355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Марковчин » Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину » Текст книги (страница 12)
Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 11:10

Текст книги "Фельдмаршал Паулюс: от Гитлера к Сталину"


Автор книги: Владимир Марковчин


Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)

3) Мысль – не задеть Англию слишком больно, так как постоянным намерением Гитлера было прийти с Англией к соглашению.

4) Уже летом 1940 года появившееся намерение Гитлера напасть на Россию.

К пункту 1: Десантная операция в Англии была в любом случае риском. Если даже в распоряжении Англии, в момент ее наибольшей слабости после удара у Дюнкерка1, имелось приблизительно лишь 11 дивизий на острове, то все же в территориальных соединениях более крупные людские резервы. В начале июля (после окончания похода во Францию) исполнилось полтора месяца со дня событий у Дюнкерка, что оказалось очень кстати для обороны английского острова. Напротив, немецкая армия в связи с положением с морским транспортом могла переправить в Англию лишь ограниченное число дивизий, в короткий срок, пока на море не начнется более сильное контрнаступление англичан. Предсказать ход борьбы на острове после высадки десанта было очень трудно.

Если морское командование, возможно, и заявило Гитлеру, что считает переправу предназначенных для этого войск при имеющихся средствах возможным, то все же это мнение во флоте не было единым.

В связи со значительным превосходством английского флота возникли большие сомнения, удастся ли сохранить прочную связь с тылом через пролив продолжительное время. С наиболее интенсивным контрнаступлением английского флота нужно было считаться уже со 2-го дня операции.

С другой стороны, нужно учесть тогдашнее превосходство немецкой авиации над английской и ее оперативные возможности против английского флота в районе пролива, ширина которого в самом узком месте составляет лишь 30км (Кале-Дувр2). Сразу после высадки войск части немецкой авиации тоже могли быть переведены на английские прибрежные аэродромы.

Следовательно, нельзя также утвердительно отвечать на вопрос, была ли высадка войск в Англии невозможной при описанных выше условиях.

Поэтому можно, пожалуй, не без основания полагать, что Гитлер рискнул бы на эту операцию, если бы ему важно было лишь повергнуть в прах Англию.

К пункту 2: Ко всему Гитлер, возможно, надеялся, что Англия после военного поражения Франции и после своей неудачи у Дюнкерка (значение которой Гитлер, возможно, переоценивал) проявит готовность к заключению мира, и что теперь для Англии нужна лишь угроза вторжения в сочетании с успехами в подводной войне и с превосходящей немецкой авиацией, чтобы дать вызреть готовности заключить мир.

К пункту 3: Кроме этого, здесь была, очевидно, еще одна желанная мысль. Политическая позиция Гитлера по отношению к Англии и его старания добиться согласия с нею достаточно известны из книги Гитлера «Моя борьба»1 и из его речей.

Оглянувшись назад, можно установить, что он остался верен этому ходу мыслей.

И, пожалуй, не будет ошибочным предположить, что его колебания, провести ли эту операцию, обусловливались также старыми желанными мыслями достичь соглашения с Англией и что поэтому он не хотел слишком больно задевать Англию.

К пункту 4: Из всех этих соображений можно сделать обратное заключение, что покорение Англии не было основной целью Гитлера в войне.

Остается еще проверить вопрос, побудило ли Гитлера его намерение напасть на Россию отказаться от операции против Англии.

Если десантная операция в Англии сама по себе уже была риском, то и дальше нельзя было предусмотреть, сколько времени после удачной высадки войск потребуется на взятие Лондона и английского острова и сколько немецких войск поглотила бы и сковала эта борьба. Перед Гитлером стоял тогда вопрос, сможет ли он найти необходимые силы для нападения на Россию.

Но даже потеря престижа, которая могла быть результатом краха десантной операции, была бы такой значительной, что Гитлер должен был опасаться, что в таком случае для нападения на Россию он не сможет никого увлечь за собой.

Если подумать, что намерение Гитлера напасть на Россию возникло непосредственно после похода во Францию, в начале июля 1940 года (как это стало известно из дневника Йодля), то наличие связи между этим намерением и отказом от десантной операции в Англии кажется вероятным.

Завтра надо будет все это переписать начисто.

11 июня 1946 года. Сегодня беседовали с господином генералом Кобуловым по вопросу отношения к дальнейшему участию в пропагандистской работе среди военнопленных.

