Текст книги "Другой Путь (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Застыл Отто. Но, мечется. Глазки как забегали. Но, молчит, тварь. Заклинило.

– Ты не молчи, любезный. Облегчи душу. А то скоро от Ушакова мастер придёт, – он языки развязывать умеет, вот и дыба есть на месте…

Отто присев слегка, оглядывается. Крестится. Кажется, созрел фрукт.

Падает. На колени. Сука! Его так труднее достать. Верстак мешает. Встаю.

– Всё скажу! Попутал бес! Не губи, батюшка! – скулит старик.

Я на чеку, но вижу, что осел.

– Всё скажу! Только не говори Государыне-Матушке!

Понял гад, чем приход мастера из Тайной канцелярии грозит. Но, глаза уже не бегают.

– Анучин! – кричу, не отводя от своего гофмаршала глаз, – ты здесь?

– Здесь, Ваше Императорское Высочество! – кричит Иван.

– Подержи пока этого борова под прицелом!

– Держу уже, Цесаревич! – орет не по Уставу Лейб-Ккомпанец, впрочем, этого казуса ни в одном Уставе нет.

– Ну, Отто, пой, – говорю вкрадчиво, – Анучин, конечно, человек Матушки, но, немецкого не понимает. А я понимаю. Так что приступай.

Барон прислоняется к дыбе и начинает «петь». Самозабвенно. Даже, кажется, что исповедуется, во всяком случае душу облегчает. Слушаю, мотаю на ус. Может и прощу Отто. Ну как прощу, заставлю для меня работу особую делать. Так что пусть прохрюкается кабанчик. А я послушаю.

Пока.

Глава 2
После Императорского Бала

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 25 мая 1743 года.

Где творятся события в наш просвещённый восемнадцатый век? На фронтах и в высоких кабинетах. А кто формирует общественное мнение? Газет и журналов практически нет даже в Санкт-Петербурге. Никаких соцсетей не существует априори. Тогда кто и что?

Очень просто. От Петербурга и до самых, до окраин, от южных гор до северных морей, повесточка и общественно значимые события происходят на всяких местных светских или купеческих сборищах, где собирается местная элита, общается, выпивает, чинно танцует или пускается в лихой пляс. В провинции, конечно, и труба ниже и дым пожиже.

Но, у нас же сам стольный блестящий Санкт-Петербург! Век-то просвещённый! У нас, может, и собираются купцы в трактирах делать свою негоциацию, но великолепный Императорский Двор – это элита элит Империи. Самые-самые сливки. Поэтому и собираются приличные люди на сходку на всякие праздники и балы, Государыней устраиваемые.

Людей посмотреть, себя показать, узнать расклады при Дворе и в столице, что там за границей и на войне, какие виды на цены, поручкаться, раскланяться, потолковать. Императрице напомнить о своём существовании.

Делается это и на таких балах, как сегодня. Особенно на таких.

Роскошный Императорский Бал. Музыка. Разряженные гости по одному или парами, а то и семействами (конечно, только старшие дети, которые представлены ко Двору). Самые родовитые подходят к Государыне, чтобы приветствовать Её Императорское Величество. Кому-то она улыбнётся, кому-то скажет пару слов, а кого-то ограничит сухим прохладным кивком.

Вообще, бал и прочие подобные мероприятия, это, ко всему прочему, смотр и показ потенциальных невест и женихов. Обсуждаются возможные партии, молодые люди и их родители присматриваются, и изучают варианты.

Пришёл мой час выйти на сцену.

Объявляют на весь зал:

– Его Императорское Высочество Государь Цесаревич-Наследник Престола Всероссийского, Владетельный Герцог Голштинский Пётр Фёдорович! Внук Петра Великого!

Да-да. Так звучит мой титул полностью.

С высоко поднятой головой торжественно вхожу в зал. Что ж, Матушка вернула меня в высший свет, и весь высший свет, все его представители, представительницы и особенно молодые барышни, смотрят на меня. Смотрят по-разному. У всех разный интерес к моей не очень скромной персоне. Киваю сиятельным мужам и матронам, слегка улыбаюсь их дочерям, но, нигде не задерживаюсь ни на мгновение. Трон там, впереди.

