Текст книги "Империя. Пандемия (СИ)"

Автор книги: Владимир Марков-Бабкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 8. Остров

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. КОНСТАНТИНОПОЛЬ. ПАРК МАЛОГО ИМПЕРАТОРСКОГО ДВОРЦА. 5 октября 1918 года.

Солнце почти село и парк все больше погружался в таинственный полумрак. Три женские фигуры прогуливались по аллеям, окруженные глубокими тенями, раскидистыми деревьями, высокими стенами и надежной охраной.

‑ Ваши браки сейчас под большой угрозой. Наши недруги прикладывают все усилия для того, чтобы расстроить предстоящие бракосочетания. Предстоящий прием в вашем дворце очень важен, и мы должны быть уверенны в том, что все пройдет без неприятных сюрпризов. Вы меня понимаете?

Племянницы синхронно кивнули.

‑ Да, тетушка.

‑ Не будет ли сюрпризов со стороны вашей Мама? Признаться, меня это беспокоит не меньше, чем козни врагов России.

Ольга Николаевна сделала неопределенный жест.

‑ Надеюсь, что сюрпризов со стороны Мама не будет. У нее, конечно, есть свои идеи фикс, но предстоящие браки вполне соответствуют ее желаниям.

Татьяна молча кивнула, соглашаясь с мнением старшей сестры. Местоблюстительница Ромеи подвела итог, с некоторым, впрочем, сомнением в голосе:

‑ Хорошо, если так. Как твой сербский, Танюша?

Та пожала плечами.

‑ Стараюсь. Язык схож, хотя много особенностей. Но я стараюсь.

Ольга Александровна наставительно произнесла:

‑ Дорогая, вспомни, сколько сил и времени потратила итальянская принцесса Иоланда для того, чтобы выучить русский язык. А это язык совсем иной группы. И ничего, выучила, говорит сейчас почти без акцента. Равно как Мафи сейчас усиленно учит болгарский. Времена, когда монархи и аристократы могли обходиться одним французским давно канули в Лету. Хочешь завоевать сердца новых подданных – учи их язык.

‑ Я понимаю, тетушка. Понимаю и стараюсь. Каждый день упражняюсь в языке, общаясь с моей сербской телохранительницей баронессой Милункой Савич.

‑ Хорошо, если понимаешь. Это важно.

Местоблюстительница Ромеи бросила оценивающий взгляд на племянницу. Что ж, нет сомнений в том, что принятие в душе нового положения прошло и проходит непросто. Быть дочерью Императора, являться одной из самых завидных невест Европы, и вдруг оказаться в опале и выслуживать свое право на новое обретение высокого достоинства – это не всякой барышне по плечу. Но обе племянницы должны справиться.

Обратив свой взор на старшую из сестер, Ольга Александровна задала аналогичный вопрос:

‑ А твой румынский как?

‑ Спасибо, тетушка, уже лучше. Хотя, не скрою, дается этот язык мне не так просто. Да и практики не хватает.

‑ Ничего, Оленька, с практикой мы поможем. Графиня Емец‑Авлонская подобрала для тебя весьма перспективную кандидатуру будущей фрейлины.

Великая Княжна вопросительно взглянула на Местоблюстительницу Ромеи.

‑ Вот как? И кто же это?

‑ Некто Екатерина Теодорою, довольно известная в Румынии особа. Двадцати четырех лет от роду. Героиня войны, имеющая чин второго лейтенанта. Награждена различными медалями и знаками отличия, включая медаль «За доблесть разведчика». Конечно, до нашей героической графини Емец‑Авлонской баронессы Иволгиной ей очень далеко, тем не менее считается первой женщиной‑офицером румынской армии. Хотя, насколько я могу судить, чин этот скорее почетный, присвоенный для пропаганды, так сказать, для поднятия боевого духа армии и народа. Как любит выражаться та же графиня Емец‑Авлонская: «Для мобилизационного плаката». Впрочем, Теодорою реально командовала взводом и водила его в атаку на пулеметы. Так что, как ты понимаешь, в наше время моды на борьбу за место женщин в этом прекрасном мире, это полезная кандидатура для укрепления твоего положения при Дворе Румынии, да и в целом в этой стране. Народу нравятся такие примеры. Как говорится, из грязи да в князи. В общем, она достаточно популярна.