Как было заявлено господином генералом Кобуловым, беседа была вызвана планом создания среди военнопленных демократического центра во главе со мной в целях сплочения широких масс военнопленных вокруг платформы Социалистической единой партии Германии и противодействия профашистской пропаганде среди военнопленных.

Суть вопроса была изложена следующим образом: среди военнопленных наблюдается антифашистский подъем с ориентацией на СЕПГ. В связи с этим возникает мысль придать этому движению организованный характер и создать для этого во главе с ним организующий центр из военнопленных солдат, офицеров и генералов, искренне разделяющих демократические принципы.

Я заверил господина генерала Кобулова в своей полной готовности сотрудничать в этом деле и согласился составить проект организации демократического центра среди военнопленных.

16 июня 1946 года. Сегодня мне было заявлено, что беседа с господином генерал-лейтенантом Кобуловым носила предварительный характер. Составленный же мной проект выходит за пределы сделанного мне предложения, так как он составлен, исходя из построения регулярной секции, входящей в состав СЕПГ1.

16 июня 1946 года. Теперь мне нужно будет много писать– и Коке, и Зюсси, и Пусси, и Нелли. Надо подумать, как упорядочить учет всех поступающих и исходящих писем. На начальном этапе придется копировать некоторые из них в своей тетради. Сегодня я пишу Коке.

«Моя дорогая Кока!

Я надеюсь, что ты получила мое письмо от 20.04.1946 года, посланное через господина Хадерманна. Но так как я не уверен в этом твердо, я повторяю содержание.

Я был счастлив, когда получил через г-на Хадерманна твое письмо от 6.02.46 г. Нашего сына Эрнста в Нюрнберге я, к сожалению, не встретил, так как 12.02. я уже уехал. Но его письмо от 14 февраля тоже получил и вместе с ним – первые и единственные ваши фотографии. Начиная с 1943 года от вас не было известий. Последние известия о тебе я получил зимой 1943 года от одного родственника в Румынии. Забота о вас и мысли о Пуффи, Ахиме и маленькой Александре тревожили меня постоянно.

Мне больно, что я ничем не могу помочь вам. В остальном я живу хорошо и надеюсь на встречу, хотя пока она еще не предвидится. Я был бы очень благодарен, если бы снова услышал что-либо от тебя, Пусси и маленького Ахима.

Пожалуйста, напиши господину д-ру Хадерманну, Берлин-Панков 1, Брайтештрассе 2-а1. Я надеюсь, что он не будет иметь ничего против этого. Эрнсту я также написал 20.04. в Вирзен.

Шлю вам всем привет и целую всех вас, особенно тебя. Твой Фриц».

6 июля 1946 года. Одна из статей сегодняшнего номера газеты «Нахрихтен» посвящена знаменательному событию, столь значительному, что я не поленился переписать его полностью.

«О демократической организации немецких военнопленных в СССР.

1. Разрешить Министерству внутренних дел (тов.Круглову) создать демократическую организацию немецких военнопленных под названием «Демократический союз немецких военнопленных в СССР», задачами которого должно быть:

а) объединение антифашистских элементов из числа немецких военнопленных;

б) содействие в проведении политико-воспитательной работы среди немецких военнопленных.

2. Создание «Демократического союза немецких военнопленных в СССР» провести как внутреннее мероприятие, без опубликования в советской печати.

3. Газету для немецких военнопленных в СССР «Нахрихтен» считать органом «Демократического союза немецких военнопленных в СССР», увеличив тираж ее с 50 тыс. экз. до 150 тыс. экз. и периодичность издания до 2 раз в неделю.

4. Министерству внутренних дел разработать практические мероприятия по организации и усилению политической работы среди военнопленных и представить на рассмотрение ЦК к 20 июля 1946 г.».

Пока неясно, что из этой затеи выйдет.

19 июля 1946 года. Сегодня меня попросили письменно ответить на один вопрос.

Вопрос: Ведь Гитлер был ефрейтором1 и в стратегических вопросах был несведущ. Как же получилось, что ему повиновались?

Мой ответ: В первую очередь вопрос этот касается моего личного поведения под Сталинградом. До 23.11.42 года 6-я армия подчинялась армейской группировке Вейхса, а затем армейской группировке Манштейна. Все приказы Гитлера, за редким исключением, поступали через верховное командование сухопутных сил в армейскую группировку, откуда, частью в неизменном, а частью – в переработанном виде, поступали командованию 6-й армии. Поскольку эти приказы были связаны с обещанием помощи со стороны Гитлера или подчеркивали, что от нашей выдержки зависит исход войны, они в моих глазах получали конкретное подтверждение, благодаря тому что они исходили от начальника Генерального штаба сухопутных сил (Цейтцлера) и армейской группировки, которой я непосредственно подчинялся, то есть от авторитетных специалистов.

