Текст книги " Русские на Севере. Борьба за освоение северных морей и рек "

Автор книги: Владимир Снегирев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

Однако, несмотря на их подвиги, богатейший Приамурский край пока еще не был освоен. С отозванием Хабарова, его преемник Степанов продолжал его дело. Продержался он на Амуре до 1638 г. Ему, действовавшему по приказу из центра, пришлось неоднократно иметь столкновения с манчжурами, стремившимися вытеснить русских из Приамурья.

В это время на Амуре, помимо отряда Степанова, появ* лялись отдельные партии искателей приключений и добычи. Некоторые из них присоединялись к Степанову, так что у него постепенно собралось около пятисот человек. С такими силами Степанов летом плавал по Амуру, собирая ясак главным образом с гиляков, а зиму проводил в укрепленном ’Комарском остроге. Летом 1658 г. 47 китайских судов с пушками и другим огнестрельным оружием напали на не-•болыиую флотилию Степанова, стоявшую близ устья

р. Сунгари. Согнав артиллерийским огнем казаков на берег, манчжуры совершенно разгромили их. Двести десять человек вместе со Степановым или погибли в бою, или попали в плен. Спаслось лишь одно судно с 57 человеками, присоединившееся к казачьему отряду, действовавшему тогда на Сунгари. Образовался отряд в 227 человек во главе с Артемием Петриловским. племянником Хабарова. Петрилов-ский некоторое время «гулял» на низовьях Амура, собирая там ясак в местах, еще не захваченных манчжурами. Но вскоре последние разбили Петриловского на море; уцелели лишь немногие, поспешившие уйти с Амура. Так закончилась экспедиция в Даурскую землю, начатая Хабаровым в 1649 г.

Но такая обстановка на Амуре не могла, разумеется, остановить дальнейшее продвижение и освоение русскими северо-восточных окраин Азии,'завершившееся присоединением полуострова Камчатки. Начало этому было положено в последних годах XVII в. казаком Владимиром Тимофеевым сыном Атласовым.

Происходил он, подобно Дежневу и Хабарову, из Поморья, хотя, по преданию, родился (не позже тридцатых годов XVII в.) в Сибири, куда переселился его отец, устюжский крестьянин. Обстоятельный материал о деятельности исследователя Камчатки дают «выписи» Сибирского приказа о камчатской службе Атласова, его челобитные, «скаскн» (донесения), «отписки» якутских властей, а также сообщения некоторых сибирских летописцев. Согласно этим источникам, Атласов начал свою службу, повидимому, со второй половины пятидесятых годов XVII в. Что делал он до тех пор, неизвестно.

Из челобитной Атласова, относящейся к 1701 г., явствует. что с 1672 г. он в течение 28 лет служил в Сибири «в дальних заморских службах», исполняя их, по его выражению, «со всяким чистосер днем». К сожалению, также неизвестно, на каких «сибирских службах» провел эу6 время Атласов и в чем именно состояла его деятельность.

Известно лишь, что в 1672 г. Атласов в должности рядового казака Якутского острога приехал в Москву вместе.-с другими казаками «в провожатых соболиной казны» под. начальством боярского сына Ивана Ерастова. Атласов носил тогда прозвище «Отлас» (впоследствии измененное в-Отласов, Атласов) и был неграмотен, так как на всех челобитных за него расписывались другие лица. Одна из этих, челобитных подписана: «Володька Тимофеев Отлас», в то время как в литературе принято считать Атласова по отче– ству «Васильевым». Возможно, у него было двойное отчество, потому что в XVII в. на Руси было в ходу употребление двух имен (одного, данного при крещении, другого – прозвища), хотя случаи двойного отчества крайне редки. В 1673 г. Атласов подал челобитную по поводу недоданного ему жалованья за службу в Якутском остроге и «в отъезде^ (т. е. в посылках по разным острожкам и зимовьям Якутского уезда), об отпуске из Москвы и о выдаче «дорожного-корму и подводки».

