Текст книги "Гвардейские залпы"

Автор книги: Владимир Фланкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Перекрестие стереотрубы замерло на этом участке.

Движение здесь было непрестанным. Отдельные солдаты в течение всего дня ходили по просеке, пересекали ее в разных местах. Прошло строем несколько подразделений. Было ясно, что в этом районе сосредоточены какие-то резервы.

Итак, нужная цель была выявлена!

Но это было далеко еще не все. Координаты. Как определить их? Снова, если бы была гаубица полковника? На этот раз – нет! Чтобы не спугнуть врага, в этот район нельзя было посылать ни снаряда.

По законам артиллерийской науки координаты цели можно определить сопряженным наблюдением не менее чем с двух наблюдательных пунктов. Линии наблюдения лягут на планшет, а точка их пересечения и даст точное расположение цели. Вот тогда уже можно готовить исходные данные для стрельбы, вносить необходимые поправки на температуру воздуха, направление ветра и стрелять. Стрелять надежно и точно.

Разбившись на пары, разведчики весь день провели на соседних НП. К вечеру собрались у себя в блиндаже. Результат дневных поисков был одинаков: нужный участок просеки ни с одной другой точки не просматривался.

Что же необходимо было предпринять, для того чтобы засечь это место? Я сидел и мучительно размышлял. Даже на Западном фронте таких трудных случаев у нас не было. В конце концов все-таки отыскивались какие-то заметные предметы на местности, и не было случая, чтобы промахнулись. Я взглянул на озабоченно следивших за мной ребят:

– Ну, кто что посоветует?

В блиндаже вся разведка была налицо. И даже трудно было сказать, что у нас происходило. То ли служебное совещание, то ли комсомольское собрание. Ведь все присутствующие являлись комсомольцами, а рядом со мной сидел комсорг Юра Черепанов.

Федотов давно уже ерзал на топчане. Он сразу вскочил и заговорил, шепелявя от волнения:

– Это как же так?.. Такая цель! Тогда разрешите, товарищ гвардии лейтенант, я сейчас же к пехотным разведчикам сбегаю! Они все время за передний край ходят и наверняка знают, что это за просека. А может, они завтра пойдут, и мне с ними?..

Все было понятно. Конечно, Федотову очень хотелось, чтобы выявленная им цель была уничтожена. И вообще расспросить разведчиков из общевойсковых подразделений было бы неплохо. Но координат этого места они все-таки знать не могли, потому что на этом участке за передний край еще никому не удалось проникнуть.

– Может быть, договориться с артиллеристами, чтобы они в этот район несколько снарядов бросили? – предложил Рымарь.

И тут я только покачал головой. Помимо того, что не стоило рисковать и настораживать противника, была и вторая причина: артиллеристы, как всегда в обороне, сидели на строжайшем лимите и у них самих половина реперов (ориентиров) наверняка не была пристреляна.

– Возможно, в штабе полка есть аэрофотоснимок? – сделал следующее предложение Черепанов.

Данными аэрофотосъемки нам еще не приходилось пользоваться, но если такие имелись, то, конечно, могли помочь разобраться и отыскать просеку. Я позвонил в штаб полка, но снимков у них не оказалось, сказали только, что скоро должны быть.

– Товарищ гвардии лейтенант, – дошла очередь до Шилова. Он встал и, как всегда, покраснел. – Мы сегодня только с наблюдательных пунктов смотрели, а вот в той стороне – километрах в пяти, – он показал назад и вправо от линии фронта, – высокие сосны на бугре. Может быть, оттуда? Только там наблюдательных пунктов нет.

"Очень далеко от просеки, – подумал я, – но попробовать стоит". Так мы и решили.

С выбранной нами сосны мы увидели желанную просеку. Для верности подождали начала физзарядки. Все в порядке. В этот же день топографы провели привязку нашего второго НП. Координаты были определены точно. Оставалось только доложить командованию.

Сразу на НП появилось много народу. Командир полка сам поднялся на вышку понаблюдать. Он убедился, что разведка гвардейского минометного полка даром времени не теряла. Так и объявил во всеуслышанье, спустившись вниз.

