Текст книги "Л 4 (СИ)"

Автор книги: Владимир Малыгин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Утром с удовольствием наблюдал хмурую физиономию моего товарища и точно такую же недовольную его супруги. Ага! Не один я не спал этой ночью и мучился! А, знаете, что первым делом мне Игорь утром сказал? Нет, не доброго утра пожелал, а вот что:

– Ты понимаешь, сколько для этого потребуется денег? И людей?

– Понимаю. Но на первое время не так и много. Это потом, когда проект привлечёт общее внимание и пассажиров, тогда и потребуются дополнительные вливания. А пока можно обойтись малым… Например, начать регулярные полёты по одному маршруту. В Киев или Нижний… И посмотреть, что из этого будет получаться. И только потом делать какие-то выводы…

Дальше нам договорить не дали. Очередной посыльный явился. И тоже утром! Срочно на вылет! Наконец-то! Закончилось долгое и нервное ожидание – летим куда-то! Вот так. И пришлось в темпе запихивать в себя завтрак, собирать вещи, которые и так уже давно приготовлены, одеваться, прощаться с домашними и мчаться на аэродром. Ну, насчёт прощаться, это не ко мне, это к Игорю.

Подъехали на автомобиле к ангару, вылезли сами и забрали свои вещи. Ну и к самолёту направились, к толпящейся вокруг него разномастной куче народа. Тут к нам и стрелки присоединились, поделились слухами. В Вильну мы летим! Это как такое вообще возможно? Мы с Игорем ничего ещё не знаем, а эти уже всё вынюхали?

Вот тебе и вся секретность…

Неужели Государь в Вильне будет Соглашение о временном перемирии подписывать? Вряд ли… Скорее всего, там дозаправимся и перелетим дальше. Куда? В Варшаву? Или дальше, на границу Германии? Хотя, нет, дальше вряд ли. Дальше всё-таки пока ещё фронт…

Только вот что-то не вижу я нашего Императора среди этой явно служивой группы военных в гражданской одежде (почему служивой и военных? Да вид у них очень уж соответствующий, подтянутый и строевой. И все в цивильном! А ещё меня за штатский костюм стыдили). И Игорь недоумённо головой крутит, всё никак первое лицо Империи среди толпы разглядеть не может. Неужели что-то не так пошло?

Сразу к самолёту нам не дали подойти. Остановили на кольце охраны, начали документы требовать. Пришлось доставать и предъявлять. Ну и соответствовать, само собой. Зато обозначили перед всеми своё присутствие, привлекли всеобщее внимание – люди у самолёта к нам развернулись. О, хоть одно знакомое лицо – Его Высокопревосходительство генерал Батюшин здесь, собственной персоной! Как раз в этот момент нас и увидел, команду кому-то отдал. К нам человек направился, охране что-то тихонечко сказал. Проверка тут же и закончилась. А Николая Александровича я так и не наблюдаю… Хотя, входной люк в грузовую кабину открыт, возможно он уже внутри сидит? И вообще, кроме своих и Батюшина, ни одного знакомого лица вокруг не вижу.

Проверка, так понимаю, распоряжением генерала уже закончилась, личности наши и допуск подтвердились, можно и дальше топать. Ну и пошли мы. К самолёту.

А вот там начались новые вводные. Настоящие. И озвучил эти вводные лично сам Николай Степанович! Причём озвучивал уже внутри, в грузовой кабине, да ещё лишь после того, как мы удостоверились в полной готовности самолёта к вылету, осмотрели и ещё раз всё проверили и приготовились занимать свои рабочие места. Да, и загрузили предварительно пассажиров с личным багажом, само собой. Тут тоже всё интересно и не так просто…

Контрразведчик приехал на аэродром в сопровождении группы бойцов весьма характерного вида. И у каждого с собой не одна большая такая тяжёлая сумка… Вот их и загрузили вместе с нашими личными вещами. Закрыли люки. И только после этого получили карты с маршрутом и внимательно выслушали всё то, что нам было позволено узнать.

Никакого Государя мы никуда не повезём… Всё это было затеяно для отвлечения внимания. В очередной раз сделали из нас крайних, заставили выступать в роли наживки. Снова все плюхи придётся принимать на себя. Получается, я был прав в своих предположениях!

