Текст книги "Гвардейские залпы"

Автор книги: Владимир Фланкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Будут к сроку два полка гвардейских минометов или нет?!

Меня все же заметили. В коридор выскочил Кашелотов, за ним Юдин. Кашелотов взволнованно схватил меня за руку:

– Привез?!

– Да!.. Пятьдесят узлов.

Кашелотов торопливо вернулся назад в кабинет, а Юдин, громко топая, побежал по коридору. В цех, конечно.

Через несколько минут кабинет освободился. Кашелотов, засунув руки в карманы брюк, задумчиво прохаживался из угла в угол.

– Вы очень хорошо обернулись, – сказал он, когда я сел за свой стол. Понимаешь, очень нужно сейчас вооружение под Курск. Там, как видно, назревает что-то серьезное. – Он снова заходил по кабинету.

– Товарищ полковник, – я не сдержал любопытства, – а кто это сидел за вашим столом?

– Это? Секретарь обкома...

Походив еще немного по кабинету, Кашелотов сказал, указывая на стол:

– Ну, а теперь беритесь за свои непосредственные обязанности. Вызовите Коробкова и Хавлову и заберите от них все дела. А они пусть постоянно находятся в цехе. Я тоже пошел туда.

Я остался один в кабинете. "Очень нужно сейчас вооружение под Курск", сказал полковник.

В кабинете висела карта, и я подошел к ней. Тоже выступ, как и Демьянский, только обращен в сторону немцев и гораздо больше. У немцев и Белгород и Орел. Уж не пытаются ли они окружить наши войска, как мы их под Демьянском? – пришло мне в голову. В цехах шла напряженная горячая работа, а мне приходилось сидеть в кабинете. И насколько нужно это мое сидение, я тоже еще не знал. Я стоял и думал, как бы выбраться туда в цех, и хоть чем-нибудь помочь людям. Я решил все-таки позвонить Коробкову и хотя бы узнать, как там у них дела.

Но телефон зазвонил сам. Кашелотов сказал мне, чтобы я шел в цех.

Еще только пройдя общую проходную завода, я увидел, что вместе со мной к цеху направляется много людей. В рабочих халатах, костюмах, ватниках и обычной одежде они спешили к цеховой двери со всех сторон.

Вахтер, так строго проверявший в первый день мой пропуск, теперь, только улыбаясь, козырнул. Первым, кого я увидел в цехе, был Кашелотов. Он стоял недалеко от входа, возле четырех полностью изготовленных машин "БМ-13", держа в руках пачку документов. Вокруг установок возилось несколько человек, Таня Лозовая вкладывала ключи в ящики для запасных инструментов.

Кашелотов, взглянув на меня, махнул рукой в сторону цеха: подключайся, мол. В цехе отчетливо выделялись два потока. Один – основной, занимался сборкой новых боевых установок, в другом демонтировали с уже собранных машин фермы и направляющие и заменяли старые неисправные узлы на новые, привезенные нами с волжского завода. Это был наиболее оживленный участок, почти все операции делали вручную.

– Новый военпред? – человек в спецовке, сдернув рукавицу, торопливо сунул мне руку. – Помоги-ка мне эту штуку перетащить...

Два дня я безвылазно проработал в цехе, а на третий...

– От отчетности никуда не денешься, – Кашелотов, наблюдавший, как я увлеченно работал, все-таки отправил меня обратно в кабинет.

Много дней и вечеров пришлось мне провести за разбором и заполнением всяких форм. Кашелотов же как бы и не замечал моих затруднений. Окунув меня в бумажный ворох, он появлялся в кабинете только для самых неотложных дел: просмотра почты, подписания документов, на совещания.

На Курской дуге уже шли бои: там требовались гвардейские минометы и завод давал их непрерывно. Крутились приводные ремни станков, стучали молоты и прессы. Ревели паровозы. Из заводских ворот днем и ночью выходили боевые машины.

Когда в кабинете никого не бывало, я быстро сбрасывал сапог и, смотав бинт, подолгу смотрел на рану. Если косточек и крови не было видно, то веселел. Однажды за этим занятием застал меня Кашелотов. Он осторожно издалека глянул на ногу:

– Болит?..