Решение было единодушным: резервы противника накрыть огнем полка гвардейских минометов.

На следующий день фашистские солдаты, как всегда, заполнили просеку и приступили к выполнению физических упражнений. Последний раз в жизни.

Командир полка гвардии подполковник Виниченко подал сверху с сосны команду: "огонь!" Полковой залп на много километров потряс окрестности.

Громадный огненный смерч забушевал на просеке. Сразу же дым, пламя. Резервные части оборонявшейся здесь дивизии были уничтожены. Уже спустя несколько дней, когда прекратился пожар, это место стало заметно отовсюду. Черная опаленная земля и вокруг – обуглившиеся деревья.

В начале января стало ясно: примириться с существованием Демьянского выступа нельзя. Плацдарм, как гнойник, сидел в теле Северо-Западного и Волховского фронтов, мешая осуществлению других важных операций, отгораживая осажденный Ленинград.

Войска снова стали сосредоточиваться вокруг демьянской группировки противника. Сквозь непролазные заснеженные топи и болота, непроходимые леса поползли "катюши", танки, пушки, боеприпасы. Лесными чащами шли стрелковые дивизии. Сосредоточение войск проходило долго и трудно.

Наконец белое безмолвие старорусских лесов взорвалось ревом "катюш". Они, как всегда, открыли артподготовку. Главный удар наносился, как и прежде, под Рамушевым. Как и прежде, противник отчаянно сопротивлялся. И все-таки фашистское командование поняло, что плацдарм им не удержать. К концу февраля 1943 года он был ликвидирован.

Надо сказать, что за то время, что мы находились на фронте, в нашем дивизионе сменилось уже много офицеров. Под Красной Поляной в первый же день, как я уже писал, погибли Будкин и Прудников. После завершения боевых действий на Юго-Западном фронте были откомандированы из полка Кондрашов и еще несколько офицеров. Перед самым Новым годом при разрыве фашистской бомбы оторвало ноги моему товарищу по училищу Илье Сорокину – командиру одного из огневых взводов.

Незадолго до наступления на плацдарм, на одной из рекогносцировок, Федотов, Ефанов и я пробирались по узкой траншее переднего края. Впереди на нейтральной полосе прутья лозняка сильно затрудняли видимость, и мы подбирали место, откуда было бы можно получше рассмотреть первую позицию противника. Прошли уже немало, но хорошего сектора для наблюдения не находилось. Никто не стрелял, и я решил выбраться из траншеи. Залез на бруствер и выпрямился во весь рост. Теперь оборона противника была видна хорошо. Я принялся сличать линию переднего края на местности с картой... Свистнуло несколько пуль. Словно палкой ударило ниже колена, швырнуло обратно в траншею...

Глава шестая. В глубоком тылу

Думаю, что не испорчу своего повествования о боевых действиях дивизиона, если посвящу главу рассказу о своем пребывании в тылу. Ведь только самые удачливые из тех, кто воевал на переднем краю, не были ни разу ранены.

Федотов и Ефанов на лодке-волокуше перетащили меня через заснеженную Ловать, сдали медсестре в ближайшем медицинском пункте. Через несколько минут эта же сестра вышла и объявила ребятам, что ранение мое тяжелое и лечиться буду в тыловых госпиталях. Может, через полгода и вернусь обратно в полк.

На санях с лошадкой в медсанбат, оттуда на открытом грузовике по той самой единственной бревенчатой дороге – в полевой госпиталь. Грузовичок подрыгивал на каждой выбоине, тяжелыми стонами и проклятьями отзывались на эти прыжки раненые. В полевом госпитале мне несколько повезло. Оттуда тяжелораненых отправляли в Вышний Волочек самолетом. Я никак не входил в боковой отсек "Красного мстителя" – так называли маленький У-2. Наконец санитары, до боли согнув голову, втиснули носилки.