Прав, не прав, ничего не поделаешь, будем выполнять приказ… Радует одно во всей этой ситуации – наконец-то у нас начали соблюдать хоть какую-то секретность… Ну почти начали, если вспомнить об информированности моих стрелков…

Слушаю внимательно, да на пассажиров любуюсь. А тут есть на что любоваться, чему удивляться. Ребята явно непростые в команде Николая Степановича – все как один крепкие, ходят мягонько, по сторонам вроде бы как и не смотрят, но понимаю – всё они видят и контролируют. Спецы, одним словом. Насмотрелся я на подобных ребят в своём времени. Да, ещё немаловажная деталь – у них с собой кроме больших объёмных сумок оружия полно. Ну и три пулемёта на группу. Впечатляет, однако.

А летим мы пока на юго-запад, и действительно в Вильну. Дальше я всё правильно додумал – в Вильне дозаправляемся и перелетаем под Варшаву. Садиться будем неподалёку от… А вот это узнаем чуть позже, в небе. Я вроде бы как недавно радовался, что у нас начали соблюдать хоть какую-то секретность? Так вот, погорячился я со своими эмоциями! Потому как это уже не секретность, а паранойя у высокого начальства. Хотя-а… Как там у нас говорили-то? Если вам кажется, что за вами следят, это не значит, что у вас паранойя… Вроде бы как-то так. Хотя, могу и ошибаться. Главное, чтобы смысл был понятен…

Поднялись к себе в кабину, расселись по креслам, пристегнулись. Прогретые моторы поочерёдно запустили, рули проверили, карту перед выруливанием зачитали.

Осень на носу, деревья только-только начали цвет листвы менять. Среди зелени жёлтых пятен пока ещё не видно, но уже есть такое ощущение, что лето всё, закончилось. Да и в воздухе это особенно чувствуется, потому как он, воздух этот, уже не тот, расслабленный и по-летнему рыхлый, а плотный и звенящий по-осеннему. И оттого иной раз кажется, что даже морозцем лёгким на привкус отдаёт.

Нет, мы, конечно, заранее озаботились тёплыми комбинезонами и соответствующей обувкой, но в кабине пока тепла хватает – отбор горячего воздуха от моторов работает нормально. Не сказать, что прямо уж так и жарко, но вполне комфортно. Теперь бы ещё конечный пункт посадки узнать, чтобы заранее подготовиться и не суетиться в последнюю минуту, и вообще будет хорошо. Ничего, надавлю на здравый смысл разведчика (садиться-то нам предстоит ночью), глядишь, Николай Степанович и передумает, поделится нужными сведениями…

Убедились, что механики наземной группы обслуживания колодки из-под колёс убрали и руление разрешили. Связь? Связались, не без этого. Ну и покатились тихонечко. Самолёт заправлен полностью, тяжёлый, разгоняется очень медленно. На неровностях грунта словно утка переваливается, катится и крыльями размахивает, равновесие старается удержать.

А вот и Батюшин к нам в кабину поднялся, лёгок на помине. За моим креслом пристроился, вперёд вглядывается. Интересно, неужели никого другого не нашлось, чтобы с нами лететь? Ну уж коли мы в роли наживки выступаем? Мало ли что на самом деле случиться может? Или ему самому всё лично проверить нужно?

М-да…

На всякий случай отрулили к торцу полосы, там и развернулись по курсу взлёта. Рычаги управления моторами вперёд, до упора. Самолёт аж завибрировал. Тормоза отпустил, он и прыгнул тяжёлой сытой кошкой вперёд, начал разгоняться. Спинку кресла чуть, дёрнуло, это Николай Степанович в неё вцепился, чтобы назад не улететь. Быстрее, ещё быстрее! Растёт скорость – штурман отсчёт ведёт. На неровностях полосы самолёт вздрагивает расстроенно, но с курса не сбивается. А там и крылья воздух поймали, ухватились цепко, опору нашли. И вибрация ушла сразу же. Стойки разгрузили, легче стало. Оторвались, но сразу в набор не пошли – прижал машину, начал разгоняться.