Уверенно, но, без суеты, гордо склоняю голову перед Матушкой-Императрицей. Говорю:

– Ваше Императорское Величество. Счастлив вас видеть в добром здравии и ослепительной красоте. Ваш Императорский Бал блистателен, но своим сиянием вы затмеваете всех.

Я тут научился цветастым дворцовым политесам. С волками жить – по волчьи выть, как говорится. Этикет высшего света и высшего сорта.

Живу теперь с этим.

Кивок с улыбкой.

– Здравствуй, Пётр. Рада тебя видеть. Займи своё законное место по правую руку от меня.

Смиренно склоняю голову.

– Благодарю Вас, Ваше Императорское Величество.

Место действительно моё законное и уже привычное. Наследник Престола. Это никого не удивило. Удивил мой наряд – необычайно богатый камзол полковника Кирасирского Моего Имени полка со всеми орденами, полагающимися мне, включая цепь Ордена Андрея Первозванного. И голубая лента через плечо. У Брюммера вон только лента. Он иностранец, а я свой, но и голштинец тоже. Потому розочка моего фамильного ордена Святой Анны на эфесе шпаги. Я словно на парад явился.

– Вице-канцлер граф Бестужев-Рюмин Алексей Петрович, с супругой и сыном…

– Маркиз Антонио Отто Ботта д’Адорно, посланник Цессарский…

Что ж… А вот и сюрприз.

– Граф Бестужев-Рюмин Михаил Петрович с супругой! Графиня Анастасия Павловна Ягужинская!

Пока сенсации нет. Подумаешь. Ходят тут всякие. Посланник с супругой, он же старший брат вице-канцлера графа Бестужева-Рюмина. Ну, женился он неделю назад на вдове генерал-прокурора графа Ягужинского. Ну, и что? Тут это часто. Дочь именовали отдельно оттого, что фамилия другая. А Андрейка Бестужев, вижу, от того, что его «сыном» только нарекли, бесится. Маловат умом моего тела ровесничек.

«Молодожены» почтительно подошли к трону. Ну, тоже ничего необычного. Поклон графа, реверансы обеих графинь, верноподданнические восторженные слова и уверения.

Михаил Петрович почтительно говорит:

– Ваше Императорское Величество, разрешите вам представить мою приёмную дочь графиню Анастасию Павловну Ягужинскую.

Вновь реверанс.

Настя волнуется. Ну, ещё бы! Такое событие!

– Ваше Императорское Величество, для меня честь и счастье быть представленной Вам.

Кивок. Весьма благосклонный.

– Рада видеть вас при Дворе, графиня.

Императрица приняла их уверения и отпустила с миром. Те отошли на указанное им место.

Потом потянулась обычная нудятина, за что я и не люблю эти официальные представления. Князь такой-то с женой и дочерью, граф такой-то с женой и сыном… Ну, и так далее. Две сотни пар и полторы сотни неокольцованных. Хорошо хоть большая часть свитские или уже с обеда с Императрицей и в отдельном времени на представление не нуждаются. А то бы до утра всех представляли.

Наконец, всё это безобразие окончилось. Начинается уже сам бал. Вот сейчас и начнётся настоящее веселье. Я-то знаю сценарий сего мероприятия, а они – нет. Ну, ладно. Знают не все. Сейчас узнают.

Я почти сдержал злорадную улыбку. Не люблю я их. Ну, почти всех. Как и они меня. Серпентарий в чистом виде!

И, вот, как говорится: «Средь шумного бала, случайно…»

Нет, конечно, всё было не так и совсем не случайно.

Церемониймейстер объявляет:

– Императорский Бал! Менуэт! Право открыть Императорский Бал Высочайше даровано Его Императорскому Высочеству Государю Цесаревичу-Наследнику Престола Всероссийского, Владетельному Герцогу Голштинскому Петру Фёдоровичу! Внуку Петра Великого! И графине Анастасии Павловне Ягужинской!

Зал ахнул. По-моему, пара девиц упала в обморок.

Бывает. Дело-то житейское.

Отстегиваю шпагу и передаю камердинеру.

Уверенно и торжественно подхожу к Бестужевым-Рюминым и Ягужинской. Дамы болтали с какой-то фрейлиной из третьего ряда с розой в причёске и её, наверно, дочкой. Их собеседницы в удивлении. Настя едва на ногах стоит. Волнуется. Нет, для неё и Бестужевых это не было неожиданностью. Такие дела так, с кондачка, не решаются. Всё согласованно. Но, всё же.