Холодная струйка воздуха, врывавшаяся через дырочку в фюзеляже, неприятно жгла шею, но в отсеке нельзя было и пошевелиться. Я терпел и, проклиная свою неосторожность, прощался с Северо-Западным фронтом. Утешало только одно – все врачи заверяли, что разбитая большая берцовая кость левой ноги быстро срастется, и я снова вернусь в строй.

Санитарный поезд из Вышнего Волочка шел через Москву, но оставляли в ней только самых тяжелых раненых, а я чувствовал себя сносно. Родной город! Когда начали выносить из вагона раненых, я попробовал упросить медперсонал, чтобы прихватили и меня. Пустое дело! Отделываясь какими-то словами, они проходили мимо полки, на которой я лежал. Им было не до меня. Тогда подхватив руками больную ногу, чтобы не зашибить ее еще больше, я свалился с нижней полки, на которой лежал, и пополз к выходу. Неожиданно пришла удача, и в санитарной машине нашлось место и для меня. Когда носилки вносили в двери госпиталя, я успел заметить вывеску: "4-й Московский городской родильный дом".

Почти четыре месяца провел я в стенах родильного дома, превращенного в хирургический госпиталь. Не знаю, что за учреждение сейчас в этом здании у Никитских ворот, рядом с кинотеатром повторного фильма. Надеюсь, опять роддом.

В мае, наконец, предстал перед окружной медицинской комиссией. Очень волновался, так как недавно узнал, что с ногой у меня далеко не все в порядке. Внешне рана зажила и выглядела очень хорошо, но в самом центре ее находилась маленькая незаметная дырочка, из которой нет-нет, да и выходили белые блестящие косточки.

Эта-то маленькая дырочка и грозила мне большими неприятностями.

Когда я вошел в помещение, где заседала комиссия, ее члены уже рассматривали на свет мои рентгеновские снимки. Операционная сестра быстро сняла повязку с ноги. Отверстие в центре шва все-таки было заметно. Мне предложили пройтись. Хромоту тоже, несмотря на все старания, не удавалось скрыть.

– Да... Чистейший хронический остеомиэлит! – произнес кто-то из членов комиссии. – Ограниченно годен второй степени.

– Ограниченно годен... А как же?..

– В вашей ноге идет еще процесс. – Хирург встал, взял тонкий стальной стержень и ткнул им в мою рану. Стержень без всякой боли вошел в ногу сантиметра на четыре.

– Это называется свищ. Косточки свои видели?

– Может, еще операцию? – с надеждой спросил я. Говорили, что еще одна операция может помочь.

– Пока не нужно. Возможно, через несколько месяцев...

Со справкой, в которой говорилось, что меня можно использовать на воинской службе только во фронтовом тылу, вышел я из госпиталя.

На другой день я был в отделе кадров гвардейских минометных частей. Доложив о прибытии сидевшему за столом подполковнику, я увидел на его столе голубовато-серую папку личного дела с наклеенной на ней беленькой полоской бумаги, на которой стояла моя фамилия.

Подполковник раскрыл верхнюю корочку и начал читать личное дело. Перелистнув несколько страниц, его рука замерла. Ровным голосом вслух он зачитал характеристику, составленную капитаном Чупиковым.

Я был потрясен.

– Командир полка сказал мне, – едва смог я выговорить, – что прикажет уничтожить все это дело.

– Может быть, он и хотел уничтожить, – оказал подполковник, – но сами видите... Вы, надеюсь, согласны, что такая аттестация никак не может украсить офицера гвардии?

Я молчал. Ну как можно было ожидать, что этот материал, на котором поставили решительный крест, снова выплывет. И где! В отделе кадров!

– Ну что?.. – подполковник чего-то от меня ждал.

– Ничего не могу ответить!

Ну что я мог сказать? Не описывать же всю ту страшно тяжелую и сложную обстановку, которая тогда сложилась на Юго-Западном фронте.

– Хорошо, – и подполковник вдруг улыбнулся, – тут дальше есть две характеристики, в которых достаточно сказано о проявленных вами впоследствии хороших боевых качествах. Но на фронт я вас послать все равно не могу как ограниченно годного.

