Текст книги "На мостике тральщика"

Автор книги: Владимир Гернгросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Адмирал по обыкновению долго беседовал с экипажем, рассказал о положении на Южном фронте, о том, что враг сосредоточивает свои силы в районе Перекопа, стремясь ворваться в Крым, и предупредил, что мы должны быть готовы к новым тяжелым испытаниям. [64]

На огненных фарватерах

Ранним ноябрьским утром возвращаемся в Севастополь. Идем из Новороссийска, конвоируя транспорт. Весь экипаж уже знает, что главная база флота блокирована врагом с суши. Теперь и севастопольские фарватеры оказались в зоне досягаемости фашистской артиллерии.

«Щит» делает последний поворот и ложится на Инкерманский створ, образуемый двумя маяками. В утренней дымке вырисовываются очертания города. Следуем средним ходом: быстрее транспорт идти не может. С опаской поглядываем на Северную сторону, стараясь угадать, где проходит линия фронта. В это время сигнальщик Радченко докладывает: к тральщику приближаются три истребителя. Тип их нам незнаком. Кто-то высказывает предположение, что это наши. Но вот самолеты один за другим входят в пике и обстреливают нас из пулеметов. Мы тут же открываем огонь. Самолеты быстро набирают высоту и уходят в сторону Евпатории. Так мы впервые встретились с «мессершмиттами».

Как только приходим в Стрелецкую бухту, меня и комиссара Савощенко срочно вызывает к себе контр-адмирал Фадеев.

– В связи с резким ухудшением обстановки в Крыму, [65] – говорит он, – гарнизон Тендровского боевого участка эвакуирован. Но последнее идущее оттуда судно – морской буксир «СП-14» с двумя болиндерами{13} – подверглось налету вражеской авиации и сейчас терпит бедствие за внешней кромкой минного поля в районе Саки. Приказываю вам немедленно идти ему на помощь.

Вернувшись из штаба, срочно собираю командиров подразделений и сообщаю им о полученном задании.

Пока мы с Савощенко отсутствовали, на корабле была произведена тщательная приборка (ведь завтра праздник – 24-я годовщина Великого Октября). Механик инженер-лейтенант Самофалов со своими подчиненными пополнил цистерну питьевой воды, устранил мелкие дефекты в механизмах. Все необходимое было сделано и в других боевых частях. Поэтому уже через 15-20 минут после совещания «Щит» был готов к походу. За это время Никита Павлович успел поговорить с коммунистами и агитаторами.

Отходим от причала, где ошвартовались лишь час назад. Когда выходим знакомым фарватером за кромку минного поля, видим морской буксир и болиндер.

На мой запрос капитан буксира Иван Михайлович Сапега сообщает, что один болиндер потопили фашистские самолеты, а другой получил пробоины и постепенно наполняется водой; на буксире вышел из строя главный двигатель, и судно ветром относит к берегу.

Штурман Чуйко, уточнив по береговым ориентирам координаты своего корабля и буксира, докладывает, что буксир находится на минном поле. Принимаю решение подойти к нему с параван-тралом и вывести суда по протраленной полосе. [66]

Погода вдруг резко ухудшается, волнение моря достигает четырех баллов. В таких условиях ставить трал очень трудно. Но минеры под руководством лейтенанта Бережного и старшины Кошеля отлично справляются со своей задачей. Им помогает старшина группы электриков Николай Степаненко, работающий на подъемном кране.

Ручка машинного телеграфа поставлена на «средний ход». «Щит» разворачивается и входит на минное поле. Не исключено, что мы сами можем подорваться. Но на этот раз чувствую себя значительно спокойнее, чем во время первого боевого траления. Вижу, что и другие на мостике не так волнуются, как прежде.

Поступает доклад – подсечена мина. Я и сам вижу, как она всплывает и начинает пляску на волнах. Но тут же слышатся очереди крупнокалиберного пулемета, и черный шар с пробитым корпусом, заполняясь водой, идет ко дну.