‑ Недостатки?

Ольга Александровна усмехнулась.

‑ Недостатки, они же, некоторым образом, ее достоинства в данное время. Из крестьян.

Племянница ахнула:

‑ Из крестьян? Фрейлина???

Тетка засмеялась.

‑ Сейчас это модно, не так ли, дорогая?

Та растерянно кивнула.

‑ Да, но…

Великая Княгиня откровенно забавлялась, глядя на растерянность племянницы, которая поспешила добавить:

‑ Разумеется, дело не в том, что фрейлина из крестьян – моветон, а в том, что нет у нее соответствующих навыков и кругозора. Какой прок от такой фрейлины, кроме «мобилизационного плаката»? Она же ничего не знает про Двор и его интриги.

Посерьезнев Местоблюстительница заговорила деловым тоном:

‑ Да, я понимаю твои сомнения. Смольный институт она, конечно же, не заканчивала и при Дворе никогда не была, в этом ты права. Но и крестьянкой ее назвать сложно, все ж таки закончила школу на немецком языке, училась в женском педагогическом училище в Бухаресте. Так что что‑то про столицу должна знать. Во всяком случае графиня Емец‑Авлонская считает ее интересной кандидатурой, а в этом вопросе я ей вполне доверяю. Во всяком случае, фрейлин нашей Государыни графиня действительно держит в ежовых рукавицах и кандидатуры подбирает вполне достойные. И, в конце концов, та же сербка капитан Милунка Савич тоже не голубых кровей, а получила титул баронессы за личный героизм и как кавалер‑дама сербских, русских, французских и британских орденов.

‑ Я понимаю.

‑ Конечно, бриллиант рождается из алмаза рукой и кропотливой работой опытного ювелира, а настоящий дворянин является результатом многих поколений образования и соответствующего воспитания. Но с урожденными румынскими дворянками, как ты понимаешь, у тебя могут быть определенные проблемы. Во всяком случае до тех пор, пока ты не укрепишь свое положение и свой авторитет в этой стране. Ведь сейчас, так или иначе, все придворные дамы Румынии представляют ту или иную партию влияния при Дворе.

‑ Да, я знаю, тетушка.

‑ Ну, а если знаешь, то ты должна понимать, что тебе кровь из носу необходимы свои люди, верные тебе и обязанные своим возвышением именно тебе. И чем больше они будут ассоциироваться с тобой, тем меньше шансов на то, что эти люди переметнутся в другой лагерь. По‑хорошему, таких людей вообще полезно измазать в какой‑то грязи или даже крови. Да так, чтобы не отмыться. Впрочем, тут решать тебе – кого, как и в чем мазать. Не забывай также о том, что любого, даже самого верного и самого измазанного человека, можно банально купить. Вопрос лишь в сумме денег или обещанных преференций. И люди, вышедшие «из грязи» подвержены этому больше всего. Слишком уж перехватывает дух от внезапного богатства и власти. Вспомни судьбу Александра Меньшикова.

‑ Или нынешнего графа Суворина…

Ольга Николаевна тут же прикусила язык, поняв, что говорить этого не стоило. Ольга Александровна, усмехнувшись, оценивающим взглядом, оглядела племянницу.

‑ Оленька, не разочаровывай меня, будь добра. Несдержанность – плохой советчик. Тебе еще предстоит править Румынией, помни об этом. Разумеется, твой будущий благоверный Кароль еще не монарх, а лишь наследник. Зато у тебя есть время для укрепления своих позиций в Бухаресте и про Дворе.

В неверном свете парковых фонарей, Ольга Александровна все же уловила легкую гримасу на лице Оленьки, и быстро спросила:

‑ Что не так?

Великая Княжна невольно передернула плечами.

‑ Не знаю, тетушка. Как‑то страшно. И, откровенно говоря, пугают меня слухи о несдержанности Кароля. Говорят, что он весьма падок на женщин. Неудержимо падок. Ну, вы понимаете…

Местоблюстительница несколько мгновений молчала, глядя на камень дорожки под ногами, затем, тяжело вздохнув, ответила:

‑ Мир жесток, Оленька. Полгода назад твой царственный дядя имел долгий и обстоятельный разговор с тобой и с Татьяной. Он предоставил вам полный и свободный выбор – выйти замуж за кого хотите, или же, выйти замуж исходя из государственных интересов с перспективой впоследствии стать королевами европейских государств. Вы выбрали будущую корону, так?

