Текст книги "На мостике тральщика"

Автор книги: Владимир Гернгросс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

В 11 часов 2 июля с самолета заметили наш «Щит». Не зная точно, чей корабль появился на горизонте – свой или вражеский, Малахов и Пустыльников решили уничтожить [122] все документы и изготовиться к бою. «Если перед нами враг, будем драться до последней возможности, погибнем, но не сдадимся», – заявили летчики и пассажиры. Но вот они увидели на корабле советский Военно-морской флаг.

– Охватившей нас радости не было границ, – говорил капитан Малахов. – От всех нас великое спасибо экипажу тральщика за спасение.

– Мы только выполнили свой долг, – ответил комиссар Савощенко.

Спасение людей с аварийного самолета заняло около часа. Все происходило в дневное время и, можно сказать, на виду у противника. Но, к счастью, вражеские самолеты не появлялись. Остаток пути мы прошли спокойно.

В Новороссийском порту с трудом находим себе место у причала. Повсюду видны следы недавних бомбежек. Невдалеке от нашей стоянки из замутненной воды торчат трубы и угол мостика лидера «Ташкент». Смотрю на эту грустную картину, и невыносимая тяжесть сдавливает грудь.

«Ташкент» был самым быстроходным кораблем на Черном море. И слава боевая шла о нем по всему флоту. Лидер принимал активное участие в обороне Одессы. Нередко он обстреливал вражеские позиции с самых коротких дистанций – 90 и менее кабельтовых. Командир отряда действовавших под Одессой кораблей контр-адмирал Д. Д. Вдовиченко передал тогда на все корабли семафор: «Учитесь стрелять и вести себя под огнем противника у лидера «Ташкент».

В конце ноября 1941 года лидер вместе с эсминцами «Сообразительный» и «Способный» в условиях 10-балльного шторма успешно выполнил правительственное задание по конвоированию к Босфору танкеров «Аванесов», «Сахалин», «Туапсе» и вспомогательного крейсера «Микоян», направлявшихся на Дальний Восток. [123]

Яркую страницу «Ташкент» вписал в историю обороны Севастополя. Легендарными стали его походы и прорывы в осажденный город, где обстреливался каждый метр земли и прибрежных вод. В течение одной недели – с 17 по 25 мая 1942 года – он совершил сюда из Новороссийска три рейса, доставив 2535 бойцов, 215 тонн грузов и эвакуировав около 1000 раненых. Пять раз «Ташкент» прорывался в Севастополь в июне. 27 июня, во время последнего, семнадцатого рейса, при возвращении в Новороссийск корабль подвергся атакам 86 фашистских самолетов, сбросивших на него более 300 бомб. Командир лидера В. Н. Ерошенко сумел уклониться от прямых попаданий, но от близких разрывов на «Ташкенте» возникли серьезные повреждения. Через три пробоины корабль принял около 1900 тонн воды и получил значительный дифферент на нос. Но благодаря героическим усилиям экипажа лидер продолжал следовать в Новороссийск, успешно отбиваясь от вражеских бомбардировщиков. Командование флота выслало навстречу «Ташкенту» эсминец «Бдительный», спасательное судно «Юпитер» и семь торпедных катеров. Эскадренный миноносец взял его на буксир и ввел в гавань.

На следующий день на «Ташкент» прибыл командующий Северо-Кавказским фронтом Маршал Советского Союза С. М. Буденный. Он выразил экипажу благодарность за совершенный подвиг, а через несколько дней все моряки корабля – 367 краснофлотцев, старшин и командиров – удостоились высоких правительственных наград. Капитану 3 ранга В. Н. Ерошенко и военкому батальонному комиссару Г. А. Коновалову были вручены ордена Ленина.

Когда мы ошвартовались, Василий Николаевич Ерошенко пришел к нам на тральщик. Он поделился подробностями последнего похода в Севастополь, рассказал о [124] налете авиации противника на Новороссийский порт и о гибели «Ташкента»…

Инженеры базы обследовали «Щит» и признали, что он нуждается в ремонте. Особенно встревожило их предположение о деформировании линии вала.