Всё же…

Склоняю голову перед графом и графиней.

– Дозволено ли мне будет пригласить вашу дочь на танец-открытие Императорского Бала?

Они степенно кивнули.

Завертелись Колёса Вселенной. Это не просто танец. Это знак. Это заявление.

ВСЕМ.

– Графиня, – это я уже склонил голову перед Ягужинской, – дозволено ли мне пригласить вас на менуэт?

Настя делает реверанс и невесомо подаёт мне руку.

Я веду её сквозь выстроившуюся вокруг толпу на наше место во главе пар, которые встанут за нами.

Мы киваем в ответ на кивки, склонённые головы и поклоны. Конечно, графиня светится от счастья. Она вся блистает. И естественной красотой, и станом, и платьем, и причёской, и бриллиантами. Лучшие портные и «стилисты»-куафёры Государыни поработали над её образом. Уж, Лиза постаралась утереть всем нос.

Политика, будь она неладна! Да интриги дворцовые!

Анастасия победно поглядывает на завистливо и зло глядящих конкуренток. Я её понимаю. Нет, она мне не невеста и не будущая жена. Не хочет Матушка-Императрица Наследнику Престола неравнородного брака. С принцессой – и точка! Ну так мало ли кто чего хочет? Законом не определенно. На всё воля монарха. Дед вон с бабкой не заморачивался. Повелел и всё. И виват, Екатерина Первая! Да и сама Лиза тоже не особо заморачивалась. Так что… Но… Как сложится. Жизнь и настроения Матушки переменчивы. Так что Настя вполне может надеяться. Ну, где-то в глубине души, конечно.

Но, может.

И всё делать для осуществления своей мечты.

Только что, Императрица благословила нас на открытие Императорского Бала. Это официальное признание нашей пары. Мы уже не парочка на один танец в общей кутерьме бала. Нет, мы уже нечто большее.

Первый шаг сделан. Возможно и на её пути к Короне.

Потому и поглядывает Настя победно, расточая обворожительные улыбки.

Фаворитка Цесаревича – это просто верх мечтаний не только всех собравшихся тут девиц из самых знатных родов, но, их многочисленных родственников и политических кланов.

Фаворитка – это не только и не столько место рядом с Наследником и не только сверкающие бриллианты и наряды. Это огромное влияние. Это место в обществе. Теперь многие будут искать к ней подходы и рассчитывать на благосклонность в решении их каких-то своих дел. Говорят в народе: «Ночная кукушка всегда перекукует дневную». Через фаворитку можно решать дела с Цесаревичем, а через него и с Императрицей.

Поэтому я понимаю графиню Ягужинскую, её родню, того же Вице-канцлера Бестужева-Рюмина, который многое сделал, чтобы мой и Государыни выбор пал именно на Анастасию. Бестужев думает, что вытащил золотую счастливую карту.

Ну-ну.

Вот мы и дошли до места. Поворачиваемся лицом к друг другу.

Я склоняю голову.

– Графиня.

Ягужинская делает реверанс.

– Ваше Высочество.

Она подаёт мне руку.

Зазвучал оркестр. И мы закружили в сложных па менуэта. Она прекрасно танцует. Я тоже долго брал уроки. Мы хорошо смотримся вместе.

Завидуй дворцовый серпентарий, чтоб вы все тут подавились от злости! И сдохли через одного!

Лесток вижу пунцовый стоит. Кровь в голову ударила. Так и инсульт можно словить. Надо прописать ему кровопускания. И денег взять за процедуры вперед, а то из гроба сделает вид, что меня не знает.

Я отвлёкся.

Фаворитка – это не только про постель и балы. Это одна из высших фактических придворных должностей! История знает массу примеров, когда фаворитки в реальности управляли целыми государствами. Францией, например. У нас должности официальной Метрессы Короля или Дофина нет, нам эти извращения католиков не нужны. Но, всегда и везде кто-то в опале, а кто-то в фаворе. И как ты положение Насти не назови, но все уже просчитывают свои возможные убытки или преференции от того, что она рядом со мной.

Потому и летит над паркетом в менуэте моя счастливая фаворитка.

И вот волшебство танца окончено, и мы возвращаемся к Трону.

Императрица кивнула нам.