Ольга Николаевна нехотя кивнула.

‑ Так, тетушка. Это наш долг перед Россией. Мы, все‑таки члены Императорской Фамилии, дочери и племянницы Императоров Всероссийских.

‑ Ну, пусть так.

Великая Княжна поспешила добавить:

‑ Нет, я не отказываюсь от своего решения! Просто… Страшно. Откровенно. Очень страшно.

Великая Княгиня вновь помолчала. А что тут говорить?

‑ Знаешь, Оленька, замужество – это всегда риск. Неизвестно чем обернется брак, и каким окажется муж на самом деле. Причем, как ты понимаешь, на самом деле это никак не зависит от принадлежности к Императорской Фамилии. Какая‑нибудь крестьянская девушка тоже не слишком‑то вольна в своем выборе. Часто решают за нее родители. Некоторые даже толком не видят своих женихов до свадьбы. Женщины же, вообще, часто делают выбор исходя из практических соображений – может ли будущий супруг обеспечить семью, может ли дать будущим детям достойное будущее, и все такое прочее. Стерпится – слюбится, как говорят в народе. С лица воды не пить.

Вздохнув, она добавила:

‑ Твой Кароль, по крайней мере, не гомосексуалист, каким был мой первый муж. Это действительно были пятнадцать лет нескончаемого ада.

Ольга Николаевна кивнула.

‑ Да, я знаю. ПапА не давал вам разрешение на развод. Но, сейчас‑то вы счастливы?

‑ Сейчас – да. Я счастлива. Сейчас.

Прозвучало довольно сухо, и Оленька поспешила сменить тему.

‑ Касаемо этой будущей фрейлины…

Местоблюстительница Ромеи сделала знак остановиться.

‑ Погоди, что‑то случилось похоже. С чего бы иначе мой секретарь сквозь ночь бежал по дорожке от дворца…

* * *

                ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА:

                Из Воспоминаний академика П. А. Сорокина.

                «Страницы русского дневника». 2‑е издание. М. Дело народа. 1948г.

                Возвращался я в Москву спешно. Мой двухдневный вояж в Тамбов практически провалился. Не успел я сойти с поезда – меня тут же проводили к генералу Скрипчинскому (1). Руки он подавать не стал, чем избавил нас от конфуза. Выяснив, зачем я в Тамбове и то, что агитировать я и не собираюсь и приехал не от нашего ЦК (2), а по линии ВИК (3) он позвонил куда‑то. Потом снова позвонил. Зашел жандармский ротмистр и Николай Андреевич приказал ему отдать «бумаги задержанного», а вошедшему следом адъютанту «организовать господину кандидату билет в Москву первым классом первым же поездом». Не успел я что‑то возразить, генерал сказал:

                ‑ Питирим Александрович, у нас здесь не спокойно. И вы это знаете. Ваш товарищ Иванов‑Разумник (4) задержан как лицо, пребывающее в местностях, объявленных на карантине. Но его материалы мы отдаем вам. И вы же приехали именно за этими бумагами?

                ‑ Да, ваше превосходительство, я направлен за опросными таблицами. Их получение уже запоздало на три дня.

                ‑ Прошу извинить, милостивый государь, но карантинные меры предписывают, да, и не буду скрывать наши шифровальщики, уже пытались найти коды в ваших цифрах, но, похоже, там ничего запрещенного нет.

                 ‑ Но позвольте, я бы хотел лично ознакомиться с работой местного исследовательского комитета…

                ‑Извините, Питирим Александрович, карантин. Завтра всю область закроют. Вы же не хотите остаться на две недели с нами?

                ‑ Не испытываю такого желания.

                ‑ Вот и славно. А в том, что ваши люди работали с великим тщанием, можете не сомневаться. Мы проверяли.

                Зашел адъютант и сказал, что поезд через час.

                ‑ Что ж, не смею вас более задерживать. Господин поручик проводит вас к ротмистру Андрееву, а он на авто сопроводит вас с бумагами до купе. Доброй дороги.