Очевидно, Атласов зарекомендовал себя незаурядным служилым человеком, ибо в девяностых годах XVII в. о'т дослужился до чина казачьего пятидесятника – должность-ответственная, а в 1693 г. был назначен якутским воеводой стольником М. А. Арсеньевым «прикащиком» в Анадырский острог, тогда один из наиболее важных постов в Якутском уезде.

Заносье, как называли в старину обширное пространство, омываемое реками Анадырем и Пенжиной, а с востока водами океана, на юге граничит частью с Пенжинским морем (северный залив Охотского моря) , частью с полуостровом Камчаткой. Об этой области давно уже носились слухи среди русских служилых и промышленных людей Восточной. Сибири. Больше того: наименование «Камчатка» встречается уже на чертеже Сибири П. Годунова 1667 г., а в «Списке* с чертежа 1672 г.» говорится о реке Камчатке. Нога русского человека уже ступала по Камчатской земле, начиная с

Алексеева, товарища по плаванию Дежнева (о чем говорилось выше), и предполагаемой Пыпиным высадки самого Дежнева на берегах Пенжинского моря. О соседней Камчат^ же слышали, конечно, и анадырские служилые люди, но уведомили они об этом якутскую администрацию только в 1689 г. Семь лет спустя из Анадырска был отправлен к :корякам на р. Опуху якутский казак Лука Морозко, проникший значительно южнее, до р. 1 игиля, не доходя «че– < ггырех дней» до р. Камчатки. Морозко взял камчадальские •острожки. Он собрал пенные сведения об этой земле. Известия, сообщенные Морозко, были учтены в Анадырске, и в ,1697 г. состоялся первый поход на Камчатку. Во главе похода стоял Владимир Атласов.

• Согласно обычаю, Атласов, лицо должностное, отправился в поход но «наказной памяти» якутского воеводы Арсеньева, предписавшего ему итти «для прииску и призыву новых землиц». Однако инициатором похода был все-таки не воевода, а сам Атласов. Это видно из следующего:

>еще будучи в Якутске, Атласов готовился к походу и призом настолько открыто, что, очевидно, уже тогда получил на это словесное разрешение или согласие Арсеньева; затем, в «наказной памяти» не говорится прямо, что Атласову _ч велено «приискивать Камчатскую землю», а стоит общее выражение—«новые землицы» (повидимому, воевода, зная •о страшных трудностях предстоящего похода и допуская , возможность полной его неудачи, не хотел брать на себя •официальную ответственность за столь рискованное предприятие) . Инициатива Атласова подтверждается еще и тем обстоятельством, что на Камчатку он «ходил на своих проторях (расходах), одолжась займуя в кабалы, и служимых и промышленных людей порохом своим и займуя ссужал». Иначе говоря, поход был организован на средства самого Атласова. Участие правительства выразилось в том, что оно дало Атласову служилых людей и, очевидно, оружие, без чего он едва ли осуществил бы свое смелое предка

приятие. Участники похода за полученную ими от Атласова ссуду в виде пороха, свинца и других запасов позднее расплачивались с ним «собольми своего промыслу». Таким способом на Камчатке Атласов собрал соболей «одиннадцать сороков».

