыхающимся голосом произнес:

– Вот оно что. Да, да. Понятно. Все теперь понятно.

– Что это вам, товарищ, понятно, – иронически спросил Костин.

– Да поймите же: шкаф всегда на замке. Без пропуска никто войти не может, а Новиков?

– Оставьте вы Новикова в покое. Он арестован мною для отвода глаз.

Военком развел руками. На лице его распласталось недоумение, потушив все признаки мысли. Костин невольно улыбнулся.

– Да, о Новикове я имею точные сведения. Он тут не при чем. А вот относительно других сотрудников вашего учреждения я не совсем уверен.

– В таком случае я ничего не понимаю.

– От этого нам нисколько не легче. А кто до Новикова заведывал архивом?

Военком презрительно улыбнулся.

– Ну, о том беспокоиться не приходится. Есть здесь у нас старичок-полковник. Душа в теле еле держится. Труслив, как заяц. К тому же был болен и дела все при мне сдал.

– А давно он заболел?

– Да вот несколько дней до кражи.

Костин с Сергеем переглянулись.

Когда военком ушел, Костин обратился к Сергееву.

– А, что ты скажешь?

– Скажу, что преступники действовали наверняка. Великолепно знали расположение комнат. Кто-то «дал дело». А твоя теория, что всякое преступление сопровождается действием, заметающим следы, и что отсюда нужно начинать расследование – на этом деле великолепно подтверждается.

– Нет, что ты здесь считаешь этим действием?

– Внезапная болезнь старика. Нужно его сейчас же арестовать, пока не поздно.

– Ну, брат, ты чересчур торопишься. Нужно ему только переменить соседа по комнате. Ты за это возьмёшься?

– Ладно. Сделаю. Кстати, какое впечатление на тебя произвела Екатерина Дмитриевна?

– Женщина умная… Боюсь – только не чересчур ли…

– Что ты этим хочешь сказать?

– Пока ничего… Но мне показалась подозрительной ее настойчивость… Она бьет все время в одну точку…

– В какую именно.

– Ее интересует только дело с покушениями на вождей революции… Впрочем, завтра я думаю кое-что узнать. Я нарочно не взял у нее адреса, но, конечно, узнал его. Думаю, грянуть неожиданно. Это действует на психологию. А с женщинами без психологии не обойдешься.

Сергеев сокрушенно и недоверчиво покачал головой.

На следующий день Костину сообщили по телефону, что «хозяйка дома» и он отправились с «визитом».

– Можно? – постучался он в одну из комнат квартиры известного артиста Юшина.

– Войдите.

Катя вздрогнула и побледнела.

– Вы! Но как?

– Шел мимо, решил вас навестить? Вы не в претензии?

– Нет… пожалуйста… садитесь.

Через минуту уже Катя взяла себя в руки и все лицо ее осветилось обворожительной, ангельской улыбкой.

Она подсела близко к Костину.

– Однако, вы быстро, – глаза ее смеялись, как будто говоря: «я же понимаю, какой вы молодец».

И только рука, державшая букет цветов, дрожала.

– Пустяки, – сказал Костин, – вполне естественно, что я знаю адреса своих знакомых.

Он закурил трубку, оглядывая комнату. Внимание его привлекла пепельница и не столько сама пепельница, сколько то, что он в ней увидел.

Продолжая разговор, он незаметным движением руки подвинул к себе пепельницу. Потом спокойно взял лежавший в ней окурок и начал его разглядывать.

– Итак, вы говорите, что в провинции активной работы нет…, – говорил он с удивлением, читая английскую надпись на папиросе.

Катя вскинула на него свои длинные ресницы. За ними метнулся страх. Но страх в ту же минуту был убит развязным смешком. Грациозным движением всего корпуса достала из кармана платья синюю коробочку.

– Не хотите ли английскую папиросу. Сегодня на улице какой-то мальчишка продавал.

Катя, вскинула на него свои длинные ресницы: «Не хотите ли английскую папиросу?»

Костин невольно залюбовался смелой и настойчивой противницей.

Поговорив еще минут пять – он попрощался и вышел.

– Усиленное наблюдение за квартирой Юшина – коротко приказал он агенту. Затем он быстро направился к себе, где его ждал Сергеев.

– Слыхал ли ты, – спросил он Сергеева, – чтобы на улицах Москвы можно было купить настоящие английские папиросы?

– Нет. А что?

– Ничего особенного, но уездная глушь, в которой пребывала Екатерина Дмитриевна, на карте РСФСР, вероятно, не помечена, – и он протянул Сергееву папиросу.

– Это у нее такие?

– Да.

– Постой… постой… Я где-то видел такую же. Да, да вспоминаю. На вечере у скрипача Янковича. Он привез из Батума несколько коробок и угощал своих знакомых.

Из Батума – чуть не подпрыгнул Костин, – скрипач из Батума, английские папиросы и сельская учительница… да-с….

– Но ведь она меня познакомила с Янковичем. Быть может, он просто дал ей пару коробок?

– Тогда при чем тут мальчишка-папиросник.

Наступившее молчание прервал вошедший шифровальщик.

Радиотелеграмма из Новороссийска. Шифр Сомова.

– Ага! Комсомольцы – вскричал Костин. – Вот что нам теперь нужно.

Телеграмма гласила:

«Выехали в Москву двое белых, скрипач Янкович и блондинка Катя. Везу почту. Белые явки. Буду седьмого. Морев».