Зря я так переживал. С середины полосы оторвались. И скорость быстро набрали – в набор ушли, когда ещё торец взлётки не проскочили!

Батюшин спинку кресла отпустил, вперёд наклонился. Любопытно ему. А что тут любопытного, что вглядываться-то? Облаков никогда так близко не видел, что ли? Хотя да, зрелище завораживающее – как в сказке! Огромные, причудливых форм, белоснежные горы впереди и вверху. Карабкаться будем до четырёх тысяч метров, выше забираться не сто?ит – всё-таки неподготовленные пассажиры на борту, да и не все члены экипажа привыкли к высотным полётам. А сейчас четыре тысячи, как ни крути, – самые настоящие для этого времени высотные полёты. Мы даже кислородные баллоны с собой прихватили на всякий пожарный случай. Ну а мало ли придётся выше карабкаться? Вот и будем лёгкие кислородом насыщать. Вообще-то, я на своём «Муромце» и на пять забирался. Правда, дальше уже действительно тяжко без кислорода.

Да, насчёт облаков-то… Карабкаемся вверх, летим потихонечку – то между ними, то прямо через них. Вот когда через, то тогда самолёт несильно так потряхивает на воздушных потоках. Красота! Песня! Внизу земля словно картинка на барабане прокручивается, назад уходит. Воздух прозрачный, видимость превосходная. Одно удовольствие от такого полёта!

Но Николай Степанович смотреть-то смотрит, но и о деле между тем не забывает. Профессионал же! Левой рукой мне конверт сбоку подпихивает. Секретность соблюдает. Чтобы никто из посторонних не видел. А кто тут посторонний? Игорь? Или бортинженер? Или стрелок со вторым номером, которых пока в носовом отсеке нет? А, может быть, Маяковский? За первого и последнего я зуб отдам, а вот остальных троих я ещё недостаточно хорошо знаю, поэтому конверт тихонько принял и тут же на боковой горизонтальной панели распечатал. Управление, правда, предварительно Игорю передал.

Опаньки! Летим после дозаправки в Вильне в саму Варшаву, оттуда в Цюрих, там высаживаем группу, ждём их возвращения и перелетаем в Германию. Место и время посадки будет сообщено дополнительно…

Ну, в Цюрих, так в Цюрих. Интересуюсь, согласован ли пролёт и посадка? Да, всё через дипломатический корпус согласовано, вот подтверждение на бумаге. Правда, показали мне его мельком, да ещё вдобавок в сложенном виде, но… Не буду же я у Батюшина требовать развернуть листок? Не буду. Остаётся верить генералу на слово и полагаться на его здравый смысл. Потому как все мы сейчас в одной лодке находимся посреди пятого океана. Воздушного…

Через два часа после взлёта прошли над Псковом. Посмотрел сверху на город, отыскал знакомые места, полюбовался Кромом и озером. Красотища! Уточнил у штурмана курс на Вильну. Будем догонять царский поезд…

Глава 7

Идём на эшелоне. Четыре тысячи вроде бы как и немного, но для нас самое то. Хорошо, что пока нам можно любую высоту занимать, какую душа запросит. Это позже самолётов в небе станет много, летать начнут активно, и умные головы введут обязательное эшелонирование по высотам, разведут на восточное и западное направления. Ну и ещё много чего полезного придумают. А пока… Пока делаем так, как нам удобно. И насколько техника позволяет… Но всё же не забываем постоянно осматриваться, вдруг по закону подлости кто на пересекающихся курсах возьмёт да и нарисуется? Да и не только на пересекающихся. Самому, что ли, придумать эти правила полётов?

На левую панель карту положил, периодически в неё заглядываю, с местом определяюсь. Ну, когда впереди появляются характерные площадные или линейные ориентиры. Городишки, например, или озёра с реками. Заодно этим самым и работу штурмана контролирую – правильный ли он нам курс задал? Без контроля никуда. Так что работы хватает. Попутно в голове и другие мысли крутятся – одно другому не мешает… Управление Игорю отдал, пусть тренируется.