– Вы хорошо танцевали и хорошо смотрелись вместе. Графиня, я повелю зачислить вас в число моих фрейлин. Так что мы теперь будем часто видеться.

А вот это уже не пощёчина, это просто удар под дых и завистникам, и прочим кланам!

Замечаю у подруги Настиной, с которой она до танца беседовала, глаза на мокром месте. Платочком промокает. Едва сдерживается, чтоб не разрыдаться.

Какая-то девица просто выбежала из залы. Наверное, носик припудрить.

Умеет, Лиза, ох, умеет!

Реверанс Анастасии.

– Благодарю вас, Ваше Императорское Величество! Для меня настоящее счастье прислуживать вам.

– Вот и славно. Отпускаю вас.

Как я докатился до такой жизни? А, очень просто и банально. Меня вызвала на ковёр Матушка и дала звиздюлей. Спросила – а не охренел ли я часом? Не так, конечно, спросила, но почти.

Явился я к ней буквально галопом, ведь записка от неё с желанием меня видеть была довольной сухой, да так, что я почувствовал себя нашкодившим щенком, который нагадил в любимые тапки хозяйки.

– Матушка, звали?

Кивок.

– Звала, Петер.

О, даже не любимое её «Петруша». Да, где-то я накосячил крепко.

– Слушаю, Матушка!

– Пётр, я недовольна твоим легкомысленным поведением.

Молчу. А что тут скажешь? Сейчас всё узнаю из первых уст.

– Ты – Цесаревич и мой Наследник. Своим поведением ты ставишь под сомнение не только свои будущие права на Престол, но, ослабляешь власть моей Короны.

Ого! Что-то я действительно начудил!

– Ты игнорируешь свои обязанности Цесаревича и второго, после меня, человека на Трон Всероссийский. Ты обязан присутствие при Дворе поддерживать, мою Царственную власть и свои будущие притязания на Престол. И что мы видим? И слышим? Весь высший свет Империи шепчется, что ты сторонишься света и не интересуешься женщинами, что либо ты глубоко болен, либо у тебя проблемы по мужской части, либо ты вообще интересуешься мужчинами. Все четыре варианта опасны для нас.

– Но, Матушка…

– Молчи. Я знаю и о том, что это не так, и про твои похождения по балеринам. Ты пойми, высшему свету безразличны всякие балерины, тискай хоть их, хоть девок своих крепостных. Это ничего не меняет. Тем более что ты ведёшь себя крайне легкомысленно, меняя балерин, как перчатки. Покинутая тобой тут же начинает рассказывать окружающим, что ты в постели никакой. Не хочется им отдавать тебя подружкам. И слухи не только множатся, но и перевираются подробностями от твоих и моих недоброжелателей. Зверушек режет, слуг пытает, и женщин боится!

Я молчал.

Что тут скажешь? То, что балерин-то было всего две? Ну так нет тут пока Большого Театра!

Взбучка продолжалась.

– Ты ведешь себя, как мальчишка! Возишься со своими потешными шарами и рисунками! Дворец – это не прожекты! Это реальная и часто смертельная жизнь для всех нас!

– Тётушка, но…

– Рот закрой! Мне про важность красоты и крепкости телесной для власти моей кто говорил? А сам что творишь? Не полез бы ты в Гельсингфорс – вопросов бы не было! Думали бы все, что «мал ещё Наследник». А ты с той поры для всех взрослым стал. Если «героический» Наследник нелюдим и чудит, если играется в игрушки, зверушек режет, если, в твоём-то возрасте, не интересуется женщинами высшего света, то считают Наследника слабым умом, от ущербности своей, общества избегающим. И твой шар никого в том не переубедит. Я же тебя умным всем заявила, а ты? Мои позиции с того тоже слабнут.

Тётка вздохнула глубоко. У неё явно наболело, точнее её допекли. Да и права она: всякая власть стоит на оправдании надежд общественности.

– Я что, выписала тебя из Киля, чтоб ты тут в игрушки игрался? Или чтоб меня поддерживал и готовился после моей смерти править великой Империей, которую я хочу построить? – уже спокойней, но с досадой продолжила Елисавета, – или ты и в правду смерти моей и своей хочешь в ближайший год-два? Так высшему свету это только дай. И так у нас заговор на заговоре, если ты не знаешь. Ушаков и его Тайная канцелярия делают мне тревожные доклады.