                ‑ До свидания, ваше превосходительство, ‑ разочаровано выдохнул я.

                Полпути до Москвы разбирал доставленные мне жандармами бумаги. На удивление даже не обработанные опросные листы за вчера отдали. Подчисток вроде нигде нет. Руку Разумника Васильевича я в отчетах признаю. Стоп! Генерал сказал «задержанного». Во что же Разумник опять вляпался? Договаривались же: только социология без агитации и прочей политики! Впрочем, может действительно карантин.

                Выкладки недельной давности, в целом, с имеющимися у нас в Москве по другим губерниям совпадали. Монархисты и правые проигрывали и сильно. Даже у проимператорского РОСО начало проседать. Случить голосование в прошлое воскресение мы бы точно имели здесь три своих депутата. Но вот с понедельника отчеты стали рваными и неполными. Из сел было мало сводных таблиц, и они давали левым совершенно уже удивительные проценты. В городах же падение освобожденцев и правых замедлилось, потом остановилось. Сейчас цифры даже показывали некоторый рост. Отчеты же с ряда уездов пропали в те дни совершенно. Похоже, что наши опрашивающие попали в руки людей господина генерала, а то и вовсе к бунтующим. Мужики взялись за топоры. Не исключаю, что товарищ Разумник не устоял… Что ж буду смотреть на последние данные от него критически.

                К Рязани я успел свести таблицы динамики и обработать последние анкеты. Мы, эсеры, и вообще левые явно прибавляли. Но даже в этом горячем регионе было видно что, получив большинство голосов, мы все проигрываем… Дышавшие неделю назад нам в спину «крестьянские социалисты» Колегаева‑Агласова догнали нас, горьковские «трудовые крестьяно‑работчцы» практически догнали. Добавили и другие левые, как на селе, так и в городах. Падение правых замедлилось, а список РОСО (Российского общества служения и освобождения) в городах и уездных центрах стал даже набирать.… Но и они до выборов выправить ситуацию явно не успеют.

                Впрочем, о чем я говорю! Продолжаю судить о положении как политик. Но если посмотреть на цифры… Вот радуюсь я успеху товарищей, но ведь эти успехи у нас явно воруют одно, а может быть два места, причем одно точно уйдет РОСО. Растаскиваем мы свои голоса между бывшими однопартийцами…

                После Рязани в Рыбном к вагону приступила небольшая, но шумная кампания. Какой‑то невысокий хорошо одетый белокурый господин ругался с начальником поезда, требуя его пропустить с женой и детьми в наш синий (5) вагон, тот же направлял его в соседний микст (6), ссылаясь, что нет места.

                 ‑ Я кандидат в депутаты Государственной Думы! Вы обязаны обеспечить нам место!

                Вот они будущие избранники! Не успели избраться, а уже норовят себе место непременно в первом классе с домочадцами.

                ‑ Помилуйте, господин Есенин! У нас там уже едет в купе один кандидат! Место только в смешанном вагоне и осталось!

                Есенин? Вот же встреча! Выхожу на перрон. Обращаюсь к начальнику поезда:

                ‑ Уважаемый! Пропустите Сергея Александровича со спутниками. Ради такой компании я готов потесниться.

                Примечания:

                1. Скрипчинский Николай Андреевич – тогда генерал‑майор ОКЖ, начальствующий силами ОКЖ по Тамбовской губернии.

                2. П. А. Сорокин в те годы был членом ЦК Партии Социалистов‑революционеров.

                3. ВИК – Всероссийская избирательная комиссия МВД ИЕРР

                4. Разумник Васильевич Иванов‑Разумник – русский социолог, писатель, литературовед, в те дни возглавлял Исследовательское опросное бюро ВИК в Тамбовской губернии, старый товарищ П. А. Сорокина по партии эсеров.

                5. Синий – вагон первого класса.

                6. Микс – вагон, в котором наличествуют места нескольких классов, как правило, 1 и 2‑го.

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. ОСТРОВ ХРИСТА. УСАДЬБА «ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО» (УБЕЖИЩЕ СУДНОГО ДНЯ). 5 октября 1918 года.