В связи с этим необходимо дать общую характеристику позиции и отношения германского генералитета, особенно высших инстанций, к руководству со стороны Гитлера. При этом нужно исходить из следующего факта: Гитлер, вопреки опасениям руководящего генералитета, смог достичь вначале (в Польше, Норвегии и на Западе) некоторых успехов, благодаря чему в последующем ходе войны стал все чаще не только принимать решения стратегического характера, но и определять детали их осуществления.

Это объясняется далее стечением следующих обстоятельств.

Руководящий германский генералитет сам связал себя со всеми последствиями политики и войны Гитлера. Большинство генералов, за исключением немногих стоявших в оппозиции, доверяли и были преданы Гитлеру, позволяя себе как максимум лишь некоторую критику. Отдельные же генералы активно содействовали Гитлеру в его политике.

Такое отношение высших слоев германского генералитета побудило широкие круги армии и германского народа довериться полководческим способностям Гитлера. Такое слепое доверие Гитлеру со стороны широких слоев народа, в свою очередь, влияло на отношение генералов к Гитлеру.

Повиновение руководящего генералитета военному руководству «ефрейтора» Гитлера может быть объяснено поэтому не только обязательным военным подчинением. Оно объясняется также кратко описанными выше политическими обстоятельствами.

27 августа 1946 года. С сегодняшней почтой доставили странное письмо, из которого я узнал, что «войны вызываются мужчинами и женщинами, парнями и девушками обычного среди народов мира вида. Это – черти. Слово «черт» означает гигантские существа, похожие на мужчин и женщин. Я сам видел несколько молодых чертовок. Мне известно, где можно найти несколько чертей. Если вы дадите объявление в английской газете «Пипл»1, сообщайте по радио, я помогу Вам подчинить чертей государственному контролю...».

Нет необходимости и дальше переписывать этот бред. Скорее всего – это последствия войны; далеко не каждый человек смог спокойно ее перенести.

24 сентября 1946 года. В связи с близким окончанием процесса над главными немецкими военными преступниками, меня снова терзают сомнения. Значит, виновен каждый, кто участвовал в совещаниях по подготовке войны. И предстоящие процессы будут все-таки национальными1.

Самым трудным является один пункт – мне могут сказать: «Вам поручили через Гальдера разработать этот план (план «Барбаросса»). Какие вы предприняли шаги против этого?» Что я могу ответить на это, ведь мне поручено было составить наступательный план...

Единственное благоприятное для нас – это то, что мы здесь были ведущими среди военнопленных. Все-таки что-то делали. Это – некоторый шанс в нашу пользу...

1947

7 января 1947 года. Сегодня поздно вечером слушал радио из английской зоны оккупации. Оно информировало меня о том, что многие из «моих людей» в настоящее время занимают ответственные посты на территории советской оккупационной зоны. В их числе: майор Бехлер – министр внутренних дел земли Бранденбург, полковник Пауль Маркгреф – главный инспектор полиции г.Берлина, капитан Эрнст Хадерганн – министр просвещения советской оккупационной зоны, майор Зейтц – комендант города Шверина, капитан Форст комендант города Стральзунда, майор Кагель – главный инспектор полиции г.Мекленбурга, поручик Симон – начальник одного из отделов земли Мекленбург и так далее. Можно ли верить этому? Ведь я практически всех этих людей не знаю или не помню.

В любом случае, в этом списке не хватает только одного имени генерал-фельдмаршала Паулюса. Дождусь ли я когда-нибудь возвращения на родину?

19 января 1947 года. Сегодня получил тревожное, но одновременно – и оптимистичное письмо от Адама. Он пишет: «...6 января я получил Ваше письмо, датированное 30.11.46. Сердечно благодарен Вам за это. Вы не можете поверить, как радовался я, когда читал строчки, написанные Вашей рукой. Прошел целый год, как мы не виделись и не разговаривали друг с другом. Я охотно и часто думаю о времени, когда мы ежедневно были вместе. Особенно же охотно я вспоминаю о посещениях Озера1. Тогда можно было высказать, по крайней мере, несколько слов.

