Текст книги "Дело Эрбэ и К°"

Автор книги: Владимир Саблин

Соавторы: М. Протусевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

IX. На службе у белых

Молодой поручик, туго стянутый, с лихо закрученными усиками, прогуливался по платформе, привлекая умильные взгляды станционных барышень.

– Скажите, пожалуйста, на мое имя не пришло телеграммы? – спросил он, зайдя на телеграф.

Чиновник подал телеграмму, которую он тут же вскрыл и прочел.

«Станция Кабулети Тихорецкому. Встречайте курьера белой повязкой руке ночным. Сопровождайте Батум. Войтинский».

Затем он снова стал ходить по платформе, с нетерпением ожидая поезда. Но вот набежали огни, и стальное чудовище, фыркая и шипя, проглотило станцию…

Поручик вскочил в первый от паровоза вагон и стал внимательно осматривать пассажиров.

Поезд тронулся, но его это мало смущало: он переходил из вагона в вагон, пока, наконец, не успокоился, увидев человека с белой повязкой на руке. Сел против него. С трубкой во рту, в английском пальто и кэпи, курьер походил на иностранца. На коленях его лежал чемоданчик, который он обхватил обеими руками. Единственная соседка, бывшая в купе, спала на верхней койке.

Поручик протянул телеграмму своему визави. Тот с удивлением прочел.

– Очень приятно. Очень приятно – пробормотал он.

– Повязка вам больше не нужна. – тихим голосом сказал поручик. – Она может только навлечь подозрения.

Повязка была снята. До самого Батума не было произнесено больше ни слова. Когда подъехали к станции, поручик шепнул своему соседу:

– Следуйте за мной!

Они молча прошли мимо ряда извозчиков. Наконец, у одного, запряженного парой лошадей, остановились. В экипаже сидел человек в английском обмундировании.

– Это вы, Тихорецкий, великолепно! Полковник Войтинский ждет вас у себя на квартире.

Не успели они усесться, как вдруг сзади зазвенел женский голос:

– Глядите! Вон наш боксер?..

Вероятно, эта фраза придала много бодрости кучеру. Он с таким усердием рванул лошадей, что, даже много видавший видов, соседний извозчик пробормотал: «Что ты рехнулся»…

Но ему не суждено было кончить свою фразу. Три офицера бешено вскочили в фаэтон и, указывая револьверами на ускользающую добычу, кричали: – Догоняй, мать и прочее…

Началась бешеная гонка по улицам Батума.

Началась бешеная гонка по улицам Батума.

Лошади преследователей были свежее и расстояние между экипажами стало медленно уменьшаться.

Вдруг из фаэтона преследуемых вылетела фигура, шага три пробежала и упала. Раздались три выстрела. В то же время с другой стороны фаэтона выскочила другая фигура с чемоданчиком и тоже упала. Внимание преследователей было перекинуто на левую сторону улицы – и это дало возможность человеку с правой стороны скрыться во двор. Выстрелы, как видно, были удачны, так как послышался стон, заглушенный свистками постовых и голосами из переулков.

Картина преследования изменилась. Теперь перевес был, вследствие уменьшения груза, на стороне преследуемых. Расстояние между фаэтонами стало быстро расти. Офицеры, в ярости осыпая лошадей и кучера проклятиями, стали беспорядочно стрелять.

– Сергей, заверните во второй переулок налево, там проходной двор.

Кучер – Сергей поспешил выполнить совет поручика – Валико. Затем он уменьшил ход и оба выпрыгнули из экипажа. Прежде, чем показался фаэтон противника, Сергей и Валико исчезли.

Напрасно стреляли и ругались, напрасно обшаривали все дворы трое военных – наши друзья были уже далеко…

Между тем, как в центре города ребята завели волынку из-за денег. Андрей мрачно сидел в загородном духане. Его также смущал денежный вопрос. Против него сидел худой и очень высокий человек с разбитыми стеклами на глазах и с неутолимой жаждой к спиртным напиткам.

Безнадежная полуулыбка, тоскливые движения рук и умные с хитрецой глаза привлекли внимание Андрея. В это время в духан ввалилась пьяная компания. Одна парочка отделилась и села за столик худого и печального человека. Сперва тот не заметил, но, когда, подняв глаза, увидал грузина с маузером – улыбка искривила его тонкие губы.