Самый-самый конец лета – световой день пока ещё дли-инный, но ночи уже потихонечку начинают брать своё, откусывают от дня пока ещё по малюсенькому и незаметному кусочку. Но это пока… Совсем скоро день и вовсе повернёт на убыль и разохотится ночь, наберёт аппетит и сожрёт бо́льшую часть суток. И это в средней полосе. Что уж тогда говорить о Северо-Западе, о столице? Или взять и заглянуть ещё севернее? Здесь всё ещё го́рше…

Но пока всё ещё не так грустно, хотя чувствуется, чувствуется приближение осени. А, может, зря я тут нагнетаю? Может, просто у меня с утра настроение такое поганое, оттого всё не так? И даже солнечный день не радует? Почему? Да потому, что не нравится мне, когда вокруг начинает что-то непонятное происходить! Сколько я уже здесь? Чуть больше года? И успел заметить, как только теряю контроль над событиями, происходящими вокруг меня, обязательно что-нибудь да происходит. И, как правило, происходит именно что-то плохое…

С вылетом мы неплохо так припозднились – с базового заводского аэродрома взлетели даже не поздним утром, а почти что в разгар дня. Пока до самолёта добрались, ну и там какое-то время пришлось провозиться. И всё по делу. Так что со всеми нашими задержками натикало по хронометру к моменту запуска двигателей чуть больше одиннадцати часов пополудни. И лёту до Вильны, если идти на крейсерском режиме и не рвать моторы, всего-то пять часов. И это я считаю со взлётом и набором высоты, с заходом на посадку. По сравнению с моими прошлыми, действительно многочасовыми перегонами, тьфу! Только тут одно «но» есть – аппарат-то у нас новый, на столь дальние расстояния ну ни разу не облётанный. Мало ли что заложенные в него расчёты говорят? Практикой-то пока ничего не подтверждено… И моторы, опять же, другие стоят, новые, из только что запущенной в производство серии. Как это всё себя в полёте проявит, неизвестно. О плохом, само собой, никто не думает… (Авиаторы же, романтики неба!) А если и мелькают изредка кое у кого подобные греховные мысли (не буду показывать на себя пальцем, потому как невместно), то они тут же на корню этим кое-кем и давятся. Ну и что, что эти моторы на заводском стенде сотню раз на разных режимах гоняли? Ну и что, что они уже сколько-то там часов в воздухе налетали? Это пока ещё слёзы. Опять же всё проходило без моего непосредственного участия… А со мной эта машина мучается всего лишь неделю… Маловато будет… Зато прекрасно понимаю Николая и его опасение лететь с нами на этой экспериментальной технике… Потому-то, наверное, и главного конструктора в этот самолёт посадили… Так сказать, на всякий «пожарный» случай… А Сикорский и рад этому. Обмолвился как-то, что наконец-то сам лично примет участие в настоящих полевых испытаниях своей машины… Фанатик самолётостроения! Но, откровенно говоря, я рад его присутствию. Конструктор на борту – великое дело! Случись что, так он и с ремонтом поможет (спохватываюсь, гоню прочь нехорошую мысль и про себя сплёвываю три раза через левое плечо)…

Впрочем, – тут же смеюсь сам над собой. – Это я просто свои собственные опасения (чтобы не сказать большего… Большее я на корню давлю. И, вроде бы как, успешно. Всё-таки та весенняя катастрофа для меня просто так не прошла) оправдываю таким образом. На самом деле ничего страшного не произойдёт, даже если все четыре мотора одновременно откажут. Сядем куда-нибудь – подходящих полей и полян внизу полно́. А уж если один или два откажут, то и говорить не о чем, можно и дальше лететь. В подобном случае лишь одно напрягает – потерянное на ремонт время и возможность доставки запчастей…

Ладно, что-то у меня думки повернули не туда, куда нужно. Прочь грустные мысли! Моторы работают ровно, вибрация обычная, и она в пределах нормы, расход топлива и температура стандартные. Высота ровно четыре тысячи по прибору, скорость… Согласно новому указателю стрелочка скорости замерла на ста сорока. И этого нам вполне достаточно. Можно было бы и добавить, но всё равно вырастет она ненамного, десятка на два максимум, зато расход бензина подпрыгнет процентов на тридцать пять-сорок. Получится ведь практически взлётный режим. Так что пока и так отлично.