Вот всплывает вторая мина, потом третья, четвертая… И все они по очереди, пробитые пулями, уходят на морское дно. Одна из них срабатывает – за кормой тральщика раздается мощный взрыв. Осколки мины с противным визгом разрезают воздух. Слышатся их резкие щелчки о корпус и надстройки корабля.

Подходим к буксиру. Теперь в дело вступает боцманская команда. Руководит ею мой помощник лейтенант Сотников. Качка значительно осложняет нашу задачу. В ветреную погоду не так-то просто взять судно на буксир. С большим трудом боцману удается подать концы на судно и закрепить их на кнехтах.

Помощник делает мне знак рукой – можно выводить буксир с болиндером на чистую воду. Осторожно даем ход и стараемся идти строго по протраленной полосе. Наконец выходим на фарватер. Тральный расчет выбирает трал.

С буксира сообщают, что неисправность двигателя устранена [67] и судно может идти своим ходом. А на болиндере положение тяжелое – в трюм продолжает поступать вода. Сильная бортовая качка мешает нам подойти к болиндеру. Я вынужден приказать капитану буксира стать впереди по ветру, чтобы уменьшить волну.

Улучив удобный момент, подвожу «Щит» к барже. Лейтенанты Сотников и Бережной в эти минуты проявляют исключительную распорядительность. Я испытываю прилив радости и гордости, глядя на уверенные действия этих командиров.

Мы начинаем принимать на борт женщин и пехотинцев. Тральщик и болиндер сильно качает. Лишь доли секунды находятся они на одном уровне. Но моряки успевают подхватывать с баржи людей. Ни один пассажир не падает в воду между бортами, никто не получает серьезных травм.

Одновременно со снятием людей с болиндера туда переходят дублер механика инженер-лейтенант Б. М. Опара, старшины Филипп Трачук, Владимир Семенов и старший краснофлотец Григорий Петренко. Для заделки пробоины передаем им несколько мешков цемента, доски и необходимый инструмент.

Среди перешедших на «Щит» тендровцев есть раненые и больные. Военфельдшер Прилипко оказывает им медицинскую помощь. Кок угощает всех спасенных чаем, потом кормит обедом. Для наиболее ослабевших у Прилипко нашлось вино. Тем, кто оказался без верхней одежды, моряки достали из рундуков свое запасное обмундирование.

Мы буксируем болиндер, а морской буксир следует замыкающим. Идем средним ходом. Через несколько часов Опара докладывает, что с помощью команды баржи заделаны все крупные пробоины и поступление воды почти прекратилось. Нашим морякам пришлось работать в тяжелых условиях: трюмы баржи до отказа загружены боевой [68] техникой, дает себя знать и сильная качка. Выражаю группе Опары благодарность за умелые действия.

В Севастополь приходим утром 7 ноября. Когда ошвартовались у пирса, на борт тральщика поднялся контрадмирал Фадеев. Он объявил благодарность всему личному составу.

Савощенко тут же направился в политотдел. Оттуда он принес газеты с докладом И. В. Сталина о 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. А к вечеру мы узнали, что в Москве на Красной площади состоялся традиционный парад войск. Нашей радости нет границ. «Не бывать фашистам в нашей столице Москве! – заявляют моряки «Щита». – Наступит срок – и на нашей улице будет праздник!»

Поздно вечером мы с комиссаром обмениваемся впечатлениями дня. Возбужденный Никита Павлович обнимает меня и с присущей ему страстностью говорит:

– Ну, командир, сегодня у нас с тобой и у всего экипажа сил и энергии втрое прибавилось! Вот что значит слово и дело партии!

В первой половине декабря «Щит» принимал активное участие в проводке в главную базу боевых кораблей и транспортов с войсками, боеприпасами, продовольствием, топливом. В этот период из резерва Ставки в Севастополь была переброшена 388-я стрелковая дивизия и большое число маршевых подразделений (около шести тысяч человек).