– Да, нет! Не болит, но и не заживает. – Меня как-то неожиданно вдруг прорвало: – Отпустите меня на фронт, товарищ полковник, если нога заживет?

– На фронт? – Кашелотов удивленно посмотрел на меня и засмеялся. – Ну, уж об этом ты и не думай. На фронт тебе врачи дорогу заказали. Я это знаю совершенно точно.

По-видимому, Антон Иванович был совершенно убежден, что сидеть мне вот так в его кабинете очень долго, по крайней мере до конца войны.

– Тебе когда звание получать?

– Наверное, в конце года.

– Вот и получай. А воевать? Ты свое отвоевал и с честью! Слышал, что нам план уже увеличивают?

Я слышал эту очень серьезную новость. Захотелось поскорее в цех, поделиться ею с Коробковым и Хавловой. Натянул сапог и подал полковнику папку с бумагами.

– Разрешите, я на завод схожу.

– Давай, давай! Приходи к вечеру, купаться съездим. – Как видно, Антон Иванович почувствовал всю жестокость своих слов и хотел их как-то сгладить.

На участке комплектации, как всегда, суетилась Таня. Я направился к ней. Хотя Таня окончила техникум и немножко больше, чем я, работала на заводе, для меня она все равно была девчонкой, и я относился к ней полушутя.

– Танечка, привет!

– Здравствуйте! – мне показалось, она не очень охотно подала свою ладошку.

Вчера я видел ее в кино с двумя парнями, кажется, оба с нашего завода.

– Ну, как жизнь молодая, как вчерашнее кино?

– А вы тоже были? Что-то я вас не заметила.

– Где уж там, ты ведь была так занята этими, из конструкторского, что ли.

– Ну это как раз случайно.

– Так оно и бывает... Раз случайность, два случайность, – больше я не знал о чем говорить и, приняв озабоченный вид.спросил:

– Коробкова не видела?

– Где-то здесь. – Таня повернулась уходить. Кажется, она не очень-то благоговела перед лейтенантскими погонами.

– А Александра Ивановна?

– И Александра Ивановна здесь! – Таня была уже далеко.

"Что это она так? Пошла и даже не обернулась? А если, – вдруг кольнула догадка, – она меня за бездельника считает? Что толку терять понапрасну время с человеком, разгуливающим с никчемной бумажкой в руках?" Взгляд упал на стоявшую неподалеку, полностью изготовленную и принятую боевую машину. Я подошел к ней и сел на подножку. Такую же в точности подножку, как и те, на которых так часто приходилось сиживать с боевыми товарищами.

Вот тебе и на! А я-то думал, что нужен на заводе, пользу приношу... Как бы не так! Девчонка-контролер и то спиной повернулась. Я вскочил и торопливо начал осматривать механизмы установки. Выгнал до предела вверх направляющие. Пощелкал рукоятками замков. Прокрутил в обе стороны поворотный механизм. Все нормально. Как-нибудь и без меня проверили! Нет! Все это не то! Может быть, пойти и высказать все Кашелотову? Пусть направляет в цех, хотя бы к Коробкову помощником...

С Алексеем Михайловичем я чувствовал себя наиболее просто. Вот и сейчас, увидев меня, он торопливо отложил в сторону одно из контрольных приспособлений и направился в мою сторону.

Мы пошли к бочке покурить.

– Ты что такой... – старик пытливо взглянул на меня и помедлил, подыскивая нужное слово, – сумрачный? Уж не на фронтах ли чего?

– На фронтах, Алексей Михайлович, все в порядке и будет теперь всегда в порядке... Понимаешь, я о себе вот думаю. Кажется мне, что я не тем, чем надо, занимаюсь.

– Это как же не тем, чем надо? – удивился Коробков.

– Женщине на моем месте надо работать, а не строевому офицеру.

– А-а-а! Кто про что, а ты... – Коробков тихонько засмеялся. – На своем ты месте и лучше искать нечего, раз врачи на фронт не пускают. И при оружии, с которым воевал, состоишь, и народу нашему пришелся...

Мне стало полегче, но все-таки сказал:

– На фронте я все равно буду. Алексей Михайлович, а вот сейчас что обо мне люди скажут? Наверняка многие считают: такой молодой и здоровый – и в тылу!

– Глупые люди! – Коробков старался меня успокоить. – А то, может быть, и сами с изъяном. Есть у нас и такие.