Перед подполковником лежали справки из госпиталя.

– Нога должна скоро зажить, – заторопился я вставить. – Да и воюют же другие. Вот по радио вчера передавали...

– Ну это по радио... – подполковник с минуту подумал. – Как у вас насчет почерка и вообще аккуратности? Я не промедлил даже и секунды:

– Все время учителя ругались, что грязь и ничего не разберешь.

– Тогда будете работать в промышленности по обеспечению фронта вооружением, – решил кадровики показал на дверь. – Пока обождите, с вами побеседуют.

И вот с предписанием: убыть в распоряжение полковника Кашелотова – я подъезжал к своему новому месту службы.

Еще за несколько километров до городка начался сплошной березовый лес, а когда, наконец, состав вынырнул из березового коридора, сразу открылся город, тоже окруженный белым забором берез.

И справа и слева от железной дороги потянулись покрытые сажей черные цеха. В приоткрытые окна вагона вошел стальной лязг и грохот. Запахло гарью заводских труб. По правде сказать, чувствовал я себя неважно. С чертежами никогда дела не имел, со станками, токарными, слесарными, фрезерными – тоже. Одно меня очень привлекало в новой работе. Где еще можно изучить боевую машину, все ее тонкости, как не на заводе? Изучить все особенности, чтобы стрелять точнее.

Разыскать полковника Кашелотова, к которому у меня было предписание, оказалось легко. Военпредов на заводе знали все. Нужно было подняться на второй этаж и пройти мимо двери с надписью "директор" к следующей.

Инженер-полковник Антон Иванович Кашелотов оказался человеком лет сорока пяти. Светлый шатен. Среднего роста, с обозначившимся под кителем брюшком. Он, стоя, выслушал мой доклад.

– Мы, военпреды, – отрывисто заговорил полковник, – несем особую ответственность за качество изделий, которые принимаем от промышленности для фронта. Никакие рекламации для нас недопустимы. Поэтому и от завода мы обязаны требовать только изделия, строго соответствующие техническим условиям, стандартам и чертежам. Никаких отклонений быть не может.

– Ясно...

– С другой стороны, мы должны принять как можно больше техники, чтобы полностью оснастить армию. Следовательно, военный приемщик должен быть разносторонним специалистом своего дела, твердым и настойчивым в своих действиях.

Я растерянно молчал.

– Я понимаю, – сказал, наконец, Кашелотов, – что вам нужно привыкать и привыкать, учиться и учиться. Так принимайтесь же за это с самого начала.

Мне он поручал, хотя и самый простой, как он сказал, но в то же время и очень ответственный участок комплектации и выпуска готовых изделий.

Полковник позвонил и вызвал человека по фамилии Коробков.

– Алексей Михайлович, – обратился Кашелотов к вошедшему пожилому, с когда-то красивым, а сейчас усталым, морщинистым лицом, человеку. – Введи товарища в курс дела.

За несколько часов мы с Коробковым обошли закопченные, дышащие огнем печей и изложниц кузнечный и литейный цеха, прошли большой корпус, заставленный различными металлообрабатывающими станками, грохочущий, многозвучный прессовый цех и, наконец, дошли до спеццехов.

– Вот и наш цех! – гордо показал вперед Алексей Михайлович.

Я увидел перед собой большое железобетонное здание, далеко протянувшееся в глубину территории завода. Потемневшие от времени стены, окруженные горами лома, высокие въездные ворота.

– Здесь мы и сидим и днем, и ночью, – сказал Алексей Михайлович. – Бывает, что и Антон Иванович по неделе отсюда не выходит, а теперь, значит, и вы будете. – Подходя к цеху, он заметно подтянулся, и вид у него стал далеко не стариковский.

Охранник, стоявший у дверей, тщательно проверил пропуска, и Алексей Михайлович торжественно ввел меня в здание цеха.

В литературе уже не раз упоминалось о заводе "Компрессор", как об основном предприятии, на котором собирались гвардейские минометы. Но и помимо него был целый ряд предприятий, производивших ремонт боевых машин, изготовлявших как отдельные детали, так и целые узлы и сборки. Причем большинство из этих предприятий до войны выпускало самую мирную продукцию – сварочные горелки и кухонные примусы, мерники для химической промышленности и молочные бидоны.