Пробоины в корпусе мы заделали быстро. А для того чтобы исправить многотонный вал, нас направили на реку Хопи, где в то время создавалась ремонтная база. В устье этой реки перебазировалось и наше соединение, которое после оставления Севастополя стало называться бригадой траления и заграждения. Там и закончил ремонтные работы наш тральщик.

Задания транспортного характера мы получали и в последующем. Так, 7 августа нам было приказано перевезти часть оборудования, предназначенного для судоремонтных мастерских соединения.

Утро того дня застает нас в Туапсе. Выдалось оно удивительно тихим и ласковым. Горы, окружающие город, окутаны легкой дымкой. Смотришь на их очертания и на мгновение забываешь о том, что идет война, что лишь накануне немецко-фашистская авиация совершила массированный налет на город и порт. В воздухе еще стоит резкий запах гари. В городе и теперь разбирают дымящиеся развалины домов, извлекая из-под них тела погибших горожан.

Положение на Кавказе складывается очень тяжелое – и на суше, и на морском театре. С начала августа гитлеровское командование, стремясь сорвать наши морские перевозки, предпринимает систематические бомбовые удары по портам Новороссийск и Туапсе.

Утром 8 августа мы переходим к другому причалу, на который уже доставлены станки для наших мастерских. Как всегда, погрузкой руководит уже немало поднаторевший в этом деле лейтенант Сотников. Августовское солнце, поднимаясь по небосводу, греет все сильнее. [125]

Краснофлотцы и старшины, обливаясь потом, работают без перерывов: в любую минуту могут налететь фашистские самолеты.

С мостика вижу, как к командиру вахтенного поста подходят люди в штатском и о чем-то спрашивают. На стенку выходит старший политрук Савощенко. Поговорив с ними, он поднимается ко мне.

– Это рабочие судоремонтных мастерских и их семьи. Они эвакуируются в Поти. Надо бы взять их с собой, Владимир Михайлович.

– Возьмем обязательно, – отвечаю комиссару. – На этот счет есть приказание контр-адмирала Фадеева. Но предварительно нужно проверить, есть ли у них разрешение на выезд. Посадку произведем после погрузки станков.

– Вот это дело, – улыбается Никита Павлович.

Он тут же поручает радисту Леонову, исполняющему и обязанности писаря, составить список эвакуируемых, а сам направляется к туапсинцам объяснять порядок посадки.

В полдень погрузка оборудования заканчивается. Под его тяжестью «Щит» осел в воду выше ватерлинии.

Дежурный командир отдает распоряжение начать обед, но в эту минуту звучит сигнал воздушной тревоги. Со стороны моря над портом появляется большая группа фашистских самолетов.

Комендоры тут же открывают зенитный огонь. Вода в бухте кипит от взрывов бомб. Эвакуируемые рабочие, их семьи мечутся на причале, не зная, где укрыться. Некоторые из них бросаются к нам на тральщик. Взрывной волной сбрасывает со сходни в воду женщину с грудным ребенком на руках. Погружаясь вместе с матерью, ребенок хватает ручонками воздух. К счастью, рядом со сходней оказывается кок Николай Братских. Не медля ни секунды, не успев даже снять белый фартук, Братских бросается [126] за борт. Сначала он подбирает и передает на тральщик ребенка, а потом спасает женщину. В кают-компании военфельдшер Прилипко оказывает первую помощь маленькому пациенту и, завернув его в белый стерильный халат, передает пришедшей в себя матери.

А налет продолжается. Самолеты, развернувшись, снова пикируют на корабли. С мостика хорошо видно, как небольшие бомбы ложатся в воду словно по линейке, приближаясь к тральщику. Но цепочка взрывов вдруг обрывается, не дотянув до нас с десяток метров. Возможно, это случайность? О нет! Это сыграла свою роль плотная стена огневой завесы, своевременно поставленная перед «юнкерсами» зенитчиками.