Атласов выступил в поход в 1697 г. на оленях «после-; ясачного сбора», т. е. осенью. Зимой оленей впрягали в сани, в теплое время ездили на них верхом, в особых седлах.’ Отряд Атласова состоял из шестидесяти русских служилых и промышленных люден и шестидесяти анадырских «ясач–ных юкагиров», взятых Атласовым специально для «соболиного промыслу». Маршрут был взят на Пенжинский за– • лив. Перевалив «через великие горы», отряд вступил в почти совсем неизвестную русским область. Первая встреча с местным населением на р. Пенжине прошла очень удачно. Здесь русские «наехали» на острожки «сидячих» коряков, которых объясачили «без бою». От этих острогов Атласов отправился иа Камчатский нос и «ехал на оленях подле моря 2 недели». От Камчатского носа по «скаскам иноземцев – вожей» он переправился через «высокую гору» и прибыл «к Люторским острогам, к иноземцам люторам» (ныне уже вымершие олюторцы). «Ласкою и приветом» они были «призваны под государеву руку» и уплатили ясак красными лисицами, которых они добывали для одежды поблизости их юрт. Отсюда Атласов пошел западным берегом полуострова на юг к реке Камчатке. Оленные (кочевые) коряки, встреченные по дороге, отказались платить ясак и даже «грозили побить» Атласова, так что, по его словам, ему пришлось «смирить» их. Вскоре после этого на р. Полане, впадающей в Охотское море, юкагиры, по мнению историка. Оглоблина, уже объясаченные русскими, изменнически напали здесь на Атласова По другим авторам (Крашенинников, Спасский), внезапное нападение на атласовский от– ²¹

•ряд было произведено анадырскими юкагирами. Во всяком случае, произошел серьезный бой, во время которого Атласов получил шесть ран. Несмотря на это, он «изменников от себя отбил» и «справился» с ними. С р. Полана Атласов <5ерегом дошел до р. Кигыла (Тигиль), откуда повернул внутрь полуострова на р. Камчатку и летом 1697 г. достиг р. Канучн, притока Камчатки; в устье первой из них он поставил крест, виденный еще Крашенинниковым, путешественником XVIII в.

•

Построив на р. Камчатке струги. Атласов, плывя вверх по реке, проник в центр полуострова, где «подозвал под государеву руку» сидевших там камчадалов. По словам Атла-сова, «те иноземцы им, Владимиру с товарищи, были рады» и просили помощи против сородичей, обитавших южнее. Но все-таки немало камчадалов, коряков и курильцев стали «противиться» Атласову, отказывались платить ясак, в ви-,ду чего он вынужден был их «смирять» для того, чтобы -«иным иноземцам было ветрах». Соболей, бобров и лисиц ъ новооткрытых местах было «гораздо много», а потому и ясачную казну «собрать мочно было». Но население, согласившееся давать ясак, просило Атласова отложить сбор ясака до следующего года, так как, не ожидая прихода русских людей, туземцы соболей не промышляли в виду того, что «от них соболи и лисицы никуда нейдут». Местность по р. Камчатке была так густо населена, что нередко Атласов встречал поселения в 200—300 юрт с соответствующим числом обитателей.

* Ознакомившись достаточно с центральными пунктами Камчатки, Атласов вернулся на ее западное побережье к р. Иче, впадающей в Охотское море. На Иче он встретился с «полонеником Узакинского (Японского) государства», который, идя «морем на бусе, восемь человек из Индейского царства, с_ааморскими товары», потерпел кораблекрушение у берегов Камчатки. Японец, которого Атласов взял с собою, а впоследствии отвез было в Москву, страшно

/

обрадовался приходу русских, видя в них своих освободителей ^х.

Построив на Иче острог, повидимому, на месте нынешнего селения Ичинского, Атласов отсюда обошел еще целый ряд мест с «бобровыми реками», ставя зимовья и собирая ясак, после чего вернулся в Ичинский острожек..Здесь служилые люди настойчиво потребовали от своего предводителя возвращения в Анадырск, ибо, говорили они, «пороху и свинцу нет, служить не с чем». Обратный путь отряда по территории Камчатки шел по берегам Охотского моря на Пенжинскую губу и дальше по знакомым уже местам на се-€>ер в Анадырский острог, куда Атласов вернулся в июле .1699 г. Из шестидесяти человек русских служилых и промышленных людей Атласовской экспедиции уцелело только пятнадцать человек; из шестидесяти юкагиров – еще меньше,, четыре. Сравнительно небольшой ясак, собранный «с камчатских мужиков и с олсниых коряк», обошелся недешево.

Поход Атласова, хотя и продолжался около двух лет (1697—99), по существу был всего лишь рекогносцировкой, показавшей, что для присоединения к русским владениям обширной Камчатки необходимо располагать значительно большими силами.

Летом 1700 г. Атласов приехал в Якутск с ясачными мехами, среди которых особую ценность представляли «десять каланов камчадальских морских». Это были шкурки бобров, точнее морских выдр, которых до тех пор «никогда в вывозе в Москве не бывало».

В Якутске Атласов подал воеводе стольнику Д. А. Тра-урнихту «скаску», в которой подробно рассказал о всех об– ²²

стоятсльствах своей экспедиции для «прииску новых землиц и для призыву под самодержавную великого государя высокую руку вновь неясачных людей, которые под царскою высокосамодержавною рукою в ясачном платеже не бывали».

Из Якутска Атласов был отпущен воеводою с «соболиною казною» и своими «пожитками» в Москву, куда и прибыл в начале 1701 г. В Москве Атласов подал в Сибирский приказ несколько челобитных и вторую «скаску» Это донесение Атлассва представляет особый интерес, потому что в нем дается очень подробное и красочное описание животного и растительного мира Камчатки, ее топографии и быта ее обитателей. Очень ценны сообщения Атласова о камчадалах, которые сами назьшают себя «ительмен», что значит «люди». По атласовскому описанию, очень верному* камчадалы ростом невелики, с «бородами средними», лицом походят на зырян. Жили они оседло, носили одежду из соболей, лисиц и оленей, подпушенную собаками; жилища у них были двух видов: зимние земляные, летние на столбах, от земли «сажени по три». Пищей камчадалам служили рыба и мясо зверей;, деревянную посуду и глиняные горшки камчадалы делали сами. Относительно религиозных верований камчадалов Атласов был немногословен: «Веры никакой нет, только одни шаманы»; по внешнему виду эти шаманы отличались «с иными иноземцы» тем, что «носили волосы долги». По горным хребтам Камчатки обитали «оленьи коряки», а «вдаль» за камчадалами – «курильские иноземцы», на вид чернее первых и почти безбороды. Одежда у них одинаковая с камчадалами, но «скуднее». Климат в земле куриловцев теплый, вследствие чего соболь «плох, но больших бобров и красных лисиц много». Еще дальше за камчадалами, «какие люди есть и далека ль та земля – неведомо». ²³

Атласов сообщил, что все туземцы Камчатки «держав-ства великого над собою не имеют», а «почитают больши» самою богатого в роду. Роды воюют друг с другом. Что касается воинских качеств камчатских «иноземцев», то они «временами бывают смелы, а в иное время плохи и торопли-еы»; они очень боялись огнестрельного оружия и прозвали русских «огненными людьми», от выстрелов которых скоро • «бежали назад». До прихода Атласова «дани с тех иноземцев никуды не имано».

Идя вверх по р. Камчатке, Атласов открыл две горы: одна была «подобно хлебному скирду велика гораздо и высока», а другая поблизости «подобна сенному стогу и высока гораздо: из нее днем идет дым, а ночью искры и зарево». По рассказам камчадалов, при восхождении до половины высоты этой горы слышен «великий шум и гром». Смельчаки, пытавшиеся продолжать подъем выше, платились жизнью, «назад не вышли, а что тем людям на горе учинилось – не ведают»

Это замечательное донесение служилого казака второй половины XVII в. бесспорно является одним из лучших, и не только русских землеописаний старого времени. Современный нам автор Л. С.. Берг так определяет значение известий Атласова касательно этой области: «Атласов представляет из себя личность, совершенно исключительную. .Человек малообразованный, он вместе с тем обладал недюжинным умом и большой наблюдательностью, и показания его... заключают массу ценнейших этнографических и вообще географических данных. Ни один из сибирских землепроходцев XVII и начала XVIII веков, не исключая и самого Беринга, не дает таких содержательных отчетов»².

Челобитные Атласова и приказные «выписи» из них вы-

¹ Открытый Атласозым вулкан – Ключевская сопка, имеющая высоту 4850 м. В общем «а Камчатке насчитывается 127 вулканов, из них 19 действующих.