Она помолчала.

– Почему у тебя до сих пор нет официальной фаворитки при Дворе?

– Но, Матушка, вы же мне подыскиваете невесту.

Вздох.

– Нет, ты точно дурак и пора браться за твое воспитание. Все порядочные аристократы имеют фавориток или фаворитов. Это признак хорошего тона при Дворе. Наличие мужа или жены ничуть не отменяет факт наличия, подчёркиваю, признанного наличия фаворита или фаворитки. Не всегда с ними даже спят. Важно то, что они у всех есть.Дети от фавориток не наследуют титул и имения, но это имя и статус, – тётушка решила заполнить «пробел» в моем образовании, – фаворитка должна быть рядом, а там переписывайся ты хоть с Вольтером – на здоровье! Твоя свадьба – это государственный вопрос. Чувства тут ни при чём. Меняй фавориток, если очередная надоела. Это показывает твоё положение и здоровье. В том числе родителям будущей невесты. Если тебя волнует, что скажет твоя Каролина по поводу фаворитки, то, поверь мне, у них там порядки такие же! Нос воротить не будет! Да и лучше невесты есть. Во многих Домах уже присматриваются, а не выдать ли за тебя замуж своих принцесс.

Знает тётка как взять за живое. Я от её планов с возможными кандидатками уже второй год вздрагиваю.

Императрица протянула мне листы бумаги с рисунками и текстом от руки написанным.

Принял их опасливо.

– В общем, так, я тут тебе подобрала три кандидатки в фаворитки – кто они, что они, и кто за ними стоит. Выбор за тобой, принесешь мне на утверждение. И помни, фаворитка – это не только про постель. И, я бы остановила выбор на Насте Ягужинской. Она мне нужна.

Видел я на балах эту Ягужинскую. Конечно, она не похожа на образ из фильмов, но тоже вполне себе барышня – красивая и стройная, впрочем, последнее может и минус, тут моды на женские прелести иные, но, моё какое дело? Никаких «гардемаринов» в ухажерах нет. И вообще нет. Проверено. А потому – если сказала Матушка: «Ёжик мягкий – садись!», то так тому и быть. Ей виднее. И что-то она явно задумала. Пакость какую-то. Иначе зачем ей Анастасия?

Вот мы с Настей и в центре всеобщего внимания. Что придумала Императрица – я пока не знаю. Но, я знаю её. Кино ещё будет.

Сколько недобрых взглядов вокруг… Мне счастливую Анастасию даже жалко.

* * *

Картина Александра Бенуа

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 25 мая 1743 года.

Елисавета Петровна была довольна. Бал удался. Судя по взглядам и поведению, Цесаревич взялся за ум и толк из этой пары будет. Хотелось бы и самой потанцевать, но дальше идет польский танец. А он быстрый. Она же тяжела за прошлый год стала. Всё вроде делает, как Петруша советует, а вес она никак не сгонит. Танцевать ногам больно. А ей ещё весь бал принимать. Хорошо, что она в любой момент присесть может. А то натерпелась уже при Анне Иоанновне. Упокой её Господь, а с ней и её память.

Цесаревич занял своё место. Ну, пусть постоит с Ягужинской рядом. Обозначит. Все отметят. Воркуют о чем-то. Она улыбается. В общем, он здесь, всё внимание на эту пару, а значит и по делам отойти можно.

– Алексей Петрович, – Императрица сказала, чуть наклонившись Бестужеву.

– Да, Государыня.

«Граф-то прям сияет».

– Есть ли у Вас новости? – продолжила Елисавета.

– Да, Государыня, – чуть наклонившись к собеседнице, и не отводя от неё глаз, ответил вице-канцлер.

– Вот и хорошо, – повернувшись к нему сказала царица, – давайте прогуляемся в более тихую залу.

– С превеликим, Ваше Императорское Величество, удовольствием.

– Пётр, – Императрица обратилась к увлеченному беседой с Анастасией Наследнику.

– Да, Матушка, – сразу оторвался Цесаревич от беседы.

– Посмотри пока за балом, а мы с Алексеем Петровичем по делам пройдёмся.

– Будет исполнено, Государыня, – с легким поклоном племянник «отпустил» на разговор тётушку.

