Текст книги "Сейф командира «Флинка»"

Автор книги: Владимир Черносвитов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Ладно, – решил Тутаринов. – Мы трое поедем автобусом. А тебе, Сафонов, за отличную работу разрешаю до утра побыть у дядьки.

– Есть! – обрадовался Сергей – Спасибо!..

И через час уже мягко взбежал по Лидиной лестнице, но постучать не успел – дверь сама распахнулась, и он едва не столкнулся с моряком загранплавания. В растерянности, что ли, тот посторонился, открыв взгляду Сергея разрумянившуюся Лиду.

На миг все опешили. Первой спохватилась Лида:

– Сережка! – фальшиво обрадовалась она и пояснила своему гостю: – Это мой приятель, я тебе говорила... Знакомьтесь...

– Надо бы, да поздно уже, к сожалению. Другим разом! – зло пообещал тот и вышел, хлопнув дверью.

Тихо звучала модная пластинка. На столе, рядом с «валютными» закусками, лежали пачки «Мальборо». В одной из грязных тарелок поблескивал разбитый бокал.

Лида закурила сигарету и развалилась в кресле, закинув ногу на ногу. Вызывающе бросила:

– Ну-с, надо полагать, будут бурные объяснения? Начинайте.

Сергей стоял в тяжелом оцепенении.

Покачивая ногой, Лида продолжила с издевкой и отчаянием:

– Не будут. И так все ясно. Ну и правильно: давайте просто выпьем на прощание. Как-никак, а... Ах да, вы же непьющий! Вы вообще безупречны. Голубой рыцарь печального образа...

Сергей еле сдерживал желание ударить ее.

Лида взорвалась:

– Ну, что молчишь, истукан! Неужели тебе все равно?! Ну накричи, обругай, ударь!.. – Отвернулась и еле слышно добавила: – Может, легче станет.

Сергей вдруг почувствовал щемящую жалость к ней: еще чуть-чуть – и он бросится утешать ее! Чтобы не упасть до такого слабодушия, он стремглав выбежал из комнаты.

...Большие кабинетные часы мягко пробили половину третьего ночи.

– Н-да, в незавидном ты очутился положении, – посочувствовал дядя Шура. Закурил «беломорину», прошелся по кабинету, остановился возле Сергея, поглядел на него и вдруг улыбнулся: – Слушай, а почему, собственно, в незавидном? Давай-ка без панихиды, объективно. Судя по твоему рассказу, встреча ваша оказалась для всех троих полной неожиданностью.

– Абсолютной.

– Так. Значит, ей можно верить, она не сыграна. А встретил ты его в дверях уже выходящим.

– Да.

– И злым. А на столе в комнате узрел незаконченный ужин.

– Точно.

– Тогда вопрос: почему он, вместо того чтобы остаться ночевать, для чего он, разумеется, и пришел, вдруг оборвал застолье и, обозленный, отправился восвояси?

– Не знаю.

– А не потому ли, что Лида дала ему от ворот поворот? У тебя есть другое объяснение?

– Я... я даже не подумал о таком, – растерянно признался Сергей.

– Напрасно. Зачастую бывает очень полезно подумать.

Дядя Шура помахал пустым чайником, поставил его на место. Взял термос, налил из него и подсел с чашками на диван к Сергею:

– Держи... Конечно, Сережа, осудить и оттолкнуть человека – проще всего. А вот вникнуть в суть, понять обстоятельства и оправдать проступок – куда труднее.

Племянник и дядька задумались.

– Ладно, давай-ка поспим, сколько осталось, – прервал молчание дядя Шура, залезая под одеяло. Протянул руку, погасил лампу на тумбочке и уже в темноте сказал: – И все-таки, Сергуня, нельзя жить спокойненьким трусом. Надо рисковать, надо верить в людей и людям! Надо! Иначе не жизнь будет, а слякоть какая-то – гладенькая, но гаденькая. Спокойной ночи.

Родная гавань встретила Сергея солоноватой свежестью солнечного утра. На проходной рядом с большими воротами, сверкающими латунными якорями на створках, главстаршину придержал дежурный офицер:

– Сафонов? Водолаз? Бегом на второй причал! – приказал, крикнув уже вдогонку: – Бортовой ноль-девять!

Стремительные ракетные катера уже нетерпеливо-сердито рычали дизелями, обдавая бетонную стенку сизой вонью соляра. Возле ноль-девятого стоял Тутаринов, подгоняя Сергея резкими жестами: «Давай, скорей!»