Нельзя больше стоять неподвижной мишенью у причала. И я колоколами громкого боя даю сигнал: «По местам стоять, со швартовов сниматься!» Убрана сходня, приняты концы. Манипулирую ручкой машинного телеграфа. Тральщик медленно оставляет причал и, набирая скорость, выходит на внешний рейд. Здесь, маневрируя на полных ходах, корабль уклоняется от очередных атак самолетов.

Корабельные артиллеристы и береговые батареи ведут непрерывный огонь. Неотрывно наблюдаю за «юнкерсами», чтобы не угодить под их удар. Вот они опять заходят для пикирования. Перед ними возникает густая цепочка желтых облачков. Вдруг загорается один бомбардировщик, и тут же вспыхивает другой. Оба самолета, оставляя за собой шлейфы густого черного дыма, врезаются в море.

Бомбардировка длится до самой темноты. Когда наступает затишье, получаю радиограмму из штаба базы. Наряду с доставкой в Хопи оборудования нам вместе с катером-охотником предстоит отконвоировать в Поти транспорт. Выход – в 22 часа. Возглавить конвой приказано мне. [127]

Ну что ж, все ясно, будем конвоировать. Не впервой. Возвращая радиограмму старшине радистов Федору Подмазко, замечаю, что его лицо выглядит очень усталым. У нас по штату всего лишь три радиста, а им приходится одновременно нести две самостоятельные вахты: одну – в рубке по основным каналам, другую – на мостике на ультракоротких волнах. Отдыхают они мало, но жалоб от них мы никогда не слышим.

Выясняется, что уходить в море без захода в порт не можем: не все эвакуируемые успели сесть на корабль, а у многих, уже находившихся на борту, вещи остались на причале. Входим в гавань, окутанную дымом. В порту и в городе полыхают пожары. Глаза слезятся от маслянистой нефтяной гари. В условиях светомаскировки и в сплошном дыму с большим трудом отыскиваем причал, где стояли под погрузкой. Пока принимаем на борт рабочих и их семьи, связываюсь с транспортом и морским охотником, которые включены в состав конвоя. Затем снова выходим из гавани и, заняв место впереди судна, берем курс на Поти. Морской охотник идет замыкающим.

Вся эта операция с заходом в Туапсе занимает меньше часа. И хотя экипаж был уже измотан погрузкой оборудования, многочасовым отражением атак самолетов и маневрированием, моряки безупречно выполняют свои обязанности. Я снова и снова испытываю чувство восхищения людьми корабля, их высоким боевым порывом, сознанием ответственности, возложенной на их плечи Родиной, партией, народом.

Моряки «Щита» окружают вниманием и заботой пассажиров, уступают им свои койки в кубриках и каютах, угощают ужином.

У многих из нас семьи оказались в таком же положении, а у некоторых – в районах, временно оккупированных врагом. Каждый тревожится за судьбу своих близких, живет в ожидании вестей от них. С нетерпением жду [128] писем и я. Жена эвакуирована из Серпухова в далекий уральский городок Асбест. Радуюсь каждой весточке от нее. И горжусь своей Валентиной. Пишет, что работает в женсовете при горвоенкомате, помогает эвакуированным быстрее устроиться и включиться в производительный труд. А как-то прислала даже вырезку из газеты «Асбестовский рабочий» о работе женсовета.

Письма на корабль идут со всех концов страны, и наш комиссар, секретари партийной и комсомольской организаций, активисты широко используют их в агитационно-пропагандистской работе – в политбеседах, в стенной печати.

После напряженного и тяжелого дня, пережитого в Туапсе, на тральщике постепенно устанавливается привычная походно-боевая обстановка. Ночь выдалась светлая. Наш небольшой конвой следует, прижимаясь ближе к берегу, чтобы слиться с ним для маскировки. Слева ночной горизонт образуют высокие Кавказские горы. На побережье – ни огонька, здесь теперь проходит прифронтовая полоса.

Я, как всегда в походе, на ходовом мостике. Вахтенным командиром с поля часов заступил лейтенант Сотников. Комиссар обходит боевые посты. Его голос слышен на полубаке. Никита Павлович рассказывает краснофлотцам о положении на фронтах, и прежде всего на Кавказе.