– Помоги тут Петеньке, – это Елисавета уходя сказала тихо Разумовскому.

Алексей едва кивнул. Малороссийский пастушок, год назад ставший графом и полгода как супругом Государыни, знал своё место. Они с Лизонькой вместе. Для его личного счастья и не надо большего.

Царица с графом неспешно прошли следующую залу. В ней суетились слуги, да и музыка звучала громко. А за дубовыми дверями второй залы оркестра и шума бала было уже почти не слышно.

– Так что у нас нового граф, – спросила Императрица, встав у окна.

– После нашей виктории у Корпо шведы стали сговорчивее, бегство контр-адмирала Фалькенгрена с эскадрой сильно убавило их запросы, – начал с хороших новостей Бестужев.

– Чего же они теперь просят?

– Да, почти всё то же, только вот контрибуции больше не хотят, и с королем готовы принять наши условия, – продолжил доклад вице-канцлер, – они бы и больше уступили вот только голштинцы…

– Что голштинцы? – переведя взгляд от окна на собеседника спокойно спросила Императрица.

– Присланный Цесаревичем Брюммер уговорил Либераса поддержать на шведский трон дядю Георга, а не Регента Голштинского, – пояснил Бестужев, – шведы оживились, видя нестойкость нашей позиции.

Императрица отвернулась к окну.

– Что-то ещё? – сказала она непринуждённо.

– Да, шведы торгуются за границы в Финляндии, – ровным тоном продолжил вице-канцлер, – они готовы уступить в Карелии, но не хотят отдавать Гельсингфорс и Борго.

– Алексей Петрович, – Императрица заговорила, глядя в окно, – в Борго присягнули мне и Цесаревичу, и они под моей рукой. И останутся под моею дланью. А вот Гельсингфорс можно и вернуть, в обмен на всю западную Карелию.

Бестужев поклонился.

– А по особе кандидатуры наследника шведского, Государыня, что решите? – осведомился он.

«Как же эта ненужная война меня достала!» – подумала Елизавета, потирая висок.

– Мне всё равно кто из родственных нам голштинцев на трон там сядет, – сказала она уже с небольшим напряжением, – мы это с Цесаревичем обсуждали, Брюммер человек Петра.

– Но, принц Георг Людвиг Гольштейн-Готторпский генерал прусской службы, – начал возражать Бестужев.

– А Адольф Фредрик, вашими усилиями, женится на британке? – превозмогая мигрень Императрица уставилась в глаза вице-канцлера.

– Мы его предостерегли от этого шага, – начал тушить пожар Бестужев.

– А Пётр благословил, – снова отворачивая голову продолжила царица, – он старший в Гольштейн-Готторпском Доме, потому пусть и решает.

– Хорошо, Матушка, – вице-канцлер вернул своему голосу спокойствие. Его такой марьяж Регента Голштинии вполне устраивал. Старый дипломат понимал, что трудно сейчас добиться большего. Вот войдёт в силу Настенька… Жаль, что не женился брат раньше.

– Да и договор с пруссаками не вы ли, Алексей Петрович, в марте заключили – с легким ехидством заметила Императрица, – теперь у нас с ними на двадцать лет «мир и спокойствие».

Давая понять, что аудиенция закончена Елисавета Петровна пошла к выходу. Польский танец завершился, по порядку скоро буден англез, его пропустить Императрица себе не может позволить.

* * *

СВЯЩЕННАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. КНЯЖЕСТВО АНГАЛЬТ-ЦЕРБСТ. ЦЕРБСТ. КНЯЖЕСКИЙ ЗАМОК. 5 июня (25 мая) 1743 года.

Цербст городок не большой. Столица, но не Берлин, здешняя речушка Нут, текущая до Потсдама, далеко не Одер. Да и замок здесь пожиже чем в Штеттине, хоть тот тоже основан славянами. Иоганна никогда и не слышала сорбской речи в своём теперь городе, когда-то бывшем Сербском. Её родной Ойген – изначально бодричкая крепость Утин. Дочка вот её могла бы править и настоящими славянами.

Нет. Именно такого желания у Софии не было. А просто править не отказалась бы и Иоганна. Без разницы кем. Но пока приходится довольствоваться мужем и доставшимся ему на пополам с братом в правлении Цебстом. Дочь же она бы, итак, в Россию не отпустила. Если б только не захотел кузен Фридрих, то уж доброго своего муженька Кристиана Августа она бы от разрешения удержала. Но пока вроде всё хорошо складывается.