После четырнадцати часов дня солнышко нас обогнало, ушло на запад, начало глаза слепить. И шторки не задёрнуть, иначе как по сторонам поглядывать? А осматриваться, как я уже говорил, постоянно нужно.

Садились на Вильненское лётное поле в районе шестнадцати часов. Тут мне бывать уже доводилось, поэтому обнаружение самого аэродрома, а также заход и посадка никаких трудностей не создали. Да и связь мы установили загодя, предупредили дежурного о времени прилёта.

А дальше начались шпионские игры. На стоянку заруливать не стали – распоряжение Батюшина. Развернулись, притормозили и подождали немного, чтобы поднятую нами же на пробеге пылюгу ветром в сторону снесло. Подождали и порулили на исполнительный старт. Там крутнулись на сто восемьдесят, встали носом на взлётный курс и выключили двигатели. Ждём бензин.

Из самолёта наружу никого кроме нас с Игорем и инженера не выпустили. Остальной экипаж за время стоянки перекусил на рабочих местах, ну и малую нужду в туалете справил, а тут как раз и инженер заправку закончил, моторы вместе с Сикорским осмотрел. Ну и я после них вокруг самолёта обошёл, глазами посмотрел, руками всё, что положено потрогал, пошатал-покачал. Ну и пневматики колёс попинал – это уже традиция.

Запустились, на что запрашивать разрешение у дежурного не стали, просто проинформировали его о запуске и взлёте, и начали разгоняться по полосе. Сразу же после отрыва плавным левым разворотом заняли в наборе высоты курс на Варшаву и полетели догонять заходящее солнце. Как я и предполагал (да что там предполагал – знал), не догнали. Пока была такая возможность, всё поглядывал вниз, надеялся увидеть царский поезд. Понимаю, что сверху все составы одинаковые, но почему-то уверен был, что именно этот поезд я сразу опознаю. Видимость хорошая, облака почти не мешают, а если и мешают, то незначительно. Но, к сожалению, так ничего и не разглядел, хотя железную дорогу прекрасно видел.

А дальше не удержались за убегающим солнцем, быстро отстали и вторую половину полёта пришлось выполнять практически в полной темноте. Вдобавок к ночи набежали с северо-запада плотные облака, закрыли почти всё небо над нами. Изредка, правда, луна из-за этих облаков выныривала, освещала нам местность внизу, тогда легче становилось и не так скучно. Земная поверхность в лунном свете и облака, ею же подсвеченные, это сказка…

Ну и с местом определялись по мере возможности в эти светлые промежутки. А дальше полёт по рассчитанному курсу и по счислению пути. Учёт ветра? А на глазок…

Но это не страшно – опыт ночных полётов огромный, опять же и приборы работают, и подсветка имеется. Надеюсь, и на аэродроме нас ждут, обозначат огнями посадочную полосу. Иначе придётся возвращаться…

Хорошо хоть, на этот раз связь работала на все сто, поэтому удалось связаться заблаговременно, подтвердить прибытие, получить погодные условия и предварительное разрешение на посадку. После такого даже на душе легче стало.

Дальше – проще. В ночи огни Варшавы издалека видны – определились с местом, ещё раз связались с аэродромом, со снижением до трёхсот метров вышли на точку и пошли на малую коробочку. Малую – это я для порядка так её называю. На самом деле просто выполнили разворот на посадочный курс, вошли в глиссаду. Полоса фонарями обозначена, так что сложностей никаких не должно быть. Ветер у земли слабый, почти встречный – не мешает. Нашей посадки внизу ждут – уже подсветили прожекторами и место приземления, и саму посадочную полосу.