– Будьте добры оставить меня в покое. Я со шпиками за одним столом не сижу!

– Ишак! Как ты смеешь оскорблять особый отряд. Ты балшевык – сукын сын!

Со всех столиков потянулись особоотрядчики.

Положение молодого человека было аховое. Однако, он допил стакан водки, вынул револьвер и сказал:

– Резать себя не позволю.

Грузины сгрудились, бросая циничные слова по адресу смельчака, а тот поднялся, сделал шаг вперед, поклонился даме:

– Простите, я не имел намерения вас оскорбить, – и снова сел.

Дама подошла к разгорячившимся грузинам и стала их уговаривать не затевать скандала.

– Только для тебя, мой свет, я его оставлю. Мерзавец!..

Молодой человек иронически улыбнулся, продолжая пить водку.

Грузины еще немного пошипели, поругались, а затем ушли в отдельный кабинет пьянствовать.

Андрея заинтересовал этот флегматичный парень.

Он попросил разрешения присесть и получил согласие. Разговорились.

– Я не удивляюсь вашей смелости, но меня поражает, почему дюжина особоотрядчиков отступила перед вами?

– Это не смелость – это знание нравов. Я действовал наверняка. Не из любезности извинился я перед дамой, а только спасая свою шкуру. Если бы хоть немного погорячился – был бы убит: впрочем, нисколько бы не пожалел об этом.

– Почему такой пессимизм?

– Делать нечего.

– Это в такое-то время делать нечего, что вы?

– Мое место не здесь. Здесь мне работы нет, а туда, где я нужен, мне места нет.

– Почему?

– Друг, не спрашивайте меня о прошлом – оно позорно…

Он снял разбитое пенсне и долго смотрел на Андрея.

– Знаете, за стаканом водки в трактире иногда совершаются чудеса. Я чувствую, что вы могли бы дать мне работу. Попробуйте. Спасете меня от пули или от этого зелья. Меня зовут Виктор Стрепетов.

* * *

– Ладно. Попробую. Ступайте за мной.

У Андрея кружилась голова от проектов Стрепетова. Самые смелые планы, о которых Андрей и мечтать не смел, в устах Стрепетовых казались легко выполнимыми пустяками.

– Кто наши враги? Если англичане, с ними можно бороться простым способом. Я их берусь выжить. Не забудьте – здесь минный двор. Охраняется он армянами; значит – дружба, вино, женщины и через несколько дней он в нашем распоряжении. Англичане беспечны, чувствуют себя, как дома. Я берусь, посредством одной моторной лодки и мин, одновременно взорвать все суда, находящиеся в порту. Я ежедневно рыбачу и уже осмотрелся.

– Если же враги грузины, – достаньте малость денег и мы отрежем их со всеми бронепоездами. Для них это смерть. Помните, что 30.000 аджарцев готовы в любую минуту выступить во главе с Кескин-Зодэ. Я у них бывал, и они мне верят.

– Если же белые – то тогда нужно прервать сообщение с Крымом – и они увязнут в 2 месяца.

– А каким образом?

– Взрывать суда.

– Это дело.

– Тогда я буду ночевать в порту.

– Ладно.

Они разошлись.

* * *

Валико нервничал. Среди суетящихся белогвардейцев он заметил вдруг высокую фигуру полковника и почувствовал на себе быстрый и пронзительный взгляд его. На секунду мороз по коже пробежал. Узнает ли? Но тут же успокоил себя – ведь лицо было загримировано, а фигуру в фаэтоне вряд ли заметил.

Валико стоял в очереди на запись отъезжающих добровольцев в Крым. Записавшись, каждый входил в кабинет, адъютанта генерала Драценко, где после опроса получал соответствующее удостоверение.

Каково было удивление Валико, когда, открыв дверь кабинета, он увидел за письменным столом полковника Войтинского.

– Чему вы удивились так, г-н офицер, – подозрительно спросил Войтинский.

Начало было скверное. Валико решил действовать. Он ближе подошел и, внимательно рассматривая полковника, пожал плечами и стал протирать очки.

– В чем дело? – возмутился полковник.

– Г-н полковник, припомните, мы с вами уже встречались, – твердо отрезал Валико.

– Ничего не понимаю!..

– Полковник, вы в Москве в 19 году что делали? Войтинский вскочил, как ошпаренный.