Идем средним ходом – такова максимальная скорость транспорта. Справа на поверхности моря к кораблю бежит серебристая лунная дорожка. Но эта экзотика сейчас нам ни к чему. Луна и ее дорожка могут навести на нас подводную лодку или какой-нибудь другой вражеский корабль.

Я втискиваюсь в выносной штурманский пост и вместе с лейтенантом Чуйко просматриваю прокладку на карте. Это не проверка штурмана, а анализ и уточнение [129] курса – нам обоим хочется убедиться в том, что все предусмотрено и учтено. А в Чуйко я всегда уверен. В любую минуту он может доложить место корабля в море, и еще не было случая, чтобы был допущен просчет.

Далеко за полночь меня начинает одолевать дремота. Присаживаюсь на разножку у машинного телеграфа. Но вот над морем прокатывается грохот мощного взрыва. Справа от нас милях в десяти виден большой огненный шар.

Что же это может быть? Мы знали, что мористее нашего конвоя шел транспорт «Севастополь». Неужели с ним что случилось? Принимаю решение идти к месту взрыва, оставив в охранении своего транспорта катер-охотник.

Развивая полный ход, спешим к судну. На его борту много эвакуируемых новороссийцев, а трюмы забиты авиационными моторами. Выходим к месту трагедии, но транспорта уже нет, он затонул. В воде плавают люди. Среди них есть женщины и дети.

Стопорим машины, спускаем на воду шлюпки, выбрасываем за борт спасательные средства. Люди подплывают к тральщику, и краснофлотцы, расположившись у борта попарно, ловко вытаскивают их из воды. К «Щиту» подходят шлюпки. Высадив спасенных, они снова уходят подбирать пассажиров и членов команды транспорта.

За полчаса подбираем около ста человек. Только успеваем поднять на борт одну шлюпку, как звучит тревожный доклад сигнальщика Радченко:

– След торпеды, левый борт, девяносто, идет на тральщик!

Слышу возгласы подплывших к кораблю людей:

– Капитан, торпеда!

– Торпеда!

Бросаю взгляд на водную поверхность и ясно вижу пузырчатый белесый след, приближающийся к тральщику. [130] Тут же перевожу ручку машинного телеграфа на «полный вперед». Но мотористы не успевают запустить дизели – торпеда уже под тральщиком…

Все, кто был на верхней палубе и мостике, ожидали взрыва. Я инстиктивно ухватился за поручни. Но проходит секунда, вторая, третья… Случилось просто непостижимое: след торпеды показался уже с правого борта. Смертоносная сигара прошла под килем, не коснувшись корпуса «Щита». А ведь тральщик, тяжело груженный станками, теперь сидит в воде глубже обычного. Быть может, плохо сработал гидростатический аппарат, управляющий движением торпеды по глубине? Или это была неконтактная торпеда, взрывающаяся под воздействием лишь магнитного поля корабля? Но как бы там ни было, снаряд оказался плохо подготовленным к выстрелу и беда нас миновала.

Ругаю себя за необдуманный поступок: нельзя было стопорить машины! Враг наверняка видел, что транспорт шел без охранения, и спешить уходить из района атаки ему было незачем. А я этого не учел.

«Щит» дает ход. Прибавляю скорость и командую:

– Право на борт!

Когда поворачиваем от курса градусов на шестьдесят, сигнальщик докладывает:

– По левому борту параллельно с тральщиком след торпеды.

Но «Щит» уже на ходу, и теперь можно уклоняться от торпедных ударов.

Трудно сказать, кто потопил «Севастополь» и сейчас атакует нас. Возможно, это подводная лодка, а может быть, торпедные катера. У нас нет гидроакустической и радиолокационной аппаратуры, а без нее ночью на расстоянии невозможно определить противника.

К месту гибели транспорта подходят катера-охотники. Они начинают подбирать остававшихся на воде людей. [131]

А мы, приняв спасенных, поднимаем на борт вторую шлюпку и полным ходом возвращаемся к своему транспорту.