– Поспел! Сигай на катер: «Абакан» на работе, тебя забросят на него.

Испросив у головного «добро», ноль-девятый просигналил мателоту и вышел из походного ордера. Взревев двигателями, рванул к «Абакану».

Едва ступив на палубу родного корабля, Сергей увидел Голодова, а рядом с ним – Шнейдера!

– Видим, что прибыл, – добродушно прервал доклад Сергея мичман. – Весь корабль любовался твоим шикарным прибытием: адмирал, да и только!.. Вот, – указал на Шнейдера, – наш новый командир третьего отделения. Вместо Шлунка. Да вы же знакомы давно.

Улыбаясь, херсонец подтвердил:

– Давно. Связаны, так сказать, крепкой и нежной дружбой. Здравствуй, Сергей!

– Здравствуй. С прибытием... – пробормотал Сергей и поспешил доложиться вахтенному офицеру.

Значит, херсонец стал не только сослуживцем, но и соседом по койке в их старшинской каюте. «Только этого и не хватало для полного счастья!» – с усмешкой подумал Сергей.

Так началась их совместная служба.

КРУТЫЕ ПОВОРОТЫ

Пауль вернулся в Балтиморск злым и раздосадованным. Оскар сделал вид, что не заметил этого.

– Ну-с, как съездилось в столь любимую и памятную вам Белоруссию? Как принял вас Минск?

– Великолепный город, черт бы его побрал. Шикарные магазины, торговля богатая...

– Вы ездили «Гастрономы» ревизовать? Я что-то запамятовал.

– Вроде того получилось... – Пауль хмуро помолчал. – В общем, соорудил я превосходный портативный газорезный аппарат. И что же?..

– Что же?

– Украли! Уже в поезде. Сперли самым наглым образом! Вышел в туалет, вернулся – чемоданчика как не бывало! Это в храме-то коммунизма!

– Действительно. Я просто не представляю, как вы переживете такую медлительность коммунистического воспитания народов СССР!

– Перестаньте паясничать. Нет, Оскар, низшая раса так и останется низшей, сколько ее ни...

– Но-но, коллега! Не забывайте, что я тоже принадлежу к ней. И здесь все же моя родина.

– Что-о? Бросьте, «патриот», не смешите. Ваша родина – в паспорте без подданства и чековой книжке.

– Тоже неплохо: всегда у сердца! Однако – к делу. С аппаратом пока потерпим. Сейчас важнее, чтобы вы экстренно повидались снова с резидентом.

– Почему?

«Да потому, что хотя вы оба и зубры, но я вас оставлю в дураках! Наступило мое время!» – подумал Оскар и ответил с язвинкой:

– Потому, что я не удостоен явки к нему, это ваша привилегия. И еще потому, что этот Марс безусловно располагает немалыми финансами, на которых сидит, как собака на сене. А разве вам не досадно это? Мне досадно...

– Оскар, давайте действительно к делу. Вам, вижу, что-то удалось без меня. Что? Неужели смотритель?

Оскар выглянул из кабинета – не пришла ли Алиса? – вернулся, ответил:

– Нет. Вы же сами убедились: кремень с партбилетом. Сейф возьмет водолаз.

– Вот как? Это великолепно! Просто здорово! Как вам удалось?

– Вам детали важны или результат?

– Вы правы. Каковы его условия?

– Это деловой вопрос. Десять тысяч и загранпаспорт с визой.

– Только-то? Это даже сверхскромно.

– В его глазах это состояние!.. Я тоже считаю эту сумму мизерной. Поэтому мы увеличим ее. А то даже неловко перед Марсом, несолидно.

– Увеличим? Зачем? Я что-то не понимаю...

– Стареете. В успехе нашей операции больше всех заинтересован сам Марс. И если вы втолкуете ему, что я ничего уже сделать не смогу и водолаз – его единственный шанс, он все отдаст. А сколько запросил водолаз, он же не знает!.. Себе я назначаю двадцать тысяч. Сколько вы еще накинете для себя – дело ваше.

– Однако! Да вы просто акула, Оскар! – усмехнулся Пауль.

– Отнюдь. Акула рвет добычу только себе, а я равно забочусь и о своем товарище.

– Очень заботитесь. Пароль-то – у меня! – отыгрался Пауль.