В прошлом августе Иоганна получила письмо. От племянника из Санкт-Петербурга. Тот советовался. По совершеннолетии Карл Петер Ульрих хотел отдать наместничество над своим герцогством не старшему её брату, бывшему пока в Голштинии Регентом. Адольф Фредрик княжил и в епископстве Любекском и не особо был мил к взлетевшему к русскому трону сыну умершего двоюродного брата. Да и отказ самого Карла Петера Ульриха, ставшего русским наследником от шведской короны, давал самому Адольфу шанс сесть на стол в Стокгольме.

Карл Петер же писал, что хотел бы видеть наместником Гольштейн-Готторпским Георга – младшего брата Иоганны и Адольфа. Тогда Иоганна не стала влезать в династические споры, отписал что ей все дорого и пусть сами решают. Но в марте Георг признался в любви её дочери. И понимая перспективы Иоганна довела Софию Фредерику и Георга Людвига до помолвки.

И вот новое письмо.

Снова курьером. Из Гельсингфорса.

Выхоженный ею год назад гофмаршал племянника барон фон Брюммер нашел возможность сообщить, что «Петр Фёдорович» придвигает Георга в наследники шведские. Чему Отто не просто свидетель, но и участник. Сам мол ездил в Або и убедил в том некоторых участников переговоров. И русских, и шведов… Дело мол уже решённое.

Полезный Отто человек, вот и о том, что племянник пошел по девкам и становится жестоким (дыбу завёл, животных сам режет…) упоминает. Вскользь. Не ругая, а скорее гордясь своим герцогом. Ну да и Бог с ним.

Что же теперь делать…

Если всё действительно на перговорах всё так – то скоро об этом узнает Фридрих Прусский. Георг у него полковник. Так что неравен час Фридрих II прикажет ему жениться. И сыщет сам из своих родных сестёр невесту. Туже Луизу или Анну.

Помолвка своего офицера с Софией Августой Фредерикой Ангальт-Цербсткой короля Пруссии не остановит.

А значит надо действовать!

Походила дочь в невестах пару месяцев и хватит.

Георг приезжает завтра. Иоганна Елизавета покажет письмо ему и мужу. Они не будут с ней княгиней Ангальт-Цербста урождённой герцогини Гольштейн-Готторпской спорить.

А дочь? Пусть только возразить попробует!

Да и не будет она возражать. Умная выросла девочка.

* * *

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ЗИМНИЙ ДВОРЕЦ. 25 мая 1743 года.

Мы с Настей танцевали аллеманд. Она, сверкая бриллиантами и улыбкой, просто упивалась завистью и волнами ненависти. Как же они все её достали! Как она их всех ненавидит! Впрочем, как и я. Интересно, есть в высшем свете хоть несколько лиц, которые с приязнью относятся друг к другу? Вряд ли.

Анастасия действительно хорошо танцевала. Этого у неё не отнять.

В чем ещё наше преимущество, как признанной Императрицей пары? Хотя бы в том, что нам можно нарушать все нормы приличия на балу и мы не обязаны менять партнёра после каждого танца. Вообще не обязаны. Да, что там не обязаны, будет дикой глупостью это сделать!

Нет, мы были вместе. Я ей что-то говорил, она улыбалась, что-то отвечала. Насколько она хорошая собеседница я ещё не понял. До бала мы виделись (не считая прошлых балов) всего несколько минут и всё по делу сценария – кто где стоит и что говорит/делает. Так что реально со своей новой пассией я познакомился только здесь.

А она вполне мила. И язычок подвешен. Я про беседу если что. Явно образована, с хорошим словарным запасом. Насколько глубоки её познания я не мог определить на балу, но для танца она была вполне и грамотно остроумна, и за словом в карман платья не лезла. Что ж, посмотрим. Мне с ней детей не крестить. Хотя, кто знает?

Она пока выше меня. Чуть-чуть. Но, очень стройна. Танцуемый нами немецкий танец позволяет партнёршу за талию обнимать. И чуть ниже. Прижаться друг другу. Меня уже заводит.

Настя чувствовала моё возбуждение. Чуть стеснялась, но не отстранялась. Танец летел легко и непринуждённо…

Вечер был прекрасным.