С моря главную базу флота прикрывали мощные минные заграждения. Корабли и суда могли проходить лишь по узким фарватерам. Но с приближением линии фронта к Севастополю эти фарватеры оказались под воздействием вражеской авиации и артиллерии. В ночное же время движение по ним затруднялось еще и тем, что все маяки и навигационные огни были погашены. В период осенне-зимних штормов на фарватерах возросла к тому же минная [69] опасность: мины срывались с минрепов и свободно плавали на поверхности моря. От этих мин наибольший урон, к сожалению, несли мы сами.

Вот в таких условиях и возникла острая необходимость в проводке тральщиками боевых кораблей и транспортных судов по узким проходам между минными полями.

Для встречи кораблей и судов тральщик выходил из Севастополя с наступлением темноты и возвращался перед рассветом. Так как днем экипаж не всегда мог отдохнуть – систематические авиационные налеты и артобстрелы требовали постоянной боевой готовности, – проводкой судов поочередно занималось, как правило, несколько тральщиков. Чаще других эту работу выполнял БТЩ № 27, которым командовал Адольф Максимович Ратнер.

Обычно тральщик встречал идущие в Севастополь транспорты и боевые корабли у подходного буя фарватера номер три. У этого буя слабый мигающий огонь, сам же фарватер состоит из двух колен, а в точке поворота стоит неосвещенная веха. От всего экипажа тральщика, и в первую очередь от его командира и штурмана, требовалось большое искусство, чтобы провести суда точно по оси фарватера.

Днем «Щит» чаще всего отстаивался в Стрелецкой бухте, а вечером меня вызывал к себе начальник штаба ОВРа капитан 2 ранга В. И. Морозов. Владимир Иванович каждый раз проводил краткий инструктаж. Он неторопливо объяснял, когда и кого нам предстоит встречать, какие произошли изменения в обстановке на сухопутном фронте и на морском театре, сообщал специальные опознавательные сигналы, сведения о состоянии моря и прогноз погоды.

Бывало, что в одну ночь приходило несколько караванов и отдельных судов. В этом случае мы вместе с Владимиром Ивановичем рассчитывали время выхода тральщика для встречи каждого из них. [70]

Возвратившись на корабль, я обычно собирал накоротке командный состав. Доводил до него задание. Затем надевал меховой реглан и поднимался на ходовой мостик.

На фарватеры мы выходили в любую погоду, даже радовались, если ночь выдавалась пасмурная. Штурман Чуйко и его подчиненные делали все, чтобы тральщик мог благополучно и вовремя достигнуть места встречи с кораблем или транспортом. А надо сказать, что пройти в полной темноте по узкому коридору, пролегающему между минными полями, дело далеко не простое.

Придя в подходную точку, мы открывали радиовахту на ультракоротких волнах и ходили переменными курсами около буя, вблизи минного поля. Стопорить машины было нельзя: каждое мгновение могли появиться вражеские торпедные катера или подводные лодки. На ходу легче уклониться от торпеды. Расчеты орудий и пулеметов постоянно находились в полной боевой готовности. На верхних боевых постах несли вахту наблюдатели. У каждого из них имелся свой сектор наблюдения за воздухом и морем. При обнаружении плавающей мины наблюдатель резко свистел. Если мина показывалась слева – раздавался один свисток, если справа – два свистка, а когда прямо по курсу – три свистка. Услышав сигнал, я тут же маневрировал, чтобы оставить мину в стороне. Расстреливать ее пока было нельзя. Это могло привлечь внимание противника. Мы просто замечали опасное место и, зная направление и силу ветра, примерно рассчитывали, куда отнесет мину к тому времени, когда будем идти обратно.

Когда показывались силуэты судов, обменивались с ними опознавательными сигналами и позывными. Я давал сигнал «Следовать за мной», и «Щит» впереди конвоя направлялся фарватером в базу. При этом учитывалось, что противник на внешнем рейде уже выставил свыше ста неконтактных мин. Места их падения были известны, и каждое из них требовалось аккуратно обойти. Если над [71] нами появлялись самолеты противника, отбивались всем конвоем.