"Нет, все-таки про эту заносчивую девчонку надо спросить", – подумал я и сказал:

– Что у вас Татьяна эта, из ОТК больно важно держится?

– Таня? А что она? – встревожился Коробков.

– Да вот спросил ее: не видела ли кого из вас, даже не ответила толком.

– А-а... Все они молодые такие! – старик сокрушенно махнул рукой. – Воли много взяли. Вот я скажу ей при случае.

– Нет, – сказал я, – пожалуйста, ничего не говори, – и, смутившись под его пристальным взглядом, добавил: – Давно хотел спросить вас – у боевых машин направляющие ведь строго параллельны?

Коробков изумленно посмотрел на меня:

– Таня их строго проверяет, а потом я своим специальным шаблоном. Все в полном соответствии с чертежами...

– Так... Это я по фронтовым соображениям интересуюсь. На вот, ведомость контрольных размеров, а я обратно в контору... Уж эти мне бумажки!

К концу 1943 года и без того напряженный план был увеличен. Рядом с основным корпусом возводилось новое здание, оно еще не было готово. Тогда решили осваивать корпус, не дожидаясь завершения строительных работ.

Вернувшись с совещания, Кашелотов распорядился:

– Дополнительно людей нам сейчас не получить. На первых порах поставим на новое место Коробкова с его мерками и шаблонами, и вам бы надо почаще там бывать.

Я отправился на завод.

Коробкова я отыскал в одном из углов цеха. Сидя на ящике, он проверял только что привезенные от поставщика запорные замки и по одному выдавал рабочим. То. ждали их третий день и нетерпеливо подгоняли старика.

– Да что ты его щупаешь, Михалыч! Он вроде железный!..

– Хорош замок, хоть мильены твои запирать!.. Алексей Михайлович был невозмутим:

– Ставили уже раз, вот так-то, не проверив, а потом назад выбивали...

Наконец он закончил отбраковку. Кликнув Хавлову, мы прошли в маленькую комнатку военпредов, почти до отказа заполненную чертежами и мерительным инструментом.

– Что делать будем? Часть работ переносится в новый корпус, а людей дополнительно не дадут. – Я тревожно смотрел на опытных работников военной приемки. Расспросив меня подробно, они устало улыбнулись. Помолчав, первой высказалась Хавлова.

– Тяжело было в 41-м, – начала она, – ведь совсем из цеха не выходили. Теперь уже так трудно не будет. Я думаю, справимся...

– Главное, чтобы качество не ухудшилось! – добавил Коробков, сразу закивавший на слова Хавловой.

– Вот когда вы в первый раз к нам на завод пришли, то видели, как мы заставили рабочих перекрасить плохо окрашенные боевые установки, а ведь в сорок первом мы вообще несколько батарей неокрашенными на фронт отправили. Дали в придачу краски: там, на войне, покрасите!

– В сорок первом, – продолжал за Хавловой Коробков, – мы и не знали, что такое отдых,

Пять основательно помятых и продырявленных машин БМ-13 подъехали к заводским воротам и затормозили. Просигналив несколько раз и убедившись, что гудки нисколько не действуют на вахтера, степенно расхаживавшего у ворот, из кабины первой машины выпрыгнул невысокого роста лейтенант и подбежал к старику.

Вытащив кусок газеты и жестяную банку с махоркой, лейтенант угостил вахтера, закурил сам и приступил к расспросам. Затем, крикнув шоферам, чтобы они съехали с дороги, он торопливо направился к заводоуправлению.

Работавший за своим столом Кашелотов заметил, как дверь в кабинет приоткрылась, кто-то осторожно заглянул и снова притворил дверь. Потом снова заглянул. Это уже мешало.

– Да кто там?

Нерешительно вошел лейтенант, только что прибывший с боевыми машинами.

– Я искал, товарищ полковник... – начал он и запнулся. – Я прибыл с пятью боевыми машинами на ремонт...

– Ну!.. – сказал сурово Кашелотов. Ему не понравилось, что лейтенант чего-то не договаривает. Завод перегружен. Пусть устраиваются, как все, и ждут своей очереди.

– Нам очень они необходимы. Ожидаются тяжелые бои, а батареи в полку не имеют полной огневой мощи, – волнуясь, сказал лейтенант.