Здесь мы живем в совершенно реакционном окружении. Приходится только удивляться, что люди с таким узким кругозором могли дойти до чина генерала. Основная масса их стоит далеко ниже среднего уровня. Среди них находится много старых знакомых, однако я не поддерживаю никаких отношений с ними. Все склонились перед террором, который практикуется группой активистов. Этот факт не доставляет мне никакого беспокойства, за исключением некоторых отщепенцев, к которым относится Штреккер, мы сплочены. Пребывание здесь это лучшая школа для нашей будущей деятельности в Германии. Мы, пятеро, находимся в нашем исключительно чистеньком блокгаузе, можем совершенно не соприкасаться с реакционной нечистью.

Кушаем мы также в своем домике, что в целом приняло семейный характер. Кайзер и я, вместе с господином фон Зейдлицем, живем в одной комнате, которая одновременно является и столовой, а рядом Ленски и Корфес. Мы отлично понимаем друг друга, многое изменилось с тех пор, как мы вернулись из Лунево. Другие товарищи часто приходят к нам в гости. Здесь я еще не скучал, так как работаю с утра до позднего вечера. В качестве отдыха я усердно занимаюсь резьбой по дереву. В этой области я многого достиг под художественным руководством Кайзера.

К Пасхе я позволю себе послать Вам вещественное доказательство своей работы. Я знаю, что Вы интересуетесь этим. Однако достаточно уже об этом. Я вижу все в розовых красках и верю, что Вы наладите связь со своей семьей и что заботы, которые вызывает Ваш сын, теперь устранены. Попрошу передать ему привет от меня. У Вашей семьи все тяжелое позади. Да, теперь все уже миновало. Несказанно счастливы будут все, когда Вы снова очутитесь в их кругу. И такое время еще придет, мы только не должны терять терпение. Само собой разумеется, что все мы рассчитываем на плодотворную, созидательную работу на родине. Я надеюсь найти себе занятие после нашего возвращения в восточной зоне.

Моя семья живет хорошо. Налажена самая регулярная связь. Как мне сообщила в последнем письме жена, в мае я буду дедушкой. Будем надеяться, что все пройдет хорошо. 4дня тому назад я получил свадебную фотографию от моей дочери и зятя. Оба не знают никакой нужды. Наша связь со страной, кажется, хорошо налажена. Жаль, что я не могу позаботиться о своей жене и дочке. Однако я питаю надежду на то, что не за горами тот день, когда я увижу их снова.

Буду ли я иметь возможность видеть Вас и хотя бы еще раз разговаривать с Вами? В кругу товарищей мы часто вспоминаем Вас. Все старые луневцы, в особенности Ленски, Хоман и Штесляйны, просили меня передать Вам свои сердечные приветы.

Я желаю Вам всего хорошего в будущем и передаю Вам также свой сердечный привет.

Преданный Вам Адам.

Много благодарен за приветы от Мюллера и Эрвина. Я прошу передать привет им и господину Бушенхагену».

20 января 1947 года. Сегодня получил письмо от генерала Зейдлица. Как все-таки мы схожи! И даже наши семьи! Итак, Зейдлиц пишет: «...Примите большую сердечную благодарность за Ваши такие дружественные строчки от 30.11., полученные нами 15 января. Все мы были очень обрадованы Вашей поистине хорошей весточкой, так как вот уже целый год, как мы находимся не вместе.

Письма от Вашей семьи также говорят о полном довольствии.

Соответственно условиям жизни, в плену мы живем хорошо. Нас пятеро (кроме меня: Адам, Кайзер, Корфес, Ленски), живем во вновь выстроенной небольшой деревянной даче, рядом со зданием кухни. Создана самая уютная и настоящая семейная обстановка (с начала октября), мы очень счастливы, так как оба основных корпуса очень, очень тесны. Жизнь здесь создана только для нас.

Политическое положение здесь остается без каких-либо существенных изменений, так как основная масса чересчур стара, а активная политическая работа запрещена, исключая только нас и таких, которые хотят идти заодно с нами. В целом, приблизительно 15% антифашистов, среди которых 20 генералов, и другая группа – группа, с которой надо бороться самым ожесточенным образом, озлобленно-вражеская, достаточно сильная группа.