² Л. С. Берг, Открытие Камчатки и камчатская экспедиция Беринга, стр.7. ²⁴

звали большой интерес у властей. После подробного ознакомления со веем делом постановили: якутскому казачьему пятидесятнику Владимиру Атласову «быть в Якутску казачьим головой», а жалованье ему учинить «годовой оклад 10 рублен по 7 четвертей ржи и овса, 3 пуда соли»; за его же пожитки (11 сороков соболей) выдать ему 100 рублей деньгами и товаров на 100 р.; в «приговоре» пояснялось, что «то верстанье в казачьи головы и выдача за его пожитки» учинены Атласову за его поход в Камчадальскую землю.

Содержание одной из «выписей» Сибирского приказа свидетельствует о том, что правительство определенно возлагало на Атласова большие надежды в смысле «прииску вновь иных иноземцев в Камчадальской земле». .Что касается самого Атласова, то он, разумеется, вполне готов был еще раз послужить в новооткрытой «землице», за первоначальный поход в которую он был щедро вознагражден. Проведя почти тридцать лет в «дальних заморских службах», Атласов не страшился трудностей нового похода, но считал, что для его успеха мало одной удачи и веры в счастье. Ко второй экспедиции в «Камчадальскую землю» надлежало приготовиться как можно основательнее. Каждого участника похода надо было вооружить -гладкой или вннтованной пищалью, отряду дать несколько небольших пушек и полковое знамя. Для обменной торговли с туземцами требовались «пуд'бисеру лазоревого» и сто ножей. Правительство, сильно заинтересованное рассказами Атласова о богатствах и многолюдстве нового края, охотно пошло навстречу всем предложениям предприимчивого казака.

Во главе с «новоприбранными» в Сибири людьми Атла-соз уже двигался на Камчатку, когда на р. Верхней Тунгуске произошло событие, по рассказу «Черепановской летописи», рисующееся в следующем виде: «Атласов,– повествует летопись,– по духу храбрости своей, оказанной над камчадалами, который не давал покоя, сделал на Тун-^|Ускс нападение на купеческое судно гостя Логина Добры-82

8!

нииа и вместо размена товаров, как делывал в Камчатке, взял их сплою, пощадив только людей, ради ециноземной с ними русской породы. По жалобе в Якутске бывшего на том судне купеческого прикащика. Атласов с десятью глазными участниками предан был суду и посажен в тюрьму, находясь под следствием шесть’ лет» ^х.

За время долгого ареста Атласова дела в «'Камчадальской земле» год от году шли все хуже и хуже. То здесь, то там «иноземцы» отказывались давать ясак, а в 1706 г. началось уже настоящее их восстание. Правительство, понимая, что только один человек может усмирить его и довести до конца -начатое предприятие, освободило Атласова и, возвратив ему право командования, предписало в двухнедельный срок итти на Камчатку с отрядом в сто человек. Грозная известность Атласова и появление свежих сил повлекли за собою быстрое успокоение среди камчатского населения. Прощенный Атласов не получил все-таки тех широких полномочий, с какими он был отпущен из Москвы в 1701 г. Ему пришлось ограничиться скромной ролью заурядного «прикащика» камчатских острогов. В этой должности он погиб в 1711 г.: был убит своими соратниками в целях ограбления.

'• Атласов, бесспорно, принадлежал к числу наиболее выдающихся русских «землепроходцев», которых не пугали ни расстояния, ни опасности со стороны людей и природы. Одаренный огромной физической силой, железным здоровьем даже и в старости. Атласов отличался беспримерной энергией и необычайной силой воли. Увлекаемый жаждой открытия «новых землиц» и надеждой на добычу, он всю свою долгую жизнь провел в походах, путешествиях, опасностях и военных столкновениях. В нем было немало общего с Хабаровым, но вместе с тем своими админнстратнв ными способностями и стремлением приводить «иноземцев» ²⁵

в русское подданство «лаской и приветом» он напоминает-также и Дежнева. .