– Однако!

Валико тихо и настойчиво повторил вопрос.

– Да вы с ума спятили. Понятно, нет!

– А могли бы вы удостоверить это?

– Чорт возьми! Это уже слишком! Конечно, могу. Но откуда такой разговор?

– Очень просто. В 19-м году я был в Москве по делам и могу ручаться, что вас видел. А время теперь, знаете, опасное и я не успокоюсь до тех пор, пока не буду убежден, что ошибаюсь.

– Ах, вот как! В таком случае вы правы, 19-й год я провел на фронте, в этом вы убедитесь. Но вы что, милейший, делали в Москве?

Валико, хитро улыбаясь, надел очки.

– Я на фронте не был, но я помогал фронту, вы меня понимаете?

– Работали в разведке?

– Вот именно.

– Это хорошо. Это очень хорошо – оживился полковник – ваша осторожность говорит лучше всяких документов. Такой человек как раз теперь необходим. Мы с вами ближе познакомимся на дому. Приходите завтра, непременно.

– А когда прикажете готовиться к отплытию?

– К отплытию?.. Не торопитесь, милый друг, не торопитесь, вас ожидает работа более интересная.

– Понимаю – щелкнул шпорами Валико.

– Итак завтра в 7, по этому адресу.

– Слушаюсь, г-н полковник.

* * *

На следующий день Валико был у Войтинского. Он застал там генерала Драценко. Войтинский встретил Валико как давно знакомого.

– Это тот офицер – мой приятель, о котором я вам говорил, ваше превосходительство, он предлагает нам услуги в качестве подпольного работника.

Генерал осоловелыми глазами рассматривал Валико. Он был пьян в доску.

– Корниловец… Корниловец… Молодец, сразу видно.

Валико удивился, но решил не возражать.

– Только, смотри, за этой бабенкой нужно следить в оба, да…. дась… Бабенка шикарная и пикантная… смотри, не того… дась… хитрит, сволочь… раздразнит, выведает… смотри, брат… расстреляем в три счета… дась…

Войтинский дружески мигнул Валико, и тот вытянулся в струнку.

– Рад стараться, ваше превосходительство…

– Молодец… Молодец… Корниловец… Ну-сь… так-сь… Вы пойдите там… да-сь… по делам… а я посплю…

Войтинский и Валико вышли. По дороге Войтинский познакомил Валико с делом.

– Вы понимаете, что эсэры народ ненадежный. Но нам нужно их использовать. За исключением Кати, все остолопы.

– А Катя?

– Это чорт в юбке. Она всем вертит. Сейчас она поехала в Москву с поручениями. Но я бы отдал многое, чтобы узнать истинную цель поездки.

– Вы боитесь провокации?

– Всего ожидаю. Противник – опасный. Пользуется женскими средствами.

– Что-ж поддадимся ее чарам. Мне приходилось.

Оба рассмеялись.

X. Гости из Батума

Миша нервничал и вел себя подозрительно. На всякий звонок он реагировал: выскакивал в темный коридор и прислушивался к вопросам входивших.

Соседи Миши – рабочие печатники, заявили в милицию о подозрительном жильце. Однако, когда начальник участка, уходя, крепко пожал Мише руку, рабочие смекнули в чем дело и всячески старались оказать ему услугу.

Миша ждал и томился. Не раз он обращался к Костину с жалобой на бесцельность дежурства, но неизменно выслушивал:

– Не нервничай, брат, и не торопись. Все данные за то, что к тебе придут.

И Миша ждал, строя сотни планов, как надо будет повести себя в случае подобного визита. И все же, когда в передней раздался твердый голос, немного растягивающий слова:

– Гражданин Эрбе здесь живет? – Миша в первый момент растерялся. Прячась за коридорный шкаф, он разглядел высокую, широкоплечую фигуру с бритым лицом.

– Здесь. Вот его комната, – сказал сосед, запирая входную дверь. Входите прямо, он еще спит.

Когда гость, войдя в комнату, спросил:

– Эрбе, ты здесь, – у Миши мелькнуло: «Знает Эрбе в лицо». Быстро вынув револьвер, подскочил к дверям и крикнул:

– Не оборачивайтесь! Руки вверх!