– Впрочем, если вам не важна дотация в какие-то там десятки тысяч, вы вольны отказаться от своей доли.

– Ну, зачем же... Так что́ надо доставить, конкретно?

– Оформленный паспорт без фотографии. Переводную пленку с печатью, чтобы поставить потом на фотографию. Ну, и чеки на предъявителя в швейцарский или другой банк. Все. Вечерний самолет через четыре часа.

Пауль ушел.

Оставшись один, Оскар развалился в кресле посмеиваясь. Никакого водолаза у него на прицеле не было, разумеется. Паспорт требовался ему самому: он намерился разыграть свой вариант эндшпиля. «Итак, первый шах хотя и не объявлен, но сделан. Пауль согласился и выжмет из Федотова требуемое – это он умеет. Стало быть, я должен решительно действовать, чтобы к возвращению Пауля у меня все было готово. А если самому добыть документы и доставить их – перевод в высшую категорию обеспечен: генерал ценит ловких, находчивых и решительных!..»

Подремывая в кресле самолета, Пауль тоже размышлял. «Вырос волчонок, заматерел. И школа сказывается, хватка бульдожья, и умишком бог не обнес... Ну да ничего, не с такими справлялись! Деньги ладно, бери, черт с тобой. А уж паспорт получит из моих рук только сам водолаз! И фотографию его я своими руками наклею и припечатаю. Только так!» – мудро парировал он, не предполагая еще, что Марс тоже сделает ход конем: деньги даст, а паспорт только покажет и придержит у себя, пока ему не предъявят доказательства выполнения задания, то есть документов из сейфа «Флинка».

Все трое стоили один другого.

Сегодня «Абакан» остался на ночь на «точке». Уже близко к закату Юнга пулей вылетел на полубак и, задрав голову, залился озорным лаем.

Описав круг, гидроплан приводнился близ «Абакана». Боцман Трофимыч опустил шлюпку и доставил на борт двоих – высокого ладного капитана первого ранга и бодрого, но совершенно седого мужчину в штатском. Ожидавший гостей у трапа Ладога представился.

– Запорожец Дмитрий Васильевич, – опустив свое звание, попросту назвался офицер. – Здравствуйте, Иван Иванович. Знакомьтесь: наш консультант Тихон Тарасович.

Обменявшись рукопожатиями, Ладога увел гостей в свою каюту.

Недолго поговорив там с хозяином, гости вяло поужинали и тотчас легли спать в отведенной им каюте.

Вскоре жизнь на корабле затихла, и только монотонная молотьба «вспомогачей» в его утробе нарушала тишину.

Перед тем как лечь, Ладога еще раз перечитал допуск консультанта, поморщился и позвонил вахтенному начальнику.

– Гладышев? Это я... Если Голодов еще не спит, пусть придет ко мне. Только, пожалуйста, сходите сами, а то посыльный непременно разбудит.

Не прошло и трех минут – мичман явился.

– Садись, – сказал Ладога. – Извини, что тормошу после отбоя...

– Пустяки, Иван Иванович, я еще и не думал ложиться.

– А вот это напрасно, распорядок надо чтить... Скажи, как на твой проницательный взгляд: этот седой инженер – водолаз?

– Штатский-то? Не похоже. Скорее, лектор какой-нибудь.

– Вот и обмишурился. Водолаз. Только давний уже. И потому необходимо его...

– Подстраховать?

– Особенно! Ты сам пойдешь с ним на грунт. И если там хоть чуть заметишь слабину его – сразу сигналь мне. Сразу!

– Понял. Если что, я стану о фонаре травить. Можно так?

– Давай.

Утром после подъема флага все занялись своими делами по распорядку, а Юнга отправился в обход своих владений. Пес уже совершенно освоился, прижился и радовал моряков своей редкой смышленостью и веселым нравом. Точно знал распорядок дня, отлично понимал все сигналы и команды и, что особенно ценилось, тонко чувствовал, как себя вести в каждой конкретной ситуации. Например, при торжественном подъеме флага и других церемониалах присутствовал обязательно, но – в сторонке, а при обычных построениях команды – мчался и занимал место последнего на левом фланге. По сигналу аврала или учебно-боевой тревоги бежал к себе и сидел, чтобы никому не мешать. Кстати, в людях Юнга разбирался тоже исключительно. Как и везде, на «Абакане» тоже нашлись два-три человека, недолюбливавшие собак. И хотя они не обижали Юнгу – да и попробуй обидь! – пес обходил их, не удостаивая своим вниманием. С остальными же был весело дружен, а Сафонова просто обожал, сразу признав новым хозяином.