Члены экипажа поделились с пострадавшими сухим бельем. Многие из них оказались ранены. И тут снова в полную силу проявилось искусство нашего военфельдшера Прилипко. С помощью санитаров в эту ночь он спас не одну жизнь – сделал несколько легких операций.

Начальник хозяйственной службы главный старшина Степан Замори выделил для пассажиров хлеб, масло и консервы, а кок Николай Братских приготовил вкусный завтрак.

На тральщике лишь один кок, но наш стоит многих. Коммунист Братских отлично знает и любит свое дело. На камбузе поддерживается идеальная чистота. И человек Николай необыкновенный. Остроумен, весельчак, гармонист. Словом, один из любимцев команды.

Рассветает. Над горами заалела заря. Мы подходим к Сочинскому порту, чтобы высадить спасенных людей с транспорта «Севастополь». Но на вход «добро» нам не дают: ожидается налет самолетов противника. Останавливаемся на рейде и переправляем людей в порт на шлюпках и портовых катерах.

В 8 часов оставляем Сочинский рейд. Наш путь лежит на юг. Слева по борту проплывают Хоста, Адлер, Гагра, Сухуми…

В воздухе время от времени появляются наши истребители, и от этого становится спокойнее на душе. Даже женщины с детьми выходят на палубу, чтобы подышать свежим воздухом, посмотреть на близкий экзотический берег.

Вечером на траверзе Поти расстаемся с транспортом и катером, разворачиваемся и идем к узкому руслу реки Хопи. Там швартуемся к барже, стоящей у берега. [132]

В наступлении

На моем настольном календаре – 2 февраля 1943 года. Ночью мы пришли из Поти в прифронтовой Геленджик, доставив его защитникам боеприпасы. Началась разгрузка, и я сошел с мостика в каюту, чтобы немного отогреться. Не снимая реглана, сажусь за стол, борюсь с одолевающей дремотой. Спать некогда: от оперативного дежурного штаба флота вот-вот должен поступить ответ на мой запрос о дальнейших действиях.

После памятного августовского перехода в Хопи характер боевой деятельности «Щита» мало в чем изменился. Нашей главной задачей по-прежнему остается обеспечение морских перевозок и непосредственное участие в них на участке Батуми – Геленджик.

Враг стремится захватить наши военно-морские базы и порты Кавказского побережья и тем самым уничтожить Черноморский флот. Немецко-фашистское командование видит в этом важнейшее условие овладения Кавказом (план «Эдельвейс»). И резонно – наш флот, несмотря на тяжелые условия базирования, оказывает активное содействие приморскому флангу сухопутных войск, надежно прикрывает побережье от возможной высадки противником десантов с моря.

Осенью 1942 года гитлеровцы были остановлены на туапсинском направлении. После поражения врага под [133] Сталинградом Советская Армия развернула наступление на огромном фронте от Ленинграда до Кавказа. И теперь все мы живем в предчувствии больших событий на юге. Морские пехотинцы поговаривают, что противник усиленно укрепляет свои позиции, особенно в районе Новороссийска. Выходит, он уже не собирается наступать, а ждет нашего удара.

Мои размышления прерывает стук в дверь. В каюту входит старшина 2-й статьи Анатолий Аношкин с радиограммой. Ее содержание несколько озадачивает: «Встать на якорь в бухте, завтра в 8.00 быть в штабе флота». Да, такое редко случается – будем сутки находиться без задания. К чему бы это?

Чуть встревоженный, выхожу на палубу. Навстречу спешит мой новый помощник лейтенант Е. Б. Якубовский, заменивший Николая Матвеевича Сотникова, назначенного с повышением – командиром дивизиона катерных тральщиков.

Якубовский докладывает, что выгрузка боеприпасов закончена. Я сообщаю ему о полученном указании, затем поднимаюсь на мостик. Вскоре тральщик отходит от причала и становится на якорь.