Вот почему во всех цехах, которые мы прошли с Коробковым, пока еще мало что напоминало о гвардейских минометах. Поэтому я с особым волнением протиснулся в маленькую дверь, ожидая увидеть контуры знакомых конструкций.

– Пескоструйка! – произнес Алексей Михайлович, входя в небольшое помещение у самого входа.

В этой изолированной производственной комнате бушевал песчаный смерч. Рабочий в плотной брезентовой одежде и маске на лице сильнейшей струёй песка обрабатывал какие-то ржавые куски металла, и они прямо на глазах светлели, приобретали характерный металлический блеск. Песок был на полу, на стенах и потолке, в воздухе. Ну и работенка!.. А рабочий, не прерываясь, все сбивал и сбивал окалину.

– Травилка!

И здесь тоже осуществлялась очистка металла от ржавчины. Только уже совсем по-другому. Воздух помещения был густо насыщен парами влаги, которые поднимались из больших цементных ванн. Мы вошли как раз в тот момент, когда работавшие здесь женщина и худощавый паренек, одетые в резиновые сапоги и фартуки, опускали в одну из ванн большой лист стали.

Чем-то и женщина и ее подручный – совсем еще юный паренек – напомнили мне мать и Юрку. Но если мать и днем и ночью шила у себя дома, то брат ведь тоже трудился на заводе и, наверное, цех мало чем отличался от этого. Как-то ему приходится...

Но вот, пройдя по коридору, Коробков толкнул еще одну дверь.

Пришли! Мы находились в основном производственном помещении цеха. Сразу у входа стоял большой и очень длинный станок, обрабатывавший вполне знакомую мне деталь – направляющую. Ее ли мне было не узнать!

– Продольно-строгальный! – почтительно назвал мне станок Коробков. – Еле разыскали такой крупный.

Сразу же за станком гулко стучали несколько выстроенных в ряд прессов. Рядом, со звоном кромсали металл гильотинные ножницы. А чуть дальше сразу из нескольких мест взметались громадные снопы искр. Они неслись с пола во все стороны и, казалось, пронизывали всех рядом находившихся людей и даже оборудование. С опаской двигался я вслед за Коробковым.

Миновав несколько участков, где с помощью лебедок и вручную собирались установки, мы вышли к участку комплектации. Готовые боевые машины "БМ-13"!.. Вот их-то я знал хорошо.

Как раз неподалеку от нас стояли три установки. Свежая краска на кабинах и фермах у них была почему-то ободрана.

Возле боевых машин группа людей о чем-то ожесточенно спорила. Среди них выделялись две женщины в синеньких халатиках. Как и у окружавших, у них были раскрасневшиеся сердитые лица. Одна из них, лет тридцати пяти, с красивым лицом что-то пыталась доказать возмущенно наседавшим на нее рабочим. Вторая, стоявшая чуть позади, была еще совсем юной – девочка лет восемнадцати, зеленоглазая, с причудливо изогнутыми бровями, с иссиня-черной косой, собранной на затылке в узел. В руках она держала скребок с налипшей на нем краской. Один из пареньков, а их было большинство в группе, крутился вокруг девушки, пытаясь вырвать у нее скребок. Она сердито отмахивалась от него.

Рабочих возглавлял огромный человек. Потрясая над головой громадными руками, он громко кричал на женщин. Перемазанные краской ребятишки, стоявшие рядом с ним, тоже что-то выкрикивали и размахивали руками.

– Начальник цеха Юдин Алексей Иванович, – назвал Коробков. – Мальчишки намазали кое-как, а переделывать не хочется, да и времени совсем нет, вот он и кричит. А это наш техник Хавлова Александра Ивановна, а с ней старший контролер ОТК Таня Лозовая. Таня недавно у нас – из Донбасса эвакуированная.

Начальнику цеха показали на меня и Коробкова, и он медленно повернулся.