В умственном отношении Атласов (повидимому, только лет сорока обучившийся грамоте) выделялся среди своих современников и соратников. Он был одновременно воином и путешественником-исследователем, и даже писателем. Из-содержання двух его «скасок» об открытии Камчатки видно, что он был наблюдательным автором, способным подмечать, сравнивать, а затем делать самостоятельные выводы. Отрицательные стороны своего характера, последствия личных и служебных проступков Атласов вполне искупил своей трагической смертью.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

К

* началу XVIII столетия ясно определились результаты продвижения русского народа по северо-восточной Азии. Открытия и обследования, совершенные русскими людьми в течение XVII в. в Сибири, Амурской области и на Камчатке преимущественно водными (морскими и речными) путями, оказали большое влияние на экономическое и культурное развитие этих районов и на прогресс географической науки.

Выше уже говорилось о той важной роли, какую сыграли для Западной Европы старорусские «дорожники» и другие документальные источники, а равным образом и то непосредственное содействие, которое оказали наши предки западноевропейским путешественникам, плававшим по северным морям и рекам Поморья. Обследование русскими Сибири, в котором иностранцы не принимали прямого участия, дало в этом отношении гораздо больше. Интерес к Сибири пробудился на Западе очень давно. «Быт*ь может,– замечает современный нам историк М. П. Алексеев,– уже результаты новгородских экспедиций в Югру и Заволочье стали известны на Западе в силу тех оживленных торговых сношений, какие в XI—XIII веках существовали между Новгородом и Ганзейскими городами... Вместе с «собольми и горностальмн и черными кунами и

песцы и белыми волкы», спрос на которые все возрастал на рынках немецкой Прибалтики, на запад могли передаваться и рассказы о тех краях, где добываются эти драгоценные товары и куда, забираясь все далее на восток, непроходимыми «пропастьми, снегом и лесом» упорно шла новгородская колонизация» В середине XIII в. католические монахи Карпини и Рубрук, ездившие в Монголию, в ставку великого хана, сообщили Западу о народах северной Азин, нынешней Сибири; полстолстия спустя о ней довольно подробно рассказывал Марко Поло, называя ее «страною Баргу». Но сообщения о Сибири, проникавшие в течение нескольких столетий в Западную Европу, носили туманный и сбивчивый характер. Приподнять завесу, так долго скрывавшую от западного мира северные азиатские земли, могли только торговые экспедиции и военные походы русских, благодаря которым в России в XVII в. был собран богатый документальный материал об истории Сибири, ее этнографии, быте коренного населения и пр.

Таковы были, прежде вс/го, сибирские летописи, часть которых, собственно говоря, представляет собою «исторические повести», изображающие в законченной литературной форме историю освоения Сибири. Этот материал возник на основании местных сказаний, воеводских донесений, «сказок» искателен «новых землиц». Расширяя своими экспедициями и походами территорию государства, они вместе с тем расширяли и область землеведения. Донесения Дежнева, Пояркова, Атласова и других более ранних «землепроходцев», имена которых, повидимому, и не дошли до нас, те чертежи, которые они набрасывали в обстановке великих опасностей и тягчайших климатических условий, попадали в руки людей, постепенно объединявших эти известия, если и не согласно требованиям со– ²⁶

временной нам науки, то во всяком случае, достаточно точно и полно.

• Основоположником сибирского летописания был архимандрит Киприан, человек образованный, в 1621 г. возведенный в сан архиепископа Сибирского. Он на основании письменных сообщений соратников Ермака составил «Синодик» Тобольского собора, представляющий собою схематический очерк главных моментов знаменитого похода и смерти его предводителя. Вскоре после этого появилось новое литературное произведение на ту же тему: «О Сибири и о сибирском взятии», написанное в 1636 г. архиепископским подьячим Саввою Есиповым (так наз. «Есиповская летопись»).