По залу прошёл шелест.

Мы синхронно обернулись, остановив танец. И не только мы. Оркестр замолчал.

Императрица, вся красная от гнева, стояла посреди залы.

– Подойди!

Это касалось той женщины, с которой в начале бала общались Анастасия и её мать.

Та, бледная, подошла.

Тут я обратил внимание, что у Анны Лопухиной (а это была именно она) такое же платье и такая же роза в волосах, как у её Государыни.

Я знал эту историю, но не думал, что это случиться сегодня. В общем, Лопухина уже много лет ведёт войну с Елизаветой. Дразня её, как только возможно. Подкупала портных и узнавала, в каком наряде будет на балу Цесаревна и приходила первой и в таком же, унижая её раз за разом. А однажды устроила приём у себя, и выведав у очередного портного подробности ткани платья Цесаревны, перетянула всю мебель этой тканью и шторы повелела повесить из того же материала. И когда вошла Цесаревна в таком же платье… В общем, над ней потешался весь высший свет. Лизавета ничего ей сделать не могла. Тогда. Но, не забыла. Она вообще никому ничего не забывает.

Никогда.

Самое неприятное в этой истории то, что рядом с Лопухиной всё время была мать Анастасии. Поэтому ужас в её глазах я вполне понимаю. Сейчас Матушка развернётся. Мало не покажется никому.

Заигралась Лопухина. Да и мать Насти тоже. Тем более в такой день!

Твою ж мать!

О чём бабы думают? Непонятно. Неужели неясно, что времена изменились и за такие шалости Сибирь – просто санаторий?

Ведь у Ушакова дыба вовсе не для научных опытов!

– Пётр…

Я Настю почти держал на руках.

– Тихо, душа моя, тихо. Я рядом. Всё хорошо.

А хорошо ли? Не факт. Не зря Матушка настаивала именно на Насте Ягужинской и что она ей нужна. Сейчас вообще может случиться что угодно и я Настасье ничем не смогу помочь. Елизавета Петровна никому никогда ничего не забывает, умеет ждать и мстить. И дураки/дуры, кто этого ещё не понял. Сейчас она всем всё покажет сполна.

Взбешённая Императрица крикнула:

– На колени!

Лопухина буквально рухнула на колени:

– Матушка, прости, Матушка… Бес попутал… Я…

Но, Царица, разумеется, её не слушала.

– Менгден! Мария!

Фрейлина подбежала:

– Да, моя Госпожа.

– Ножницы!

Та, бледная, словно смерть, быстро достала искомое и передала Государыне.

Императрица спокойно и тщательно вырезала розу из волос ненавистной Лопухиной. Вместе с прядью волос.

– Бал продолжается! Танцуйте! И ты танцуй!

Лопухина просто обмякла и свалилась на бок. Вокруг продолжились танцы. Императрица стояла над поверженной. Фижма – жесткий каркас юбки из пластин китового уса не давали униженной женщине встать.

Никто не подал ей руки. Даже дочь.

Мне было видно, как у стены, опёршись на колонну усмехнулся Ушаков…

Радовался глазами и снова побелевший Лесток.

Настя с ужасом смотрела на происходящее.

– Пётр, увезите меня отсюда, умоляю…

Она шептала, но я её услышал.

Смотрю на Елизавету. Та ловит мой взгляд. Вопросительно киваю в сторону выхода. Лиза, подумав мгновение кивнула, указав взглядом на Анастасию. Да, маленьких попросим убрать от ваших экранов.

Не говоря ни слова, подхватываю её под руку и быстро вывожу из зала. Нас проводили взглядом лишь несколько человек, включая мать и отчима Насти. Они видели, что я увожу их дочь с собой, но препятствовали этому. С некоторых пор выбор был сделан, и я имел при людях на неё права. Сегодняшнее событие лишь ускорило процесс. Больше никаких политесов. Она идёт со мной. Точка.

Впрочем, я понимал и её мать, и её отчима. После сегодняшнего можно ждать чего угодно – вокруг Трона начинается буря. Если что, я Настю не спасу от гнева Императрицы, но шанс есть. Да и, собственно, а что скандального в моих действиях? Анастасия Павловна Ягужинская моя официальная фаворитка, наш союз Высочайше одобрила сама Императрица. Так что…