– Добро пожаловать! – глаза начальника приветливо засветились. – Слышали, слышали, что заслуженного человека, фронтовика к нам ставят. Добро пожаловать! – Он протянул мне свою огромную промасленную руку. – Перекур!..

Все направились в самый угол корпуса, где стояли маленькие скамеечки и большая железная бочка для окурков.

Я поспешно вытащил полученную еще в госпитале пачку "Беломора" и протянул ее начальнику.

– Беломор!.. – Алексей Иванович бережно выковырял своими пальцами папиросу, к пачке потянулись десятки рук.

– Приятно, очень приятно! – снова заговорил Юдин, – ну как там на фронте наша продукция?

– Хороша!

Наверное, все присутствующие ждали от меня похвалы качеству боевых машин. Разгоряченные недавним спором хмурые лица разом заулыбались. Засмеялась юная Таня.

– Что я говорил! – торжествующе загремел Юдин. – Давали, даем и будем давать только отличную боевую технику, которая никогда не подведет!

Чувствовалось, что эти, вообще-то совершенно справедливые слова он привык повторять часто.

– А то найдут какое-нибудь пятнышко и носятся с ним, как нечистый со своей торбой! – Юдин сверху оглядел всех. – Ну скажите, товарищ гвардии лейтенант?

Может быть, в этом случае я высказался и резковато, но мне уж очень захотелось проявить себя заправским военпредом.

– Если к нам и придет какое-либо вооружение с малейшими дефектами, то мы немедленно стараемся их устранить. У нас бывали случаи, когда из-за таких дефектов не сходили снаряды с направляющих. А относительно окраски, то, как только выходим из боев, немедленно все подновляем и не допускаем малейшего скола краски.

Все это я проговорил твердым и серьезным тоном. Алексей Иванович, видимо, совсем не ожидал такого ответа. Лицо его стало багровым. Помедлив, он гневно швырнул папироску в бочку, вскочил и тяжелыми шагами двинулся к установкам. Вслед за ним заторопились и рабочие.

– Товарищ гвардии лейтенант, – донеслось через минуту от машин, – уж вы там, пожалуйста, не задерживайте людей!

Женщины засмеялись и заторопились к рабочим.

– Здорово он рассвирепел на меня, Алексей Михайлович?

– Да что вы! – Коробков тихонько хохотнул. – Сейчас отойдет, сам явится.

Дверь в кабинет полковника оказалась не заперта. На столе валялась фуражка Кашелотова. Очевидно, несмотря на раннее время он уже находился здесь. В кабинет торопливо вошли Кашелотов и Юдин. В руках у Юдина был узел от "БМ-13". Он положил его на стол, и я сразу заметил, что корпус у этого узла разбитый. От самой середины во все стороны расходились тоненькие трещины.

– Видите, товарищ лейтенант, – полковник Кашелотов грустно вздохнул, придется вам сразу окунуться в работу с головой. До сих пор нам эти узлы поставляли вполне нормальными, а вот в последней партии все время выходят из строя корпуса. В паспортах завода-поставщика мы ничего не нашли. Это специальный узел, и он принят военпредом. Придется вам выехать и на месте разобраться. Разобраться и, что сейчас самое главное, привезти от них не меньше полсотни таких вот, только исправных узлов.

– Да, да! – быстро пробасил Юдин. – Не меньше полсотни. – И он как-то виновато посмотрел на меня.

"Смогу ли я самостоятельно действовать там, на заводе? Разбираться с чертежами, учесть требования?"

Вскоре, получив консультацию в цехе у Юдина и Коробкова и просмотрев дефектные корпуса, я пошел разыскивать машину, на которой нужно было отправляться на завод-поставщик.

У выхода из цеха мне встретилась Таня Лозовая, и я снова отметил, что она очень красивая, только еще совсем девчонка.

– Таня, поедем со мной! – полушутя сказал я.

– Пусть посылают. Думаете, не справлюсь?

– Да я сам беру тебя! – Это получилось у меня очень важно, и Таня как-то странно на меня взглянула.