Маша выронила листок и в ужасе закрыла лицо ладонями. Она сидела недвижимо и лишь слезы просачивались и капали на бланк ужасной телеграммы, растекаясь по красной бумаге словно капли крови.

Не зная что делать, Орлова нерешительно топталась на месте. Наконец, она робко спросила:

‑ Ваше Императорское Величество? Может воды?

Прошли долгие минуты, прежде чем Императрица глубоко вздохнула и коротко произнесла, не отнимая рук от своего лица:

‑ Да. Воды.

Люба немедленно исполнила приказание и протянула его своей Государыне.

‑ Ваша вода, Ваше Величество.

‑ Поставь на стол.

После еще нескольких долгих минут тягостного молчания Императрица все же взяла себя в руки и открыла свое лицо. Орлова поразилась тому, насколько изменилось все – и взгляд, и глаза, и сам лик Государыни. Нет, он не постарел, однако последние штрихи детства покинули его навсегда.

Слегка дрожащими руками Маша взяла стакан и отпила из него.

Любовь Орлова сделала книксен.

‑ Какие будут повеления, Ваше Величество?

Императрица кивнула своим мыслям: «Да, вот теперь точно «повеления» и точно «Ваше Величество». Хочу я этого или нет. За что, Господи??!».

Не отвечая, и вообще не глядя на фрейлину, она сняла трубку и произнесла короткое:

‑ Пятерку.

Через несколько секунд с той стороны трубки донеслось показательно бодрое:

‑ Командующий Ситуационного центра Острова генерал Половцев. Слушаю вас, Ваше Императорское Величество!

Лишь на миг пауза, лишь на миг дрогнули губы:

‑ Петр Александрович, через пять минут доклады о текущем положении должны быть у меня на столе в «Аквариуме».

‑ Слушаюсь, Ваше Величество!

Императрица опустила трубку на рычаг телефонного аппарата. Бросив отрешенный взгляд на фрейлину Орлову, Царица коротко бросила:

‑ Возвращайся к себе.

И молча вышла из кабинета.

В приемной к ней присоединились двое джигитов‑телохранителей, которые неслышными тенями пошли за ней, ступая по мраморному полу мягкими подошвами своих кавказских сапог. Лишь дробь быстрых шагов от каблучков Императрицы звонко раздавалась под сводами бункера.

Обширный зал. Один из лифтов ведет вниз. Минус четвертый этаж. Туннель выдолблен в коренной породе Острова. Как выразился однажды Миша: «Такое убежище, пожалуй, выдержит даже ядерный удар». На ее вопрос о том, что это значит, он туманно ответил: «Ну, это из произведений господина Уэллса». Но было видно, что Император явно растерялся. Что ж, людям свойственно стесняться своих слабостей, даже если эти слабости – сны Императора.

Маша тогда ничего не стала более спрашивать, но фразу запомнила. В любом случае, бункер выдержит даже обстрел из главных калибров линкоров, случись Острову пережить осаду, а три, снятые с поднятого со дна линейного крейсера «Гёбен», двухорудийные башни со своим 283 миллиметровым калибром, как и множество других морских орудий и систем ПВО крепости, могли надежно пресечь любую попытку установить блокаду Острова или высадить на нем десант. Да и обстрелянные в боях ветераны 6‑го Лейб‑Гвардии Императрицы Марии Парижского стрелкового полка были серьезной силой, надежно укрытой в толще бетона и камня, дополняя артиллерию и гарнизон. Так что штурм Острова был бы весьма непростой войсковой операцией.

Не говоря уж о том, что вокруг внутреннее Мраморное море, окруженное со всех сторон Ромеей. Море, где крейсируют дежурные эскадры Южного флота Империи.

Маша даже не знала, есть ли в Империи более охраняемый объект. Разве что Кронштадт.

Крепость Остров. Просто Остров. Остров с большой буквы.

Миша к этому вопросу относился весьма серьезно.

Относится.

ОТНОСИТСЯ!!!

Царица мысленно влепила себе звонкую пощечину. Еще одну. Еще.

«Не сметь!!! Не сметь думать о НЕМ в прошедшем времени!!! Ты не можешь ЕГО потерять!!! Истеричка!!! Вперед, дура малахольная!!! ОН верит в тебя!!!»