Затем во второй половине XVII в. была составлена повесть «О взятии Сибирской земли», известная в науке под названием «Строгановской летописи», так как ее азтор, без сомнения, был близок к семье Строгановых, использовал для своей работы их частный архив и главное внимание уделил не Ермаку, а Строгановым. Составление Строгановской летописи относится приблизительно к 1673 г., потому что в этом году впервые в жалованной грамоте царя Алексея Михайловича, данной Григорию Строганову, появляется указание на участие Семена Строганова в «призвании» Ермака.

В основе того и другого памятника лежит, по замечанию Бахрушина, «один и тот же первоисточник, то «написание», которое принесли казаки, преосвященному Кип-риану, когда он пожелал узнать от них, «како приндоша в Сибирь» Несомненно заслуживает внимания «Роспись Сибирским городам и острогам*», представляющая собою список городов, острогов, зимовьев и тех рек, на которых они были расположены. В этом списке было указано расстояние между названными пунктами, измеренное днями езды на лошадях и собаках или плавания по рекам на до– ²⁷

щаниках и стругах. Имелись указания и на то, сколько и где считалось служилых людей в укрепленных местах, кто держал ямскую гоньбу и по каким дорогам. Судя по городам н острогам, упоминаемым в «Росписи», она составлена не позже 1640 г.

Со второй половины XVII в. сибирское летописание заметно увеличивается. Здесь следует указать на такое любопытное произведение, как «Летопись Сибирская краткая Кунгурская», отличающаяся чисто народным стилем и передающая некоторые эпизоды почти сказочным языком. Возникла она в казацкой среде, в которой еще жива была тогда память о покорителе Сибирского царства. Последним двадцатилетием XVII в. датируется «Описание новыя земли, сиречь Сибирского царства», соединяющее в себе известия о завоевании Сибири с сообщениями географического и этнографического характера, а также с известиями о религиозных верованиях и обычаях китайцев и о прибытии в Китай иезуитов. К 1680-м годам относится «Сказание о великой реце Амуре...»'* это – описание р. Амура и его побережий во время обладания и заселения русскими этого края и разработки его естественных богатств. Наконец, нельзя обойти молчанием работу на латинском языке русского подданного-серба Юрия Крижанича («История о Сибири») в 1661 – 76 гг., жившего в Тобольске^{28. Вообще о Сибири и тогда и позднее писали многие лица, принадлежавшие к различным слоям русского общества. Так, в XVIII в. тобольский ямщик И. Черепанов составил «Новую Сибирскую историю» («Черепановская летопись»), доведенную до 1759 г. Источниками ему послужили сибирские летописи и «Описание Сибирского царства» Миллера, о котором будет сказано ниже. Компиляция Черепанова дает представление о постепенном переходе от приемов старомо-}

скозских книжников к научным методам недавно основанной тогда петербургской Академии наук.

К летописно-литературным источникам с течением времени присоединился н картографический материал, посвященный специально Сибири. По указу царя Алексея Михайловича был «збираи... за свидетельством всякого чина людей» и «по высмотру стольника и воеводы Петра Ивановича Годунова с товарищи» общий чертеж Сибири и «придан тиснению» в Тобольске в 1667 г. Оригинал чертежа был утерян, и чертеж стал известен по его шведской копии, а с 1914 г. по русской рукописной копни. На этой карте, резанной на дереве, указаны, главным образом, разные народы, населяющие Сибирь, и ее речная сеть; водоразделом между Европой и Азией указан Уральский хребет; север показан внизу карты, юг наверху, запад на правой стороне, восток —на левой ^{29. К 1672 г. относится составление «Списка с чертежа Сибирски я земли», с его второго экземпляра, утерянного подобно первому.}

Эти работы не были началом русской картографии. Ее начало относится ко второй половине XVI в., когда было преступлено к составлению «Большого Чертежа», карты всего государства, время воспроизведения которой точно не установлено. Источниками при составлении этого чертежа послужили так называемые «переписные книги», где находились описания угодий, как результат народных переписей. За ветхостью оригинала «Чертеж», служивший маршрутной картой «для великого государя службы посылок», время от времени перечерчивался.

Что касается картографии Сибири, то, как замечает А. И. Андреев, «...до нас нс дошли не только многочисленные чертежи отдельных мест Сибири, но и некоторые чертежи всей Сибири, составлявшиеся в XVII в. по край-

ней мере четыре раза» На основании одного из таких погибших чертежей была составлена голландцем Исааком Массой карга Сибири, напечатанная еще в 1609 г. После великого пожара Москвы в 1626 г., когда погибла масса документального материала, было предписано тобольскому воеводе А. Хованскому «с товарищи», «Тобольскому городу и всех сибирских городов и острогов в Тобольску на-. чертити чертеж». Это задание было исполнено, повидимо-му, в 1629 г. Чертеж не сохранился, до нас дошла только его «Роспись». Весьма возможно, что «Карта Татарии», приложенная к известной книге Адама Олсария (1647 г.) «Путешествие голштинского посольства в Московию и Персию», составлена по этому чертежу. В 1673 г. был составлен новый чертеж • и к нему приложено чертежное описание Сибири, сохранившее свое значение в качестве справочника до конца XVII в. Повидимому, этот чертеж был составлен в Москве, так как в Сибири о нем не знали. Он более систематичен, чем годуновский, дополнен новыми документальными известиями и таким образом является дальнейшим шагом в описании зауральских земель и областей ^{30 31}. Чертеж считался утерянным, но вполне допустимо, что обнаруженная в 1908 г. в ученом архиве Главного Штаба раскрашенная карта Сибири XVII в. (в копии XVIII в.) представляет собою именно этот чертеж.

Не позднее 1689 г. А. А. Виииус, переводчик Посольского приказа, а позднее дьяк Сибирского приказа, составил чертеж Сибири, обнаруженный в наше время А. И. Андреевым в библиотеке Эрмитажа. В отличие от вышеперечисленных чертежей, чертеж Виниуса имеет градусную сетку (подобно западноевропейским картам Сибири того времени) и вообще выполнен по правилам тогдаш-

ней картографической техники. Благодаря этому чертежу западноевропейская картография второй половины XVII в. обогатилась многими ценными сведениями о Сибири.

К самым последним годам XVII в. относятся замечав тельные историко-географические труды тобольского сына боярского С. У. Ремезова. В 1696 г. ему было поручено «всем сибирским городам и с уезды... написать чертежи на холсте... а в Тобольску велеть сделать доброму и искусному мастеру чертежи всей Сибири». Использовав для этой работы свое служебное знакомство с Западной Сибирью до Алтая и с уже существовавшими тогда чертежами Сибири, писцовыми книгами и «статейными списками» (отчеты послов), Ремезов, согласно сообщению «Черепанов-ской летописи», закончил в 1697 г. карту, отосланную «без всякого мотчаиья» (промедления) в Москву. Карта Ремезова (размер 3X4 метра) была исполнена на куске бязи, сшитом из нескольких полотнищ; начертана она без сетки, север находится внизу, лесистые места изображены деревьями, пояснительные надписи сделаны славянскими буквами. Существует предание, что по этому чертежу, ныне хранящемуся в Русском Географическом Обществе, Петр I в шутку экзаменовал плохо знающих географию.

Составлением большого чертежа не ограничились картографические работы Ремезова. После путешествия по Тобольской области и Киргизской степи Ремезов составил в 1701 г. единственный в своем роде атлас Сибири под названием «Чертежная книга... всей Сибири и городов и земель». Атлас состоял из двадцати трех карт; из них одна захватывала Великопермскую землю, входившую тогда в состав Сибири, другая указывала на распределение сибирских народов, третья представляла сборный лист; остальные 20 карт изображали отдельные города, села и волости. Карты ремезовского атласа, в котором была найдена копия годуновского чертежа всей Сибири, хранятся