Но вошедший, быстро присев на корточки, повернулся на одной ноге и, схватив Мишу за правую руку, ударом головой в живот сшиб его с ног. Все это было сделано с такой стремительностью, что, когда Миша сообразил в чем дело, он уже лежал на полу в коридоре. Быстро поднявшись, он бросился к дверям, но было поздно. Изнутри послышалось щелканье ключа и, когда Миша с силой рванул ручку, один за другим два гулких выстрела раздались из комнаты. Что-то острое обожгло плечо и горяче-липкое потекло по груди.

Отскочив в сторону, Миша, не целясь, выстрелил в дверь и, подбежав к комнате соседа, вполголоса, задыхаясь, бросил:

– Скорей звоните, – он назвал номер, – вызовите Костина. Сообщите, что гость явился. Я, кажется, ранен…

И снова был у своей двери.

– Не пытайтесь выйти, – крикнул он и подкрепил слова выстрелом…

Из комнаты послышалась беспорядочная стрельба. Затем вдруг все стихло. Мише показалось, что он слышит скрип открывающегося окна, и он опрометью кинулся по коридору, вниз по лестнице, затем, по тротуару к выходным воротам.

– Бежит в окно, но я его здесь сцапаю.

Миша ждал, но никто не показывался. Прошла минута – две. Миша с беспокойством вошел во двор и на секунду онемел. Незнакомец взбирался по водосточной трубе на крышу трехэтажного флигеля.

Незнакомец взбирался по водосточной трубе.

– Ни с места! Буду стрелять!

Незнакомец остановился. Миша, целясь в упор, подбежал.

– Спускайтесь, или вы погибли.

Незнакомец стал осторожно спускаться. Вдруг сорвался и прыгнул на Мишу. Оба покатились. Револьвер Миши выпал из рук…

Раненому было труднее подняться и когда он встал, гость уже выбежал из ворот. Но тут раздался крик. Рабочие-печатники, спустившись вниз, были свидетелями этого трюка, и когда незнакомец выбежал из ворот, то попал к ним в объятия. Началась дикая борьба: трое против одного. Но вдруг, откуда ни возьмись, в руках противника кастетка – и один за другим два печатника упали с окровавленными лицами. Незнакомец вырвался из рук третьего и пустился бежать по направлению к Петровке. Миша и оставшийся печатник за ним. На повороте показалась группа красноармейцев.

– Стой! – незнакомец продолжал бежать.

Тогда раздались несколько выстрелов из винтовок и, как подкошенный сноп, беглец свалился. С одной стороны, Костин с красноармейцами, с другой – Миша с рабочими побежали к нему. Высокий человек лежал, ухватившись обеими руками за лицо и судорожно вскидывая головой.

Он еще раз широко открыл рот, как будто ему не хватило воздуха, и с трудом проглотил слюну.

Раненый в ноги и грудь, он не мог встать и – бледный – зло оглядывал стоявших вокруг него людей.

* * *

– Ну, доктор, как, наш пациент выживет?

– Безусловно. Раны у него не опасны, кости не задеты. Правда, температура держится высокая. Но это понятно, особенно, если принять во внимание его душевное состояние.

– Да состояние, я полагаю, не из приятных. Однако, подлечите его поскорей. Когда, вы думаете, можно будет его допросить?

– Не ранее – недели – двух. Но вам с ним трудновато будет. Норовистый субъект. У него желудок не действует (это бывает у раненых в первые дни), я велел клизму поставить, ни за что не дал и слабительного не принял.

– Перевязки приходится силой делать.

Костин нахмурился и, когда доктор ушел, повернулся к ходившему по комнате Сергееву.

– Скажи, ты окончательно уверен, что это Баранников.

– Ни малейшего сомнения. Я его хорошо знаю, помню по Парижу, когда решался вопрос о его исключении из партии с-р. за слишком правый уклон. Он бывший террорист: человек решительный. Как это он сдался?!

– Растерял все патроны Ну, а потом – раны…

* * *

На следующий день доктор по телефону вызвал Костина.

– Баранников при смерти. Приходите скорей. Я еще сам не знаю в чем дело.

Баранников лежал на койке с посиневшим лицом, заметно осунувшись. Крупные капли пота покрывали его лоб. Он громко стонал, то и дело хватаясь за живот. Судорогой подергивалось все тело.

Доктор растерянно глядел на больного.