Ни один мускул не дрогнул на ее лице, все таком же властном и уверенном в себе. Она никому не покажет свою слабость. Не имеет права. ОН верит в нее. Иначе бы не передал ей СТОЛЬКО власти. Господи‑Господи…

Лишь дрожат невидимые под платьем коленки.

Да, она все знала. Она представляла себе протоколы на такой случай и понимала порядок своих действий. В теории. Но она никогда даже в страшном сне не могла себе представить жизнь и правление без НЕГО.

Нет!!! Миша жив и нужно лишь несколько дней. Выдержать. Удержать Империю от смуты.

Не подвести ЕГО.

«Пресвятая Богородица, помоги мне. Молю Тебя, помоги!»

Лифт с Императрицей устремился вниз. Мелькали сквозь решетку этажи. Пахло краской и побелкой. Кое где, невзирая на ночь, шли отделочные работы, да и вообще эта часть комплекса крепости далеко еще не была завершена. Жилыми были лишь основные залы и помещения. Ее кабинет, служебные комнаты офицеров и фрейлин, их с Мишей квартира, где сейчас ее малютки в окружении гувернанток и кормилиц, ну, и сам Ситуационный центр.

Остров. «Убежище Судного дня». Что ж, этот черный день наступил.

Лифт остановился и один из джигитов открыл двери. Все так же молча Императрица вышла из кабины и быстрым шагом направилась по туннелю, лишь величественно кивая на приветствия дежурных офицеров на постах охраны. Впереди гудел голосами, звенел телефонами, стучал молоточками печатных машинок и попискивал телеграфом обширный зал Императорского Ситуационного центра.

Ее центра.

Настал тот момент, когда резервный пункт управления Империей внезапно превратился в основной. Но можно ли управлять Единством отсюда? Разумеется, в полной мере, это невозможно даже технически, не говоря уж о том, что нужно быть в гуще событий для того, чтобы принимать своевременные и адекватные ситуации решения. Иначе Миша тогда не летал бы в Ригу для командования Моонзундским сражением, да и она сама осталась бы в Мелласе, а не полетела в Псков, беря на себя управление операцией по спасению города.

Конечно, нахождение верховной власти в далеком бункере на краю Империи было чревато серьезными проблемами. Даст Бог, Миша выкарабкается, но все равно еще много дней он не сможет править. Причем, протокол «Шторм» предполагал то, что она не должна покидать Остров, правя Империей отсюда. А значит, все на свете теперь на ее плечах. И она сейчас не может дать слабину и просто порыдать над обрушившимся на нее горем. Нет, она не может показать свою слабость, не может дать даже шанс появлению сомнений у окружающих в том, что она удержит власть.

Да, тут одна надежда на то, что в Москве все узлы центров управления будут работать согласно инструкций и протоколов, а не будут ждать по каждому чиху ее повелений.

Дежурный офицер центра вскочил на ноги и громко возвестил на весь зал:

‑ Господа офицеры! Ее Императорское Величество!

Все вскочили и встали по стойке смирно. Императрица кивнула:

‑ Вольно, господа. Возвращайтесь к своим обязанностям.

Сказано было привычно, как и привычным было приветствие. Но Маша чувствовала напряжение. Они наверняка в курсе болезни Императора, хотя это и совершенно секретная информация. Да и какие могут быть секреты в самом секретном месте Империи?

Командующий Ситуационным центром генерал Половцов приложил ладонь к фуражке.

                На фото: генерал Петр Половцев

‑ Здравия желаю, Ваше Императорское Величество!

Маша хотела уже привычно ответить: «Добрый вечер», но одернула себя. Какой же он «добрый»???

‑ Здравствуйте, Петр Александрович. Сводки готовы?

‑ Так точно, Ваше Величество. Все бумаги на вашем столе, как вы и повелели.

‑ Хорошо, спасибо.

Императрица прошла в «Аквариум» и села в свое кресло. Половцов стоял на вытяжку перед ее столом.

Помолчав несколько мгновений, словно оттягивая неизбежный момент, Маша произнесла властно:

‑ В связи с болезнью Государя Императора я принимаю на себя всю полноту власти в Империи.