И это все Кашелотов уже сотни раз слышал.

– С какого фронта? – Антон Иванович привычно повернулся назад к карте.

– С Северо-Западного... – негромко проговорил лейтенант.

– Э-э... У вас там и делать нечего. Все без перемен. Вот на юго-западе и юге – там наступают! – голос полковника зазвучал бодро. – Значит, вот туда-то и надо в первую очередь.

Он взглянул на лейтенанта, улыбнулся и опустил голову, явно показывая этим, что разговор окончен.

Приезжий, отдав честь, направился к двери.

– Товарищ полковник, у вас лейтенант служит. Не скажете, где его найти?

– Где-то здесь. Кажется, в цехе.

Но я уже обнимал гостя – Женю Богаченко.

– Как я рад! Пойдем... – я потянул его к двери.

– Зачем? Куда? – вдруг проговорил Антон Иванович. – Какие там у вас могут быть секреты? Садитесь вот на диван и беседуйте. Мне тоже интересно послушать о фронтовых делах.

Радостно улыбаясь, мы сели.

– Ой! Да ты с палкой! – Богаченко жалостливо смотрел на меня. – Хромаешь?

Как раз в эти дни рана моя совсем затянулась, на душе было легко.

– Скоро брошу! Я сейчас хожу с палкой, потому что ногу оберегаю. Через недельку переломлю палку и закину.

– И к нам обратно?

Я глазами показал на Кашелотова, давая понять, что при нем на эту тему говорить не стоит.

– Ну, давай, выкладывай новости... Оказалось, что в полку теперь командир новый – гвардии подполковник Кузьменко.

– Неплохой мужик!

– Ну и Виниченко был отличный! – горячо вставил я.

– И этот неплохой. Васильев и Баранов теперь командуют дивизионами.

– И правильно!

– Бурундуков о тебе часто вспоминает.

Мы оба залились смехом, усмехнулся и Кашелотов, который о многом уже был наслышан.

А Женя между тем рассказывал.

Сразу же после ликвидации Демьянского плацдарма полк переместился под Старую Руссу и до сих пор действует там. Только что закончились очень тяжелые и безрезультатные бои, оккупантов из Старой Руссы выбить не удалось. Укрыты несколькими накатами бревен и земли, да и бронеколпаков у них немало, огневые точки выдерживают даже тяжелые снаряды. Снова в воздухе много "юнкерсов". Эти пять установок, которые привез Богаченко, пострадали в последних боях от фашистских бомб.

– Как же их побыстрее восстановить? – задал Женя вопрос, который я уже ждал.

Наступило молчание. Желание во что бы то ни стало помочь полку заполнило меня всего. Поскорее вернуть батарейцам, которые сидят сейчас сложа руки, их боевые машины; Женя, конечно, расскажет всем, что я здесь не просто сижу балластом. И если не могу быть сейчас с ними, то хоть такое нужное дело сделаю. Но понимает ли Богаченко, как это трудно? Ведь завод еле тянет спущенный громадный план. Да еще кругом кричат: "Все для наступающих фронтов!" Вот если бы Кашелотов захотел!

– Не знаю, – первым заговорил я и взглянул на Антона Ивановича. – Как, товарищ полковник?

Рассказ Богаченко явно поколебал Кашелотова. Он очень живо слушал и теперь задумался.

– Если бы вы хоть успешно наступали, – протянул он, – тогда было б основание отремонтировать их вне очереди, а так... Впрочем, сходите в цех, поговорите с Юдиным, что он скажет. Может быть, по одной машине как-нибудь пропускать?

Мы вскочили и направились к дверям.

– Если ни о чем не договоритесь, то позвоните, – крикнул нам вслед полковник.

Весть о том, что прибыли на ремонт машины из полка, в котором я воевал, уже облетела цех. В кабинет Юдина набилось немало народу. Кое-кто из рабочих, мастера, служащие нашей военной приемки. Все оживленно расспрашивали Богаченко, какие узлы наиболее пострадали, рассуждали о том, что можно отремонтировать, а что необходимо менять. Один Юдин молчал. Сидя за своим столом, наклонив голову, о чем-то думал.

А у меня кровь прилила к лицу: так волновался. Как уговорить Юдина побыстрее начать ремонт? Его право просто отрезать: не могу и так цех перегружен. И все! Мне пришла мысль сыграть на его самолюбии, как начальника цеха. Если наши установки делали здесь, на заводе, то он может и клюнуть. За честь своей марки он горой стоит. Я спросил об этом Богаченко.

– Кажется, здесь получали, – неуверенно ответил Женя, – или в Москве. Васильев тогда за ними ездил.

– Надо узнать. Если нашего завода, то с ним тогда будет легче разговаривать, – я показал взглядом на Юдина.

– Наши, наши, – неожиданно подсказала сидевшая сзади нас Таня. – Я смотрела. Это было уже легче.

– Машины нашего цеха, Алексей Иванович, – закинул я удочку.

– Нашего? Да? Сам понимаешь, какая у нас перегрузка, – медленно и как бы нехотя ответил Юдин. – Да и многих деталей и узлов, наверное, не наберем. Понадобятся и такие, что только-только на план имеем.

Теперь все замолчали и внимательно слушали.

– Это мы быстро разберемся и составим дефектную ведомость, – заговорила Хавлова. – Главное, сейчас решить – беремся их сразу ремонтировать или нет?

– То-то и оно, что решить... – Юдин все тянул. Вот взглянул на Богаченко. – Да вам ведь и не к спеху. На Северо-Западном без перемен.

И он, как Кашелотов! Я хотел было вскочить и рассказать, какой это трудный фронт, но меня опередил Богаченко.

– Эти машины пострадали в очень тяжелых боях! – взволнованно сказал Женя. – А в ближайшие дни активные боевые действия снова возобновятся.

– Надо бы сходить самим и посмотреть машины, – опять уклончиво проговорил Юдин.

– Я уже все осмотрела и записала, – неожиданно вставила Таня. – У двух машин – заменить направляющие, сменить подъемный механизм у одной... – она перечислила основные дефекты.

А я слушал ее, преисполненный чувством благодарности.

Присутствующие оживились, а Юдин все больше хмурился.

– Ну вот видите, – сказал он сразу после Тани. – Где уж тут быстро сделать.

– А сделать надо! – выкрикнул от дверей кто-то из рабочих.

И сразу все горячо заговорили, что нужно отремонтировать и обязательно побыстрее. И что, смотришь, и там под Старой Руссой, где, как рассказывает лейтенант, очень тяжело, тоже в ближайшее время погонят врага.

– Параллельно с плановыми делать! – весомо выбросил Коробков.

И тут я вдруг подумал, что все так единодушны в своем желании помочь полку еще и потому, что понимают, как я сейчас волнуюсь. Чувство громадной признательности охватило меня целиком. Видимо, это выражалось на моем лице, потому что люди, глядя на меня, улыбались.

Посветлел, наконец, и Юдин.

– А сколько у вас здесь людей? – обратился он к Богаченко.

– Семь. Пять водителей, артмастер и я! – быстро ответил Женя.

– У нас такой порядок, что все, кто привозит на ремонт технику, тоже работают!

– Конечно! – Богаченко вскочил. – Мы готовы! Я сейчас же...

Поднялись и остальные. Юдин еще пытался что-то сказать и только рукой махнул. Эти усталые люди решили: "Сделаем!"

– Пойдем, товарищ лейтенант! – бригадир сварщиков Котов, очень худой, с искривленным подергивающимся лицом потянул Богаченко за рукав.

– Куда? – счастливо улыбаясь, Женя шел за ним.

– Поглядим на месте, что латать будем. Выбрался из-за стола и Юдин. Он подошел ко мне и хлопнул по плечу.

– Видишь, а ты переживал!

...Через десять дней из цеха к заводским воротам выехало пять боевых установок полка. Свежевыкрашенные, они ничем не отличались от новых. Рабочие цеха постарались на славу.

– Спасибо! – твердил Богаченко, пожимая руки рабочим.

– Чего уж там! – сказал за всех Юдин. – Мы сами рады были это сделать. Только фашистов крепче бейте.

– Приезжай скорее! Ждем! – крикнул мне на прощание Богаченко, высунувшись из кабины. Я помахал ему, не в силах вымолвить слова. Уже поднимаясь на второй этаж, я заметил, что опять захромал.

Впервые за военные годы цехком решил устроить в ближайшее воскресенье поход за грибами. Тем более что лес был рядом, обступая завод со всех сторон. Коробков уговорил и меня.

Утром собирались на опушке. Первым, кого я увидел, был Юдин, сидевший на своей "таре" – перевернутом оцинкованном барабане!

– Не вздумайте с ним идти! – зашептал мне Коробков. – Он ходит медленно и по краю, а мы в глубину пойдем.

Подошли и Хавлова с Таней. За ними шли какие-то ребята.

"Без кавалеров никак не может!" – я почувствовал, что досадую, и рассердился на самого себя. Чего я ждал – что она меня пригласит? И тут же разглядел под нотами белый гриб. "Хоть в этом удача". И рванул его вместе с грибницей.

– Подрезать надо, – сказала Таня издалека. Вот ведь какая глазастая. Но от этого замечания я почему-то повеселел.

Мы все дальше углублялись в лес. Из-за вершин уже проглядывало солнце, и березы ярко сверкали белизной. Зайдя в мокрую лощинку, я сразу напал на грибную прорву. Кликнул Алексея Михайловича, и тот сразу оценил находку. Присев на корточки, принялся подряд резать подберезовики и моховики. Здоровенные корзины быстро наполнялись.

– А вас, друзья, далеко слышно! – из кустов вылезли Александра Ивановна Хавлова и Таня. – Ого! Сколько набрали! Мы с вами будем ходить, – твердо решила Хавлова. – И не воображай, пожалуйста, Михалыч.

Так и пошли. Хавлова с Таней поблизости от меня, чуть впереди Коробков. Я обрадовался, что Таня одна, без "эскорта". Время подошло к полудню, когда собрались перекусить. Выбрали место на поляне с маленьким ручейком. Алексей Михайлович с Хавловой уселись готовить, Таня собирала валежник, а меня обязали развести костер.

– Вы наловчились там на фронте, – сказала Александра Ивановна, и я неопределенно качнул головой:

боялся, вдруг не получится, при Тане мне не хотелось попасть впросак. К счастью, Танин валежник был сухой, и огонь сразу запылал. Вскоре был готов и грибной суп.

Все уселись вокруг кастрюльки, а Коробков вдруг извлек из кармана фляжку.

После укоризненных восклицаний, все дружно выпили. Таня, за которой я следил, – интересно было, как она выпьет, – тоже храбро проглотила свою маленькую порцию и, конечно, сморщилась, замахав руками.

"Так я и знал! Это уж у них в крови. А касторку какую-нибудь выпьет и глазом не моргнет!"

После обеда Коробков и Александра Ивановна принялись обсуждать цеховые дела, а мы с Таней повернули к ручью, густо заросшему высоким кустарником и травой, Под ногами шуршали упругие веточки черники, потом мы вдруг попали в густой непроходимый малинник, смешанный с могучими стеблями крапивы. Я выбрал место, где крапива была пореже, перескочил через ручей и протянул руку Тане. Она легко перепрыгнула, руки не отняла, и дальше мы уже шли рядом, точно по парку гуляли.

Сердце гулко стучало, я старался себя успокоить, и не мог. Как она ко мне относится? Почему всегда немногословна? Почему не принимает моих шуток? Продолговатые, восточного разреза глаза ее были опущены, чуть вздрагивали длинные ресницы... А почему бы нам не подружиться по-настоящему? Помнится, Федотов рассказывал, что девушку нужно целовать с первого свидания, а то больше и не пойдет... Меня даже бросило в жар, руки вспотели. Я осторожно взглянул на Таню, и она отвернула голову, щеки залила краска. Не знаю, как я решился, но только взял Таню за другую руку и притянул к себе...

Таня в своем стареньком ситцевом платьице и такой же косынке, в потертой коричневой лыжной курточке стала для меня самой дорогой. Но слова вдруг пропали, и я рад был, что она заговорила, выручая меня.

– А ты знаешь, я в первый раз в жизни в лесу. – Таня слабо улыбнулась. – У нас в Донбассе не только что берез, вообще никакого леса.

Я горячо подтвердил. Можно было бы, конечно, рассказать Тане о лесах и рощах, сосновых, дубовых и даже ореховых, которые успел повидать. И как мы их жгли залпами, уничтожая захватчиков. Но отчего-то промолчал. Легко мне было, хорошо, в душе все пело, словно в такт птичьим голосам, раздававшимся вокруг.

– А-у-у, – позвала издалека Хавлова.

– Александра Ивановна сразу обо всем догадается. да и Коробков. Он хитрый... – Лицо у Тани по-прежнему было пунцовым.

– Ну и пусть! А ты что, боишься?

– Боюсь...

Хавлова и Коробков ничего не заметили, а может быть, только сделали вид.

Полная моя корзина, казалось, не имеет веса. Я сделал шаг к Таниной, но она поспешно ее подхватила. И мы зашагали назад, к опушке. Таня шла впереди, легкая, стройная. А я с замиранием думал, что вот теперь и у меня есть любимая девушка, родная душа. Уеду на фронт, будет меня ждать, писать письма. Я старался касаться тех берез, мимо которых проходила Таня. Потом незаметно потянул ее за руку, и она послушно отстала.

– Что сегодня вечером делать будешь?

– Спать, – улыбнулась Таня. – Во-первых, мы сильно устали, а во-вторых, надо мысли привести в порядок. У меня прямо голова кругом.

– Может, в кино сходим?

– Какое еще кино?!

– А просто так – по улице.

– Никуда! – отрезала Таня. Она взглянула на меня и вдруг сказала жалобно. – Слушай, давай вести себя так, как будто ничего не было.

– Как ничего?! – Я был так поражен, что не знал. что ей и ответить. – Ведь ходила же ты в кино и с другими ребятами!

– Это совсем другое...

На опушке расстались. Я отправился к себе, в один из частных домов на окраине города, где снимал комнату.

В долгие зимние вечера под Демьянском ребята много говорили о своих будущих суженых. Мечтали о писаных красавицах, которые их встретят, когда они с победой вернутся домой. Я представлял свою невесту непременно высокой, обязательно спортсменкой. Если и не волейболистка, так пловчиха. И конечно блондинка. На худой конец, крашенная перекисью – это было модно.

А все получилось иначе. Ростом Таня невелика. И черная. Спортом никогда не занималась, только в школе чуть-чуть.

Но все равно. Трофейное круглое металлическое зеркальце, валявшееся у меня где попало, прочно перекочевало в карман гимнастерки.

На следующее утро я сидел в кабинете. Все мысли были, конечно, с Таней. "Звякнуть в цех или нет?" – вертелось у меня в голове.

Пришел Кашелотов. Он был в хорошем настроении, и я попробовал расспросить его о первых боевых машинах.

– Товарищ полковник, а разве сначала установки имели панораму?

– Да, только ее сразу заменили на теперешний прицел.

– А почему? Ведь у нас в училище из-за этого целый сыр-бор разгорелся. Все старые артиллеристы были поражены – артиллерия и вдруг без стволов! Да и прицел этот даже нам, курсантам, казался пустячным.

– А-а!.. Да, это был курьезный случай! Не только там ваши в училище протестовали, да потом все-таки разобрались.

Кашелотов замолчал, но, встретив мой просительный взгляд, усмехнулся.

– Ну, для чего боевой машине панорама, если ее единственное назначение стрельба с закрытых позиций. Конечно, не нужна! Да и сложна она в изготовлении, а время военное... Также и со стволами...

"С панорамой, мне, пожалуй, все ясно. Ну, ну!.. Что же со стволами?" мысленно подгонял я Антона Ивановича.

– Реактивный снаряд – это особый снаряд! Большое достижение нашей науки. А теория разработана самим Циолковским. Ну зачем такому снаряду ствол? Он сходит с направляющей так же точно, как и обычный снаряд вылетает из пушки. А необходимую скорость он набирает сам. Реактивная часть – это же двигатель, который несет снаряд, куда надо...

Особый снаряд!.. Двигатель!.. Я ведь не так понимал. Да и не только я, а и все мы в училище и в полку. Считали, что реактивный снаряд, воспламеняясь, слетает с направляющей за счет мгновенного толчка, а, оказывается, он еще долго разгоняется в полете. Здесь же громадная разница! Артиллерийский снаряд – это, по сути дела, болванка, которую силой пороховых газов надо бросить посильнее, чтобы пролетела подальше. Для этого и нужен длинный мощный ствол. А реактивному снаряду мощный ствол не нужен, потому что он сам набирает скорость.

Мне хотелось еще задать целый ряд вопросов Кашелотову, но весь вид полковника говорил, что ему надоело разъяснять мне эти истины.

– Расскажи-ка лучше, как у вас в училище осуществлялся переход со ствольных систем? Наверное, ваши старые ортодоксы с трудом поддавались? вдруг спросил полковник.

Вспомнив нашего училищного артиллериста, я заулыбался и принялся рассказывать о нем Кашелотову. Он тоже весело смеялся.

– А знаешь, – Антон Иванович сокрушенно покачал головой. – Я ведь, когда сюда с пушечного завода пришел, тоже растерялся: как принимать?! У орудий все подогнано, прошлифовано, микроны считаешь, а тут все классы точности гораздо ниже, а некоторые размеры Коробков чуть ли не школьной линейкой проверяет... Да... Можно сказать, что гвардейские минометы своими первыми же залпами смели много прочнейших убеждений и традиций! – он задумался.

Я торопливо шагал к цеху. "А вдруг она снова повторит то, что сказала в лесу: "Вести себя так, как будто ничего и не было", – думал я, все прибавляя шагу.

"Здесь!" – мои глаза сразу отыскали на участке Таню. Она что-то рассматривала в ящике с комплектующими деталями. Наверное, она заметила, как я вошел, но усердно продолжала рыться в деталях. "Так и есть – не хочет замечать!" – испуганно подумал я и замедлил шаги. Мы смущенно поздоровались.

– Вот проверяю, – сказала Таня.

Я тоже деловито склонился над ящиком:

– Мы сегодня идем в ДК на "Леди Гамильтон".

– Кто это "мы"?

– Ты и я. Кто же еще? Вот, – я вытащил из кармана гимнастерки два маленьких синеньких билетика.

– Ой! Да там же заводских полно будет.

– Ну и что же?

– Нет! Так демонстративно я не хочу. И так все лицо горит! – Таня быстро опустила руки с билетами в ящик, оторвала там один, а второй сунула мне обратно: – Давай прямо в зале встретимся, а сейчас проходи куда-нибудь. Скажут: чего встали оба над ящиком? Брак, что ли, какой нашли. Ну, иди!

Я засмеялся и отошел.

В клубе, заняв место, я подумал: как там Таня? Наверное, подойдет после третьего звонка и сделает удивленное лицо: "Ах, какая встреча!"

Но Таня просто подошла и села рядом, а когда погас свет и я взял ее за руку, она слегка пожала мне пальцы.

Фильм был английский, о любви знаменитого флотоводца. Один раз я даже смахнул слезу. Таня тоже.

После сеанса мы не спеша пошли по улице, потом сели на скамейке у чужих ворот.

– Слушай, – тихо сказала Таня. – Как ты думаешь, у нас это случайно произошло? Вот встретились в лесу, и все сразу началось? – Видно, это ее тревожило.

– Нет, конечно! – Я был убежден, что Таня мне нравилась давно, только я об этом серьезно не думал, может быть, боялся, что не нравлюсь ей.

– Думаешь, я не знаю, как ты требовал, чтобы меня мастером назначили? А потом, когда в цех приходил, все время вокруг меня крутился. И пыжился.

– Ничего я не крутился! – Слово "пыжился" мне вообще не понравилось.

– Вот, – торжествуя, сказала Таня. – Все это получилось у нас закономерно. Так и должно было быть! Я не спорил, только молча привлек к себе Таню. Так мы сидели, не замечая времени. Где-то шла война, рядом напряженно трудились люди, а мы ни о чем этом и не думали.

– Я маму только целовала, – доказывала мне Таня. Так, наверное, говорят все девушки.

– Ты что улыбаешься?

– Ничего. Все хорошо, Таня. Расстались мы только утром.

В начале декабря Кашелотов срочно вызвал меня из цеха.

– Вот какое дело, – как всегда с места в карьер начал он. – Оказывается, та история с узлами не закончилась. Вот письмо из Забайкалья, на трех установках полетели корпуса узлов. Придется срочно ехать и обследовать все имеющиеся там машины. Кажется, у них всего два полка.