И снова мы никуда не отруливали, так после остановки на полосе и остались. Почти на самой её середине. Выключили хорошо потрудившиеся моторы, дождались остановки вращения винтов и дружно полезли наружу, на свежий воздух. На этот раз никаких запретов на покидание кабины от генерала не последовало. Я специально перед открытием входной двери на него оглянулся, и только после его молчаливого согласия (или, что будет точнее, отсутствия хоть какой-то отрицательной реакции) дал добро на это самое открытие…

За генералом сразу же автомобиль приехал, «Форд» легковой. Ну а мы воспользовались тем, что начальство уехало и перекусили быстренько. Есть-то хочется, весь день на ногах. Точнее, в креслах просидели. И, вроде бы как, и не двигались особо, но нервов спалили много, отсюда и жор напал. А после перекуса, как положено, можно отдохнуть, отключиться хоть на минуту от забот и тревог, просто так поваляться на чехлах. Только всё выше сказанное к Сикорскому не относится. Неугомонный конструктор в очередной раз полез к матчасти. Ну и инженера, понятное дело, за собой потянул. С фонарём. Так и осмотрели самолёт с носа до хвоста, включая все четыре мотора.

Только они с осмотром закончили, уселись со мной рядышком, так и Батюшин вернулся. Нам ни слова не сказал, собрал вокруг себя только своих. Меня, как только я на ноги поднялся и к нему направился, движением руки остановил. Ладно. В принципе, правильно. Моё дело извозчичье, сказали везти – везу…

Ночевали в самолёте. Сидя. То ещё удовольствие, скажу я вам. Особенно когда в грузовой кабине полно чужого народа. Кто-то храпит, кто-то сопит, чешется, в конце-то концов – а время ночное, тихое, любые звуки в этой тишине отлично разносятся, спать мешают. Усталость, конечно, сказывается – проваливаешься в сон и буквально сразу же выныриваешь, вертишься седалищем на парашюте, стараешься усесться-устроиться поудобнее, да куда там, тут даже ноги полностью не выпрямить. И за окнами ничего не разглядеть, кроме далёких огней засыпающего города.

Да ещё и за бортом кабины постоянно шаги слышатся – это охранение наше вокруг самолёта топчется, травой шуршит. Мало нам этих стрекочущих в поле кузнечиков, так ещё прямо под кабиной эти двуногие слоны топают. Тоже мне бойцы невидимого фронта… Может они и невидимые, но уж точно слышимые… Не сон, а сплошное мучение. Да и то недолго продлилось. Вот как только окраина погрузилась во мрак, погасила последние редкие огоньки в окнах, народ в грузовой кабине и закопошился. Ну и нас подняли.

Пришлось присоединяться к пассажирам и выслушивать дальнейшие указания генерала. А они оказались безрадостными. И не потому, что ничего радостного в ночной побудке быть не может по определению, а потому, что ожидаем мы, оказывается, ночного нападения на самолёт. Нет слов… И потому немедленно займёмся его перекатыванием на другое место.

И занялись. В темноте. Луна-то облаками плотно закрыта. Дружными усилиями перекатили самолёт метров на пятьсот вперёд по полосе, потом свернули в чистое поле, остановились среди некошеной травы (а по ней самолёт даже такой толпой практически невозможно катить), отдышались и накрыли аппарат маскировочной сетью. Откуда она у нас в грузовой кабине взялась, ума не приложу…

Всё остальное нас не касалось. Мы так и остались экипажем в самолёте, а вот все пассажиры наши, ну, почти все (кое-какую охрану нам оставили), скрылись в ночи. И пулемёты с собой унесли.

Насчёт того, что мы остались в самолёте, это я погорячился. Разве кто-то полезет внутрь, если нападение вскорости ожидается? Никто. Вот народ и предпочёл схорониться поблизости от родной техники, расположился в траве на самом краю растянутой маскировочной сетки и приготовился бодрствовать. Потому как сна ни в одном глазу.

А трава высокая, да плюс темно – ничего вокруг не видно. Страшновато. И что-то тревожно стало, подумал и отдал приказ из кабины пару наших пулемётов вытащить и установить рядышком. Почему бы и не подстраховаться? Сектора определил, приказ отдал строгий – огонь открывать только после моей команды…

Так большую часть ночи и протревожились, не смыкая глаз и крепко сжимая в руках личное оружие.

Что самое интересное, так у меня, в отличие от всех прошлых подобных случаев, даже ни малейшего желания не возникло лично поучаствовать в этом деле. Нет, я, конечно, сделал слабую попытку якобы присоединиться к уходящей в ночь группе, но с огромным удовольствием остановился, повинуясь вполне понятному останавливающему жесту Батюшина, и прислушался к тихо произнесённым лишь для меня одного словам:

– Сергей Викторович, ну вы-то куда рвётесь? Мало вам Карпат было? Неужели больше заняться нечем? Или так и не навоевались до сих пор?

Ничего ему не ответил. Отступил назад, и всё. Этого генералу оказалось достаточно, потому как кивнул мне с одобрением и скрылся в ночи, ушёл догонять своих орлов. Впрочем, ему и догонять никого не пришлось, они же сразу притормозили, подождали своё начальство…

Посмотрел им вслед и вернулся к экипажу. Действительно, у каждого из нас своя работа. Мне и здесь забот хватает. Да и довольно с меня подобных авантюр. Там, как правильно отметил Николай Степанович, и без меня разберутся.

Единственное, так это с Игорем парой фраз тихонько перемолвились. Товарищ мой посмотрел сначала вслед уходящему в темноту генералу, потом на меня этак очень внимательно глянул и задумчиво так промолвил:

– Один раз подобное приключение может быть очень интересным, но уже во второй раз становится почти привычным. В последующие же разы ничего кроме раздражения у нормального человека вызывать не может. Нет, быть военным это явно призвание…

– То, что призвание – согласен. А со всем остальным нет. Ты нагнетаешь. Сам-то зачем тогда на Босфор полетел?

– Там другое, – отвернулся Игорь и замолчал. Но тут же передумал и всё-таки соизволил объяснить. – Сам же знаешь, что пилотов не хватает? У нас на заводе испытателей не осталось, даже Шидловский не утерпел, погоны надел. Кто, если не мы?

– Тут ты прав…

На этом разговор и заглох сам собой. Потому что всё и так понятно. Да и согласен я по большому счёту с Игорем. Если не для Державы, то все эти приключения в охотку пока молодой, пока кровь в жилах бурлит. А становишься взрослее и поневоле начинаешь задумываться, а зачем всё это? Для чего? Или для кого? Точно, не для себя… Только не в моём случае, у меня другого пути не было, кроме как летать. Это только сейчас кое-какие иные варианты наметились…

А нападение, как это всегда бывает, произошло под утро. Но нас оно не коснулось никоим образом. Так что зря мы сидели с оружием в руках и напряжённо вглядывались в грохнувшую звонкими выстрелами ночь. Правду сказать, выстрелов-то этих было немного – раз-два и обчёлся.

Так понимаю, если начали стрелять, то что-то пошло не так… А потом в стрельбе наступила кратковременная пауза – сменилась тишиной, вспыхнули аэродромные посадочные прожекторы, начали по земле лучами словно руками шарить. Нащупали кого-то, уцепились, сошлись в одной точке. Даже от нас было видно, как взметнулись над травой в бледном жёлтом свете ломаные чёрные силуэты. Сразу же пару раз выстрелы негромко хлопнули, чей-то тоскливый вскрик раздался и тут же резко оборвался…

Сидим, ждём. А время идёт. В аэродромных казармах тревогу сыграли, караул, наконец-то, опомнился, активность проявил. Машина с солдатами прямо по полосе в ту сторону промчалась, пылюгу густую подняла. Хорошо ещё, что прибежал один из пассажиров, обрадовал доброй вестью – всё закончилось, можно спать…

Ага, так все сразу взяли и заснули! Сначала народ долго гадал, что там было и чем закончилось. Пришлось пару раз тихо рявкнуть, с первого раза не подействовало, слишком уж экипаж перевозбуждён был. А вот после второго окрика потихонечку успокоились. Не скажу, что все заснули, но что замолчали, так это точно. Только Маяковского это не касалось – как только отбой тревоги сыграли, так Владимир сразу и заснул. И ничего ему не помешало, даже не проснулся, когда «пассажиры» вернулись. Старый воин – мудрый воин…

Причём вернулись «пассажиры» без Батюшина и в несколько сокращённом составе. Мне на словах приказ генерала передали: «Ждать!» Спрашивать о возможных потерях не стал – вряд ли мне кто-нибудь что-то ответил бы. Да и смысла спрашивать не было – за меня это сделала наша охрана. А я невольно услышал. Обошлись без потерь. Но охрану вокруг самолёта никто не снял, значит и мне пока рано расслабляться! Тем более, в той стороне до сих пор какая-то возня продолжается. Да и моторы грузовиков с прожекторами тарахтят, ночь распугивают.

Короче, не до сна – так до подъёма и пролежал с открытыми глазами. Ох, не нравится мне в роли живца выступать… А ведь это ещё цветочки, здесь всё-таки наша земля. А вот дальше пойдёт чужая. Судя по всему, в покое нас не оставят. Что ж, мы готовы. И я покосился на пулемёты…

А там и небо на востоке посерело. Так что утро все мы встречали с радостью. И побудку сыграли рано-рано – вот как только горизонт начал светлеть, так и дали команду «Подъём!» Пока приходили в себя, перекусывали чем Бог послал, на улице-то и рассвело окончательно. Тут и машина с бензином приехала, пришлось организовывать заправку, перекачивать топливо из бочек в баки. Заодно и матчасть проверили и осмотрели, пополнили до уровня расходные жидкости. Это я о масле и воде говорю.

Сразу после заправки Батюшин подъехал с местным начальством. К самолёту близко никого из них не подпустил, остановил автомобиль метров за пятьдесят, распрощался с сопровождающими и дальше пошёл своим ходом. Доклад принял сначала от своих орлов, потом от меня. Поглядел внимательно, а у самого-то глаза красные от недосыпа. Но мундир словно только что из-под утюга вышел – ни единой мятой складки.

– Так говорите, что к вылету готовы? Тогда не будем задерживаться. Загружаемся и взлетаем!

– Маршрут остался без изменений?

– Пока да.

Не в настроении генерал разговор продолжать. Поэтому и я с вопросами не стал ему докучать. Хотя оговорку насчёт изменений в маршруте отметил. Ладно, готовимся к запуску!

Солнышко, правда, ещё не взошло, но когда нас подобные мелочи останавливали? Сняли и убрали маскировочную сеть, построил и проинструктировал экипаж. Летим на запад, к врагу. И надеяться на то, что у нас вот-вот начнётся перемирие, не нужно. Смотрим в оба! Опять же тут и Австрия рядышком, а с ней у нас пока война.

Прошлись с Игорем ещё разок вокруг самолёта, снова разбудили-всполошили в траве только что успокоившихся кузнечиков, осмотрели аппарат, удостоверились, что всё в порядке и разбежались по рабочим местам. Игорю-то хорошо, он, в отличие от меня, прекрасно выспался!

Запуск! Разбудили рёвом моторов окрестности, да и не только окрестности. Полагаю, что в утренней тишине и горожанам пришлось прервать свои сладкие сны. А, с другой стороны, после ночного переполоха со стрельбой вряд ли кто на городской окраине спал…

Ну а дальше всё просто. Запустились, выкатились из травы на укатанную грунтовую полосу, развернулись и взлетели. На взлёте успел быстренько осмотреться – а военных-то сколько нагнали! Весь аэродром служивыми окружён. Весьма удивился, когда броневики и артиллерию заметил. Ночью ничего не слышал, никакого рёва моторов не было. Выходит, всё это заранее к лётному полю подтянули? А как тогда нападающие через вот это всё на полосу просочились?

Удивился и тут же отбросил в сторону все посторонние мысли. Всё это уже в прошлом. А думают над ошибками и выводы делают пусть другие. Те, кому по службе положено. А у нас другая забота – разворот на курс, набор высоты и всё время неустанно крутим, крутим головой, внимательно смотрим по сторонам! Через полчаса полёта будем над линией соприкосновения войск. Ну, над линией фронта, если нормальным языком выражаться. Так что лететь что туда, что оттуда тут всего ничего, значит, можно и нарваться в любой момент. Особенно нам, с нашим-то особым заданием, ролью живца, и в свете последних событий.