Генерал щелкнул каблуками:

‑ Так точно, Ваше Императорское Величество! Жду ваших повелений!

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.

Ольга недвижимо смотрела прямо перед собой, не обращая никакого внимания на пролетающие за окном снежные вихри. Люба не лезла с расспросами, давая возможность подруге прийти в себя. Филиппов молча крутил баранку своего роскошного «Руссо‑Балта», понимая, что с восторгами по поводу спасения его Любушки лучше обождать. Тем более что дорога впереди становилась все хуже, а видимость резко упала.

В автомобиле царила гнетущая тишина, нарушаемся лишь гулом работающего двигателя, скрипом рессор и воем снежного бурана снаружи.

В Москву пришла зима. Зима пришла в ее душу.

«Миша‑Миша, что же ты со мной делаешь…»

Наконец Мостовская выдохнула:

‑ Спасибо, что отбила меня от репортеров. Они меня чуть не растерзали своими вопросами.

Галанчикова хмуро покачала головой.

‑ Нет, подруга, так просто от них ты не отделаешься. Уверена, что к тебе сейчас будет повышенный интерес, и не только со стороны прессы. Вокруг достаточно много неглупых людей, которые могут сложить два и два, присмотревшись повнимательнее к некоторым совпадениям в твоей биографии.

Ольга покосилась на крутящего баранку Филиппова и промолчала.

В принципе, не было ничего страшного в том, что она, испугавшись, бросилась к Императору. Даже ее вскрик, в котором она назвала Царя не просто по имени, а именно уменьшительно‑ласкательным «Миша», не был такой уж катастрофой. Во всяком случае, опешивший поначалу Суворин, тут же переключил внимание прессы на себя, а Люба, быстро подхватив подругу под руку, буквально поволокла рыдающую Ольгу прочь.

И, судя по тому, что она успела расслышать, Министр информации, как съевший собаку в своем деле профессионал, не стал плодить сущности, а в своих объяснениях пошел самым простым путем:

‑ Господа, я не имею ни малейшего представления о том, почему госпожа Мостовская так воскликнула, но причины видятся мне очевидными. Михаил Второй горячо любим народом. Миллионы женщин будут рыдать, узнав о болезни Императора. Уверен, что все присутствующие искренне желают нашему Государю скорейшего выздоровления…

Что ж, версия была без особых изысков, но достаточно правдоподобная, и если это был экспромт, то господин Суворин блестяще вышел из щекотливой ситуации. Действительно, мало ли в России дурочек, которые тайно влюблены в Императора? Да полно! Так что нет ничего удивительного, что одна из таких тайных воздыхательниц оказалась среди толпы. А то, что она крикнула «Миша!», так что с дурочки взять? Баба она и есть баба. Хоть баронесса, хоть крестьянка.

Да, эта версия многое объясняет и если Ольга будет играть свою роль как следует, то может ничего страшного и не случится. В конце концов, все будут сейчас следить за новостями о здоровье Императора, и на этом фоне глупый вскрик может вполне и затеряться. Да и вряд ли могущественный МинИнформ даст репортерам возможность слишком резвиться на эту тему. В такой момент, когда все молятся о скорейшем выздоровлении, делать даже легкие намеки в прессе не рискнут.

Но вот в чем Галанчикова права, так это в том, что кое‑кто начнет к ней присматриваться повнимательнее. А это плохо. Очень плохо.

Но страшнее всего то, что об этом всем наверняка доложат Императрице. А ее реакция может быть какой‑угодно. И если Михаил действительно заболел «американкой», то спасти Ольгу от возможного гнева Царицы будет просто некому.

И ладно лично ее, но она своей глупейшей несдержанностью, подставила под удар сына! А если как‑то просочится информация о том, что Миша‑младший на самом деле является незаконным сыном Императора, то…

Ох‑хо‑хо.

Ольга передернула плечами, словно от озноба.

Галанчикова положила свою ладонь ей на руку.

‑ Оленька, а поедемте к нам? Попьем чаю, согреемся, отдохнем. Правда, Борис?

Тот активно закивал, изобразив бурный энтузиазм и полный восторг от такой прекрасной идеи.

‑ Да‑да, Ольга Кирилловна, поедемте к нам!!! У нас есть прекрасная вишневая наливочка, вам она очень понравится, уверяю вас!