Сейчас, обежав корабль, Юнга затрусил на ют, где уже разворачивалась водолазная станция. Там на правах гостеприимного хозяина составил компанию гостю.

Посапывая своей замечательной трубкой, капитан первого ранга посмотрел вниз, нагнулся, погладил пса и продолжал со спокойным интересом наблюдать за подготовкой к спускам. Молчаливый, деликатный, простой, он сразу расположил к себе всех абаканцев, и матросы, даже не зная фамилии, уже нарекли его Запорожцем – за трубку.

Пришел Ладога и изменил порядок работ и спусков. Первой парой на грунт отправились мичман и седой инженер. На топляке Голодов разрезал стежки сварки, какими были прихвачена бронедверь, и спустился с напарником в каютный отсек комсостава «Флинка»...

Ладога сегодня задержался с Запорожцем у поста связи. Водолазы, как обычно, обступили командира, прислушиваясь вместе с ним к репликам работающих под водой, а больше того – ожидая замечаний, вопросов и советов самого командира. Неугомонный Дереза юлил, будто его блохи одолели.

– Ну, что вам покою не дает, Дереза? Говорите, – разрешил Ладога.

– Да вот... Я, конечно, извиняюсь, товарищ капитан третьего ранга, а только интересно... Вы, простите, уроженец каких мест?

– Земляков ищете? – Ладога улыбнулся. – Не знаю точно. Считаюсь – Ленинградской области. Не устраивает?

– Подходит! Вы помните, инженер-майор Сергачев рассказывал о героях Ладоги?.. Так вот: озеро – Ладога, ваша фамилия – тоже. Это как же, случайно или связано?

– Не случайно, товарищ Дереза. Кстати, ваша фамилия тоже, знаете... – Посмеиваясь, Ладога прислушался. На топляке все было спокойно, и он продолжил: – Когда я был вот таким шкетом, на одном из островов на Ладоге в старом монастыре была трудовая колония... «Путевку в жизнь» видели? Ну, вот такая же, только специально для шустряков, любящих бегать: с острова-то запросто не удерешь! Привезли туда однажды такого, не ведающего ни своего имени, ни фамилии, ни родины. А жить не помнящим родства у нас не полагается! Вот и нарекли его Иваном, по батюшке Ивановичем, а по фамилии Ладогой. Так и... Стоп!.. – Ладога снова прислушался: из динамика прозвучало: «Что-то фонарь скисает. Контакты, наверно, электрик не зачистил...»

– Как это так? Очень даже зачистил, проверил, – обиделся электрик, однако Ладога даже взглядом не укорил его, взял у вахтенного микрофон и сказал:

– На грунте! Выходите, ваше время истекло. Подъем.

Инженер попытался что-то возразить, но его перебил голос мичмана:

– Есть, выходим. Выбирайте помалу...

Водолазов подняли, раздели. Гость выглядел, как новобранец, впервые пробежавший кросс в противогазе. Ладога кинул мичману взгляд благодарности.

Отдыхая на палубе в сторонке от работающих, инженер тихо сказал Ладоге:

– Правильно, Иван Иванович, что вы не поспешили. Вскрывать такие сейфики благоразумно, конечно, на суху, а поднимать...

– Минуточку! Извините, Тихон Тарасович, – прервал его Ладога и подозвал: – Сафонов! Идите сюда... Вот, послушайте, как надо отрезать сейф.

– Значит, так, э-э... Простите, как вас зовут?.. Прекрасно, – одобрил консультант, вооружась блокнотом и карандашом. – Значит, так, Сережа, смотрите: сейф, стойка, бимс. Так? Такие сейфики производства шведской фирмы «Эриксон», в чем я уверен, выпускались обычно по заказам. Стало быть, логично предположить, что для флота поставили водонепроницаемые. Нарушить эту герметику под водой очень опасно: истомленные временем документы могут тотчас превратиться в кисель. Понимаете, Сережа, сколь это важно!.. Второе. Стенки двойные, полость заполнена инфузорной землей. Внешний лист на большие сейфы ставился броневой, на малые – типа этого – из тонкого, но прочного листа...

– Вероятно, он уже проржавел или почти, – предположил Сергей.

– Ошибаетесь, мой друг. Лист тонкий, но из отличной нержавеющей стали. Толщина листа таит другую опасность: его очень легко прожечь любым металлоплавящим инструментом...

– Значит, отрезать сейф надо не по кромке, а с запасцем, перерезая стойку и бимс сантиметрах этак в десяти от корпуса, – сообразил Сергей.

– Совершенно верно! – одобрил консультант и указал Ладоге на водолаза: – Очень толковый молодой человек!

– А они у меня все такие, – улыбаясь, заверил Ладога.

Юнгу сегодня будто муха укусила! Он вдруг кинулся к Сергею, стал кусать его скафандр, наскакивать и лаять на одевающих водолаза. Ребята смеялись, а Голодов рассердился:

– Это еще что? Юнга! Место!

Пес отступил, но не ушел в свой закуток, а, стоя в отдалении, смотрел на водолазов, тихо поскуливая и перебирая лапами.

Уже одетый Сафонов стоял на забортном трапике, а с Чуриковым, как обычно, все еще возились.

– Ладно, я пошел, – сказал Сергей мичману, принимая от Изотова электрокислородный резак.

– Давай, не томись. Воздух – водолазу! Третьему отделению – приготовиться! – объявил Голодов и повернулся к Шнейдеру, неожиданно схватившему насморк: – А ты постой на шланг-сигнале Чурикова, погрей штевень на солнышке. Просыхай.

Жарко. Командиру отделения пренебрегать правилами никак не к лицу, но париться в трехболтовке – тоже не радость! Смекалистый херсонец надел легководолазный гидрокостюм, снаряжение – и так поладил и с правилами, и с жарой.

По палубе топляка Сергей пробирался осторожно. Смотрелось ему сегодня плохо: половину переднего иллюминатора закрывало темное стекло. А тут еще воздухошланг, сигнал, кабель-шланг резака, телефон, кабель фонаря...

Вода плотно обжимала ноги, упруго сопротивлялась движению водолаза. Сергей добрался до литой двери отсека, открыл ее. И тут не увидел, а почувствовал чье-то присутствие. Повернулся – заметил шмыгнувшую за угол рыбину. Вошел в коридор, включил фонарь.

– На грунте... Ну, как ты, Сергей? – спросил сверху мичман.

– Нормально. Спускаюсь в каюту.

– Добро. К тебе Николай пошел.

– Зачем? Тут и одному-то делать нечего.

– Приказ командира, – лаконично объяснил Голодов.

Чуриков не попал сразу на топляк – промазал. Подошел, подвсплыл, утвердился на палубе. Направился к надстройке, недовольно бранясь: он не любил бездельных спусков, а дела ему сейчас было только подстраховать Сергея.

Войдя в каюту, Сергей снова ощутил не то чтобы страх, а какую-то душевную неуютность. Но это только на миг. Уже спокойно подошел, обтер, осмотрел сейф, прикинул, как его сподручнее снять. Приладив фонарь, высвободил руку.

– Сафонов, Сафонов! – позвал сверху Сыроежка. – Почему молчите, как себя чувствуете?

– А я, когда тебя не вижу, всегда себя хорошо чувствую, – добродушно сообщил Сергей, вставляя в держатель электрод. – Ток!..

Наверху врубили ток. Шлепнув по носу позеленевшую львиную морду на дверце сейфа, Сергей наметил точку и приблизил к ней электрод, глядя уже сквозь темное стекло. Перед глазами во тьме, обволакиваясь кипящим парным «плафоном», вспыхнула, затрепетала слепящая яркость электродуги...

Стоп! Кто-то потянул Чурикова назад, не пуская его к надстройке. Николай повернулся, посмотрел: сигнал держит. Потянул – не поддается. Зацепился, проклятущий, где-то. На палубе это немудрено: везде всякие железки да механизмы. Николай погреб обратно – отцепиться. И снова остановился, удерживаемый уже воздухошлангом. Вот так штука! И как это шланг и сигнал расползлись в противоположные стороны? Никогда еще такого не бывало! Наверху, наверно, Шнейдер не выбрал слабину, а, наоборот, потравил лишние метры. Николай уже намерился высказать страхующему все, что причиталось, да воздержался. Там сейчас на юте Ладога с гостями: негоже срамить товарища и командира отделения тоже.

– Зацепился. Отвязываюсь от сигнала, – спокойно сообщил наверх.