Иногда случалось, что связь с конвоем по радио поддерживалась, но его самого не было видно. Из-за ошибки в счислении конвой считал, что находится у подходного буя, и не шел дальше, боясь попасть на минное поле. В таких случаях мы были вынуждены рисковать: включать секунд на тридцать сигнальный прожектор. Тогда конвой мог нас хорошо видеть и смело двигался нам навстречу. А однажды пришлось включить и боевой прожектор, дальность видимости которого гораздо больше, чем сигнального. Это был большой риск. Но другого выхода у меня не было. Ведь я не имел права далеко уходить от подходного буя, чтобы не потерять его из виду и самому не «заблудиться».

«Щиту» в разное время довелось конвоировать почти все черноморские транспорты. И ни один выход для встречи судов не был похож на другой.

Нам нравилось ходить с быстроходными судами «Абхазия», «Армения», «Грузия», «Сванетия», «Белосток», «Львов», имевшими скорость 12-14 узлов. До войны они курсировали на пассажирских линиях от Одессы до Батуми, а некоторые из них совершали и зарубежные рейсы. Хороший ход имел также транспорт «Серов».

Часто приходилось сопровождать и тихоходные транспорты, в частности «Азов», «Березина», «Красный Профинтерн», «Курск», «Кубань», «Калинин», «Пестель», «Зырянин», «Жан Жорес», «Василий Чапаев», «Фабрициус», имевшие скорость до 8 узлов. Особенно трудно было конвоировать транспорты, скорость которых не превышала 3-4 узлов. Если дул сильный встречный ветер, эти суда вообще не выгребали, и казалось, что они стоят на месте. В этом случае нам ничего не оставалось, как брать их на буксир. [72]

Много раз нам доводилось сопровождать танкеры «Передовик», «Серго», «Москва».

Мы хорошо знали капитанов судов, с которыми нам приходилось выходить на огненные фарватеры. Это были смелые и опытные моряки, такие, как П. А. Безайс, М. Н. Григор, К. И. Мощинский, Д. К. Кравченко, И. Ф. Короткий, И. Ф. Иванов, К. К. Третьяков, В. Я. Труш, В. А. Габуния, Г. Е. Фалько, С. А. Найден и многие другие. Эти капитаны и возглавляемые ими экипажи пользовались большим уважением на флоте. Во время налетов на конвои фашистские летчики стремились прежде всего потопить транспорты с войсками и военными грузами. Чтобы уклониться от бомбовых ударов, судам приходилось искусно маневрировать (чем меньше ход, тем труднее это делать).

В тяжелейших условиях экипажи судов и их капитаны проявляли большое мастерство, огромную выдержку и мужество. А ведь в основном команды транспортов состояли из людей невоенных – моряков торгового и пассажирского флота.

Экипажи кораблей созданного 4 ноября 1941 года Севастопольского оборонительного района (СОРа) в меру своих возможностей старались оградить конвои от минной опасности. Это требовало от людей огромного морального и физического напряжения. Трудились мы на севастопольских фарватерах, не зная ни сна, ни отдыха, делали все, что в наших силах, чтобы помочь отстоять родной Севастополь.

Мощное наступление противника, начавшееся 11 ноября, было сорвано. Много дней продолжались вражеские атаки. И все они были отбиты. Гитлеровцы за это время смогли продвинуться лишь на 1-1,5 километра.

17 декабря началось новое наступление врага. Но и оно не застало защитников Севастополя врасплох.

20 декабря на боевых кораблях и транспортах в Севастополь [73] из Новороссийска были доставлены 79-я особая морская стрелковая бригада и 9-я бригада морской пехоты, а 21 декабря из Туапсе – 345-я стрелковая дивизия. Высадившись на берег, воины выбили противника с Северной стороны, а затем оттеснили его за Бельбекскую долину.