Из дома я получаю в основном хорошие весточки. Жена и 4 дочери здоровы! Старшая учится в Гамбурге в портняжной академии, вторая – в Ганновере, техническая медицинская ассистентка-ветеринар Высшей школы. Одна (та, что в Гамбурге) может каждую неделю, а другая (Ганновер) – в конце каждой недели ездить домой к матери. Обе очень довольны!

С начала 1944 года моя жена занимает половину дома, а в другой половине – 5 учениц, которым она сдает ее в аренду, оспаривая тем самым право на существование и используя эти средства для обучения своих старших дочерей. Обе же дочки помоложе (11-13 лет) продолжают ходить в школу.

Осенью 1944 года моя жена вместе с моими старшими детьми сидела три месяца в Бременской тюрьме, в крайне плохих условиях. Из одной разбомбленной тюрьмы они были переведены в другую. Третья дочка, которой в то время исполнилось только 10 лет, находилась на родине, в Оберсдорфе, там она был схвачена гестапо и арестована.

После тюрьмы в Бремене, до декабря 1944 года, – в Ширлихмюлле. Затем снова Верден, а с апреля 1945 года они нашли покровительство антифашистских сил от нацистов.

Продовольственное положение в Бремене опасное! Два брата моей жены один брат в Бильфельде, в английской зоне (сидел из-за меня также в тюрьме), другой – на Бехингверке в Марбурге.

Теперь только надеемся на конференцию министров иностранных дел 10 марта в Москве. Там будет очень трудно.

Старший из моих братьев переехал с юго-запада и изучает юриспруденцию в Гамбурге. Там в основном все в порядке.

Коротко обо всем. Все знакомые просили передать Вам свои сердечные приветы, особенно – Ленски, Корфес, Кайзер.

Вам от души я желаю дальнейшего благополучия и как можно скорее возвратиться на родину! Прошу передать мой сердечный привет Мюллеру и Бушенхагену. Всегда преданный Вам Зейдлиц».

23 марта 1947 года. Я, собственно говоря, от решений Московской конференции1 многого не жду. Я хочу одного: пусть мне предоставят возможность спокойно умереть. Ничего другого я не хочу.

24 марта 1947 года. Надо полагать, что русские сейчас проводят большую подготовительную работу в Германии. Многое зависит от русских. Во всяком случае – инициатива у них в руках! Мне бы сейчас очень хотелось помочь им тем, чем я могу!

А ведь русские именно сейчас могут спросить меня: какие у меня будут предложения для построения новой Германии. Генерал Кобулов может спросить меня о моих предложениях. Администрация в Германии может некоторые вопросы решать самостоятельно. Мы, со своей стороны, ей можем помочь. Я не настаиваю на этом, но было бы хорошо, если бы мне предоставилась такая возможность.

Я, правда, не могу знать, как сложится дальше моя жизнь, какова будет моя судьба, но что бы ни было, я отступать не буду! Я хочу идти только вперед! Я не скрываю своего желания вернуться в Германию.

2 апреля 1947 года. Вчера с нами разговаривал генерал Кобулов: он ничего не требовал, а только просил написать заявление. Это большая разница. Я никак не мог совсем отказаться от этой работы. Вообще, довольно интересно то обстоятельство, что русские используют пленных германских генералов в целях международной политики. Да, все же с фельдмаршалом бывшей германской армии они не хотят портить отношения!

А в общем и целом германские генералы проделали в России огромную работу.

3 апреля 1947 года. Я радуюсь тому, что отношение ко мне со стороны русских изменилось: они опять стали меня ценить. Так что я теперь могу просить их насчет театра, музея.

8 июля 1947 года. Начиная с весны этого года чувствую себя не совсем хорошо. Виной всему мои старые болезни. Мне сообщили, что вышестоящими инстанциями принято решение направить меня на полтора-два месяца на лечение в Крым. Кроме того, со мной едут Винценц Мюллер и Вальтер Шрайбер. Замечательно!

15 августа 1947 года.

Многоуважаемый г-н подполковник Георгадзе!

Пользуюсь возможностью передать Вам от себя и от имени двух товарищей наилучшие пожелания. Мы чувствуем себя прекрасно в великодушно предоставленной нам чудесной вилле и в полной мере наслаждаемся морем и восхитительной местностью. Сопровождающие нас лица окружают нас вниманием и заботой.

Ежедневное купание в море идет мне на пользу, и я надеюсь, что цель нашего пребывания здесь будет полностью достигнута.

Прошу передать г-ну генералу Кобулову искреннюю благодарность и привет от всех нас и, в частности, от моего имени.