Там это никого не встревожило: случай не из редких, неопасный, водолаз опытный – беспокоиться нечего. Вот если бы воздухошланг чем-то придавило, тогда спеши на помощь! Однако осторожный мичман все же велел Пинчуку и Рукавишникову одеваться.

– Сафонов, Сафонов, как слышите меня? Проверка... – забубнил Сыроежка.

Голодов полез в карман за сигаретой – покурить захотелось.

– Сафонов, Сафонов!.. – Сыроежка высунул из рубки веснушчатую физиономию. – Товарищ мичман, связи нет.

– Ну вот, как начальство или еще кто приедет, так у вас всегда что-нибудь!.. Наладь, – приказал Голодов электрику, а сам подошел к Изотову, взял у него трос-сигнал Сафонова. Дернул раз... Безответно. Еще раз – тоже. – Что за черт! И этот, что ли, зацепился? А ну подергай... – вернул трос Изотову. Скомандовал матросам: – Одеть водолазов!

Рукавишников и Пинчук уже влезли ногами в штанины собранных в гармошку скафандров. Матросы взялись за вороты мешков: «И-и р-раз!.. И-и два!..

Изотов тряс и дергал сигнал Сафонова – тщетно. Мичман потянул шланг. Это не рекомендуется, но им тоже можно посигналить. И даже – вытащить водолаза. Мичман дернул – Сергей не отозвался. И тут Изотов рухнул на палубу. Вскочил, стал быстро выбирать трос. Выбрав, испуганно крикнул:

– Мичман! Сигнал обрезан!

– Тревога! Водолазов – к спуску! Живо! Доложить командиру!..

Пинчуку с Рукавишниковым оставалось еще надеть груза, шлемы... А сейчас каждая секунда – на вес жизни! Шнейдер мгновенно натянул на лицо маску, продул систему и прыгнул за борт...

Принявшись за последнее – верхнее – крепление сейфа, Сергей ощутил мертвое молчание телефона. «Пустяки, бывает, сейчас наладят». Сергей сосредоточенно продолжал работать.

Если бы ему и вздумалось оглянуться, он, ослепленный дугой, все равно не увидел бы, что за ним тайком наблюдает какой-то аквалангист в серо-зеленом гидрокостюме.

Яркая дуга потухла. Отрезанный от крепления сейф мягко отделился от переборки и плавно упал к ногам водолаза. Сергей прикрыл глаза, давая им отдых, и тут – резанул удар сзади в левый лок. Боли не почувствовал, в точке удара сделалось мокро, как-то одновременно горячо и холодно, в скафандре хлюпнула вода – и сознание померкло.

Все ближе и громче зазвучало: «бом-м!.. бом-м!..» Зачем, где бьют эти набатные колокола? Да ведь это звоны храма Дмитрия Донского на городском майдане!.. Сергей окончательно очнулся от невозможности вдохнуть побольше воздуху, а при каждом куцем вздохе в боку вспыхивала жгучая боль, в груди клокотали хрипы. Набатный бой колоколов стих. Сергей открыл глаза.

Небольшая светлая комната. В высоком окне голубеет небо, неподалеку виднеется угол старинной крепостной башни. Нет, это не Ростов, там черепичных крыш нет. «Никак меня в Балтиморск прибуксировали? Для чего? Когда?» – спокойно, даже как-то лениво удивился моряк. Его слегка поташнивало, тупо болела голова. Он снова смежил веки.

Дрему прервал приход врачей. Старший из них проверил пульс водолаза, откинув пикейное одеяло, оглядел повязку, стягивающую грудь.

– Туго? Ничего, потерпи. Как общее самочувствие?

Сергей собрался ответить, но увидел перед своим носом грозящий палец.

– Но, но, поговори! Чтобы неделю и шепота твоего никто не слышал! Ясно? Водолаз должен уметь сигналами объясняться.

Сергей слабо улыбнулся и правой рукой чуть дернул халат врача – раз.

– Вот это разговор. Ясно: «Я на грунте, чувствую себя хорошо». Добро, так держать! Лежи, питайся и помалкивай. Рана у тебя серьезная, относись к ней уважительно. Молоко и кодеин, – сказал сестре.