К 31 декабря вражеское наступление захлебнулось. Гитлеровские дивизии были остановлены на всех участках обороны. [74]

В десанте

Во время ожесточенных декабрьских боев под Севастополем я получил приказ следовать в Новороссийск в составе конвоя. Вместе с тремя катерами-охотниками «Щиту» предстояло сопровождать транспорт с ранеными бойцами и эвакуируемыми жителями на борту.

Выходили из базы в ночь на 27 декабря. В начале перехода конвой подвергся атакам вражеских бомбардировщиков. Встреченные дружным огнем корабельных зенитчиков, самолеты сбросили бомбы мимо целей.

Первая военная зима на Черном море выдалась на редкость суровой. Утром по радио мы получили штормовое предупреждение. Оно поступило с запозданием. Уже ночью ветер резко усилился. Поднялась волна. Ее гребни покрылись широкими сверкающими полосами фосфорящейся пены – признак свежей погоды.

Вахтенные верхних боевых постов были вынуждены надеть валенки и полушубки. Боцман Анатолий Евменов предусмотрительно натянул штормовые леера, а лейтенант Сотников перевел расчеты зенитных орудий с юта в более укрытое от ветра место – под полубак{14}, в коридор кают командного состава. [75]

Тяжелые волны, ударяясь о борт корабля, мелкими брызгами обдают тральщик. Постепенно корпус, палуба, надстройки и мачты покрываются слоем льда. Намерзая больше всего по левому борту, на шлюпках, обвесах мостика и даже на вантах, лед создает опасный крен. «Щит» резко ложится от волны на борт, а выравнивается очень медленно. При дальнейшем увеличении ледяного слоя он может и опрокинуться, если не принять экстренных мер.

Я вынужден объявить аврал. Сотников мобилизует всех свободных от вахты. Краснофлотцы и старшины, вооружившись ломами, топорами и кирками, на отведенных участках дружно скалывают лед. Студеные волны нередко обкатывают их с ног до головы, но никто не прекращает работу.

Вот моторист Алексей Вавилкин, удобно устроившись на прожекторном мостике и для страховки привязавшись к поручням, ловко откалывает куски льда большим гаечным ключом. Во время сильного крена Алексей повисает над пенящейся водой, но продолжает свое дело.

Часа через два корабль в основном освобождается ото льда и уже идет без критического крена. После студеного душа участники аврала отогреваются и сушат обмундирование в машинных отделениях.

Во второй половине дня еще раз объявляю аврал-корабль опять стал тяжелым. Снова начинается борьба со льдом.

Еще труднее приходится транспорту и катерам-охотникам. Для них обледенение более опасно. Поэтому там чаще скалывают лед.

В Новороссийск приходим уже ночью. Тральщик, как фантастический призрак, весь обледенелый, ошвартовался у Старопассажирской пристани. Комиссар и помощник сокрушаются, что не можем сфотографировать «Щит». [76]

Отдыхать некогда. Надо сколоть лед, осмотреть и привести в порядок технику и оружие.

Как только подошли к причалу, меня срочно вызвали в штаб военно-морской базы, где объявили, что «Щит» примет участие в десантной операции. К 17 часам 28 декабря тральщик должен быть готов к выполнению боевого задания. Нам предстоит вместе с другими кораблями и судами высаживать десант в Феодосию. Но начальник штаба базы предупреждает: в интересах скрытности экипажу не следует говорить об истинной цели боевого похода.

Наш «Щит» из Новороссийска должен был следовать в Туапсе для проведения двухнедельного планово-предупредительного ремонта. Однако я понял, что сейчас не до ремонта. Начальник штаба базы разрешил, оставаясь в часовой готовности, перебрать лишь отдельные механизмы. Вернувшись на корабль, объявляю об этом механику. Затем в кают-компании собираю командиров подразделений и информирую их, что «Щиту» вместе с другими кораблями предстоит доставить в один из портов стрелковые подразделения. Даю указания по подготовке к выходу в море.