Старенький, весь обшарпанный "газик" явно не внушал доверия. Но шофер – он же экспедитор – Валентин Негодяев твердо заверил:

– Завтра утром будем на заводе.

На следующий день усталые и голодные в шесть часов утра мы подъехали к базару, расположенному рядом с городским вокзалом.

– Хлеба купи, Валентин, и еще чего посытнее. Сала бы хорошо! напутствовал я экспедитора.

Я остался у машины. Ярко светило утреннее солнышко. Из базарной толчеи доносился аппетитный запах ржаных пирогов с картошкой и творогом. Неожиданно сбоку раздался голос:

– Комендантский патруль. Предъявите ваши документы.

Я невольно вздрогнул и обернулся. Передо мной стоял молоденький техник-лейтенант с двумя солдатами. На рукавах красные повязки. С патрулями мне еще не приходилось сталкиваться. Сейчас молоденький лейтенант, – он мне сразу чем-то напомнил Женю Богаченко, – протягивал руку, требуя документы.

– Да я же с машиной, – сказал я. – Вот она. Мы приехали в город по срочному делу. Я же на базар и не ходил. – До меня уже дошло, что требование документов связано с базаром.

– Товарищ лейтенант, еще раз повторяю: ваши документы? Порядок для всех один – военнослужащим на базаре появляться не положено. – При этом лицо этого маленького лейтенанта было бесстрастным и непреклонным.

Рука моя медленно потянулась за удостоверением. "Что же делать, лихорадочно думал я. – Ведь этот чижик ни за что не отстанет!"

– Следуйте за мной! – лейтенант положил мои документы к себе в карман.

– Да подождите хоть, когда мой шофер придет! – вырвалось у меня с отчаяния.

– Следуйте за мной! – еще более строго повторил блюститель гарнизонного порядка, а его два солдата подвинулись ко мне.

"Что же делать?! Ведь если отказаться идти, еще хуже будет. Пожалуй, солдаты начнут за руки хватать. Эх, дал бы я тебе сейчас леща!" – с остервенением подумал я в адрес ретивого лейтенанта.

К счастью, из ворот рынка выбежал Негодяев. Увидев меня в таком почетном окружении, он растерянно прижал к груди краюшку хлеба. Я беспомощно развел руками, показав кивком на лейтенанта. Жалкий же у меня, наверное, был вид. Тяжело опираясь на палку, я потащился впереди солдат. Так прошли мы через центр города. По дороге патруль задержал еще трех офицеров. Сзади нашей группы медленно двигался Негодяев.

– Поехали хоть на машине, – предложил я, но лейтенант только отрицательно мотнул головой. Ему, видно, очень нравилось, не слеша, в яркое летнее утро идти по городу. Прохожие обращали внимание. Встречные военнослужащие испуганно отдавали честь и рубили строевым шагом. Присоединяться к такой компании у них охоты не было. А я шел и проклинал тот день, когда меня угораздило выставиться над траншеей за Ловатью. И теперь, когда все мои товарищи воевали уже под Старой Руссой, я шел, как безмозглый баран, под конвоем патрулей... Заживет ли когда моя злополучная рана? И еще, конечно, думал, что у меня такое ответственное поручение, а я его так неудачно начал выполнять.

Наконец подошли к воротам дома, где помещалась гарнизонная комендатура.

После серьезного внушения комендант – плотный полковник – проговорил:

– Четыре часа строевой или, кто не может, сутки гауптвахты. Вы будете старшим. – Полковник ткнул пальцем в пожилого капитана. – Без перерывов четыре часа.

Ходили старательно, безостановочно. Я и еще один хромой на левом фланге. Сделали было попытку свернуть за угол – сразу же раздался окрик. За нами следили.

– А я ведь знал, что здесь такие порядки, – сказал один из офицеров, – и все-таки вот попался!

– А меня уже второй раз, – поддержал пожилой интендант. – И оба раза за неряшливый вид. А откуда этот вид возьмется, если все время на попутных машинах?