– Морев? Кто это?

– Условная подпись, едет посланный… Распорядись установить наблюдение за этой музыкальной знаменитостью.

Голос Костина звучал сталью, глаза сверкали, на щеках появился румянец.

– Молодцы, комсомольцы, – говорил он в волнении, прохаживаясь по комнате, – без них пришлось бы нам долго повозиться.

До седьмого осталось четыре дня, и Костин решил пока Кати не трогать и поддерживать знакомство. Сергеев уговаривал быть осторожней. Раз сама навязывается на работу, значит – метит его убрать.

– Ладно, посмотрим, – ответил, Костин, – я ей помажу губки таким предложением, что она отложит это дело.

И на следующем свидании с Катей он говорил:

– Видите ли, Екатерина Дмитриевна, все наши старания открыть белых здесь, на месте, потерпели крах. Не возьметесь ли вы поехать в Батум. Я дам вам явки к своим людям. Вы человек опытный, имеете старые связи. Что скажете?

При упоминании о явках, Катя оживилась, но, чтобы не выдать себя, просила подождать день-другой.

Костин назначил встречу через три дня.

Приезд Валико сразу разрешил все. сомнения и вопросы.

Оставаясь незамеченным, он присутствовал при разговоре Костина с Катей, побывал на концерте Вацлава и с нетерпением повторял:

– Это они, они. Берите скорей, а то упустите.

Но Костин не торопился. Он знал, что делает, и бил наверняка.

Валико зашел к Кате, которая видала его у генерала Драценко в Батуме.

Он с таинственным видом передал, пароль и, рассказав на словах о поручениях, сразу вошел в курс дел Московской организации.

– Пакет с инструкциями я вам принесу на днях. Он у меня на конспиративной квартире.

Катя послала в Ленинград и Тулу двух агентов, которых невидимо сопровождали люди Костина и песенка их была спета.

Оставалась невыясненной казанская явка, где главную роль играл какой-то доктор. Валико тщетно придумывал инструкции для Казани. Катя находила преждевременным посылать туда человека. Один из таких разговоров велся в присутствии болтливого Вацлава.

– А удобная эта штука, – закидывал Валико удочку, – иметь на явке доктора: в качестве пациента ведь всякий может придти?

– Ну, я не хотела бы попасть ему в пациенты, – усмехнулась Катя.

– Да, ведь «хирург», – рассмеялся Вацлав. – Никогда не думал; что можно быть хирургом не только не кончив университета, но и едва ли видел, как делают операции. Ха-ха-ха. Я думаю, он с таким же успехом мог быть музыкантом.

– А как же он… – начал было Валико.

– Держится пока… в госпитале. Уйма смертных случаев. Как вы думаете, Катя, он ведь больше всех нас отправил на тот свет красных негодяев?

– Пожалуй, но у нас есть дела поважней: Костин обещал мне дать завтра свои Батумские явки, документы и деньги. Это будет нашим последним свиданием, как он сказал. И завтра же я его…

– Но, может быть, можно поручить это кому-нибудь другому, – перебил Вацлав.

– Нет. Это сделаю я сама, – с плотоядным смешком бросила Катя, – завтра, после передачи явок. Вы ведь приготовили квартиру.

* * *

У Костина шло совещание. В Казань были отправлены Сергеев и Миша с поручением выловить фальшивого доктора.

Место свидания Кати с Костиным (одна из аллей Петровского парка) было оцеплено нарядом красноармейцев, и Катя была задержана. В кармане был найден револьвер. В ту же ночь были взяты все участники организации и старому библиотекарю довелось еще раз встретиться с племянником.

Через несколько дней Сергеев телеграфировал из Казани об успешной ликвидации докторской явки.

Группа Эрбе была разгромлена, а, полученное через некоторое время, радио из Трапезунда гласило:

«Взорвано белое судно „Русь“ горючими снарядами Врангелю тчк десант задержан два месяца тчк Войтинский помощниками едет Константинополь тчк Сомов Стрельбицкий тчк».

Андреем была проделана колоссальная работа совместно с Стрепетовым, – по подготовке взрыва этого судна.

Тем самым одна из главных нитей «Дела Эрбе», которая вела к организации десанта, – была также разорвана умелыми и смелыми действиями Андрея.

* * *

На одной из узких, извилистых улиц Трапезунда, граничащих с отвесным обрывом к морю, как ласточкино гнездо под карнизом, лепилась турецкая кофейная. На балконе сидело человек пять русских.

Молодые, загорелые лица дышали задором.

– Я все-таки думаю уломать Мухтар-бея дать нам радио, – сказал один из них.

– Собственно и уламывать то тут нечего. Он больше для проформы тянет…

Друзья молча продолжали любоваться расстилавшимся перед ними южным морем, залитым лучами полуденного солнца. Кое-кто курил нергиле, остальные потягивали из маленьких чашек крепкое кофе, запивая его холодной, как лед, водой.

– Дай-ка сюда бинокль, Сергей. Что это за итальянский пароход на рейде.

Через минуту бинокль обошел пять пар зорких глаз.

– А чорт. Ведь и в самом деле это Войтинский.

– А слева – Угрюмов. Ишь, как поэтично на перила облокотился…

– Да их тут целая свора.

– Эвакуируются… Вся головка в сборе.

– По-видимому, Валико свое сделал, – с облегчением сказал Андрей, допивая кофе.