Вскоре цыганочка-медсестра принесла теплого молока, сдобную булочку и таблетку. И, заботливо кормя Сергея, весело защебетала:

– Пейте, пока горячее, это так надо... А какая у вас жена милая! Кодеин – это чтобы не кашлять. Всю ночь просидела внизу. Чихать если захочется – трите переносицу. Вот так... Ее не пускают, а она сидит. Счастливец! Если спина устанет, осторожно перевалитесь на здоровый бок. Но не очень. Сидит и плачет тихонько. Утку нянечка принесет. А красивая!..

Сергей тихо изумился: «Вот так раз! Меня тут, оказывается, успели и женить уже! Ну, дела!»

Ослабший, он даже от такой еды разомлел. И уснул. А когда снова открыл глаза, увидел дядю Шуру и каперанга Запорожца. Сейчас он был в штатском и, разумеется, без трубки. Сергей еле узнал его.

– Эка тебя угораздило! – одобряюще улыбаясь, сказал дядька. – Ладно, главное – жив, а раны лишь украшают солдата. Мы еще повидаемся, Сережа, поговорим, а сейчас слушай и сигналь. Расследование поручено мне. На месте я уж побывал, а Дмитрий Васильевич даже спускался – обстановка нам ясна. Со спасителем твоим тоже беседовали...

Вероятно, на лице Сергея отразилось такое недоумение, что Сысоеву пришлось объяснить:

– По тревоге упредил всех Шнейдер: кинулся в легководолазном, вытащил тебя, раздул свой дыхательный мешок и всплыл с тобой в обнимку. Отличный парень! Но об этом потом...

Запорожец достал из папки блеклый портрет в медной окантовке, показал Сергею. Дядя спросил:

– Этот портрет ты нашел там, в каюте?

Сергей чуть кивнул, больше глазами.

– Так. Тебя ранили, а сейф исчез... Лежи спокойно! Да, исчез. В том-то и дело. Так вот. Была там, в каюте, у тебя борьба, схватка с напавшим?

Сергей слабо покачал головой.

– Значит, нет. Гм... Он был один?

Сергей пожал правым плечом: кто его знает!

– Не знаешь. И не видел его?.. Не видел. А в каком положении ты находился в момент нападения? Стоял?.. Спиной к двери или... Ясно – спиной. Правильно мы поняли? И последнее, Сереженька...

– Никаких последних! – властно пресекла цыганочка, войдя в палату со шприцем. – Вам сколько позволили? Все, все, все! Вы его уже утомили!

Чекисты тепло простились и быстро вышли.

Цыганочка, ловко сделав пациенту укол, тоже ушла. Сергей поплыл в блаженной невесомости и снова уснул, улыбаясь тому, что каждое пробуждение приносит ему какой-то сюрприз.

И верно: когда он проснулся – уже вечером – возле него сидела Лида! Бледная, грустная. «Так вот она какая жена!..»

Ощутив на себе его взгляд, Лида вся подалась к Сергею и – сдержалась. Замерла, ничего не говоря. Сергей тоже смотрел на нее. Странно смотрел: не гневно, не радостно, а как-то... как фотограф-художник на лицо позирующей. Смотрел на ее лицо, и грезилось чье-то другое – призрачное, затуманенное, как давно забытое. Силясь яснее его представить, Сергей закрыл глаза.

Лида осторожно поднялась и неслышно вышла из палаты. Сквозь ресницы Сергей видел это, но не остановил.

Успокаивающее действие укола кончилось, рана опять разболелась, сон не шел. Морщась, Сергей размышлял о происшедшем. Ясно одно: с такой наглостью и риском покушаться на сейф просто так никто бы не стал. Сейф, несомненно, хранит что-то чрезвычайно ценное. Что именно, пока тайна. Но уже ясно: ни один бандит не мог знать, что  и м е н н о  з д е с ь  лежит на дне  и м е н н о  «Ф л и н к», что на нем есть сейф, а в сейфе, вероятно, что-то чрезвычайно ценное. Не-ет, тут орудовал точно информированный диверсант. Только так!

В госпитале уже давно наступила тишина, вечерние огни повсюду сменились ночными, синими. Снова в палату тихо вошла цыганочка, держа вверх иглой обернутый марлей шприц. Сочувствуя, наморщила носик:

– Болит? Не спится? Бедняжка. Ничего, сейчас отпустит, уснете. Вам теперь главное покой, сон и хорошее настроение. Давайте-ка руку...

– Подождите, сестричка! – шепнул Сергей.

Как это бывает, вроде бы ни с того ни с сего он вдруг вспомнил...