После завтрака ко мне в каюту заходит капитан-лейтенант Савощенко. Он теперь заместитель командира по политчасти. Но это его новое положение не изменило наших отношений. Мы по-прежнему работаем дружно, понимаем друг друга с полуслова.

– Людям просто не верится, что почти сутки отдыхаем, – говорит, улыбаясь, Никита Павлович. – Но коль выпала такая возможность, надо подумать, как лучше использовать свободное время.

– Давай подумаем, – отвечаю. – Прежде всего соберем командиров подразделений. Очень важно, чтобы каждый краснофлотец и старшина привел В порядок свое заведение, свой боевой пост. [134]

– Вот именно, – подхватывает Савощенко. – Об этом я поговорю также с секретарями партийной и комсомольской организаций.

Весь день уходит на осмотр и ремонт механизмов. Вечером обхожу боевые посты и кубрики. В машинных отделениях и после ужина продолжаются работы. Здесь под руководством мичмана Ляхевича трудятся мотористы и электрики. Среди них вижу старшин Савенкова, Агафонова, Степаненко, Емельянова, краснофлотцев Артемова, Дуботолкова, Петренко. Они всегда вот так: как только выпадает передышка – снова и снова осматривают технику, устраняют неполадки. Потому-то и главные и вспомогательные механизмы никогда нас не подводят.

После напряженного труда люди отдыхают. Одни смотрят кинофильм в самом большом – кормовом кубрике, другие пишут письма, читают газеты. А в носовом кубрике слышатся песни. Запевает и аккомпанирует на гармошке знакомый уже читателю кок Николай Братских. Песни лирические перемежаются с военными, патриотическими.

Братских сочиняет частушки. Вот и теперь он вместе с Радченко поет куплеты, высмеивающие Гитлера и его войско. Попадает и нашим союзникам – за задержку с открытием второго фронта.

Словом, экипаж умеет не только воевать, но и отдыхать. Бывает, что в свободный вечерний час на корабль заглядывают флотские литераторы и композиторы. Совсем недавно, например, свои новые песни исполнили К. Листов и В. Макаров, читали стихи поэты Л. Длигач и П. Панченко.

В кают– компании застаю командиров боевых частей, мичманов и главных старшин-свехсрочнослужащих. Уже и не помню, когда мы вот так все вместе сидели за чашкой чая, беседовали, шутили, смеялись. А ведь кают-компания [135] -это не только столовая, но и место для занятий, интересных встреч и коллективного отдыха комсостава.

В хорошем настроении расходимся по каютам. Почти все они расположены по обеим сторонам коридора носовой надстройки. Моя находится рядом с кают-компанией. Ночую я в ней редко, ночи в походах приходится коротать на ходовом мостике. И теперь просто не могу свыкнуться с мыслью, что буду спать в постели.

Кажется, я уже отвык замечать вещи в каюте. Мое внимание на этот раз привлекают и репсовая занавеска, отгораживающая койку, и письменный стол под единственным иллюминатором, и книжная полка над небольшим диваном, обтянутым кожей, и графин с водой на подставке, прикрепленной к переборке, и два тяжелых кресла. Будто впервые примечаю, что занавеска зеленая, кожа на диване коричневая, дверь, платяной шкаф и стол покрашены под дуб, а палуба покрыта темно-серым линолеумом.

…Просыпаюсь рано, хотя уже рассвело. Выхожу на палубу и с удивлением замечаю необычайно большое скопление в бухте кораблей и судов, в том числе канонерских лодок, морских охотников, болиндеров, шхун, сейнеров, мотоботов. В воздухе барражируют краснозвездные истребители. Со стороны Новороссийска доносится артиллерийская канонада.

К «Щиту» подходит штабной катер, и мы с Савощенко отправляемся на флагманский командный пункт. На улицах Геленджика наше внимание привлекают несколько групп замаскированных танков. Да, готовится что-то очень важное и серьезное.

В штабе флота встречаем своих товарищей по соединению: командира БТЩ «Защитник» капитан-лейтенанта В. Н. Михайлова, командира «БТЩ-16» старшего лейтенанта В. И. Царевского и его заместителя по политической [136] части старшего политрука Н. Т. Шкляра и многих других.

Нас приглашают к контр-адмиралу Н. Е. Басистому. Он объясняет боевую обстановку и ставит перед кораблями боевую задачу.

В те дни войска Северо-Кавказского фронта совместно с Черноморским флотом проводили наступательную операцию. Задачи флота заключались в том, чтобы артиллерийским огнем содействовать прорыву вражеской обороны под Новороссийском и высадкой основного десанта в районе Южной Озерейки и вспомогательного у селения Станичка отвлечь силы противника от направления главного удара войск фронта. Для проведения десантной операции выделялось свыше 70 кораблей и судов. На основном направлении предполагалось высадить две бригады морской пехоты, стрелковую бригаду, противотанковый артполк, танковый и пулеметный батальоны, а у Станички – отряд морской пехоты. Морской частью операции руководил командующий флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский.

Командиром высадки был назначен контр-адмирал Н. Е. Басистый. Он сообщил нам, что за 30 минут до начала высадки корабли отряда артиллерийской поддержки под командованием вице-адмирала Л. А. Владимирского и авиация нанесут удары по оборонительным сооружениям и батареям противника. Тральщики «Щит», «Защитник» и «БТЩ-16» должны буксировать несамоходные болиндеры, сейнеры, буксиры и баркасы.

Место высадки нам не объявили, но командирам тральщиков вручили запечатанные конверты, которые мы должны были вскрыть с выходом в море. Более подробно проинструктировал нас начальник штаба высадки капитан 2 ранга Евгений Николаевич Жуков. Он сообщил перечень плавсредств, которые предстояло нам буксировать, и дал указания по организации связи и порядка выхода. [137]

Задача тральщиков заключалась в следующем: каждый из них буксирует из Геленджика несамоходный болиндер, рейдовый буксир, рыбацкий сейнер и баркас; не доходя до берега десяти кабельтовых (место обозначит подводная лодка «А-2» двумя светящимися буями), выбирает буксирный конец. После этого рейдовый буксир с ошвартованным к нему болиндером следует к берегу, а сейнер и баркас подходят к канлодкам, на которых находится 255-я морская стрелковая бригада – основная боевая сила первого эшелона десанта, и помогают им высаживать десантников. Тральщики тем временем прикрывают корабли и суда с моря.

Сторожевые катера должны доставить первый бросок десанта. Возглавляет их капитан 3 ранга А. П. Иванов, работник оперативного отдела штаба флота. Александр Петрович – участник высадки десантов в Феодосию и Судак. Эти катера вооружены артиллерийскими установками, расчеты которых хорошо обучены стрельбе в ночных условиях.

Уточнив детали боевой задачи, мы возвращаемся на тральщик. Я тут же созываю совещание комсостава «Щита» для разъяснения полученного задания. Затем проводим партийное собрание и митинг личного состава. Перед строем зачитывается обращение Военного совета флота, призывающее черноморцев оказать эффективное содействие войскам фронта в наступлении. Работники политорганов проводят среди участников десанта большую разъяснительную работу.

В полдень сторожевые катера, а потом и остальные корабли и суда начинают принимать десантников. На болиндеры грузятся танки, по десять на каждое судно.

Из Геленджика выходим в 19 часов 30 минут. Во главе отряда высадки, построившегося в походный ордер, идет эсминец «Незаможник» под флагом контр-адмирала Н. Е. Басистого. «Щит» буксирует рейдовый буксир «Ялта», [138] болиндер № 4, сейнер и баркас. Тральщик, выкладывая всю мощь своих двигателей, весь напрягшись, натуженно режет волну. Он мало приспособлен для такой цели. Но чего не бывает на войне!

С наступлением темной южной ночи буксировка еще более усложняется. Трудно наблюдать за четырьмя подопечными судами. А тут еще погода начинает портиться, порывистый ветер разводит волну. Качка усиливается, и буксирные тросы то ослабевают, то резко натягиваются, грозя оборваться.

Тральщики не имеют специального оборудования, предусмотренного на буксирах, – автоматической лебедки на корме, регулирующей натяжение троса, буксирных арок, буксирного гака и других приспособлений. Поэтому уже на выходе из бухты оборвался буксирный конец у БТЩ «Защитник», и корабль при маневрировании врезался в проходивший рядом «СКА-0111». Сторожевой катер получил большую пробоину и был вынужден вернуться в Геленджик.

Рвались буксирные тросы и на других тральщиках, а на то, чтобы завести новые, уходило немало времени. Нас, видимо, спасла предусмотрительность лейтенанта Якубовского, предложившего для гарантии закрепить болиндер еще и тросом от трала.

Тральщики на переходе прикрывалась с обоих бортов сторожевыми катерами. БТЩ «Защитник», шедший концевым, охраняли «СКА-081» и «СКА-041». Неудачи и дальше преследовали этот БТЩ. У него еще несколько раз рвались буксирные тросы. Из-за этого он заметно отстал от отряда. Контр-адмирал Басистый был вынужден приказать сторожевым катерам догнать остальные корабли, а «Защитнику» следовать самостоятельно.

Подходам к светящимся буям, выставленным подводниками. Смотрю на часы и с тревогой отмечаю, что мы опаздываем с высадкой почти на полтора часа. [139]

В районе Южной Озерейки уже находился отряд артиллерийской поддержки, вышедший рано утром из Батуми. В его составе крейсера «Красный Кавказ», «Красный Крым», лидер «Харьков», эсминцы «Сообразительный» и «Беспощадный». Командир отряда вице-адмирал Владимирский держит свой флаг на «Красном Кавказе». По плану операции самолеты должны корректировать огонь кораблей и нанести бомбовый удар по району Озерейки, а также поджечь отдельные строения для облегчения ориентировки десанту.

Издали глухо доносится артиллерийская стрельба. Это, должно быть, эсминец «Бойкий» и четыре сторожевых катера обстреливают побережье между Анапой и селением Благовещенское перед высадкой демонстративного десанта в долине реки Сукко.

У нас же пока тихо. Контр-адмирал Басистый в связи с тем, что мы опаздывали к месту высадки, передал на крейсер «Красный Кавказ» радиограмму о необходимости отложить начало стрельбы на полтора часа. Высадочные средства в 15-20 кабельтовых от берега застопорили машины.

В 2 часа 31 минуту корабли отряда вице-адмирала Владимирского начинают обстрел долины Южной Озерейки. Но самолеты-корректировщики, очевидно не предупрежденные о задержке с открытием огня, израсходовали горючее и вернулись на аэродром. Поэтому стрельба ведется по площадям. Она продолжается тридцать минут, но ожидаемого эффекта не дает. Когда начинается высадка, противник открывает ураганный огонь.

«Щит» и другие тральщики по радиосигналу флагмана у светящихся буев выбирают буксирные тросы. Затем рейдовые буксиры швартуются лагом к болиндерам и направляются с ними к берегу.

Сначала к месту высадки подходят сторожевые катера, на борту которых находятся бойцы штурмового отряда. [140]

Не доходя до берега метров сто, они производят артиллерийский залп; берег покрывается взрывами снарядов. В следующую минуту катера подходят к берегу. Враг, освещая катера прожектором, ведет ожесточенный обстрел. Вода вокруг них кипит как от ливневого дождя. Особенно тяжело приходится «СКА-051» и «СКА-041», стоящим у открытого песчаного берега. Другие катера находятся левее, где береговой урез выше.

Под конец высадки вдруг раздается сильный взрыв, на мгновение освещающий прибрежную полосу ярким заревом. Это от прямого попадания вражеского снаряда в бензоотсек взлетает в воздух «СКА-051». Погибают работник оперативного отдела флота капитан 3 ранга А. П. Иванов, командир катера старший лейтенант Степан Бычков, его помощник младший лейтенант Анатолий Горлов и почти весь экипаж катера.