Мостовская прекрасно понимая, что счастливо воссоединившееся семейство жаждет сейчас не гостей потчевать, а заняться совсем другим делом, все же не смогла отказаться. Оставаться один на один со своими думами и страхами, она не могла.

Да и буран за окном не лучший фон для одиночества и тоски.

‑ Спасибо вам за все…

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОМЕЯ. ОСТРОВ ХРИСТА. УСАДЬБА «ОРЛИНОЕ ГНЕЗДО» (УБЕЖИЩЕ СУДНОГО ДНЯ). 5 октября 1918 года.

‑ Состояние Императора?

Половцов четко доложил:

‑ Ухудшается, Ваше Величество. Жар, лихорадка, температура выше 39 градусов. Кровавый кашель. Государь в сознание не приходил.

‑ Что говорят доктора?

‑ Боткин и Павлов не дают никаких прогнозов. Нам остается только молиться и верить в медицину.

Маша прикрыла глаза, словно надеясь на то, что если не видеть генерала, то вместе с ним исчезнут и страшные слова, которые он только что произнес.

Нет, милочка, ты не маленькая девочка, которая прячется от своих страхов под одеялом.

‑ Готовы ли «Манифесты» к обнародованию?

Половцов покачал головой.

‑ Манифест Вашего Величества готов и ждет лишь вашей подписи. Но у нас нет пока сведений из Москвы о подписании Государем Манифеста о временной передаче власти Вашему Величеству.

Маша нахмурилась.

‑ Вот как? Дайте связь с Кутеповым.

‑ Слушаюсь, Государыня.

* * *

ИМПЕРИЯ ЕДИНСТВА. РОССИЯ. МОСКВА. ВОРОБЬЕВЫ ГОРЫ. ШУХОВСКАЯ БАШНЯ. 5 октября 1918 года.

Снег уже не просто валил, а превращался в самый настоящий снежный буран. Колючие плети хлестали по лицам тех, кто неосторожно поворачивался навстречу кинжальному ветру. Им вообще крупно повезло, что они успели не только получить многие грузы с дирижаблей, но и даже успели развернуть три малые спасательные палатки ИСС с печками внутри и трубами дымоходов наружу. Но, что такое три трехместных палатки на двадцать два человека, включая шестерых раненых, из которых трое очень плохих? И совершенно неизвестно сколько получит переохлаждение или простуду к утру.

Палатки были маленькими и практически две из трех занимал лазарет. В оставшуюся палатку узники башни втискивались по очереди греться, остальные ютились вокруг бочки с горящим углем, укрываясь от снега и ветра за брезентом растянутого тента.

Было холодно, а становилось все холоднее и холоднее. Николай Николаевич Приоров проклинал все на свете за то, что они не смогли подумать заранее о том, что нужно иметь под рукой некоторые средства воздушной эвакуации тяжелораненых вместе с носилками. Пусть и в палатках, но без нормальной медпомощи, да на морозе – тяжелей, пожалуй, было только на фронте. Да и многим ли лучше его оснащение, чем было у фронтовых медиков на передовой?

Осматривая раненых, Николай Николаевич хмурился все больше. Да, плохо дело. Один явно не жилец – сломан позвоночник, множественные переломы костей, травмы внутренних органов, не считая прочих гематом, ставших следствием падения с высоты об металл площадки секции. Такого увечного и в хорошем госпитале не вдруг вытянешь. А что Приоров мог для него сделать в таких условиях, кроме как оказать первую помощь и обколоть морфием?

Второй метался в лихорадке и Николай Николаевич вовсе не был уверен, что это следствие лишь полученных политравм, а не является результатом «американки». Если это окажется именно она, то, если их не спасут в течение завтрашнего утра, на башне начнется своя собственная пандемия, поскольку предотвратить распространения вируса в таком скученном пространстве просто невозможно, организм собравшихся ослаблен, а собрались тут как раз возрастная группа, наиболее подверженная тяжелому течению болезни. Так что, как бы не пришлось на той стороне кольцевой площадки секции устраивать импровизированную мертвецкую, благо низкие температуры позволяли не опасаться быстрого разложения трупов.