Офицер действительно выглядел помятым, видимо, добирался до города на машине с сеном. И мне, несмотря на тягость положения, вдруг стало смешно: вот уж в компанию попал!

Неожиданно полковник выехал на машине за ворота. Походив немного, мы завернули за угол и закурили – никто не беспокоил.

– Пойду в разведку! – объявил я своим товарищам по несчастью.

– Счастье ваше! – сказал мне дежурный помощник коменданта. – Полковник уехал на весь день. Так что позанимайтесь еще часок и приходите за документами. – Он взглянул еще раз на меня и мою палку.

– Вы можете идти сейчас. Больше не попадайтесь. – Старший лейтенант вытащил из стола и вернул мне удостоверение личности.

"Черта с два меня занесет еще сюда!" – думал я, торопливо отмеряя шаги к воротам.

– Через полчаса идите за документами! – крикнул я остальным офицерам.

За воротами меня ждал Негодяев, а метрах в ста стоял и газик.

– Поехали! – я поспешно плюхнулся на сиденье. – Ну и история! Столько времени потеряли.

"Газик" торопливо помчался от опасного места. Наконец добрались мы до завода. Я быстро разыскал военпреда.

– Не может быть! – молодой инженер-капитан был явно потрясен моим сообщением о непригодных уздах.

Он куда-то вышел и через минуту вернулся с пачкой бумаг. Порывшись в них, он извлек один яркий лист, на котором были надписи на английском и русском языках, и углубился в его изучение.

– Вот! – наконец сказал он, подавая мне сертификат о качестве металла. Возможно, здесь и загвоздка! На эту партию мы использовали импортный металл.

– Но ведь качество металла должно соответствовать принятым общим требованиям?

– Должно, – со вздохом согласился инженер-капитан.

– Можете ли вы дать нам сегодня пятьдесят новых узлов?

Капитан покачал головой:

– Пройдемте к директору.

Директор завода не стал долго разбираться:

– Сами заварили – сами и расхлебаем. Не подводили мы еще фронтовиков! Подсчитать весь задел. Чего не хватает – немедленно запустить в производство! Завтра поедешь, – сказал он, обращаясь ко мне.

Мы с капитаном отправились проверять исполнение приказа директора. Немного повеселевший инженер-капитан стал теперь мне доказывать, что всякое, мол, бывает. Для убедительности, он начал со времен Петра Первого.

– Великий государь вдруг обнаружил, что у солдатских мундиров на складах внезапно куда-то пропали все оловянные пуговицы. "Повесить всех виновников интендантов!" – распорядился царь. А потом уже, когда интендантов повесили, ученые разобрались, что пуговицы съела особая разновидность коррозии. Я слушал с интересом:

– Неужели и с узлами так?

– Все может быть. Тем более что металл импортный, поступил издалека! неопределенно ответил инженер-капитан.

– Наверное, вам не нужно было соглашаться на этот заказ, – осторожно сказал я.

– Да кто же об этом спрашивал! – горячо воскликнул инженер-капитан. Время военное. Обязали, да и все! А вообще ведь это штамповочный завод. Вот их главная продукция! – Он показал мне на груду металлолома, в которой валялись помятые котелки, какие-то рамки и различные хвостовики от мин, в том числе от нашего снаряда.

На следующий день в десять часов вечера инженер-капитан подписал последний экземпляр паспорта. Вместе погрузили узлы. Негодяев со стартера завел мотор. Можно было все-таки считать, что это первое задание завода я выполнил успешно.

– Ну, встреться ты мне где-нибудь, – все же вспомнил я техника-лейтенанта, когда мы проезжали мимо городского базара.

Поставив, как выразился Валентин Негодяев, мировой рекорд езды на газике в ночных условиях, на следующее утро мы вернулись на завод.

Торопливо распахнув дверь в кабинет Кашелотова, я остановился на пороге, а через мгновение затворил ее, отступив назад: кабинет был полон людей, за столом сидел человек в синем гражданском костюме, а возле него два генерала.

Я разобрал только одну фразу, которую жестко и требовательно произнес человек в синем костюме: