Текст книги "На мостике тральщика"

Автор книги: Владимир Гернгросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Времени до выхода в море оставалось мало. Но комиссар успел все же собрать агитаторов, рассказал им об особенностях похода, определил тематику бесед, обеспечил кубрики свежими газетами. Беседы накоротке проводились почти с каждым коммунистом и комсомольцем.

У входа в дизельный отсек замечаю группу краснофлотцев. В центре – молодой коммунист Агафонов, секретарь комсомольского бюро корабля. Он не только объясняет задачу, поставленную в целом перед экипажем, но и говорит, каких усилий, какой четкости и бдительности потребует эта задача от каждого комсомольца. Сам он по специальности моторист, потому и беседа получается предметной, деловой. Включаюсь и я в разговор. Мотористы заверяют: «Боевое задание выполним: Одесса получит подкрепление!»

Базу оставляем днем 24 августа с таким расчетом, чтобы наиболее опасный район (от Тендровской косы до Одессы) пройти в темное время суток. Идем строем кильватера. Головным следует эсминец, за ним – теплоходы, а «Щит» замыкает колонну. Стараемся прижаться ближе к берегу. Около него меньшая вероятность встречи с подводными лодками противника. Да и аэродром неподалеку – в случае налета вражеских самолетов наши летчики-истребители помогут, выручат.

Рядом со мной, в выносном штурманском посту, – [25] штурман лейтенант О. А. Чуйко. В боевых походах Олег Александрович не пользуется штурманской рубкой, расположенной под мостиком.

– В выносном надежнее, – говорит он.

Выносной пост находится на правом крыле ходового мостика, в крохотном, фанерном помещении, предназначавшемся для имущества сигнальщиков. Здесь нелегко, особенно при качке, вести прокладку, делать записи в навигационном журнале, но зато во время налетов вражеских самолетов штурману легче ориентироваться при изменении скорости и курса корабля, быстрее можно брать пеленги и наносить их на карту.

С мостика привычно оглядываю тральщик. Ловлю себя на мысли, что он становится универсальным кораблем. Отныне помимо траления, постановки мин и несения боевых дозоров «Щит» будет использоваться и в качестве конвойного корабля. Хорошо, что в первые же дни войны его удалось несколько усилить зенитными орудиями и пулеметами. Теперь мы можем вести противоборство с вражескими самолетами. И все же зенитных и противолодочных средств у нас маловато.

Меня не покидает внутреннее беспокойство. Ведь на войне всякое бывает. Так или иначе – встречи с противником неминуемы. Гитлеровцы уже ведут непрерывную разведку и наблюдение за нашими коммуникациями.

Погода стоит типично летняя. Дует слабый ветерок, море тронуто небольшой зыбью, идущей от турецких берегов. Сопровождаемые нами теплоходы ее почти не чувствуют, а тральщик качает изрядно. Но экипаж привык к любой качке, моряки спокойно работают на своих постах.

На траверзе мыса Лукулл встречаемся с подводной лодкой «М-34», находящейся в надводном положении. «Малютка» проходит совсем близко, и я разглядываю в бинокль выражение лица ее командира капитан-лейтенанта [26] Николая Ивановича Голованова. Мы с ним вместе учились. Наши семьи крепко дружили. И я не думал, что вижу Николая в последний раз. Через несколько дней его лодка уйдет на боевое задание к румынским берегам и погибнет на вражеской мине.

На подходе к Тарханкуту на «Абхазии» взвился на рее тревожный сигнал: «Вышел из строя один из главных двигателей, скорость имею шесть узлов».

Дело плохо. Таким ходом до Одессы будем ползти более суток. Тут уж наверняка не избежать воздействия авиации противника. Годлевский принимает решение: эсминцу с теплоходом «Крым» идти прежней скоростью, а «Щиту» следовать с «Абхазией». Полагаю, что выход найден правильный. Нет никакого смысла всему конвою подвергаться дополнительной опасности.