После совещания прошу комиссара зайти ко мне в каюту и сообщаю ему, что мы будем участвовать в высадке десанта в Феодосию.

– Отлично, командир! – восклицает Никита Павлович. – Добрую весть принес. Это задание – знак большого доверия к кораблю. А что касается самой операции, то она, несомненно, окажет свое влияние на ход боев под Севастополем. Гитлеровцы будут вынуждены ослабить натиск на нашу главную базу.

Общий замысел операции мне пока неизвестен. Я немного посвящен лишь в то, что должно произойти в Феодосии. Знаю, что от выполнения этой части плана в значительной степени зависит успех всей операции. [77]

В 18 часов 28 декабря должны сняться с якоря три эсминца и отряд высадочных средств в составе двух быстроходных тральщиков («Щит» и № 16) и двенадцати сторожевых катеров. Через час в море выйдут два крейсера, составляющие отряд корабельной поддержки. Возглавляет этот отряд капитан 1 ранга Владимир Александрович Андреев.

Походный ордер определен такой: за головным эсминцем «Шаумян» будет следовать крейсер «Красный Кавказ» под флагом командира высадки капитана 1 ранга Николая Ефремовича Басистого, затем крейсер «Красный Крым» с командиром 9-го стрелкового корпуса генерал-майором И. Ф. Дашичевым на борту. В кильватере у них пойдут эсминцы «Железняков» и «Незаможник», а по бортам на соответствующих курсовых углах – тральщики «Щит» и № 16. В кильватере у тральщиков будут идти катера.

Трем эсминцам, двум тральщикам и двенадцати сторожевым катерам предстоит ночью внезапно ворваться в гавань Феодосии и высадить десант.

Такова картина предстоящих боевых действий кораблей по овладению Феодосией.

Никита Павлович после нашего разговора, посоветовавшись с Прилипко и Агафоновым, составляет план партийно-политической работы по обеспечению выполнения боевого задания. Трудность состоит в том, что мы пока не можем сказать людям об участии корабля в десантной операции. Однако стараемся сделать все возможное для мобилизации личного состава на всестороннюю подготовку к выходу в море. Провели партийное собрание с участием комсомольского актива. На этом собрании речь шла о месте и роли коммунистов и комсомольцев в бою, подчеркивалась особая ответственность мотористов, артиллеристов, сигнальщиков, наблюдателей.

Редколлегия выпустила специальный номер стенной [78] газеты, зовущий моряков корабля к доблести, к самоотверженным действиям в предстоящих боях. В заметках краснофлотцы и старшины заявляли о своей беззаветной верности партии, ее великому делу, о готовности выполнить любой приказ Родины. Были выпущены также боевые листки, посвященные наиболее отличившимся в боях и походах морякам тральщика. На самых видных местах мы вывесили призывы и лозунги.

В подразделениях проводились политбеседы. Агитаторы в отделениях, расчетах и группах разъясняли морякам их задачи по подготовке к выходу в море.

Усилия командиров подразделений, коммунистов и комсомольцев дали свои результаты. Повсюду на корабле развернулась напряженная предпоходная работа. Ни минуты не терялось зря. Люди уже вторые сутки были без сна и отдыха, но каждый трудился без устали. Особенно много дел было у специалистов БЧ-V. Мотористы, машинисты, электрики в промасленных комбинезонах тщательно проверяли свои заведования, осматривали каждую деталь, каждую гайку и болт.

С начала войны мы прошли уже около двух тысяч миль. Но главные двигатели, да и другие машины и механизмы корабля работали безотказно. Этим мы обязаны в первую очередь нашей промышленности, обеспечивающей флот надежной, первоклассной техникой. Вместе с тем я отдаю должное и нашему инженеру-механику, всем краснофлотцам и старшинам электромеханического подразделения, влюбленным в свое нелегкое дело. С чувством огромной ответственности трудятся специалисты БЧ-V, обеспечивая бесперебойную работу технических средств. Пока материальная часть не приведена в полную боевую готовность, они забывают о сне, отдыхе, еде. Откуда только берутся у людей силы и энергия!