– Все признаки затора в желудке…

Костин вдруг оживился.

– Вы говорите – затор в желудке, а отчего он мог бы быть?

– В данном случае нет причины. Прошло ведь три дня. Я ничего не понимаю.

– А хирургическим путем помочь нельзя?

– Все равно нужно попробовать: мне это важно.

Но еще до операции Баранников начал агонизировать и умер на операционном столе.

– Сделайте немедленно вскрытие, – коротко распорядился Костин.

Минут через десять, перед удивленными глазами собравшихся, доктор разворачивал извлеченный из кишечника кусок шелковой материи.

– Вот она – причина затора.

– Ну-сь, дорогой доктор, – поспешно сказал Костин, – вы можете читать лекцию своим ассистентам о причине преждевременной смерти вашего пациента, а тряпку эту пожалуйте сюда. Кажется, на ней еще можно прочесть кое-что, – обернулся он к Сергееву.

* * *

– Это, черт, знает, что такое, – горячился Сергеев, нервно прохаживаясь по комнате, – со смертью этих двух типов у нас теряются здесь всякие следы…

– Ну, положим, не всякие, – задумчиво остановил его Костин. – Смерть Эрбе дала нам указания на Батум и, думается мне, – ребята съездят туда недаром. Сейчас это наш самый сильный козырь. А несколько строк на полотнянке из живота Баранникова говорят о том, что у них, во-первых, более широкие связи, во-вторых, до сих пор здесь из центра был только Эрбе, и Баранников прислан ему на помощь, и, в-третьих, в ближайшее время сюда наедут еще «молодцы».

– Конечно, хорошо уж то, что мы знаем из каких кругов исходят эти затеи, но все-таки нелепое положение: взять двух главарей, не нащупав периферии.

– Да, брось ты ворчать, старина. Не сегодня – завтра получим известия от ребят.

– Но они далеко… И неизвестно, как еще доехали. Знаешь… мне пришла мысль в голову использовать одну мою знакомую.

Бывшая эсэрка. С октября, когда я был ранен, потерял ее из вида и только вчера встретил. Она давно уже отошла от партийной работы и учительствовала последнее время где-то в провинции. Могу поручиться – целиком предана Советской власти. А знакомства у ней были широкие. Может пригодиться.

– Ну, что-же, если ты ее знаешь, потолкуй. Хотя уж больно человек ты доверчивый, дай-ка я с ней сперва сам познакомлюсь.

– Ладно.

* * *

Общежитие сотрудников Всероглавштаба гудело пчелиным ульем. Только в комнате заведывающего библиотечным отделом, Эдуарда Иосифовича, было тихо. Он сидел, поджав свои короткие ноги под стул и упираясь круглым животом в край стола. Толстые пальцы его нервно крутили бумажные шарики.

– После такого успеха твоих концертов и заметки, которую ты поместил в «Известиях», тебе нечего бояться, – говорил он развалившемуся в кресле Вацлаву Казимировичу, – но вот эти твои дела… я совершенно не знаю, как тебе помочь.

И его заплывшие глазки беспокойно забегали по комнате.

– Неужели вы думаете, дядя, – нарочно растягивая слова, произнес племянник. – что я только затем приехал из Батума, чтобы играть перед этой сволочью на скрипке и давать дурацкие заметки в газеты. Не забудьте, что ваше согласие помочь нам дано в письменной форме и цело.

Не забудьте, что ваше согласие помочь нам дано в письменной форме и цело.

– Да… но тогда Деникин был под Орлом, я думал…

– Вы в наших руках, вот так, – и, вскочив, он до боли сжал своими длинными тонкими пальцами пухлую руку старика. – Вот так, поняли? Вы забыли свою родину, честь! Вы должны искупить свою службу у большевиков. Одним словом, – продолжал он уже более спокойно, – нас мало интересуют ваши мысли и расчеты, нам важно ваше положение, ваши возможности. Ну, а затем, вы получите, разумеется, известное вознаграждение за свой риск, сможете переехать заграницу. А если нет, – угрожающе закончил он, – то ведь мне исчезнуть отсюда не трудно, а ваше письмо мы перешлем в Чека.