Вот уже скоро час, как мы идем малым ходом. Эсминец и «Крым» уже растаяли за голубой линией горизонта. Справа медленно плывут низкие берега западной части Крыма. Шесть узлов – это около одиннадцати километров в час. Положение наше скверное. Нервы у всех напряжены, но никто не показывает виду. Корабль в любой миг готов вступить в схватку с врагом.

Вот на «Абхазии» поднят новый сигнал: «Машину исправили, увеличиваем ход». Замечаю, что люди на корабле сразу повеселели.

От мыса Тарханкут ложимся на новый курс. Вскоре за кормой скрывается берег. Только белая башня маяка еще виднеется над горизонтом. Но и она постепенно исчезает в голубом мареве.

– Левый борт, курсовой сто градусов, группа самолетов! – резко звучит голос сигнальщика старшины 2-й статьи Петра Кривенко.

Вскидываю бинокль – шесть «юнкерсов» идут на «Абхазию». Приказываю поднять на мачте сигнал «Самолеты противника в воздухе» и поворачиваю тральщик курсом [27] на них. На теплоходе заметили наш сигнал, и расчеты трех зенитных орудий и трех пулеметов тоже изготовились к бою.

«Юнкерсы» уже близко, отдаю команду открыть огонь. Лейтенант Бережной дублирует ее расчетам зенитных средств.

До сих пор нашим комендорам приходилось стрелять главным образом по высоколетящим целям в районе Севастополя. Там гитлеровские летчики предпочитали летать вне досягаемости малокалиберных орудий. Сегодня же все обстоит по-иному: самолеты идут сравнительно низко, полагаясь, видимо, на слабость зенитной обороны конвоя.

Лейтенанту Бережному трудновато управлять огнем: артиллерия-то трех калибров – 100, 45 и 37 мм. Кроме того, у нас есть и крупнокалиберные пулеметы. Такая разношерстность зенитных средств не позволяет добиться высокой эффективности огня. Да и средств этих у нас не так много. Поэтому в нашем положении лучшим способом отражения вражеской атаки служит заградительный огонь. Пока самолеты идут низко, стомиллиметровка тоже может стрелять по ним.

Старшина 1-й статьи Филипп Трачук, командир нашей сотки, первым открывает огонь, и перед фонарем головного самолета возникают коричневые хлопки. Шрапнельный снаряд ставит на пути «юнкерсов» сноп осколков и пуль. Фашист не выдерживает, сворачивает влево. Тем временем заговорили и остальные наши орудия. Вместе с зенитками «Абхазии» они образуют довольно плотную огневую завесу перед самолетами.

Гитлеровцы заметались, сбились с боевого курса. Но это еще не конец боя: «юнкерсы» опять заходят, теперь уже с разных курсовых углов. Четыре бомбардировщика нацеливаются на «Абхазию», два других – на «Щит». [28]

Бережной приказывает Трачуку держать под огнем самолеты, атакующие теплоход, я же начинаю маневрирование, чтобы избежать прямого попадания бомб в тральщик. Капитан «Абхазии» тоже резко меняет курсы, а зенитки теплохода, расположенные на корме и на баке, наращивают темп стрельбы.

Мы снова убеждаемся, что маневрирование очень и очень выручает. Если его выполнять с умом, расчетливо, то гитлеровские летчики вынуждены вести бомбометание как попало, не целясь. Конечно, неплохо бы мощным зенитным огнем загнать «юнкерсы» повыше, и это нам в конце концов удается. Правда, теперь снаряды наших 37-мм автоматов уже не достают противника, но и он не может наносить удары наверняка. Расстояние в три-четыре тысячи метров дает нам большие возможности для уклонения от бомб. Когда «юнкерс» переходит в пике, корабль успевает резко отвернуть в сторону или застопорить машины. Уловив момент отделения бомб от самолета, я внимательно наблюдаю за направлением их падения, чтобы произвести нужный маневр. Но важно своевременным маневром помешать фашистскому летчику лечь на боевой курс, вынудить его либо отказаться от продолжения атаки, либо сбросить бомбы на авось, без прицеливания. Самолет при пикировании резко снижается, подставляет себя под огонь наших зениток и даже крупнокалиберных пулеметов.

Все это мы в полной мере учитывали в боях с вражескими самолетами позже, по мере накопления боевого опыта. Теперь же действовали скорее всего по интуиции. К тому же фашистские летчики не проявили большого упорства и решительности. Сбросив бомбы с некрутого пикирования, они ушли в сторону берега. А некоторые самолеты и в пике-то не вышли, расшвыряв боеприпасы с горизонтального полета. Словом, в теплоход и тральщик не попала ни одна из бомб. [29]

Это наш успех. Ведь бомба, особенно крупнокалиберная, при разрыве даже вблизи от борта причиняет корпусу корабля какие-то повреждения – и ударной волной, и осколками. Помнится, во время одного из налетов вражеских самолетов в районе Севастополя небольшой осколок авиабомбы, разорвавшейся примерно в трехстах метрах от корабля, словно ножом срезал леерную стойку и, утратив силу, упал мне под ноги.

Итак, бой с «юнкерсами» закончился. Тральщик подошел к теплоходу, и я в мегафон спросил у капитана, нет ли потерь и повреждений. Не скрою: я с волнением ждал ответа. Ведь на борту «Абхазии» до полка пехотинцев с оружием, около 1000 тонн боеприпасов. Капитан М. И. Белуха доложил, что все обошлось благополучно, и высоко отозвался о действиях зенитчиков, о выдержке и мужестве экипажа «Абхазии», состоявшего целиком из моряков торгового флота.

Я спустился с мостика к орудийным расчетам и поблагодарил комендоров за отличную стрельбу. Кое-кто из них сокрушался, что не удалось сбить ни одного «юнкерса».

– Ну ничего, – успокаивал их старшина 1-й статьи Филипп Трачук, – дойдет и до этого, еще не один фашистский самолет найдет себе могилу на дне Черного моря.

Комиссар тем временем побывал в дизельном отсеке, где несли вахту мотористы отделений Анатолия Агафонова и Ивана Савенкова. Рассказав им о бое, Никита Павлович сообщил вахтенным, что командование корабля довольно их действиями при маневрировании.

Мы с комиссаром предупредили командиров подразделений, а через них и весь личный состав: надо быть готовыми к отражению новых налетов авиации противника. Крупный теплоход, следовавший в охранении лишь одного тральщика, – слишком заманчивая для противника цель.

И мы не обманулись в своем предположении: перед [30] заходом солнца гитлеровцы повторили налет – на этот раз тремя «юнкерсами». Первым самолеты заметил и тут же доложил о них сигнальщик Алексей Радченко. Я снова повел тральщик навстречу противнику и приказал лейтенанту Бережному открыть заградительный огонь. В отражение налета дружно включились зенитчики теплохода. Фашисты, встретив решительный отпор, беспорядочно сбросили бомбы и скрылись в густеющих сумерках. Бережной поднялся на мостик в хорошем настроении. Он сказал:

– Обратите внимание: прилетели-то уже не шесть, а три «юнкерса», значит, остальные латают дырки от наших снарядов!

Я не стал разубеждать артиллериста. Возможно, он и прав. Во всяком случае, во втором налете гитлеровцы уже действовали более осторожно.

Быстро темнеет. Идем полным ходом. Наблюдатели на верхних боевых постах и все мы, находящиеся на мостике, пристально всматриваемся в ночную мглу. Вот по курсу появляются багровые вспышки, похожие на зарницы.

– Это не иначе как отблески ночного боя под Одессой, – замечает лейтенант Сотников.

Световых пятен на горизонте становится больше. В небо то и дело взвиваются разноцветье огней и цепочки трассирующих снарядов и пуль.

На рассвете входим в Одесский порт, швартуемся у пирса. Теплоход «Абхазия» доставлен целым и невредимым.

Эсминец «Бойкий» и теплоход «Крым» также благополучно дошли до Одессы, хотя и они в пути подверглись налету «юнкерсов».

В порту застаем крейсер «Коминтерн», эсминец «Незаможник», четыре канонерские лодки. У стенки под разгрузкой стоят несколько транспортов. Недалеко от причалов торчат стволы зенитных орудий. [31]

Перед тем как сойти с корабля, побывать в штабе военно-морской базы, мы с комиссаром благодарим рулевых, отлично действовавших во время налетов «юнкерсов», и еще раз – мотористов и комендоров.

– Служим Советскому Союзу! – четко отвечают краснофлотцы и старшины.

– Ну как, Никита Павлович, есть ли теперь просьбы о переводе в морскую пехоту? – спрашиваю комиссара по пути в штаб.

– Что вы, Владимир Михайлович, – улыбается Савощенко. – Теперь люди просят вернуть их докладные.

Мы взбираемся по высокой лестнице на Торговую улицу, где находится штаб и политотдел Одесской военно-морской базы. Я захожу к начальнику оперативного отдела капитану 3 ранга К. И. Деревянко. Раньше мы с ним не были знакомы. Во время нашего разговора он подчеркнуто вежлив, официален. Нахмуренные брови над очками придают его лицу суровость. Говорит он сухо и несколько высокопарно.

Константин Илларионович в общих чертах знакомит меня с обстановкой в Одессе. Город полностью блокирован с суши. По решению Ставки только что был создан Одесский оборонительный район в составе Приморской армии и Одесской военно-морской базы с приданными ей кораблями, формировалось управление района во главе с контр-адмиралом Гавриилом Васильевичем Жуковым, до этого занимавшим должность командира военно-морской базы.

Контр– адмирала Г. В. Жукова на флоте хорошо знали. Когда я служил на канлодках, базировавшихся в Одессе, он часто выходил с нами в море на учения. Мы питали к нему глубокое уважение. За плечами Гавриила Васильевича была гражданская война, война в Испании. Мы восхищались его заслугами и его высокими наградами -орденами Ленина и Красного Знамени. [32]

Я получил задание отконвоировать теплоход «Абхазия» в Севастополь. Эсминец «Бойкий» оставался в Одессе, ему предстояло принять участие в обстреле объектов противника.

Теплоход «Абхазия», разгрузившись, принял на борт раненых, эвакуируемых одесситов, а также оборудование заводов. В обратный путь мы вышли ночью. До рассвета благополучно миновали минные поля и приблизились к крымским берегам. Здесь нас встретили краснозвездные истребители. Под их прикрытием тральщик и теплоход без помех со стороны противника достигли Севастополя.

Вскоре последовал второй поход в Одессу, затем третий, четвертый… Так наш тральщик стал и конвойным кораблем. Основные его функции временно отошли на второй план, мы их выполняли теперь главным образом в промежутках между походами в осажденный город. [33]

Боевые галсы

10 сентября мы прибыли в Феодосию. Отсюда нам вместе с тральщиком «Минреп» предстояло идти в Одессу – конвоировать транспорты с продовольствием и боеприпасами.

Командовал «Минрепом» капитан-лейтенант Лев Николаевич Аверков. Экипаж этого БТЩ, как и наш, был дружным и сплоченным. Он тоже не раз ходил в Одессу в конвоях и, как говорится, уже немало понюхал пороху.

«Щит» с одним из транспортов должен был оставить Феодосийский порт раньше «Минрепа». Перед выходом в море мы с Львом Николаевичем встретились. С ним было приятно беседовать. Он никогда не унывал, любил добрую шутку, смех. Но на этот раз нам было не до шуток. Мы обсудили обстановку, которая складывалась на путях движения конвоев. Было ясно, что противодействие гитлеровцев нашим перевозкам возрастает. И дело не только в налетах «юнкерсов». Противник продолжал забрасывать фарватеры неконтактными минами.

– Что ж, будем бдительными! – подытожил я разговор.

На прощание мы пожелали друг другу счастливого плавания. [34]

Неподалеку от бонового заграждения торчит крестовая веха, означающая, что ее следует обходить со всех сторон. Выходит, под ней таится что-то опасное для кораблей. Стараюсь осторожно провести тральщик между вехой и бетонным молом. Прижимаемся к молу так близко, что боцман на всякий случай вываливает за борт кранцы. Идем толчками – на одну-две минуты даю малый ход и тут же стопорю, затем снова идем малым ходом, и снова перевожу рукоятку машинного телеграфа на «стоп». Знаю, что мотористам приходится нелегко, но другого выхода нет, риск здесь совершенно ни к чему.

На рулевой вахте, как всегда в трудной обстановке, стоит старшина 2-й статьи Владимир Баглай – один из лучших рулевых не только дивизиона, но и, пожалуй, всего соединения. Его боевой пост слева от меня в двух шагах. Время от времени я невольно посматриваю в его сторону. Старшина располагает к себе и внешним видом: он строен, высокого роста, худощав; всегда подтянут, побрит, опрятно одет.

Хороший, опытный рулевой – правая рука командира корабля. В боевой обстановке, при прохождении вблизи минных полей несвоевременное и неточное выполнение команд на руль чревато бедой. Важно, чтобы рулевой быстро схватывал суть командирского замысла и своими четкими и расторопными действиями способствовал его осуществлению. Все это присуще старшине Баглаю. Не раз он выручал корабль в трудную минуту. Блестяще у него все получилось и теперь. Мы удачно миновали опасный участок и вышли на чистую воду.

Транспорт, стоявший у наружной кромки феодосийского мола, снялся с якоря, и мы вместе идем вдоль Крымского побережья. Но вот в районе мыса Ильи сзади нас раздается далекий, но сильный взрыв. Что это? Впоследствии мы узнали, что при выходе из Феодосии на неконтактной мине подорвался «Минреп». Тральщик переломился [35] пополам и быстро затонул. Погиб почти весь экипаж вместе с командиром Л. Н. Аверковым. Мы тяжело переживали гибель боевых друзей. Это была первая потеря в дивизионе быстроходных тральщиков.

Половину пути прошли в спокойной обстановке. Лишь иногда стороной пролетали одиночные вражеские самолеты. Это не иначе как разведчики. Значит, жди скорого налета пикировщиков.

Так оно и есть – со стороны берега появляются «юнкерсы». Мы не успеваем отбиться от них, как налетает еще одна группа самолетов. И так повторяется несколько раз.

Фашистские летчики теперь действуют более нахально. Но и мы от похода к походу чувствуем себя увереннее. Все заметнее растет боевое мастерство наших комендоров, рулевых, мотористов, сигнальщиков, все крепче становится боевая хватка экипажа.

Гитлеровцы, как ни стараются, не могут добиться прямых попаданий, хотя на сей раз нам приходится конвоировать тихоходное, неповоротливое судно. И зенитных установок на нем меньше, чем на теплоходе «Абхазия». Выход один: уклоняться от прицельного бомбометания. И это нам удается.

Заканчивается очередной налет. Запрашиваю капитана о положении на судне. Тот отвечает, что ни повреждений транспорта, ни потерь в людях не имеет. И у нас все благополучно, если не считать, что краска на стволах орудий вздулась от интенсивной стрельбы.

Схватки с «юнкерсами» отняли у нас немало времени, и к Одессе мы подходим в светлое время. Порт уже виден. Теперь очень важно как можно быстрее преодолеть оставшееся расстояние.

Кажется, ничто не должно помешать нам завершить переход. Но что это? Пронзительный вой прорезает воздух, и между «Щитом», шедшим впереди, и транспортом [36] поднимаются огромные всплески. Это взрываются четыре крупных снаряда. Все ясно – вражеская береговая батарея засекла наш небольшой конвой и обрушила на него свой огонь. Приказываю химику старшине 1-й статьи Василию Платонову поставить дымовую завесу. Корабль, а затем и судно резко меняют курс. По корме тральщика вырываются большие клубы белого дыма и окутывают транспорт.

Стрельба с берега прекращается. Однако мы знаем: фашистская батарея хорошо пристрелялась по входу в боновые ворота, и там опять можем попасть под ее огонь. «Щит», не прикрытый дымом, наверняка просматривается с берега. Но опасения оказываются напрасными. Нас выручают сторожевые катера, вышедшие из Одессы. Они ставят дымовые завесы, и мы благополучно входим в порт, ошвартовываемся у причала.

На борт тральщика поднимается капитан 3 ранга К. И. Деревянко, теперь уже начальник штаба Одесской военно-морской базы. Он благодарит экипаж за успешное выполнение боевой задачи.

Бои за Одессу, как информировал нас К. И. Деревянко, усиливались с каждым днем. Противник, неся большие потери, вел настойчивые атаки на всех участках обороны. С 25 августа регулярными стали его огневые налеты по городу. Под обстрелом оказались прибрежный фарватер, вход в порт, причалы и портовые сооружения. Гитлеровцы стремились нарушить связь Одессы с другими портами и базами флота, сорвать ее снабжение.

Вражеское командование особое значение придавало захвату Тендровской косы, которая как бы нависала над всей нашей прибрежной коммуникацией. С потерей этой косы Черноморский флот лишился бы возможности пользоваться удобным фарватером.

Наши части успешно сдерживали натиск врага. Но после 10 сентября положение защитников Тендры ухудшилось. [37] Враг начал наступление в районе Скадовск, Хорлы, стремясь обойти Тендровские позиции с тыла. В этой обстановке понадобилась помощь и нашего корабля.

15 сентября к нам прибыл штурман базы и вручил мне пакет. «Щиту» поручалось протралить в минном поле новый фарватер – на случай оставления Тендровской косы. В пакет вместе с заданием была вложена калька района траления.

Уже при беглом знакомстве с задачей мне становится ясно, что она не из легких. В кальке обозначены лишь границы ранее поставленного силами базы минного поля. Поле это создавалось в расчете на малые корабли. Мины находятся на глубине средней осадки «Щита». В этом случае наставлением предусматривалось: впереди с тралами должны идти катерные тральщики, имеющие малую осадку. Но таких катеров в Одесской базе нет. Нет у нас и параван-охранителей. Поэтому придется идти на риск.

Самым опасным будет первый галс: тральщик наверняка пойдет по минам. Вероятность подорваться здесь значительная. Хотя мины в этом районе невелики по размеру, но достаточно одной из них, чтобы разнести наш «Щит». Значит, надо проявить максимум осторожности. На последующих галсах станет легче: тральщик пойдет по кромке протраленного фарватера, постепенно расширяя его. Легче, конечно, относительно: вероятность атак вражеских самолетов остается большой.

О том, как лучше выполнить боевое задание, идет обстоятельный разговор на совещании командного состава. Мне удается побеседовать и со старшинами и краснофлотцами трального расчета. Речь ведем о том, как обеспечить успех в боевой работе, снова и снова анализируем упущения и ошибки, которые допускались на предвоенных учениях и на контрольном тралении фарватеров Севастополя. [38]

Комиссар, посоветовавшись со мной, набрасывает план партийно-политической работы. Намеченные меры начинаем осуществлять немедленно. Первым делом собираем коммунистов и комсомольский актив. Я излагаю суть боевого задания, условия и пути его выполнения. Савощенко напоминает участникам собрания об их долге – проявить личный пример на тралении.

В беседах, которые в тот вечер состоялись в кубриках, в заметках, помещенных в боевых листках, краснофлотцы и старшины единодушно заверили командование, что они полны решимости с честью выполнить боевое задание Родины.

В подразделениях началась всесторонняя подготовка к выходу на траление. Моряки еще раз осматривают и проверяют технические средства и оружие.

Из порта выходим на рассвете 16 сентября. С нами идет гидрографическое судно «Лукомский». Во время траления оно будет, следуя за «Щитом», ставить вехи и расстреливать подсеченные мины. Нас предупредили, что на случай налетов вражеской авиации в район траления выходят вспомогательный крейсер «Микоян» и канонерская лодка «Красная Грузия», на которой я когда-то служил старпомом. На этих двух кораблях имеется целый дивизион зенитных пушек.

Вот и заданная точка. Мы приступаем к постановке змейкового трала. По принципу действия он напоминает воздушного змея, только при движении отходит не вверх, а в сторону от курса корабля. Щиток трала при этом идет на заданной глубине. Специальные резаки, расположенные на тралящей части, захватывают минреп{6}, перекусывают его, и корпус мины, имеющий положительную плавучесть, всплывает на поверхность. [39]

Постановкой трала руководит лейтенант Бережной. Он у нас еще перед войной стал артиллеристом и минером в одном лице. Иван Федорович поначалу не проявлял большого интереса к минному делу. Это меня и комиссара очень огорчало. Нам стоило немалых усилий, чтобы помочь ему понять свою неправоту. И со временем Бережной, как говорится, вошел во вкус, увлекся новым для него оружием. Перед войной он считался в дивизионе одним из лучших минеров. Его мастерство, опыт, незаурядные организаторские способности с блеском проявились во время контрольного траления севастопольских фарватеров.

Вот и теперь лейтенант действует уверенно, расчетливо, хладнокровно. Его деловитость и собранность передаются подчиненным. С полуслова понимает Бережного командир отделения минеров Александр Кошель. Движения старшины и его подчиненных четкие, отточенные.

На палубе с мегафоном в руке появляется боцман старшина 1-й статьи Анатолий Евменов. На тралении у него немало обязанностей. Он хорошо сработался с минерами, и это немало способствует успеху. Тяжелые части трала поднимаются краном, а тралящая часть опускается в воду с помощью лебедки.

Трал ставится с перекрытием нормативов. Корабль вот-вот будет на минном поле. Сейчас очень многое зависит от нашего штурмана лейтенанта Чуйко. Чтобы безошибочно сделать первый галс, специально для нас зажигается маяк. От штурмана теперь, как никогда, требуется точность прокладки.

Чуйко – на своем рабочем месте, в фанерной будке. У него отличный помощник – командир отделения рулевых старшина 2-й статьи Владимир Баглай. До призыва на военную службу Баглай окончил Архангельское мореходное училище торгового флота. Толковый, никогда не унывающий парень. Он только что сменился с вахты, но [40] отдыхать не спешит – помогает лейтенанту вести прокладку.

На мостике – тишина. Лишь из отсеков доносится мерное постукивание работающих дизелей. Временами слышатся отрывистые команды. Люди разговаривают негромко, короткими фразами. У всех сосредоточенные лица. У меня как-то тревожно на душе, хотя стараюсь не подать виду. Мины уже под нами. Сказать, что мы не боимся смертельной опасности, значит покривить душой. Замечаю, что многие поглядывают на меня. Как бы ненароком я тоже всматриваюсь в людей. И радуюсь – в глазах страха нет.

Борьба с минной опасностью – главная задача экипажа тральщика. Но для того чтобы успешно тралить мины, недостаточно одного мастерства, нужны еще хладнокровие, решительность, собранность. А такого рода качества немыслимы без сознания долга, личной ответственности за судьбу Родины. Эти моральные ценности, как мне кажется, и дают советским людям силы для самообладания в бою. Вот почему партийная и комсомольская организации тральщика, мы с комиссаром более всего заботились о повышении уровня воспитательной работы в экипаже. У нас в кубриках частенько возникали увлекательные разговоры о героизме и отваге, инициативе и находчивости советского воина. И вот теперь я снова убеждаюсь – целеустремленная и предметная партийно-политическая работа принесла хорошие плоды.

Итак, начинаем траление. Я нахожусь на мостике, а комиссар – на юте, вместе с минерами, внимательно наблюдающими за тралом. Ощущаю легкий толчок. Оглядываюсь – так и есть, за кормой всплывает первая подсеченная мина. Еще толчок – и еще мина появляется на поверхности моря.

Так повторяется много раз. Следующий за нами «Лукомский» обвеховывает протраленную полосу и расстреливает [41] мины. Одни из них, пробитые пулями, заполняются водой и идут ко дну, другие взрываются, вздымая ввысь фонтаны воды, перемешанной с густым темным дымом. А иногда в резак попадают сразу две мины, они ударяются друг о друга и, взрываясь, перебивают трал. Минеры и приписанные к ним специалисты сращивают тралящую часть, и «Щит» продолжает движение.

За кормой корабля поверхность моря усыпана оглушенной рыбой. Над ней с пронзительным криком парят чайки. Ближе к берегу в небе проносится пара «ястребков». Хорошо, что не мешают вражеские самолеты. Если начнутся их налеты, нам придется вдвое труднее.

Горизонт чист, траление идет своим чередом. Но вот в воздухе появляется гидросамолет. О нем докладывает сигнальщик Алексей Радченко. Самолет садится на воду впереди по курсу корабля. Это скорей всего вражеский разведчик. Наши летчики не сели бы на свое минное поле.

Дальномерщик краснофлотец Иван Емелин определяет дистанцию до самолета, а расчет старшины 1-й статьи Филиппа Трачука открывает огонь из сотки. Но расстояние большое, снаряды не долетают до машины. Гидросамолет взлетает и уходит в сторону моря. Теперь жди появления бомбардировщиков.

Тем временем заканчиваем первый галс. Хотя проложена и обвехована лишь узенькая полоса, мы все испытываем облегчение: меньшей стала вероятность подорваться на мине. Теперь дело пойдет быстрее.

Начинаем второй галс. И вот уже подсечена одна мина, а некоторое время спустя всплывают вторая и третья… За кормой периодически слышатся стрекот пулеметов, взрывы мин. Мы уже начинаем свыкаться со всем этим, как в воздухе появляются фашистские самолеты. Они заходят со стороны солнца в расчете на то, что мы их своевременно не заметим. Врасплох застать [42] нас они не смогли. Но положение наше исключительно тяжелое. С тралом мы не можем уклоняться от бомб. Малейший поворот в сторону, и жди беды – наскочишь на мину. Не можем увеличить и скорость: со змейковым тралом нужно двигаться в режиме малых ходов. Так что теперь наш корабль представляет собой мишень, удобную для атак с воздуха. И все же прицельно пикировать «юнкерсам» не удается. Вспомогательный крейсер «Микоян» и канонерская лодка «Красная Грузия», находясь поблизости от минного поля, дружно открывают заградительный огонь. Самолеты заходят с разных курсовых углов, пытаются обрушить на наши корабли смертоносный груз. Но из этого у них ничего не выходит. Не пробившись сквозь заградительный огонь, они беспорядочно, далеко от нас сбрасывают свои бомбы и скрываются за горизонтом.

«Щит», закончив второй галс, начинает третий. Фашистские самолеты больше не появляются, но у нас происходит заминка: одна из всплывших мин запутывается в трале. Складывается крайне сложная ситуация. Приходится отдать якорь. Лейтенант Бережной докладывает свое решение. Единственно возможное, оно связано с риском для него и для краснофлотцев, которые пойдут с ним.

На воду спускается шлюпка-шестерка. В нее кроме гребцов садятся лейтенант Бережной и минеры Александр Кошель и Сергей Илларионов. Смельчаки осторожно подходят к мине, зубилом обрубают минреп и отбуксировывают ее подальше от корабля. Там они подвешивают на мину подрывной патрон.

Эти минуты доставляют нам немало тревожных волнений. До войны такие действия минеры отрабатывали, но тренировались с учебными минами. Теперь же мина боевая. Ударься она о шлюпку или задень ее взрывное устройство веслом – и произойдет непоправимое. Волнуемся [43] мы и тогда, когда старшина Кошель поджигает бикфордов шнур, а краснофлотцы дружно налегают на весла, чтобы уйти подальше от мины.

Мощный взрыв вспарывает воздух. «Экспедиция» Бережного завершается благополучно. Вот уже поднята шлюпка на борт, и мы продолжаем траление. Но не проходит и часа, как все повторяется сначала – опять мина застревает в трале, и опять к ней идет лейтенант Бережной со своими людьми.