Особый энтузиазм проявляют коммунисты и комсомольцы. Подлинный вожак нашей комсомолии – командир отделения [79] мотористов Анатолий Агафонов. Великолепный специалист, инициатор многих патриотических дел молодежи, Анатолий пользуется большим уважением на корабле. Доверенный ему и его подчиненным дизель всегда находится в образцовом состоянии.

Да ведь иначе и нельзя. Корабельные двигатели работают с огромным напряжением. В море, особенно во время налетов вражеской авиации и при артобстрелах, приходится то и дело менять ход. При шторме крен корабля достигает 40 градусов, значительно возрастает давление на некоторые подшипники. И если в бою откажет какой-либо маслопровод, нарушится смазка, подшипник перегреется. Тогда ничего не остается, как выключить агрегат. А чем это грозит в боевой обстановке, каждому ясно. Вот что заставляет самозабвенно ухаживать за техникой и Анатолия Агафонова с Иваном Савенковым, которым доверены наши главные дизели, и Николая Ляхевича, возглавляющего группу мотористов, и других специалистов. А что касается инженер-лейтенанта Самофалова, возглавляющего электромеханическую боевую часть, то тут, я считаю, нам здорово повезло. Мы все на тральщике давно привыкли к мысли, что у Ивана Мефодьевича не может быть каких-либо серьезных срывов, что он и его подчиненные нас никогда не подведут.

Комиссар, не раз бывавший на боевых постах БЧ-V, с удовлетворением рассказывает о добрых делах и хорошем настроении мотористов и электриков. Я в свою очередь интересуюсь, как идет подготовка к выходу в море в других боевых частях и службах.

В первых боевых походах выявилось, что несколько членов нашего экипажа неуверенно действуют в бою и даже теряются в сложной обстановке. Тогда командиры подразделений усилили к ним внимание, старались в трудной ситуации быть рядом, влиять на них словом и личным примером. Сейчас, перед столь ответственным боевым заданием, [80] я снова поинтересовался этими краснофлотцами. Командиры боевых частей доложили, что теперь это умелые и смелые воины, на которых можно всегда положиться.

17 часов. Тральщик готов к выходу в море. Обменявшись мнениями с комиссаром, решаем провести митинг. Проходит он с большим подъемом. В единодушно принятой резолюции выражается решимость экипажа благополучно доставить до места назначения стрелковые подразделения.

Прилипко и Агафонов дают конкретные поручения и советы коммунистам и комсомольцам каждого боевого поста.

После митинга приказываю открыть радиовахту на ультракоротких волнах прямо на ходовом мостике. Обычно мы всегда так делаем при совместном плавании кораблей. Радист старший краснофлотец Василий Леонов, поставив недалеко от меня рацию, устанавливает связь с руководством отряда. Вскоре мы получаем приказание перейти на другой причал.

Звучит сигнал «По местам стоять, со швартовов и якоря сниматься!». «Щит» медленно отходит от пирса и через несколько минут швартуется в определенном нам месте. Здесь уже стоит «БТЩ-16». Вскоре на причале появляются стрелковые подразделения. Мы с «шестнадцатым» принимаем на борт девятьсот человек с оружием, с полной выкладкой. Многовато, конечно, но мы уже не раз имели возможность убедиться в высокой устойчивости и мореходности своих БТЩ. Уверены, что они выдержат и на этот раз.

Десантников разместили в кубриках и вспомогательных помещениях, накормили горячей пищей. Коммунисты Бережной, Сотников и Опара рассказали им о боевых возможностях и мореходных качествах корабля, о традициях экипажа. Старшины ознакомили бойцов с корабельными [81]правилами и мерами соблюдения скрытности на переходе морем.

Всюду на тральщике завязывались теплые дружеские беседы моряков «Щита» с пехотинцами. Армейские командиры рассказали мне, что вначале их дивизия не предназначалась для высадки в первом броске. Для этого была выделена бригада морской пехоты. Но в связи с обострением положения под Севастополем она была срочно переброшена туда. Времени до начала операции оставалось мало, и дивизия почти не имела возможности для специальной подготовки. Но боевой дух ее бойцов и командиров был исключительно высокий. В полку, следующем на тральщиках, имелась значительная партийная и комсомольская прослойка. Тон во всем задавали коммунисты. Десантники давали письменные клятвы, в которых выражали свои патриотические чувства, свою готовность оправдать доверие командования.

Около 18 часов с флагманского крейсера по УКВ поступает сигнал «Сняться с якоря». Мы с «шестнадцатым» одновременно отходим от причала, выходим из порта и занимаем свои места в кильватерной колонне. Впереди идут эсминцы, затем крейсера, за ними следуют тральщики. Замыкают колонну катера – морские охотники. Пройдя фарватер, все корабли по сигналу флагмана перестраиваются в заранее определенный походный ордер.

Савощенко обходит боевые посты и объявляет, что мы идем высаживать десант в Феодосию. Страстный призыв комиссара образцово выполнить боевую задачу находит горячий отклик в сердцах моряков тральщика.

– Нам оказано большое доверие, – сказал своим товарищам по отделению краснофлотец Алексей Вавилкин. – Так поклянемся же, что никто из нас не дрогнет в бою.

– Клянемся! – дружно ответили мотористы. [82]

Воодушевленные славной победой советских войск под Москвой, все мы горим желанием подкрепить этот замечательный успех освобождением Феодосии. Наши патриотические чувства и мысли в какой-то мере выражают боевые листки, выпущенные радистом Василием Леоновым и другими активистами.

Никита Павлович время от времени поднимается на мостик, рассказывает о боевом настрое личного состава, о беседах, в которых принимают участие и десантники.

Не перестаю поражаться, как удивительно точно комиссар определяет свое место на каждом этапе выполнения боевой задачи. И всегда он там, где труднее, где прежде всего решается успех дела. В подготовительный период его часто можно было видеть в машинных отделениях, сейчас, в море, он главным образом находится на верхних боевых постах. Уверен, что при прорыве в порт своим местом Савощенко изберет ходовой мостик, а во время высадки десанта будет у сходней.

Переход проходит в сложных метеорологических условиях. Подувший резкий студеный северо-западный ветер к полуночи достигает 6-7 баллов. На крупной волне особенно трудно приходится сторожевым катерам. Поэтому Н. Е. Басистый приказывает сбавить скорость хода отряда с шестнадцати узлов до четырнадцати. Но сплошная облачность и плохая видимость нам на руку – отряд скрытно подходит к Феодосии.

3 часа ночи 29 декабря. По сигналу флагмана корабли перестраиваются в боевой ордер для стрельбы по берегу. В 3 часа 50 минут мощные артиллерийские залпы с крейсеров разрывают ночную тишину. Артподготовка длится около пятнадцати минут. Затем к входным фарватерам устремляются морские охотники со штурмовым отрядом на борту. В составе отряда, возглавляемого старшим лейтенантом А. Ф. Айдиновым, немало бойцов, участвовавших в десанте у деревни Григорьевка под Одессой. В отряд [83] входят также краснофлотцы, ранее служившие в Феодосии и хорошо знавшие расположение улиц.

До обстрела порта нашими кораблями там было спокойно, лишь изредка в небо взвивались осветительные ракеты.

– Это фашисты для самоуспокоения швыряют, – заметил стоявший рядом со мной Савощенко.

Но как только отряд корабельной поддержки открыл огонь по порту и городу, впереди стало светло как днем: начала бить вражеская береговая артиллерия, над акваторией порта повисли гирлянды ракет. Они освещали не только наши корабли, но и круглые поплавки открытых боновых заграждений. Это было опять же нам на руку: легче стало ориентироваться.