– Да… но тогда Деникин был под Орлом, я думал…

– Вы в наших руках, вот так, – и вскочив, он до боли сжал своими длинными тонкими пальцами пухлую руку старика, – вот так. Поняли. Вы забыли свою родину, честь! Вы должны искупить свою службу у большевиков. Одним словом, – продолжал он уже более спокойно, – нас мало интересуют ваши мысли и расчеты, нам важно ваше, положение, ваши возможности. Ну, а затем, вы получите, разумеется, известное вознаграждение за свой риск, сможете переехать за границу. А если нет, – угрожающе закончил он, – то ведь мне исчезнуть отсюда не трудно, а ваше письмо мы перешлем в Чека.

– Ну что ты, что ты, Вацлав… Я ведь вовсе не говорю… Только трудно… А я готов… конечно…

Он дрожал и его полное, сразу обмякшее и побледневшее лицо было отвратительно.

Племянник презрительно скривил губы и снова, усаживаясь поудобнее в кресло, протянул:

– Ну, вот, так-то лучше. А трудности тут никакой нет. Ключи от шкафа с секретными сводками ведь у вас?

– У меня. Но как же?!

– А очень просто: вы мне их дадите, я сделаю слепки, а остальное уже мое дело. Вам придется только достать пропуск.

– Но при первой же ревизии обнаружится пропажа. Ведь я вам могу еще быть полезен, – робко возражал библиотекарь.

– Пожалуй, но выход придется искать вам. Вы здесь больше заинтересованы.

Эдуард Иосифович беспомощно морщил лоб, боязливо косясь на неумолимого родственника и проклиная в душе и его и себя и это проклятое, поставившее все вверх ногами, время. Вацлав сидел прямой, строгий и трудно было узнать изнеженного, нервного юношу-музыканта в этой черствой, на все пуговицы застегнутой и напряженно ожидавшей ответа, фигуре…

– Ну, вот что, – прервал он, наконец, молчание, – вы, кажется, расположены думать до утра. Завтра вечером я приду, и вы передадите мне ключи и пропуск. До свидания.

На следующий день Эдуард Иосифович был так рассеян на службе, что помощник его кандидат в РКП, Игнат Новиков, ворча, осведомился о его здоровья, а проходившему военному шепнул:

– Следовало бы посмотреть за нашим завом, что-то он не в себе…

Но шепнул неосторожно, не оглянувшись, и библиотекарь услышал. Весь сжавшись, он окончательно потерял самообладание и, едва досидев до положенных четырех часов, с ознобом и шумом в ушах побрел в общежитие.

– Как дела, – с вкрадчивой хитростью начал вошедший Вацлав, – вы нездоровы, дядя? Ключи, надеюсь, с вами?

– Берите, все берите… и меня берите, – растерянно хватаясь за голову, бормотал дядя: —я не могу, я с ума сойду, за мной уже следят. Они поймут… Вацлав – он, сразу оборвал, увидя прежнюю жестокость и беспощадность в глазах гостя.

– Кто следит, – коротко спросил тот.

– Мой помощник, ему верят, он кандидат в РКП.

– Эх, вы! А еще полковник! Раскис, как баба! Давайте сюда ключи и пропуск. Так, теперь слушайте: завтра вы подаете рапорт о болезни и недельном отпуске. Сдаете дела помощнику. Когда мы сделаем выемку, вы возвращаетесь и, принимая дела от этого вашего коммуниста, обнаруживаете пропажу. Поняли. Будет арестован он, а не вы.

Полковник сразу сел и, хлопая глазами, старался понять этот план.

– А ведь верно, – расплылся он в улыбку облегчения.

– Верно – передразнил его Вацлав, – сами не могли додуматься.

Через четверть часа, сняв слепок с ключей и, получив необходимые указания о проходе в библиотеку, он распрощался.

* * *

Несколько дней спустя в одной из аллей Петровского парка, подернутых вечерними сумерками, показались две фигуры. Молодой человек, с заметной почтительностью, что-то тихо говорил своей спутнице. Оба засмеялись. Злорадно и жестко.

– Этот Новиков едва ли открутится: замки целы, дела он принял при комиссаре.

Женщина остановилась у дерева и запрокинула голову к звёздному небу.

– Вы хорошо придумали, Вацлав. Это как раз те сведения, которые нам были нужны. А за гибель Эрбе и Баранникова мы отплатим. Я возьмусь за это дело сама. Мы жестоко отплатим.