Преисполненный признательности – преданный Вам

д-р Паулюс.

18 октября 1947 года. Сегодня в «Берлинер фольксблатт» прочел заметку, под названием «Управление на расстоянии»: «Нью-Йорк таймс» подает сигнал, и вся социал-демократическая печать в Берлине начинает трубить. Темой дня снова является старая ложь об «армии Паулюса» в Советском Союзе, насчитывающей будто бы 100 000 человек. Командующими ее являются будто бы Паулюс и фон Зейдлиц. После заключения мира она должна вступить в Германию. Какова цель этого вздора? Почему все три социал-демократические газеты печатают одну и ту же ложь в один и тот же день? Делу заключения мира с Германией она не может способствовать. И, конечно, ей никто не верит в самих редакциях соц.-дем. газет». Все – абсолютная правда!

30 октября 1947 года. В «Берлинер Цайтунг» опубликована заметка о Зюсси, который опровергает слухи обо мне:

«Дюссельдорф. Эрнст Паулюс, сын генерал-фельдмаршала Паулюса, в среду передал руководителю отдела печати в правительстве земли Северный Рейн-Вестфалия письма своего отца для опубликования. В них, как заявил Эрнст Паулюс, его отец назвал «вздором» курсирующие в Германии слухи о его деятельности.

Из них видно далее, что его отец не формирует германской армии в России и не возглавляет коммунистическое движение, целью которого является создание нового германского правительства».

Прекрасно, мой мальчик!

2 ноября 1947 года. Сегодня пробую впервые себя в русском языке. Пишу от имени всех товарищей. Итак:

Многоуважаемый господин генерал!

По случаю XXX годовщины Великой Октябрьской социалистической революции подписанные позволяют себе выразить восхищение и наилучшие поздравления.

Особенно в этот день мы чувствуем, какой вред и какое горе мы, немцы, причинили Вашей родине.

Мы желаем Советскому Союзу полного успеха в его собственном строительстве и его стараниях для постоянного и всеобщего мира – при участии также новой и демократической Германии.

Уважающие Вас

Фридрих Паулюс,

Вальтер Шрайбер,

Винценц Мюллер,

Арно фон Ленски,

Вильгельм Адам.

11 ноября 1947 года.

Военнопленному Юстусу-Генриху Бирвирту

Лагерь №147/1

Дорогой г-н Бирвирт!

Мне разрешили Вам написать. 6 ноября я получил от Вашей жены, моей племянницы, открытку от 11 октября (ответ на мою открытку) после того, как она в последнее время уже писала мне, желая обратить на Вас мое внимание. 10 октября, спустя три месяца, она снова получила от Вас открытку.

Вполне понятно, что Гизела с большим нетерпением ждет Вашего возвращения. Так как я, как и Вы, являюсь военнопленным, то мне ничего не известно о планах репатриации. Но я надеюсь и желаю Вам скорее вернуться домой.

Я был бы, конечно, очень рад услышать что-нибудь от Вас: как Вы поживаете, чем занимаетесь, что думаете Вы о будущем, какие у Вас известия о семье Гизелы, о чем я не имею никакого представления в результате войны и моего долгого пребывания в плену (скоро уже 5 лет).

О себе могу сказать, что чувствую себя хорошо и имею удовлетворяющие сведения от жены и детей.

В надежде, что эти строки застанут Вас в добром здравии, шлю Вам наилучшие пожелания и приветы уже на 1948 год и желаю Вашего скорейшего возвращения.

Ваш Фридрих Паулюс.

12 ноября 1947 года. Сегодня получил письмо от Коки. Она пишет, что живет довольно экономно и у нее одна только проблема – дела с почтой не ладятся, иногда она месяцами не имеет от меня никаких известий, кроме вздора, который пишут в газетах.

Я рад, что все здоровы и не теряют надежды на то, что в 1948 году мы будем все дома.

28 декабря 1947 года.

Многоуважаемый господин генерал!

Позвольте поздравить Вас с Новым годом! Желаем Вам счастья и прежде всего наилучшего здоровья.

Пусть в новом году старания Советского Союза на благо всеобщего мира сопровождаются дальнейшими успехами и повлияют на единство демократической Германии.

Одновременно благодарим Вас за Ваше великодушие к нам.

Уважающие Вас

Фридрих Паулюс,

Вильгельм Адам,

Арно фон Ленски,

Винценц Мюллер.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю