Текст книги " Русские на Севере. Борьба за освоение северных морей и рек "

Автор книги: Владимир Снегирев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

По поводу сомнений относительно подвига, совершенного якутским казаком, Зеленин почти полвека тому назад

справедливо писал следующее: «Если, несмотря на эти до* статочно точные указания на начальный и конечный пункты знаменитого плавания, многие авторы все-таки не решались признать факта прохождения Дежневым пролива, то это произошло, главным образом, потому, что такой подвиг кажется невероятным по своему величию, и поэтому скептики, воспользовавшись общею неясностью и неопределенностью . рассказа Дежнева, пытались как-нибудь иначе объяснить его, без допущения прохода пролива. Действительно, позднейшие полярные экспедиции в этих водах.... а также и в других частях Северного Ледовитого океана... с достаточностью показали, какие непреодолимые трудности доставляют мореплавателям льды полярных морей. Если теперь (т. е. в 1898 г. – В. С.), при всех успехах техники кораблестроения, очень часто оказывается невозможным двигаться среди плавающих ледяных гор и полей, то что же сказать про жалкие суденышки – кочи, бывшие в распоряжении Дежнева и его спутников? Положительно, приходится удивляться безграничной отваге и выносливости доморощенных русских моряков, впервые прокладывавших свой путь среди льдов океана, омывающего северные берега Сибири»

Указав затем на крайне суровые климатические условия тех мест, на трудности в отношении добывания продовольствия, на опасность нападения со стороны местного населения, автор продолжает: «Дежнев не представляет собою какую-либо исключительность: все его товарищи по плаванью, а также и множество других казаков, позднее пришедших на Анадырь, испытывали то же самое... Подобных ему удальцов известно очень много, а еще больше, вероятно, осталось неизвестными, о которых не сохранилось никаких следов ни в народной памяти, ни в архивах².

К этому необходимо добавить, что отчеты в печати о ^{14 15} плаваниях в XVI—XVII вв. английских и голландских моряков, до сих пор официально считающихся первыми исследователями полярных морей, стали появляться еще в XVI в.; о плаваниях же старорусских мореходов краткие и не получившие широкого распространения сообщения появляются только в XVIII столетии, когда и стал известен подвиг Дежнева. А как велик был этот подвиг, явствует хотя бы из того, что только почти 2¹/2 века спустя шведский мореплаватель Нордеишельд на специально сооруженном и оснащенном по последнему слову инженерно-морской техники судне «Вега» с большими остановками обогнул по следам Дежнева и его спутников Чукотский полуостров. Плавание Нордеишельда, имевшее место в 1878/79 г., было лишь экспедицией, часть средств на которую шведский мореплаватель получил от русского золотопромышленника А. М. Сибнрякоза. Подлинное же освоение великого северо-восточного пути и планомерное изучение Арктики, проводимое нашими героическими моряка-ми-полярникамн и летчиками, относятся уже к советскому времени.

В 1898 г., в 250-летнюю годовщину плавания Дежнева, самый крайний северо-восточный мыс азиатского материка получил официальное название «Мыс Дежнева».

Кь четырех главнызцрек Северной Азии – Обь, Енисей, Лена, Амур – первые три впадают в Ледовитый океан, четвертая—в еоды Великого океана. Такое направление этих рек обусловило и направление продвижения русских по Сибири с первого же момента их проникновения в Зауралье. Открытие и освоение «новых землиц» Сибири в основном происходило, как упоминалось выше, по водным путям, в соответствии с чем долгое время экспедиции предпринимались, главным образом, в северном направлении. Так дело обстояло до конца тридцатых годов XVII в., когда из Якутска началось объясачение земель по верхнему течению Лены, где русские встретили сопротивление воинственных «братских людей» (буряты)—сопротивление, длившееся не один год. Несмотря на это, якутский пятидесятник Курбат Иванов с верховьев Лены все-таки проник на берега озера Байкала – «Святого моря» бурятского парода. Вслед за этим енисейский атаман Василин Колесников обошел в 1646 г. северо-западный берег Байкала и построил острожек на Верхней Ангаре, а в следующем году боярский сын Иван Похабов перебрался по льду на южный берег «Святого моря». В 1648 г. неутомимый исследователь и завоеватель, служилый человек Иван Галкин, обогнул

Байкал с севера и построил острожек на устьях Баргузина* впадающего в Байкал.

К востоку от Байкала, в недалеком от него расстоянии* берут свое начало притоки Амура, благодаря чему до русских вскоре стали доходить с разных сторон слухи об этой великой реке и ее богатствах. Еще в 1638 г. казак Максим Перфирьев, посланный иа р. Витим, правый приток Лены, узнал там от тунгусов про р. Силькар, на берегах которой жили дауры, как называли русские дахурскин народ. По словам тунгусов, дауры имели «бой (оружие) лучнын и огненный»; в обмен на соболиные меха они давали тунгусам скот, хлеб, серебро, а полученную пушнину обменивали с какими-то другими людьми иа шелковые материн. Эти известия подтвердил Дмитрий Крпылов, предпринявший путешествие в 1639 г. по Алдану, притоку Лены. Отделив от своего отряда 31 человека, Копылов отправил их под командой Ивана Москвитина дальше на северо-восток. Москвитин, поднявшись вверх по р. Мае, перешел через горы и по р. Улье достиг Охотского моря, названного им Тунгусским по обитавшим там тунгусам. Собирая у них сведения о народах дальше лежащих стран, Москвитин узнал об Амурском крае, пограничном с богатым Китайским царством. От этого же времени сохранился рассказ промышленника Сеньки Аверкиева, охотившегося в устьях р. Аргуни, притока Шилки, впадающей в Амур. Захваченный в плен даурами, Аверкиев был приведен к местным князькам Лавкаю и Шнлгинсю. Учинив Аверкиеву подробный допрос, князьки отпустили его без вреда, отобрав, впрочем, имевшийся у него товар (бисер и железные стрелы), взамен которого дали ему соболиные меха.

Рассказы тунгусов, Перфнрьева и Аверкиева о богатстве владений Лавкая, об изобилии в них соболей, плодородной почве, о том, будто неподалеку от улуса Лавкая в горе имеется серебряная руда, разжигали аппетиты промышленников, «охочих людей» и казаков. «Землица» к ид зя Лавкая становится с тех пор заветною целью, на кото-рои сосредоточились все помыслы искателей добычи.

Такая обстановка привела к тому, что в 1643 г. якут-скин воевода П. П. Головин снарядил экспедицию на, Амур, состоявшую из ста двенадцати служилых людей, пятнадцати промышленников, двух толмачей, двух кузнецов и двух целовальников *. Начальствовал над ними письменный голова В. Поярков, который должен был проведать, действительно ли в Амурской земле есть серебряная, медная и свинцовая руда, а попутно привести под «высокую государеву руку новых людей». Отряд Пояркова, снабженный небольшой железной пушкой с запасом пороха и свинца, поплыл по Лене, а дальше по Алдану, Учу-ру и Гонаму. Путь был трудный, особенно по горному Гонаму, на порогах которого один дощаник разбился, а бывший на нем свинец затонул. Зима застала отряд в дороге; итти дальше нельзя было и пришлось, вырыв землянки, устроить зимовье. Сам Поярков пробыл в зимовье только две недели. Взяв с собою 90 человек и наказав остальным присоединиться к нему весною с казной и припасами, Поярков перешел Камень (Яблоновый или Становой хребет). По ту сторону гор иа р. Брянде, притоке Зеп, впадающей в Амур, Поярков за зиму построил суда, а весною, спустившись по Зсе, достиг Даурской земли. «Пашенные люди» – дауры не были похожи на других' жителей Сибири. Дауры жили в деревянных домах с окнами, затянутыми, вместо стекла, прозрачной бумагой своего изделия. Живя оседло, дауры занимались земледелием. Их селения были окружены полями с посевами ячменя, риса, проса, гороха, гречи; в огородах выращивались бобы, чеснок, мак, дыни, арбузы, огурцы; в садах – яблок*г, груши, грецкие орехи; из конопли дауры давили масло. Дауры ^{16 занимались также скотоводством. Они имели лошадей, коров, свиней п овей. Для обработки земли дауры использовали волов.}

Подсобным занятием для дауров являлась охота на пушного зверя; в окрестных лесах было так много соболей, рысей, чернобурых и красных лисиц, что всего лишь одни день охоты приносил богатую добычу в виде десятка и больше соболей. Естественно, после суровой природы севера «Приамурье показалось русским каким-то земным эдемом, в котором налицо было все, чего только можно было пожелать, начииая с винограда, который рос в диком состоянии. и кончая корабельным лесом»

В целях объясачения дауров Поярков взял в заложники даурского князька Доптыула. Из его рассказов •выяснилось, что металлы доставляются в Даурию из Китая, а что в ней самой «серебро не родится», виденные же русскими у дауров предметы из серебра все были китайского происхождения.' Аманат (заложник) рассказывал также и про роскошь и богатство китайского губернатора, управлявшего пограничной с Даурпей провшщн-•ей, про его город, окруженный мощными деревянными стенами, про войска, снабженные, помимо луков, огнестрельным оружием и даже пушками. От Доптыула русские узнали, что у самих дауров имеются укрепленные города с сильными гарнизонами.

Поярков не смог привести дауров «под высокую государеву руку». Произошло несколько горячих схваток для русских неудачных. Доптыулу, несмотря на строгий присмотр, удалось все-таки бежать. Дауры шападали на русский острожек, гарнизоц которого страшно страдал от голода. К тому же, почти половина людей Пояркова была серьезно ранена, и когда с Гонама прибыли, наконец, суда с продовольствием, 40 человек уже умерли от истощения и ран. ¹⁷

С оставшимися и вновь пришедшими людьми Поярков отправился вниз по Зее, берега которой были густо заселены даурами. В устьях Зеи обитали джючеры, родственные даурам и своим бытом ничем не отличавшиеся от них. Джючеры не позволили русским высаживаться на берег. Поярков послал 25 человек разведчиков; джючеры перебили их, вернулось только двое. С Зеи выплыли на широкую реку, принятую сперва за Шилку, на самом деле это был уже Амур. После четырехдневного плавания по Амуру, в этих местах населенному пашенными джючера* ми, достигли страны ачанов или иатков, по образу жизни не имевших ничего общего ни с даурами, ни с джюче-рами. У ачанов не было пашен и огородов; скотоводства тоже не существовало; вместо лошадей они пользовались-собаками; питались они рыбой, из кожи которой необычайно искусно делали себе одежду («рыбьекожие ачаны»). Дальше по Амуру на его низовьях обитали гиляки, подобно ачанам жившие исключительно рыболовством. Бесстрашно выплывая в маленьких берестяных лодках в открытое море, они достигали Сахалина, где, по их словам, жили (родственные им) «волосатые люди» (айносы). Воинственные гиляки ходили полуголые в одежде из звериных и рыбьих кож, в носу и ушах они носили кольца, для езды пользовались собаками, которых держали по нескольку сотен и больше.

В общем плавание Пояркова по Амуру продолжалось-немногим больше месяца, пока не достигли устья реки, заросшего древовидным камышом. Здесь, захватив аманатами трех гиляцких князьков и объясачив соболями ближайшее население, русские перезимовали. С открытием навигации надо было возвращаться в Якутск. Поярков нг* решился итти прежним путем. Выйдя в море и держась берега, он после опасного 12-дневного плавания к северу высадился в устьях р. Ульи. Перезимовав на Улье и собрав ясак с окрестных тунгусов, Поярков по последнем> зимнему пути перебрался с верховьев Ульи через волок

реку Маю, приток Алдана, и этими реками вышел на Лену. 3 Якутск отряд Пояркова вернулся летом 1646 г., т. е. через три года после отплытия, причем из 127 человек экспедиции уцелела одна треть.

Трудности, перенесенные экспедицией, суровость ее предводителя, страшная потеря в людях никого не смутили. Зато рассказы о том, насколько новооткрытые земли «людны, хлебны, собольны: и всякого зверя много, и хлеба родится много, и те реки рыбиы», а также утверждение, что «тех пашенных хлебных сидячих (оседлых) людей под государеву высокую руку привесть можно»,– вселяли твердую уверенность в возможности не только завоевать Амурскую землю, но и проникнуть дальше в Китай.

В 1647 г. якутские воеводы В. Пушкин и К. Супонев отправили на Амур экспедицию под командой казака В. Юрьева, дошедшего только до границ Даурии. То, что начал Поярков и пытался продолжить Юрьев, несколько лет спустя закончил было Ярофей Павлов сын Хабаров-■Святнтскнй, крестьянин Воложенской волости Устюжского уезда. Родом он был из Сольвычсгодска, вотчины Строгановых, откуда некогда начал свой поход Ермак против Кучу-.ма, хана Сибирского царства, преграждавшего русскому народу путь за Урал. – '

Хабарову, человеку смелому, инициативному, тесно было в Поморье; к тому же он, повидимому, сильно задолжал на родине, в связи с чем в 1628 г. пробрался в далекую Мангазею, а оттуда еще дальше – в Пясиду, на Таймырский полуостров, в качестве целовальника при сборщике ясака. В 1630 г. Хабаров вернулся к себе домой, но два года спустя снова направился в Зауралье. На этот раз после недолгого проживания на Енисее Хабаров окончательно осел на Куте, притоке Лены, «на диком месте, где и русские люди мало бывали». Здесь он устроил солеварницу, поставлял соль в окрестные города, около Усть-Киренгн распах-ал 60 десятин земли, завел мельницу – все это «своим пожичешком», т. с. на свои счет. В качестве крестьянина, переселившегося в Зауралье и занявшегося там хлебопашеством, Хабаров не являлся тогда исключением, потому что, по указанию В. Шунко-1*а, «уже с конца XVI в. начинается прилив в Сибирь волны крестьянского переселения. Менее заметная на первых порах, эта волна уже в XVII в. достигает серьезного, размаха, преимущественно для Западной Сибири»^18.

Дела Хабарова, «крепкого мужика», шли превосходно: он скоро стал крупнейшим хлеботорговцем в Якутском уезде. Из документов Сибирского приказа и Якутского правления видно, что в 1641 г. Хабаров дал взаймы торговому человеку И. Сверчкову 600 пудов муки, в следующем запродал нескольким торговым людям 300 пудов; позднее первый по времени якутский воевода П. П. Головин взял у него для нужд казны 3.000 пудов хлеба. На волоку наемные работники Хабарова занимались выгодным для их хозяина извозом на Лену; отряды (человек по десять) хабаровских «покрученников» ^{19 в тайге «промышляли соболя». Энергичный, бывалый, как тогда говорили, «опытовщик», Хабаров охотно брался за разные промыслы, сулившие прибыль. Получаемые от дел средства Хабаров пускал в рост. Благосостояние его увеличивалось с каждым годом и создало ему почетное положение: он начинает писаться «торговым человеком» в официальных документах мирской общины, на Ленском волоку имя Хабарова ставится на первом месте. Но вот с Хабаровым случилась большая беда.}

В 1645 г. Хабаров жаловался на то, что воевода Головин совершенно разорил его: под каким-то предлогом он отобрал у Хабарова все наличные запасы хлеба, отписал

в казну солеварницу и мельницу, а самого «опытовщика» держал «за приставом» (в тюрьме). Выпущенный на свободу, Хабаров, которому казна ничего не заплатила за рекви* эированный хлеб, совсем было собрался вернуться на Русь, но потом раздумал. В Сибири наступило тогда время большого экономического оживления, период смелых замыслов и предприятий, питаемых слухами и рассказами об Амурской земле. Экспедиции туда давали надежду на богатейший ясак, что, разумеется, хорошо было известно Хабарову, в голове которого созрел план, открывавший для его предприимчивости широчайшие горизонты. Упорная мысль Хабарова сосредоточилась на юго-востоке Сибири, на «земном рае», Даурской земле.

В 1649 г., когда Дежнев уже осваивал Анадырь, в Якутске произошла смена воевод. Из Москвы на Лену ехал но-еый воевода Д. И. Францбеков (Ференсбах), иноземен, перешедший в православие. Он не успел еще доехать до места своего назначения и принять дела, как к нему в Илимский острог явился Хабаров с предложением своих услуг для нового похода в Даурню. Хабаров заявил, что прежние экспедиции на Амур были неудачны по причине незнания кратчайшей туда дороги, которую он, Хабаров, хорошо знает. Хабаров не требовал от правительства никакой поддержки: ему нужно было только разрешение, все остальное он брал на себя, обещая снарядить на свои средства, «без государева жалованья», 1 50 человек. Францбеков, сам предприимчивый крупный делец, весьма искусно умевший сочетать свои личные выгоды с «государевым прибытком», заинтересовался предложением «пашенного крестьянина». Новый воевода не только дал свое согласие на поход в Даурню. но даже сам принял близкое участие в организации экспедиции. Были разосланы особые «памяти» с приглашением «охочих людей» итти в новые места. Откликнулось только 70 человек, но это, разумеется, не могло остановить Хабарова, энергично снаряжавшего экспедицию. На деле

Хабаров только снабжал в долг деньгами на подъем про» Умышленных людей, участников предстоящего похода. Хабаров, правда, сам был тогда без средств, но ему пришел на помощь Францбеков. Воевода открыл Хабарову широкий кредит из государственной казны, дал ему различное оружие (включая пушки), сукна, котлы и инвентарь для заведения пашенных поселений. Сверх этого, в расчете впоследствии с лихвою покрыть свои расходы из походной добычи, воевода предоставил в распоряжение Хабарова и свои личные средства, давая деньги взаймы служилым людям,-примкнувшим к экспедиции. Чтобы ускорить отплытие Хабарова, нуждавшегося для похода в запасах продовольствия, Францбеков реквизировал бесплатно хлеб у торговых людей и у них же отобрал принудительно суда, необходимые для даурской экспедиции. Подобный произвол воеводы вызвал сильные нарекания против него и Хабарова со стороны торговых людей, среди которых были лица, имевшие связи с центром. В результате всего этого якутский дьяк П. Стельшин впоследствии доносил в Москву, что поход на Амур был предпринят Хабаровым и Францбековым с своекорыстными целями и что воевода, ссужая деньги служилым людям, брал с них 50 процентов, удерживая в свою пользу их жалованье и пр. В своем донесении Стельшин •указывал и на незаконность назначения Хабарова начальником похода с званием «приказного человека», ибо Хабаров, как крестьянин, не имел даже права уходить со своих пахотных земель; к тому же, по мнению дьяка, Хабарову вообще «даурская служба и посольская речь не за обычай (была), потому что он нигде на службе, ни в посольстве не был и ничего опрично пашни не знает». Донесение дьяка имело под собой почву, так как Францбеков, действительно, придал частнопромышленной экспедиции характер государственного предприятия, а самому Хабарову создал официальное положение «приказного человека». За все это и за многое другое воеводе и Хабарову пришлось позднее «дер-

н '>*'■** '* ^#

б. «Русские на севере»* * . 65

жать ответ». Но это произошло гщс нс так скоро, а пока что экспедиция была снаряжена и осенью 1649 г. тронулась в путь по Лене, Олекме, Тугиру и Урке, впадающей в Амур.

Это и был тот более короткий путь в Даурию, о котором говорил Францбекову Хабаров.

Зима застала Хабарова в устьях Тугира, и только весной 1650 г. его флотилия вышла на Амур, прямо во владения Лавкая. Хабаров хотел как можно скорее увидеть самого Лавкая, чтобы узнать от него, где находятся сере– ^ ₁ бряные рудники. Но страна на много десятков верст вокруг 'оказалась покинутой жителями. Население, устрашенное .походом Пояркова, бежало, узнав о новом приближении .русских. Первый же по пути городок-крепость, Албазин,

:принадлежавший Лавкаю, стоял пустой. Рассчитывая захватить где-нибудь аманатов, Хабаров пошел вниз по реке сухопутьем, держась левого берега. Через полтора дня дошли до второго городка, тоже пустого. Приближаясь к третьему, русские увидели пять человек, ехавших к ним навстречу. Это был сам князь Лавкай с двумя братьями, зятем и рабом. Остановившись на расстоянии голоса, дауры начали переговоры через толмача-тунгуса. Лавкай желал знать причину прихода русских. Ему объяснили, что пришли с мирными целями для торговли и привезли ему много подарков. Но Лавкай не поверил этому, сказав: «Зачем обманываешь нас? Мы вас, казаков, знаем: перед вами был у нас один казак, так он сказал, что вас идет с полтысячи, а следом за ва-

* ми идут еще люди; вы хотите всех нас побить и пожитки ‘ наши пограбить, а жен и детей в полон взять,– оттого мы

и города бросили». Хабаров стал уговаривать князьков платить русскому государю дань. Он уверял, что удовлетво-

• рится умеренным ясаком, за что дауры могут ожидать от

его царского величества защиты и великой милости. Братья -Чавкая стали колебаться, но сам Лавкай, поворотив коня, быстро ускакал, а за ним и другие; догнать их пешими было невозможно. ‘ * ' '

Не надеясь настичь отступившего Лавкая, Хабаров не пошел дальше пятого, также пустого, городка и повернул назад в Албазин. Это была настоящая крепость с пятью башнями, рвами, тайниками и предстенными укреплениями. Расположенный на р. Урке (притоке Амура), откуда начиналась дорога на Лену через р. Тугир, Албазин оставлял тыл русских свободным. В Албазиие казаки нашли много ям с хлебным зерном. Амур изобиловал рыбою, а в окрестных лесах водился первосортный соболь и другой ценный зверь. Перезимовать в Албазнне с тем, чтобы по весне про* должать поход, было не трудно. Но Хабаров понимал, что дауры приготовились к отчаянному сопротивлению и что с несколькими десятками бойцов нельзя достигнуть успеха. В силу этого, оставив соратников в Албазине, Хабаров в мае 1650 г. неожиданно появился в Якутске, где подал воеводе Францбскову донесение о своей рекогносцировке. К донесению был приложен чертеж пройденных Хабаровым мест с указанием положения даурских крепостей.

Рассказы Хабарова про благодатный приамурский кран, его дремучие леса с пушным зверем, вообще про всю новую страну, которая «против всей Сибири будет украшена и изобильна», привлекли к Хабарову толпы промышленников и «охочих людей». Из них он легко отобрал сто семнадцать человек; сверх этого воевода дал ему двадцать одного казака и три пушки с запасом пороха и свинца. Таким образом у Хабарова составилась теперь рать свыше двухсот человек. Весною 1651 г. Хабаров с вновь набранными людьми вернулся прежним путем в Албазин. С этого момента и началось собственно освоение Даур:ш.

Продвижение Хабарова по Амурской земле является, подлинно боевой эпопеей.

Когда Хабаров возвращался в Албазин, дауры увидели, что русских не так уж много. Они осмелели, перестали убегать и, в свою очередь, сами стали нападать на русских. Хабаров сначала засел в Албазине, откуда рассылал свои

отряды в разные стороны для привода «иноземцев' под высокую государеву руку». Дауры оказывали сопротивление, но несмотря на свою многочисленность не могли устоять «против удали хабаровцев и действия огнестрельного оружия. Все, более близкие к Албазину места, были быстро приведены в покорность и объясачены. Этому способствовало, между прочим, то обстоятельство, что казакам удалось захватить в аманаты жену и сына князька Шилгинея, брата Лавкая. Проведя в Албазине зиму и часть теплого вре-.мени, Хабаров отправил в Якутск казаков Чечигина, Васильева и своего племянника Пстриловского с ясаком, а сам, построив дощаники, спустился вниз по Амуру.

Хабаровская рать двигалась вниз по Амуру, пока не достигла крайних пределов Даурии, города князя .Толги, •• построенного, как слышали русские от туземцев, силами всей Даурской земли и укрепленного «свыше меры». Князь Толга выехал по соседству на пир; воспользовавшись этим,

• казаки взяли большую крепость с налета. Толгинские дауры как будто выразили покорность, согласились платить .ясак, доставляли русским продовольствие; сам Толга с другими князьями остались у Хабарова в качестве заложников. Хабаров собирался прочно обосноваться в этом городе. Он предложил желающим завести пашню, на что откликнулись многие; уже стали по жребию распределять участки •для построек, будущие хлебопашцы покупали у Хабарова инвентарь. Толгин городок должен был превратиться 6 один из крайних русских пунктов на Дальнем Востоке. Но все это длилось очень недолго: ранней осенью все окрест-•ные дауры сразу поднялись и ушли. Заставить их вернуться не удалось. Зимовать в Толгином городке не представлялось возможным, так как вокруг хлеба не было. Хабаров двинулся дальше по стране джючеров, а зазимовал еще дальше в земле ачанов, «рыбьекожих», как прозвал их Поярков, где был построен острог.

Зима прошла спокойно, но в койне марта 1652 г. под небольшим Ачаиским городком появилось враждебное СЗ

манчжурское войско в количестве тысячи человек с огнестрельным оружием—«сила богдойская, все люди конные и куячные», т. е. одетые в панцыри ^г. Проломив стену, они пошли на штурм. Был момент, когда казалось, что они непременно одолеют осажденных. Но казаки, стреляя из пушек и пищалей, внезапно сделали отчаянно смелую вылазку, отбили у врага две пушки, а затем наголову разгромили его. «И нападе на них,– доносил Хабаров,– богдоев, •страх великий, покажись им сила наша несчетная, и все до-. статные богдоевы люди от города и от нашего бою побежали врозь. И круг того Ачанского городка, смекали мы, что побито богдоевых людей и силы их 576 человек наповал, а нашей силы казачьи от них легло, от богдоев, десять человек, да переранили нас, казаков, на той драке 78 человек». Это было так неожиданно, что русские сами не верили действительности происшедшего. После разгрома «богдоев» наступило затишье, ни один «иноземец» не показывался около Ачанского городка. Но Хабаров понимал всю опасность своего положения: он даже не знал, где ему зимовать; «в Даурской земле,– писал он в Якутск,– сесть нигде не смеем, потому что тут Китайская земля близко, и войско приходит на нас большое, с огненным оружием».

•В апреле 1652 г., оснастя^свои суда, Хабаров двинулся обратно вверх по Амуру и вскоре встретил Чечигу с вспо-■могательным отрядом (27 казаков и 110 промышленников). Выяснилось, что Чечига выслал от себя небольшой отря-дец под командой И. Нагибы для разведывания, где находится Хабаров. Но Нагиба не встретился с последним, и значительная часть казаков хотела вернуться назад на поиски Нагибы. Хабаров, не очень-то считавшийся с желаниями своего «войска», наотрез отказал нм в этом. Тогда на трех судах хабаровской флотилии вспыхнул настоящий бунт.

' ¹ Богдойская земля – земля богдыхана (ве.игхого хана), т. е.

житайского императора.

.136 человек во главе с десятником Костькой Ивановым, захватив войсковое знамя, порох и другое казенное имущество, двинулись на своих судах вниз по реке. Погромив ,по пути гиляков и забрав у них аманатов, бунтовщики поставили среди Гиляцкой земли острог, рассчитывая отсюда собирать ясак с покоренных туземцев. Месяца через полтора на них нагрянул Хабаров с верными казаками, осадил острог и начал обстреливать его. Осажденные, понимая бесполезность сопротивления, сдались на милость Хабарова при условии, что их не убьют и не ограбят.

Жалобы торговых людей на насильственные действия воеводы и Хабарова при снаряжении экспедиции, донесение дьяка Стельшина, слухи о жестокости и самоуправстве Хабарова во время похода сделали свое дело. Когда Хабаров в августе 1633 г. находился уже в устьях Зеи, туда приехал из Москвы дворянин Д. Зиновьев. Ему было поручено наградить от имени царя Хабарова и его соратников золотыми медалями за их подвиги; вместе с тем, по заявлению Зиновьева, он должен был «всю Даурскую землю досмотреть и его, Хабарова, ведать». Таким образом, предводитель похода был устранен от командования.

• ' Так как Зиновьев не предъявил царского указа об отрешении Хабарова от командования, последний не хотел было подчиниться. Но Зиновьев, не хуже самого Хабарова, сразу повел дело круто. Зиновьев был дворянин, «чиновный человек», действовавший от имени царя, Хабаров же, в конечном счете, все-таки только богатый «пашенный мужик», с которым можно было не церемониться за многие тысячи верст от Москвы. Зиновьев и не церемонился: он «драл за бороду» победителя Даурии, жестоко бил его. Чтобы избавиться от побоев, Хабаров давал Зиновьеву богатые подарки, остальное тот сам забрал.

Зиновьев, несомненно, вел дознание очень пристрастно, пользуясь главным образом показаниями недоброхотов Хабарова, завидовавших его положению и богатству. Едва ли:

'Хабаров поступал более жестоко, вероломно и корыстолюбиво, чем, например, тот же Поярков, о поведении которого ©о время даурского похода передавались страшные рассказы. Но Поярков тоже был «чиновный человек», и ему все сошло с рук. В то время как Зиновьев вел дознание на Зее, в Якутске воевода Францбеков, покровитель Хабарова, был отрешен от должности и предай суду. Таким образом, общая обстановка сложилась для Хабарова крайне неблагоприятная.

Окончив дознание, назначив на место Хабарова при– казчиком служилого человека О. Степанова, отправив в Китай Т. Ермолина «в посланных», Зиновьев повез Хабаро-* ва, почти как арестанта, в Москву. Здесь после разбора дела в Сибирском приказе все кончилось благополучно для ^;.Хабарова. Летом 1655 г. был объявлен приговор: Зиновьев был признан виновным за принятие подарков и посу-■ лы, а Хабаров оправдан Отобранное Зиновьевым личное | имущество Хабарова постановили ему возвратить. Помимо этого, Хабарова пожаловали в дети боярские и поручили |ему заведывать в Сибири несколькими деревнями Усть-Кутской волости, Илимского уезда. Награждая так Хабарова в целях поощрения других предпринимателей, правительство сочло все-таки нужным отстранить его от дальнейшего участия в предприятии, которому он несомненно повредил образом своего действия.

Последние известия о Хабарове относятся к 1667 г., ког-; да, приехав по делам в Тобольск, он подал воеводе П. И. Годунову челобитную с новой просьбой резрешить ему снаря-;дить на свой счет сто человек и с ними иттн на Амур, чтобы в Даурской земле «ставить города и острожки и завести ²⁰

хлебные пахоты, отчего государю в ясачном сборе и в хлебной пахоте будет прибыль». Каков был ответ на это челобитье Хабарова неизвестно, как неизвестны его дальнейшая судьба и год смерти.

Хабаров оставил по себе большую память среди сибирских поселенцев и много интересных рассказов о своих подвигах. Официально память о Хабарове в середине XIX в. была закреплена в названиях деревни Хабаровой, выше Ки-ренска, где он жил, и города Хабаровска на Амуре.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Я

время царствования первых Романовых Михаила й Алексея (1613—1676) почти все пространство северо-восточной Азии вошло в состав русского государства. С очень небольшими военными силами и ничтожными затратами со •стороны государства это дело было осуществлено преимущественно вольными промышленниками, землепроходцами да казаками по собственной инициативе.